Облегчив душу перед матерью, Лили почувствовала некоторое удовлетворение, хотя отношения между ними ничуть не стали лучше. Но кому еще она могла рассказать о том, как случилось так, что Сен-Симон стал ей домом? Мать, по крайней мере, когда-то жила тут и была в курсе тех давних событий… И она довольно спокойно восприняла новость о том, что Паскаль – незаконнорожденный сын шестого герцога Сен-Симона. По крайней мере, восприняла лучше, чем можно было ожидать.

– Если честно, то я думала, что у нее случится истерика, Фасолинка, – делилась Лили со своей собакой. – Тем более что она дружила с женой Сержа.

Лили склонила голову к плечу.

– Фасолинка, что это с тобой? Ты какая-то грустная… Не переживай! Паскаль со временем привыкнет к мысли, что он – не сын Анри Ламартина. Все будет хорошо, вот увидишь.

Собака жалобно смотрела на хозяйку, и Лили спросила:

– Может, хочешь сходить со мной на рыбалку? Пойдем. Ты же любишь ловить рыбу!

Фасолинка еще больше погрустнела, и Лили, наклонившись, потрогала нос собаки. Нос оказался холодным и влажным. И Фасолинка выглядела вполне здоровой. Но, возможно, съела какую-то гадость, и у нее заболел живот… Лили решила заварить ей ромашку – на всякий случай.

Когда Лили ставила воду на плиту, она заметила на столе записку, написанную четким почерком Паскаля. И записка была адресована ей. Но ведь Паскаль обычно не утруждал себя обращением… Если уж хотел попросить ее о чем-то или что-то ей сообщить, то сразу писал, что именно от нее требуется, и оставлял листок на столе. А сейчас…

Ей пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Склонившись над столом, она прочитала следующее:

«Лили, я слышал твой разговор с матерью сегодня в замке. Как бы мне хотелось, чтобы я этого не слышал! Я не могу продолжать жить в браке, который с самого начала строился на лжи. Какими бы искренними ни были наши отношения сейчас, эта ложь всегда будет стоять между нами.

Я взял одну из лошадей, но оставил другую и коляску тоже. Я напишу Николасу и попрошу, чтобы он открыл тебе доступ к твоим деньгам, так что ты ни в чем не будешь нуждаться.

Я возвращаюсь в монастырь Святого Кристофа. Не пытайся меня вернуть, Лили. Отпусти меня. Ради Бога, отпусти, если я тебе хоть немного дорог».

Подпись он не оставил.

Лили застонала и рухнула на колени. Нет, не может этого быть! Он не мог ее бросить! Паскаль не мог так поступить с ней! «Не бросай меня, Паскаль! Никогда не покидай меня, мой любимый. Никогда!» – кричала она мысленно.

Но, увы, он ее оставил.

Десять недель Лили плакала днем и ночью – просто не могла не плакать. Она чувствовала себя так, словно ее лишили всего, словно сама ее душа, самая ее суть, то, что полюбил в ней Паскаль, – словно все это исчезло вместе с ним. И теперь она превратилась в живой труп и жила в мире теней, а тот настоящий мир – он стал невыносим.

Она отказалась перебираться в замок. Этот маленький домик напоминал ей о Паскале, и она продолжала жить в нем – убирала в комнатах, выполняла привычную работу, готовила ужин и каждый вечер, по привычке, стояла у входной двери, ожидая мужа.

О Паскале напоминал его сундук с книгами, его рубашка – она так и висела на бельевой веревке, – а также его любимая кружка. И тем страшнее было сознание того, что он ушел навсегда.

Вначале она не верила, что его уход – окончательный, но те письма, что она каждый день писала ему, приходили обратно нераспечатанными, и Лили в конце концов смирилась с ужасной правдой. Было ясно, что Паскаль вычеркнул себя из ее жизни.

Лили знала, что удивляться тут нечему – таков был закон ее жизни. Ее бросали все, кого она любила. Она могла бы давно догадаться, что и Паскаль не станет исключением из правила. Она могла бы подготовить себя к неизбежному, но вместо этого окунулась в любовь с головой, потому что верила, что любовь Паскаля – бесконечна и вечна… Она, к несчастью, ошиблась. Значит, не так уж он ее любил…

Одним ноябрьским утром Лили, как всегда, проснулась несчастной. Она ненавидела те моменты, когда сон отступал и реальность наваливалась на нее всей невыносимой тяжестью одиночества. Ночью, во сне, она чувствовала его присутствие; ночью они были вместе и, как и прежде, сплетаясь друг с другом телами и душами, были беззаботны и счастливы. Но каждый раз неизбежно наступал новый день, снова приносивший боль и отчаяние.

Услышав стук в дверь, Лили пробурчала:

– Войдите.

На пороге стояла Коффи; она приходила каждое утро и каждое утро с беспокойством смотрела на свою воспитанницу.

– Со мной все в порядке, Коффи, – поспешила сообщить ей Лили, предупреждая дальнейшие расспросы. И тут же добавила: – Спасибо, что зашла, но нет, спасибо, у меня нет желания общаться ни с матерью, ни с братом, ни с отцом Шабо. И прогуляться я тоже не хочу.

