Стоя у окна, Жан-Жак с удивлением смотрел на замковый двор, куда только что по перекидному мосту въехал экипаж. С тех пор, как три года назад он перебрался из Парижа в эту глушь, к нему мало кто заглядывал – и слух о том, что у него кончились деньги, быстро разнеслись по столице. А где нет денег, там и веселья нет – эта истина в столице известна всякому.

Жан-Жак уже потирал руки в предвкушении от встречи с кем-то из старых друзей, но одно обстоятельство смущало… Экипаж был незнаком ему, а на дверце он не увидел герба. К тому же на запятках не было лакеев. Да и единственная лошадь не слишком впечатляла своим видом… Недоумения его разрешились, когда он услышал голос сестры. Жан-Жак высунулся из окна библиотеки и присмотрелся. Да, это действительно Элизабет, которая, к тому же, сидела рядом с кучером.

Жан-Жаку тотчас захотелось запереться от сестры в одной из многочисленных башен; он совершенно не был готов к общению с Лили, давно уже вынашивавшей планы, касавшиеся Сен-Симона, – планы, воплощать которые в жизнь Жан-Жак отнюдь не стремился. Втайне он испытывал облегчение, когда сестра, уехав от него среди ночи, так и не вернулась. Прочитав оставленную ею записку, Жан-Жак заключил, что она отправилась в Англию, где и собиралась искать «решение его проблем». С тех пор он не получил от Лили ни весточки, что вообще-то было вполне в ее духе. Кроме того, Жан-Жак был уверен: вернувшись в Сазерби-Парк, Лили получила от отца надлежащее внушение, и теперь он уже никогда не повторит своей ошибки и не выпустит ее не то что из страны, а даже из дома.

И все же она опять здесь, в Сен-Симоне! Более того, сестра приехала в сопровождении мужчины, которого Жан-Жак никогда прежде не видел. Компаньонки же, что не менее странно, при Лили не было.

Жан-Жак со стоном закрыл глаза. Куда бы ни направилась его сестрица, следом за ней вереницей тянулись неприятности, и ему даже подумать было страшно о том, чем может закончиться ее очередная эскапада. А у него, Жан-Жака, не было ни малейшего желания общаться с отцом Лили… Его даже передернуло при воспоминании об этом деспоте.

Увы, неизбежное произошло – раздался стук в дверь. Жан-Жак вздохнул и пошел открывать, поскольку Оливер, совмещавший обязанности привратника, охранника и дворецкого, куда-то запропастился. Впрочем, местонахождение слуги нетрудно было угадать; скорее всего, он сейчас кувыркался в постели с горничной – обычное для него занятие. Жан-Жак отворил тяжелую дверь.

– Жан-Жак! – воскликнула Лили и бросилась на шею к брату, едва лишь он открыл дверь. – О, Жан-Жак, как я рада тебя видеть! После нашей последней встречи и месяца не прошло, а я уже скучаю так, словно целый год тебя не видела! Как ты? Здоров ли? Есть хорошие новости?

Жан-Жак взглянул за спину сестры, пытаясь понять, кто же такой ее спутник.

– Нет, ничего нового, – ответил он, стараясь высвободиться из объятий Лили. – А у тебя как? Где успела побывать? Чем занимаешься? И кто, смею спросить, этот джентльмен, с которым ты приехала? Кстати, почему с тобой нет компаньонки?

– Это Паскаль Ламартин, мой муж. И он приехал, чтобы занять у тебя место управляющего, – с жизнерадостной улыбкой сообщила Лили.

Жан-Жак замер на мгновение. После чего протер глаза и, уставившись на сестру, пробормотал:

– Твой муж?…

– Да, муж, – ответила Лили.

– А твой отец… Он в курсе?…

– Конечно, в курсе! Он благословил наш брак. Видишь ли, месье Ламартин – католик.

– А… понятно. Это все объясняет.

– Ну… не все, но не волнуйся. Папа ничего не имел против нашего брака, он даже ему способствовал. И теперь, когда он сбыл меня с рук, никакая опасность со стороны моего отца нам не грозит. А вот самая главная и самая радостная новость!.. Мы приехали сюда жить, и мой муж, поскольку он садовник… В общем, он предложил свои услуги по управлению твоим поместьем. Чудесно, правда?

– Так в этом и состоит твое «решение моих проблем»? – Жан-Жак со вздохом провел ладонью по волосам. – Ты вышла замуж за садовника, чтобы я обзавелся управляющим? Ты в своем уме?! – Он повысил голос до крика.

– Разумеется, в своем. И все произошло совсем не так, как ты думаешь. То, что месье Ламартин садовник, – это просто совпадение. И он был настолько любезен, что предложил свою помощь, когда узнал про твои трудности.

Жан-Жак снова вздохнул.

– Лили, но я не понимаю…

– Ничего удивительного, – внезапно перебил хозяина Паскаль. – У вашей сестры очень своеобразная манера изложения. Может, нам всем стоит присесть? Возможно, я смог бы лучше объяснить вам ситуацию. Кроме того, я бы хотел получить ответы на кое-какие вопросы, чтобы определить, что именно следует сделать в вашем положении и можно ли вообще его исправить.

Жан-Жак кивнул, отошел от двери и жестом пригласил гостей в дом.

– Прошу вас, заходите. Лили, я поговорю с месье Ламартином наедине. А ты пока погуляй или посиди где-нибудь.

Паскаль обернулся к жене.

– Фасолинке неплохо бы размяться. Только держите ее на поводке и не забудьте, о чем я говорил вам вчера. Требуется твердость. И еще, Элизабет… Пожалуйста, не волнуйтесь. Мы с вашим братом разрешим все недоразумения. Желаю приятной прогулки. Полюбуйтесь закатом, он сегодня обещает быть особенно красивым. Вы ведь любите смотреть на закат, не так ли? – Паскаль улыбнулся жене, и в глазах его снова заплясали веселые искорки.

А потом Жан-Жак повел его в замок, а Лили осталась стоять у двери. Чуть помедлив, она отправилась за Фасолинкой, запертой в экипаже.

– Не переживай, Фасолинка, – шепнула Лили в бархатное ушко собачки, крепко прижимая ее к себе. – Ты же слышала, что сказал Паскаль. Как-нибудь все устроится. А сейчас давай-ка погуляем. – Лили опустила щенка на землю и пристегнула поводок. – Нет, еще рано. Сидеть!

Но Фасолинка почему-то не выполняла ее команды и тотчас же бросилась бежать, волоча за собой поводок, так что Лили вынуждена была погнаться за ней.

Паскаль обвел взглядом пустой холл, обратив внимание на те места, где, скорее всего, еще совсем недавно висели картины и гобелены. Замок находился в столь плачевном состоянии, как и казалось Лили, но было совершенно очевидно, что деньги отсюда утекали, а не вкладывались, – хотя именно последнего требовала любая недвижимость.

