– Скорее сюда! – Он потянул ее в самую гущу деревьев, росших вокруг луга. Если бы они еще несколько мгновений оставались на открытом пространстве, преследователи наверняка заметили бы их. А в зарослях у беглецов еще оставался, пусть слабый, но шанс спастись.

– Как… как они выследили нас? – задыхаясь от быстрого бега, спросила Бланш.

– Не знаю. Но после нас осталось достаточно следов.

– Саймон! Ручей…

– Да, да, знаю! Только пусть они еще немного пробегут, прежде чем мы его пересечем.

– Но зачем? – удивилась девушка. – В воде собаки потеряют наш след.

– Нужно найти укрытие.

Саймону казалось, что его легкие разорвутся, рана горела, словно к ней приложили раскаленное железо. Свинцом наливались ноги, – очевидно, сказывались долгие дни заточения, когда приходилось очень мало двигаться. Но вместе с тем он испытывал странный, ни с чем не сравнимый, душевный подъем. Пусть снова намокла от крови повязка на бедре, но он жив, жив, несмотря ни на что! Еще вчера утром весь город хотел посмотреть, как его будут вешать, а всего спустя сутки ему удалось плотно и вкусно поесть на берегу живописного ручья, он держит за руку вполне очаровательную молодую женщину, которая с каждой минутой кажется все красивее, и – да что там говорить! Лучше уж постараться и сделать так, чтобы все оставалось, как оно есть сейчас.

Саймон резко повернул в сторону от тропинки, и девушка беспрекословно последовала за ним. Они скатились с крутого обрыва на вязкий в этом месте берег ручья и, увязая в грязи, вошли в стремительный поток. Ледяная вода обожгла беглецам ноги так, что Саймон даже громко охнул.

– Давай сюда! – Он, увлекая Бланш за собой, прошел несколько метров вниз по течению, затем выбрался на противоположный берег и прошел еще немного вперед.

– Теперь пойдем сюда.

С этими словами Саймон вновь вошел в воду, двинулся вверх по течению, навстречу погоне, а потом, опять выйдя на берег и прячась за кустами и в тени деревьев, повел свою спутницу прямо туда, откуда вот-вот должны были появиться преследователи. Бланш задыхалась от быстрого бега, намокшие юбки путались в ногах, Мешая бежать, но все-таки ей удалось спросить:

– Почему сюда? Мы идем им навстречу!

– Они этого не ждут. К тому же утром я нашел там хорошее укрытие, как раз на такой случай.

– А где это? – уже шепотом спросила девушка.

– Недалеко. Вон под той ивой. Давай, ныряй под листья…

Большая плакучая ива склонялась над ручьем, и ее ветви опускались до самой воды. Серебристо-зеленая густая листва слегка хлестнула Бланш по лицу, а в следующее мгновение девушка оказалась в удивительном изумрудном мире, пронизанном ярким солнечным светом. Едва заметное колебание ветвей придавало всему вокруг сказочное очарование. Саймон обнял ее за талию и крепко прижал к себе, шепнув:

– Ни слова!

– Вон туда! – закричал кто-то так близко, что она затряслась от, страха. Рука мужчины, стоявшего рядом, обняла ее, словно защищая. За ветвями, совсем рядом, раздавались возбужденные голоса.

– Они спустились в ручей! Вот тут… А, проклятие!

– В чем дело? – послышался другой голос, явно принадлежавший начальнику и звучавший так, будто его обладателю смертельно надоела вся эта кутерьма.

– Гончие потеряли след.

– Значит, переправимся на другой берег. Они не могли далеко уйти.

И в ту же секунду в отдалении кто-то закричал:

– Сэр! Собаки опять взяли след!

– Отлично, скоро мы их возьмем. – Обладатель этого тихого вкрадчивого голоса явно не скрывал своего удовлетворения.

