Тем же вечером — только чуть позже — Элли сидела в одиночестве, задумчиво рассматривая бабочек на своих туфлях, когда за ее спиной послышался знакомый голос:

— Боитесь, как бы они не упорхнули во время танца? А что, очень даже может быть.

Элли обернулась. Перед нею стоял Равенворт, и его серые глаза лучились дружеской улыбкой.

Она постучала сложенным веером по свободному стулу рядом с собой и слегка покраснела.

— Не смейтесь над моими бабочками. Едва ли я когда-нибудь еще надену эти туфли. Забавно: когда я их покупала, они показались мне такими миленькими, но теперь…

Равенворт улыбнулся и уселся рядом с ней, широким жестом откинув за спину фалды своего прекрасно сшитого сюртука.

— Это бывает. Я вот тоже купил однажды табакерку, на крышке которой была изображена собака. Я, конечно, очень люблю собак, но эта табакерка… Бог знает, что меня тогда толкнуло купить ее! Понимаете, табакерка оказалась слишком велика, чтобы носить ее в кармане. Тогда я поставил ее на стол — для гостей, но лорд Барроу, увидев ее, сказал, что теперь мои гости будут всегда чувствовать себя под стражей. И действительно, у этой собаки на морде было написано такое выражение… некая смесь напряженного ожидания и охотничьего азарта. Передняя лапа поднята — еще секунда, и пес кинется на вас.

Элли улыбнулась, с удивлением чувствуя, что между нею и Равенвортом нет и тени напряженности. Поразительно! Он никогда прежде не говорил с нею так легко и откровенно.

— И что же вы с нею сделали? — спросила она, играя веером.

— Отнес табакерку… Простите, я знаю, что не должен говорить об этом, но вы же меня не станете выемеивать? Да, так вот, я отнес табакерку в ванную комнату, поставил ее на столик для бритья и теперь любуюсь ею в одиночестве каждый раз, когда мне этого захочется.

Элли заливисто рассмеялась. Как просто ей было сейчас говорить с виконтом! Словно они знакомы много лет. Она заглянула в его серые глаза и решила, что надо навсегда покончить с недоразумением, которое произошло с ними на Нью-Бонд-стрит.

— Я получила ваши цветы, милорд, и вашу записку тоже. Это было так любезно с вашей стороны… — осторожно начала она, опустив ресницы. — Я тоже хочу извиниться перед вами за те слова, что сказала вчера. Они были несправедливы. Я раскаиваюсь, тем более что сейчас понимаю, как вы были правы… и как переживали за меня.

Равенворт покачал головой:

— Я сам виноват. Я не должен был говорить с вами так, как позволил себе говорить. Действительно, тот случай очень сильно подействовал на меня.

— Вы так отважно вели себя, — сказала Элли, поднимая глаза.

— А вы, очевидно, не ожидали ничего подобного от такого денди, как я?

Равенворт улыбался, но взгляд его оставался напряженным — словно он ждал от Элли одобрения. Она внимательно посмотрела в его лицо, которое казалось ей сейчас совсем незнакомым, и слегка прищурила глаза. Нет, ей никак не удается понять этого мужчину до конца! После того, что произошло на Нью-Бонд-стрит, ни чучелом, ни денди его не назовешь. Он был отважен и силен как… как греческий бог или герой, если воспользоваться выражением Джорджа. А потом это письмо с извинениями — оно раскрывает характер Равенворта с другой, но тоже новой стороны. Оказывается, ему не чужды простые и искренние чувства, пожалуй, его можно считать даже несколько сентиментальным…

— Я ошибалась в вас, — сказала Элли. — И за это тоже прошу меня простить. Я слишком часто не могу совладать с собственным языком, а он у меня острый.

Знакомый озорной огонек промелькнул в глазах Равенворта. Он наклонился поближе и негромко, заговорщицки заметил:

— Я бы даже сказал — очень острый, этот ваш язычок.