Жан-Жак проводил гостя в удобную и хорошо обставленную библиотеку; эту комнату хозяин, видимо, решил пощадить. Налив себе и гостю по бокалу коньяка, Жан-Жак протянул один из бокалов Паскалю и проговорил:

– Так почему же вы женились на моей сестре?

– Потому что ее отец хотел этого союза, – ответил Паскаль. – Вероятно, герцог посчитал, что его дочь засиделась в девицах. Он хочет наследников, если я не ошибаюсь.

Жан-Жак криво усмехнулся.

– Герцог ничего не хочет в этой жизни. За исключением своего, как он полагает, почетного места в раю. Я искренне надеюсь, что он его не получит, даже если доберется до небес. Но почему именно вас он выбрал на роль поставщика наследников?

– Потому что я оказался ему удобен, – ответил Паскаль, глядя прямо в глаза собеседнику.

– Удобен?… Мне, право, совсем нетрудно в это поверить. Но должен признаться, я совершенно ничего о вас не слышал. Ламартин, говорите? Не думаю, что мне знакома семья с такой фамилией.

– Ничего удивительного. Мои родители – не из аристократических кругов.

– А… вы представитель буржуазии?

Паскаль промолчал, давая понять, что ответ очевиден.

– Странно, что мой отчим дал согласие на ваш брак, – в задумчивости пробормотал Жан-Жак. – Вы утверждаете, что действительно любите мою сестру?

– Нет, я этого не утверждаю, – с грубой прямотой ответил Паскаль. – Я едва ее знаю. И я хотел этого брака не больше, чем она. Но выхода не было. Монкрифф принял решение, и я вынужден был поступить так, как он решил.

– Значит, все это дело рук Монкриффа, а вы тут ни при чем? – с усмешкой проговорил Жан-Жак. – Но с чего бы ему вдруг принять такое решение?

– Как я уже говорил, ему так было удобно. Воспользовавшись моим обещанием – я дал его одному дорогому мне человеку, – герцог заставил меня жениться. И я бы предпочел более не распространяться на эту тему. Что же касается вашей сестры, то у нее просто не было выбора. Ваш отчим и падре Меллит заперли ее в часовне на десять дней, чтобы заставить подчиниться.

Жан-Жак нахмурился, вспомнив, как его самого запирали и регулярно избивали.

– Будь он проклят, этот падре! Будь прокляты они оба! Господи, эти двое стоят друг друга!

– Как бы то ни было, Лили выжила, и теперь мы – муж и жена.

– И вы с ней – здесь, что по меньшей мере странно. Однако же, принимая во внимание богатство Лили, то есть все то, что вы получили в качестве приданого… Выходит, вы неплохо устроились, месье. Скажите, моя сестра рыдала у вас на плече и умоляла приехать сюда, чтобы спасти меня?

– Вообще-то я узнал о ваших проблемах от своего брата, с которым Элизабет решила поделиться. – Так и не сделав ни глотка и поставив свой бокал на стол, Паскаль пояснил: – Женившись на вашей сестре, я лишился работы, а ваша ситуация показалась мне интересной, и потому я предложил приехать сюда и посмотреть, что можно сделать.

– Не думаю, что вы можете что-либо исправить, месье Ламартин. Если, конечно, вы приехали не для того, чтобы предложить мне деньги, о чем Лили наверняка вас просила.

– Нет, я не намерен снабжать вас деньгами. Напротив, потребую платить мне жалование.

Жан-Жак хрипло рассмеялся.

– Жалование?… Вы говорите о жаловании, имея в своем распоряжении все имущество моей сестры? Вы, верно, шутите!

– Нисколько. Я отказался прикасаться к деньгам вашей сестры, и мне нужно зарабатывать на жизнь.

Ошеломленный этим заявлением, Жан-Жак молчал.

– Я также должен внести ясность и по другому вопросу. Я не возьмусь за эту работу, пока не осмотрю виноградники, – продолжал Паскаль. – Но если потом мы с вами придем к согласию и заключим договор, вы должны будете делать все, что от вас потребуется. Более того, я настаиваю на том, чтобы вы дали мне слово. В противном случае наш разговор окончен.

Жан-Жак в изумлении уставился на гостя.

– Я… Простите, я правильно вас понял? Вы именно «настаиваете»? Да вы понимаете, с кем говорите, месье?

– Да, я знаю, что вы – герцог Сен-Симон. Впрочем, мне абсолютно безразлично, кто вы такой. Мне достаточно того, что вы – брат моей жены и хозяин этой земли с умирающими виноградниками.

– Я прекрасно знаю, чем владею, месье, – проговорил Жан-Жак; скулы его покрылись красными пятнами.

– Мне кажется, вы кое о чем забыли, – продолжал Паскаль. – Я должен напомнить вам о том, что ваши виноградники умирают. Но если они будут спасены, то не только вы обеспечите себе доход. Ведь будет спасена и целая деревня, которая от вас зависит. Я внимательно смотрел по сторонам, когда мы проезжали по вашим землям. И то, что я видел… Это самая настоящая нищета. Люди в отчаянии, они выглядят так, словно едва сводят концы с концами. И такое продолжается не один год…

– Не я в этом виноват, – бросил в ответ Жан-Жак. – Так было задолго до того, как я сюда приехал.

– А если я найду способ заставить вашу лозу давать урожай, то многие обогатятся. И тогда отношение к вам будет уже совсем другое. Вы со мной согласны?

Жан-Жак в недоумении заморгал. С ним никто прежде не говорил в таком тоне, если не считать отчима и падре Меллита, от которых он сбежал при первой же возможности и очень этому радовался. И что-то странное было в этом человеке… Наружность он имел приятную, не кричал, не вращал глазами, говорил же очень спокойно, – но почему-то у Жан-Жака было ощущение, что он стоял один на поле боя, а на него наступала целая неприятельская армия. Этот Паскаль Ламартин, как видно, не испытывал ни малейшего уважения к титулам, как, впрочем, и к богатству.

Взяв себя в руки – он не позволит какому-то простолюдину запугать его! – Жан-Жак с надменным видом проговорил:

– Хорошо, осмотрите виноградники. И если посчитаете, что сможете что-то сделать, беритесь за дело. У меня все равно нет никого, кто мог бы этим заняться. Но предупреждаю: я смогу платить вам лишь жалкие крохи.

– Я готов подписать договор, по которому вы сейчас будете платить мне самое скромное жалование. Но если урожай окажется таким, на какой я надеюсь, то я захочу получить небольшую долю прибыли. Скажем, пятнадцать процентов. Это, как я рассчитываю, устроит и вас. Если же мои усилия не принесут плодов, то дополнительная плата мне не нужна.

– Надеюсь, вы не рассчитываете жить здесь, в замке, – сказал Жан-Жак, нервно вращая в руке бокал.