Коффи окинула ее пристальным взглядом и строго сказала:

– Все, Лили, с меня довольно. Я больше этого не потерплю. Все супружеские пары ссорятся, но то, что произошло между вами, – это ни в рамки!.. Посмотри на себя! На тебе же лица нет. С этим надо кончать!

– Такой же совет ты дала и моим родителям, когда у них случилась размолвка? – с сарказмом поинтересовалась Лили. – Ты ведь, кажется, написала моей матери, советуя ей взять себя в руки и забыть несчастье, не так ли? Забавное совпадение, не находишь? Сначала моя мать хоронит себя в монастыре, а теперь и муж решил, что в монастыре ему нравится больше, чем дома. Похоже, я не могу равняться с Богом в привлекательности.

– Не святотатствуй, – сквозь зубы процедила Коффи. – Что же касается твоего мужа, то мне хотелось бы знать: как долго он просидит в монастыре после того, как узнает, что ты ждешь ребенка? Мне показалось, что он не из тех мужчин, которые бросают своих детей на произвол судьбы.

Лили во все глаза уставилась на няню.

– Коффи ты в своем уме? Ты думаешь, я стану лгать ему лишь для того, чтобы заставить его вернуться домой? Я не настолько глупа!

– Может, и не глупа, но хорошим манерам ты так и не научилась. Могла бы, по крайней мере, предложить старухе присесть. – Коффи прошла в комнату и, выдвинув из-за стола стул, присела. – С меня довольно этой чепухи, – заявила она.

– Говоришь «чепухи»?! – набросилась на нее Лили. – Коффи, да у тебя и впрямь сердца нет! Ты что, не видишь, что я страдаю?! Я потеряла Паскаля, и мне в этом некого винить, кроме себя самой! Почему ты не можешь оставить меня в покое? – Лили опустилась на стул и, глотая слезы, закрыла лицо ладонями.

Взгляд пожилой женщины потеплел, и она тихо проговорила:

– Милая, ты не понимаешь, да?

– Что я не понимаю? – пробурчала Лили, не отнимая ладоней от лица.

– Ну подумай же хорошенько, – продолжила няня. – Сколько времени прошло с твоих последних регулов? Когда они пришли в последний раз?

Лили совсем об этом не думала. Время перестало для нее существовать, и меньше всего ее заботило отсутствие регулов.

– Не знаю… – пробормотала она в растерянности. – Может, до начала сбора урожая…

– Так я и думала, – с удовлетворением кивнула Коффи. – Значит – в сентябре. А сейчас уже почти декабрь. Да и выглядишь ты именно так, как положено выглядеть женщине, которая носит ребенка.

Лили окинула себя взглядом.

– Коффи, ты действительно думаешь, что я беременна? И я… Меня и впрямь то и дело тошнит…

– Сухое печенье натощак по утрам очень помогает. Тебе надо думать о будущем ребенке, Лили. А весь этот твой траур… Это только повредит и ему, и тебе. Лучше бы ты тратила силы на то, чтобы придумать, как вернуть мужа домой, где ему самое место. – Тяжело опираясь на палку, Коффи поднялась и вышла, не сказав больше ни слова.

Едва дождавшись, когда дверь за ней закроется, Лили провела дрожащими руками по животу. Да, так и есть – округлился! И грудь побаливала. Она так горевала из-за отъезда Паскаля, что ей даже не пришло в голову, что она, возможно, ждет ребенка.

Лили подошла к полке и вытащила одну из медицинских книг Паскаля. Полистав ее, нашла раздел о вынашивании ребенка и с увлечением погрузилась в чтение. Через некоторое время поставила книгу на место и снова села. Радость, которую она не испытывала уже несколько месяцев, накрыла ее с головой, и душа ее, проснувшись, как будто засияла.

В ней рос ребенок Паскаля. Он был еще совсем крошкой, но он являлся его частью. Лили осторожно погладила живот. Она почти наверняка знала, когда был зачат ребенок.

– О, Паскаль, – сказала она с чувством, – клянусь тебе, что буду любить нашего малыша до последнего своего вздоха. Я никогда его не брошу и никому не отдам. Я всегда буду сама о нем заботиться и буду защищать его от всех невзгод. До самой своей смерти. – Лили вздохнула. – Мне только очень хотелось бы, чтобы и ты мог жить с нами – жить для него. Паскаль, пожалуйста, возвращайся.

Лили подперла щеку кулаком. Ребенку нужен отец. Но как вернуть отца ребенку, если тот заперся в монастыре и даже писем ее не читает? Лили чувствовала себя абсолютно беспомощной.

И тут ей пришла в голову совершенно безумная мысль. Губы ее расплылись в улыбке – она улыбнулась впервые с тех пор, как Паскаль ее бросил. Может, он и сейчас не станет читать ее письма, может, откажется встречаться с ней, – но от собственного ребенка Паскаль не откажется.

Да, план ее был беспроигрышным. Абсолютно беспроигрышным!

Паскаль поднял глаза от книги, услышав, как кто-то скребется в дверь. Настало время ужина, но аппетита у него не было. Жульен не давал ему голодать и приносил еду, – хотел он есть или нет. Паскаль ни с кем не общался; он либо работал в одиночестве в саду, либо находился у себя в келье. А ночь проводил за молитвой в церкви. По-прежнему в одиночестве.

