— Миледи! Миледи!

Голос звучал настойчиво — жужжал над ухом, как надоевшая муха. Она безуспешно пыталась отмахнуться от него.

— Леди Эмилин, вы проснулись?

Она повернулась к голосу спиной, и меховое одеяло сползло на пол. Прохладный сухой воздух коснулся плеча. С трудом приоткрыв глаза, девушка обнаружила всего в нескольких дюймах от своего лица темную каменную стену. Неровная поверхность освещена огнем. Повернув голову, она увидела своды и низкий потолок — комнатка была маленькой и темной: единственным освещением в ней служил небольшой очаг.

— Леди Эмилин, — на этот раз голос уже исходил от конкретного человека. — Миледи, наконец-то вы проснулись! — К ней подошла женщина.

Плотная, скорее даже полная, она выглядела достаточно высокой, даже если учесть, что Эмилин смотрела на нее с пола — с постели из шкур, на которой лежала. Незнакомка пересекла маленькую комнатку и встала около девушки на колени. Одета она была в толстое шерстяное домотканое платье, цвет которого подсказывал, что ткань красили луковой шелухой. Лицо над простым вырезом было приятным: круглое, с розовыми щеками и голубыми глазами. Из-под скромного полотняного чепца выбивались волнистые темные локоны. Женщина выглядела совсем молодой — лишь несколькими годами старше Эмилин.

— Меня зовут Мэйзри, леди Эмилин. А это мои сыновья, — она показала на двух маленьких мальчиков, неподвижно стоящих по другую сторону низкого очага. Волосы старшего казались гладкими и блестящими. На свету они выглядели оранжевыми, словно морковка. Младший с серьезным видом сосал палец, наклонив свою золотисто-рыжую кудрявую голову.

— Старшего зовут Дерк, а маленького — Элви, — представила их мать. Мальчики подошли поближе, и Мэйзри наклонилась, чтобы обнять их. Прижавшись к ней, малыши с любопытством разглядывали Эмилин. Она улыбнулась, и младший тотчас заморгал и покраснел. Оба мальчика были одеты в коричневые шерстяные рубахи, темные штаны и мягкие кожаные башмаки. Старшему на вид можно было дать года четыре-пять, а младший казался чуть старше Гарри — едва начал ходить.

Эмилин вновь перевела взгляд на мать. Вспомнив, кто принес ее сюда, она неожиданно для самой себя ощутила тень разочарования. Ведь это Черный Шип спас ее прошлой ночью — значит, он вовсе не погиб, как все считали. Но утомленный и вялый ум не отметил этого. Плохо то, что у него, очевидно, есть и жена, и дети.

Эмилин казалось невероятно странным, что он превратился в добропорядочного семейного крестьянина. Но ведь прошло уже несколько лет. Разве стал бы он дожидаться, пока вырастет маленькая девочка, с которой он когда-то встретился в лесу? Разве знал, как часто она о нем думает?

Девушка поднялась, и покрывало осталось лежать на постели. С удивлением она обнаружила, что совсем раздета, и невольно стала искать глазами, чем бы прикрыться.

— Где моя одежда? — в панике почти закричала она.

— Здесь. Теперь она, должно быть, уже совсем сухая.

Эмилин оглянулась и с облегчением увидела и свои два плаща — синий и зеленый, и голубое шелковое платье, и белую рубашку, и рейтузы, и ботинки — все это оказалось разложенным и развешанным на скамейке около очага.

— Вы, должно быть, страшно продрогли в этой мокрой одежде. Я слышала, промокли насквозь и замерзли почти насмерть.

— Я очень плохо помню ту ночь, когда ваш муж спас меня, — отвечала Эмилин.

Мэйзри с минуту пристально смотрела на девушку.

— Миледи, — наконец произнесла она, — вас спас вовсе не мой муж. Это был Черный Шип. Он и ухаживал за вами до нынешнего утра, а сегодня пришел к нам на ферму и попросил меня помочь. Мы здесь с полудня. А вы проспали почти сутки. Сейчас ведь уже вечер.

Эмилин задумалась, стараясь осознать услышанное. Едкий дым очага мешал смотреть, но, к счастью, откуда-то из дальнего угла комнаты неожиданно долетел поток свежего воздуха, и дым немного рассеялся. Девушка потерла глаза и ощутила, что голова ее раскалывается от тяжелой пульсирующей боли.

— Так значит, вы не жена Шипа? — озадаченно переспросила Эмилин, не в силах пока понять, что же произошло на самом деле. Она проспала сутки. Шип ухаживал за ней прошлой ночью — значит, он и раздел ее. Девушка покраснела, не в силах вспомнить ничего, кроме теплых сильных рук и низкого успокаивающего голоса у самого ее уха.

— Мой муж — Элрик Шеферсгейт. Мы живем совсем рядом с Кернхэмом — ближайшей отсюда деревней в долине. Элрик занимается разведением овец, — пояснила Мэйзри, погладив яркую головку Дерка. Руки ее оказались тонкими, изящными, с гладкой и ухоженной кожей.

Женщина с сочувствием посмотрела на Эмилин:

— Бедняжка, я вижу, что у вас страшно болит голова. Сейчас я принесу вам попить. — С этими словами Мэйзри направилась к полке, которая представляла собой естественную нишу в каменной стене. Выбрав среди стоящей там посуды кружку, она нагнулась, чтобы зачерпнуть воды из деревянного ведра.