– Нет. Я предпочел бы жить в любом другом месте, хотя оно должно находиться рядом с виноградниками. Если у вас есть какой-нибудь дом для сдачи в аренду, который в настоящий момент пустует, я был бы вам очень благодарен. Нам с женой не надо особых удобств.

– То есть вы хотите сказать, что сами не хотите жить в замке? – удивился Жан-Жак.

– Не думаю, что это было бы мудрое решение.

Жан-Жак не мог поверить в такую удачу. Расплывшись в улыбке, он сообщил:

– Неподалеку отсюда есть коттедж. Он находится у подножья холма, перед въездом в городок. Поезжайте по той узкой дороге, что ведет направо. Вы не сможете не заметить этот дом. С западной стороны к нему пристроен амбар, а на южной стороне разбит то ли сад, то ли огород. Домик невелик, и он не в самом лучшем состоянии. И я не знаю, сколько мебели…

– Мы справимся.

– Вы – возможно. Но как же Лили?…

– Ваша сестра будет жить там, где живу я.

Жан-Жак усмехнулся.

– А… укрощаем строптивую? Понятно. Желаю удачи. Многие пытались до вас, но никому это не удавалось. И меньше всего – ее отцу и его сообщнику.

Глаза Паскаля сверкнули гневом.

– Я не имею с ними ничего общего! И прошу вас не отзываться о моей жене столь неуважительно. Вы же сами заметили, что дома с ней обращались не лучшим образом…

Жан-Жак пожал плечами. «Почему же этот Паскаль Ламартин так на меня действует?» – спрашивал он себя.

– Да, вы правы, месье. Поверьте, я не имел в виду ничего дурного.

– Рад это слышать. Я встречусь с вами завтра утром, после того, как осмотрю виноградники. Десять часов вас устроит?

– Десять?… – переспросил Жан-Жак, для которого утро обычно начиналось не раньше полудня. – Да, я смогу принять вас в десять.

– Вот и хорошо. Тогда до встречи. – Паскаль протянул герцогу руку.

– Я… Э… Все это так неожиданно… – пробормотал Жан-Жак, пожимая руку гостя.

– Да, я вас понимаю. Скажите, кто-нибудь может рассказать мне о виноградниках? О том, какими они были в прошлом…

– Полагаю, месье Жамард, – ответил герцог. – Только хочу вас сразу предупредить: вы услышите одни лишь нелепые легенды. Всякую чушь о наследниках и о том, что земля так и не оправилась от горя…

– Ваша сестра мне ничего подобного не рассказывала, – нахмурившись, заметил Паскаль.

– Не рассказывала, потому что все это – вздор, в который она не верит. Так же, как и я. Здешние крестьяне думают, что виноградники не дают урожай все эти годы, потому что наследник покинул свои земли. И они считают, что земля не оправится, покуда наследник не вернется. Что тут скажешь? Наследник-то вернулся, а люди по-прежнему недовольны. Я не знаю, какого дьявола они от меня ждут! Я что, волшебник? Они думают, я взмахну волшебной палочкой – и все будут процветать?! – Жан-Жак поморщился и сокрушенно покачал головой. – Ленивое дурачье – вот кто они такие. А если вы меня спросите, то я скажу, как было дело… Эпидемия тифа, свирепствовавшая в этих местах, выкосила всех толковых людей, за лозой стало некому ухаживать, и она начала чахнуть. Вот вам и объяснение…

– Эпидемия тифа? А после этой трагедии были заболевшие?

– Насколько мне известно – нет. Но я живу здесь только три года, и мне никто ничего не рассказывает. Впрочем, не думаю, что тут свирепствует тиф. А почему вас это интересует?

– Так, просто стало интересно… Иногда одно связано с другим, хотя на первый взгляд так не кажется.

– О чем это вы?… О суевериях?

– Нет, не об этом. Но знаете… Когда людьми овладевает отчаяние, рождаются суеверия. Это же самое относится и к земле. Очень часто здоровье людей зависит от здоровья земли – и наоборот. – Паскаль пожал плечами. – Но сейчас не время об этом говорить. Скоро стемнеет, а нам надо устраиваться на ночлег. У вас есть лишние свечи, немного хлеба, сыра или, возможно, холодного мяса, что мы могли бы взять с собой? Да… и еще постельное белье. Одеяла тоже нам пригодились бы.

– Да-да, конечно. Мой слуга соберет для вас все необходимое и привезет на место. Если я правильно помню, в амбаре должны быть дрова. – Жан-Жак не заглядывал в эту хижину уже три года, но был уверен, что дрова все еще там.

– Я поищу, – сказал Паскаль. – Спасибо. – С этими словами он развернулся и вышел из комнаты.

Герцог же с облегчением вздохнул. С сестрой он бы еще мог кое-как ужиться (особенно в том случае, если бы она взяла на себя все расходы по своему – да и его, Жан-Жака, – содержанию), но Паскаль Ламартин… Рядом с этим человеком Жан-Жак чувствовал себя крайне неуютно. Этот простолюдин отдавал приказы с таким видом, словно делал это всю жизнь. Конечно, ему, Жан-Жаку, это не нравилось. Но, увы, в его положении лучше не спорить. Более того, он должен быть благодарен сестре за то, что привезла к нему садовника. Герцог также понимал, что должен был испытывать чувство вины из-за того, что его сестра вышла за садовника. Ведь она сделала это, пытаясь хоть как-то помочь своему беспечному брату. Какая невероятная – хотя и глупая – жертва! Впрочем, Лили всегда была ему предана…

И еще Жан-Жаку было стыдно из-за того, что он вынудил сестру жить в крестьянском доме. Но ему не хотелось, чтобы Ламартин поселился в замке, а больше поселить их было некуда. «Может, Лили это даже пойдет на пользу», – успокаивал себя Жан-Жак.

И едва ли Ламартин решил прибрать к рукам состояние его сестры. Скорее всего, он вознамерился преподать девочке урок. Так стоило ли вставать между мужем и женой? Пусть Лили поживет несколько дней в крестьянской хижине, пусть подрастеряет спесь, а потом муж за ее же деньги подыщет для них более приличное жилье.

Как бы там ни было, он, Жан-Жак, ничего не потерял, а только приобрел. Приобрел очень дешевого управляющего, который, похоже, думает, что разбирается в виноградарстве. Но если вдруг случится чудо и дела пойдут на лад… О, тогда можно будет вернуться к прежнему образу жизни.

А вот если денег не будет… Герцог тяжко вздохнул. Тогда Виолетта найдет себе другого покровителя. Ах, красавица Виолетта! Ради нее он готов был на все, и она, чертовка, прекрасно об этом знала.

Жан-Жак грустно улыбнулся и поднял бокал за здоровье красотки Виолетты.

– За тебя, моя сладкая, – пробормотал Жан-Жак. – За тебя и за сладкое будущее. – Допив коньяк, он швырнул бокал в камин – на счастье. И тут же об этом пожалел, так как хрусталь был дорог.

