Сентябрь 1305 года

Под моросящим дождем человек в плаще паломника поднялся по низким каменным ступеням монастырской церкви, открыл тяжелую дубовую дверь и вошел. Внутри было сумрачно, но тьму, сгустившуюся под высокими сводами церковного нефа, пронизывали посеребренные дождем снопы света из стрельчатых окон. Со стороны алтаря доносилось тихое пение монахов.

Человек в плаще настороженно огляделся: опасность шла за ним по пятам, словно демон, даже здесь, на святой земле. Убедившись, что пока ему ничто не угрожает, он замер с закрытыми глазами, хотя понимал, что задерживаться нельзя. Его истомившуюся душу окутало ощущение мира и покоя, легкое, как вечерний туман, опустившийся на близлежащие холмы. И такое же непрочное…

О, как, оказывается, хорошо просто укрыться от дождя под крышей, пройтись по ровному полу, почувствовать глубокое спокойствие воздуха в помещении… Человек в плаще паломника уже много лет жил в лесу, где ничего этого не было.

Надвинув на глаза капюшон, он снова настороженно огляделся, потом обмакнул кончики пальцев в чашу со святой водой, быстро перекрестился привычным движением, как и подобает паломнику, и двинулся по темному правому проходу, скрытому массивными резными колоннами нефа.

Ему следовало быть предельно осторожным, ведь теперь за ним охотились и англичане, и шотландцы. Надо встретиться с другом, вызвавшим его сюда, в Данфермлайнский монастырь, и как можно скорее вернуться под спасительную сень леса, ведь если его здесь обнаружат, то неважно, арестуют его или ему удастся сбежать, – само его появление разрушит спокойствие, с огромным трудом восстановленное в монастыре.

Годом раньше Данфермлайнский монастырь попал в опалу к английскому королю Эдуарду, и тот, чтобы «осуществить правосудие», как он это называл, приказал сжечь святую обитель, хотя в ее стенах покоились останки его родной сестры. С тех пор в двух шагах от чудом уцелевшей церкви чернели закопченные пожаром развалины келий и трапезной.

Человек в плаще паломника преклонил колени у алтаря и двинулся дальше. Он уже несколько лет скрывался в лесу, предпочтя отшельническую жизнь клятве королевского вассала. В отличие от большинства знатнейших людей Шотландии, он решил остаться свободным человеком и бороться за свободу родины.

Несколько месяцев назад его, раненного в бою, взяли в плен вместе с двоюродными братом и сестрой и заперли в английский каземат. Двоюродный брат, не вынеся тягот заключения, умер у него на руках, сестру куда-то увезли, но сам он выдержал все испытания и не взял на себя обязательства служить королю.

Однако в конце концов его вынудили подписать документ, оказавшийся намного страшнее присяги вассала… Тяжкое воспоминание заставило его стиснуть зубы. Он тряхнул головой и двинулся к часовне Святой Маргариты в восточном крыле церкви.

Обычно его могучая фигура и осанка прирожденного воина сразу привлекали к себе внимание окружающих, но сейчас он втянул голову в плечи, сгорбился, стараясь остаться незамеченным. Смиренно опущенная голова, плащ с капюшоном, раковинка и медная иконка, прикрепленные к плечу, – этого было достаточно, чтобы все приняли его за кающегося грешника, пришедшего просить у господа прощения.

В Данфермлайнском монастыре давно привыкли к таким посетителям: ведь там нередко делали остановку паломники, направлявшиеся из монастыря Апостола Андрея на северо-востоке Шотландии в испанский городок Компостелла, поэтому появление нового человека не вызвало никакого интереса.

