К четырем часам пополудни Эммелайн встревожилась не на шутку. Она ожидала, что к этому часу либо мамочка, либо папочка обрушат ей на голову громы и молнии, однако вызова пред грозные родительские очи так и не последовало. Она знала, что поступила чудовищно, отведя виконта в конюшню и объявив, что ему придется ночевать не в доме, а в грязном сарае, но ради того, чтобы хоть на краткий миг увидеть искру гнева в глазах Конистана и раскрывшийся от изумления рот главного конюха, была готова вытерпеть даже самый строгий выговор. Дело того стоило. Взять, к примеру, того же мистера Скотби. До сегодняшнего дня Эммелайн считала его самым невозмутимым человеком на свете. Бедный, славный мистер Скотби! Она улыбнулась, вспомнив, как глаза верного слуги, огорошенного ее распоряжением, едва не вылезли из орбит, а пышущая здоровьем физиономия побагровела. Словом, Эммелайн наслаждалась от души веселым приключением, и все же, хоть она и твердила себе, что всего лишь сводит счеты с Конистаном за его преждевременный приезд, совесть у нее была неспокойна.

По пути в парадную гостиную Эммелайн с удивлением заметила какую-то необычную суету на втором этаже. Над головой у нее по всей длине коридора ужасающе скрипели половицы, явственно слышался топот множества ног. Если бы ее не ждали в гостиной, она немедленно поднялась бы наверх, чтобы выяснить причину всей этой непонятной беготни. Но ей пришлось умерить свое любопытство, так как в эту самую минуту в той точке, где два коридора вливались в просторный вестибюль, она повстречалась с Конистаном.

Его лицо казалось невозмутимым, но все же ей удалось различить у него на губах еле заметную самодовольную улыбку. Эммелайн церемонно приветствовала его, словно ничего особенного не случилось, первой прошла в гостиную и о тотчас позабыла о госте, целиком сосредоточив внимание на отце и матери.

Леди Пенрит редко покидала свою спальню до послеполуденного чая. Ее здоровье ухудшилось настолько, что ей стоило огромного труда провести с семьей даже несколько кратких часов от чая до обеда.

Пройдя по выстланному старинными коврами полу через всю гостиную, Эммелайн чмокнула мать в щеку, обменялась с нею несколькими ласковыми словами, спросила о здоровье и наконец представила ей Конистана.

Тонкий луч солнца, проникавший из окна, окружил голову леди Пенрит, полулежавшую в инвалидном кресле, легким золотистым сиянием. Протянув виконту изуродованную ревматизмом руку, она приветливо улыбнулась ему. Эммелайн бросила взгляд на руку матери, и страх пронзил ей сердце отравленной стрелой. Она быстро обернулась к Конистану в надежде, что он поймет, каких героических усилий стоило матери это небольшое движение формального приветствия. Хватит ли ему ума догадаться, как тяжек ее недуг, какая боль терзает и гложет ее суставы?

Конистан взглянул на протянутую ему руку, бережно взял ее и с глубоким поклоном коснулся губами скрюченных пальцев. Сэр Джайлз, встав за спинкой кресла леди Пенрит, одобрительно пробормотал: «Отлично!»

— Вы со мною флиртуете, милорд? — спросила леди Пенрит с легким смешком.

Эммелайн была поражена по-девичьи звонким голосом матери и взглянула на нее так, словно видела впервые. Ей трудно было представить свою мать юной девушкой, которая когда-то обменивалась любезностями с галантными молодыми щеголями.

Конистан улыбнулся в ответ.

— Разумеется, нет! — живо возразил он. — Как бы я посмел, когда ваш ревнивый супруг — взгляните, он прямо-таки пронзает меня взглядом! — готов вот-вот вышвырнуть меня вон!

Леди Пенрит засмеялась и сказала, обращаясь к мужу через плечо:

— Вы слышите, сэр Джайлз, как мило он ведет разговор? Прошу вас отныне уделять мне больше внимания, а не то я сбегу из дома с этим человеком!

Она вновь обратилась к виконту:

— Прошу вас, возьмите стул и устраивайтесь поудобнее.

Конистан осторожно опустил ее руку на подлокотник кресла и, подвинув стул поближе, уселся рядом с нею.