Достав из буфета другой бокал, герцог потянулся к бутылке с коньяком и стал строить планы на парижское будущее.

– Как это, мы не остаемся?! – закричала Лили, подбоченившись. – Вы с ним что, уже успели поругаться? Нет, я никуда не поеду. Вы ведь сказали, что поможете моему брату, вы обещали… Вы не можете нарушить свое слово! Это… Это бесчестно! У вас, конечно, нет ни капли чести и никогда не было, но я все же думала о вас лучше! О, что вы сделали с моим доверием?! Вы оказались именно таким, каким я вас всегда считала. Вы грязное животное! Вы хам и невежа! – Лили топнула ногой.

– Тихо, Элизабет, – с ноткой угрозы в голосе сказал Паскаль. – Прекратите кричать и послушайте.

– Не буду я вас слушать! Почему я должна вас слушать? Вы просто придумаете какое-нибудь жалкое оправдание своему самодурству и потащите меня Бог знает куда!

– Я всего лишь намерен отвезти вас к дому, что находится у подножья холма, перед въездом в город. Ваш брат предоставил нам этот коттедж, и если вы сейчас же не прекратите этот концерт, то я потащу вас туда волоком. А сейчас… Забирайтесь на сиденье.

Лили замерла на мгновение.

– Так мы остаемся?! – воскликнула она, не веря своему счастью.

– Да. По крайней мере до той поры, пока я не осмотрю виноградники.

– Но почему мы не остановимся в замке? И что вы имеете в виду под коттеджем? – Лили прищурилась, заподозрив неладное. – Вы ведь не имеете в виду жалкую хижину, в каких живут крестьяне? Вы, должно быть, хотели сказать, что Жан-Жак сдал нам дом где-то неподалеку. Как любезно с его стороны… Он очень милый, вы согласны?

– Когда я называл этот дом «коттеджем», я имел в виду один из тех домиков, в которых живут небогатые крестьянские семьи. Приготовьтесь к худшему. Потому что ваш брат дал понять, что дом находится не в лучшем состоянии. Поскольку же я согласился остаться только при условии, что смогу вылечить виноградники, лучше бы вам помолиться о том, чтобы вблизи они выглядели лучше, чем издали. – Паскаль кивнул на экипаж. – А теперь полезайте на козлы или забирайтесь на пассажирское сиденье. Но делайте это поскорее, потому что вот-вот стемнеет.

Решив, что не доставит негодяю удовольствия от нее отдохнуть, Лили забралась на козлы. Фасолинка ласково прижалась к хозяйке – словно хотела ее утешить и защитить от бессердечного и никчемного мужа. Впрочем, Лили была уверена, что брат позаботился о ее комфорте, и потому к «худшему» готовить себя не собиралась. Жан-Жак, наверное, подумал, что семейную жизнь лучше начинать в отдельном жилище, поэтому и предоставил им этот дом.

Лили нахмурилась, пытаясь вспомнить, не говорил ли брат чего-то об иной недвижимости в Сен-Симоне, кроме самого замка. Но Жан-Жак совсем не обладал деловой хваткой и, скорее всего, просто не счел нужным рассказать ей о пустующем доме.

Вскоре они проехали по мосту над поросшим травой рвом и начали съезжать с холма. Лили все это время молчала; молчала и тогда, когда Паскаль свернул не на узкую дорогу даже, а тропинку, уходившую вправо. Увидев ветхую хижину, Лили раскрыла рот – и замерла на мгновение. Потом в ужасе вскрикнула.

– Вот мы и дома, – сообщил негодяй. Спрыгнув с козел, он протянул ей руку.

– Нет, не может быть… – пролепетала Лили. – Не может такого быть. Это просто шутка.

– Вовсе не шутка. И если вы сию же минуту не слезете со своего насеста, то вам придется провести ночь на улице. А ночь, судя по всему, будет прохладной. – Паскаль снова протянул к ней руки. – Давайте сюда Фасолинку. Пусть побегает. Не думаю, что она убежит слишком далеко.

Опустив щенка на землю, Паскаль протянул руку жене, но Лили, насупившись, отвернулась.

– Элизабет… – Паскаль чуть повысил голос. – Дайте мне руку.

Лили повиновалась, но вовсе не потому, что вдруг сделалась послушной; просто она пребывала в шоке. Ведь эта хижина… О боже, такая могла бы привидеться ей в кошмарном сне! Это была лачуга с грязными, затянутыми паутиной окнами и со ставнями, висевшими на одной петле.

– Вот и хорошо, – сказал Паскаль. – А теперь давайте посмотрим, что это за дом. Скоро здесь появится слуга вашего брата с самым необходимым, но мы должны навести хоть какой-то порядок, не дожидаясь его прихода. – Паскаль снял с запяток дорожный сундук жены и, взвалив его на плечо, понес к дому.

Тяжко вздохнув, Лили поплелась следом за мужем. К горлу ее подступила тошнота.

– Дверь на замке, – констатировал Паскаль, подергав ручку. – Как же я не догадался попросить ключ? Но ничего страшного. Попробуем проникнуть в дом из амбара.

Паскаль зашел за угол и уже через несколько распахнул входную дверь. Пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, Лили переступила порог. Сделав шаг-другой, осмотрелась. В голове не укладывалось, что в этом месте ей предстояло жить. Повсюду висела паутина, а воздух был ужасно затхлый, что неудивительно.

Лили снова осмотрелась. Стены тут были выложены из необработанного камня, и мелкие обломки этого камня усыпали весь пол, покрытый, к тому же, толстым слоем белой пыли. В углу комнатки находился камин, черный от копоти, а над необструганной доской, служившей каминной полкой, копоть, как видно, накапливалась много лет.

За этой маленькой комнатой находилась вторая, побольше, но с такими же стенами. Посреди комнаты стоял огромный дощатый стол, а на одной из стен, прямо посередине, висел ручной рукомойник, под которым, на грубо сколоченном столике, стоял таз. В этой комнате также имелся очаг, только гораздо больше, чем в первой, и на решетке стоял над жаровней старый-престарый чайник. К восточной стене были приделаны ступени, но перил не было. И оказалось, что лестница вела на довольно просторную галерею; там валялся тонкий тюфяк – и больше ничего.

Через несколько минут негодяй принес из амбара дрова и занялся растопкой камина в большой комнате. Его, конечно, нисколько не заботило ни то, что она, его жена, думала, ни то, что она чувствовала. Он стоял на коленях перед камином, заталкивая в него деревяшки и бумагу, и вид у него был такой, словно он получал огромное удовольствие от того, что делал.

Лили расправила плечи и, сделав глубокий вдох, проговорила:

– Месье Ламартин, вам не кажется, что вы могли бы предложить мне присесть на один из этих, с позволения сказать, стульев?

