Джейн шла по аллее цветущего шиповника, ведущей к источнику, словно в тумане. Ей казалось, что весь мир остался позади — мир нужды, грубой правды и компромиссов. А здесь над теплыми водами стелился прозрачный пар; картина была волшебной, и Джейн представляла себя королевой Гиневрой, входящей в сказочный замок Камелот.

Хотя бы раз! Хотя бы раз она забудет о неприкрытой и горькой правде и улетит в своих фантазиях туда, где жизнь совершенна, проста и прекрасна!

Торп ушел вперед, чтобы все приготовить для пикника. С той минуты, когда Джейн пригласила его разделить с ней завтрак, он не дал ей и пальцем пошевельнуть. Сам достал из корзины клетчатую шерстяную скатерть и аккуратно расстелил ее на траве. Сам вынул и расставил на ней тарелки, приборы и положенные в корзинку произведения кулинарного искусства. Предложил Джейн сесть напротив, открыл бутылку шампанского и протянул ей бокал. Произнес с улыбкой:

— За мою прекрасную Джейн!

Она пила шампанское маленькими глоточками и чувствовала, как начинает приятно кружиться голова, а все заботы уплывают он нее все дальше прочь с каждым новым глотком.

Повар леди Сомеркоут постарался на славу; он положил в корзину холодного фазана, сердцевинки артишоков и тонкие ломтики хлеба с маслом. Запивая еду шампанским, Джейн все чаще смотрела на дымящуюся воду.

Источник образовал в земле широкий омут, наполненный горячей, пузырящейся водой. Он располагался выше Глэпсвичского потока, и горячая вода не сразу впадала в него, но стекала каскадом тонких ручейков. Сам поток окружала густая живая изгородь, бордовые цветы шиповника и сизые ежевики.

Эти ягоды и приковали к себе внимание Джейн.

— Ежевика! — воскликнула она, вставая. — Да сколько! И, кажется, совсем спелая… Это будет прекрасный десерт.

— Действительно спелая, — согласился Торп, внимательно посмотрев на нее.

Джейн замерла. Она прекрасно поняла, что он имеет в виду, и на мгновение вспомнила свой первоначальный порыв — бежать, и поскорее. Но не побежала, а только глубоко вздохнула, подошла к зеленой изгороди и принялась срывать с колючих веточек сизые крупные ягоды. Отправив в рот несколько штук, Джейн зажмурилась от вкуса и запаха этого щедрого летнего подарка, приготовленного самой природой.

Торп подошел к ней, заглянул в счастливые глаза и засмеялся:

— Пожалуй, я должен поблагодарить Фредди за сегодняшний день.

И прежде чем Джейн успела что-то сказать, он обнял ее и поцеловал прямо в пахнущие ежевикой губы.

Она задохнулась и слегка приоткрыла рот. Он немедленно проник своим языком внутрь и стал нежно ласкать ее небо. Джейн забыла обо всем на свете. Запах ежевики смешался с туманом Камелота, и в этом тумане растаяли все мысли о Фредди и о будущем. Осталось только тело Торпа, все сильнее прижимавшееся к ней, и его язык, все смелее исследовавший ее рот.

Рука Торпа скользнула по спине Джейн, и она почувствовала, что ее охватывает нестерпимое желание. Она обняла Торпа за шею и изо всех сил прижала к себе, страстно отвечая на его поцелуй. Торп глухо застонал, и этот низкий звук тоже был полон страсти.

Оторвавшись от ее губ, чтобы поцеловать шею, Торп прошептал:

— Поплыли вместе! Будем вдвоем, в воде…

Джейн почувствовала себя маленькой беспомощной девочкой. И, когда Торп, не дожидаясь ответа, принялся расстегивать ее платье, она не сопротивлялась.

Джейн не помнила, как он снял с нее платье, как скинул свою одежду. Она очнулась только в воде, оказавшись на руках у Торпа. В его объятиях она застонала, а пальцы Торпа принялись танцевать какой-то магический танец на ее груди, талии, спине и ниже, ниже…

Вот его руки уже на ее бедрах… внутри их… и, наконец, он достиг сердцевины ее существа.

Сознание Джейн снова затуманилось. Она заблудилась в волшебной стране сбывающихся желаний. Древний, вечный как мир ритм мужских движений подталкивал ее вверх, в то время как ее руки судорожно цеплялись за его спину, плечи, шею в нарастающем, нетерпеливом ожидании развязки. Он еще больше распалял ее, осыпая поцелуями шею, плечи, грудь, пока в мозгу Джейн не вспыхнули ослепительные звезды. Торп начал двигаться еще быстрее, изо всех сил прижимая к себе Джейн, и, наконец, тоже утолил свою страсть.

Джейн повисла в воде, цепляясь за плечи Торпа, и вдруг разрыдалась — сама не зная почему. Ведь ей было так хорошо, наслаждение казалось почти нестерпимым!

