Следующим утром, когда она вошла в столовую, Николас тут же отложил перо и отодвинул бумаги.

– Чаю? – предложил он. – Чайник, думаю, еще горячий, но если хочешь, то Лили заварит свежий.

– Меня вполне устроит и этот. Спасибо, Николас.

Он налил в чашку чаю и подал жене.

– Как ты себя чувствуешь? Мне показалось, я слышал, как ты всю ночь ворочалась с бока на бок.

– Тебе действительно так показалось?

– Да, так мне показалось. – Николас наклонился, чтобы скормить Рэли кусочек тоста.

– Я спала крепко, насколько мне помнится… – пробормотала Джорджия. – Но мне приснился очень странный сон. Может быть, поэтому я и ворочалась.

– Расскажи свой сон, моя милая. Я специалист по странным снам, – добавил Николас с легкой иронией. – И не подумай, что ты мне этим наскучишь.

– Ну… все это было очень смутно. Но я точно помню, что оказалась в очень странном месте. Там было темно и холодно. И еще… там было чудовище. Не смейся, Николас!

– Нет-нет, – пробормотал он, на мгновение прикрывая губы ладонью. – Извини. Продолжай.

– Я уверена, мысль о чудовищах закралась в мою голову с твоей подачи еще вчера вечером. Как бы там ни было, мне приснилось чудовище, очень похожее на тролля. Ты знаешь, кто такие тролли?

– Знаю, разумеется, – ответил Николас, прилагая отчаянные усилия, чтобы сохранить серьезное выражение лица. – У меня была няня из шотландского графства Оркни. Она рассказывала мне о них ужасные истории.

– Правда?! – оживилась Джорджия. – А мой отец был родом с севера Шотландии. Он очень любил рассказы о троллях. Мама никак не могла понять, почему он постоянно пугал меня этими историями.

– Могу себе представить… Наверное, поэтому тебе они до сих пор снятся. И что же делал этот самый тролль?

– Все было очень странно. Он гнался за мной, я пыталась убежать, но мои ноги словно увязали в какой-то топи, и я не могла двинуться с места, понимаешь?

Николас с улыбкой кивнул.

– А потом?

– Я была очень напугана. Я знала, что где-то есть стол и что если мне не удастся спастись, то этот тролль привяжет меня к столу и съест на ужин. Живьем.

Николас снова улыбнулся.

– И вот я пытаюсь убежать, но не могу сдвинуться с места. Наконец я оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, как близко он ко мне подобрался. Я была уверена, что тролль вот-вот схватит меня, однако же… Когда я пристально взглянула на него, тролль вдруг начал уменьшаться. Он становился все меньше и меньше, а его голос все слабел и слабел, пока не превратился в тихий писк. А потом тролль исчез, превратившись в облачко дыма.

– Правда? Очень интересно…

– Подожди, я еще не закончила. Я поняла, что спаслась, и сразу же осмотрелась. Оказалось, что я находилась в подвале какого-то дома. Я не могла понять, как я там очутилась и что заставило тролля исчезнуть. А потом я увидела, что в дверном проеме стоял мужчина. На нем были доспехи, а в руке копье…

– Это, конечно, был принц, – усмехнулся Николас. – О, Джорджия, ты безнадежна.

– Нет, совсем не принц. К тому же я неожиданно поняла, что тяжелые доспехи лишают рыцаря свободы. Я не видела его лица, но знала, что он печален, поскольку был закован в эту ужасную броню уже долгие годы. Я подумала, что это, должно быть, еще один пленник тролля, но тролль не смог его съесть, потому что ему не удалось извлечь рыцаря из его металлического одеяния. Так что рыцарю, можно сказать, повезло, несмотря на множество неудобств.

Николас подался вперед; в его глазах плясали веселые искорки.

– Позволь угадаю! Ты, конечно, подбежала к нему и поцеловала в подбородок, не прикрытый забралом, верно?

– Разумеется, нет. У меня нет привычки целовать незнакомцев, что бы ты там ни думал. Я просто подошла к нему и спросила, чем могу ему помочь.

– Да-да, конечно! И что же? Может, он тебя поцеловал?

– Николас, я не буду рассказывать, если ты не прекратишь меня поддразнивать.

– Извините, мадам. Мои глубочайшие извинения. Продолжайте, пожалуйста.

– Я спросила его, чем могу ему помочь, и он красивым, но очень печальным голосом ответил: «Под пластиной у меня на груди есть семечко. Ты должна взять это зернышко и посадить его в землю. Твоя любовь будет для него солнечным светом, твои слезы станут водой. Из этого зернышка вырастет мощное дерево, и это дерево даст плоды. Возьми первый плод и принеси его мне.

– Говорю же тебе, это был принц.

– А я говорю, что не принц. Чей это сон, в конце-то концов?

Николас усмехнулся.

– Да уж точно не мой. На нем повсюду твой личный товарный знак.

– Тогда не перебивай меня. Я протянула руку, думая, как же забраться ему под нагрудник.

– А вот это – по-настоящему интересно. – Николас снова усмехнулся. – Возможно, это даст мне какое-то понимание сути и тактики лобовой атаки.

– Если ты еще хоть раз меня перебьешь, я не стану рассказывать остальное, – с притворным раздражением прошипела Джорджия, наливая себе еще одну чашку чая. – Так вот, я протянула руку – и неожиданно на моей ладони оказалось крошечное золотое зернышко. Я вынесла его наружу…

– Но ты же находилась в подвале.

– Да, в подвале, но ведь это сон… И тут я поняла, что нахожусь в прекрасном саду. А в самом центре сада был небольшой участок вскопанной земли. Я осторожно положила зернышко на землю и слегка присыпала. А потом вспомнила этого бедного печального рыцаря и заплакала, хотя и знала, что он будет счастлив, получив наконец свободу. И вдруг земля задрожала, и появился росток, который на моих глазах превратился в огромное величественное дерево. Не могу сказать, что это было за дерево, но оно было очень большое. – Джорджия с подозрением посмотрела на мужа. Его плечи, казалось, подрагивали, но он сидел, отвернувшись от нее, поэтому она не могла видеть выражение его лица. – Так вот, а на дереве висело яблоко, хотя это точно была не яблоня.