Муж взглянул на нее через плечо.

– Нет, не кажется. Если хотите сесть, садитесь. Я пытаюсь обеспечить нас теплом, как вы видите. А вы пока могли бы поискать тряпки для уборки. Похоже, тут много лет никто не жил.

– Не могу с вами не согласиться. Пожалуй, я прямо сейчас отправлюсь в замок. Я отказываюсь оставаться здесь даже на одну ночь.

Тут муж выпрямился во весь рост, и Лили тотчас же почувствовала себя маленькой и жалкой. И ей совсем не понравилось выражение его лица – оно внушало ей страх.

Лили судорожно сглотнула, однако не смогла вымолвить ни слова. А ее муж проговорил:

– Элизабет, позвольте мне кое-что прояснить прямо сейчас, до того, как вы закатите очередную истерику. Так вот, это наш дом, и нам здесь предстоит жить. Поэтому вы никуда не пойдете. И уж точно – не в замок к вашему брату. А если все-таки попытаетесь, то очень об этом пожалеете. Поверьте, брат не поблагодарит вас за необдуманные поступки. И я тоже.

– Мой брат никогда бы не отправил меня сюда! Вы, должно быть, куда-то не туда поехали…

– Ваш брат дал мне исчерпывающие объяснения, касающиеся местоположения того дома, который он счел нужным нам предоставить. – Паскаль взял жену за плечи. – Вы, Элизабет, – моя супруга, и, следовательно, вы должны вести себя соответственно и подчиняться мне. Ваш брат будет жить в своем доме, а мы – в своем. Я весьма сожалею о том, что это жилище находится в столь плачевном состоянии, но в данный момент я ничего с этим поделать не могу.

– А вам все равно! Вы хотите только одного – держать меня подальше от моего брата. Поэтому вы так ужасно со мной поступаете! – Лили закрыла лицо ладонями.

– Нет, ошибаетесь. – Паскаль отстранил ее руки от лица и заставил жену посмотреть ему в глаза. – Если вы захотите увидеться с братом, я не стану вам мешать. Но для этого вы должны вести себя разумно.

– Жан-Жак – единственный на свете человек, который меня понимает. Я люблю его, и я хочу быть с ним рядом. Что же в этом неразумного? – всхлипывая, проговорила Лили.

– Вы все правильно сказали, но у вас будет много дел именно здесь. Поэтому не рассчитывайте на то, что вам удастся много времени проводить в замке. Как только закончите все домашние дела, можете заниматься тем, чем пожелаете. Но не раньше.

Лили прикусила губу.

– Вы и впрямь негодяй! И я вас презираю! Я думала, вы пытаетесь стать мне другом, но теперь я понимаю: вы всего лишь хотели втереться в доверие к моему брату, чтобы он дал вам работу!

– Чтобы он дал мне работу? – переспросил Паскаль. – Вы действительно так думаете?

– Да, конечно! И ваш план сработал, разве нет? Должно быть, вы наговорили ему про меня гадостей, раз он так со мной поступил.

– Вообще-то я почти ничего ему не рассказывал. Только то, что наш брак был заключен против нашей воли. И прошу вас, Элизабет, хватит об этом.

Лили уставилась на грязный пол.

– Это еще почему? Жан-Жак – мой брат, и я имею право знать, о чем вы говорили.

Паскаль со вздохом откинул со лба волосы.

– Да, вы правы. Мы еще говорили о виноградниках вашего брата и об их состоянии.

– Я вам не верю. Вы чего-то не договариваете. Вы наверняка сказали ему что-то такое… из-за чего он меня отправил в такую развалюху.

– Я сказал только об одном… О том, что мы нуждаемся в собственном жилье. И вот еще что… Как хотите, так и трактуйте мои слова, но ваш брат ясно дал понять, что не хочет, чтобы мы жили с ним под одной крышей. Так что в этом наши желания совпали. Именно поэтому мы будем жить здесь. Придется довольствоваться тем, что имеем. А сейчас… Пожалуйста, поищите свечи. Ночь надвигается, а когда прибудет слуга вашего брата – неизвестно.

Слуга из замка так и не появился. Ни в этот вечер, ни на следующее утро. Лили легла спать на матрасе на галерее, завернувшись в подбитый бархатом плащ, который извлекла из дорожного сундука. «Судя по всему, так мне и придется спать всю оставшуюся жизнь», – думала она, то и дело вздыхая. Негодяй же предпочел спать на соломенном тюфяке, который притащил из амбара и положил перед камином. Ему, наверное, было тепло, а вот она, Лили, всю ночь дрожала от холода и ворочалась. Даже Фасолинка ее бросила, отдав предпочтение теплому местечку у камина рядом с негодяем.

Лили проснулась с занемевшими членами и начинающимся насморком. Проснулась – и тут же уткнулась лицом в бархат, чтобы не видеть все, что ее окружало. Ощущения были сродни тем, что она испытывала, ночуя в часовне, хотя здесь у нее было одно очевидное преимущество: ее никто не держал взаперти. Посмотрев вниз, Лили увидела пустой матрас, куртку мужа на полу, а на этой куртке – свернувшуюся клубочком Фасолинку. В камине же догорали последние угольки.

Лили позавидовала Фасолинке; та, по крайней мере, не мерзла всю ночь. Встав с матраса, Лили потянулась, ополоснула лицо холодной водой из оловянной кружки, оказавшейся рядом с матрасом, затем оделась и быстро спустилась вниз. И она про себя ругала мужа последними словами. Этот негодяй обрек всех на голод и холод, ему не было дела ни до нее, ни до себя самого.

Фасолинка, радостно подпрыгнув, подбежала к хозяйке и уткнулась в ее лодыжки холодным носом.

– Чего тебе? – пробурчала Лили. – А… ты, наверное, проголодалась? Понятно. Убери от меня свой нос. Мне и без тебя холодно. – Лили подошла к буфету и достала остатки от вчерашнего хлеба. – Вот, бери… – сказала она.

Щенок в растерянности смотрел на хлеб.

– Это твой завтрак, – объяснила Лили. – Это еда, понимаешь? А ты чего ждала? Парной говядины?

– Ей было бы понятнее, чего от нее хотят, если бы вы не совали ей весь этот ломоть.

Лили вздрогнула – и обернулась. В проеме двери, ведущей в амбар, стоял ее муж. Он держал в руках еду – и ухмылялся! О, как же ее бесила эта его ухмылка! Но больше всего выводило из себя другое: он вовсе не выглядел уставшим.

– Я… Я всего лишь пыталась ее накормить, – пробормотала Лили.

– Если вы выйдете из дома, то увидите флягу с молоком, которое я надоил у коровы, любезно позволившей мне это сделать. Разломите хлеб на кусочки, затем найдите миску и вымочите хлеб в молоке несколько минут. Миску можно выставить за дверь. Фасолинка слишком мала, чтобы есть хлеб в том виде, в котором вы ей его предлагаете.