Очевидно, она плакала оттого, что все это было и прошло. Жизнь двинулась дальше, и ее поступь была неостановима, как круговорот мироздания.

Внезапно Джейн заметила, что туман над источником начинает рассеиваться. Солнце лизнуло поверхность воды. Джейн подняла руку и широко повела ею, разбивая зеркало воды на сотни осколков. Капли посыпались золотым дождем, сверкающими искрами, прогоняя последние клочки тумана.

Тогда она тихо сказала:

— Это ничего не меняет, Торп. Я хочу, чтобы вы это знали.

Он ответил не сразу.

— Все-таки будете продолжать погоню за Уэйнгровом? — голос его был подозрительно спокойным.

— Да, — ответила Джейн, отворачивая лицо.

Она легла на спину и медленно поплыла, краем глаза наблюдая, как Торп выбирается на берег. Он быстро оделся, собрал в корзинку остатки завтрака, аккуратно упаковал и отнес в экипаж.

Джейн вылезла из воды лишь после того, как услышала удаляющийся галоп его лошади.

Вечером того же дня они снова оказались вместе — в оружейной. Джейн стояла у стола, обхватив плечи руками, а Торп сидел чуть поодаль, в черном лакированном кресле, положив ногу на ногу. Он все еще был очень сердит на нее. По этой причине и она была сердита на него.

— Начнем, может быть?

Джейн указала на листы бумаги, сиротливо лежащие на столе. Торп подошел к столу, протянул руку, но не к бумаге, а к шару булавы, и постучал ногтем по его боку. Нахмурившись, он поджал губы, взял наконец верхний лист и, скрипнув зубами, прочитал:

— «Три акта и фарс». Ну что же, один акт мы уже сыграли, не так ли? Или это был сразу фарс?

— Оставьте дешевый театр, Торп! — поморщилась Джейн. — Мы с вами были близки — но больше не будем. Все кончено. И ничего не изменилось.

Торп раздул ноздри и углубился в текст, но все еще тяжело дышал и, судя по всему, никак не мог сосредоточиться.

— Все изменилось, — недовольно пробормотал он. — Все! Разве вы сами этого не видите?

— Что вы хотите этим сказать? — Джейн нервно сплетала пальцы рук, чтобы успокоиться. — Что после прогулки к источнику вдруг сразу пылко полюбили меня? Или вы полагаете, что до сегодняшнего дня я была вольна делать выбор, а теперь мое будущее зависит только от вас? Что я теперь непременно должна стать вашей любовницей, что я отныне — ваша собственность и должна поступать так, как вам будет угодно приказать?

Торп в ярости швырнул бумаги на пол, и они разлетелись по всей комнате. Детский жест, конечно, но он был по-настоящему взбешен.

— Прежде всего, я хочу, чтобы вы перестали лицемерить! Вы поступаете дурно, вы…

— Ах, ах! Зато вы, надо полагать, всегда поступаете абсолютно правильно и безупречно во всех отношениях.

— Да уж почестнее вашего!

— Слышу голос благополучного человека, который никогда не будет способен понять чьи-то трудности. Куда уж там!

— Я просто не верю, что вы справитесь с ними таким способом.

— Справлюсь, не беспокойтесь. Я сегодня совершила ошибку — вот и все.

Торп изо всех сил стукнул кулаком по столу. Он пылал от ярости. Он ненавидел — себя, Джейн, весь мир… С чего он взял, что, добившись ее близости еще раз, он тем самым исполнит свое заветное желание — сделает Джейн своей любовницей? О, Боже, ведь его сегодняшняя «победа» выглядит как худший образчик мужского высокомерия! Торп заметил, что Джейн испуганно смотрит на него, смутился и принялся подбирать с пола листы.

Целый день он жил надеждами, но вот пришел вечер, и все надежды рухнули. С треском. Слова Джейн обожгли его, словно раскаленные угли. Она подтвердила, что, несмотря на сегодняшнее приключение возле горячего источника, собирается продолжать охоту за Уэйнгровом!

Торп внезапно вспомнил о миссис Ньюстед и о том, что она с трепетом ждет развязки этой драмы. Что ж, придется признать свое поражение и сообщить миссис Ньюстед о том, что между ним и миссис Амбергейт все кончено… Однако с поражением готова была смириться лишь малая часть его существа. Ничтожнейшая! Труднее всего было вынести то, что Джейн ведет себя как опытная, точно рассчитывающая свои ходы лицемерка. Как она может думать об охоте за Фредди после того, что случилось между ними в горячем источнике?!

Но не только это беспокоило его. Сразу после обеда, перед тем, как партнеры по виньеткам должны были разойтись по своим местам, Джейн пригласила Фредди прогуляться с ней в саду с китайскими фонариками. Торп был так охвачен ревностью, что позволил себе неджентльменский поступок: он прокрался в оружейную, из которой хорошо просматривался сад, и приготовился наблюдать за свиданием.