Элли ответила ему улыбкой, почувствовав при этом незнакомую сладкую боль в сердце. «А ведь он и в самом деле очень красив, — подумала она. — И когда он смотрит на меня так, как сейчас — весело, открыто, лукаво, — я, пожалуй, легко могу потерять голову!»

Подобная мысль впервые пришла ей — и тут же сменилась новой: «А мало ли женщин уже потеряло голову, глядя в его красивое лицо, в эти бездонные глаза? Не стану ли я просто еще одной?»

Нет, становиться очередной строчкой в длинном списке любовных побед виконта Элли не хотела.

И, желая поскорее избавиться от опасных мыслей, Элли принялась расспрашивать Равенворта о том, что он чувствовал, о чем думал в те ужасные секунды, когда Две жизни — ее и мальчика — висели на волоске. Он ответил, и завязался оживленный разговор — с размахиванием руками, возбужденными возгласами. Они вновь и вновь переживали случившееся, только теперь, после взаимных извинений, впервые говорили, не подбирая слов, не опасаясь попасть в ловушку. Элли застенчиво покосилась на виконта и тут же отвела глаза. В голове у нее молнией сверкнула мысль о том, что вот он, самый подходящий случай попросить у Равенворта его табакерку.

И тут же Элли с удивлением почувствовала, что чем ближе она узнает Законодателя Мод, тем труднее для нее становится начать этот разговор, а само пари с Джорджем кажется все более недостойным.

Равенворт, похоже, заметил внутреннюю борьбу Элли с самой собой.

— Что с вами? — обеспокоенно спросил он.

Раздираемая противоречивыми чувствами, охватившими ее, Элли воскликнула:

— О нет, я не могу! Но… Но я должна!

Равенворт смотрел на нее со все возрастающим недоумением. Элли набрала в грудь побольше воздуха и уже хотела начать разговор о табакерке, но… но в этот момент неожиданно появилась леди Вудкотт. Она подошла и заговорила тем своим пронзительным, неестественно высоким голосом, каким обычно обращалась к Элли, когда та высказывала свое отвращение к виконту:

— Ах, это действительно лорд Равенворт! Я разговаривала с мисс Уорнхолл и вдруг увидела, что рядом с моей дорогой племянницей сидит какой-то элегантный джентльмен. Но здесь такой слабый свет, в этих укромных уголках, что мне было непонятно, кто это. Стало интересно узнать, с кем же так мило беседует Элинор. Я никак не могла поверить, что именно с вами, хотя миссис Уорнхолл сказала мне: «Я прекрасно вижу, что это Равенворт». Но я ответила ей: «Лучше пойду и посмотрю сама, и, если это кто-нибудь из светских бездельников, охотников за удачей, моя прямая обязанность прогнать его прочь».

Элли увидела, как мягкое, дружеское выражение исчезает с лица Равенворта и оно становится замкнутым, напряженным. Только теперь она впервые поняла — хотя бы отчасти, — каково для мужчины постоянно чувствовать себя тем зайцем, на которого охотится целый полк озабоченных мамаш, желающих выиграть этот приз для своей дочери.

Она окинула взглядом наряд леди Вудкотт и прикусила губу — настолько нелепым и смешным он вдруг показался ей. На тетушке было атласное платье горохового цвета, безвкусно и густо украшенное бесчисленными сборками желтого кружева. А голову леди Вудкотт венчал огромный бесформенный тюрбан — алый, атласный, с торчащими из него разлапистыми перьями, окрашенными розовой краской.

Леди Вудкотт перевела дух и снова затараторила:

— Ах, если бы вы знали, как я признательна вам за то, что вы сочли возможным присесть рядом с Элинор и так дружески поболтать с нею! Это так любезно с вашей стороны! — Она сделала вид, что ее только что осенила неожиданная идея, и кокетливо покосилась на виконта. — Раз уж мы встретились, не могу ли я попросить вас об одном одолжении? — Не дожидаясь его согласия, она выпалила: — Скажите только одно: вам нравится мой новый тюрбан? Я воткнула в него те перья, которые отдала мне Элли… Впрочем, это вы и сами знаете.