Лили не нашла, что сказать, лишь вздохнула.

– Но вначале, – оставив еду на столе, муж вернулся в амбар и сейчас нес в дом дрова, – я бы вышел с ней погулять. Должно быть, ей ужасно хочется в туалет.

– О!.. – в смущении воскликнула Лили. Как же она сама до этого не додумалась?

– Все очень просто, Элизабет. Подумайте, что нужно вам, и примените те же критерии к собаке. Только вначале удовлетворите ее потребности, а потом уже свои. Как вы, наверное, помните, туалет находится за домом. Фасолинке больше повезло, согласитесь! Она может присесть, где захочет, лишь бы не в доме.

– Вы могли бы и сами ее выпустить, когда встали, – проворчала Лили.

– В пять утра? Знаете, я попытался это сделать. Но она проигнорировала мое предложение и снова уснула. Как и ее хозяйка, Фасолинка рано вставать не любит. – Сказав это, негодяй отвернулся и стал разжигать огонь в камине.

Лили же вдруг поняла, что с радостью воткнула бы ему в него тот самый «боевой топор». Но Фасолинка смотрела на нее с такой мольбой, что Лили не стала медлить и побыстрее вывела ее из дома.

Когда Лили вернулась, Паскаль уже приготовил завтрак – яйца и свежий хлеб. Он даже кофе умудрился сварить. Лили посмотрела на стол, потом на своего мужа, потом – снова на стол.

– Как… Как вам это удалось?

– Я встал пораньше и сходил в деревню. – Муж кивнул на миску с молоком. – Поставьте ее у двери.

Лили поставила миску с собачьим завтраком на пол у выхода, а сама села за стол.

– Спасибо, – буркнула она.

– Завтра вы сами можете это сделать, – продолжал Паскаль. – А теперь ешьте, пока яичница не остыла. И холодный кофе пить тоже невкусно. Вчера мы так толком и не поужинали, так что вы, наверное, проголодались. А мне надо осмотреть виноградники. Побудите дома одна, ладно?

Лили очень хотелось сказать, что она отказывается оставаться дома одна, но гордость не позволила ей этого сделать.

– Да, конечно.

– Вот и хорошо. Работы предстоит много, и чем раньше вы к ней приступите, тем лучше. На вашем месте я бы сосредоточил усилия на уборке внутри. В амбаре есть метла и тряпки. Вы ведь знаете, как проделать уборку?

Лили вздрогнула – и уставилась на мужа. Ей хотелось визжать от злости и унижения, но она сдержалась.

– Я, знаете ли, не совсем беспомощная, – проворчала она. – Идите же. Но не думайте, что вас тут будет ждать обед.

– Я об этом и не помышлял. Приятного вам утра. Я все вам расскажу, когда вернусь.

Лили дождалась, когда дверь за мужем закроется, потом швырнула ему вслед оловянную кружку, после чего со вздохом посмотрела на глиняную посуду и на жирную сковородку – все это ей предстояло отмывать. И еще… Снова вздохнув, она обвела взглядом грязный пол, грязные окна, затянутые паутиной, и такие же стены и потолки. Лили вспомнила обо всех тех женихах, которым так и не удалось добиться ее благосклонности. А ведь стоило ей ответить согласием одному из них, и она имела бы ту жизнь, которую заслуживала. Теперь же ее удел – вот это… Но, что хуже всего, Жан-Жак и пальцем не пошевельнул, чтобы ей помочь.

Лили уронила голову на руки и заплакала.

Паскаль обошел все виноградники, которые только мог найти, но времени на это ушло не так уж много, потому что везде он видел одну и ту же картину. К счастью, в середине зимы была сделана подрезка, но сейчас многие растения страдали из-за какой-то грибковой инфекции, и, насколько Паскаль мог судить, это была не «мучнистая роса», которую считали полезной, если она поражала определенные сорта спелого белого винограда. Паскаль не мог точно сказать, что за болезнь поразила лозу, однако он заметил маслянистые пятна на некоторых листьях – раньше он таких пятен никогда не видел.

Но, как бы то ни было, грибок остается грибком, и виноградники следовало немедленно обработать, пока болезнь не разрушила листву и плоды. К счастью, он, кажется, знал эффективный способ борьбы, поскольку участвовал в дискуссии со знаменитым ферментологом, экспертом по виноделию, а предметом обсуждения были как раз грибковые болезни винограда и методы их лечения.

Однако Паскаль подозревал, что грибок – не единственная проблема. Инфекции были подвержены только ослабевшие растения; поскольку же, по словам Лили, положение не менялось к лучшему на протяжении многих лет, следовало принять во внимание и прочие факторы. Судя по всему, почвы были истощены, что и объясняло болезненный желтоватый оттенок листвы.

Паскаль нагнулся и поднял комок земли. Понюхал его, а затем потер между пальцами, анализируя состав почвы. На всех полях – одно и то же: глина, мел и кремний, то есть состав вполне подходящий, даже наиболее предпочтительный для выращивания хорошего винограда, но минеральный состав, как видно, не пополнялся много лет. В идеале землю следовало удобрять после каждого последнего урожая, – но кто знает, когда был тот самый последний урожай? Но листья казались молодыми, на лозе еще даже цветы не появились, и, следовательно, была надежда.

Паскаль поднял взгляд на замок. Оценить ситуацию в замке оказалось еще проще, чем ситуацию на прилегавших к нему полях, а исправить положение – куда сложнее. Паскаль уже поставил Жан-Жаку диагноз и назвал болезнь «синдром Сазерби-Парк»; это было нервное расстройство, вызванное комбинацией ряда негативных факторов – таких, как отсутствие любви, религиозный фанатизм и постоянно внушаемое представление о том, что самое важное в жизни человека это деньги и титул. Подобное воспитание оказывает на характер человека ужасное воздействие, оно сродни тому, что оказывает на растение «мучнистая роса» в сочетании с истощенностью почв.

Но Лили отличалась сильным характером, бойцовским духом, а вот Жан-Жак казался человеком слабым. Кроме того… До сих пор не верилось, что любящий брат мог бы отправить сестру в полуразвалившуюся лачугу и забыть прислать слугу с едой и одеялами. А герцог, вероятно, решил, что о сестре позаботится кто-нибудь другой, и тут же забыл о своем обещании.

Паскаль с усмешкой покачал головой. Забавно, но ситуация оказалась именно такой, о какой он мог только мечтать, хотя с грязью и паутиной вышел, пожалуй, перебор. Такое у Господа, вероятно, чувство юмора. Что ж, шутка удалась, но Лили все же жалко. Глядя на нее, Паскаль не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать. Они, конечно, не пропадут, но Лили придется испытать на себе, что такое бедность. Разумеется, он позаботится о том, чтобы они не голодали и не мерзли. А она будет так занята, что ей некогда будет думать о глупостях. В том, что Лили от исполнения своих обязанностей уклоняться не станет, Паскаль не сомневался.