Бланш казалось, что прошла целая вечность, пока преследователи пересекали ручей. Слышался плеск воды, шлепки мокрых подошв по земле. Сколько же их? – подумала девушка с замиранием сердца и крепче прижалась спиной к Саймону. Он, пытаясь ее подбодрить, легонько погладил по плечам, и вдруг, несмотря на страх, несмотря на мокрую холодную одежду, Бланш почувствовала, как по ее телу разлилось удивительное тепло. Опасность обострила всё чувства, и мужская рука, обнимавшая ее, казалась девушке горячей, как огонь. Прикосновение его широкой мощной груди рождало ощущение уверенности и даже комфорта. Никогда прежде ни один мужчина не вызывал у Бланш подобных эмоций. К действительности ее вернула ругань, раздавшаяся в некотором отдалении.

– Черт бы побрал всех твоих собак! – разразился проклятиями кто-то невидимый. – Они опять потеряли след!

– Во имя всего святого! Собаки не могут гоняться за призраками. Если беглецы пошли по ручью…

– Молчать! – рявкнул другой преследователь, после чего послышался глухой удар, а за ним ворчание. – Мне не нужны твои жалобы. Ты знал, на что пошел.

– Идите к дьяволу, сэр!

– Ты сам туда первый отправишься! – заорал снова, очевидно, начальник, но Бланш уловила в его голосе нотки бессильной ярости. Участники погони еще некоторое время препирались, затем вновь послышались плеск воды, топот сапог, и стало ясно, что преследователи переходят на другой берег ручья, видимо, окончательно потеряв надежду догнать беглецов. Бланш уже чуть не вздохнула с облегчением, но тут же опять затаила дыхание. Сквозь густые ветви ивы она сначала увидала пару блестящих сапог, заляпанных грязью. Затем появилась голубая накидка, а следом – и весь человек. И хотя сегодня на нем был другой наряд, а на голове отсутствовал парик, Бланш его сразу узнала и непроизвольно еще теснее прижалась к груди Саймона. Это был тот самый человек, которого они встретили вчера на Вестминстерском мосту. Страшный незнакомец вышел на открытое место, остановился прямо напротив ивы, где притаились беглецы, и, прищурившись, посмотрел прямо на них.

Он их заметил! Бланш беспомощно смотрела прямо в его страшные желтые, словно у рыси, глаза и чувствовала, что не может пошевелиться. Девушка начала молиться про себя, отчаянно надеясь, что Господь услышит ее молитву.

– Проклятие, мы их потеряли, – Человек, стоявший напротив, приподнял ногу и брезгливо посмотрел на свой грязный сапог. – Ну они мне за это заплатят.

С этими словами он развернулся и пошел прочь. Они еще некоторое время сидели, не двигаясь, пока, наконец, Саймон не произнес:

– Думаю, они ушли.

Действительно, голоса пререкавшихся мужчин стихли в отдалении, затих и топот их шагов, и природа вокруг, потревоженная внезапным вторжением людей, вновь наполнилась птичьим гомоном и шелестом листвы.

Только теперь Бланш почувствовала, как она замерзла.

– Мне холодно, – пожаловалась она.

– Ничего удивительного, принцесса. Пойдем, похоже, нам умирать еще рановато. – Саймон энергично растер руки девушки и отодвинулся, чтобы размять свои затекшие ноги.

– Как ты думаешь, он ведь и вправду ушел? – Бланш от возбуждения не могла остановиться. Послушно следуя за мужчиной, который держал ее за руку и вел через заросли прочь от опасного места, она, не переставая, говорила и говорила:

– Господи, как я испугалась, когда он смотрел прямо на нас! Я думала, они обязательно заметят наше убежище.

– Мы были в тени, они нас не могли заметить. – Саймон указал на иву, свисавшую до самой воды, и девушка, только теперь поняла, насколько хорошо он выбрал место, чтобы спрятаться.

Она посмотрела на своего спутника с некоторым изумлением:

– Ты так говоришь, как будто совсем не боялся.

– А с чего бы мне бояться? – Он пожал плечами. – Они ушли. А мы, как видишь, живы.

