– Сними туфли и чулки! – прокричал Джеймс, стараясь перекрыть шум водопада.

– Зачем? – удивилась Исабель. – Мы будем карабкаться вверх босиком? Они остановились на берегу ручья. На другом берегу возвышалась зеленая громада утеса. Неподалеку на каменистое подножие с грохотом падала вода. Бурля и орошая берега брызгами, она проносилась мимо.

– Сними, пожалуйста, – повторил Джеймс. Посадив сокола на ветку росшей на берегу березы, он сел на землю и разулся, потом забрал птицу и вошел в ручей. Быстрая вода тотчас закружилась мелкими бурунами вокруг его мускулистых икр. – Скорее, Исабель, – обернулся он и протянул руку к девушке.

Нахмурившись, – вода наверняка была очень холодная, – Исабель неуклюже, одной левой рукой, сняла открытые мягкие башмаки и чулки, заткнула их за пояс, подняв подол платья, запихнула край под раненую правую руку и робко последовала за Линдсеем.

Вода была неглубокой, по колено, но холодной, как лед, так что Исабель охнула.

Линдсей крепко взял ее за руку и осторожно повел на другой берег по покрытому скользкими и острыми камешками дну, чтобы она не упала в воду. Подойдя к берегу, он помог ей выйти и выпрыгнул сам.

– У тебя есть веревка? – спросила девушка, с испугом поглядывая на почти отвесный склон утеса.

– Нет, да она и не нужна, – ответил Линдсей. – Ступай за мной.

С сомнением качая головой, Исабель последовала за ним. Она старалась идти по кочкам и заросшим мхом камням, предусмотрительно обходя колючие заросли можжевельника.

Вскоре они уже подошли к самому водопаду. Брызги намочили ей волосы, и она провела по лбу рукавом, отводя намокшие пряди. Неожиданно Джеймс сделал шаг вперед и исчез за водяной завесой. Девушка изумленно уставилась на место, где он только что стоял. Вдруг из потока высунулась его рука и втащила Исабель за пенные струи. Оглушенная грохотом воды, она оказалась рядом с ним: в полумраке смутно виднелись очертания его головы, плеч, черные провалы глаз.

Откинув со лба мокрые волосы, он жестом велел ей следовать за ним и снова исчез из виду, бесшумно скользнув в тень. Девушка нерешительно сделала несколько шагов. В стене темнела глубокая расщелина, в которой бледным пятном маячила его рука, она звала идти дальше. Собравшись с духом, Исабель пошла вперед по холодному склизкому камню. Со всех сторон ее обступила темнота, как бывало во время приступов слепоты. Девушка испуганно вытянула вперед руку и тотчас ударилась головой о низкий потолок.

– Джейми! – в панике позвала она.

Впереди вспыхнул неяркий огонек, высветивший узкий туннель в скале. Исабель двинулась к нему. Пол под ногами круто уходил вверх, и она схватилась за неровную стену, чтобы не упасть; потолок же был так низок, что девушке пришлось согнуться. Рокот водопада звучал глуше, отдаленней, свет же становился ярче, отбрасывая на стены туннеля причудливые тени.

– Джейми! – снова закричала она.

«Джейми-и-и…» – откликнулось эхо.

– Я здесь! – послышался звучный голос Линдсея, и Исабель увидела его впереди. Он ждал ее, держа одной рукой сокола, а другой – потрескивающий факел. Из-за низкого потолка рослому горцу пришлось согнуться в три погибели; на его ногах Исабель заметила сапоги: он уже успел обуться.

– Мы храним здесь запас сосновых сучьев и кремень для факелов, – пояснил Линдсей. – Надень-ка сапожки: нам предстоит долгий путь по чреву Эйрд-Крэга. Путь не самый удобный, но он все же гораздо легче и безопасней, чем подъем по склонам утеса.

Изрядно продрогшая Исабель не заставила себя долго ждать: сев на пол, она натянула чулки, закрепила их подвязками, обулась и поспешила за Джеймсом, быстро удалявшимся по узкому, уходившему вверх туннелю, который своей закругленной формой походил на нору какого-то гигантского червя.