– Золотое? – спросил Николас, наконец-то посмотрев на нее.

– Что?..

– Это яблоко – оно было золотое?

– Нет, самое обычное большое яблоко. Впрочем, нет. Оно было не совсем обычное. Яблоко было красное, спелое и очень красивое.

– О боже… – вздохнул Николас. – И что же ты сделала с этим красным, спелым и таким красивым яблоком?

– Разумеется, я сорвала его и отнесла рыцарю.

– Да? А что было дальше, моя милая Джорджия? Рассказывай побыстрее, любовь моя. Я умираю от любопытства.

– Я подошла к самому печальному моменту. Увы, рыцарь был мертв.

– Мертв? Что ты хочешь этим сказать? Он не мог оказаться мертвым, – пробормотал Николас с удивлением и даже с некоторым разочарованием.

И Джорджия поняла: мужа увлекла эта история, несмотря на его поддразнивание. Что ж, она тоже умеет поддразнивать.

– Он действительно был мертв. Лежал на полу в своей тяжелой броне, и я не знала, что делать. Я принесла ему плод с волшебного дерева, но он все-таки умер. Тогда я подумала, что будет не совсем правильно, если я сама съем это яблоко.

– Конечно же, неправильно. Ты не должна была это делать. Бедняжка… Похоже, ты оказалась в очень сложном положении. И что же ты в конце концов сделала?

– Я вложила яблоко в его руку в металлической перчатке и снова вышла в сад, опасаясь, что дерево может засохнуть после смерти рыцаря.

– Боже мой, этот твой сон с каждой минутой становится все интереснее и интереснее. И что же ты обнаружила?

– Я обнаружила тролля, – заявила Джорджия.

– Нет, только не тролля! Не может быть! О, Джорджия, ну почему это обязательно должен быть тролль? Я думал, что мы покончили с троллем.

– Так и есть. Но дело в том, что эти тролли всегда возвращаются. И мои ноги снова увязали в трясине, и я снова пыталась убежать, и снова оглянулась через плечо…

Николас разразился смехом, потом сказал:

– Ты жестокая женщина, Джорджия Дейвентри. Но ты меня не проведешь. Теперь скажи мне правду. Как на самом деле закончился твой сон?

– А ты не станешь надо мной смеяться, если я расскажу?

– Очень постараюсь, но гарантировать не могу. Итак, вернемся к яблоку. Что ты с ним сделала?

– Я действительно вложила яблоко ему в руку. И действительно вышла в сад. Но то, что я увидела… Там был уже другой сад – наш сад. Ты стоял там на коленях и копался в земле, ругаясь себе под нос и пытаясь вытащить какой-то корень. Но не было величественного дерева, не было яблока, ничего не было, кроме разрытой земли и тебя, злившегося на неподатливый корень. И, как ни жаль, принца тоже не было, – добавила Джорджия с улыбкой.

Николас снова рассмеялся.

– О боже, неужели все так и было?!

– Да, именно так. Скучно, не так ли?

– Скучно?.. Нет-нет, твой сон можно назвать как угодно, – но только не скучным.

Тут Николас опять рассмеялся; причем его плечи так тряслись, что жена даже начала за него беспокоиться. Наконец, успокоившись, он утер выступившие на глазах слезы и сказал:

– Ох, милая, я нахожу твой способ самовыражения не только весьма впечатляющим, но и все разъясняющим. Вот только не знаю, радоваться этому или печалиться. – Он снова хохотнул.

– Да объясни же, наконец, что тебя так рассмешило? – пробурчала Джорджия.

– Не могу точно объяснить. Должно быть, это краткое умопомрачение. Должен признаться, порой я склонен к таким припадкам. Пожалуйста, прости меня, Джорджия, и не обращай внимания. Я действительно иногда веду себя неподобающим образом.

– Ничего подобного! Однако же… Если ты так будешь реагировать на мою откровенность, я больше никогда не расскажу тебе ни одного сна, потому что чувствую себя глупо.

– Если ты чувствуешь себя глупо, то почему же у тебя на губах такая ухмылка? И вообще, хочу заметить, твой рассказ – очарователен. Думаю, что ты не меньше наслаждалась, рассказывая эту историю, чем я, слушая ее.

Рэли глухо зарычал, и Николас, бросив взгляд на дверь, едва заметно нахмурился.

– Доброе утро, кузен, – поздоровался он. – Интересно, давно ли ты здесь?

– Достаточно давно, чтобы услышать преглупейшую историю о яблоках и доспехах, – ответил Сирил. – Да, не будем забывать и о троллях…

– Не будем забывать, мой дорогой Сирил, также и о том, что невежливо не объявлять о своем присутствии. Больше так не поступай. Мы очень ценим твою помощь, но ценим и свою личную жизнь. Знаешь, у тебя в последнее время появилась не самая хорошая привычка… Ну, скажем мягко, ты любишь наблюдать и подслушивать.

Джорджия была удивлена жесткостью тона Николаса; раньше она никогда не слышала, чтобы он с кем-либо так говорил.

Николас же встал и вновь заговорил:

– Что ж, пора приниматься за работу. Встретимся здесь за обедом. Сирил, полагаюсь на тебя. Думаю, и сегодня у Джорджии будет отличный помощник.

– Как п-пожелаете, с-сэр, – пробормотал юноша, заметно смутившись.

– Именно так и пожелаю, – кивнул Николас. – Вообще-то есть много всего, чего бы я пожелал, но сейчас я говорю о том, чего жду от тебя сегодня. Спасибо, Сирил. – Он посмотрел на своего кузена долгим взглядом, который, по-видимому, произвел желаемый эффект, поскольку Сирил, еще больше смутившись, опустил глаза.

Николас же улыбнулся жене и, проходя мимо нее, коснулся ее плеча.

– Желаю хорошо провести утро, дорогая.

– Спасибо, мы постараемся, – ответила Джорджия, улыбнувшись в ответ. – Мы сегодня будем заниматься садом за домом. В саду перед домом работа пока что закончена. Сирил вчера замечательно поработал – закончил вскопку!

– Да, видел. Надеюсь, что вы так же успешно поработаете в другой части сада.

– Уверена в этом. – Джорджия улыбнулась мужу, и тот, коротко кивнув и почесав Рэли за ухом, вышел из комнаты.