Он огляделся. Несколько монахов молились, стоя на коленях на полу или сидя на длинных скамьях, но того, кто назначил ему встречу после вечерней службы, среди них не было. Пахло ладаном, знакомый напев ектеньи плыл над головами молящихся, навевая воспоминания…

Человеку в плаще и самому много раз доводилось ее петь. Простая чистая мелодия трогала его душу – это было очень давно, в другой жизни… Ныне же его сердце превратилось в одну кровоточащую рану, и тронуть его не могла даже эта чудесная светлая музыка. Он стал другим человеком, обратной дороги для него не было.

Бесшумно ступая по каменным плитам, он прошел в маленькую часовенку, освещенную мерцающими огоньками свечей, и преклонил колени возле массивного надгробья резного мрамора на могиле шотландской королевы, причисленной церковью к лику святых.

В знак уважения – Маргарита всегда была милостива к паломникам и попавшим в беду – пришелец зажег свечу, поставил ее в шандал возле надгробья и, молитвенно сложив перед собой руки, принялся ждать под легкий шум дождя, сливавшийся с тихим пением монахов.

К счастью, ждать пришлось недолго: вскоре за его спиной послышались шаги, и рядом опустился на колени монах в черной рясе ордена бенедиктинцев. Склонив голову с аккуратно выбритой в каштановых волосах тонзурой, он прошептал латинскую молитву и проговорил вполголоса:

– Увы, сегодня не лучший день для встречи, друг мой.

– Надеюсь, хорошие новости помогут забыть о непогоде.

– Боюсь, у меня нет хороших новостей, Джеймс Линдсей.

Пришелец замер, не сводя с друга напряженных глаз. В груди у него все оборвалось: он слишком хорошо понимал, что тот собирается ему сообщить.

– Его больше нет, Джейми, – прошептал монах. – Слышишь? Уоллеса казнили.

Линдсею хотелось кричать от горя и ярости, но нечеловеческим усилием воли он заставил себя сдержаться и лишь кивнул в ответ.

– Уильям Уоллес, несчастная жертва подлого предательства, – печально покачал головой бенедиктинец, – упокой господь его душу. Его выследили и арестовали меньше месяца назад, Джейми.

– Знаю, – глухо ответил пришелец.

Кому, как не ему, знать об аресте Уоллеса? Сцена в лесу стояла у него перед глазами, словно все это произошло вчера.

– Известие о смерти Уилла пришло на днях, казнили же его двадцать третьего августа в Лондоне, обвинив на судилище в измене.

– В измене? Но это неправда! Он же никогда не присягал королю, Джон.

– Что верно, то верно, – согласился Джон Блэр. – Его обвинили в том, чего он никогда не совершал. Конечно, Уоллес крепко насолил англичанам, но такого ужасного наказания он не заслужил. Его вешали на виселице несколько раз, пока он не терял сознания. Он просил, чтобы ему дали послушать святые псалмы, а англичане… нет, язык не поворачивается дальше рассказывать о таком кощунстве, во всяком случае, здесь, в святом месте…

– Нет, продолжай… – со стоном произнес Линдсей.

Блэр наклонился к нему и принялся шепотом описывать звериную жестокость врагов, беспримерные страдания и мужество вождя повстанцев. Лицо Джеймса оставалось бесстрастным, но кровь в его жилах кипела от гнева, и сердце разрывалось от горя.

Подумать только, один меткий выстрел мог спасти Уоллеса от ужасных мучений! Но тогда, в лесу, Линдсей сомневался, боясь, что его долг перед другом только возрастет, а теперь этот долг уже никогда не вернуть… Слезы защипали Линдсею глаза, и он вздохнул всей грудью, чтобы не разрыдаться.

Монах продолжал рассказывать о новых ужасных подробностях, и Джеймс, заметив, что его руки, недавно сложенные молитвенным жестом, сжались в кулаки, перевел взгляд на свои. Они тоже были стиснуты так, что побелели костяшки пальцев. Душа Линдсея окончательно ожесточилась, словно ее последняя частица, которой были доступны любовь и милосердие, превратилась в камень, страшным грузом легший на сердце.

– Англичане сделали Уоллеса мучеником, – проговорил он сдавленным голосом.