Она покрутила головой, давая виконту возможность рассмотреть себя со всех сторон. Равенворт поднял лорнет и принялся молча изучать мотающиеся во все стороны перья.

У Элли замерло сердце, и она непроизвольно коснулась руки Равенворта. Он немедленно обернулся и увидел прямо перед собой умоляющие, отчаянные глаза Элли. «Господи, как же она заботится о своей тетушке! — подумал он. — И как боится, что я сейчас камня на камне не оставлю от ее наряда…»

Виконт опустил глаза на маленькую облитую перчаткой руку, лежащую на его локте. Элли показалась ему в эту минуту похожей на мать, которая хочет удержать своего ребенка от шалости и старается сделать это незаметно для окружающих. Сколько озабоченности и мольбы в ее легком прикосновении! Да, мисс Дирборн, несомненно, боится, как бы он не нанес раны чувствам ее тетушки. И, черт побери, ей есть чего бояться! Тем более что прекрасно помнит, с какой легкостью и жестокостью он наносил такие раны на ее глазах…

Виконт взглянул в напряженное, полное надежды и ожидания лицо леди Вудкотт. Господи, до чего же тщеславны и глупы люди, для которых чье-то мнение имеет такую ценность! И леди Вудкотт — едва ли не самая тщеславная и глупая среди них. Но Элли так любит свою тетушку, так заботится о ней…

Равенворт поклонился леди Вудкотт и невозмутимо произнес:

— Если эти перья нравятся вам, мадам, они, без сомнения, должны понравиться и мне. — После чего он поспешил ретироваться.

Леди Вудкотт проводила виконта взглядом, в котором светилось счастье. При этом она не могла поверить в то, что такое счастье действительно возможно.

— Элли, ты слышала, что он сказал мне? Мне!!! О господи! Святые небеса! Нет, я сейчас грохнусь в обморок… Я не могу поверить!! Он сказал, что мои перья должны понравиться ему! Так и сказал — слово в слово, клянусь!!!

Она грузно плюхнулась на стул, стоявший рядом с Элли. Произведение столярного искусства застонало, заскрипело, но все же выдержало. Леди Вудкотт раскрыла свой объемистый ридикюль, выудила из него огромный носовой платок и воскликнула:

— Никогда в жизни не была такой счастливой и гордой за себя! — Она смахнула выступившие на глазах слезы, заметила в углу зала леди Джерси и с завидным проворством вскочила на ноги. — Я должна, нет, я просто обязана немедленно передать Салли то, что он только что сказал мне! Она не поверит своим ушам и лопнет от зависти!

Элли из последних сил держалась, чтобы не расхохотаться. Смех просто душил ее. Она отвернулась и встретилась глазами со взглядом Равенворта.

— Благодарю вас, — беззвучно, но отчетливо произнесла она одними губами и послала виконту воздушный поцелуй.

Равенворт поклонился ей в ответ — с выражением покорности и смирения на лице.

Следующее утро началось для Элли и Фанни с неожиданности. К ним приехала леди Барроу вместе со своим сыном и предложила молодым леди поехать вместе с ними в Британский музей. Первоначально она собиралась предпринять этот поход со своим кузеном и тремя племянницами, но одна из них неожиданно заболела.

— Ах уж эта мне Софрония! — пожаловалась старая баронесса леди Вудкотт. — Непременно подцепит какую-нибудь болячку в самый неподходящий момент! Однако не пропадать же билетам — тем более что их не так-то просто достать. — Она покосилась на лорда Барроу и любезно улыбнулась Фанни и Элли. — Мой сын считает, что для этих молодых леди посещение музея может оказаться весьма и весьма поучительным.

Кузины радостно улыбнулись в ответ, и каждая из них подумала, что нынешнее утро может оказаться для нее счастливым. Фанни старалась не смотреть в сторону лорда Барроу и всячески пыталась показать, как страстно хочется ей приобщиться к высокому искусству. Что же касается Элли, то она тут же подумала о Равенворте, его табакерке и майоре Стоунсфилде — ведь леди Барроу упомянула о том, что и виконт присоединится к их компании.