Эммелайн испытала непонятное удовлетворение от его разговора с матерью. Конистан, безусловно, предстал перед нею в выгодном свете, к тому же необыкновенно приятно было услышать, как мамочка смеется. Чутко уловив, что леди Пенрит желает без помех насладиться беседой с виконтом, Эммелайн взяла на себя хлопоты по разливанию чая, но при этом старалась двигаться как можно тише, чтобы не пропустить ни слова.

— Я была очень привязана к вашей матери, виконт, — начала леди Пенрит. — Мы с нею вместе были представлены ко двору, впрочем, это было много, очень много лет назад. Она была очаровательна, всегда весела, и мне так жаль, что поместья наших мужей находятся в противоположных концах королевства! Ведь замок Броудоукс расположен в Гемпшире, не так ли? — Когда Конистан кивнул, она продолжала:

— Мне так жаль, что ее больше нет с нами, хотя это произошло уже больше двадцати лет назад.

— Почти двадцать пять лет назад, миледи.

Эммелайн вскинула голову и бросила удивленный взгляд на Конистана. Его слова прозвучали слишком резко и сухо, причем эта интонация не укрылась и от леди Пенрит. Она заговорила сочувственным тоном:

— Порой наши утраты настолько тяжелы, что даже время не может смягчить их горечь, не правда ли? Я потеряла малолетнего сына почти тридцать лет назад, а мне иногда кажется, что это было вчера.

— Совершенно с вами согласен, — тихо ответил он. — Сколько бы мы ни старались это забыть, горечь утрат всегда с нами. Мне очень жаль слышать о вашем сыне.

Леди Пенрит взглянула на Эммелайн. — Зато у меня есть дочь, и я век буду благодарить за нее Бога. Простите, если я покажусь вам сентиментальной, милорд. В моем положении приходится считать дни и ценить каждый из них чуть больше, чем это обычно принято. Но лучше расскажите мне, как поживает нынешняя леди Конистан и ваши подопечные. Сколько их? Похоже, я сбилась со счета после того, как на свет появилась… Летти, кажется?

Конистан откинулся на спинку стула, заслышав этот вопрос, и между глотками чая принялся перечислять трех своих сводных братьев и четырех сестер, давая им краткие характеристики. Описывая их достижения, он часто улыбался и даже засмеялся по меньшей мере дважды, рассказывая о шалостях мальчиков.

Эммелайн еще ни разу не приходилось слышать, как Конистан говорит о своей семье. Никогда раньше ей не доводилось видеть, как надменность его черт смягчается, уступая место нежности. Забирая у него опустевшую чашку, чтобы вновь наполнить ее, девушка даже подарила виконту теплую одобрительную улыбку. Он долго удерживал ее взгляд, выражение его глаз было добродушно-насмешливым. Глядя на него, Эммелайн почувствовала, как ее охватывает слабость. Здесь, в обществе ее матери, он был совсем не похож на того Конистана, которого она знала в Лондоне. Когда наконец он вновь ненадолго перевел взгляд на леди Пенрит, Эммелайн пришло в голову, что если бы ей суждено было впервые познакомиться с Конистаном в этот день, она влюбилась бы в него без памяти! Слава Богу, она куда лучше знает его с другой стороны, а не то ее сердце было бы в настоящей опасности.

Поставив перед Конистаном полную чашку чаю, Эммелайн присоединилась к отцу в дальнем углу комнаты, заставленном застекленными книжными полками. Пока его милость беседовал с ее матерью, она уселась на обитом синим бархатом диване и рассеянно выглянула в окно. Вид за окном — озеро и утесы, круто вздымающиеся к ослепительно синему небу, — неизменно вызывал у нее в душе сильнейшее волнение. Красные бархатные гардины, обрамлявшие три высоких окна, были подняты, и прозрачные стекла, не заслоненные материей, позволяли обитателям Дома любоваться прекрасным видом в любое время года.

Стены гостиной были увешаны старинными гобеленами и огромными лесными пейзажами, написанными несколько столетий назад. Такая обстановка придавала комнате поистине импозантный вид, — то, чего невозможно было добиться при помощи обычных китайских безделушек или так называемых «простых и строгих линий» в модном греческом стиле.

Эммелайн подтянула к себе свою рабочую шкатулку и принялась вышивать тамбуром кусок материи, который намеревалась пустить на отделку новой наволочки. Еще шесть лет назад, во время первого турнира, она поставила себе цель: все наволочки в доме должны быть украшены ее собственной вышивкой. Работа доставляла ей подлинную радость.

