Эммелайн знала, что поступает очень дурно, но ничего не могла с собой поделать. Она направлялась к конюшне, откуда вот уже в течение двух дней непрерывно доносился лязг металла и стук молота о наковальню: Девока, Соуэрби, Лэнгдейла и Конистана заковывали в броню. Предыдущим вечером, услыхав, как джентльмены переговариваются перед обедом, пока Мэри и Элайза разыгрывали свои дуэты, Эммелайн ощутила такое любопытство, что на следующий день решила заглянуть в святая святых, то есть в конюшню, чтобы своими глазами увидеть рыцарские латы.

Ну, разумеется, под самым невинным предлогом! Дело было в том, что в распорядке мероприятий на нынешний вечер произошло небольшое изменение. Театральная труппа из Эмблсайда, предоставившая актеров для прелюдии к Танцу с Перчатками, любезно согласилась разыграть перед гостями Фэйрфеллз «Укрощение строптивой», конечно, за скромное вознаграждение.

Однако даже самые дерзкие фантазии, посещавшие ее в ночные часы, не могли подготовить о Эммелайн к удивительному зрелищу, представшему ее взору. Стук молота смолк, когда она и переступила порог, сквозняк пронесся по конюшне, облепив ей колени складками платья. Латы были готовы, четыре рыцаря стояли перед Скотби и кузнецом в полном боевом облачении, включая шлемы.

Эммелайн замерла на пороге.

— Как это прекрасно! — воскликнула она. Ее слова вызвали скрежет и звяканье металла: закованные в латы рыцари повернулись в ее сторону. Остальные участники, не заслужившие права на собственные доспехи, разбрелись по всему громадному амбару: одни сидели на перекладинах между стойлами, другие стояли, прислонившись к опорным балкам. Все взгляды были устремлены на нее, и Эммелайн вдруг почувствовала себя ужасно неловко.

— Вам сюда нельзя, мисс! — пожурил ее Скотби.

Заранее заготовленное объяснение чуть было не сорвалось с губ Эммелайн, но вместо этого она вдруг решила откровенно во всем признаться.

— Честное слово, это Гарви во всем виноват!

— Что я такого сделал? — обиделся Торнуэйт, едва не свалившись с перекладины от возмущения.

— Вы мне все уши прожужжали своими рассказами о том, как потрясающе выглядят рыцари в доспехах, вот я и не выдержала! Мне тоже захотелось посмотреть! Конечно, я знаю, что это не по правилам, но не надо было так искушать мое любопытство!

Она услыхала, как Дункан жалобно простонал из-под шлема:

— Вот уж не думал, что латы такие тяжелые! Черт возьми, я чувствую себя, как фермер, несущий теленка на плечах!

Скотби заверил его, как и всех остальных, что надо немного подвигаться, чтобы доспехи сели по фигуре, и тогда они сразу почувствуют себя свободнее. Словно по команде, все четверо принялись размахивать руками и топать ногами, вызвав тем самым взрыв хохота у зрителей. Даже Эммелайн, хотя и старалась не задеть самолюбия своих друзей, не удержалась от смешка. Сгибая закованные в броню руки и ноги и всячески пытаясь освоиться с весом металла, охватившего их тела со всех сторон, они выглядели донельзя нелепо.

Поскольку Скотби и кузнец тотчас же принялись за подгонку издающих скрип нагрудников, застревающих на ходу наколенников и оплечий, Эммелайн направилась к дверям, собираясь уходить, но один из рыцарей остановил ее.

— Эммелайн! — позвал он голосом Конистана. — Одну минутку. Мне нужно вас кое о чем спросить. Это очень важно.

Она обернулась к нему, недоумевая, что за дело вдруг потребовало столь неотложного обсуждения. Рыцарь тем временем безуспешно пытался поднять забрало, но, увы, его заклинило.

— Эта проклятая штука не двигается! — обратился он к Скотби.

Скотби поспешил на помощь и едва не опрокинул несчастного навзничь, задрав забрало ему на лоб. Потом Конистан сделал десять шагов по направлению к Эммелайн и поклонился ей. Этот жест учтивости возымел самые печальные последствия: с пронзительным лязгом забрало вновь обрушилось ему на подбородок. Она услыхала раздавшееся из-под стального намордника тихое проклятье. Скотби тотчас подлетел на помощь и опять поднял забрало на лоб Конистану, заставив его слегка покачнуться. Эммелайн, не сдержавшись, захихикала.