Он радостно засмеялся, а в следующую секунду обнял девушку за талию, закружил и вдруг быстро, крепко поцеловал в губы. А потом, не глядя на нее, словно ничего такого не произошло, вошел в поток и направился к другому берегу.

Бланш застыла на месте, как каменная, прижав ладонь к губам. О Боже, зачем он это сделал? Его вкус, его запах, волнующий и такой пьянящий, затуманил сознание, а он взял и вот так просто пошел? Невежа! Ее лицо горело, а тело била дрожь, но девушка не могла двинуться с места.

Саймон повернулся к ней.

– Ну, ты идешь?

Преодолев оцепенение, Бланш все же вошла в воду, на этот раз, приподняв юбку, чтобы не замочить. Да, решение принято, но почему ей кажется, что это неправильный выбор?

– Нет, я возвращаюсь в Лондон.

Взгляд Саймона внезапно стал серьезным. Он печально посмотрел на нее:

– Тебе нельзя туда возвращаться, принцесса. Разве ты не слышала, что говорил тот человек в мундире? Они искали не одного беглеца.

– А ты знаешь, кто это был? – воскликнула она, вдруг очнувшись.

– Нет. Откуда я могу знать?

– Саймон, когда мы вчера проходили через Вестминстерский мост, этот человек стоял там. Я еще подумала, что он обратил на нас внимание.

– Черт возьми! Тогда тебя сразу узнают. Мне очень жаль, – он прикоснулся пальцами к щеке девушки и сразу отдернул руку, будто прикоснувшись к чему-то горячему. – Я не хотел, чтобы с тобой случилась такая беда.

– Ты думаешь… Ты говоришь, что они теперь охотятся и за мной?

Саймон смотрел ей в глаза, его лицо посуровело, стало мрачным.

– Тебе грозит опасность, Бланш. Ты не должна возвращаться в Лондон.

Девушка без сил опустилась на землю.

– Неужели ты думаешь, они знают, кто я такая?

– Если он вчера понял, кто я и куда мы пошли, то – да. Как ты считаешь, что сделала твоя хозяйка, когда ты не пришла домой?

– Святые небеса, ну конечно… О, проклятие! – Бланш в отчаянии покачала головой. Никаких сомнений, не дождавшись ее вчера, миссис Уиккет пришла в ярость. И вовсе не потому, что тревожилась о судьбе Бланш, а потому, что возникла угроза ее спокойствию. Уже через пару часов об исчезновении Бланш наверняка узнали все соседи, а потом…

– Солдаты тоже меня вспомнят, – тоскливо сказала она.

– Не думаю, что у тебя есть выбор. – Прошептал он. – В Лондон тебе нельзя возвращаться.

– Так что же, бежать? Но я не могу!

– Почему? – мягко возразил он. – А какой у тебя выбор, Бланш? Отправиться в тюрьму? Уверяю, там очень плохо. А если они поймут, что ты помогла мне по доброй воле, знаешь, что с тобой сделают?

– Нет…

– Не знаешь? – Он взял ее руки в свои ладони и легонько сжал. – В недалеком прошлом женщин тоже вешали.

Девушка в ужасе отшатнулась.

– Нет, это невозможно!

– Ты знаешь, что возможно. И тогда твоя смерть будет на моей совести. – Саймон пристально смотрел на поникшую девушку. – Я не хочу этого, милая Бланш.

Девушка подняла на него взгляд, в котором читалась полная безнадежность.

– Наверное, я могла бы отправиться домой.

– А если твои родные узнают, что ты сделала, они тебя примут?

На этот раз Бланш ответила не сразу.

– Да. Но они надеялись, что я чего-нибудь добьюсь в жизни. Если я вернусь, все поймут, что я неудачница. У нас маленькая деревня, там все будут знать, что со мной случилось.

– Проклятие! – в сердцах выругался Саймон, встал, отошел на несколько шагов и некоторое время смотрел на текущую воду. Это он во всем виноват. Не попадись ему вчера эта девушка, сегодня она жила бы спокойно своей жизнью. А теперь ей даже некуда идти. И все это из-за него! Он решительно повернулся к ней.