Жан-Жак – дело другое. Чтобы заставить герцога выполнить взятые на себя обязательства, придется немало потрудиться.

– Дабы исправить ситуацию, нам понадобится большое количество сульфата меди и гашеной извести. Такая смесь называется «бордоская жидкость». И еще потребуется сульфат железа, который надо обильно внести в почву, чтобы вылечить хлороз лозы…

– Мне не нужны подробности. – Жан-Жак взмахнул рукой, едва не перевернув кружку с элем. – Сколько все это стоит?

Паскаль посчитал стоимость материала, прибавил, не скупясь, стоимость работы – стимул трудиться на совесть следовало создать с самого начала, – присовокупил возможные накладные расходы и назвал сумму, показавшуюся ему вполне разумной.

– У меня таких денег нет, – заявил герцог. – Разве Лили ничего не сказала вам о моем плачевном финансовом положении?

– Даже если у вас нет наличных, кое-что все же имеется, – сказал Паскаль. – Некоторые вещи можно продать или заложить в банке, в том числе – само поместье. Впрочем, едва ли вам придется прибегать к крайним мерам. Ведь я не так уж много прошу…

– Да вы в своем уме?! Вы же просите у меня целое состояние! И какой банк даст ссуду под залог виноградников, которые вот уже тридцать лет не дают никакого дохода и только чахнут?

Паскаль ответил не сразу. Жан-Жак, метавшийся по комнате, вел себя как ребенок, и следовало дождаться, когда он хоть немного успокоится. Через минуту-другую Паскаль наконец проговорил:

– Возможно, вы не нуждаетесь в моих советах, но имейте в виду: в этом году вы урожая не увидите. Как и во всех последующих. Ваша проблема серьезна, но разрешима. И можете считать себя счастливчиком уже хотя бы потому, что вам не надо выкорчевывать весь свой виноград и чистить почву, а ведь и такое иногда случается.

– Не вижу особой разницы. Что выкорчевывать, что не выкорчевывать… – Жан-Жак допил эль и мрачно уставился в пустую кружку.

– Разница есть. Если вы продолжите выжимать из поместья все, что только можно, ничего в него не вкладывая, то источник иссякнет в ближайшее время. Если же вы станете вкладывать средства в виноградники, то получите надежный доход на долгие годы.

– Почему я должен вам верить? Никто до вас не мог предложить мне решение, а вы – всего лишь садовник.

– Меня в качестве управляющего вы можете себе позволить, потому что я не прошу у вас больше, чем просил бы обычный садовник. Кстати, в свободное время я изучал ферментологию и виноградарство. Наверное, я чего-то не знаю, что не удивительно, ибо всего не знает никто, но зато я имею возможность получить консультацию у тех, кто знает.

– Даже так? – усмехнулся Жан-Жак. – Вы признаетесь в собственном невежестве?

Паскаль сделал глубокий вдох, призывая себя к смирению и кротости.

– В определенном смысле – да, так и есть. И сегодня я собираюсь написать несколько писем специалистам. Однако я не стану терять время впустую, если вы не готовы вкладываться в это дело. Вы уже знаете, какие средства требуются, так что решать вам.

Жан-Жак ненадолго задумался, потом спросил:

– И какую, по-вашему, прибыль я смогу получить уже в этом году?

Паскаль пожал плечами.

– Точно сказать не могу. Возможно, вы вообще никакой прибыли не получите. Главное сейчас – время. Нам надо успеть спасти урожай. Впрочем, надежда на прибыль все-таки есть, но не могу дать никаких гарантий. Я ведь не могу гарантировать, что погода будет благоприятной, – а именно погода, как вам известно, является одним из решающих факторов.

– Конечно, мне это известно, – проворчал Жан-Жак.

– Вот и хорошо. Кроме того, имейте в виду: даже если в этом году прибыли не будет, вы все равно обеспечите основу для урожая следующего года. Возможно, несколько лет вы не сможете продавать хорошее вино, зато сможете продать виноград другим виноделам, если, конечно, ваша лоза будет здоровой, а плоды – хорошего качества. Если же вообще ничего не получится, вам в любом случае терять нечего. Что такое одна-две картины, когда на другой чаше весов – неизбежное и полное разорение?

– Но если вы так уверены в успехе, почему бы вам самому не взять денег взаймы? – спросил Жан-Жак. – Такое решение кажется наиболее простым и очевидным.

Конечно же, эта мысль уже приходила Паскалю в голову, и он нисколько не удивился вопросу. Более того, такой вариант действительно являлся самым простым и очевидным, но он не нравился Паскалю в принципе. Жан-Жак должен был посвятить всего себя этой земле, и Паскаль подозревал, что если герцог будет платить из собственного кармана, то с большей долей вероятности почувствует себя хозяином этой земли и в итоге им станет.

– Я не могу этого сделать, – возразил он. – Сожалею, но не могу, потому что изначально решил предложить вам услуги управляющего, а не банкира. А вы должны решить, доверяете ли вы мне или нет. Если не доверяете, то мы с вашей сестрой сегодня же покинем Сен-Симон.

Паскаль внимательно наблюдал за герцогом, на лице которого отражалось все, что сейчас происходило в его душе. Интересное, между прочим, занятие – пытаться найти семейное сходство или констатировать его отсутствие. Общего у Лили с Жан-Жаком было не так уж много; оба обладали роскошной густой шевелюрой рыжевато-каштанового оттенка и имели довольно широкие красиво очерченные скулы, но этим сходство и ограничивалось, если, конечно, не считать хрупкого телосложения. У Жан-Жака глаза были карие, а нос – крупный, с горбинкой; у Лили же носик был маленький и чуть вздернутый. И если Жан-Жак злился или был чем-то удручен, то губы его вытягивались в нитку, тогда как Лили, напротив, надувала губы, придавая им сходство с разгневанным бутоном, если, конечно, таковые имелись в природе. И подбородки у них были разные; у Жан-Жака подбородок был скошенный, переходящий в шею, у Лили же он был хоть и маленький, но резко очерченный и заостренный. А если уж она выставляла его вперед, то можно было не сомневаться: она идет в наступление.

– Ладно, хорошо, – сказал наконец Жан-Жак, прерывая досужие размышления гостя. – Я согласен сделать то, о чем вы просите. Можете заказывать все необходимое в кредит от моего имени. Я где-нибудь найду деньги. Главное – чтобы вы обеспечили урожай. И больше не докучайте мне отчетами, поскольку я ничего в этом не понимаю и понимать не хочу.

– Как пожелаете, – ответил Паскаль. – Я буду вас навещать только в случае необходимости. Но мне нужно знать, когда вы получите деньги, чтобы я мог продолжать работы. Я ведь не могу постоянно заказывать все необходимое в кредит. И вам также следует задуматься о том, что надо сделать после того, как урожай будет собран. Если у нас получится вырастить нормальный урожай, то мы должны быть готовы к производству вина.