Эмилин оглядела комнату. Посреди земляного пола, ограниченный со всех сторон камнями, пылал костер. Стены выглядели темными и блестящими, потолок низким и неровным, а окон не было совсем. Скамейка, шкаф и несколько деревянных табуреток — вот и вся мебель. Входная дверь скрывалась за углом, поэтому ее не было видно — догадаться о ней можно было лишь по краю развевающейся занавески. Эмилин поняла, что на самом деле это вовсе не комната, а пещера.

Вернувшись к девушке, которая лежала на покрытой шкурами соломенной постели, Мэйзри встала на колени и протянула ей воду — прохладную и с привкусом мокрого дерева. Эмилин глотнула и тут же сморщилась от острой боли в виске.

— У вас огромный синяк, миледи. Теперь, когда вы проснулись, я смогу обработать его мазью, но прежде, конечно, вам надо одеться. — Она повернулась к мальчикам: — Дерк, вы можете разделить яблоко пополам с Элви. Смотри только, чтобы он не ел семян и кожуры. И поиграйте-ка вон там, в углу.

Дети устроились на полу с кучкой деревянных солдатиков, и скоро из их угла раздались звуки яростной битвы. Мэйзри принесла Эмилин ее белье и платье, все помятое и в подтеках от воды, но сухое и теплое. Девушка оделась и снова бессильно опустилась на постель.

— Если бы у вас нашлось немного мяты или ромашки, я могла бы приготовить настой от головной боли, — почти шепотом попросила Эмилин.

— Я принесла кое-какие травы. Дайте-ка, я сверну эту шкуру… вот так, — Мэйзри сложила одеяло и получилась удобная толстая подушка. — Отдохните, миледи; сейчас я приготовлю ужин и сразу займусь вами.

Эмилин откинула голову. Мех оказался мягким и приятно согревал. Мэйзри уверенно и быстро двигалась по пещере. Она подбросила в очаг сухих поленьев, и огонь весело затрещал. Потом поставила воду в небольшом железном чайнике, одновременно не переставая помешивать содержимое котелка, который уже шипел на железной проволоке низко над огнем. Хозяйка на минуту вышла через маленькую дверцу в дальнем конце комнаты и вернулась с кувшином и винной флягой. Поставив их на низкую скамейку, положила рядом несколько буханок черного хлеба и головку молодого сыра. Все это она накрыла салфеткой.

Приготовив ужин, Мэйзри поставила на пол у ног Эмилин круглую корзинку и присела сама.

В корзинке оказался целый набор полотняных мешочков и пузатый глиняный кувшин.

— Как вы поранили голову, миледи?

— Упала со своего коня, и он ударил меня копытом, — призналась девушка.

Мэйзри понимающе кивнула и своими мягкими, нежными пальцами аккуратно дотронулась до распухшего виска подопечной, а потом обеими руками ощупала ее голову.

— Шип просил меня прийти сюда, потому что я немного знакома с врачеванием. Он страшно волновался за вас, миледи. Мне он даже показался безумным — так испугался, что не может вас разбудить. Но ничего странного в вашем сне не было — просто вы ужасно измучились и исстрадались, бедняжка.

Эмилин лениво слушала, почти мгновенно расслабившись от теплого прикосновения Мэйзри, нежного, как ласка ангела. Хотя синяк болел, целительная энергия ее рук, казалось, облегчала страдания.

Мэйзри порылась в корзинке и, достав оттуда несколько мешочков, отложила их в сторону.

— У вас на голове еще и огромная шишка, моя госпожа. Она, должно быть, страшно болит. Я приготовлю горячий успокаивающий настой. Он снимет боль и уменьшит опухоль. Но прежде — немного мази из трав. — Мэйзри открыла кувшин и опустила в него пальцы. — Я готовлю ее главным образом из листьев и добавляю немного каштанового и миндального масла. Это хлопотно, но очень помогает в подобных случаях. У меня есть и травяной настой для мытья волос, но вам пока не стоит мочить голову. — Она намазала висок Эмилин какой-то ярко-зеленой мазью. Дерк увидел это из своего угла и рассмеялся, Элви засмеялся потому, что засмеялся брат, и Эмилин улыбнулась в ответ.

— Ты замечательный лекарь, Мэйзри, — признала она.

— Бог послал мне этот дар. Ко мне приходят многие, причем приводят не только своих родных, но и скот. — Женщина светло улыбнулась. — Я всегда стараюсь сделать все, что могу, кого бы мне ни пришлось лечить. Бабушка много рассказывала мне о старых обычаях, травах, растениях и всем прочем, а кое-что я узнала и сама. — Она закончила накладывать мазь и тщательно вытерла руки тряпкой.

Заглянув в отобранные мешочки, Мэйзри взяла из каждого по щепотке сухой травы и завернула смесь в чистую тряпочку, а потом опустила сверток в кипящую воду — в меньший из двух стоящих на огне котелков.

— Ты хорошо знакома с Черным Шипом? — после долгого молчания спросила, наконец, Эмилин.

— Да, хотя он часто надолго пропадает, да и вообще не слишком общителен. Он у нас здесь за лесника — помогает монахам, которым принадлежит эта земля.

— И давно ты с ним знакома? Мэйзри кивнула:

— Да, достаточно давно. — Размешав настой, она налила горячую душистую жидкость в чашку и подала больной.

Осторожно отхлебнув, Эмилин ощутила приятный вкус мяты, легкий аромат ромашки и еще каких-то трав, которых не знала. Прислонившись спиной к стене, крепко сжала теплую деревянную кружку.

Мэйзри присела рядом с Эмилин.