– Ты должна пойти со мной. Люди, к которым я иду, помогут тебе.

– Так ты знаешь, куда идешь? Я-то думала…

– Черт побери, Бланш, конечно знаю! – Саймон глубоко вздохнул. – Просто, я бы не сказал тебе о них, если бы все повернулось по-другому. Извини.

– Ну и не говори! Все равно это ничего не изменит. – Бланш, наконец, решилась. Она встала, чувствуя, как дрожат ноги, но, понимая, что другого выхода у нее, пожалуй, нет. – Ну идем?

– Что?

– Я говорю, нам надо идти. Или ты собираешься дожидаться, пока вернутся солдаты?

Саймон удивленно посмотрел на нее. Эта молодая девушка, чью жизнь он случайно поломал, стояла сейчас перед ним спокойная, собранная. Один Господь ведает, откуда у нее столько мужества. Она поистине удивительная женщина. По крайней мере, ему не известна ни одна, которая смогла бы вынести подобные испытания с таким хладнокровием.

Внезапно он вспомнил, как несколько минут назад поцеловал ее совершенно неожиданно для самого себя. И произошло это только потому, что он слишком обрадовался тому, что жив и миновала смертельная опасность. Всего-навсего! Но тело до сих пор помнило каждое мгновение этого короткого и, в общем, невинного поцелуя. Его ладони, казалось, до этой минуты хранили тепло ее кожи, а воспоминание об упругой мягкости ее груди едва не заставило Саймона застонать от желания. Когда он прижимал ее к себе там, под ивой, когда чувствовал округлость ее бедра, Саймон испытывал удивительное, ни с чем не сравнимое чувство волнения. Хорошо еще, что вода помогла скрыть зримые проявления его возбуждения! Конечно, все это можно было объяснить тем, что он долго не видел женщин. Ведь сама Бланш вовсе не относилась к тому типу девушек, которые ему нравились прежде. Его давние подружки, как и сам Саймон, обладали хорошо развитым чувством самосохранения и ни за что не попали бы в подобную переделку. И вновь Саймон с горечью подумал о том, что теперешним незавидным своим положением Бланш обязана именно ему.

Виконтесса Гонория Стентон протянула руку из-за атласной занавески, скрывавшей мягкое ложе, на котором она покоилась среди пуховых подушек в парчовых наволочках, обильно политых лавандовой водой.

– Любимый! – томно мурлыкнула она. – Скажи мне, что он уже мертв.

Квентин Хейвуд переступил порог ее спальни, как делал это много раз прежде, и бросил осторожный взгляд в сторону туалетной комнаты. Изумрудно-зеленый парчовый плащ мужчины резко выделялся на фоне мягких приглушенных тонов, господствовавших в интерьере этого укромного уголка. Еще раз осмотревшись, посетитель спросил:

– Служанки нет?

– Клотильды? Ха! Она полная дура и к тому же плохо понимает по-английски, так что тебе нечего бояться, любимый. Ну же, расскажи мне все подробно. Я так удивилась, что ты не пришел вчера вечером.

– У меня было, э-э-э… важное дело.

Квентин пересек комнату и выглянул в окно. Сквозь толстое стекло ему открылся хорошо знакомый вид на сад, с множеством цветов. Они покрывали землю причудливым ковром, в котором господствовал синий цвет, от бледно-голубого, почти белого, до темно-фиолетового.

Окружавшая парк высокая кирпичная стена превращала его в уютный оазис, расположенный прямо в центре шумного города. Сам виконт Стентон слишком много времени уделял управлению собственными поместьями, поэтому часто оставлял супругу одну, поскольку она предпочитала жить в городе. Подобная ситуация давала Квентину определенные преимущества, но и представляла собой серьезную опасность. Узнай виконт, какую жизнь ведет жена в его отсутствие, и у любовников возникли бы серьезные проблемы. Впрочем, если трезво смотреть на вещи, то проблемы возникли бы не у Гонории, конечно, уж она то смогла бы выкрутиться. А вот Квентин, всплыви, правда, наружу, рисковал собственной головой. За оскорбление аристократической чести его ожидала бы виселица.