Почти все время Фредди шел рядом с Джейн, не касаясь ее. Он спотыкался и что-то бормотал, но, когда они уже повернули к дому, неожиданно остановился, обнял свою спутницу и нежно, страстно поцеловал. Оторвавшись от губ Джейн, он сконфузился, она же, напротив, выглядела спокойной и очень довольной. И только тогда Торп окончательно понял, что Джейн не отстанет от Фредди Уэйнгрова, несмотря ни на какие горячие источники. А Фредерик Уэйнгров, похоже, решил таки наконец дать волю своим чувствам: Решил связать с Джейн свою судьбу…

Сладкая парочка, соединенная самим сатаной!

Торп понял, что не может больше находиться с ней в одной комнате. Собрав с пола бумаги, он выпрямился, протянул их Джейн и неожиданно пожелал ей доброй ночи.

Он просит извинить его. У него разболелась голова. Он надеется, что Джейн принесет его извинения хозяйке дома и сама примет его извинения — но он вынужден покинуть ее и поскорее лечь в постель.

Джейн ошарашенно выслушала его и молча проводила глазами. Что же она наделала?! Сама разрушила едва возникшие дружеские отношения с Торпом: сначала дав волю своей похоти, а затем — посвятив его в свои замыслы, связанные с Фредди. Боже, какая же она идиотка!

Но самым странным было то, что она чувствовала себя предательницей не по отношению к Фредди, но — к Торпу. Конечно, глупо было надеяться на то, что она сумеет остаться безразличной к пылким проявлением его страсти. Глупо и смешно.

Но что же ей теперь делать? Что ей делать с этим ужасным человеком, который так долго искушал ее, который украл ключ, оставленный ею Фредди, и той же ночью похитил ее добродетель? С человеком, который настиг ее возле источника? Что ей делать с ним, а точнее — что ей делать без него?..

Джейн попыталась было представить себе, как занимается любовью с Фредди, но у нее ничего не получалось. Как ни крути, а Фредди похож на неуклюжего, только что вставшего на ноги жеребенка. Это так же верно, как то, что Торп больше всего смахивает на жеребца. Да, на хорошего, чистокровного жеребца!

Джейн опустилась в кресло, прижимая к себе листы с текстом виньетки. Они мало продвинулись с тех пор, как решили ввести в свою сцену дуэль. И при этом у них оставалась всего неделя до того момента, когда придет пора предстать перед почтеннейшей публикой со своей версией извечной темы: любовь и брак глазами мужчины и женщины.

«Проклятье, — подумала Джейн, и слезы покатились у нее из глаз. — Ну почему, почему это должно было случиться именно со мной? Почему именно на моем пути повстречался Торп — такой красивый, такой сильный — ив мгновение ока разрушил душевный мир и покой, а затем поломал и все планы?!»

Джейн подперла рукой подбородок, и несколько слезинок капнуло на исписанный лист. Они смазали чернила, и Джейн заметила, что расплылись слова «Три акта».

Приходилось признаться себе, что после любовного приключения на горячих источниках многое все-таки изменилось. И прежде всего — в ней самой. Эта мысль посетила Джейн, когда она спускалась по лестнице в элегантном лазурном шелковом платье, тайно мечтая встретить по дороге Торпа. И встретила. Джейн заглянула в глаза Торпа и растворилась в них. Утонула в их синеве, словно в небе. Торп не улыбался, но лицо его светилось радостью. Во всяком случае, так показалось Джейн.

Как всегда некстати, в эту минуту рядом возник Фредди — в роскошном светло-синем сюртуке и со страусовым пером в волосах. Джейн подала ему руку и оставила Торпа в одиночестве возле подножия лестницы.

Они с Фредди направились в сад, и он принялся пространно извиняться за испорченный день. Признал, что был не прав, не поехав с Джейн к источнику. Согласился, что поступил глупо, усомнившись в себе, а главное — не проявил должного уважения к чувствам Джейн. Она была изумлена. А когда Фредди обнял ее и поцеловал, она совершенно забыла о Торпе. Ей стало не до него: ведь сейчас и здесь решалась ее судьба! Пройдет совсем немного времени, и Фредди станет ее мужем, а чуть позже — отцом ее детей. И все фантазии и мечты, связанные с Торпом, мгновенно улетучились из прелестной головки Джейн.

Но зато теперь к Джейн опять вернулись сомнения — особенно после того, как она увидела страдание во взгляде Торпа. Какую роль отвела ему судьба в ее жизни? Кем он был на самом деле? Неужели только богатым сумасбродом, каким виделся полковнику Даффилду и леди Сомеркоут?

Смущение нарастало. Джейн чувствовала себя раздвоенной. Та половина ее существа, что стремилась по-прежнему к завоеванию Фредди, вступила в войну с другой половиной, заинтригованной тем, что для Торпа их отношения переросли физическое влечение и стали чем-то большим.

Джейн рассеянно смотрела на бумажные листы, мысли ее были далеко от недописанной пьесы. Гораздо больше ее занимал сейчас другой вопрос — что принесет в ее жизнь следующий акт?