– Да. Его трагическая кончина всколыхнет народ и с новой силой разожжет угасающее пламя борьбы за свободу, хотя Эдуард рассчитывает на обратное.

– Джон, твое место в наших рядах, возвращайся в Эттрикский лес.

– Теперь роль мятежного изгнанника не для меня, – ответил монах. – Я вернулся в Данфермлайн, чтобы увековечить на пергаменте великие деяния Уоллеса. Люди должны знать о нем правду.

– Ты можешь это сделать и в лесу, ты не создан для монашеского смирения.

– Как и ты, Джейми, – взглянув на него, напомнил Блэр. – Много лет назад ты покинул наш орден, чтобы бороться за победу Шотландии, и получил рыцарское звание за бранные подвиги, пока я принимал монашеские обеты.

– Но потом мы оба оказались среди вольных лесных разбойников… Послушай, Джон, возвращайся, нам нужны твои сильные руки, искусно владеющие оружием, твой ум и здравый смысл.

– Среди твоих товарищей немало таких, кто может с успехом меня заменить.

– Теперь уже мало, Джон, очень мало. Ты же слышал, что говорят люди.

– Да, – нахмурился Блэр, – ходят слухи, что за тобой снова охотятся, на сей раз из мести. И еще, что Уоллеса якобы предали сами горцы: будто лорд Ментейт послал своих солдат схватить его и отвести в тюрьму. Правда, других предателей не упоминают.

– Нет, кое про кого все-таки говорят, – осторожно возразил Джеймс.

– Ты имеешь в виду Роберта Брюса, графа Каррика? Сомневаюсь, что он причастен. Конечно, Роберт относится к английскому королю с почтением, но в душе он полностью на нашей стороне.

– Нет, я говорю не о Брюсе, – ответил Линдсей. – Он и вправду всей душой на нашей стороне, и не так давно я еще раз имел случай убедиться в его преданности Шотландии.

– Хвала господу, он услышал мои молитвы! – пробормотал Блэр. – Ведь Брюс единственный, кто может повести за собой наш народ.

Джеймс согласно кивнул, но не спешил продолжить разговор: он явно хотел о чем-то рассказать другу, но колебался. В часовне воцарилась тишина.

– Видишь ли, Джон, – наконец решился он, – поговаривают, что Уильяма Уоллеса предал… сэр Джеймс Линдсей из Уайлдшоу.

– Святые угодники! – изумился монах. – Кому пришла в голову такая чушь?

– Так говорят люди, – мрачно ответил Линдсей. – Поэтому теперь былые сторонники преследуют меня, как и англичане.

– Но это бессовестная ложь! Ты любил Уилла и не мог его предать!

Джеймс молча уставился невидящим взглядом на мраморное надгробье. Он хотел рассказать Джону как другу и как духовнику о том, что сделал в английской тюрьме, и о том, что Уоллес действительно погиб из-за него, но не мог выдавить из себя ни слова.

Нет, сначала нужно выполнить свой долг перед казненным другом, и только потом можно будет вернуться в монастырь и облегчить душу признанием, если, конечно, повезет остаться в живых.

– Господи, как же снять с тебя это страшное обвинение, Джейми? – пробормотал обескураженный монах.

– Это мое дело, не волнуйся.

– Что ты собираешься делать?

– Рассчитаться с настоящим предателем, выдавшим Уоллеса и переложившим вину на меня. Теперь этот негодяй пытается добраться до меня, используя моих родных.

– Ментейт?

– Он тоже предатель, но я говорю о другом человеке – он был среди тех, кто посадил меня вместе с двоюродными братом и сестрой в тюрьму, где брат умер; сестра же до сих пор в плену. Это сэр Ральф Лесли.

– Ты уверен?

– Да. Но я не могу ни сразиться с ним в честном бою, ни освободить его пленников, потому что он прячется за крепкими стенами замка под охраной большого гарнизона, а у меня только четыре бойца.