Сэр Джайлз присел рядом с нею и взялся за чтение последнего романа, написанного автором «Уэверли», время от времени прикладываясь к большой табакерке, стоявшей возле него на столе.

— Как я рад, — сказал он чуть позже, оторвавшись от книги и бросив взгляд на жену, поглощенную разговором с Конистаном, — видеть ее такой оживленной!

— Похоже, виконт пришелся мамочке по душе, — негромко согласилась Эммелайн.

Ее вышивальный крючок мерно сновал вверх-вниз в ловких, натренированных годами работы пальцах. Хорошо, что отец всего лишь кивнул в знак согласия и вновь погрузился в чтение, так как ей не хотелось бы упустить ни слова из разговора виконта с ее матерью.

«Возможно, таким образом, — думала Эммелайн, — я лучше сумею узнать ход его мыслей и пойму, что мне предпринять, чтобы держать его подальше от Дункана».

И хотя в эту минуту у нее в душе громко звучал голос совести, подсказывая, что Грэйс и Дункан тут совершенно ни при чем, что сейчас и она о них вовсе не думает, Эммелайн не захотела с ним согласиться. Наоборот, прислушиваясь к каждому слову, которым обменивались ее мать о и Конистан, она твердила себе, что делает это исключительно ради Грэйс.

— Стало быть, моя дочь убедила вас принять участие в наших летних увеселениях, — говорила леди Пенрит. — Смею вас предупредить, что не стоит стремиться к победе ни в одном из состязаний, если только у вас нет твердого намерения связать себя узами брака!

— Вы, разумеется, намекаете на то, — отвечал Конистан, — что, по странному совпадению, на протяжении последних шести лет Рыцарь-Победитель неизменно предлагал руку и сердце Королеве Турнира?

— Именно это я и имела в виду. И поскольку сэр Джайлз уже сообщил мне, что вы — спортсмен, настоящий чемпион среди любителей, так, кажется, он выразился, предупреждаю, что и вы можете пасть жертвой традиции!

Он небрежно отмахнулся от опасности.

— Если победа достанется мне, я надеюсь создать новый прецедент и оставить Королеву с носом.

Эммелайн так и замерла со своим рукоделием. Ее ничуть не удивило, что он бросил взгляд в ее сторону и даже слегка наклонил голову, но она почувствовала себя задетой этим вызывающим поклоном и кивнула в ответ: пусть знает, черт бы его побрал, что вызов принят!

Хозяйка дома осторожно взяла свою чашку обеими руками и медленно поднесла ее губам. Отхлебнув глоток чаю, она сказала:

— Мне остается лишь заметить, что в таком случае вы разобьете по крайней мере одно сердце. Я убеждена, что эти турниры овеяны магией. Королева всегда до безумия влюбляется в Победителя. — Леди Пенрит выпрямилась и наклонилась вперед в своем кресле, таинственно понизив голос:

— Берегитесь, как бы разбитым не оказалось ваше собственное сердце! Похоже, вы как раз в том возрасте, когда подобная опасность особенно велика. — Она оглянулась на мужа и добавила:

— С сэром Джайлзом, например, все именно так и вышло, но я над ним сжалилась и согласилась отдать ему свою руку. Что же касается вас, если у вас осталась хоть капля здравого смысла, лучше бы вам бежать отсюда без оглядки, пока не поздно.

Конистан театральным жестом положил руку себе на грудь.

— Миледи, вы наполняете мое сердце страхом! Я это признаю. Готов признать также, что как только я подъехал к перевалу, внутренний голос стал мне нашептывать, что следует повернуть лошадей и отправляться обратно в Лондон.

Хозяйка дома рассмеялась.

— Ну, раз уж вы не послушались столь грозного предостережения, считайте себя уже погибшим. — После паузы она добавила со смешком:

— Надеюсь, вы понимаете, что это всего лишь шутка. Впрочем, в одном я действительно не сомневаюсь: вам понравятся и состязания, и те обряды, которыми они обставлены, если вы настоящий спортсмен. Моя дочь, хотя и кажется весьма своевольной молодой особой, на самом деле отлично умеет позаботиться об удобствах и удовольствиях для своих гостей.

Эммелайн была воистину заинтригована разговором, а когда ее мать обернулась, чтобы взглянуть на нее, даже на расстоянии заметила шаловливую искру в глазах леди Пенрит. Поэтому она не очень удивилась, когда та, вновь повернувшись к виконту, с самым невинным видом задала следующий вопрос:

— Кстати, раз уж мы заговорили об удобствах, прошу, скажите мне, как вам понравилась ваша спальня?