– Сирил, старайся поаккуратнее, – в десятый раз повторила Джорджия, когда молодой человек, будто мстя кому-то, с остервенением вонзил тяпку в землю. – Я ведь тебе уже говорила: в земле могут оставаться луковицы и ты можешь их повредить.

Юноша хмуро взглянул на нее, но промолчал.

– Ладно, хорошо. – Джорджия старалась держать себя в руках, хотя парень вел себя подобным образом почти все утро. – Если тебе хочется что-нибудь раскрошить на кусочки, то почему бы не начать с вон того засохшего дерева? Рано или поздно его все равно придется выкорчевать. Если ты согласен, то в сарае есть топор. Рэли, сидеть! Вот, хороший мальчик…

Сирил в раздражении отшвырнул тяпку и пошел к сараю. Джорджия, печально вздохнув, проводила его взглядом. В течение утра у нее не раз возникало ощущение, что ей поручили нянчиться с чрезвычайно упрямым ребенком. Но Николас прав. Они могли некоторым образом помочь Сирилу, и в таком случае любые ее усилия были оправданы. Возможно, участие в возрождении сада как-то успокоило бы юношу, но как ей самой удержаться от вспышек раздражения?

Тут щенок радостно залаял, и Джорджия, подняв глаза, увидела, что Николас наблюдал за ними, устроившись на самом краю карниза. Она развела в стороны руки и пожала плечами. Николас улыбнулся и пожал плечами в ответ. Сунув руку в карман, он что-то из него вытащил и, размахнувшись, бросил ей. Рядом со статуей мальчика упало нечто круглое, завернутое в носовой платок. Джорджия подобрала это нечто и с любопытством развернула платок. В нем оказалось красное яблоко. То было одно из яблок осеннего урожая – уже немного сморщенное, но все еще ароматное. Джорджия улыбнулась и тут же, сообразив, что имел в виду муж, громко рассмеялась. Причем хохотала до тех пор, пока бока не заболели и не слезы по щекам не потекли. Николас широко улыбнулся ей, потом исчез за фронтоном. Джорджия же тихонько вздохнула, вспомнив, с какой радостью она окунулась в тяжелую, но такую приятную жизнь Клоуза. Вскоре вернулся хмурый Сирил, но он уже не мог испортить ей настроение – как ни старался.

После обеда Николас отправился в Рэйвенсволк, ни словом не обмолвившись кузену о своих намерениях. Он предполагал, что ему, возможно, придется входить туда с боем, но это его не беспокоило. Он точно знал, как пробить брешь в стенах этого гарнизона.

– Отойди в сторону и дай мне войти, – приказал Николас насмерть перепугавшемуся слуге. – Меня не интересует, какие указания ты получил от леди Рэйвен. Лорд Рэйвен болен, но он все еще твой хозяин. И он не поблагодарит тебя за то, что мне не позволили навестить его.

Слуга еще секунду-другую колебался, очевидно, запуганный хозяйкой. Но затем, не в силах более выносить пронзительный взгляд Николаса, отступил в сторону.

– Хорошо, сэр, – нервно прошептал он. – Сюда, пожалуйста… Но прошу вас, идите быстрее. Чем меньше людей вас увидит, тем лучше.

– Глупости, – бросил на ходу Николас. – Мне нечего скрывать. Не провожай меня, я сам найду дорогу.

Он вошел в просторный холл, бросил слуге плащ и шляпу и поднялся по широкой лестнице в комнаты дяди. Навстречу ему вышел старый слуга, весьма удивленный тем, что к лорду Рэйвену явился гость. Но, узнав посетителя, старик с улыбкой воскликнул:

– О, сэр, как давно мы вас не видели! Добро пожаловать домой!

– Спасибо, Джером, – ответил Николас, тронутый искренней радостью слуги, которого знал с самого детства. – Да, я вернулся. Вернулся, чтобы остаться. Не знал, что ты до сих пор служишь у дяди. Поверь, я очень рад тебя видеть. Скажи, как дядя чувствует себя сегодня?

– Как обычно, сэр. Но сюда никому не разрешается входить, кроме ее светлости. Мне очень жаль, господин Николас, но я не могу позволить вам остаться. Относительно вас ее светлость дала особые указания.

– Мой дорогой Джером, давай забудем об этих указаниях. Ведь леди Рэйвен нет в Рэйвенсволке, верно? И если мы будем молчать, то она ничего не узнает. И потом… Полагаю, тебе известно, как много значит для меня дядя.

Джером немного подумал, потом покачал головой.

– Извините, сэр, но я не могу.

– Но почему?.. – пробормотал Николас. – Поверь, это останется между нами.

Старик тяжко вздохнул.

– Не получится, сэр. В этом доме у стен есть уши. Да и глаза – тоже. Сейчас все не так, как в старые времена.

– Это я уже понял, – сухо ответил Николас.

– Мне действительно очень жаль, сэр. – Слуга снова вздохнул. – Но если я потеряю место, а это непременно произойдет, как только ее светлости станет все известно… В общем, тогда в окружении его светлости не останется ни одного преданного человека. К тому же, вашего дядю нельзя расстраивать – это может вызвать новый удар. Вот почему к нему запрещено пускать посетителей.

– Такое распоряжение отдал доктор?

– Не совсем, сэр. Леди Рэйвен не соглашается с доктором и его лечением, и я ее понимаю. Похоже, его лечение приносит больше вреда, чем пользы, и мы все готовы в том поклясться.

– Понятно. Так что же делается для моего дяди?

– Его основные потребности удовлетворяются, сэр. И два раза в день я даю ему лечебный чай. Но, по правде говоря… Ох, сэр, боюсь, что его мозг был поврежден апоплексическим ударом, так что уже вряд ли восстановится. Милорд ничего не понимает. Даже если я позволю вам войти, он, скорее всего, не узнает вас. Прошу вас, поверьте мне. Я не позовляю вам войти не по собственной прихоти.

– Я не виню тебя, Джером. Ведь до сих пор я знал тебя как человека достаточно разумного и верного.

– Благодарю вас, сэр. Я всегда был о вас такого же мнения.