Когда виконт наконец-то вновь обрел равновесие и обратился к ней, ее насторожила появившаяся у него на лице лукавая улыбка. Эммелайн затаила дыхание, не понимая, что за каверзу он задумал на этот раз.

— Мисс Пенрит! — воскликнул он. — Перед лицом этого благородного собрания рыцарей… — ему пришлось сделать паузу, так как в эту минуту Торнуэйт все-таки свалился с перекладины, благополучно приземлившись на охапку соломы, — а также фигляров, — добавил Конистан с ударением.

Джентльмены опять разразились хохотом, наблюдая, как Торни поднимается на ноги и просит прощения за то, что невольно прервал виконта. Эммелайн охотно разделила бы их веселье, если бы не беспокойство, снедавшее ее в связи со странным поведением Конистана. Она старалась не дышать, пока он опять не заговорил.

Откашлявшись, Конистан вновь обратилсяк Эммелайн.

— Так как мне дали понять, что вы могли не правильно истолковать мои… ухаживания за последние несколько дней, хочу заверить вас в присутствии своих товарищей по состязаниям, что у меня в отношении вас самые серьезные намерения: я надеюсь в один прекрасный день сделать вас своей женой.

При этих словах ахнула не только Эммелайн, но и добрая половина присутствующих господ, а у остальных глаза полезли на лоб.

— Видите ли, — продолжал Конистан самым задушевным и искренним тоном, — я полюбил вас всем сердцем и потому прошу вас всерьез рассмотреть возможность принять мое предложение, несмотря на все мои недостатки. Нет необходимости отвечать мне прямо сейчас. Я предпочитаю, чтобы вы хорошенько обдумали и взвесили мое признание со всех сторон. Буду ждать вашего ответа после Королевского Бала.

Он вновь отвесил ей поклон, и опять непослушное забрало с лязгом упало, заставив своего владельца отпустить еще одно крепкое словцо, после чего Конистан повернулся к Скотби и заметил, что, помимо разболтанного шарнира в петле шлема, его беспокоит также сползающий к щиколотке наколенник.

Эммелайн замерла, точно пораженная громом. Краем глаза она заметила, что все остальные джентльмены тоже застыли на месте, и только Скотби, опустившись на усыпанный клочьями сена пол, принялся дергать вверх-вниз плохо пригнанный наколенник. А она так и стояла на пороге, не в силах вымолвить ни слова или тронуться с места. Конистан ничего ей больше не сказал, а окружающие с большим трудом и далеко не сразу, со смущенным покашливанием и перешептываниями вернулись к осмотру рыцарских доспехов.

Чья-то рука подхватила ее под локоть. С удивлением обернувшись к человеку, столь своевременно пришедшему ей на помощь, Эммелайн встретилась взглядом с добрыми глазами Гарви. Он вывел ее из амбара, заметив по дороге, что вроде бы в этот вечер им предстояло увидеть спектакль в исполнении труппы из Эмблсайда.

— Да, — подтвердила она механически, как слепая, переставляя ноги по тропинке.

Торни продолжал крепко поддерживать ее под руку. После долгого молчания он заметил:

— Я вижу, вы сильно расстроены. Ему не следовало обрушивать свое признание вам на голову ни с того, ни с сего, черт бы его побрал! Но, должен признать, это выглядело впечатляюще.

— Да, — повторила Эммелайн. Пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах, она не слышала слов Торнуэйта. Невидимая постороннему глазу битва раздирала ей грудь. Там свистели стрелы, раздавались выстрелы, скрещивались клинки: растущая любовь к лорду Конистану боролась с принятым некогда решением относительно собственного будущего.

— Вы только посмотрите на этих уток! — воскликнул Гарви. — Каждая величиной с фрегат, да еще с тремя рогами!

— Да, — в третий раз повторила Эммелайн.

Смысл его слов дошел до нее не сразу. Утки с тремя рогами? Что это взбрело Торни в голову, что он такое несет? Эммелайн бросила на своего доброго приятеля по-прежнему отрешенный взгляд и в конце концов различила у него в глазах и на губах задорную улыбку. Она покачала головой, словно надеясь таким образом прояснить свои мысли, и наконец рассмеялась. Господи, до чего же все это нелепо! Конистан сделал ей предложение в конюшне, на глазах у всех мужчин!

— А я уж было подумал, разрази меня гром, что мы потеряли вас навсегда! — живо отозвался Гарви. — Никогда в жизни не видел такого остановившегося взгляда! Дорогая, с вами все в порядке? Он просто оглушил вас своим признанием, негодяй!