– Это потайной ход наверх? – спросила Исабель.

– От всего сердца надеюсь, что он и вправду потайной, – ответил, не оборачиваясь, горец. – Думаю, его пробили в древности, тогда же, когда на вершине построили башню. Много лет назад Уоллес, Патрик и я, прячась от английского патруля за струями водопада, открыли этот ход. До тех пор люди знали только два пути на утес, оба трудные и опасные: вверх по крутому склону или вниз с горы.

– Многим известно о туннеле?

– Только самым близким – Квентину, Патрику, Джорди, Маргарет и еще нескольким. Большинства же из тех, кто знал, уже нет на свете, а кто остался в живых, надеюсь, не проболтаются.

– Сколько же их?

– В былые времена у меня бывало одновременно до сотни бойцов, из них посвященных в тайну Эйрд-Крэга только человек двадцать или того меньше.

– А англичане знают, что ты скрываешься на утесе?

– Подозревают, но понятия не имеют, как я поднимаюсь и спускаюсь. Теперь вот и ты о нем узнала. – Линдсей повернулся к Исабель, и на его лицо упал яркий свет факела. Сильное, суровое, оно выражало несгибаемую волю. – Поклянись, что никому о нем не расскажешь! – потребовал он.

– Я… я клянусь своей жизнью, – запнувшись, сказала она.

– Вот как, даже жизнью? – удивился он, наблюдая за ней. – Не боишься давать такую страшную клятву?

– Нет.

– Что ж, тогда так тому и быть, – кивнул горец и пошел дальше.

Исабель взглянула на его широкую, перетянутую ремнями спину, на золотившиеся в свете факела волосы, и у нее заныло от тоски сердце, словно она не просто обещала хранить тайну Эйрд-Крэга, а дала клятву верности человеку, который на нем укрывался.

Исабель замедлила шаг, потом остановилась совсем – ощущение было настолько мучительным, что она чуть не упала от боли на колени. Она прислонилась к холодной, неровной стене туннеля и зажала себе рот, чтобы не закричать.

В памяти всплыл обрывок видения: окутанный дымкой тумана силуэт церкви, мокрый от дождя двор, большой куст боярышника и фигура паломника с ловчей птицей на руке. Паломник повернул голову: это был Джеймс. А рядом – она сама, Исабель, протягивает к нему руки.

Потрясенная девушка вдруг поняла, что несколько месяцев назад, в тот день, когда ей явилось видение гибели Уоллеса, она уже видела паломника с ловчей птицей, боярышник и себя. Что это означает, она не понимала, но картина их с Линдсеем встречи возле куста боярышника так и стояла у нее перед глазами.

Не слыша ее шагов, Линдсей остановился и обернулся.

– Что случилось? – тревожно спросил он.

– Ничего, – отвечала она и сделала шаг вперед.

– Как это ничего? Ты бледна, как привидение.

– Со мной все в порядке, – покачала головой девушка. – Долго нам еще идти?

– Возьми-ка факел, – ответил он, подхватывая ее освободившейся рукой. – Да, довольно далеко; мы как-то посчитали, оказалось, туннель тянется примерно на пол-лиги .

– Неужели его пробили люди? – спросила Исабель, оглядывая низкий неровный потолок, грубые, розоватые в свете факела стены. Постепенно картина давнего видения у нее в голове стала бледнеть, таять и вскоре совсем исчезла.

– Без человека тут точно не обошлось. Видишь на камне отметины древнего долота? Но начало туннелю положил сам господь: утес пронизан множеством пещер, соединенных трещинами, достаточно большими, чтобы использовать их для прохода. Некоторые из них размером с хорошую голубятню. Кроме того, в пещерах есть естественные колодцы и даже бьют ключи.

– Столько воды на такой высоте?

– Наверное, она просачивается сюда из недр горы. Я покажу тебе один из родников, когда поднимемся повыше.