– Неужели? – с усмешкой спросил Николас. – Что-то не верится…

– Истинная правда, сэр, – отвечал Джером. – Я никогда не верил ни единому слову из того, что о вас говорили. – Понизив голос, старик продолжал: – Именно я увидел адресованное вам письмо его светлости, и я же позаботился о том, чтобы леди Рэйвен ничего не узнала об этом письме. Должно быть, он написал его накануне вечером – как раз перед тем, как с ним случился удар. А утром я нашел его уже таким, как сейчас.

– Спасибо, Джером. Спасибо за преданность дяде.

– Жаль, что я не могу сделать больше, господин Николас. Очень сожалею. Но вы должны понять ситуацию.

– Боюсь, именно этого я никогда не смогу ни понять, ни принять, – проворчал Николас, стараясь подавить нарастающий гнев и чувство глубокого разочарования. – Мне жаль, что я поставил тебя перед таким выбором. Больше я этого не сделаю. Прощай, Джером.

Резко развернувшись, он быстро прошел по коридору, не обращая внимания на любопытных слуг, которые выглядывали почти из-за каждого угла, затем едва ли не бегом спустился по лестнице и вышел из дома. Ему удавалось сохранять твердую походку и прямую осанку до тех пор, пока он не оказался в безопасной глубине леса. А потом, скрытый густым кустарником, Николас упал на колени и начал колотить кулаками по земле.

– Почему?! – гневно закричал он, и его крик эхом прокатился по лесу. – Боже, объясни мне! Прошу, объясни!.. – кричал он срывавшимся голосом. – Господи, где Твоя всемогущая справедливость?! Сначала ты забираешь моих родителей, потом тетю, а затем спускаешь на меня Жаклин де Гир! Неужели недостаточно позволить ей разрушить мой дом и опорочить мою честь?! Тебе нужно было лишить меня и моего дяди?! Иногда я задаюсь вопросом: Господи, зачем Ты вызволил меня из морской пучины, если после этого творишь со мной такое?!

Николас медленно наклонился и коснулся лбом земли; его тело содрогнулось, но не от рыданий, а от тщетного гнева. Несколько успокоившись, он поднялся на ноги, отряхнул одежду и направился к конюшне. Оставалось лишь сесть в седло и умчаться – умчаться отсюда побыстрее, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.

– Николас, что случилось?! – воскликнула Джорджия, когда он появился в дверях.

Бледный как мел, муж лишь кивнул ей и стал подниматься по ступеням. Джорджия замерла в раздумьях… Конечно, дело было не в Сириле – тот ушел незадолго до возвращения Николаса, окончательно испортив ей день. Наверное, плохое настроение мужа было как-то связано с дядей. Но, возможно, все дело в Рэйвенсволке – это поместье всегда так влияло на людей. Как бы то ни было, Джорджия была напугана; она никогда еще не видела Николаса таким мрачным. А ведь сегодня утром он был так беззаботен, так весел! Бинкли, вероятно, понял бы, что произошло, и знал бы, как сейчас поступить. Но, увы, он был в отъезде… Ах, что же ей делать?!

Джорджия наконец взяла себя в руки и, поднявшись наверх, решительно постучалась. Спустя несколько долгих секунд Николас открыл дверь. Волосы его были влажными, и капельки воды все еще стекали на расстегнутый воротник рубашки. Полотенце же висело на плече.

– В чем дело, Джорджия? – спросил он с некоторым раздражением.

– О, Николас, дорогой… Что бы там ни случилось, думаю, ты должен мне рассказать. Если тебе необходимо побыть одному, я пойму, однако же… Я просто не могу оставить тебя одного в таком состоянии. Может, я все-таки могу помочь?..

Он уперся обеими руками в дверной косяк и со вздохом пробормотал:

– Ох, Джорджия…

– Да-да, слушаю тебя, – отозвалась она с беспокойством.

– О, Джорджия… – повторил муж, подняв на нее глаза.

И тут она с изумлением увидела на его лице едва заметную улыбку. Это было лишь подобие улыбки, но все же…

– Пожалуйста, Николас, говори. Поверь, мне бы очень хотелось узнать, что произошло.

Его улыбка стала шире.

– Да, я вижу. По правде говоря, Джорджия, ты облегчаешь мне задачу.

– Да, я рада. Но поделись же своими неприятностями. Что с тобой случилось, Николас?

Тут он наконец опустил руки и пробормотал:

– О, черт, извини меня за неучтивость. Пожалуйста, проходи и присаживайся.

Джорджия вошла и села в кресло перед камином.

– Что случилось? – снова спросила она.

– Значит, спрашиваешь, что случилось? – Он вздохнул, вытирая лицо и волосы полотенцем. – Сегодня я встретился с троллем. Столкнулся с ним лицом к лицу, и он почти одолел меня. Ты ведь говорила, что тролли имеют обыкновение возвращаться, не так ли?

– Но там же не было Жаклин, верно?

– Нет, ее там не было, хотя ее ядовитый дух присутствует повсюду. Но на самом деле Жаклин – вовсе не тролль, она лишь его служанка.

– Должно быть, случилось что-то ужасное. Николас, что тебя так огорчило?

– Огорчило? Я бы сказал, покалечило. Но это не важно.

– Нет, Николас, это очень важно. Я никогда еще не видела тебя таким, как сейчас. Прошу тебя, расскажи мне, что произошло.

– Рассказывать нечего. На самом деле ничего особенного не произошло. Меня просто не пустили к дяде, вот и все. – Он сел и начал стягивать сапоги.

Джорджия тотчас наклонилась, чтобы помочь мужу. Он посмотрел на нее с удивлением, но возражать не стал и даже вытянул перед собой ногу, позволяя ей стащить сапог.

– Спасибо, – сказал он с улыбкой. – Ловко у тебя получается…

– Багги никогда не мог сам снять сапоги, – пробормотала в ответ Джорджия. – Вот и наловчилась…

– Почему? – спросил Николас. – Почему не мог сам снять?

– Откуда мне знать? – Джорджия пожала плечами. – Возможно, они были ему тесноваты. Но скажи, почему тебе не позволили увидеть дядю?

– Жаклин так приказала – вот почему. То есть все по-прежнему…

– Знаешь, Николас, я не собираюсь совать нос в чужие дела, но я бы поняла ситуацию лучше, если бы знала, из-за чего вы с дядей поссорились.

Он со вздохом пожал плечами.

