– П-послушай, Паскаль, – с раздражением проговорил Сирил, – в-в эту игру так не играют.
– Pourquoi pas (фр. Почему нет)? – спросил мальчик, сбрасывая еще одну карту. – Так играют все моряки. – Он кашлянул. – А то, что ты лорд, Сирил, – это вовсе не означает, что ты можешь устанавливать собственные правила. Ну вот, я опять выиграл.
– Очень х-хорошо. Я научу тебя еще одной игре, но на этот раз мы будем играть по м-моим правилам.
– Нет, я устал от карт. Мы все утро играем. Сейчас я хочу отдохнуть.
– Ты п-плохо себя чувствуешь? – с беспокойством спросил Сирил. Прошла уже неделя, как у Паскаля произошел кризис, но Сирил продолжал ухаживать за мальчиком. – Я приготовлю тебе питательный отвар, если хочешь.
– Спасибо, не надо. Я просто немного устал. Прошедшей ночью мне снились плохие сны.
– Правда? И что же тебе снилось?
Паскаль поморщился.
– Я не хотел бы об этом говорить. Как чувствует себя месье Николас?
– П-по прежнему. Лично я д-думаю, что Джорджия должна п-позволить докторам пустить ему к-кровь. Но вместо этого она постоянно г-говорит с ним – как будто он м-может ее понять. И рассказывает ему г-глупые истории о рыцарях, д-драконах и волшебных с-садах. А он просто лежит и с-смотрит в никуда – как самый настоящий сумасшедший. Он даже есть сам не может. Н-не знаю, сколько он еще п-протянет. Кузена надо отвезти в дом умалишенных, там ему самое место.
– Думаю, ты не любишь месье Николаса. А почему ты его не любишь? Он очень храбрый, и он спас меня и многих других.
– Т-ты не знаешь моего кузена, Паскаль. Пусть он спас тебя, – но это не д-делает его героем.
– Почему же?
– Так просто он ничего не д-делает. Кузен использует л-людей, чтобы получить то, что ему нужно, и п-причиняет им боль. В свое время он с-совершил очень скверный поступок.
– Неужели?.. – пробормотал Паскаль. – А что это за поступок?
– Н-не важно. Ему не с-следовало возвращаться в Рэйвенсволк.
Паскаль засмеялся.
– А я рад, что он вернулся. Да и мадам не считает его плохим. Думаю, она его очень любит. И мадам… Ох, она ужасно боится, что месье не вернется к ней.
Сирил не ответил, а мальчик спросил:
– Ее ты тоже не любишь, да?
Сирил пожал плечами.
– Я вообще стараюсь о ней не думать.
– А мне она очень нравится. Мадам Джорджия всегда так добра ко мне… Я люблю всех вас и тебя тоже – даже когда ты корчишь мне рожи во время игры в карты. Думаю, что и ты любишь меня, потому что все это время ты ухаживал за мной и даже спал на полу у моей постели. Но вот о чем я все время думаю…
– О чем?
– Что со мной будет, когда я совсем поправлюсь? У меня нет ни семьи, ни работы, а шхуна, на которую я мог бы вернуться, затонула.
Сирил улыбнулся и взъерошил мальчику волосы.
– Не п-переживай из-за этого, м-маленькая обезьянка. В море т-ты не вернешься, а работу мы для т-тебя найдем. Теперь мы т-твоя семья. Человека не возвращают из м-мертвых только для того, чтобы после выздоровления вышвырнуть его на улицу. А теперь укладывайся и с-спи.
Паскаль повернулся на бок, устраиваясь поудобнее. Сирил же собрал карты и подоткнул под мальчика одеяло.
– Мерси, Сирил. Ты для меня как брат.
– Я рад. Все, теперь с-спи, Паскаль. Мне надо поработать в с-саду, но потом я еще навещу тебя. – Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Шли дни, и вскоре самочувствие Паскаля улучшилось настолько, что ему разрешили вставать. Мальчик быстро пошел на поправку и даже изъявил желание помогать по дому и в саду. Джорджия очень полюбила парнишку, потому что он был открытым и жизнерадостным ребенком, а его присутствие поднимало ей настроение. Она вполне могла бы обойтись без общества Сирила, но они с Паскалем были неразлучны и, казалось, хорошо влияли друг на друга. Паскаль повсюду следовал за своим старшим другом, а Сирил расцветал от столь безоговорочного поклонения.
Повернувшись на бок, Джорджия тихонько вздохнула и подложила ладони под щеку. В темноте она слышала ровное дыхание Николаса. Он никогда не храпел – доносилось только это ровное дыхание. И он не ворочался во сне – просыпался в том же положении, в каком засыпал. Он был словно статуя… И ни на что не реагировал.
Джорджия очень скучала по мужу. Вокруг нее почти постоянно находились люди, но она все равно чувствовала себя одинокой, особенно – по ночам. Не так уж трудно быть сильной в течение заполненного хлопотами дня, но темная пустота ночи повергала Джорджию в пучину безысходного одиночества.
Иногда она вставала и смотрела на спящего Николаса, потому что во сне он очень походил на себя прежнего. В такие моменты ничто не говорило о том, что он находился за пределами сна, за пределами чувств, за пределами досягаемости… На несколько коротких минут Джорджия могла вообразить, что он вернулся к ней, и эти грезы приносили некоторое утешение. Но наступало утро, он открывал глаза – и снова ее сердце разрывалось от его пустого бездумного взгляда. Она пыталась найти ключ, который мог бы открыть его сознание. Надо было каким-то образом достучаться до него и исцелить, но как? Ах, если бы такое было возможно, она отдала бы Николасу собственное сердце.