– Неужели только четыре?

– Понимаю, в это трудно поверить, ведь совсем недавно мой отряд насчитывал больше пятидесяти бойцов. Увы, теперь только эти четверо верят, что я человек чести.

– Нет, не только они, – тихо проговорил монах. – Я тоже тебе верю.

«В отличие от меня самого», – подумал Джеймс, поблагодарив друга печальной улыбкой.

– Даже если я присоединюсь к тебе, Джейми, это мало поможет делу, – со вздохом продолжал Джон, – разве может горстка людей, к тому же объявленных королем вне закона, совладать с целым гарнизоном? Кстати, где сейчас обосновался сэр Ральф?

– Король Эдуард отдал ему один из захваченных англичанами шотландских замков – Уайлдшоу.

– Милостивый Иисусе! – ахнул монах. – Да, тебе и впрямь есть за что мстить этому человеку.

– Еще бы…

– Знаешь, наверное, лучше всего было бы подкараулить Лесли в лесу, приставить ему нож к горлу и потребовать вернуть то, что принадлежит тебе по праву.

– Кто это говорит – монах или лесной разбойник? – невесело усмехнулся Линдсей и добавил: – Я, конечно, могу это сделать, но у него в плену заложница – Маргарет Кроуфорд.

– Вот как, твоя кузина в его руках?

– Да, она иногда присоединялась к моему отряду и однажды вместе с нами угодила в устроенную англичанами засаду, а те после тюрьмы передали ее Лесли.

– Бедняжка… Меня всегда восхищала ее отвага. Как ловко она управляется с луком!

– Очень ловко. Мне были нужны лишние руки, потому-то я и позволил ей отправиться с нами. А теперь Лесли держит ее в заточении в Уайлдшоу, надеясь заманить туда меня.

– Если ты попытаешься отбить Маргарет силой, то поставишь под угрозу и свою жизнь, и ее.

– Знаю. Поэтому я решил ее обменять. Как только Маргарет будет свободна, я смогу отомстить Лесли за то, что он сделал с Уоллесом и со мной.

Джон с сомнением покачал головой:

– Что же ты можешь предложить этому Лесли в обмен?

– Прорицательницу из Аберлейди.

– Смело, – хмыкнул монах. – Она что, уже в твоих руках?

– Пока нет, но будет, – спокойно ответил Линдсей.

– Ты хочешь сказать, что собираешься захватить в заложницы Черную Исабель из Аберлейди? – понизив голос, переспросил Джон.

– Если Лесли хочет заманить меня в ловушку, сделав приманкой Маргарет, почему бы мне не последовать его примеру?

– Но речь идет о знаменитой Черной Исабель! Говорят, сам король интересуется ее пророчествами и очень их ценит. Он придет в ярость, если ее похитят.

– Мне нечего терять, ведь я и так объявлен вне закона как сподвижник Уоллеса. По слухам, король затребовал провидицу к себе, чтобы она предсказывала будущее исключительно в интересах английского престола.

– Да, похоже, она становится все более важной фигурой.

– И ценной заложницей.

– Немудрено, что англичане ею интересуются, – с горечью согласился монах. – Ведь она предсказала и падение замка Стерлинг, и вероломный арест Уоллеса. Король, наверное, вне себя от счастья, ему хочется, чтобы она и дальше пророчила ему одни победы.

– Эта птичка сможет порадовать короля своим пением позже, – решительно заметил Джеймс, – а пока пусть поможет мне освободить из темницы Маргарет. Что до меня, то из-за ее щебетанья на моей шее еще туже затянулась петля. Если Лесли вернет Маргарет, я с радостью освобожу Исабель, и пусть он отправит ее королю в доказательство своих верноподданнических чувств.

– Но почему ты решил, что Лесли согласится на твое условие?

– Потому что Исабель его невеста, – прозвучал негромкий, но ясный ответ.