— Восемь лет назад Элрик нашел Шипа на болотах почти мертвым, со стрелой в легких. Он был очень, очень плох. — Она покачала головой, вспомнив события тех времен. — Несколько недель мы не знали, выживет он или умрет, хотя я делала все, что могла, и молилась за него день и ночь. Он долго жил у нас — пока не выздоровел — и все время прятался.

— Значит, ты знаешь, кто он такой на самом деле? — осторожно спросила Эмилин. Мэйзри сощурила глаза:

— Знаю. А вы, миледи?

— Мой отец той роковой ночью помог ему. Сначала мы думали, что ему удалось благополучно скрыться, но потом прошел слух, что он погиб. — Эмилин подняла глаза на свою спасительницу.

Женщина кивнула.

— Так вот оно что, — тихо проговорила она. — Он упоминал сегодня, что в долгу перед вами. А слух о его смерти мы распускали специально — он сам просил нас об этом. Юноша оставался у нас до тех пор, пока не окреп, и мы говорили всем, что это мой кузен. Когда же он ушел, то редко давал о себе знать. Хотя в последние два года начал время от времени появляться. — Мэйзри рассмеялась. — Но все это время мы не нуждались ни в чем: он присылал нам деньги и продукты, оказывал всяческие любезности. Он заплатил нам во много раз больше того, что остался должен. Черный Шип — хороший человек, у него благородное сердце. И он понимает, что такое благодарность. Если он считает, что обязан вам, то сделает все, чтобы отдать долг.

— Он спас меня прошлой ночью. Этого вполне достаточно.

— Вполне возможно, что сам он считает иначе. Он ничего не забывает. Но знаете, что говорит древняя мудрость: лучше старые долги, чем старые распри.

Мэйзри отошла, чтобы помешать что-то в котелке, и через несколько минут Эмилин получила миску горячего ароматного супа, толстый ломоть хлеба с сыром и маленькую чашку чего-то крепкого из винной фляги. Она ела с жадностью, макая куски хлеба в суп, чтобы не оставить ни кусочка овощей и ни капли бульона. Сыр был мягким и сочным, а медовая настойка приятно обжигала рот.

Мэйзри накормила детей, а потом и сама немного поела. Когда же с ужином было покончено, она сполоснула посуду и уселась у огня, напевая детям колыбельную. Убаюканная песней, Эмилин совсем расслабилась и снова задремала.

— Элрик! — Громкое восклицание разбудило Эмилин, и она с трудом села на постели. В пещеру вошел мужчина очень высокого роста и плотного сложения. Одет он был в плащ, рубаху и широкие штаны — все коричневого цвета. Огненно-рыжая копна густых и спутанных волос окружала его голову, а такого же цвета борода закрывала почти все лицо.

Мэйзри поспешила к мужу, а Дерк до тех пор терся об его ноги, пока отец не поднял его, посадив к себе на плечо. Мэйзри представила мужа Эмилин, и великан застенчиво кивнул ей через огонь очага. Девушка улыбнулась, но в эту минуту внимание ее привлек другой человек, только что вошедший в пещеру.

Черный Шип тепло улыбнулся Мэйзри и Дерку, пробормотав приветствие небрежно, как старым добрым знакомым. Он посмотрел на Эмилин сразу, как только вошел, но наклонился к Мэйзри, тихо расспрашивая ее о чем-то и внимательно слушая ответы.

Эмилин наблюдала за ним, как зачарованная. Стоящий перед ней мужчина вполне соответствовал тому образу, который ее память сохранила с детства. Он был высок — хотя и не такого гигантского роста, как Элрик. Строен — длинные ноги в коричневых шерстяных штанах лишь подчеркивали силу легкой фигуры. Тело казалось худым, узким в бедрах, а плечи широкими и прямыми. Одет он был в короткую кожаную куртку, украшенную металлическими кольцами. Под курткой — коричневая рубаха, подол которой доставал почти до колен. На ногах — высокие кожаные ботинки со шнурками, тоже кожаными. Зеленый капюшон, откинутый назад, лицо с короткой густой бородой. Темные вьющиеся волосы до плеч.

Поговорив с Мэйзри, молодой человек легкой походкой подошел к Эмилин. Сердце девушки забилось быстрее — подняв голову, она настороженно разглядывала своего спасителя. Огонь окрасил его лицо в красный и золотой цвет, четко обрисовав все черты: орлиный нос, густые темные брови, смело разлетающиеся над зоркими глазами. Наклонившись, Черный Шип в свою очередь внимательно разглядывал ту, которая теперь казалась ему почти незнакомкой.

— Приветствую вас, миледи, — наконец проговорил он и присел на корточки рядом с девушкой.

Уголок его рта приподнялся в полуулыбке, а Эмилин, наконец, удалось заглянуть ему в глаза, обрамленные густыми ресницами. Глаза эти оказались светлыми, но какими — голубыми, зелеными или серыми — девушка не смогла определить, мешал свет очага. Он, несомненно, был хорош собою, почти красив, но особой — необузданной, темной, дикой красотой. Эмилин видела, как в каждом его движении, даже в малейшем изменении выражения лица сквозила мужественная сила, за которой таились нежность и мягкость.

После всех этих долгих лет Черный Шип стоял рядом с ней. Внезапно осознав, что смотрит на него с раскрытым ртом, девушка поплотнее сжала губы.

— Я вижу, Мэйзри уже успела обработать вашу рану, — заметил Шип. Эмилин подняла руку к голове и только сейчас поняла, что почти половина ее лица покрыта весьма непривлекательной зеленой мазью.

Шип взял ее руку в свою — прохладную и сухую.