Свое приглашение старая баронесса закончила грозным предупреждением:

— Прошу иметь в виду: вы должны вести себя как подобает благовоспитанным девицам. Если кто-то из вас сделает хоть малейшую попытку уединиться или завести разговор на постороннюю тему, тот немедленно узнает на себе всю силу моего нерасположения!

Элли выслушала слова баронессы внешне бесстрастно и даже сумела изобразить на лице некое подобие улыбки, но в глубине души была встревожена. Леди Барроу славилась своими старомодными взглядами и крутым характером.

Обе девушки поклонились и клятвенно пообещали вести себя предельно целомудренно. Леди Барроу подозрительно покосилась на них и проворчала:

— Посмотрим! Посмотрим!

Они впятером без всяких приключений добрались до музея, который располагался на Грейт-Рассел-стрит, и чинно двинулись по залам в сопровождении экскурсовода. Этот молодой человек знал так много и говорил так важно, что очень скоро Элли начала ненавидеть его. Кроме того, экскурсовод оказался таким внимательным, что не давал ей ни малейшей возможности задержаться возле какой-нибудь диковины и перекинуться хотя бы двумя словами с Равенвортом. Стоило Элли замедлить шаги, делая вид, что она хочет повнимательнее рассмотреть какой-нибудь древний манускрипт или статую, как он тут же подбегал и с восторженным лицом принимался долго и нудно рассказывать об этом экспонате.

И все же тот, кто терпеливо ждет, всегда дождется своего звездного часа! Вот и Элли сумела улучить момент. Когда несносный экскурсовод уже прошел в следующий зал вместе с Фанни и леди Барроу, у нее появился шанс. Она уронила свою сумочку к ногам Равен-ворта и негромко воскликнула:

— О боже, какая же я неловкая!

Элли невинно взглянула на виконта, и он ответил ей таким же честным, невинным взглядом.

Равенворт был одет сегодня с обыкновенным изяществом: темно-синий приталенный сюртук с небольшими лацканами, под ним — тонкая рубашка, украшенная кружевами. В руке виконт держал голубую шляпу с узкой лентой вокруг тульи. Все, как всегда, строго, модно и красиво. Все в тон.

Сказать по правде, падение сумочки мисс Дирборн не особенно удивило виконта. Он давно уже изучил эти женские трюки — наивные и однообразные, честно говоря. Правда, от мисс Дирборн он ничего подобного не ожидал. Что это вдруг она решила пофлиртовать с ним? А может быть, она хочет задержать его вовсе не по той причине, о которой он думает?

Виконт был заинтригован. Вместо того чтобы немедленно проводить Элли под неусыпное око леди Барроу, он не стал торопиться и решил посмотреть, что же будет дальше.

Сделав равнодушное лицо, он произнес бесцветным голосом:

— Ваша сумочка, мадемуазель.

Равенворт вынул из кармана белоснежный носовой платок и принялся медленными круговыми движениями протирать стекла своего лорнета, не сводя внимательного взгляда с ее синих глаз. Она не торопилась броситься в атаку, и это несколько озадачило виконта.

А Элли тем временем с волнением смотрела на стоящего перед нею Законодателя Мод. Интересно, успел ли Равенворт за это время увидеться с майором Стоунсфилдом? Может быть, они уже обо всем договорились, и она скоро встретится со своим дорогим майором… Ах, как было бы хорошо, если бы это оказалось правдой!

Элли заметила веселые огоньки в серых глазах Равенворта, моргнула и воскликнула:

— О, простите! Вы что-то сказали? Я, кажется, задумалась…

— Да, — с улыбкой подтвердил он, размышляя над тем, о чем это она так глубоко задумалась. — Вы так смотрели на меня… Заинтересовались моим платком? Или, может быть, у меня лицо грязью запачкано?

