Поздно ночью леди Редмир, убедившись, что ее любимая дочь удобно устроилась в постели, поцеловала Джилли в щеку, задула свечу и осторожно закрыла за собой дверь. Выйдя в коридор, она долго держала руку на латунной ручке двери, глядя на пятно света на ковре, отбрасываемое настенным светильником, висящим напротив дверей Джилли. Она не была спокойна, ей казалось, что сегодня произошло большое несчастье.

Джилли отвергла Карлтона. А не должна была.

Теперь она поняла это столь же ясно, как в предыдущий вечер, когда Эдвард поцеловал ее, поняла, что Редмир всегда будет единственным мужчиной, которого она любит. Всегда, невзирая на женщин, за которыми он волочился, как бы много их ни было.

Она задумалась, стоит ли ей попытаться переубедить Джулиан. Возможно, еще будет время завтра утром попросить Карлтона об аудиенции до того, как он женится на миссис Гарстон. Может, будет еще не поздно, если только он не уехал со вдовой из Лондона сразу же после бала в Элмаке, а об этом она сможет узнать только завтра. Поэтому леди Редмир решила не беспокоить сейчас свою дочь.

Приняв такое решение, она задумалась совсем о другом.

Эдвард Фитцпейн уехал. Уехал в прекрасные дикие места Кумберленда, в край Озер. Уехал, чтобы успокоить свое сердце, забыть о ней, вновь изливать душу в служении Музе.

Леди Редмир была необыкновенно благодарна ему за то, что он так быстро покинул Лондон. Их поцелуй на глазах всего света вполне мог стать причиной дуэли, и она вовсе не удивилась, если бы Редмир вызвал его, хотя законы Королевства строго запрещали любые поединки.

И вот он уехал…

Какая-то часть ее души всегда будет любить его, – подумала она печально. Но только часть. Все ее существо всегда будет отдано Джеку.

Для нее не была неожиданностью реакция ее супруга на известие об отъезде Эдварда. Когда Редмир узнал об этом, лицо его выразило сначала изумление, потом огромное облегчение, не могло быть двух мнений на этот счет. Она хорошо знала своего мужа и поняла, что это означало его твердую уверенность, что она действительно могла бросить его ради Эдварда.

Странно было думать, что ее муж боялся, как бы она его не оставила.

Дорога домой была спокойной, она неоднократно замечала, что Редмир смотрит на нее. Один раз он даже улыбнулся, потом взял ее за руку и легонько пожал. Он так много сказал своими взглядами, своей улыбкой и этим пожатием…

Когда они приехали домой, то, поднимаясь по лестнице, Редмир шепнул ей на ухо, что просит ее прийти к нему в комнату после того, как она уложит дочь в постель.

Он уже очень давно не приглашал ее к себе.

Она оторвала взгляд от светлого пятна на полу и решительно направилась к спальне мужа через две двери по коридору. Возле дверей она помедлила, сердце ее забилось, и она подняла дрожащую руку, чтобы тихонько постучать по выпуклой деревянной резьбе.

Ожидая, пока дверь откроется, она считала секунды. Одна, две, три, четыре, пять…

Дверь быстро распахнулась. Ее обдало волной теплого воздуха, и она увидела, что в комнате совсем нет света, кроме огня, ярко полыхающего в камине. Легкие отсветы, падавшие на тяжелую резную мебель красного дерева в спальне Редмира, наполняли комнату причудливыми тенями.

Он стоял за дверью, его голубые глаза глядели на нее знакомым острым взглядом. Колени ее задрожали.

– Джек, – пробормотала она и вошла в комнату, не чуя под собой ног.

Он закрыл дверь, схватил ее за локоть и тесно прижал к своей груди. Он заключил ее в сокрушительные объятия.

– О, Боже, – снова выдохнула она, трепеща всем телом.

– Ты веришь, что я невиновен?

– Я была безумно глупа, – прошептала она в ответ, признавая свою ошибку.

– Но ты веришь, что я невиновен?

– Да.

– Хорошо, – ответил он. – Тогда мы можем начать все с начала, как в день перед нашей свадьбой.

Почему он не поцеловал ее? Она так хотела, чтобы он ее поцеловал.

– Я жалею, что причинил тебе столько страданий, отвечая на заигрывания миссис Гарстон. Прости меня за это, Милли, но я еще раз, последний раз скажу тебе – я никогда…

Она прижала палец к его губам.