— Не трогайте, миледи, пусть останется. — Касаясь длинными пальцами ее кожи, он медленно убрал спадающие на лицо густые волосы. Несколько золотистых прядок прилипли к щеке, и он осторожно отвел их назад. От этого легкого прикосновения мурашки побежали по телу девушки. Какой-то забытый образ или чувство, как смутное воспоминание, промелькнул в ее мозгу и сейчас же пропал.

— Вам лучше заплести волосы, а то они станут ярко-зелеными. Особенно такие светлые и густые. Мы все испытали на себе волшебное действие зеленой мази, которую готовит Мэйзри. — Он снова улыбнулся своей особой улыбкой — уголком рта, наполовину закрытого густыми усами и бородой. Голос его звучал глубоко и мягко.

Сидя, Черный Шип оперся спиной о стену и подогнул одну ногу, рукой накрыв колено. Мэйзри подала ему миску и кусок хлеба, а через минуту вернулась с чашкой, до краев наполненной элем. Молодой человек поблагодарил и принялся за еду. Эмилин наблюдала за ним, но, случайно встретив его взгляд, в смущении быстро отводила глаза. Элрик ел, сидя на полу у очага рядом с женой и Дерком, старшим из сыновей. А младший, Элви, сладко посапывал, свернувшись клубочком на постели из шкур.

Шип одним длинным глотком выпил эль и принялся вертеть кружку, зажав ее между большим и указательным пальцами.

— Что вы помните из событий вчерашней ночи? — поинтересовался он, пристально глядя на Эмилин из-под густых ресниц. Свет и тени причудливо играли на его лице.

Эмилин сощурилась. Голова ее снова начала болеть, а мысли казались такими же дымными и неяркими, как небольшой костер.

— Я могу вспомнить очень мало, — наконец ответила она. — Совсем не соображаю сейчас. Извините.

— Это совсем не удивительно, — мягко заверил собеседник. — Когда я вас нашел, вы уже почти замерзли и потеряли сознание от удара по голове.

Проглотив еще немного уже почти остывшего настоя, девушка осознала, что неясность мыслей в нервозность вызваны не только усталостью и раной. Присутствие этого красивого и сильного человека заставляло ее чувствовать себя так, как будто ее с бешеной скоростью крутят на чем-то. Вспомнив ощущение уюта в его руках, девушка покраснела.

— Я видела — или мне казалось, что видела — Лесного Рыцаря. Мой конь от страха стал на дыбы, я упала, а потом пыталась убежать от чудовища. Потом вы нашли меня. Помню, что слышала, как вы назвали себя. После этого… — она пожала плечами.

— После этого вы довольно скоро оказались на моем плече, — продолжил Черный Шип. — А Лесной Рыцарь — всего лишь легенда, миледи. Я услышал странные звуки и подошел поближе, чтобы посмотреть, ожидая увидеть какое-нибудь животное, попавшее в ловушку. А вместо этого обнаружил промокшую и промерзшую до костей девушку, вцепившуюся в дерево.

Эмилин открыла было рот, чтобы настоять на своем и доказать, что она действительно своими глазами видела какое-то лесное чудовище, но Черный Шип осторожно взял ее за подбородок и повернул лицом к огню.

— Так поведайте же мне, леди Эмилин, что вы делали в лесу вчера ночью? — В голосе его послышались настойчивые нотки.

— А вы, сэр, поведайте мне, откуда вам известно мое имя!

Мужчина нежно погладил ее щеку, и она вздрогнула, с нетерпением ожидая его ответа.

— Много лет назад мы с вами уже встречались, — наконец негромко произнес Черный Шип.

— Да, — прошептала Эмилин, пытаясь унять свое трепещущее сердце. — Я знаю…

— А сейчас нам нужно поговорить. Мы можем вполне откровенно обсудить ваше положение здесь. Элрик и Мэйзри — мои верные друзья.

Мэйзри наклонилась и тихо что-то сказала Дерку. Мальчик серьезно кивнул и молча начал укладываться на ночлег рядом с братом. Элрик дождался, пока глаза сына закрылись, и тихо заговорил. Голос его напоминал раскаты грома:

— В Кернхэме сегодня рыскали солдаты. Спрашивали, не видел ли кто леди Эмилин. — Он бросил быстрый взгляд на своего друга. — Когда они остановились на краю поля, где я пахал, я ответил, что ничего не знаю.

— Как они выглядели? — в тревоге спросила Эмилин.

— Их было четверо, все хорошо вооружены, одеты в красные — нет, скорее, цвета ржавчины — плащи; насколько я знаю, это форма свиты Уайтхоука.

— Вы знакомы с Уайтхоуком? — поинтересовалась Эмилин.

— Граф хорошо известен в этой долине, миледи, — отвечал Элрик, — мы же недалеко от Хоуксмура, владения его сына. А самое главное, граф изо всех сил пытается заполучить эту землю.

— Так ему нужна именно эта долина? — Девушка вспомнила свой разговор с Шавеном по поводу земельного спора, из-за которого и разгорелась война Черного Шипа с Уайтхоуком.

— Граф уже много лет ведет тяжбу с Вистонберийским и Болтонским аббатствами. Оспаривает собственность на земли в долине, — пояснил Шип. — Хотя оба монастыря расположены южнее — ниже по реке, — у монахов здесь большие участки, тысячи акров. Причем очень хорошей земли. На ней процветают фермы и пасутся тучные стада. А лорд Уайтхоук настаивает на том, что эти владения принадлежали его жене и теперь по наследству перешли к нему: и фермы, и стада, и прибыль от них — все, что здесь есть. А недавно он прислал рабочих, чтобы заложить фундамент замка в верхней части долины.