Шорох платьев, негромкие голоса и шелест шагов по паркету — эти звуки наполнили субботним вечером бальный зал. Вдоль стен тесно друг к другу стояли обитые синим бархатом стулья — по двенадцать у каждой стены. Оркестр играл соль-мажорное Аллегро Моцарта, а двадцать пять человек гостей прохаживались вдоль стульев, ожидая и ловя момент, когда музыка внезапно оборвется. Тогда каждый как можно быстрее постарается занять любой свободный стул. Затихают звуки музыки, раздается веселый смех, и вот уже один из игроков — самый медлительный или невезучий — выбывает из игры. Следом за ним убирается один стул, и игра продолжается.

Леди Сомеркоут предложила совместить игру с маскарадом — и многие из гостей были в костюмах и масках. Три огромные люстры заливали светом красочное зрелище.

Джейн нарядилась Клеопатрой. Лицо ее прикрывала плотная маска, на голове красовался мелко завитый черный парик. Она решила на несколько часов забыть про все свои заботы. Забыть о том, что должна как можно скорее добиться руки Фредди — не позже чем через неделю. Забыть о Торпе, которому ничего не стоило разрушить все ее планы.

Музыка вновь зазвучала — быстрее и громче, чем прежде. Смех и оживление царили в зале, где за веселым соревнованием следило человек пятьдесят, одетых в костюмы и маски, — все они были соседями лорда Сомеркоута, приглашенными на сегодняшний вечер.

Музыка оборвалась, и началась веселая кутерьма — пошла борьба за стулья. Зал наполнился шумом, возгласами, шорохами туфель по паркету.

Милейший мистер Улльстри, одетый в традиционный наряд придворного шута — треугольный фиолетовый колпак с бубенчиками и двухцветное фиолетово-синее трико, — огорченно вскрикнул, когда Генриетта захватила стул под самым его носом. Он по-шутовски поднял вверх руку Гетти в знак победы, а затем поцеловал ее, и бедная девушка густо покраснела под своей белой шелковой полумаской, украшенной жемчугом.

Генриетта изображала Фею. На ней было прелестное розовое платье — легкое, воздушное, с двумя маленькими тугими крылышками на спине. Светло-каштановые волосы падали на плечи каскадом мелких локонов. «Она никогда еще не была так хороша», — подумала Джейн. Сама же Гетти от всей души наслаждалась игрой, легко порхая по залу в белых туфельках — непременном атрибуте Феи.

Лорд Сомеркоут убрал еще один стул. Вновь заиграл оркестр, и двадцать три оставшихся игрока продолжали охоту за стульями под гениальную музыку Моцарта. Они шли быстрым шагом по кругу, и их движение сопровождалось гудением и вздохами толпы гостей, предвкушавших борьбу, замерших в напряженном ожидании. Шаркали подошвы. Двигаясь среди возбужденных соперничеством игроков, Джейн была готова к битве за заветный свободный синий стул.

Моцарт оборвался на полуфразе.

Визг и смех взлетели к потолку.

Началась толкотня и давка.

Ах, бедная, бедная миссис Ньюстед! Громоздкий пудреный парик так не вовремя сполз у нее набок! Замешкавшись, она села, но оказалась на коленях у уже занявшего стул полковника Даффилда. Скрывая досаду, миссис Ньюстед рассмеялась, полковник же ловко обнял ее за талию и слегка прижал к себе. Сам он был наряжен Моисеем — в широком галифе из коричневого полотна. Волосы его были покрыты оранжево-коричневым платком, перехваченным широким витым шнурком. Само собою, костюм дополняла большая черная борода.

Джейн была слегка шокирована, увидев, как полковник на глазах у всех обнимает миссис Ньюстед, но та казалась очень довольной и весело визжала и хохотала, пока Даффилд не отпустил ее. На миссис Ньюстед были широкие юбки с нашитыми аппликациями из ткани и золотого кружева. Отбиваясь от полковника, она успела продемонстрировать всем собравшимся свои ноги, обтянутые белыми чулками. Джентльмены могли при желании рассмотреть ее подвязки, что было уже совершенно неслыханно! Впрочем, миссис Ньюстед очень шел выбранный ею костюм — она была прелестной Марией Антуанеттой.

Миссис Ньюстед, печально вздохнув, покинула круг игроков. Сами же игроки ничуть не были огорчены ее уходом — широкие юбки миссис Ньюстед являли собой страшное оружие в борьбе за стулья.

Убрали еще один стул.

Вновь зазвучал Моцарт.

Зрители хлопали все чаще и чаще, подстегивая оркестр, который все прибавлял и прибавлял темп в Аллегро. По всему периметру зала начал нарастать оживленный шум и говор. Джейн зорко следила за стульями. Сердце учащенно и радостно билось у нее в груди. Она была настоящим игроком — и всегда стремилась только к победе!