Жульен его понимал, так как по собственному опыту знал, что порой в аду живешь и при жизни. Паскаль по-прежнему не верил в загробный ад, но теперь-то понял: Господь, избавив бессмертную душу человека от адских мук, не защитил ее от страданий, вызванных плотской природой человеческого тела.

Паскаль дождался, когда Жульен уйдет, после чего открыл дверь и, взяв со столика за дверью, поднос с едой, взглянул на пищу безо всякого интереса. Сыр, хлеб, вино… и письмо из Сен-Симона!

Один взгляд на это письмо – и боль вонзилась в него, словно хищные зубы зверя, терзающие беззащитную жертву. Паскаль глухо застонал. Но почему же Жульен на сей раз не выбросил письмо?!

Паскаль снова взглянул на конверт и понял, что адрес написан не почерком Лили, но безусловно женским. Письмо могло быть лишь от герцогини, что и объясняло его присутствие на подносе. Он не давал Жульену указаний возвращать непрочитанными письма от герцогини, поскольку ему не приходило в голову, что она могла ему написать. И действительно, с чего бы? Ведь она должна радоваться тому, что он исчез…

Паскаль глубоко задумался. Было совершенно ясно: герцогиня не стала бы ему писать, не будь у нее на то серьезных причин. Но что же это за причина? Вероятно, с Лили что-то случилось. При этой мысли он в панике схватил письмо и мгновенно распечатал его.

Глаза его бегали по строчкам. Вначале им владел страх, а потом… Он не верил собственным глазам. Письмо казалось сбивчивым и нервным, но не допускало двойственных трактовок.

«Достопочтимый мистер Ламартин,

Фрэнсис Монкрифф»

мне очень трудно писать это письмо. Я долго и упорно сражалась со своей совестью, но теперь вижу, как вас не хватает людям Сен-Симона. И у них есть полное право скорбеть о том, что вас с ними нет. А я не права в том, что не даю вам воссоединиться.

Земля возродилась от вашей заботы не без причины. Эта земля по праву принадлежит вам. Вы – законный сын Сержа и Кристины де Сен-Симон, и по закону о наследовании вы – седьмой герцог Сен-Симон.

Я знаю, что это заявление может показаться вам вздорным, но это – правда, и Мишель Шабо готов поклясться под присягой, что все так и есть. Он исповедовал перед смертью вашу мать, и он же проследил за тем, чтобы вас отдали на попечение Ламартинам для того, чтобы уберечь от моего мужа. Я ничего об этом не знала до того дня, как вы уехали из города – лишь кое о чем догадывалась. Чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, я пошла к Мишелю Шабо. Он не мог сказать вам правду, но очень настаивал на том, чтобы с вами поговорила я.

Простите меня за то, что не писала вам раньше. Я думала, что смогу хранить молчание, но это стало невозможным. Отец Жан-Жака не любил ни сам Сен-Симон, ни его обитателей. В отличие от вашего отца, который вкладывал в эту землю и в этих людей душу и сердце. А мой сын Жан-Жак безразличен к Сен-Симону. Он не заботится об этой земле так, как должен заботится настоящий хозяин. Но вы – другое дело. Мне не следовало держаться за Сен-Симон ради своего сына. Если вы сможете простить меня, я буду вам благодарна. Но о чем я буду молиться неустанно, – так это о том, чтобы вы нашли в себе силы простить мою дочь. Она страдает.

Ваша сестра во Христе,

Сжимая в руке письмо, Паскаль сел на жесткую койку. Он прочел послание герцогини еще раз, а потом выронил листок, и тот, покружив в воздухе, опустился на пол. А Паскаль, прижав голову к коленям, безуспешно пытался унять боль, пронзившую насквозь, словно острым ножом, его и без того израненное сердце.

Когда же он снова поднял голову, сумерки превратились в ночь. И к этому моменту он уже принял решение. Может, он и законный хозяин Сен-Симона, но он никогда не вернется туда, чтобы заявить права на землю, на которой был рожден.

– Простите, Элизабет, – в который раз сказал Дом Бенетард, – мне бы хотелось вам помочь, но я не могу. Ваш муж выбрал уединение и молчание. И я не позволю его беспокоить.

– Но почему? – не унималась Лили. – Я ведь должна с ним поговорить. Он не отвечает на мои письма. Как еще я могу с ним связаться? Прошу вас, падре, это очень срочное дело. Если бы я могла встретиться с ним хоть бы на несколько минут, я бы все смогла уладить…

– Элизабет, когда ваш муж будет готов поговорить о том, что его мучит, он придет ко мне. И тогда я сообщу ему о вашем визите. А пока будет лучше, если вы вернетесь домой.

Лили была абсолютно убеждена в том, что ей удастся увидеться с Паскалем, и отказ аббата был для нее как гром среди ясного неба. Она шла через арку главного входа, глотая слезы.

– Не надо так сильно расстраиваться, – уговаривал ее отец Шабо, гладя по руке. – Аббат ведь сказал, что Паскаль придет к нему, когда будет готов.

– Но почему он не мог хотя бы сказать Паскалю, что мы здесь?

– Дом Бенетард объяснил, что ваш муж избрал одиночество в качестве средства борьбы со своей болью.

– А как насчет моей боли?! – в гневе воскликнула Лили. – И вообще, как мы оба можем почувствовать себя лучше, если не можем даже поговорить друг с другом? Аббат должен был это понять и сходить за Паскалем.