Несколько мгновений Блэр молчал, потом покачал головой:

– Твой план слишком рискован и труден. Мой тебе совет: не иди на поводу у ненависти и мести, прислушайся к голосу рассудка и откажись от своей затеи.

– Ни за что на свете. Наверное, ты прав, но я поступлю так, как подсказывает мне сердце, каким бы рискованным и неразумным ни казался тебе мой план. У тебя есть другие предложения? Может быть, мне просто пойти к воротам Уайлдшоу и попросить Лесли вернуть Маргарет? Это, по-твоему, разумно?

– Что ты, что ты, – испуганно замахал руками Блэр, – ты погибнешь прежде, чем успеешь произнести хоть слово.

– Вот видишь, у меня нет другого выхода, – сказал Линдсей. – Поэтому я сегодня же отправлюсь в Аберлейди к прорицательнице. Думаю, она не откажет в мудром совете паломнику, хотя, – он презрительно поджал губы, – я сомневаюсь, что она на самом деле обладает пророческим даром.

– Обычно с просьбой о встрече с ней обращаются к ее отцу и духовнику, – нахмурился Джон Блэр. – Но ее отец, сэр Джон Сетон, наш с тобой единомышленник и сторонник Уоллеса, попал в заточение после очередной стычки с англичанами.

– Похоже, его дочурка из другого теста. Ведь ее жених Лесли, хоть и шотландец, с потрохами продался англичанам.

– Будь осторожен, Джейми, ее наверняка хорошо охраняют. Советую тебе сначала поговорить с духовником Исабель, пастором Хью из Стобо. Разыщи его, он не откажет во встрече со знаменитой провидицей человеку, который ищет пути к богу.

– Да уж, встреча с ней мне нужна как воздух, – усмехнулся Джеймс.

– Если бы речь шла не о тебе, – с тяжелым вздохом ответил монах, – я бы постарался отговорить тебя от этого рискованного плана еще и потому, что брать в заложники женщину – позор.

– Расскажи это Лесли, который держит в плену Маргарет. Можешь мне поверить, я буду обращаться с Черной Исабель, как подобает порядочному человеку. С ее головы ни волоса не упадет, просто ей придется некоторое время пожить вне дома.

– Верю. Если ты будешь о ней заботиться с таким же рвением, как прежде о своих охотничьих соколах, то я за нее спокоен.

– Да, я вправду хорошо заботился о своих славных птицах, – согласился Джеймс. – И они меня многому научили. Например, терпению и упорству в достижении цели. Как только Лесли вернет мне Маргарет, я отпущу Исабель, на радость ему и англичанам.

– А что потом? Ты же говорил, что хочешь отомстить предателю?

– Пророчица скоро овдовеет, не сомневайся, – ответил Линдсей, и в его глазах зажегся яростный огонек. – Но за нее не стоит волноваться: король Эдуард наверняка подыщет ей новую партию.

– Тебе придется нелегко, ведь ее держат взаперти и под охраной, – снова с сомнением покачал головой монах и вздохнул: – Все-таки ты задумал дурное дело…

– Что ж, значит, я в чем-то похож на Лесли. Насмешка судьбы: чтобы восстановить справедливость, надо совершить бесчестный поступок.

– Что значит «восстановить справедливость»?

– Понимаешь, я был в лесу в ту ночь, когда арестовали Уоллеса, – признался Джеймс. – Я все видел, но не смог этому помешать.

– Да, я слышал. Говорят даже, что ты убил половину стражников, которые его увозили.

– И все равно не смог его спасти, – Линдсей стиснул кулаки, потом снова разжал. – Как не смог спасти своих людей – а ведь многие из них приходились мне родней – от мечей англичан. Погибших уже не вернуть, как не вернуть и моего доброго имени. Но я еще в силах вырвать Маргарет из лап Ральфа Лесли, мерзавца, предавшего Уоллеса. И я сделаю это, даже если меня проклянут на веки вечные.