– Да-да, конечно… – чуть ли не зевая от скуки, пробормотал герцог.

– У меня пока не было возможности посетить винодельню, – продолжал Паскаль. – Но, возможно, вам понадобится грамотный винодел. Винодельня должна быть полностью укомплектована, а бочки должны быть готовы, вы со мной согласны?

Жан-Жак протер глаза.

– Да, согласен. Со всем согласен.

– Очень хорошо. И не могли бы вы отправить к нам своего слугу с вещами, которые обещали вчера вечером? Ваша сестра не привыкла к тем спартанским условиям, которые мы обнаружили в коттедже.

Жан-Жак покраснел.

– Ах да, конечно! Как Лили?!

– Справляется. Спасибо. Но она была бы очень вам благодарна за постельное белье, свечи и теплые одеяла. Что ж, всего доброго. Нет-нет, не утруждайте себя. Я сам найду дорогу.

Гость вышел из комнаты, а Жан-Жак так и остался стоять у камина; в эти мгновения он походил на угрюмого школьника, которого отчитал строгий учитель.

Покинув замок, Паскаль сделал глубокий вдох; при общении с Жан-Жаком он постоянно испытывал нехватку воздуха. Его следующим собеседником оказался месье Жамард, чье имя герцог упомянул во время их вчерашнего разговора. Месье Жамард был жив и здоров и потягивал коньяк в «уличном кафе» на главной площади Сен-Симона.

– Месье, можно к вам присоединиться? – спросил Паскаль, подходя к столику, на который указал хозяин заведения.

Старик поднял на него взгляд, прищурился и молча кивнул, указав на стул напротив.

Паскаль сел и заказал кофе – любопытный официант уже крутился у столика и, судя по всему, очень хотел узнать, какие же дела у незнакомца с месье Жамардом. Но незнакомец заговорил лишь после того, как разочарованный официант удалился.

– Месье, я недавно приехал в ваш городок. Меня зовут Паскаль Ламартин, и мы с женой взяли в аренду старый коттедж перед въездом в город. Это сразу за тем холмом на повороте.

– Коттедж Бомерда? Да-да, знаю, конечно. Но, месье, почему вы все это мне рассказываете? – спросил старик, и взгляд у него был настороженный.

– Мне предстоит управлять поместьем Сен-Симон, и хозяин поместья сказал: если я хочу узнать историю болезни виноградников, то должен обратиться именно к вам.

Месье Жамард вздрогнул и пробормотал:

– Значит, вам на меня сам герцог указал? А вы – его винодел? Невероятно!

– Я не винодел, месье. Я всего лишь немного разбираюсь в земледелии. И я вижу, что эта земля больна, а причина – скорее всего, небрежение.

– Что же навело вас на эту мысль? – спросил старик. Судя по его тону и взгляду, Паскаль не вызывал у него доверия.

– Я много времени посвятил изучению различных почв. Не стану утверждать, что знаю все о выращивании винограда, но я, что называется, чувствую землю. И мне кажется, я могу ее вылечить. Но для этого мне нужно знать, как она заболела. Может, расскажете?…

Месье Жамард сделал глоток коньяка и надолго задумался, что-то бормоча себе под нос. Наконец кивнул и проговорил:

– Значит, Ламартин? Люди с такой фамилией жили в здешних местах, но вот уже несколько лет, как никого из них нет в живых. Мы многих потеряли во время мора.

– Сочувствую, – сказал Паскаль. – Должно быть, вам всем нелегко пришлось.

– На все Божья воля, – со вздохом изрек месье Жамард и, пристально взглянув на Паскаля, добавил: – Мои глаза не так хороши, как когда-то, но ваша внешность мне знакома. Откуда родом твоя родня, парень?

– Из Парижа, месье.

– А… должно быть, кого-то из родственников наших Ламартинов судьба занесла в столицу. Наши Ламартины были людьми хорошими, честными и трудолюбивыми.

– Я рад, что вы о них такого высокого мнения.

Старик кивнул и вновь заговорил:

– Да, хорошие были времена до того, как умер шестой герцог и вся его семья. Он дорожил землей и людьми тоже. Мы тогда процветали, и урожаи были отменными, хотя, конечно, некоторые года были получше, другие похуже. А потом пришел тиф и унес герцога, а на его место пришел брат. Для Сен-Симона семь – число несчастливое. – Старик сплюнул на землю.

– То есть вы были о брате герцога не самого высокого мнения, – осторожно заметил Паскаль.

– Никчемный человек. Транжир и мот. И с женой обходился не по-людски. Она, кстати, была у него англичанка и дружила с покойной герцогиней. Но потом она жила сама по себе, потому что новый герцог здесь появляться перестал. Ему не было дела ни до жены, ни до своего сына. Когда же седьмого герцога по ошибке подстрелили на охоте, ничего не изменилось. То есть все пошло прахом после смерти шестого герцога. А теперь у нас тут новый хозяин, сын седьмого герцога. И этот совсем рукой махнул на землю. Вот она и умирает… – подытожил старик

– Нет, земля не умрет, – возразил Паскаль. – Нам нужно лишь немного удачи и очень много работы, и тогда земля оживет, я в этом уверен.

– Ну, тогда… Что ж, возможно, легенда правду говорит, и с возвращением наследника все снова будет расти и плодоносить. Лучше поздно, чем никогда. Вы обратились как раз по адресу, месье. – Старик глотнул коньяка, осторожно поставил рюмку на стол и, сказав, что отлучится ненадолго по нужде, покинул своего собеседника.

– Между нами говоря, – сообщил он, вернувшись, – этот новый герцог туп как пень. – Старик опустился на стул и потянулся к своему коньяку. – Даже странно, что он рассказал вам обо мне. Ведь он никогда меня не слушал. Ни меня, ни других. Думает жить своим умом, а ума-то как раз и нету.

– Никто и не ждет от него разумных поступков, месье. Хотя кое-что разумное он все же сделал – нанял меня. И теперь я буду делать за него его работу. Месье герцог осознает, что не умеет хозяйничать на земле и вряд ли когда-нибудь научится, но он видит, в каком запущенном состоянии находится лоза. И, понимая это, а также учитывая то, что страдает не только лоза, но и люди, живущие на его землях, он пожелал исправить положение.

– Давно пора. Слава богу! Но даже Господу будет не просто вернуть к жизни эти больные виноградники. Впрочем, ближе к делу. Что ты знаешь о лозе, мальчик? Чему тебя учили? Мне нет смысла терять время, если ты в этом совсем не разбираешься.

Паскаль пододвинул стул ближе к столу и приступил к деликатному процессу – пытался завоевать доверие человека, давно уже никому и ничему не верившего.