– Ну, рассказывай скорее! – в голосе Гонории отчетливо звучали нотки нетерпения. – Наверное, этот актеришка умер, умоляя поверить в его невиновность, да? О, конечно, ему никто не поверил?

Квентин отвернулся от окна, а Гонория болтала без умолку:

– Как он, наверное, дергался в петле! Мне рассказывали, что повешенные так уморительно болтаются на виселице!

– Ради Бога! – взорвался Квентин. – Ты говоришь так, будто тебе все это доставляет наслаждение!

– Но это действительно так, любимый. Я рада, что два моих врага исчезли, причем так быстро.

– Только один.

На несколько мгновений в комнате повисла тишина. Затем женщина удивленно посмотрела на Квентина и сказала:

– Дорогой, мне кажется, я не понимаю тебя.

– Актеришка сбежал.

Ее реакция на это известие оказалась не той, которую он ждал. Он думал, что она придет в ярость, будет кричать, возможно, даже попытается наброситься на него с кулаками, однако любовница только откинулась на подушки, а ее лицо превратилось в непроницаемую маску, которая так помогала ей за карточным столом и в светских беседах.

– А я все знаю, – холодно сказала она. Теперь настала очередь Квентина удивляться. Он изумленно воззрился на виконтессу:

– Но, откуда?

– Дорогой, неужели ты так плохо обо мне думаешь? Я еще вчера услышала об этом. Но как ты позволил ему ускользнуть?

Квентин прислонился к подоконнику и улыбнулся про себя, понимая, что если он и дальше будет сохранять спокойствие, то ничего, кроме ярости, это у Гонории не вызовет. Хорошо же! В той ситуации, которая сложилась, он единственный, кому угрожает вполне реальная опасность. Так пусть же и его любовница немного поволнуется.

– Он сбежал не случайно, дорогая, – сказал Квентин, достал из кармана складной ножичек и принялся подравнивать ногти с таким видом, будто ничто больше его не интересовало. – Очевидно, ему кто-то помогал. Во всяком случае, священник, который исповедовал его перед казнью, тоже исчез.

Гонория вскочила с кровати и в волнении заметалась по комнате.

– А что же стражники?

– Погнались за ним, но потом потеряли.

– Да?! – Женщина резко остановилась перед любовником и, воткнув указательный палец ему в грудь, спросила: – А ты где был?

– О Боже, когда ты злишься, ты обворожительна! – Квентин привлек виконтессу к себе и приник к ее губам в долгом, страстном поцелуе. В ответ она, как делала это всегда, обвила его шею руками. После таких объятий, а особенно после любовных игр, у него всегда оставались царапины, которые он потом с гордостью показывал друзьям. Но в этот раз поцелуй не стал прелюдией к чему-то большему. Гонория отстранилась и пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты от меня легко не избавишься. Уж не хочешь ли ты сказать, что не сделал ничего?

– Ну, конечно, Нет, дорогая, – Квентин взял ее руки и прижал их к своей груди. Теперь настало время успокоить виконтессу. – Вудли ушел из Лондона с какой-то женщиной. Я пока не знаю, кто она, возможно, тоже комедиантка. Они миновали Вестминстерский мост, – я сам их там видел, правда, не узнал сразу, – и направились на восток. Сегодня я послал за ними погоню – людей с собаками. Мы нашли место их ночлега, они устроили его возле Шутерз-Хилла.

– И?

Дальше Квентин предпочел бы не рассказывать:

– Они ускользнули.

Гонория снова его удивила. Она не взорвалась, не стала кричать, а лишь посмотрела на него прищуренными глазами.

– Знаешь, Квентин, порой я начинаю задумываться, а какая мне от тебя польза?

Он постарался строго посмотреть ей в глаза.

– Мне кажется, ты и сама это хорошо знаешь.