Он улыбнулся, и от его улыбки у Элли почему-то перехватило дыхание. Однако она справилась с волнением и рассмеялась в ответ. Нет, лорд Равенворт определенно начинает ей нравиться! «Лицо грязью запачкано» — надо же придумать такое!

Да и откуда ей взяться, этой грязи? Ведь день с самого утра был таким солнечным, сухим, теплым. Ни облачка на сияющем небе! И ни облачка на душе Элли — потому что сегодня она проснулась с мыслью о том, что непременно выиграет это дурацкое пари. Выиграет любой ценой. И не только выиграет, но и встретит наконец мужчину своей мечты — славного майора Стоунсфилда. И вообще — жизнь прекрасна!

Итак, она вскоре познакомится со своим офицером, и тогда он будет повсюду сопровождать ее. Они обязательно пойдут в оперу и на прогулку в Гайд-парк…

Элли глубоко вздохнула.

Равенворт внимательно следил за лицом Элли, на котором отражались, быстро сменяя друг друга, самые разные чувства. В эту минуту девушка была хороша как никогда, и он не мог не любоваться ею. Но о чем же, интересно, она думает сейчас? Или о ком? Мысль о том, что Элли может быть влюблена в кого-то, неприятно кольнула виконта — и это было что-то новое для него. Он поднял лорнет и принялся крутить его в руках, внимательно рассматривая, словно увидел впервые.

А все-таки странно, что он ведет себя с этой девушкой будто влюбленный мальчишка. И как это могло получиться? Равенворт вновь поднял взгляд на лицо Элли, освещенное каким-то загадочным внутренним светом, и в эту минуту для него самого вдруг исчезло все вокруг — и эти серые стены, и манускрипты, и древние статуи. Все, все исчезло, кроме ее лица и неожиданного, страстного желания погрузить руку в пышные каштановые локоны, прижаться губами к этой нежной шее…

Элли внезапно вздрогнула и резко тряхнула головой. Она неожиданно вспомнила, что человек, стоящий перед ней, должен познакомить ее с мужчиной, о котором она так давно мечтает, бредит по ночам. А она так невежливо ведет себя с ним! Элли взглянула в лицо виконта, с усилием вырываясь из объятий сна наяву. Он смотрел на нее прищурившись, сведя к переносице густые брови. В слабом свете, наполнявшем комнату, глаза его казались не серыми, а черными, бездонными.

— Сэр! — воскликнула Элли. — Я чем-то обидела вас? Умоляю, скажите, что нет! Вы же не моя тетушка, вы же не станете обижаться, когда я против своей воли говорю что-нибудь не то и не так?

Равенворт не слышал ее слов — видел лишь, как шевелятся прекрасные розовые губы. Но, заметив испуг на лице Элли, он словно очнулся.

— Это я должен извиниться. Разумеется, вы ничем не обидели меня: не думаю, что это вообще возможно. — Равенворт сумел наконец собраться с мыслями и заговорил в своей обычной, слегка ироничной манере: — Но хотелось бы знать, о чем вы сейчас думали. Точнее — о ком? Кто так жестоко обошелся с вашим сердцем и похитил его?

Виконт замолчал, испугавшись, что вторгается в запретную область: есть вещи, о которых не принято спрашивать.

Элли густо покраснела. Неужели у нее все можно прочитать на лице? Или просто дело в том, что Равенворт проницательнее других? Тогда тем более ей следовало быть осторожнее с ним.

Она смущенно поднесла руку к глазам и сделала вид, что рассматривает кольцо с аметистом, надетое поверх перчатки. Равенворт невольно отметил, что это достаточно безвкусное кольцо и камень великоват для маленькой женской ручки.

— Я… Я не могу вам этого сказать, — прошептала Элли и, беспомощно обведя взглядом унылую длинную комнату, воскликнула: — Ой, а куда же это все остальные подевались? Нам нельзя от них отрываться!

— Да, конечно, — сдержанно откликнулся Равенворт. — Нельзя.