– Запомни: когда позволяешь чувству мести взять верх, редко удается сохранить свою честь, – вздохнул Блэр. – Будь осторожен, Джейми.

– Разумеется, буду, – ответил Линдсей, поднимаясь с колен. – Я всегда осторожен.

– А что ты думаешь о предсказаниях Черной Исабель?

– Мне они только навредили: наслушавшись всей этой болтовни о соколах и орлах, люди стали считать меня предателем, прозвище, которое дал мне народ, – Сокол Пограничья – стало звучать двусмысленно. Мне кажется, что пророчества Черной Исабель – это часть какой-то коварной игры, которую затеяли наши враги, чтобы сломить дух горцев, посеять в них страх неминуемого поражения. Согласись, все, о чем она рассказывает, на руку англичанам.

– Конечно, твои сомнения можно понять, особенно если учесть, за кого Исабель выходит замуж. Но вдруг она и впрямь настоящая провидица?

– Тогда она предскажет мне судьбу, – грустно усмехнулся Линдсей. – Как бы то ни было, ей предстоит сыграть важную роль в моем плане. – Он сделал шаг к узкой двери в стене часовни. – Мне пора идти, Джон, прощай!

Монах кивнул и перекрестил его. Крепко пожав другу руку, Линдсей вышел, натянул капюшон и двинулся мимо закопченных пожаром развалин, среди которых уже начал собираться туман.

Разбитое резное окно разрушенной трапезной, словно рама, окаймляло знакомый пейзаж. Под серым пологом пасмурного неба синей дымкой поднимались далекие холмы. «Их так любил Уоллес», – вспомнилось Линдсею. Бедный Уилл отдал свою жизнь, пытаясь защитить эти чудесные холмы… Джеймс тяжело вздохнул. Он был в большом долгу перед Уоллесом, и теперь этот долг уже не вернуть: друг погиб, а его собственное имя смешали с грязью, и никто не поднимется по призыву Сокола Пограничья на борьбу за свободу Шотландии.

Пророчество Черной Исабель, коварная игра использовавших ее слова недругов, да и его собственные ошибки привели к тому, что в глазах соотечественников он превратился в предателя.

Склонив голову, Линдсей задумчиво брел по монастырю. Кто на самом деле эта женщина, причинившая ему столько вреда своими проклятыми россказнями про соколов? Он заставит ее сказать правду, когда она окажется у него в руках. Эта лжепрорицательница, несомненно, либо сообщница Ральфа Лесли и остальных предателей, либо их марионетка.

Линдсей стиснул зубы. Пусть ему уже не вернуть свое честное имя, но он узнает правду, чего бы это ни стоило.

Не обращая внимания на дождь, он направился на маленькое монастырское кладбище. Среди могильных плит почти не было зелени, только в центре рос большой куст боярышника. Подойдя к нему, Линдсей остановился и окинул боярышник печальным взглядом.

Никто, кроме него и Джона Блэра, не знал, что под этим кустом покоились останки леди Уоллес, матери Уилла. Когда-то Джеймс и Джон вместе с Уоллесом похоронили ее здесь тайно: такова была воля Уилла, опасавшегося как посягательств недругов, так и поклонения почитателей. Джеймс свято хранил секрет, намереваясь унести его в могилу, ведь это было единственное, что он теперь мог сделать для Уоллеса.

Постояв несколько мгновений, он повернулся и пошел прочь. Пологая тропинка вела к лесу, зеленым морем окружавшему холм, на котором стоял монастырь. Сделав по ней несколько шагов, Линдсей остановился: ему вдруг захотелось вернуться под церковные своды и вновь ощутить покой, которого так жаждала его измученная душа. Но он переборол себя и двинулся дальше. Мир и покой не для него, он обречен на жизнь, полную страданий и опасности.

Он ускорил шаг, потом побежал и, достигнув опушки, нырнул в лес.