– Ты об этом? – Ее рука метнулась к его паху. Увидев, как вздрогнул любовник, женщина засмеялась. – Не заблуждайся, Квентин, любой мужчина может мне дать такую игрушку, так что не думай, будто ты представляешь для меня какую-либо ценность.

– Если не считать, что я точно знаю, что произошло в Кентербери.

– Так же как и я, дорогой. – Женщина резко развернулась так, что одеяние обвилось вокруг ее стройных ног, а копна пышных волос рассыпалась по плечам. – Я тоже знаю о том, что там случилось, но не надо меня этим шантажировать, Квентин. Все, что мне потребуется, это пойти в магистратуру и дать им показания против тебя.

– И оказаться замешанной во всю эту историю? – Квентин лениво небрежно усмехнулся, пытаясь скрыть панический, леденящий ужас, который вызвали у него последние слова любовницы. – Не думаю, дорогая, что тебе это нужно.

Она снова холодно посмотрела на него.

– Но я была у себя во дворце, Квентин. И виконт тоже был дома. Как ты думаешь, кто тебе поверит?

Мужчина, по-прежнему стоявший, скрестив руки на груди, отвел глаза, отчаянно пытаясь найти подходящие на данный момент слова. Именно Гонория разработала весь этот план, именно она имела причины запустить его в действие. Однако он, и никто другой, взял на себя самую рискованную часть этого плана. Он организовал все так, как оно произошло, он подкупал наемных убийц, свидетелей, стражников и чиновников. Именно его лицо все они запомнили, и именно ему придется отвечать, если станет, известна правда об этой истории. Хотя у него имеется один очень веский аргумент.

Квентин бросил взгляд на виконтессу и заметил, что она смотрит на него с насмешкой и плохо скрываемым торжеством. Это настолько разозлило его, что он с трудом сдержался, чтобы не выплеснуть ей в лицо то, что вполне могло бы смешать ее с грязью, но в последний момент удержался. Он сделает это позже, такой информацией разбрасываться не стоит.

– Ну что ж, – наконец произнес он. – Похоже, нам не обойтись друг без друга. Ты можешь многое сделать для меня, а я – для тебя, дорогая.

Гонория, прищурившись, посмотрела на него и не удержалась от язвительной реплики:

– Все, что ты для меня пока сделал, так это позволил актеришке улизнуть невредимым.

– Ненадолго, любовь моя, ненадолго. Я разыщу его. – Квентин выпрямился и медленно двинулся к женщине. – А когда я найду его, я о нем позабочусь, ради твоего спокойствия. Это я обещаю.

– Но ты не выполнил уже одно свое обещание, Квентин.

– Разве? – Теперь он стоял прямо перед виконтессой. Положив ладони ей на плечи, он нежно провел пальцами по ее бархатной коже, прикоснулся к женскому подбородку. – К кому, кроме меня, ты можешь обратиться, любовь моя? Кому еще ты сможешь так доверять и не бояться, что твои тайны станут, известны посторонним? Я нужен тебе.

В глазах Гонории еще мерцала угроза.

– Мы с тобой в одной лодке, любимая.

– В следующий раз не расстраивай меня, Квентин, – тихонько мурлыкнула она и обвила руками его шею. – Я хочу, чтобы актеришка умер.

– Его поймают и повесят, обещаю тебе. Женщина резко рассмеялась:

– Мне нравится, когда ты так говоришь! – В следующее мгновение она прижалась к нему всем телом и впилась в его губы своими.

«Неплохо, – подумал Квентин, целуя виконтессу, – тигрица приручена» Он подхватил виконтессу на руки и понес к кровати. Там, наконец, оторвавшись от женских губ, он повалил любовницу на мягкую перину, упал на нее сверху, одной рукой начал торопливо задирать на ней пеньюар, а другой резко раздвинул ей ноги широко в стороны, спеша закрепить примирение привычным способом. Эта аристократка вновь принадлежит только ему, и только он обладает подлинной властью над ее телом; Чувствуя, как при первых его движениях женские пальцы с силой впились ему в спину, Квентин вновь подумал: действительно неплохо.