Оба почувствовали даже нечто вроде облегчения, когда в комнату, словно услышав их, заглянула леди Барроу. Она сердито посмотрела на парочку, совершенно неприличным образом уединившуюся, и Элли с виконтом покорно последовали за суровой баронессой дальше — в очередную комнату, наполненную коллекциями насекомых, чучелами птиц и прочей мелкой живности, обитающей в Англии. И до чего же много всяких тварей водится на острове, с ума сойти!

Элли увидела лорда Барроу и Фанни, склонившихся над закрытой стеклянной витриной, и громко воскликнула, помня о том, что лучшая защита — это нападение:

— Что это значит, лорд Барроу? Неужели вы так скоро забыли обо мне? Или решили сделать Фанни своей очередной жертвой? О, какой жестокий!

Барон отпрянул от стекла и испуганно покосился сначала на Фанни, а затем на Элли.

— Простите! Забыл обо всем на свете. — Он смущенно откашлялся. — Здесь такая любопытная коллекция птиц… Увлекся, виноват.

Элли заглянула в стеклянный ящик. Разноцветные бабочки, какие-то мотыльки, букашки — тоже мне невидаль! Она состроила гримаску и небрежно заметила:

— Вот гадость-то!

Фанни и лорд Барроу ошеломленно посмотрели на нее, а леди Барроу покраснела от негодования.

— Если бы я знала, — с угрозой в голосе начала она, — что вы разобьетесь на парочки и приметесь здесь флиртовать, я ни за что не поехала бы сюда! Джеффри, я же знаю тебя с пеленок. Никогда бы не подумала, что ты способен на такое!

В глазах баронессы замерцал недобрый, опасный огонек, когда она перевела свой взгляд на Фанни.

— А что касается вас, моя милочка, то леди Вудкотт должна будет узнать всю правду о том, как вульгарно вы ведете себя с моим сыном!

Это было еще не все. Элли знала, что сейчас настанет ее очередь. И действительно, леди Барроу посмотрела на нее, но обращалась по-прежнему к Фанни:

— А впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я знаю, Фанни, кто на тебя оказывает такое тлетворное влияние, знаю! И не сомневаюсь, что Генриетта прислушается к моему совету и отошлет назад в Кент твою кузину, пока она не научила тебя еще чему-нибудь дурному.

Равенворт и лорд Барроу кинулись успокаивать леди Барроу, но та и слушать их не захотела.

— Замолчите! — крикнула она. — Мы здесь не одни!

Она обернулась к растерянному экскурсоводу и многозначительно посмотрела на него. Молодой человек помялся и довольно неуклюже вышел из комнаты.

Ему жаль было уходить, не доведя до конца эту экскурсию — одну из самых важных в его карьере. Сегодняшние посетители по своему положению уступали разве что одной знаменитой паре, которую ему выпала как-то честь сопровождать, — лорду Байрону и леди Каролине Лэм. Он целый час водил их тогда по музею — лорда, одетого в черное, и леди, одетую пажом. Ах, какой это был час! Впрочем, сегодняшняя экскурсия тоже была необычной, будет о чем рассказать приятелям… Желая узнать, что же будет дальше, он не ушел далеко, оставшись в соседней комнате, куда долетал каждый звук. И смекалистый молодой человек не ошибся — он услышал еще довольно много интересного.

— Ну а ты, Чарльз? — грозно вопросила леди Барроу, когда экскурсовод удалился. — Что-то не припомню, чтобы ты раньше интересовался всякой флорой и фауной. — Она круто повернулась на каблуках и не терпящим возражений тоном скомандовала: — Все! Мы уходим! Вы, мисс Дирборн, и вы, мисс Вудкотт, пойдете рядом со мной. А вы, негодяи, — она махнула рукой джентльменам, — пойдете сзади!

Когда процессия покинула музей и дамы уселись в экипаж, который должен был отвезти их на Гросвенор-сквер, лорд Барроу поспешил предложить Равенворту подвезти того на своей коляске. Виконт согласился, и барон был несказанно рад, что ему удалось хоть на время отсрочить неприятное объяснение со своей матушкой. Он ехал не спеша, опустив вожжи, и лошади трусцой бежали по оживленным улицам Лондона, держа путь к Беркли-сквер.