Музыка оборвалась. Вновь началась схватка, и Джейн скользнула на стул. Не успела она усесться, как ее колена коснулось чье-то бедро. Это был Торп. Увидев, что опоздал, он рванулся к соседнему стулу, но — увы! — там уже сидела миссис Улльстри. Так две женщины выбили его из игры.

Миссис Улльстри была задрапирована в цветные шелка — по всей видимости, она изображала индийскую принцессу. Проигравший Торп был одет римским легионером времен Империи: короткая туника обнажала его ноги, только на икрах были завязаны грубые сандалии. Торп повернулся к обеим леди, легко им поклонился и отошел, смешавшись с толпой зрителей.

Джейн смотрела ему вслед и думала, что он очень удачно выбрал костюм. Но вид его полуобнаженного мускулистого тела живо напомнил ей недавнюю сцену у источника. В сердце шевельнулось безумное желание вновь погрузиться вместе с Торпом в теплые струи. Сладостные воспоминания о том, как они занимались любовью в воде, заставили ее тело содрогнуться от наслаждения.

Джейн моргнула и поспешно отвела взгляд. Ей не хотелось, чтобы Торп хоть на мгновение заметил ее интерес к нему. Сегодня он еще огорчен их объяснением после приключения у источника, но завтра может вновь приняться за свои штучки. Джейн твердо решила прекратить всякие отношения с Торпом — тем более что их легкий флирт перерос в нечто большее. Жаль только, что каждый раз, когда она видела Торпа, мысли Джейн начинали крутиться вокруг событий первой ночи в Чаллестоне или вокруг купания в источнике…

Джейн была страшно сердита на себя. Еще никогда в жизни собственные мысли не казались ей такими безнравственными! Торп мог просто улыбаться ей, или подмигнуть, или пошевелить бровью — и все ее существо охватывала неуемная страсть к этому мужчине!

Оставалось надеяться, что она успокоится, когда наконец между нею и Фредди все будет решено, они покинут Чаллестон и Торп уже никогда, никогда больше не сможет искушать ее.

Пока Джейн находилась во власти своих нелегких размышлений, лорд Сомеркоут убрал еще один стул и предложил игрокам сомкнуть ряды — уже весьма поредевшие.

Вновь зазвучал многострадальный Моцарт. Поток соревнующихся опять заструился по сверкающему паркету бального зала.

Волшебные звуки рассыпались в воздухе пригоршней хрусталиков, передавая это волшебство участникам маскарада. Но очень скоро музыка оборвалась. Теперь вместо Моцарта в зале звучали крики и смех игроков.

Джейн уселась на стул одной из первых и успела понаблюдать за борьбой, пытаясь угадать, кто станет следующей жертвой. Схватка продолжалась. Стулья захватывались с боем один за другим. Лишним на сей раз оказался лорд Сомеркоут, которого не выручил и его облик Шекспира — черная бородка клином, усы и бордовый вельветовый камзол со словом «Поэт», вышитым на одном из лацканов. Он был бы совсем неплох в роли великого драматурга, если бы не ноги — длинные, тоненькие, старческие, затянутые в черные чулки, — они делали лорда похожим на ворону. Лорд Сомеркоут вежливо поклонился своей жене, занявшей перед самым его носом последнее свободное место, но, вместо того, чтобы отойти к зрителям, замер, впервые как следует рассмотрев ее костюм.

А посмотреть было на что. Леди Сомеркоут нарядилась пастушкой. Голубое шелковое платье, надетое поверх полотняной нижней юбки, было совсем коротеньким и оставляло открытыми лодыжки. Никогда прежде леди Сомеркоут не носила платьев с таким глубоким смелым вырезом. Узкая полоска прозрачных кружев не столько скрывала, сколько подчеркивала все ее прелести, доступные любому любопытному взгляду. Лорд Сомеркоут ошарашенно уставился на обнаженную грудь своей жены и поклонился вторично. Брови его при этом удивленно задрались, и краска залила шею. Он недоуменно прокашлялся и потащил в сторону очередной стул.

Опять, еще быстрее, зазвучал Моцарт.

Играющие припустили рысью.

Но вот музыка оборвалась — и Джейн удалось и на этот раз усесться на стул!

Стоять остался Фредди. Его бледное лицо, прикрытое черной полумаской, покрылось пятнами. Он был одним из трех мужчин, пришедших на бал не в маскарадном костюме. Чуть раньше он совершенно серьезно объяснил Джейн, что не может переодеться другим человеком, поскольку в глубине души уверен, что подобное перевоплощение может пагубно сказаться на нем и даже привести к разрушению его духовной сущности.

Джейн тогда недовольно поморщилась. «Вот пустомеля!» — подумала она и предположила, что Фредди просто поленился придумать себе костюм и теперь прикрывается заумными философскими рассуждениями.

Фредди ее раздражал. Опять раздражал!

Торп был даже доволен тем, что вылетел из игры. Теперь он мог спокойно наблюдать за Джейн, и никто его не уличил бы в излишнем любопытстве: ведь он следил за игрой.