— Мы с Элриком обрабатываем кусок земли, принадлежащий Вистонберийскому аббатству, и выращиваем овец — тоже по соглашению с монахами, — добавила Мэйзри. — А живем за счет излишков продукции и части дохода от стрижки овец. Монастырь владеет здесь всем — он забирает почти все, что производится на фермах, и очень хорошо зарабатывает на овечьей шерсти. Можно сказать, что шерсть и дает большую часть богатства.

— А Уайтхоук обращал свои претензии к королю?

— Да, — вступил в разговор Шип. — Уайтхоук уже несколько лет пристает с этим к королю, но до сих пор суд не вынес никакого решения. Дело в том, что вердикт затрагивает Папу Римского — ведь часть земли принадлежит католической церкви. Вот вопрос и откладывается: король Джон и Папа не могут добром ни о чем договориться.

— А как относится ко всему этому сын Уайтхоука, барон Хоуксмур? Он поддерживает претензии отца?

— До сих пор барон ничего не предпринимал, — ответил Элрик.

— Но его земли по соседству с долиной, — заметила Эмилин.

Элрик уселся поудобнее и пригубил из своей кружки с элем.

— Да, Хоуксмур всего в нескольких милях к серверу отсюда, но его отделяет река. Да и вообще он отстоит довольно далеко от центра долины, где расположены самые тучные пастбища. Так вот. До сих пор барон не участвовал в споре, но тяжба сама собой перейдет к нему, случись что-нибудь с отцом до того, как спор уладится.

— Так что, миледи, мы здесь не можем не ощущать присутствия Уайтхоука, — заключил Шип. Мэйзри наклонилась вперед:

— Как вы оказались в одиночестве в лесу, миледи, и почему вы скрываетесь от людей Уайтхоука?

Эмилин молча оглядела всех своих собеседников, ее испуганные и встревоженные глаза казались огромными. Элрик и Мэйзри терпеливо ждали ответа, их лица, освещенные огнем очага, были красивы своим спокойствием и уверенностью. Кольцо теплого света как будто объединяло всех сидящих здесь. Девушка застенчиво взглянула на Шипа. Он пристально, не отводя взгляда, смотрел на нее. Глаза излучали такую спокойную силу, что в их лучах все опасности казались далекими и легко устранимыми. На мгновение опустив взор, девушка вознесла к небесам молитву. Она очень хотела верить этим людям. И очень нуждалась в их помощи.

— Я надеюсь, — наконец заговорила она, — что вы все-таки не очень верите Уайтхоуку и не выдадите меня ему.

Эмилин неторопливо и подробно начала рассказывать своим новым друзьям печальные обстоятельства своей странной помолвки, а потом поведала и о роковой встрече в лесу, из-за которой она осталась одна в окутанной туманом лесной глуши.

— Когда Лесной Рыцарь появился на нашей тропинке, я побежала и заблудилась. А тот человек, который разыскивает меня сейчас, — это барон Хью де Шавен.

— А почему вы убежали, миледи? — поинтересовалась Мэйзри.

— Церковь осуждает такие помолвки, считая их бесчестными и греховными, хотя мужчины и настаивают на принудительных браках. Говорят, что Уайтхоук страшно жесток, и я не могу по доброй воле выйти за него. Поэтому единственное, что мне остается, — это скрываться. — Эмилин обвела взглядом внимательные лица: — Я твердо решила посвятить себя Богу.

— Вы уйдете в монастырь? — изумленно переспросила Мэйзри.

— Да, но в моей жизни есть еще кое-какие обстоятельства. Мои маленькие братья и сестра сейчас в Хоуксмуре. В плену. — Эмилин непроизвольно изо всех сил сжала пальцы.

Подняв глаза, она встретилась взглядом с Шипом. Он медленно кивнул, чтобы она продолжала.

— Лорд Уайтхоук пугает меня, — тихо продолжала Эмилин, — а вступление в монастырь станет моим покаянием — ведь я нарушила помолвку. Я приму это. Но боюсь, что мои дети пострадают из-за меня. — Девушка тяжело вздохнула. Слезы наполнили ее глаза и готовы были скатиться с ресниц. — Я должна быть уверена в их полной безопасности и спокойствии, если король не позволяет мне самой воспитать их. Только после того, как я устрою их жизнь, совесть позволит мне удалиться от мира. — Что вы будете делать с малышами? Ведь невозможно будет вернуть опекунство, — удивился Элрик. — Это же приказ короля. — Эмилин в задумчивости потерла лоб: — Я должна каким-то образом вызволить их из Хоуксмура. У нас есть родственники в Шотландии, они позаботятся о детях.

Мэйзри не могла поверить своим ушам:

— Вызволить из Хоуксмура? Эмилин пожала плечами;

— Мой дядя — монах в Вистонберийском аббатстве, а старшая сестра — настоятельница женского монастыря. Может быть, они смогут как-то помочь мне…

— Но каким образом монах сможет помочь? — прервал Черный Шип с ноткой раздражения и нетерпения в голосе. — Абсолютно бесполезно просить короля о милости к детям. В его сердце не найдется ни жалости, ни понимания.

— Мой дядя сможет просить опекунства, как старший во всей нашей семье. А поскольку он — служитель церкви, то, возможно, что король и обратит на него внимание. Может быть, Николасу Хоуквуду прикажут отдать детей дяде Годвину. А он уж знает законы и умеет ими пользоваться. Возможно, он пошлет петицию в Ватикан с просьбой об отмене королевского приказа.