– Ох, это долгая история.

– Я никуда не тороплюсь.

С минуту Николас колебался, потом, снова вздохнув, проговорил:

– Хорошо, Джорджия. Полагаю, ты имеешь право это знать. Но сначала мне придется рассказать тебе предысторию. Мы с дядей всегда были очень близки. Разумеется, у нас имелись определенные разногласия, но до серьезного конфликта не доходило. Ну, а потом… Я был в отъезде, когда мой дядя женился на Жаклин. Я не встречал ее прежде, но, вернувшись домой шесть месяцев спустя после их свадьбы, почти сразу понял, что дядя совершил серьезную ошибку. Жаклин вскружила ему голову и готова была воспользоваться этим. Однако она тотчас поняла, что я раскусил ее и что ни о какой приязни между нами не могло быть и речи.

– Неудивительно… – с усмешкой пробормотала Джорджия. – Так что же произошло потом?

– Так вот, Жаклин сразу почувствовала угрозу, – продолжал Николас. – Думаю, опасалась, что я стану настраивать дядю против нее и что в конце концов она утратит свою власть над супругом. И она сочинила отвратительную историю, в которой представила меня пьяницей и распутником. Более того, ей удалось убедить моего дядю в том, что все это – правда. В общем, и меня, и дядю обвели вокруг пальца. Возможно, именно эта лживая история и стала причиной его болезни.

– О, Николас, какой ужас! – воскликнула Джорджия. – Но неужели, зная тебя, твой дядя мог поверить клевете? И что заставило тебя вернуться домой спустя столько лет? Болезнь дяди?

– Нет, я не знал, что он болен. Дядя написал мне короткое письмо, в котором просил вернуться. Полагаю, он осознал свою ошибку, но, скорее всего, я об этом никогда не узнаю. Тем же вечером его хватил удар, и с тех пор его состояние не улучшилось. Наш старый слуга считает, что в результате апоплексического удара его мозг был серьезно поврежден. Дядя никого не узнает и не двигается.

– В самом деле? – со вздохом пробормотала Джорджия. – Может быть, помогут подходящие травы?..

– Ох, Джорджия, поверь, мы ничего не можем сделать. К нему никого не пускают, даже доктора. А нам с тобой уж тем более будет отказано. Таков приказ Жаклин, и похоже, в Рэйвенсволке никто не осмелится его нарушить.

– Как жаль…

– Конечно, жаль. Но хватит об этом. Прошлое – это прошлое, и лучше оставить его в покое.

– Но ты был так расстроен… И ты не можешь похоронить свои чувства, ведь так же?

Николас немного помолчал, потом, пожав плечами, проговорил:

– Дело вовсе не в чувствах, дорогая. Думаю, у всех нас есть свои собственные тролли. И мой оказался чуть сильнее… Но хватит об этом. Лучше расскажи, как прошел день и как вел себя Сирил.

– Так же, как и утром. Весь день молча бродил угрюмый и чем-то обиженный. Слава богу, он в какой-то момент унес свое настроение в лес, заготовив нам целую кучу дров для камина и плиты.

Николас кивнул.

– Это хорошо. Мне жаль, что с ним так сложно, Джорджия, в самом деле жаль. Но я думаю, он изменится к лучшему.

– Надеюсь. Я понимаю, что должна посочувствовать ему, потому что он определенно несчастлив. Но Сирил – словно эгоистичный и злой ребенок, который всех выводит из себя. Множество раз в течение дня я давала себе обещание, что не буду из-за него раздражаться, но все мои благие намерения очень скоро разбивались об открытую неприязнь твоего кузена. – Джорджия улыбнулась. – Спасибо за яблоко.

– Не за что! – Николас тоже улыбнулся. – А теперь извини меня. Я хочу переодеться к ужину. Через пять минут спущусь.

– Да-да, конечно! – закивала Джорджия, вставая. – Я, пожалуй, загляну на кухню и посмотрю, все ли в порядке у Лили. Она хорошая девушка, но за ней нужен глаз да глаз. На ужин снова кролик, но я использовала твое яблоко, чтобы подсластить соус. Надеюсь, ты не против.

– Против? Конечно, нет! Надеюсь, Бинкли привезет из Хоршэма говяжий бок. Молю Бога, чтобы он об этом не забыл. А впрочем… Зная Бинкли, я почти уверен: помощь Господа ему не понадобится. Мы устроим настоящий пир! Черт, я уже ощущаю чудесный вкус говядины, приготовленной на углях. Поверь, я ни в коей мере не умаляю твоих кулинарных способностей, но кролик пять дней в неделю бросит вызов самому неуемному аппетиту.

– Тебе следовало пойти на дипломатическую службу, – ответила Джорджия, скорчив кислую мину. Но, закрыв за собой дверь, она просияла – наконец-то улыбка вернулась на лицо мужа.

Напевая какую-то немудреную песенку, Джорджия спустилась вниз.

Попросив свой ужин пораньше, то есть сразу вернувшись от кузена, Сирил сел трапезничать в мрачном одиночестве. Впрочем, ему нравилось ужинать в одиночестве. А сегодня это было просто необходимо, поскольку его до сих пор тошнило от отвратительно приторного воркования кузена и Джорджии. Он никогда не видел ничего подобного! Какое плебейское, какое вульгарное проявление откровенной похоти! Николас, возможно, всегда был испорченным, но пасть так низко и жениться на женщине, которая ничем не лучше посудомойки из Рэйвенсволка… О боже, какой позор! Уж он-то, Сирил, никогда бы не стал вести себя так, как Николас, хотя кое в чем они с кузеном, возможно, похожи…