– После того, как он сказал, что не желает никого видеть, а я вас – в особенности? – веско заметил отец Шабо.

– Это было почти три месяца назад. Но Паскаль ужасно упрям! Как же до него достучаться!

Лили уставилась на высокую стену, разделявшую их с мужем. Возможно, он сейчас находился совсем рядом, может быть, работал в саду. Ведь Паскаль – не из тех, кто целыми днями сидит сложа руки.

Невольно замедлив шаг, Лили снова взглянула на стену. Выходит, эти чертовы камни стали для нее камнями преткновения? Ну уж нет! И не такая уж эта стена высокая… Она ведь уже однажды на нее забиралась. Почему бы не забраться вновь? Возможно, дело рискованное, но ничего страшного. И на этот раз она будет очень осторожна…

– Знаете, отец Шабо… – проговорила Лили, решив сделать так, чтобы отец Шабо оставил ее одну. – Знаете, я хочу немного побыть в одиночестве.

– Да-да, конечно, – закивал священник.

– Я бы хотела прогуляться вокруг стены, – продолжила Лили.

Отец Шабо пристально посмотрел на нее, потом кивнул.

– Ладно, хорошо. А я пока прогуляюсь вокруг церкви. Говорят, там очень красивая каменная кладка.

Лили дождалась, когда священник скрылся за углом, затем подошла к вязу, задрала плащ и юбки и, подтянувшись, повисла на нижнем суку. На этот раз она взбиралась на дерево куда осторожнее. Тогда она не носила под сердцем ребенка Паскаля. Тогда она думала только о лозе Жан-Жака, и Паскаля в ее мире не было вовсе. Тогда от успеха ее миссии зависел только урожай винограда, теперь же на карту было поставлено все – их с Паскалем будущее и будущее ребенка.

Лили не обращала внимания на царапины на ладонях, но не могла не обращать внимания на страх, которого прежде не было. Через несколько минут ей наконец удалось забраться достаточно высоко, и она сумела заглянуть в монастырский сад. Увы, сад был пуст.

Лили на мгновение зажмурилась, и тяжко вздохнула. Если Паскаля сейчас не было в саду, то он сегодня уже не выйдет. И следовательно, она, Лили, потерпела неудачу…

Наверное, Паскаль стал затворником. Наверное, никогда не покидает келью. Он сделал все, чтобы она больше никогда его не увидела и никогда к нему не прикоснулась. И теперь у нее остались лишь воспоминания и сны.

Тихонько всхлипнув, Лили подумала, что вот-вот умрет от горя. А в следующее мгновение…

Да-да, она услышала скрип двери, заставивший ее вздрогнуть. Подняв голову, Лили увидела, что из сарая, находившегося в ярдах двадцати от ее наблюдательного пункта, вышел мужчина, который…

Лили крепко вцепилась в сук; ее вдруг захлестнула волна радости, – столь мощная, что могла бы, пожалуй, и смыть с дерева. Это был Паскаль! Не мираж, не сон, а живой Паскаль, из плоти и крови! Когда же он повернулся и глянул через плечо, она, как и в первый раз, увидела падшего ангела, вернее – упавшего на землю ангела. Существо не из этого мира. Впрочем, на сей раз в его взгляде было нечто такое, чего не было в первый раз, нечто… привязывавшее его к земле. Это была боль, очень земная и вполне человеческая боль.

Ей, Лили, была знакома эта боль не понаслышке, и она точно знала, что смогла бы избавить от нее их обоих. Закрыв глаза, Лили начала молиться так, как никогда еще не молилась; она молилась с искренней верой в то, что будет услышана. «Господи, пожалуйста, помоги мне. Ты дал его мне однажды, так не будь несправедливым, не забирай его к Себе. Я люблю его так же сильно, как и Ты, клянусь».

Тут Паскаль вдруг остановился и осмотрелся. Затем в недоумении покачал головой и плотнее запахнул на груди куртку.

Лили зажмурилась – слезы жгли глаза. Выходит, он чувствовал ее присутствие, ее любовь. Значит, он не отдалился от нее. Пока еще не отдалился, и, следовательно, у нее еще был шанс…

Внезапно Лили поняла, что должна делать. Только бы получилось! Только бы Паскаль не изменил своим привычкам.

И тут Паскаль вдруг направился прямо к ней. Лили затаила дыхание. А он, верный своим привычкам, сел на каменную скамью, поджав под себя ноги. Он сидел к ней спиной, но Лили знала, что он закрыл глаза. И знала, что его дыхание замедлилось.

Лили очень осторожно спустилась с дерева на стену и медленно поползла по ней. Остановилась, же прямо позади него, вернее – над ним. Теперь оставалось лишь сесть и свесить со стены ноги.

Закрыв глаза, Лили замедлила дыхание – так ее учил Паскаль. И вот она уже словно плыла по воздуху, приближаясь к мужу, пытаясь до него дотянуться…

Паскаль пытался очистить сознание; ему становилось все труднее обрести покой. Мысли о Лили не оставляли его даже там, где, казалось бы, царила полная безмятежность. Он думал, что боль со временем притупится… но ошибся – боль со временем становилась сильнее. Так что же делать?… Как избавиться от этих страданий? Вырезать у себя сердце? Или душу? Ни тот, ни другой вариант не представлялся возможным, но он не отказался бы от любого из них, так как иначе мог бы сойти с ума. Возможно, уже сходил.