Джейн в своем костюме Клеопатры казалась олицетворением силы и женственности. Костюм этот состоял из длинной шелковой красной туники, надетой поверх полотняной белой юбки. Прелестную фигуру подчеркивал витой золотой шнур — он начинался от декольте, прямо из ложбинки между круглыми полными полушариями грудей, спускался к животу и опоясывал талию. Обе груди прикрывали чашечки, вытканные золотистым шелком. Они должны были имитировать металлические украшения, которые носили царицы древнего Египта. Блестящая змейка из металлической фольги была обернута вокруг черного парика; сверкающие браслеты из дутого золота на запястьях завершали костюм — экзотический и оригинальный. Вид Джейн, облаченной в костюм Клеопатры, каким-то загадочным образом вызывал у Торпа воспоминания о горячих источниках и о первой ночи, проведенной в Чаллестоне, — той самой ночи, когда он так дерзко и счастливо обманул ее.

Все чувства Торпа были обострены, пока он наблюдал, как Джейн упорно борется за титул Чемпиона Музыкальных Стульев. Она двигалась удивительно легко, грациозно и успевала занять свободный стул еще до того, как в воздухе растает последний звук оркестра. Перед глазами Торпа мелькали ее шелковые расшитые красные туфельки; несколько раз ему повезло увидеть ее стройные икры.

Музыка играла, замолкала, и Джейн всякий раз первой выскакивала из круга соперников, чтобы занять синий стул. Торп смотрел на нее, и у него в груди росло страстное напряжение.

Она явно наслаждалась игрой, соперничеством; явно была уверена, что приз достанется ей.

«До чего же мы похожи!» — подумал Торп, чувствуя, как теплая волна расплывается у него под сердцем. Внезапно ему захотелось снова поцеловать Джейн, ощутить ее упругое, спелое тело, тесно прижатое к его телу… Он тряхнул головой. Странно, но он по-прежнему страстно хочет ее — несмотря на то, что она решила продолжать свою охоту за Фредди. Неужели она совсем не знает себя?! Торп не мог выносить, когда Джейн начинала убеждать его, какой хорошей женой она станет для Уэйнгрова. Какая чушь!

Раньше, до того, как они встретились у источника, он еще мог позволить ей сделать выбор в пользу начинающего гения английской поэзии. Но после этого все переменилось. Они любили друг друга так, что теперь все потуги Джейн сделать Уэйнгрова своим мужем в глазах Торпа выглядели как самое гнусное лицемерие. Для Джейн Амбергейт существовало лишь одно достойное ее место, и этим местом была постель Торпа — только так, и никак иначе! И пока они будут вместе…

Он не успел до конца додумать эту мысль — начался очередной раунд борьбы за стулья, после которого в игре осталось всего тринадцать человек, и Джейн была среди них.

Так о чем он думал? Ах, да. Пока они будут вместе… Торп почувствовал, что краснеет. В этом-то и загвоздка! В этом-то и причина того, что Джейн старается держаться подальше от него! Она слишком хорошо знает, что, если станет его любовницей, конец их связи будет таким же неизбежным, как и начало. Она знает, что Торп неисправим: он добивается от женщины любви, пользуется ею, а спустя какое-то время безжалостно отбрасывает очередную любовницу, давая место следующей. Об этом Джейн столько раз говорила ему.

Неожиданно лицемерие Джейн перестало казаться Торпу таким уж жестоким. А какой, собственно говоря, выбор он ей предоставил? Что предложил? Бурный поток любви? Но этот поток вскоре иссякнет. Это непреложный закон, и он действует неотвратимо — так же, как ночь сменяет день. Любая страсть — даже самая сильная — неизбежно чахнет, задыхается и умирает без брака, без семьи, без всего того, что составляет ежедневный фон и смысл жизни.

Вновь зазвучал и отзвучал Моцарт. Послышались торопливые шаги, возбужденные крики.

Соперники выбывали из игры один за другим. Глаза Джейн восторженно светились. Охотничий азарт был у нее в крови. Торп вспомнил, как она стреляла из лука, как настегивала лошадей, несущихся по пустынной дороге. Жизненная сила и энергия переполняли ее даже сейчас, в этой идиотской игре! Торп знал, что она сейчас ощущает. То же, что и он сам во время охоты на лис или в разгар скачки, когда его лошадь берет барьер на сумасшедшей скорости, или в ту минуту, когда судья на ринге поднимает вверх его руку в знак победы — так, как это случилось после победы Торпа над знаменитым Джексоном в боксерском поединке.

Торп наблюдал за Джейн, и его переполняло чувство гордости и радости за нее. Азарт Джейн передался ему. У Торпа перехватило дыхание, и он придвинулся поближе, чтобы лучше видеть.

Осталось шесть стульев. Музыка снова стихла. Торп судорожно сжал кулаки. «Успей!» — мысленно крикнул он Джейн. Она успела. И рассмеялась, сверкая карими глазами.

Еще четырежды рождался и умирал Моцарт. И четырежды Джейн успевала.