— Вот это — реальный шаг. — Черный Шип кинул в огонь маленький камешек с пола. — Но и он может оказаться бесполезным. Дети останутся там, где они есть. — Он взглянул на Эмилин. — Вы не допускаете, что им может быть хорошо в Хоуксмуре? Барон — не злодей и не великан-людоед, леди!

— Я знакома с бароном. На меня он произвел впечатление холодного, самовлюбленного и недоброго человека. И я не оставлю у него своих братишек и сестру. Дети должны расти в добре и любви.

Шип швырнул в огонь еще один камешек, потом еще один. Из костра поднялись крошечные искры. Профиль отшельника четко вырисовывался на фоне огня — лишь длинные, спутанные, непослушные волосы мешали разглядеть его.

— Это в вашей воле, — наконец произнес он так тихо, что Эмилин едва расслышала слова. Потом снова помолчал и продолжал:

— А что будет с вами? Даже если вы уйдете в монастырь, Уайтхоук сможет увезти вас оттуда. Ведь вы обручены — значит, полностью в его власти. Пожелай он — и любой способ окажется годным, чтобы силой заставить вас выйти за него.

Эмилин не думала об этом.

— Все равно я должна пытаться что-то делать, искать выход. Дядя сможет отослать меня к Агнессе в Розберийское аббатство. И, может быть, Уайтхоуку станет лень продолжать борьбу. Ведь он и так уже получил Эшборн — какая разница, в конце концов, со мной или без меня? Шип согласно кивнул:

— Розбери действительно далеко на севере.

— Да. Агнесса ушла в это аббатство после смерти своего мужа. А вскоре отец забрал меня домой из монастыря, где я училась. Сказал, что устраивает мне хороший брак. Но не дожил до него. — Девушка пожала плечами. — Отец никогда бы не выбрал мне в мужья Уайтхоука.

Мэйзри слушала весь этот разговор с огромным интересом и явным, все возрастающим нетерпением. Ей едва удавалось усидеть на месте — с каждой репликой волнение ее все возрастало. А сейчас она не выдержала, и, резко наклонившись вперед, заявила;

— Миледи, если вы уже были помолвлены, все эти королевские указы — полная ерунда. Вы говорите, что отец устраивал свадьбу?

— Переговоры не были завершены. Я даже не знаю имени своего жениха. — Эмилин дрожащей рукой провела по лбу, как будто стараясь снять паутину тупой непрекращающейся боли.

Но Мэйзри твердо стояла на своем.

— Если леди Эмилин уже была обручена или просто обещана другому прежде, чем ее встретил Уайтхоук, он не имеет на нее никаких прав.

Все внимательно взглянули на женщину. Задумчивую тишину нарушало лишь едва слышное потрескивание дров в очаге.

Наконец Эмилин грустно и потерянно улыбнулась:

— Кто теперь женится на мне? Кому я нужна? Ничто не сможет разорвать эту помолвку, и моя единственная дорога — в монастырь. Если Уайтхоук верит в Бога, он поймет и примет мой выбор.

— Чем мы можем помочь вам, леди? — тихо спросил молчавший до этого Элрик.

— Вы уже и так очень помогли мне, я так благодарна! Но завтра утром я должна уехать к дядюшке. Если бы вы смогли дать мне коня или пони, я потом обязательно расплатилась бы.

Мэйзри отрицательно покачала головой.

— Ну уж нет, миледи. Вам необходимы три или четыре дня полного отдыха, иначе головная боль и головокружение еще долго будут вас преследовать. Кто знает, может, за этим огромным синяком таятся серьезные повреждения…

Эмилин вздохнула, прекрасно понимая, что Мэйзри права. Голова очень болела, тело ломило, руки и ноги едва двигались от слабости.

— Наверное, действительно, надо еще немного побыть здесь, — согласилась она.

— А тем временем Шавен как раз и уедет отсюда, — поддержал Шип. — Если, конечно, вы вполне уверены, что не желаете к нему присоединиться.

Эмилин нахмурилась: в его тоне ей послышалась насмешка.

— Я останусь только на день или, в крайнем случае, на два, — настаивала она. — Я должна ехать в Вистонбери. — Но при этих словах на упрямицу вдруг напало какое-то странное — сладкое — изнеможение. Она прислонила голову к меховой подушке и сквозь забытье подумала, а не подмешала ли Мэйзри в свое снадобье какой-нибудь сонной травы.

— Конечно, леди. Вы обязательно поедете к нему, — тихо заверил Черный Шип и наклонился, чтобы укрыть ее одеялом. — А сейчас отдыхайте. У нас еще будет время, чтобы поговорить.

— Я еще когда-нибудь увижу вас? — шепотом спросила Эмилин.

Его лицо было совсем близко, а дыхание овевало лоб. Она даже чувствовала тепло его тела — ощущение казалось странным и умиротворяющим.

— Я здесь — на случай, если понадоблюсь. Спите, — пробормотал он.

Она кивнула, на секунду закрыв глаза. Но потом, когда захотела вновь взглянуть на своего спасителя, уже не смогла их открыть.

Когда Эмилин проснулась, в горле у нее было совсем сухо. Головная боль не прошла, но ум, казалось, прояснился. Закинув руки за голову, девушка потянулась и зевнула, а потом осмотрела пещеру. Никого не было. Слабый свет окрашивал занавеску у входа в розовый и золотой цвет. Значит, уже утро.