Сирил беспокойно поерзал на стуле, старательно загоняя эту мысль в самые потаенные уголки сознания. Увы, об этом невозможно было не думать; стоило хоть чуть-чуть над собой ослабить контроль, и его начинало грызть чувство вины, а лицо тотчас покрывалось пунцовыми пятнами. Да-да, проходя мимо спальни отца, он каждый раз начинал думать о лежавшем за этой дверью парализованном человеке. В последние дни он старался использовать окольные пути, чтобы лишний раз не проходить мимо этой комнаты. Но ведь старик и до того, как его свалил удар, был почти столь же бесполезным, – так что какая разница? И вообще, за что его уважать? Он был никудышным отцом. А жизнь – ужасно несправедлива. Единственной справедливостью было то, что когда-нибудь Рэйвенсволк будет принадлежать ему, Сирилу. Хорошо бы пораньше… Но, к сожалению, от него, Сирила, это не зависело. Что ж, по крайней мере, Николас не сможет наложить свои грязные лапы на Рэйвенсволк. А потом, когда он, Сирил, станет графом, кузен горько пожалеет о своем возвращении! Эта мысль приятным теплом разлилась по сердцу, и Сирил немного успокоился, забывая о неприятных пробуждениях совести – она все же жила в глубинах его души, время от времени просыпаясь и терзая сердце своими острыми зубами. О, как же ему хотелось убить ее, убить раз и навсегда! Ведь только кровь дает освобождение… Порой ему в голову приходила мысль: если бы он мог излить всю свою кровь до последней капли и заменить ее новой, – то получил бы, наконец, долгожданное освобождение. Но это, конечно, глупо. Наверное, именно поэтому в языческих племенах были так популярны жертвоприношения. Кровь животных служила заменителем человеческой крови, и животные символически брали на себя грехи человека. Разве не так?

Сирил нахмурился. Внезапно ему в голову пришла мысль о том, что можно получать определенное удовольствие от возможности контролировать жизнь и смерть. Но для этого требовалось одно важное условие: сильные должны победить слабых.

Сирил вновь поерзал на стуле. Увы, каким бы сильным он себя ни ощущал, проклятая совесть иногда по-прежнему его терзала. Именно поэтому ему следовало окончательно от нее избавиться, и она должна была умереть.

Сирил отвлекся от своих мыслей, когда слуга убрал опустевшую суповую тарелку и поставил перед ним рыбное блюдо, которое он проглотил, почти не ощущая вкуса. Его аппетит сейчас был подобен большому изголодавшемуся демону, и Сирил, ни секунды не раздумывая, велел подавать следующее блюдо. Он с нетерпением наблюдал, как слуга резал седло барашка, при этом думая о том, что с огромным удовольствием он точно так же порезал бы на кусочки Николаса. Да-да, если кто и заслуживал такой участи, так это Николас Дейвентри, который, похоже, воображал, что может завоевать весь мир с помощью своих гениталий. Кроме того, Сирил очень хотел бы сказать несколько слов своему надменному кузену…

– Не угодно ли подливки, милорд? – спросил слуга.

– Ты же з-знаешь, что я не терплю п-подливку, идиот, – с раздражением ответил Сирил. – И к-клади овощи отдельно от м-мяса.

– Слушаюсь, милорд.

Сирил с подозрением посмотрел на слугу, поскольку ему показалось, что тот окинул его насмешливым взглядом. Но Сирил был слишком голоден, и ему не хотелось откладывать трапезу ради того, чтобы отчитать… какое-то ничтожество, – хотя негодяй бесспорно этого заслуживал.

Склонившись над тарелкой, Сирил моментально покончил с ее содержимым и тут же приказал:

– Еще!

Слуга с удивлением посмотрел на молодого хозяина.

– Вы сказали «еще», милорд? – осмелился он спросить.

– Да, сказал. Еще, Харрингтон. И я рассчитываю п-получить это сейчас, а не з-завтра.

– Слушаюсь, милорд. Повар будет чрезвычайно рад узнать, что его усилия получили ваше одобрение.

Слуга расторопно наполнил тарелку, и Сирил вновь над ней склонился. Покончив со второй порцией пудинга и осушив кружку пива, он бросил на стол салфетку и направился в бильярдную, чтобы немного попрактиковаться. Эта игра, кроме стрельбы из пистолета, являлась одним из немногих его увлечений, поэтому Сирил старался не терять сноровки.

Выбрав шар и представив то, что было скрыто под штанами кузена, он сильным ударом направил его точно в лузу, испытав при этом огромное удовлетворение.

Да кем он его считал, этот негодяй?! Почему отдавал ему приказания словно слуге? Он, Сирил, не стал бы это терпеть, если бы не одно важное обстоятельство… Ведь в данный момент он был в курсе всего происходившего в Клоузе – и пусть для этого ему приходилось терпеть присутствие ненавистного кузена.

С чрезвычайной сосредоточенностью Сирил загнал в лузы все шары и отправился спать, но внезапно остановился, услышав чьи-то приглушенные голоса. Подобные голоса – это всегда какие-то секреты, а он, Сирил, уже хорошо усвоил, как выгодно являться обладателем чужих секретов.

Молодой человек прижался спиной к стене и стал напряженно прислушиваться.

– Это было очень смело… Мистер Дейвентри вошел с таким видом, словно он все еще живет здесь, – раздался женский голос. – И я так удивилась… У него по-прежнему прекрасная фигура, – добавила женщина, томно вздохнув. – Он такой сильный, такой высокий… А эти его глаза… Одного их взгляда достаточно, чтобы по спине пробежали мурашки, а внизу все загорелось…

– Я бы и сама не против немного покувыркаться с ним в стоге сена, – заговорила вторая женщина. – Давно такого красавчика не видела. Повезло же миссис Уэллс… Впрочем, они подходят друг другу – оба очень красивые. Думаю, им неплохо вместе холодными ночами.

– Ах, ты бы видела его в обтягивающих панталонах… – Первая из собеседниц понизила голос. – От такого зрелища можно голову потерять. Конечно, я люблю моего Франка, но от него у меня уже не захватывает дух.

– Да, я понимаю, о чем ты…

Сирил в ярости заскрипел зубами.

– Интересно, а правду ли говорят о его порочных привычках?

– Я об этом вот что думаю… Если мужчина такой красавчик, то дамы сами бросаются ему на шею. И будь он хоть самим дьяволом – мне было бы все равно. Такому достаточно бросить взгляд в мою сторону, чтобы я сразу же задрала юбки.

– Знаешь, а я думаю, что мистер Дейвентри добрый человек. Не каждый захочет навестить парализованного старика. Жаль, что бедняге Джерому пришлось отказать своему бывшему господину. Похоже, кроме старого Джерома и мистера Николаса никого не волнует, жив старик или уже помер. Во всяком случае, будущего графа это точно не беспокоит. И знаешь, я тебе скажу так: странный он какой-то, злой и холодный, будто душа у него заледенела.