Наконец их осталось всего двое — полковник Даффилд и Джейн. Моисей и Клеопатра. Леди Сомеркоут дала знак музыкантам, и Моцарт в последний раз взлетел над возбужденной толпой. Все смотрели на одинокий синий стул, вокруг которого прохаживались последние двое соперников. Джейн передвигалась вокруг стула короткими шажками. Нота — шажок, нота — шажок. Полковник старался занять выгодную позицию поближе к сиденью. Музыка оборвалась. Соперники были на равном расстоянии от заветного стула. Оба рванулись вперед с грацией настоящих атлетов, одновременно достигли стула, стукнулись бедрами и принялись оттеснять друг друга, азартно блестя глазами.

Полковник был физически сильнее Джейн и, конечно, мог вытолкнуть ее с сиденья. Но тут Торп с восторгом заметил, как Джейн скользнула рукой за спину полковника и принялась щекотать его. Полковник вздрогнул от неожиданности, наклонился, захохотал, а Джейн тем временем спихнула его со стула.

Раздались смех и аплодисменты. Полковник протянул Джейн руку. Его глаза светились восхищением, когда она подала ему в ответ свою руку и позволила запечатлеть на ней жаркий поцелуй. Даффилд помог ей встать и повел вокруг зала, подняв вверх руку Джейн в знак победы. Оркестр вновь грянул моцартовское Аллегро — на сей раз в ритме марша. Джейн смеялась и посылала зрителям воздушные поцелуи, вызывая все новые и новые волны смеха и аплодисментов. Торп поймал себя на том, что вместе со всеми широко улыбается и хлопает в ладоши, сопровождая горделиво-шутовской парадный проход Джейн вокруг зала.

Слышались поздравления, вокруг царило веселье, и Торп почувствовал, что вся его досада на Джейн куда-то исчезла. Осталось только желание быть с ней рядом, танцевать с ней, наслаждаться ее обществом.

Внимание толпы всегда лестно, и Джейн не была исключением. Она чувствовала себя в Чаллестоне как дома — и не только с лондонскими гостями леди Сомеркоут, но и с приглашенными на сегодняшний вечер соседями из близлежащих поместий. Джейн уже давным-давно не было так хорошо.

Она поискала глазами Фредди, но не нашла его в плотной толпе. Кто-то еще поздравлял Джейн, кто-то уже спешил пригласить ее на первый танец бала — на вальс. Но Джейн хотела бы танцевать его с Фредди — только с ним, только для него! Ее боевой поход лишь ненадолго прервался, пора было дальше вить веревочку, которую она выпустила из рук после того, как Фредди поцеловал ее под окнами оружейной. За все время их знакомства Фредди целовал ее только дважды, и второй поцелуй был значительно нежнее первого. Руки его не так дрожали, а лицо почти не покрылось пятнами от волнения, как в первый раз. Глядишь, мало-помалу он и научится достойно выражать свои чувства…

Однако его нигде не было видно, и досада пронзила Джейн с головы до пят. Ей хотелось, чтобы он был свидетелем ее триумфа! Почему он не остался в зале, чтобы увидеть ее блестящую победу в конкурсе Музыкальных Стульев?

Несколько пар уже встали в центре зала, ожидая начала вальса. При виде их Джейн расстроилась еще больше. Ей даже захотелось уйти и спрятаться в своей спальне.

— А где же ваш дружок? — внезапно раздался у нее за спиной знакомый голос.

Дыхание Торпа коснулось ее кожи, и по шее пробежали мурашки.

— О, — холодно произнесла Джейн. — Если вы имеете в виду мистера Уэйнгрова, то я не знаю.

— Зато я знаю. Он покинул зал сразу же после вашей победы. Держался рукой за висок, и его сопровождала мисс Хартуорт. Полагаю, что его снова посетила знаменитая мигрень.

Джейн резко вскинула глаза, ожидая обнаружить во взгляде Торпа издевательские искорки, и замерла в удивлении. Никогда еще она не видела такого выражения на его лице — выражения добродушия и даже сочувствия.

Но это же невозможно! Она знала, как он относится к ее охоте за Фредди — особенно после того, что случилось у, источника.

Джейн тряхнула головой, не решаясь поверить тому, что увидела; тяжелый черный парик взметнулся над плечами.

— Что вам нужно, Торп? — прямо спросила она. — Если вы собираетесь опять читать мне мораль, то знайте — я закрыта для ваших слов. Да, вы часто задеваете меня, но если вам кажется, что я стану…

Но Торп легко и успокаивающе коснулся ее руки:

— Я подошел только затем, чтобы пригласить вас на танец!

Джейн подозрительно посмотрела на него:

— Собираетесь прочистить мне мозги, пока мы будем прижаты друг к другу посреди этой толпы? Не хочу вас обижать, не хочу скандалить — только танцевать с вами я не намерена!

Торп обезоруживающе улыбнулся:

— Напрасно вы так разволновались. Торжественно обещаю, что не произнесу ни одного слова, которое могло бы вас задеть.