Отогнав эти мысли, Паскаль сосредоточился на созерцании света. «Чистый, прозрачный, небесный, – говорил он мысленно, – исцели меня. Господи, пожалуйста, исцели меня. Я больше так не могу».

И ответом ему был поток любви. Любовь вливалась в него и протекала сквозь него звенящими чистыми струями; она была как музыка, и у нее был голос, но тембр этого голоса был иным, совсем иным, чем у его Божественного Отца.

Глаза Паскаля широко распахнулись, и он, вскочив на ноги, обернулся и в недоумении уставился на стену. Затем взгляд его медленно пополз вверх – и Паскаль замер в изумлении.

– Лили, – прошептал он. – О боже, Лили…

Она открыла глаза и посмотрела на него сверху вниз, едва заметно улыбаясь.

– Приветствую вас, садовник, – сказала она как ни в чем не бывало. – Хороший сегодня денек, правда?

– Хороший денек?… – прохрипел с непривычки Паскаль; все это время он провел в молчании и лишь во сне звал Лили. И вот сейчас… Сейчас она сидела на стене аббатства, беззаботно покачивая ногой. – Ты что, с ума сошла?! – преисполнившись гневом, воскликнул Паскаль. – Что ты тут делаешь?!

Лили чуть наклонилась вперед.

– А ты как думаешь? Вот, сижу… Говорю с тобой…

– Я просил тебя не преследовать меня!

– Я должна была тебя увидеть, – возразила Лили.

– Зачем? Ты задумала снова упасть к моим ногам и заявить о попытке изнасилования? Ничего не выйдет. Я уже на тебе женат. Что ты сейчас можешь со мной сделать?

– Может, вызволить тебя отсюда? – предложила Лили.

– Ублюдок, за которым ты явилась сюда в первый раз, уже вернул к жизни землю твоего брата! – в ярости закричал Паскаль. – Чего еще ты от меня хочешь?! Герцогского титула?

Лили в недоумении смотрела на мужа.

– Паскаль, чем ты?…

– О твоем вранье, вот о чем! О том, как ты использовала меня, чтобы получить желаемое.

Дымчато-серые глаза Лили вспыхнули гневом.

– Так вот что ты обо мне думаешь? Ты думаешь, что я тогда отправилась тебя искать, потому что знала, что ты – бастард Сержа? Да ты совсем спятил!

– Хватит прикидываться! Я слышал твой разговор с матерью. Каждое слово слышал!

– Может, ты и слышал каждое слово, но ничего не понял. Паскаль, что с тобой? Я думала, ты знаешь меня всю, снаружи и изнутри – в буквальном смысле.

– Я тоже так думал, – со вздохом пробормотал Паскаль. – Думал до того момента, как услышал, что ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что все это затеяла.

Лили стукнула кулаками по стене.

– Ты и впрямь думаешь, что я настолько глупа?! Думаешь, я стала бы бросаться с шестиметровой стены, рискуя разбиться насмерть?!

– Нет, ты бросилась со стены, так как знала, что я буду вынужден проверить, не пострадала ли ты. И после этого ты заявила, что я тебя домогался! Неудивительно, что ты так спокойно восприняла сообщение о том, что у меня есть медицинская подготовка. Ты знала об этом до того, как полезла на стену!

– Да ты и впрямь сошел с ума.

– Ты так думаешь, Лили? Я уверен: ты знала, что аббатство зависит от пожертвований твоего отца и что Дом Бенетард считал себя ответственным перед ним за твое благополучие. И ты знала, как поступит твой отец.

Лили в изумлении покачала головой.

– Неужели ты думаешь, что я плела интриги для того, чтобы женить тебя на себе? Неужели считаешь, что я вышла за тебя лишь для того, чтобы вернуть к жизни виноградники Жан-Жака? И все это – из-за какого-то суеверия?! Так насколько же я, по-твоему, глупа? И как ты вообще можешь подозревать меня в таком коварстве? Ты оскорбляешь меня, Паскаль!

– Но разве есть иное объяснение? Ты не можешь отрицать факты. Мы оба знаем, что именно так все и произошло.

– Я не бросалась тебе под ноги, а упала, – с возмущением заявила Лили. – И я не приходила сюда… за бастардом. Откуда мне было знать, кто ты такой? Я даже имени твоего не знала!

– Тогда почему же ты сюда явилась? Слишком уж много в этой истории подозрительных совпадений…

– Опять ты со своими совпадениями?! Я тут ни при чем. Это все работа Всевышнего. В тот момент я даже не была уверена в том, что ты – тот самый человек, которого мне рекомендовали. Я узнала об этом лишь спустя несколько месяцев. Мне сказали, что тот, кто может мне помочь, – монах!

– А я что, похож на монаха?

– Нет, ты не похож на монаха! – крикнула Лили. – В том-то все и дело! Я подумала, что раз ты не монах, то, возможно, не откажешься со мной поговорить и скажешь, как найти того… монаха-ботаника.

– Как же тогда ты узнала об этом ботанике? Только не говори, что Мишель тоже о нем знал!