Он взял у нее факел, и они двинулись дальше. Туннель то сужался, то расширялся, то поднимался, то опускался, то шел прямо, то поворачивал. Через некоторое время Исабель увидела в стене несколько пещер, таких маленьких, что в них едва хватило бы места для одного человека. Джеймс прошел мимо, ничего не сказав. Вскоре показалась еще одна, побольше.

– Ты живешь в этих пещерах? – спросила девушка.

– Нет, мы используем их как укрытия, а живем мы на вершине, – ответил Линдсей.

Не останавливаясь, они пошли дальше и вскоре оказались у очередного поворота, за которым потолок снова уходил вниз, так что обоим пришлось низко пригнуться.

Потом туннель разделился надвое, и до слуха Исабель донеслось журчание воды, усиленное каменными стенами.

– Справа родник, но нам в другую сторону, – предупредил Джеймс.

Свернув налево, он широкими шагами спустился под крутой уклон и поманил за собой девушку. Они долго шли, то и дело сворачивая и пригибаясь. Исабель устала и хотела попросить Линдсея о небольшом отдыхе, но он в очередной раз скрылся за поворотом, и девушка, последовав за ним, оказалась перед крутой лестницей, сложенной из больших каменных плит. Высоко над головой брезжил хмурый дневной свет.

Джеймс стал быстро подниматься, перескакивая через две ступени. Исабель же, приподнимая здоровой рукой подол, поднималась медленно и осторожно. С такой лестницы немудрено и упасть: перил нет, ступени огромные, неровные, как будто их вырубили для себя какие-то сказочные великаны.

Наконец лестница кончилась, и Исабель с удивлением огляделась: она вышла на заросшую зеленой травой площадку под открытым небом внутри высокой круглой изгороди, сложенной из того же розоватого песчаника, который составлял сердцевину утеса. Джеймс махнул рукой и скрылся за изгородью. В верхней части изгороди виднелись несколько окошек, внизу – прямоугольная дверь.

Исабель обошла круглую площадку. В одном месте стена рухнула, открывая вторую, идущую параллельно. Девушка догадалась, что это и есть остатки древней башни, о которой ей рассказывал Линдсей, – у башни были двойные стены. Исабель с любопытством их оглядела: пространство между стенами имело поперечные перекрытия, на которых, по-видимому, находились какие-то помещения.

Из-за стены появился Джеймс – по-прежнему с птицей, но уже без факела.

– Мы в древней башне, – сказал он, обводя рукой стены, – построенной каким-то давно сгинувшим и забытым народом.

– Должно быть, он состоял из настоящих великанов, если судить по размеру плит, из которых сложены лестница и стены.

Линдсей улыбнулся одним уголком рта.

– О них ничего не известно, кроме того, что они сооружали в разных местах такие вот башни. В более поздние времена из этих башен делали фундаменты замков и крепостей. К счастью, на Эйрд-Крэг не так легко подняться, и здесь башня уцелела.

– О туннеле, прорубленном в толще камня, забыли…

– Похоже на то.

– Должно быть, умер последний из тех, кто знал тайну, – предположила Исабель, и Линдсей кивнул. С пасмурного неба упали первые капли дождя.

– Пойдем, – Линдсей потянул Исабель за собой.

Он привел ее к провалу в стене, там оказалась лестница, подобная той, что вывела их на поверхность, и молодые люди поднялись по ней на подобие галереи между стенами. На галерее располагалось несколько маленьких комнатушек. На внутренней стене тянулся ряд маленьких квадратных окон, смотревших на покрытую травой площадку, на которую выходил туннель.

Джеймс вошел в одну из комнатушек, прилегавших к внешней стене, – темную, без окон, освещенную только светом из дверного проема. Из мебели там была только длинная скамья у стены да три деревянных насеста. Горец усадил Гэвина на один из них и пояснил:

– Здесь я прежде держал свою птицу.

– Астолат? – спросила девушка.

– Да, – кивнул Линдсей, почесывая грудку Гэвину. – Колпачок с нашего питомца снимать пока не будем, пусть отдохнет, бедолага. Но только не очень долго, не то он забудет все, чему научился. Идем, Исабель.