— Гарви, лорд Конистан действительно сделал мне предложение руки и сердца?

— Боюсь, что да!

— О, Боже, что же мне делать? — простонала Эммелайн, чувствуя, как ее сердце предательски подливает масла в огонь, полыхающий у нее в груди.

— Поступайте, как считаете нужным, Эммелайн! Я взял себе за правило всегда делать только то, что вздумается, и пусть иногда мои решения выходят мне боком, не могу сказать, что мне хоть раз пришлось пожалеть о таком жизненном принципе.

Крепче ухватившись за его руку, Эммелайн вздохнула:

— Ах, если, бы для меня все было так просто!

Казалось, он готов был вступить с нею в спор, и она быстро сменила тему разговора. Гарви схватил намек на лету и вновь коснулся деликатного вопроса только при расставании.

— Вы с Конистаном отлично смотритесь в паре, особенно когда он ведет вас в танце! Что же еще нужно людям для счастья в браке?

— В самом деле, что же еще? — улыбнулась Эммелайн, ущипнув его за щеку, и отослала назад в конюшню.

К вечеру, — когда тот же красивый и ловкий, как акробат, актер, что в первый вечер изображал шута, войдя в роль Петруччио, принялся измываться над несчастной Катариной, — среди гостей, по наблюдению Эммелайн, не осталось никого, кто не был бы наслышан о том, что Конистан публично признался ей в любви и попросил ее руки. И уж конечно, ни одна из женщин не преминула в течение вечера улучить минутку, чтобы подойти и заговорить с нею о столь волнующем предмете. К полуночи они довели несчастную хозяйку до нервного истощения, поэтому она была счастлива, когда последняя из юных леди наконец ретировалась к себе в спальню.

Едва переставляя ноги от усталости, Эммелайн направилась к себе, но, уже повернув ручку двери, вдруг поняла, что если не поговорит с кем-то из близких о мучающей ее дилемме, у нее точно начнется истерический припадок, от которого ей вряд ли удастся оправиться. Поэтому вместо того, чтобы скрыться в собственной опочивальне, она направилась в апартаменты матери.

Войдя в спальню, девушка опустилась на колени у постели и нежно провела рукой по щеке леди Пенрит в надежде разбудить ее, не встревожив слишком сильно. Единственную свечу, что была у нее в руке, Эммелайн поставила на ночной столик рядом с постелью и тихим шепотом окликнула спящую. Ей было очень совестно будить свою обожаемую мамочку, но другого выхода она не видела. Через мгновенье ресницы леди Пенрит дрогнули, она тихонько застонала.

— Простите, мамочка, — прошептала Эммелайн, охваченная чувством вины и раскаяния. — Спите, я не хочу вас тревожить. Поговорим завтра. Это не так уж важно.

Погруженной в темные и теплые глубины сна леди Пенрит лишь с величайшим усилием удалось очнуться навстречу пламени свечи, пробивавшемуся сквозь сомкнутые веки. Ей не хотелось просыпаться, но легчайшее прикосновение к щеке и звавший ее тихий голос не позволили ей вновь погрузиться в сон. Эммелайн нуждалась в ее помощи.

Свет стал уплывать. Услыхав скрип открываемой двери, леди Пенрит позвала:

— Эммелайн, погоди!

Язык плохо повиновался ей: настойка опия и другие лекарства, которые ей приходилось принимать для облегчения страданий, делали ее такой нескладной!

— Мамочка? — тихо спросила Эммелайн.

— Останься здесь, детка. Поговори со мной. Мне так трудно…

Эммелайн вернулась к постели, поставила свечу на ночной столик и вновь погладила щеку матери.

— Мне необходимо поговорить с вами. Случилось нечто такое… Я не знаю, что мне делать.

Легкая улыбка тронула губы леди Пенрит.

— Ты? Ты не знаешь, что тебе делать? Этого не может быть!

Ответ прозвучал очень невнятно, но Эммелайн с облегчением отметила, что мать по крайней мере поняла ее слова.

— Понимаете, сегодня днем на глазах у всех мужчин Конистан сделал мне предложение. — Она запнулась, услыхав, как мать тихонько засмеялась, а потом продолжила:

— Конечно, это выглядело нелепо до ужаса, но, как ни странно, это именно то, чего от него можно было ожидать.

— А он… он рассчитывает, что ты примешь его предложение? — осторожно спросила леди Пенрит, причем Эммелайн показалось, что она дышит с трудом.