– Вообще-то он знал, – со вздохом, сказала Лили. – Отец Шабо не знал твоего имени, но слышал о тебе и твоих талантах. И он считал их Божьим даром. А я считала, что твои успехи – следствие научного подхода. Я верила в науку. До сих пор верю.

Паскаль знал, что в этом-то Лили не врала, но не собирался сдавать позиции. Потому что, сдав позиции, он оказался бы во власти ложной надежды.

– Ты хочешь сказать, что Мишель понятия не имел о моих родственных связях с Сержем де Сен-Симоном? И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

Лили снова вздохнула.

– Один из друзей отца Шабо написал ему письмо о тебе, – пояснила она. – Отец Шабо рассказал мне об этом письме, и я решила, что ты можешь мне пригодиться, поскольку ничто другое виноградникам не помогало.

– То есть ты утверждаешь, что все остальное – просто совпадение?… – в задумчивости пробормотал Паскаль; было очевидно, что теперь он уже сомневался в своей правоте.

– Конечно, совпадение. А что же еще? Если ты меня знаешь, то не можешь не понимать: я никогда бы не стала плести интриги. И так убедительно лгать тебе я бы тоже не смогла. – Гнев ушел, и теперь Лили выглядела ужасно несчастной. – При всех своих недостатках я всегда была с тобой честна. Я думала, ты это понимаешь, – добавила она чуть не плача.

И тут Паскаля словно молнией поразило. Ему вдруг стало ясно: Лили и впрямь была предельно честной. И часто эта честность причиняла ей множество неприятностей, особенно – в детстве. Притворство было не в ее натуре. И, конечно же, Лили никак не могла знать, кто его отец. В противном случае она бы выглядела сейчас виноватой, а не несчастной. А о том, что по Сен-Симону ходили все эти слухи, Лили узнала тогда же, когда и он, Паскаль. Он собственными глазами видел ее реакцию на слова Мишеля. К тому же… Когда они в первый раз соединились душами, он бы почувствовал в ней ложь, если бы ложь была…

– О боже, Лили… – в ужасе пробормотал Паскаль. – Как же это… – Он почувствовал, как подгибаются колени.

А потом вдруг черный туман отчаяния, в котором он жил последние месяцы, начал рассеиваться, и на него полился свет – чистый и яркий свет любви, дарующий жизнь. И Паскаль с жадностью впитывал в себя тепло этого света, он стремительно оттаивал.

– Не могу поверить, что ты мог в чем-то подобном подозревать меня, – с обидой в голосе сказала Лили. – Ты очень обидел меня, Паскаль, и мне будет трудно тебя простить.

– Я виноват, – прошептал Паскаль. Ох, если бы он только мог вычеркнуть из жизни три месяца непрерывной боли! Три таких трудных месяца для них обоих… – Я признаю свою вину, Лили, и очень жаль, что ты раньше не сказала мне все это. Ты бы нас обоих избавила от страданий. – Он посмотрел на нее с удивлением. – Почему ты этого не сделала? Чего ты боялась? Да я бы, наверное, хохотал до колик!..

– Я не была уверена, что ты поймешь, – ответила Лили, кусая губу.

– Но почему?

Она тихо вздохнула.

– Вначале я не хотела, чтобы отец узнал, что я поехала в аббатство Святого Кристофа, чтобы помочь Жан-Жаку. А потом мне было стыдно за мою глупость. Я собиралась тебе все рассказать, но никак не могла найти подходящий момент.

– Ладно, – кивнул Паскаль. – Я тебя понимаю. Но и ты должна меня понять. То, что я случайно услышал… Я просто не мог истолковать это иначе, – добавил он со вздохом.

– Ты не слишком в меня веришь, верно? – с горечью сказала Лили. – Я знаю, что совершила немало ошибок, но и ты не без греха. Ты мог бы повременить с бегством, мог бы расспросить меня, а не исчезать, оставив лишь записку. Ты хоть понимал, что со мной делаешь? И ведь ты бросил меня после того, как обещал, что никогда меня не бросишь. Как мне теперь тебя простить?

– Тогда мне казалось, что для меня все кончено, – пробормотал Паскаль.

– Но ты мог хотя бы прочесть мои письма!

– Я… Я не мог, – прохрипел Паскаль. – Честное слово, не мог. Мне и без этого было нелегко. Честно говоря, я думал, что не выживу.

– Я знаю, о чем ты… – отозвалась Лили. – Я думала, что больше никогда тебя не увижу, думала, что ты ушел из моей жизни навсегда. Я думала, что не вынесу этого… – Лили тихо всхлипнула и смахнула со щеки слезинку.

– Прости, прости, любимая. Я знаю, как тебе было больно.

– Нет, ты не можешь этого знать. Ведь как бы тебе ни было плохо, ты мог в любой момент вернуться. То есть все зависело от твоего решения, а мне оставалось лишь принять свою судьбу. И ты покинул меня без каких-либо объяснений. Оставил мне на память о себе лишь короткую записку. Мне не хотелось жить, Паскаль. Не хотелось до тех пор, пока я не узнала о ребенке. Когда же я приехала сюда и мне сказали, что ты, видите ли, не в настроении разговаривать…

– Что?! Что? Что ты сказала, герцогиня?! – закричал Паскаль.

– Я сказала, что у нас будет ребенок.

Муж уставился на нее во все глаза. А потом радостно закричал:

– Господи, Лили, ты беременна?!