Откинув меховое одеяло, так уютно согревавшее ее, Эмилин встала и прошлась по комнате. Ноги плохо подчинялись ей. Девушка зачерпнула воды из ведра и с жадностью начала пить, а потом присела у очага и принялась грызть яблоко. Несмотря на пробивающийся с улицы солнечный свет, пещера оставалась сумрачной. Подобрав колени к подбородку, Эмилин задумчиво смотрела в теплый круг тускло мерцающего огня.

Сердце билось гулко и быстро. Черный Шип вернулся в ее жизнь именно в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. Ни малейшего сомнения не было в том, что бородатый заросший лесник и есть старый враг Уайтхоука. Едва он вошел вчера, она тут же узнала его — знала всегда — так, как будто долгих восемь лет не прошли с той летней ночи, когда они повстречались в лесу. И он смотрел на нее как на старую знакомую — в этом не было сомнения. Этому человеку можно доверять, решила Эмилин. Тем более что он считает себя в долгу перед Эшборнами.

Девушка шепотом прочла благодарственную молитву. Господь послал ей отважного рыцаря. Воина, который сможет вызволить ее малышей; героя, подобного Бивису Хэмтону, Роланду, Ги Уорвику. Он защитит и ее. Эмилин с улыбкой обвила колени руками, устраиваясь поудобнее.

Когда Черный Шип бесшумно проскользнул сквозь занавешенную шторой дверь, Эмилин сидела в глубокой задумчивости. Она не заметила его даже тогда, когда он подошел к ней почти вплотную. Обхватив колени, будто в трансе, смотрела она в огонь. Прекрасные волосы сияли собственным светом — они закрывали спину девушки, спускаясь до самого пола.

Ее тихая красота, окруженная золотым нимбом волос, поразила его. Изящные, отточенные черты лица, тонкие, благородной формы руки. Сутки тому назад, когда он снимал с бесчувственной девушки насквозь промокшую ледяную одежду и заворачивал ее в меховое одеяло, он не мог не восхититься стройностью ее фигуры. Она не была и никогда не станет крупной, хотя и держала себя с гордой грацией, помогающей ей казаться выше. А сейчас, в этой пещере, сидя у его ног, она казалась прозрачной и хрупкой, как самое тонкое стекло.

— Леди Эмилин, — тихо окликнул Черный Шип. Девушка подняла голову и посмотрела на него так, как будто видит впервые.

«Видит Бог, — подумал он, — рана на голове действительно серьезна».

Она смотрела на него взглядом одновременно и сердитым, и чарующим. Нежная линия ее носа резко контрастировала с упрямо очерченным, почти квадратным подбородком. Прямые темные брови придавали выражению еще большую серьезность, а глаза казались голубыми озерами — лишь вокруг зрачков солнечным светом сияли золотые ободки.

Это маленькое личико поражало странным сочетанием своеволия и нежной уязвимости. Сразу возникало желание защитить Эмилин — может быть, из-за того, что она напоминала одновременно и ребенка, и взрослую женщину. В то же время ее образ вызывал непреодолимое физическое желание — огонь страсти разгорался все сильнее. Хотелось хотя бы погладить шелковистую кожу, ощутить ее мягкое прикосновение. Мужчина покрепче сжал кулаки.

— Черный Шип. А мы думали, что ты погиб, — пробормотала девушка.

Вздохнув, он опустился перед ней на колени.

— В каком-то смысле это правда. — Подбросив несколько поленьев в огонь, он палкой пошевелил их, чтобы пламя разгорелось.

— Хотя я тогда была совсем еще ребенком, я запомнила тебя на всю жизнь.

— Я тоже все время помнил тебя, — нежно ответил Шип. — И твоего брата, и Уота. Позже я узнал, что отец твой умер, и семья оказалась в тяжелом положении. Это очень опечалило меня.

— Значит, ты знал, кто я такая, когда нашел меня?

— Конечно, моя госпожа. А ты решила, что я узнал худенького ребенка в этой красивой женщине? — Не в силах дольше сдерживаться, Черный Шип нежно коснулся подбородка девушки. Она опустила глаза и густо покраснела. Он снова занялся углями в очаге.

— Твой отец был прекрасным и щедрым человеком. Его смерть — огромная потеря. А когда прошел слух, что Гай Эшборн в плену, я понял, что скоро тебе может понадобиться поддержка, и старался по возможности быть в курсе дел всей вашей семьи — чтобы появиться в нужный момент.

Эмилин поразилась:

— Так значит, ты знал все, что происходит с нами?

Черный Шип пожал плечами.

— Главный магистрат имеет глаза и уши по всему княжеству, миледи. Когда прошел слух о твоей помолвке с Уайтхоуком, я решил, что не имею никакого права отдавать дочь друга в жены этому порочному человеку. Я хорошо помню свой долг.

— А как ты узнал, что я заблудилась?

— Я знал, что конвой повезет тебя через долину, поэтому мы с Элриком все время наблюдали за вами, хотя в тумане это было очень трудно сделать. И скоро оказалось, что конвой встретил на пути кое-какие трудности. Сначала мы не могли найти тебя в тумане, хотя слышали очень хорошо — ты все время пищала, как раненый поросенок.

Он снисходительно-ласково улыбнулся девушке, и она тут же ответила улыбкой. На сердце сразу посветлело. Господи милостивый, как же умопомрачительно красивы ее волосы и глаза сейчас, когда их освещает пламя костра! В эту минуту, когда они так улыбались друг другу, мужчина снова ощутил волну желания — он отчетливо понимал, как реагирует на эту красоту его собственное тело. Черный Шип еще не решил наверняка, как ему вести себя с этой женщиной, и подобный поворот в собственных чувствах тревожил его и лишал уверенности.