– Я знаю, что ты не делал этого, – выдохнула она и быстро отняла руку от его губ. Она почувствовала, как тело ее тает и растворяется в нем, когда он страстно поцеловал ее в ответ. Ей показалось, что все между ними уладилось в мгновение ока.

Когда же он поднял ее на руки, понес к своей постели и бережно уложил на подушки, вся тоска, все терзания последнего года рассеялись в золотом свете его спальни. Она обняла его, прижимаясь к нему всем телом, прощая все, забывая все и возвращая в свое сердце единственного мужчину, которого она любила.

* * *

На следующее утро Джулиан проснулась со страшной болью в сердце. Первая мысль ее была – где теперь Карлтон?

Ужасный сон привиделся ей – Карлтон целуется с Шарлоттой Гарстон.

Она громко застонала, вскочила с постели, пробежала через комнату, отдернула портьеру, позвонила горничной и стала метаться по спальне. С каждой минутой нетерпение ее нарастало, словно океан бушевал вокруг и бился тяжелыми волнами в ее сердце.

Через полчаса Джулиан была одета в утреннее платье из белого муслина и вышла из своей комнаты. Проходя мимо дверей отцовской спальни, она услышала женский смех, доносившийся сквозь толстую дубовую обивку.

Она остановилась и быстро прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть. В спальне отца – женщина, в то время, когда его жена спит рядом, в соседней комнате? Кто-то из служанок? Не может быть! Как смеет он быть таким жестоким?

Все это было так отвратительно, так ужасно, что она поскорее прошла мимо, к комнате матери. Она несколько раз постучала в дверь, желая предупредить мать о происходящем. Не дождавшись ответа, она приоткрыла дверь сначала немного, но, увидев, что кровать пуста, распахнула дверь настежь, с недоверием оглядывая покрывало, аккуратно расправленное на постели.

В этой постели сегодня никто не спал!

Без малейших угрызений совести она вернулась к спальне отца и прижалась ухом к двери. Она снова услышала бормотание и смех, на сей раз смех отца, потом снова женский, еще и еще раз. «О!», – выдохнула она, удивленная, пораженная, почти испуганная.

Ее мама!

Она не могла поверить своим ушам.

Ее мать и отец вместе, в одной постели.

На сердце стало легко, как не было уже давно, все эти двенадцать месяцев, и она стала быстро спускаться по лестнице, улыбаясь, пока не добежала до нижней ступеньки.

Здесь она остановилась, держа руку на перилах, пронзительная мысль вдруг ударила в ее сознание, как океанская волна в скалу. Брызги поднялись высоко в воздух, чтобы тяжелым дождем упасть на ее нерешительность.

Многие месяцы мама предостерегала ее от слишком сильной любви к мужчине, потому что она неизбежно влечет за собой боль и отчаяние. И когда ей стало так больно, как и было обещано, у нее просто не оказалось сил позволить себе любить Карлтона, принять его раскаяние, отогнать мысли о предательстве.

До этого самого мгновения.

Только…

О, Господи, теперь, должно быть, уже поздно!

Что она должна теперь делать? Что она может сделать?

Несколько минут спустя она уже сидела в экипаже, оставив родителям короткую записку.

Лорд Карлтон жил на Гросвенор Сквэр, что не так уж далеко от Беркли, но в отчаянии ей казалось, что предстоит проехать сто миль, а то и больше.

Она просила возницу погонять, но лошади не могли нестись сломя голову по мокрым булыжным мостовым улиц, не рискуя при этом разбить пассажирку и возницу насмерть.

Но если они уже женаты?.. Может быть, еще и не обвенчаны, но Карлтон сделал миссис Гарстон предложение, и свадьба не может быть отложена, если только вдова не согласится вдруг отступиться, а этого она, конечно, никогда не сделает!

Но сейчас Джулиан не должна думать об этом! Иначе она просто сойдет с ума.

Несмотря на затруднительное положение Карлтона, Джулиан знала, что должна немедленно поговорить с ним прежде, чем он женится. Она хотела, чтобы он услышал, что она безумно любит его, что она не только простила прошлое, но и смогла понять, что именно сдерживало ее, и что ее отказ не означал ее недоверия к нему.