Погода изменилась, как довольно часто бывает в этом городе. Утреннее солнце сменилось хмурыми тучами, из которых понемногу начал накрапывать унылый дождик. Подул холодный ветер, и, спасаясь от непогоды, друзья поплотнее укутались в плащи. Лорд Барроу тяжело вздохнул и искоса взглянул на Равенворта.

— Ты должен простить мою мамашу. У нее очередной заскок. Не понимаю, что с ней в последнее время происходит. Никогда не упустит случая закатить скандал! Кстати, Джефф, чем это ты умудрился так ее рассердить?

— Прости, Чарльз, но я и сам не знаю, что мы… э-э… то есть я натворил. Ну, поднял сумочку мисс Дирборн… Может быть, мы с нею стояли чуточку ближе друг к другу, чем положено? Ничего другого предположить не могу, И знаешь, у нее на лице было такое странное выражение…

Лорд Барроу понимающе кивнул:

— Такой отсутствующий взгляд, да? Словно она пребывает где-то далеко-далеко?

— Совершенно верно.

— Мне знакомо это состояние. Я даже спросил ее как-то раз, нет ли у нее в Кенте задушевного дружка, по которому она скучает. Сказала, что нет.

Лорд Равенворт задумчиво посмотрел на лошадок Чарльза — угольно-черную и гнедую, — мирно трусящих за идущим впереди экипажем.

— А тебе никогда не приходило в голову, Чарльз, что она впадает в такую мечтательность из-за меня?

— Самое нелепое предположение, какое только можно придумать! — фыркнул лорд Барроу.

От негодования он непроизвольно взмахнул руками. Его лошади восприняли этот жест как понукание и прибавили шаг, начиная обгонять идущий впереди фаэтон, кучер которого, похоже, плохо ориентировался на улицах Лондона. Лорд Барроу поспешил вновь придержать их и повернул голову к своему другу, ожидая его ответа.

Виконт поправил съехавшую набок шляпу и рассмеялся:

— Ты не совсем правильно меня понял, приятель. Я имел в виду не себя, а майора Стоунсфилда.

— Но ты и есть майор Стоунсфилд!

— Я знаю, да только она-то этого не знает.

— Ничего не понимаю. Может быть, объяснишь, что все это значит?

Равенворт нахмурился. Он и сам только теперь на чал понимать, что, если Элли думает о своем майоре Стоунсфилде с таким выражением на лице, значит, она любит его! Эге, вот так штука…

— Несколько дней тому назад, в опере, она спросила меня, не знаю ли я майора Стоунсфилда, — сказал от. — Она, видишь ли, очень внимательно читала во время войны «Таймс». Я ответил, что по чистой случайности довольно хорошо знаком с этим майором.

— Неужели ты не признался?

Виконт припомнил тот вечер и улыбнулся. Он словно опять увидел перед собою прекрасное, тонкое лицо мисс Дирборн — ее пышные локоны, ее загадочно мерцающие в свете свечей глубокие синие глаза…

— Нет, — коротко ответил он.

Поворачивая лошадей на Беркли-сквер, лорд Барроу осуждающе покачал головой:

— По-моему, ты сделал ошибку, Джефф. Мисс Дирборн решит, что это еще одна твоя шутка. И при этом дурная шутка. Решит, что ты опять разыгрываешь ее.

Лорд Равенворт глубоко вдохнул влажный, пахнущий угольным дымом воздух.

— Наверное, ты прав… Господи, как же все запуталось!

— Лучше расскажи ей, Джефф. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда она поймет, что ее разыграли. Характер у нее сам знаешь какой!

Лорд Равенворт хотел напомнить своему другу, как тот убеждал его, что у мисс Дирборн ангельский характер, и не далее, чем на днях. Однако промолчал. В конце концов, привязанность барона к этой девушке возникла намного раньше того разговора.