Они вышли из каморки, поднялись выше, на следующую галерею, и вошли в каморку, прилепившуюся к внутренней стене; оконце, в которое сочился дневной свет, позволяло рассмотреть обстановку: грубую каменную скамью, стол и кровать с тюфяком, покрытым шкурами животных и одеялами. Только эти одеяла да маленький каменный очаг в углу как-то смягчали суровость спартанского убранства.

– Это твоя комната? – спросила Исабель.

– Да.

– Роскошное жилище для лесного разбойника, – заметила девушка без всякой насмешки, пройдя вперед и потрогав массивное, сложенное из камней основание ложа. – Я думала, что разбойники живут в мрачных пещерах, в дуплах больших деревьев или просто под открытым небом. – Ты не так уж далека от истины, – отозвался Линдсей. – Но из этого правила есть приятные исключения: некоторые из нас уютно устраиваются в развалинах древних крепостей. Правда, где бы ни жил наш брат лесной разбойник, он нигде не чувствует себя дома, – добавил он, и в его словах послышалась неподдельная печаль. – А ты устраивайся в соседней комнате, – он махнул рукой на дверной проем в смежной перегородке.

Исабель подошла к нему и заглянула внутрь. Вторая комната оказалась почти точной копией первой: такое же маленькое окошко с видом на круглую площадку внутри башни, такая же каменная мебель, правда, без тюфяка и одеял.

Простота обстановки подействовала на нее умиротворяюще. Исабель села на скамью возле окна и посмотрела на круглый двор – там шел дождь. Она зябко передернула плечами и порадовалась, что у нее есть крыша над головой.

– Сейчас я разведу огонь, – заглянул в дверь Линдсей, – и станет тепло, а потом поедим. У нас есть запас еды, так что скоро ты почувствуешь себя здесь как дома.

Исабель молча кивнула. Она очень устала и проголодалась. Когда Линдсей исчез за дверью, она обессиленно привалилась к стене возле окна и стала наблюдать за дождем. Мало-помалу он превратился в настоящий ливень.

Она со вздохом закрыла глаза. Господи, как можно было согласиться на участие в такой безумной затее? Ведь эта древняя башня на вершине неприступного утеса – самая настоящая тюрьма!

Единственный шанс вновь выйти на волю – положиться на слово лесного разбойника, которому она, Исабель, доверила свою жизнь и свободу.

– Дождь, кажется, перестал, – сказала девушка.

Джеймс кивнул, лишь на мгновение отвлекшись от птицы, забившейся в очередном припадке. В углу его комнаты, где они сидели втроем, весело пылал очаг, распространяя приятное тепло. Исабель и горец уже пообедали хлебом с сыром, присланными Элис, и запили их красным вином из здешних запасов.

Джеймс с сожалением вздохнул, наблюдая, как бьется упрямая птица. С тех пор как с нее был снят колпачок, припадки следовали один за другим, словно последнее путешествие привело Гэвина в неизбывную ярость.

– Нет, эту птицу невозможно приручить, – с горечью сказал горец. – Похоже, первый владелец неправильно с ней обращался и вконец испортил.

– Тогда Гэвин точно не из ловчих птиц моего отца, – заметила Исабель, подходя поближе. – Папа – очень опытный сокольничий.

Гэвин наконец стал затихать и вскоре повис вниз головой, растеряв последние силы. Джеймс бережно посадил его обратно на руку и сокрушенно покачал головой:

– Видимо, я зря потратил на него время – я не могу ничего исправить. Чтобы приручить эту птицу, нужно поистине безграничное терпение.

– Но тебе терпения не занимать, – возразила Исабель. – Если кому-то и по плечу такая задача, то только тебе.

– Ты меня переоцениваешь, – хмыкнул он. – Птица безнадежна, поверь.

– Нет, не верю. – Девушка погладила спинку сокола. – Давайте же, сэр Гэвин, докажите, что вы поддаетесь дрессировке.