Лицо Конистана расплылось в широчайшей улыбке.

— Должен признать, что по моей комнате гуляют весьма бодрящие сквозняки. Честное слово, это необыкновенная комната — она укрепляет боевой дух. У меня не будет нехватки свежего воздуха. Но я не ответил на ваш вопрос. Да, конечно, поскольку я буквально очарован деревенской простотой, можно сказать, что мои апартаменты пришлись мне по вкусу.

Когда стрелка доползла до половины пятого, Эммелайн извинилась и отправилась на поиски экономки. Теперь уже ей стало совершенно ясно, что по какой-то таинственной причине ее родители решили не вмешиваться в дела Конистана. В душе у нее зародилось подозрение, что леди Пенрит считает виконта подходящим женихом для нее. Но даже в этом случае она никак не могла понять, почему родители позволяют ей проявлять такое неслыханное неуважение к гостю. Раз они не говорят ей ни слова о сарае, — хотя одного взгляда на папочку, когда мамочка спросила Конистана, как ему понравилась его спальня, было довольно, чтобы понять, что они уже осведомлены о ее проделке, — значит, они предоставили ей полную свободу действий.

Но что еще удивительнее, ей понадобилось целых двадцать минут, чтобы разыскать экономку, миссис Пламграт! Эммелайн наконец нашла ее в одном из чердачных помещений, занятую поисками зеркала, когда-то украшавшего письменный стол-конторку, уже перенесенный по указанию Блайндерза в сарай Конистана. Одного взгляда на каменное (обычно совсем ей не свойственное) выражение лица экономки было довольно, чтобы понять: верная домоправительница затею с сараем не одобряет. Тем не менее, когда Эммелайн объяснила ей, что его милость сильно невзлюбил мисс Грэйс Баттермир и приехал сюда только ради того, чтобы помешать ей, миссис Пламграт смягчилась.

— Да как может кто бы то ни было невзлюбить мисс Грэйс Баттермир? — воскликнула она. — Наверное, его милость ее совсем не знает, ведь второй такой замечательной леди просто не найти! Она сущий ангел!

— Он ее презирает, во-первых, из-за ее скромного происхождения, а во-вторых, потому что бедная Грэйс в его присутствии пугается просто до оцепенения! И все это его вина! У него нет ни капли сострадания!

Миссис Пламграт сочувственно покачала головой,

— Так-то оно так, мисс Пенрит, — заметила она озабоченно, а все-таки мнение по душе, что его оставят ночевать в грязном сарае, как последнего подпаска!

Эммелайн весело рассмеялась.

— О, нет! — воскликнула она. — Ваше сравнение никуда не годится. Где это видано, чтобы простому подпаску предоставляли отдельные апартаменты?! Нет, я уверена, что лорд Конистан нам еще спасибо скажет за такую прекрасную спальню!

— Вы неисправимы, мисс!

Поразмыслив над этим замечанием, Эммелайн вскоре согласно кивнула:

— Вот тут вы, пожалуй, правы. Все, верно, оттого, что я выросла среди цыган.

— И все же! Подумать только, сарай за конюшней!

— Вы же у нас умница, миссис Пламграт! Неужели вы думаете, что я всерьез заставлю его заночевать в сарае, даже если вы снабдите его зеркалом? Увы, после обеда мне, видно, придется сказать ему, что это всего лишь шутка.

Миссис Пламграт слегка нахмурилась.

— Должна вам сказать, мисс, что зеркало — это еще не все. Похоже, Блайндерз и Скотби весь дом перевернули, чтобы устроить ночлег для его милости.

Эммелайн беспечно отмахнулась от этих слов.

— Подумаешь! Отнести в сарай пару стульев, кувшин воды и зеркало — от этого еще никто не умирал.

Когда экономка известила ее о том, что приготовления зашли куда дальше вышеперечисленного, Эммелайн пожала плечами и пообещала, что сама во всем разберется. Затем она попросила домоправительницу сопровождать ее во время последнего обхода всех гостевых спален, дабы убедиться, что все в полном порядке и не нужны ли какие-нибудь последние усовершенствования.

Казалось, миссис Пламграт хотела еще что-то возразить, но Эммелайн просто погрозила ей пальчиком и решительно направилась вниз.