Земля! Земля! Земля!

Да, там, далеко на юго-западе, подле заходящего солнца, была земля — длинная синяя полоса, отделяющая пурпурное море от золотого неба. Наконец земля со свежей водой, охлаждающими плодами и свободным пространством для скрюченных, искалеченных цингою людей.

И здесь же может быть золото, золото и драгоценные камни и все богатства Индии. Кто знает? Почему бы и нет? Старый мир действительности и прозы остался на тысячу миль позади, а впереди и вокруг было царство чудес и сказок, бесконечных надежд и возможностей.

Прошло несколько минут, радуга заката поблекла. Изумруды и топазы, аметисты и рубины сменились серебристо-серым полусветом. Еще немного, и, властвуя над морем, сквозь темную сапфировую глубину поднялась луна.

— Это должен быть Барбадос, ваша милость, — сказал Дрью, штурман, — если только мои вычисления меня не обманывают.

— Барбадос? Я не слыхал о нем.

— Очень возможно, сэр. Но Иео и я были здесь с капитаном Дрэйком, а я был еще после того с капитаном Барлоу. Здесь на юго-западе, мне помнится, есть хорошая гавань.

— И никаких испанцев, каннибалов и диких зверей, — сказал Иео. — Настоящий сад лежит посреди моря. Я слышал, как капитан Дрэйк говорил, что следовало бы заселить его.

— Теперь я припоминаю, — ответил Эмиас, — что он говорил о каком-то острове в этих местах. Ну что вы скажете, друзья? Самое лучшее, что мы можем сделать — это провести здесь несколько дней и дать нашим больным поправиться, прежде чем мы достигнем Испанского моря и примемся за работу.

Решение было объявлено и радостно принято командой. Почти до самого рассвета они плыли вдоль южного побережья острова и нащупывали дорогу в бухту, где ныне стоит Бриджетстаун. Все глаза были пристально устремлены на низкие лесистые холмы, залитые лунным светом, усыпанные миллионами танцующих звезд — огненных мух. Все ноздри жадно впивали Душистый запах, который несся с земли, сотканный из ароматов тысячи цветов. Все уши радостно слушали после однообразного журчания волн жужжание насекомых, шорох листвы и жалобные крики береговых птиц, наполняющие тропическую ночь шумной жизнью.

Наконец корабль остановился, канат прогремел через клюз. А затем все позабыли о том, что на острове могут быть испанцы или туземцы, — из каждой груди инстинктивно вырвалось «ура». Бедному Эмиасу стоило большого труда отговорить матросов немедленно ехать на берег: они хотели высадиться, несмотря на темноту и несмотря на то, что до утра оставалось всего лишь два часа.

Наконец встало солнце, и его горизонтальные лучи заблестели на гладких стволах пальм, преломились радугой сквозь пену на коралловых рифах и далеко позолотили пустынное плоскогорье. Длинная вереница пеликанов с криком полетела к морю. Жужжание насекомых усилилось. Тысяча птиц разразилась ликующими песнями. Легкий голубой туман пополз вверх и исчез, сменившись ослепительным светом. Береговой ветер, который всю ночь освежающе дул на море, замер в неподвижном покое, и тропический день начался.

Больных подняли наверх и, погрузив на лодки, перевезли на землю, чтобы дать им возможность вытянуться в тени широколиственных пальм. Через полчаса вся команда рассыпалась по берегу, за исключением дюжины достойных малых, которые добровольно вызвались держать вахту и охранять корабль до полудни.

Первый инстинктивный вопль был:

— Плодов! Плодов! Плодов!

Больные переползали с места на место, жадно обрывая фиолетовые гроздья с вьющихся по берегу виноградных лоз. Они измазали себе рты и искололи губы колючими грушами. Здоровые начали рубить кокосовые деревья, чтобы достать орехи, но только иступили свои топоры. Наконец Иео и Дрью собрали полдюжины разумных людей, отправились в глубину острова и вернулись через час, нагруженные самыми вкусными плодами этого первобытного фруктового сада — терпкими гранатами, приторно сладкой гуавой и роскошными ананасами, этими лучшими из плодов, сотни которых валялись и жарились на солнце на низких туфовых скалах. Затем все уселись на песке, пренебрегая опасностью и, разделив добычу на равные доли, устроили пир.

Франк бродил взад и вперед; Эмиас шел за ним, со ртом, набитым ананасами, и с покровительственным видом изображал человека, которому уже знакомы все эти чудеса и который уже не удостаивает их вниманием.

— Ново, ново, все ново! — говорил Франк. — О, ужасное чувство! Все меняется вокруг нас, самые крошечные мушки и цветы, лишь мы все те же, навеки те же!

Эмиас, для которого подобный язык был загадочен и непонятен, ответил:

— Смотри, Франк, вот колибри. Ты слыхал о колибри?

Франк взглянул на живую драгоценность, которая с громким жужжанием висела на каком-то фантастическом цветке, переливая всеми цветами радуги при каждой перемене освещения.

— В море больше рыб, чем когда-либо можно увидеть, и я уверен, что в мире больше чудес, чем можно себе представить. Я никогда не был в этих местах. А в Южных морях, должен признаться, я никогда не встречал ни сирен, ни тритонов, хотя Иео и говорил, что слышал прекрасную музыку, несущуюся ночью из залива, очень далеко от земли. Посмотри на бабочек. Не хочется ли тебе снова стать мальчиком и попробовать наловить их в шляпу?

И братья пустились в странствие по пышному тропическому лесу, а затем вернулись на берег, где нашли больных уже поправившимися. Многие из тех, кто утром не мог подняться с койки, теперь гуляли и с каждым шагом становились крепче.

— Правильно, молодцы, — крикнул Эмиас, — держитесь веселее. После обеда мы устроим музыку на берегу, так как нет сирен, чтобы петь нам. Кто захочет, сможет танцевать.

Так прошли четыре дня. И взрослые люди, как школьники в праздник, предавались незатейливым развлечениям, не забывая, однако, выстирать одежду, взять свежую воду и набрать хороший запас тех фруктов, которые казались годными для хранения.

Матросы, устав от бесплодных поисков золота, которое они надеялись найти в каждой расщелине, несмотря на предупреждения Иео, что никакого золота на этом острове нет, — стали слоняться без дела. Эти большие дети набивали карманы раковинами и морскими диковинками, чтобы привезти домой своим возлюбленным; с шумом и смехом выкуривали агути из дуплистых деревьев и мучили всякое подвернувшееся под руки живое существо.

Наконец они благополучно выбрались из гавани и вновь пустились в путь на запад.