– Да и ее светлость состояние муженька ничуть не волнует. – Женщина презрительно фыркнула. – Но если мистер Дейвентри в своих соблазнительных панталонах будет приходить сюда с визитами… Хм… Тогда, может, что-то изменится к лучшему. Уж я бы против его визитов не возражала…

Женщины громко захихикали, и вскоре их голоса затихли в глубине коридора.

Только теперь, когда они ушли, Сирил вдруг обнаружил, что весь трясется, яростно вцепившись в собственные волосы. Страшная неконтролируемая ярость пронзила все его существо, затуманила мысли и разум, не оставив ничего, кроме жажды мщения.

«Как он посмел?! Как посмел?!» – мысленно восклицал молодой человек. Ему хотелось немедленно нанести ответный удар. Да, необходимо было отомстить тому человеку, который довел его, уже почти графа, до такого унижения. Он докажет наглецу, что тот не имел права вторгаться в его жизнь. Значит, Николас думает, что может запросто войти в парадную дверь… Думает, что может свободно дефилировать по Рэйвенсволку, сводя с ума и развращая служанок одним своим присутствием. Мало того, что кузен женился на швее, так он хочет и всех остальных заполучить! Неужели кузен думает, что может заявиться в Рэйвенсволк – и тотчас восстановить свое былое положение? Нет, этому не бывать! Такого не должно произойти. А Джорджия… Очень скоро она тоже заплатит за свою наглость. Неужели нищая портниха будет отдавать приказания ему, Сирилу? К тому же она имела дерзость отказать ему, а потом сбежала с распутным кузеном. Что ж, будущий граф и хозяин Рэйвенсволка заставит ее очень пожалеть об этом.

Николас уткнулся лицом в подушку, потом выругался сквозь зубы и перекатился на спину, пытаясь снять напряжение в паху. Всю ночь он мучился таким образом. А ужин накануне был настоящим адом… Ох, Джорджия!.. Черт возьми, один только взгляд на нее приводил его в возбуждение. Но хуже всего было ночью – она прошла в адских мучениях…

Он с самого начала знал, что хочет эту женщину. Да-да, он хотел ее, как любой нормальный мужчина захотел бы такую женщину, как Джорджия. Но теперь кое-что изменилось… Теперь он не только хотел ее, но и отчаянно нуждался в этой женщине. Он нуждался в женщине, плакавшей над его полуразрушенным домом и пытавшейся возродить погибший сад. А кто еще мог бы подарить ему на Рождество такого замечательного щенка? Да, Рэли был обычной дворняжкой, но все же он оказался едва ли не лучшим подарком в его жизни. А какая другая женщина стала бы возражать против новых платьев и радовалась бы как чему-то необыкновенному отрезам ткани, из которых потом сшила не только платье для себя, но и рубашки для мужа? Женщина, которая шьет для него… рубашки? Однако он ценил эти рубашки так, словно они были доставлены от самого модного лондонского портного. Впрочем, они были ничуть не хуже.

Ради нее он жил в бедности – и все же впервые за долгие годы почувствовал себя по-настоящему живым, почувствовал, что его жизнь наполнилась смыслом. Джорджия заставляла его смеяться, иногда сердила, порой расстраивала… и очень часто удивляла. Вернувшись домой, он сразу же оказался в водовороте неприятнейших событий, почти не дававших возможности перевести дух, но, к счастью, у него появилась Джорджия. Конечно, эта женщина была постоянной головной болью, но вместе с тем – и спасательным тросом. Да-да, именно так, потому что уже почти два месяца он не тонул во сне и не захлебывался в волнах…

Николас перевернулся на бок, в очередной раз проклиная столь не вовремя возникшую эрекцию, ставшую его почти постоянной спутницей – словно зубная боль, она всегда приходила некстати и подолгу его терзала. И, как зубная боль, она немного отпускала, если не думать о ней. Так что лучше думать о крыше. Нет-нет, об этом он и так постоянно думает. Поэтому он будет думать о своих коммерческих делах. Наверное, следовало бы еще раз проанализировать последние отчеты. Цифры казались весьма многообещающими, и прибыли снова начали расти…

Николас невольно застонал. О, Джорджия! Ему срочно требовалась Джорджия.

Час спустя она действительно пришла к нему.

– Николас, проснись, – вполголоса звала она, трогая его за плечо.

Он резко приподнялся и сел, решив, что ему все-таки опять приснился этот проклятый сон. Но дышал он совершенно спокойно, а голова была абсолютно ясная.

– Джорджия, что ты здесь делаешь?

Николас дотронулся до ее руки, словно желая убедиться, что она – не призрак и не плод его воображения. Он не мог поверить своей удаче. Середина ночи, Джорджия в его спальне, а он – в постели. И ведь это не сон!

Но очень скоро Николас понял, что его жена вовсе не походила на женщину, охваченную страстью. Она была бела как полотно и дрожала как осиновый лист.

– Джорджия, что случилось?

– Думаю, тебе стоит самому это увидеть, – сказала она и, развернувшись, тотчас же пошла в свою спальню.

Николас вскочил с постели и быстро последовал за женой. Она стояла в центре комнаты, и в неверном свете свечей лицо ее казалось мертвенно бледным.

– Джорджия, в чем дело?

Не глядя на мужа, она указала на кровать, и Николас тотчас же посмотрел в ту сторону. На кровати, прямо на подушке, лежала кошка с перерезанным горлом, причем голова ее была практически отделена от туловища, а остекленевшие глаза были наполовину открыты. Более того, вся постель была залита кровью.

– О боже! – Николас подошел к постели, сдернул простыню и завернул в нее бедное животное. – Подожди здесь. Я сейчас вернусь.

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы отнести сверток вниз и оставить в одной из комнат. Он избавится от него завтра, а сейчас…

Николас быстро вернулся, налил в тазик немного воды, ополоснул руки и подошел к жене. Заключив ее в объятия и крепко прижав к груди, он проговорил:

– Джорджия, милая моя, мне очень жаль, ужасно жаль…

В ответ она молча уткнулась лицом ему в плечо. Николас тотчас подхватил ее на руки и понес в свою спальню – он не хотел, чтобы она сейчас оставалась в этой комнате.