– Я думал, ты хочешь, чтобы я его отпустил на волю, – удивился горец.

– Правильно, хочу, но ты же сам говорил, что сначала у него должно зажить крыло.

– Да, и готов это повторить. – Линдсей вытащил из мешочка у пояса серое перо, потерянное Гэвином в одном из припадков, и принялся поглаживать им лапы и грудку птицы.

Гэвин сердито посмотрел на людей своими золотистыми глазами и втянул голову в плечи, выставив вперед крылья, так что их кончики касались руки Линдсея; когти птицы беспокойно сжимались и разжимались.

– Кажется, он голоден, – сказал Линдсей, – видишь его когти? И из сил он совсем выбился, но все же не собирается сдаваться. – Горец вытащил из мешочка кусочек мяса и скормил птице. – Смотри, бедняга все такой же растрепанный, как в тот день, когда я снял его с дерева. А как он помял себе хвостовые перья во время припадков! Теперь их придется выпрямлять, а это, доложу я тебе, не самая приятная процедура, – мрачно добавил он.

– Давай отложим дрессировку, – предложила девушка, наблюдая за Линдсеем. – Ты ведь устал не меньше птицы. Просто покорми ее, дай поспать и как следует выспись сам, а потом со свежими силами начнешь все сначала.

– Ты права, я тоже устал, но дрессировку нельзя прерывать, потому что иначе все пойдет насмарку. Лучше всего было бы его отпустить, но из-за больного крыла он не сможет охотиться и погибнет.

– Это очень благородно с твоей стороны – так заботиться о птице.

Джеймс поднял брови, удивленный и польщенный комплиментом. К тому же в голосе девушки явно звучала симпатия, и это согрело ему душу. Но стоит ли показывать Исабель, как много для него значит ее поддержка? Нет, пожалуй, не стоит…

– Ба, что я слышу! – криво усмехнулся Линдсей. – И это вы говорите о человеке, которого все считают подлым предателем?

– Я могу сказать и больше, Джеймс Линдсей, – тихо ответила девушка. Ее колдовские глаза блестели в полумраке, прозрачные, словно капли дождя. – Ты очень похож на свою птицу.

– Такой же растрепанный и упрямый?

– Да, и это тоже, – на ее губах заиграла улыбка.

У вымотавшегося, мрачного Линдсея отлегло от сердца: она, похоже, и впрямь больше не сердится на него, и в ее словах нет насмешки, напротив, он почувствовал в них доверие и даже уважение. И еще ему понравилось, что она не прочь пошутить.

Исабель села на скамью возле него и продолжала:

– Вы оба – часть дикой природы. Сильные и очень упрямые. Вы не умеете отступать.

– Да, я редко отступаю, когда дело касается дрессировки ловчих птиц, – ответил Джеймс. – Но эта птица, похоже, одержала надо мной верх.

– Никогда никто и ничто не сможет одержать над тобой верх, Джеймс Линдсей, – тихо сказала девушка.

Горец нахмурился: в ее взгляде читалось восхищение, как в тот раз, когда он поцеловал ее среди папоротников. Исабель снова всецело доверяла ему, и он был ей за это благодарен, но у него щемило сердце при мысли, что он не заслуживает такого отношения.

– Нет, ты ошибаешься, – ответил он. – Мне часто приходилось отступать и признавать свое поражение. Просто я старался не выказывать недовольства. Не то что этот сварливый грубиян.

Чуть наклонив голову, Исабель устремила на него взгляд, полный нежности и тепла. Этот взгляд пронзил его насквозь. Джеймс почувствовал, как в его жилах закипает кровь, его тянуло прикоснуться к ней, вновь ощутить головокружительную нежность ее губ.

Мысли стали путаться, а сила воли таять, он понял, что еще минута, и он совершит такое, о чем потом придется горько пожалеть.

– Пойдем, – сказал Джеймс чуть хриплым от напряжения и усталости голосом и поднялся на ноги, – я покажу тебе Эйрд-Крэг.