– Да. Я узнала об этом только четыре дня назад. Коффи открыла мне глаза. До этого я думала, что меня мутит от горя.

– О, Лили, любимая!.. Ребенок!.. – Паскаль расплылся в блаженной улыбке.

– Мне очень приятно, что ты так этому рад. Но я должна заметить, что была вынуждена сообщить тебе эту радостную новость сидя на стене в шесть метров высотой. И все из-за твоего упрямства!..

– Стена?… О господи, тебя надо оттуда снять! Ведь там… опасно. Не шевелись! Я принесу стремянку. Только, пожалуйста, не шевелись!

Паскаль бросился в сарай, отыскал стремянку и побежал обратно, в спешке больно ударив себя стремянкой по голени. Прислонив стремянку к стене, он посмотрел наверх и вздохнул с облегчением, убедившись, что жена все еще сидела на том же месте. При мысли о том, что его драгоценная беременная Лили может упасть, на лбу у него выступил холодный пот. У Лили ведь сложились весьма непростые отношения с этой стеной…

– Не двигайся! – крикнул он. После чего молниеносно забрался наверх.

– Что ты сейчас намерен предпринять? – спросила Лили.

– Спустить тебя на землю, – ответил Паскаль. И тотчас же, подхватив жену, взвалил ее на плечо.

Лили пронзительно взвизгнула, но этим ее протест и ограничился, что ясно указывало на то, что она не возражала против спуска с небес на землю.

Паскаль же действовал с предельной осторожностью. Доставив жену вниз, он осмотрел ее с головы до ног, а затем сделал именно то, что и требовали обстоятельства – крепко обнял ее и поцеловал. Поцелуй этот длился и длился; а когда им наконец пришлось его прервать – не хватало дыхания, – обоих била дрожь.

– Не смей больше так со мной поступать! Никогда! Слышишь, никогда! – заявил Паскаль.

– Никогда больше меня не бросай, – прошептала Лили, уткнувшись лицом ему в шею.

– Господи, герцогиня, ты думаешь, я этого хотел? Ты не понимаешь, я думал, что не выживу. Мне казалось… Меня словно разрубили пополам! – Паскаль схватил жену за плечи. – Мы с тобой неразделимы, понимаешь? Связь между нами так крепка, что даже страшно становится.

– Тогда почему ты сразу не распознал правду?

– Потому что… – Паскаль тяжко вздохнул. – Потому что я всего лишь человек. – Он снова прижал жену к себе, чувствуя ее каждой клеточкой своего тела. С тех пор, как он последний раз держал ее в объятиях, прошла, казалось, целая вечность.

– Ты был со мной по ночам, – сказала она, положив голову ему на плечо. – Каждую ночь.

– Знаю, – ответил Паскаль. – Я также видел тебя постоянно. Я пытался оттолкнуть тебя, но ничего не получалось. И я боялся посмотреть правде в лицо. Глупо, что боялся. – Он вздохнул и добавил: – А если бы я заставил себя смотреть, то увидел бы, что ты ждешь ребенка. И избавил бы нас обоих от долгих мук. Лили…

– Что, любимый? – Она заглянула ему в глаза.

– Ребенок… Можно его потрогать?

Лили тихо всхлипнула и распахнула полы плаща. Паскаль осторожно накрыл ладонью ее чуть округлившийся живот. Закрыв глаза, замер ненадолго и предельно сосредоточился. Потом открыл глаза и радостно улыбнулся – казалось, он весь светился от счастья.

– Мальчик!.. Лили, у нас будет сын, славный маленький мальчуган. Ты его чувствуешь?

Лили покачала головой, глаза ее блестели от слез.

– Не так, как ты. Я чувствую любовь, нежность и потребность его растить и лелеять. Но я с ним пока не знакома, лишь знаю, что он – часть тебя и меня, и мне этого достаточно. Я… Я думала, он – это единственное, что мне от тебя осталось.

Лили всхлипнула, уткнувшись носом в куртку мужа. Поглаживая ее по волосам, Паскаль прошептал:

– Я люблю тебя, герцогиня.

– А я люблю тебя, – прошептала она в ответ.

Губы их снова слились в поцелуе, и теперь Паскаль чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя человек, получивший помилование перед самой казнью. Он уже собирался сказать об этом Лили, но тут вдруг заметил Дома Бенетарда – аббат шел прямо к ним.

– Ну вот… Аббат снова нас застукал, – пробормотал он, поморщившись.

– Ох, эти монахи так назойливы, – сказала Лили, пряча улыбку. – Я думаю, все дело в их вынужденном целомудрии.

Паскаль молча на нее посмотрел, после чего повернулся к аббату и проговорил:

– Простите, падре. Случилось то, чего я никак не ожидал. Моя жена появилась.

К удивлению Паскаля, аббат рассмеялся.

– Сын мой, я рад, что вы справились со своими трудностями. Отец Шабо предупредил меня, что ваша жена может прибегнуть к весьма необычным мерам, дабы привлечь ваше внимание. И, кажется, он был прав.

– Простите меня, падре, – смутившись, сказала Лили. – Должно быть, я доставляю вам массу неприятностей, но ничего другого я не смогла придумать.

– Я все понимаю, Элизабет. Вы преданно любите своего мужа. И ему очень повезло.