Брови Эмилин нахмурились — темные и густые, как повязка из собольего меха над чистыми глазами, обращенными прямо в душу, и сердце Черного Шипа ответило на этот взгляд гулкими неровными ударами. Снова помог костер — вечный друг и спаситель; присев на корточки, молодой человек опять принялся тщательно помешивать угли. А в голове в это время бушевал водоворот мыслей и сомнений. Что сказать ей? И как? Открыть всю правду сейчас опасно. Но он чувствовал, что доверяет этой девочке, хотя обычно доверие с трудом находило себе место в его сердце.

— Твое лицо кажется мне очень знакомым. Это странно — ведь я с детства не встречала тебя. — Эмилин вглядывалась, наклонив голову и прищурив глаза; — Это так?

Его улыбка моментально растаяла, сменившись каменной непроницаемой маской.

— Ты видишь во мне моего отца, — спокойно произнес он и присел рядом с девушкой.

— Отца?

— Лорда Уайтхоука.

Она выпрямилась, опустив руки, которыми до сих пор обвивала колени, и недоверчиво взглянула:

— Ты — брат барона Хоуксмура? Он пожал плечами и молча развел руками — это был жест сомнения и раздвоенности.

— Боже милостивый! Так значит, долгие годы ты воевал с собственным отцом? Черный Шип кивнул.

— Это долгая история, миледи. Девушка недоверчиво покачала головой и снова попыталась рассмотреть лицо своего нового друга.

— Да, ты, конечно, очень похож на барона, хотя борода и изменяет черты лица. И глаза у тебя совсем зеленые. — Она нахмурилась и прикусила губу, потом, наконец, решившись, продолжала: — Я надеюсь, что ты мой друг. Черный Шип.

Он отвел взгляд.

— Да, разумеется.

— И ты уверяешь, что в долгу перед моей семьей.

— Да, — ответил он, не понимая, к чему она клонит. — И думаю, что когда доставлю тебя целой и невредимой твоему дядюшке, то отдам этот долг сполна.

— Ты мог бы помочь нам не только в этом. — Глаза Эмилин светились решимостью, а Черный Шип боялся услышать ее слова.

— Освободи моих братьев и сестру из замка барона!

Он в задумчивости провел рукой по густой короткой бороде:

— Ты хочешь, чтобы я их похитил или отбил в схватке? — И в голосе, и во взгляде его сквозило удивление.

Девушка вся сияла в теплом свете огня. Глаза блестели, мягкие локоны рассыпались по плечам, жемчужные зубы белели, розовые губы возбужденно приоткрылись. Она кивнула:

— Можно и так. Для тебя это не будет проблемой.

Черный Шип вздохнул. Он прекрасно понимал, что лучший выход сейчас — это холодный отказ.

— Леди, детям не угрожает ни малейшая опасность. Сдержите свое воображение и постарайтесь рассуждать здраво. У меня нет людей, чтобы взять замок приступом. И где же, кроме того, вы собираетесь их прятать?

— Я же уже объясняла — у родственников в Шотландии.

— А как ты их переправишь туда? — Черный Шип снова перешел на «ты». — И что с ними будет, когда ты уйдешь в монастырь? Подумай, девочка! Им хорошо сейчас. Что, если в Шотландии их не примут? Тогда им придется жить в монастыре — с тобой или с твоим дядюшкой!

— Малышам нужна семья. Кроме того, я же обещала отцу… — Эмилин неожиданно замолчала и вскочила на ноги, взметнув вокруг себя голубую шелковую волну. Некоторое время она возбужденно мерила шагами комнату, потом снова заговорила. Сила чувства и гнева в ее голосе поразила Черного Шипа.

— Я обещала отцу, что никогда их не брошу! — Девушка прижала ко рту крепко сжатый кулачок. Но не смогла сдержать рыданье и бессильно закрыла ладонями лицо.

Не в силах помочь. Черный Шип наблюдал почти с отчаяньем за той, что была ему так дорога. Он взял ее руки в свои, чтобы хоть немного поддержать, и Эмилин доверчиво прижалась к нему. Молодой человек осторожно привлек ее ближе, нежно гладя душистые волосы, ласково похлопывая по плечу — до тех пор, пока приступ отчаянья не начал ослабевать.

— Успокойся, — прошептал он. — Успокойся. Ты же не сделала ничего дурного.

Девушка всхлипнула уже тише и прижала ладони к груди друга.

— Мы с Гаем дали обещание отцу. Но Гая уже тоже нет. Поэтому обещание ложится на меня одну, и я обязана сдержать его.

— Обещание — это святая вещь, — пробормотал Черный Шип в мягкую пелену ее волос. — Я прекрасно понимаю это. Понимаю и то, что потерю отца невозможно восполнить. Но позволь мне повторить: ты не виновата в том, что потеряла детей.

— Я должна чтить память отца и его заветы. — Голос девушки дрожал от волнения. — Это было последнее, что он сумел сказать мне. О Господи! — Она снова заплакала. — Я не вынесу разлуки с ними. А если что-то случится… — она не смогла закончить.

Черный Шип держал Эмилин в своих объятьях и, не переставая, поглаживал ладонью по спине. Приглушенные рыданья сотрясали худенькое тело, и он нежно провел рукой по ее шее, тонкой и беззащитной, как у младенца. Волосы ее пахли дымом и травами, и вся она казалась теплым комочком в его руках. Черный Шип остро ощущал всю силу ее горя и боли.

— Нельзя было забирать их от меня — сквозь слезы прошептала Эмилин.

— Я понимаю, — тихо ответил Черный Шип, — Теперь я понимаю это.