Подъехав, наконец, к его дому, она поспешила к дверям и, представившись, попросила остолбеневшего дворецкого пропустить ее. Тот ничего не смог возразить молодой леди.

Джулиан не думала, что ей захочется разглядывать дом Карлтона, но она была просто ошеломлена увиденной роскошью. Лестница широкой спиралью поднималась влево от нижнего зала. Перила и поддерживавшие их столбики были вырезаны из прекрасного старого дуба и отполированы до зеркального блеска. Куполообразный потолок был украшен искусной лепниной. Белый мраморный пол с прожилками всех оттенков, от золотого до нежно-абрикосового. Наискось от входа в полукруглой нише стояла греческая статуя Аполлона. Отец говорил ей о волшебных владениях Карлтона, но она даже в самых смелых мечтах не представляла себе такой красоты.

Прижав руку к груди, она обратилась к дворецкому, наблюдавшему за ней с любопытством:

– Я прошу прощения, если вам показалось… то есть, пожалуйста, скажите, дома ли его светлость? Это очень срочно. Скажите ему, что с ним желает говорить мисс Редмир.

Дворецкий нахмурился. Он казался почти грустным, когда ответил:

– Я очень сожалею, мисс, но лорд Карлтон уехал полчаса назад…

– С миссис Гарстон?

– Он намеревался заехать за ней.

Джулиан показалось, что прекрасный мраморный пол под ее ногами разверзается, чтобы поглотить ее. Она почти потеряла сознание, но ее поддержал дворецкий.

– Вижу, я очень огорчил вас. Присядьте на минуту в кресло.

– Я… я должна идти. Я должна остановить его.

– Разумеется, я полагаю, что вы правы, мисс, но все же присядьте на минуту. Позвольте предложить вам рюмочку шерри, а там посмотрим.

– Я должна ехать немедленно!

– Сядьте! – приказал он.

Почему-то Джулиан послушалась, удивленно глядя на него, и опустилась в черное лаковое греческое кресло возле статуи Аполлона.

– Так-то лучше, – сказал он. Затем он позвонил лакею, попросил принести шерри и шепотом дал изумленному лакею еще несколько указаний. Слуга ушел, и через несколько минут появился другой лакей, принесший на блестящем серебряном подносе графинчик шерри и рюмку. Отослав слугу, дворецкий взглянул, как Джулиан отпила из рюмки и спросил, чувствует ли она себя лучше.

Джулиан глубоко вздохнула и с удивлением обнаружила, что и в самом деле шерри успокоил ее. Мысли ее больше не путались, и она могла дышать спокойнее.

– Да, намного лучше, благодарю вас. Непростительно с моей стороны, что я пришла сюда, я знаю, но… но я просто должна была это сделать! Я такую путаницу устроила, знаете ли… И я так надеялась, что его светлость еще дома!

Дворецкий обнаружил полную осведомленность о том, кто она и что так тревожит ее.

– Не знаю, смогу ли я очень обнадежить вас, но я приказал заложить для вас коляску его светлости. Он направляется на север, поскольку мать и отец миссис Гарстон живут в Хартфордшире. Тамошний викарий должен обвенчать их. Если вы доедете до Айлингтона как можно быстрее, я уверен, у вас будет возможность увидеть его светлость.

– Большое вам спасибо, – сказала она. – За… за все.

* * *

Часом позже Джулиан сидела в гостиной «Павлина» в Айлингтоне и наблюдала за дорогой так же внимательно, как кошка следит за мышиной норкой. Расспросив прислугу в гостинице, она была уверена, что дорожная карета лорда Карлтона еще не проезжала через деревню.

Она не сомневалась, что приехала раньше него, но ждала, измученная, чувствуя слабость и головокружение, пока его карета с хорошо знакомым гербом на крыше не стала отчетливо видна на дороге. В то время как большие колеса кареты замедляли ход, чтобы не зацепиться за колеса встречного тяжело нагруженного фургона, она поднялась с кресла. Сердце бешено билось в груди. Свернет ли он на постоялый двор или проедет дальше?

В окне кареты она увидела улыбающуюся миссис Гарстон. Какой счастливой она казалась!

Сердце Джулиан вдруг оборвалось. Даже если она и скажет ему о своей ошибке, он уже не свободен, он не сможет жениться на ней. Как странно думать, что всего несколько часов составили разницу между счастьем до конца жизни и вечным страданием!