В камине жарко пылал огонь, и тонкие струйки ароматного дыма уносились в недавно прочищенную трубу. Николас опустился в кресло, по-прежнему держа жену на руках. Джорджия снова уткнулась лицом ему в плечо, и он чувствовал, что она с трудом сдерживала слезы.

Крепко обнимая жену, Николас поглаживал ее по спине и шелковистым волосам, затем прижался щекой к ее щеке. А Джорджия словно оледенела; должно быть, она уже научилась сдерживать свои чувства, не давая выплеснуться наружу ни страху, ни отчаянию. Наверное, она таким способом пыталась защититься от окружавшего ее жестокого мира. Николас прекрасно это понимал, он и сам обладал подобным арсеналом защиты. Но ему больно было видеть Джорджию такой уязвимой, такой страдающей… Ведь ее чудесную мечту только что замарали кровавой реальностью…

– Джорджия, дорогая, – прошептал он, – Джорджия, послушай меня. Это чья-то жестокая шутка, вот и все. Страшная и жестокая шутка.

Она молчала, и Николас вновь заговорил:

– Я уверен, что это «послание» предназначалось мне. Я не знаю, каким образом кому-то удалось незамеченным пробраться в дом, но вечером мы засиделись в столовой, помнишь? Поверь, любимая, ты в полной безопасности.

Он почувствовал ее движение и понял, что она попыталась кивнуть.

– Я никому не позволю причинить тебе боль, – продолжал Николас. – Дорогая, обещаю. И не бойся, Джорджия. Прошу тебя, не бойся. Мне невыносимо думать, что этот жестокий поступок мог отнять у нас то небольшое счастье, которое мы здесь обрели.

Тут она вдруг подняла голову, и их взгляды встретились.

– Поверь, Николас, этого никто у нас не отнимет, – проговорила она решительно. – Никто не отнимет у нас Рэйвен Клоуз. И меня никто не запугает – кто бы ни пытался это сделать.

– Да-да, конечно, дорогая! Никто!.. – Николас взял лицо жены в ладони, отводя большими пальцами волосы с ее висков. – Ты права, милая, никто не отнимет у нас наш дом. И откуда бы ни пришло это нападение, мы смело встретим его.

– Ох, Николас, эта кошка… бедненькая… Как можно быть таким жестоким? Зачем это сделали?

– Не знаю, милая. Но знаю, что есть люди, которые совершают самые жестокие поступки по совершенно необъяснимым причинам. И я постараюсь все выяснить. Жаль, что тебе пришлось увидеть такой ужас… – Николас крепко прижал жену к себе и снова стал поглаживать ее по спине, избегая, однако, более интимных прикосновений.

– Извини, что устроила такой переполох, – пробормотала Джорджия. Но я… Ах, когда я отдернула покрывало и увидела там эту бедняжку… Она ведь кормит… кормила котят. Как же они теперь без нее?

– Что-нибудь придумаем.

Николас пытался говорить ровным голосом, но теперь, когда прошел первый шок, его сердце переполнялось гневом. К тому же он теперь, кажется, догадывался, кто сотворил это злодеяние и с какой целью. Но Николас не собирался делиться своими догадками с женой. На нынешнюю ночь с нее достаточно переживаний.

– А почему ты так долго не ложилась? – спросил он, пытаясь как-то отвлечь ее. – Я думал, что ты сразу же ляжешь спать.

– Я решила заняться шитьем. Мне хотелось закончить одну работу.

– Джорджия, ты слишком много работаешь. Тебе следует побольше отдыхать и высыпаться.

– Чтобы выспаться, мне хватает и нескольких часов. И потом, мне нравится шить. Сейчас, когда я уже не должна день и ночь работать на чужих людей, это занятие меня успокаивает.

– Ты меня удивляешь, – пробормотал Николас, прижимаясь щекой к ее волосам.

– Ты мне это уже не раз говорил. Но я не понимаю, что именно тебя так удивляет.

– На объяснения потребовалась бы целая ночь, но мне кажется, что тебе лучше поспать. Оставайся здесь. Завтра мы найдем для твоей постели чистую перину. А я сейчас прекрасно устроюсь в этом кресле.

– Ты такой добрый и внимательный, – прошептала Джорджия. Она подняла руку и нерешительно коснулась щеки мужа. – Спасибо, Николас. Спасибо за заботу.

– О, Джорджия… – Он невольно вздохнул. Ему хотелось прижаться губами к ее губам и накрыть ее тело своим, чтобы в любовном угаре она забыла об этом происшествии. Но Николас знал: подобный порыв будет непоправимой ошибкой. Сейчас он должен был оставить ее в покое. Однако тело его требовало совсем другого, и он ничего не мог с этим поделать.

«О, милосердный Иисус, – мысленно взмолился Николас. – Помоги мне, помоги мне, Боже, в этот час».

Но Бог не ответил ему, и Николас, тяжко вздохнув, осторожно поднялся и отнес Джорджию в постель, потом тщательно укрыл ее.

– Надеюсь, сейчас ты сможешь уснуть, – прошептал он.

Джорджия улыбнулась.

– Думаю, что смогу.

Она повернулась на бок и по-детски заложила ладони под щеку. Николас наклонился и поцеловал завиток волос у ее виска. Напоследок еще раз взглянув на нее, он взял второе одеяло, лежавшее у изножья кровати, и устроился в кресле.

– Спокойной ночи, Николас, – сказала Джорджия.

– Спокойной ночи, – ответил он, стараясь ничем себя не выдать, хотя в этот момент жизнь для него была не лучше геены огненной. – Приятных снов.

– Спасибо. Ты был так добр ко мне. Я тебе очень благодарна.

– Даже не думай об этом, прошу тебя, дорогая.

Николас закрыл глаза и снова вздохнул, зная, что ему предстояла бессонная ночь – и дело было вовсе не в этом треклятом кресле.

Минуту спустя его осенила внезапная догадка, он вдруг понял нечто очень важное… Хотя его чресла молили об освобождении, сердце нуждалось в большем. Да-да, Николас Дейвентри влюбился в собственную жену, которая, похоже, до сих пор любила покойного фермера по имени Багги Уэллс.

Сделав это открытие, Николас, как ни странно, почти сразу уснул.