– Необычайно повезло, падре, – с ухмылкой сказал Паскаль. – И я дважды благословлен Небом. Лили ждет ребенка.

– Да, понимаю… – Аббат улыбнулся Лили. – Я имел беседу с отцом Шабо, который на многое открыл мне глаза. Мы беседовали в церкви в ожидании, когда вы разрешите существовавшие между вами разногласия. И я узнал много интересного, – добавил аббат, вопросительно взглянув на Паскаля.

Тот вздохнул и тихо проговорил:

– Неделю назад я получил письмо. Вы ведь это имеете в виду, верно?

– Дорогой, о чем речь?… – спросила Лили.

– Похоже, любимая, что я вовсе не бастард Сержа.

– О, Паскаль, да это же чудесно! Выходит, Анри Ламартин все же был твоим отцом?!

– Нет, – криво усмехнувшись, ответил Паскаль. – Ламартин не был моим отцом.

Лили молча посмотрела на мужа. Потом тихо проговорила:

– Паскаль, я знаю, что у тебя есть весьма необычные таланты, но ведь не мог же ты родиться сам по себе? Кто-то должен был тебя зачать, не так ли?

Дом Бенетард издал смешок, и Лили густо покраснела.

– Простите, святой отец, я не имела в виду…

– Все в порядке, дитя мое, – сказал аббат. Глаза его весело поблескивали. – Я начинаю понимать, почему отец Шабо уверен, что вы с Паскалем созданы друг для друга.

Лили мечтательно улыбнулась.

– Наверное, Господь действительно желал, чтобы мы были вместе, раз уж Он так старался нас поженить. А сколько Ему пришлось хлопотать для того, чтобы мы поселились в Сен-Симоне! Кстати, раз уж мы заговорили о Сен-Симоне… – Лили повернулась к мужу. – Если ты не бастард Сержа и не сын Анри – то кто же ты?

– Я…э… Я законный хозяин Сен-Симона. Дорогая, твой муж – седьмой герцог, а Серж и Кристина де Сен-Симон были моими родителями.

Лили замерла с раскрытым ртом, а Паскаль продолжал:

– Твоя мать прислала мне письмо, в котором рассказала все, что знает о моем происхождении. Она сообщила, что Мишель Шабо с самого начала все знал, но не мог говорить, связанный словом, данным моей матери, которую он исповедовал перед смертью.

Лили судорожно вздохнула, но по-прежнему молчала. Взглянув на нее с беспокойством, Паскаль спросил:

– Дорогая, ты не рада? Но ведь ты не станешь спорить, что у нашего сына получилась неплохая родословная. Или станешь?

Лили со слезами в глазах смотрела на мужа.

– Значит ли это, что нам придется покинуть наш домик? – В голосе ее звучала неподдельная грусть.

Паскаль поперхнулся смешком.

– О, моя любимая герцогиня, ты неподражаема! Но, отвечая на твой вопрос, скажу: переехать нам все же придется. Нам ведь понадобится более просторное жилье, чтобы хватило места для всех тех детишек, что ты мне нарожаешь.

– Если только так… – согласилась Лили. Но тут глаза ее округлились, и она зажала рот ладонью.

– Дорогая, что опять? – встревожился Паскаль.

– А как же Жан-Жак? – пробормотала Лили. – Я знаю, он не очень-то толковый хозяин и жители Сен-Симона будут только рады замене, но все же… как быть с ним?

– Обещаю тебе, Лили, он внакладе не останется, – сказал Паскаль. – Он – наш родственник, и я позабочусь о его благополучии. – Назвав Жан-Жака родственником, Паскаль имел в виду только то, что Жан-Жак приходился братом Лили. И лишь через несколько секунд до Паскаля дошло, что этот человек приходился кровным родственником и ему тоже, причем – единственным оставшимся в живых кровным родственником. Ну почему Жан-Жак? Неужели Господь не мог припасти для него родню поприличнее?

– Ему некуда ехать, и он ничего не умеет. Он не в состоянии заработать себе на жизнь, – со вздохом проговорила Лили.

– Я, кажется, знаю, как ему помочь, – сказал Паскаль. – Я сделаю ему предложение, приняв которое, он получит даже больше, чем имеет сейчас. Но я расскажу тебе об этом позже.

– Ладно, хорошо, – кивнула Лили. – У тебя и впрямь множество всяких талантов, Паскаль. И один из них – находить выход из самых безвыходных положений.

Паскаль посмотрел в ее доверчивые и любящие глаза.

– Я буду очень стараться ни в чем тебя не разочаровывать, – сказал он, нисколько не покривив душой.

Дом Бенетард с улыбкой посмотрел на супругов и проговорил:

– Я думаю, вам обоим пора покинуть пределы монастыря, пока вас, Элизабет, тут не увидели. Предлагаю воспользоваться запасным выходом из церкви, в которой нас ожидает отец Шабо. Теперь, когда герцогиня сообщила вам правду, Паскаль, отец Шабо может говорить, не опасаясь, что выдаст чужую тайну. И, уж поверьте, ему есть что вам сообщить.

– Как пожелаете, падре. – Паскаль взял Лили за руку, и они направились следом за аббатом. При этом он в который уже раз задавался вопросом: «Ну почему так получается, что я всегда узнаю последним обо всех важных подробностях моей жизни?»