— Не знаю. Я никогда не давала ему повода думать, будто жду от него предложения…

— Значит, он человек большого мужества, — вставила ее мать, — раз решился сделать предложение юной леди на глазах у всех своих друзей, не зная, каков будет ее ответ.

— Но какой же ответ я должна ему дать?

— Дорогая, — вздохнула леди Пенрит, закрывая глаза, — тебе придется задать себе всего один вопрос: любишь ли ты его?

Эти слова стрелой пронзили сердце Эммелайн. Ей пришлось выждать минуту, пока терзавшие ее страхи не улеглись настолько, чтобы позволить ей ясно выразить свои мысли.

— Даже если бы я его любила, мамочка, не думаю, что мне следует выходить замуж.

— Но почему же нет, дитя мое? — глаза леди Пенрит вновь открылись от удивления. Она с трудом протянула руку к Эммелайн и улыбнулась, когда дочь с нежностью накрыла ее пальцы своей рукой. — Тебя это мучило на протяжении всех последних лет, верно? Ты почему-то считаешь, что замужество не для тебя.

Эммелайн склонила голову к материнской подушке и ответила:

— Я не такая хорошая и не такая сильная, как вы, дорогая мамочка. Вы несете свой крест с таким спокойным достоинством! Мне никогда не стать такой, как вы, и я не хочу обременять своего супруга… — она так и не смогла закончить свою мысль, почувствовав, что в ней содержится косвенный упрек матери.

— Эммелайн, — заговорила леди Пенрит после долгого молчания, — всю свою жизнь ты упорно и прилежно трудилась над тем, чтобы в окружающем тебя мире царил безупречный порядок, но мне кажется, тебе пора понять, что мир чувств, мир наших сердечных привязанностей и склонностей отнюдь не всегда позволяет поступать так, как мы считаем нужным или даже приличным. Я знала, что меня ждет в будущем, и, представь себе, я тоже в свое время приняла решение остаться старой девой. Но так уж получилось, что твой отец помог мне преодолеть страх перед недугом, который сейчас приковал меня к инвалидной коляске. И если ты думаешь, что спокойное достоинство, как ты его называешь, было свойственно мне всегда, советую тебе расспросить на эту тему своего дорогого папочку! — С трудом переведя дух, она закончила словами:

— А теперь, Эм, мне нужно спать. Тебе следует по крайней мере поделиться с лордом Конистаном своими тревогами, а там уж пусть он сам решает, как ему поступать. Какие бы недуги ни выпали тебе на долю, запомни: если ты станешь его женой, не тебе решать, должен он тебе помогать или нет. А теперь ступай прочь, глупая девчонка!

Не утирая слез, безудержно катившихся по щекам, Эммелайн покинула спальню матери и отправилась к себе в комнату. Возможно, ей придется честно сказать Конистану, что за ужас ждет его в браке с нею. Острая, пульсирующая боль внезапно охватила ее запястье в ту самую минуту, когда она повернула ручку двери. Что ж, теперь по крайней мере она проверит, насколько сильно он ее любит. Интересно, как он отнесется к мысли о том, что со временем ему придется стать ее сиделкой?

На следующее утро леди Пенрит проснулась со смутным воспоминанием о том, что ее дочь нанесла ей ночной визит. Ей стоило немалых и трудов припомнить, о чем шла речь, но, восстановив в памяти смысл разговора, она тотчас же вызвала к себе в спальню сэра Джайлза.

Время от времени кивая, он внимательно выслушал ее пересказ ночного разговора с дочерью. Когда, закончив свое повествование, леди Пенрит захотела узнать у мужа, разумно ли она поступила, сэр Джайлз от души расцеловал ее в обе щеки и ответил:

— Очень и очень мудро, любовь моя! Если эти двое сумеют преодолеть этот рубеж, значит, у них есть шанс стать такими же счастливыми, как мы с вами!

Однако улыбка, сопровождавшая эти слова, слегка затуманилась, когда он добавил:

— Но мне кажется, лорду Конистану придется куда тяжелее, когда он узнает истинную правду. Впрочем, это тоже послужит ему своего рода испытанием, и если он не сможет его выдержать, я предпочел бы не отдавать за него свою дочь.

— Когда же вы намереваетесь открыть Эммелайн правду на то, что она — не наша плоть и кровь?

— Не знаю, — задумчиво проговорил сэр Джайлз. — Но думаю, не раньше, чем она даст согласие (если, конечно, она его даст!) стать женой Конистана!