Внезапно Джейн почувствовала, что сердце весело заплясало у нее в груди. Если бы еще он не пожирал ее таким голодным взглядом!

— Что ж, попробую поверить вам, — тихо шепнула она.

Джейн посмотрела на губы Торпа, от дыхания они чуть-чуть приоткрывались, и тогда легкая струйка воздуха долетала до нее. Все заботы откатились куда-то прочь. Дыхание ее стало легким и быстрым. У нее возникло ощущение, что вокруг не осталось никого, кроме стоявшего перед нею римского легионера. На голове Торпа красовался шлем с длинным султаном из голубых перьев, и когда Джейн положила руку ему на плечо, то ощутила нежную легкость пера.

Торп уверенно обнял ее за талию, и она удивилась своей неспособности хоть в чем-нибудь отказать ему.

Торп повел ее в центр зала, оркестр взял первую ноту, и с Джейн произошло перевоплощение — она живо представила себя в сказочном замке Камелот танцующей с римским воином. Этот солдат пришел с Цезарем в Англию и покорил ее. Джейн ощущала под рукой гладкую ткань его темно-коричневой туники; ее сердце билось в такт музыке. И в сотый раз она задала себе вопрос: почему же он имеет над ней такую власть?

— Вы восхитительны сегодня! — хрипло прошептал Торп. — Я был просто счастлив, что так рано вышел из игры: ведь после этого я мог безнаказанно любоваться вами.

— Вы следили за мной? — задохнулась Джейн.

Торп криво усмехнулся:

— И следил, и вспоминал, как мы с вами были вместе…

— О-о! — Волна желания накрыла Джейн, когда Торп в танце еще сильнее прижал ее к себе. — Не надо. Вы не должны говорить об этом. — Голос Джейн прозвучал тускло и неубедительно.

— Нет, я хочу говорить об этом! — прошептал Торп. — О том, что я чувствовал, держа вас в объятиях, двигаясь вместе с вами… и в вас.

Джейн вспыхнула, колени ее предательски ослабли.

— Пожалуйста, Торп! — Она из последних сил боролась с полыхающим в ней желанием. — Не надо. Все не так просто…

— А мне все равно — просто или не просто. — Он шептал ей прямо в ухо. — Единственное мое желание — дать вам понять, как сильно я люблю вас. Как мне нравится ощущение жизненной силы и радости, исходящее от вас…

Джейн глубоко вздохнула. Его слова были так соблазнительны! Она смотрела Торпу в глаза и чувствовала страстную тягу к нему, ощущала крепость связывавших их нитей.

— Должна признаться, что мне много лет не было так хорошо. Когда я жила в Кенте, то с энтузиазмом участвовала во всех сельских развлечениях. Плясала вокруг Майского дерева, не пропускала праздник сенокоса летом и, что бы ни случилось, всегда была первой на танцах под натянутым тентом в середине июля или в августе. Я понимаю вас, когда вы говорите, что вам сейчас безразлично, просто или не просто складываются наши отношения. Должна сказать, что танцы вокруг Майского дерева неплохо просвещают в этом смысле…

Она вспомнила свою первую встречу с Эдвардом — как раз на танцах у Майского дерева. Цветы смешно торчали у нее в волосах, широко развевалось белое муслиновое платье, расшитое разноцветными лентами. Они полюбили друг друга с первого взгляда, и Эдвард тогда же попросил, чтобы его представили ее опекуну. Вскоре они стали мужем и женой, и кто бы мог подумать, что их брак окажется таким несчастным.

Торп улыбнулся ей:

— А жаль, честное слово, что я не знал вас сельской девчонкой. Хотел бы я с вами потанцевать — тогда, у того дерева!

Джейн улыбнулась в ответ и почувствовала, что всякая напряженность между ними исчезла.

На смену ей пришло ощущение близости, замешанной на общих чувствах и переживаниях — таких простых и бесхитростных. Сердце Джейн омывало тепло, она не могла не улыбаться Торпу.

— Вы — замечательная Клеопатра!

— А вы — удивительно красивый римский легионер. Боюсь только, как бы у вас не опухла голова от вашего шлема…

Торп расхохотался и еще быстрее закружил ее в вальсе, скользя по зеркальному паркету бального зала.

Когда все соседи разъехались, а лондонские гости разошлись по своим комнатам, леди Сомеркоут попросила Джейн задержаться в зеленой гостиной.

— Я весь вечер хочу поговорить с вами, Джейн. — Леди Сомеркоут нервно оглянулась на раскрытую дверь холла, словно боялась, что их кто-нибудь подслушает. — У меня есть план, и мы должны действовать немедленно. Я слышала, как мой муж договаривается с этой ужасной женщиной о том, что она придет в его спальню завтра ночью!

Джейн почувствовала боль за свою подругу, но не удивилась.

— О, дорогая! — прошептала она. — Я готова сделать все, о чем вы попросите.