Джорджия уткнулась лицом в подушку и заплакала.
Было уже довольно поздно, и Джорджия торопилась закончить шторы, которые шила из подаренного Николасом на Рождество голубого бархата. Прежняя хозяйская спальня была почти готова, а из окна открывался прекрасный вид. К тому же там было гораздо теплее, поэтому Джорджия в самое ближайшее время собиралась перенести Николаса в эту комнату. Оставалось лишь закончить отделку высоких окон, но Сирил на удивление споро справлялся с такой работой, и уже было ясно: как только все будет закончено, получится прекрасная комната.
Услышав тихий скрип двери, Джорджия невольно вздрогнула.
– Паскаль, ты почему не спишь? Ведь уже очень поздно… Что-то случилось, дорогой? – спросила она участливо, обратив внимание на необычайно серьезное выражение его лица. Мальчик не ответил, продолжая в нерешительности топтаться у порога. – Иди сюда, посиди со мной у камина. – Джорджия отложила ткань и иголку и похлопала ладонью по дивану.
Паскаль подошел и сел, поджав под себя ноги.
– Я не могу заснуть, мадам, мне страшно, – прошептал он.
– Страшно? Что же тебя напугало, малыш?
– Не могу сказать. Мне стыдно.
– Ох, Паскаль… Что бы там ни было, я уверена: тебе стыдиться нечего. Можешь не рассказывать, если не хочешь, но поверь мне, стоит поделиться своими страхами, и тут же станет легче.
– Но если я расскажу, то вы, наверное, выгоните меня. А идти мне некуда.
Джорджия рассмеялась.
– Не говори глупостей, малыш. Мы тебя очень любим. Теперь это твой дом, и никто не собирается выгонять тебя отсюда. Ты можешь жить здесь столько, сколько пожелаешь.
– Обещаете, мадам?
– Конечно, обещаю.
Паскаль ненадолго задумался, потом кивнул.
– Я вам верю, мадам.
– Вот и хорошо. Так в чем же дело? Что тебя так напугало?
– Сегодня днем мы с Сирилом ездили в деревню, чтобы привезти вещи, о которых вы говорили. Сирил замечательно правил экипажем, мне бы так научиться… Я впервые увидел английскую деревню, и мне было очень интересно.
– Ну-ну, а дальше что? – с улыбкой спросила Джорджия.
– Когда мы приехали туда, вокруг экипажа собрались люди. Потом Сирил ушел по делам, а я остался с лошадьми и слышал, что эти люди говорили. Наверное, они думали, что я не понимаю английского.
– О боже… – вздохнула Джорджия. – Снова пересуды? Деревенские жители склонны слишком уж увлекаться этим. О чем же они судачат сейчас?
Мальчик покраснел.
– Обо мне и месье Николасе.
– О вас с Николасом? – Джорджия нахмурилась. – Так что же они говорят?
– Они говорят, что это из-за меня месье лежит в постели, лишившись рассудка.
– А как они пришли к такому нелепому заключению? – спросила Джорджия, стараясь не показывать своего беспокойства.
– Они говорят про ужасный грех, мадам. Говорят, что месье вытащил меня из воды уже мертвого. Это правда?
– Ты действительно не дышал. В твоих легких было много воды, Паскаль, но мне удалось тебя откачать. Я ведь тебе уже все объясняла… И я очень рада, что мои усилия тогда не пропали даром. Хотя Сирилу нравится думать, что это именно он вернул тебя к жизни. Но при чем тут Николас?
– Они говорили, что я вернулся из мертвых только потому, что душа месье переселилась в меня, а у него теперь нет души. Как вы думаете, это правда? – с беспокойством спросил мальчик. – Неужели я действительно забрал у месье душу?
– Ох, Паскаль, конечно же, нет! Одно никак не связано с другим. Поверь, никто не может похитить у человека душу.
– Правда, не может?
– Нет и еще раз нет! Твоя душа – навсегда твоя. Ты смог вернуться к жизни, потому что проявил силу воли и потому что Господь решил, что тебе еще рано перебираться в рай. Думаю, ты еще пригодишься ему на этом свете.
– Например, для того, чтобы строить дом и вместе с вами восстанавливать сад?
– Совершенно верно. И еще потому, что Бинкли, Сирил, Лили и, конечно же, я – все мы ждали появления в этих стенах маленького мальчика по имени Паскаль Мартин, которого мы все очень любим. Николас, безусловно, хотел того же, хотя он еще толком с тобой не познакомился. Тем не менее именно он вынес тебя из моря и принес к нам, верно?
– Это очень хорошо, мадам, что я не украл у месье его душу, – пробормотал малыш.
– Конечно, хорошо. И еще раз повторяю: у каждого человека – своя собственная душа. Когда Николасу станет лучше, ты сам в этом убедишься.
– И еще там какая-то женщина говорила, что месье навсегда лишился разума и ему никогда не станет лучше, потому что на месье лежит проклятье, которое стало расплатой за причиненное им зло. А раньше Сирил говорил мне…
– Послушай меня, Паскаль, – перебила Джорджия, – я знаю, как сильно ты любишь Сирила. Но ты не должен слушать его рассуждения о месье, потому что Сирил вообще не знает Николаса. Он верит всяким сплетням и выдумкам, которые сочинили ничего не знающие люди.
Мальчик ненадолго задумался, потом пробормотал:
– Тогда почему же месье Николас никак не очнется? Может, он действительно лишился души и разума?
– Разумеется, у него есть и разум, и душа, Паскаль.
– Но если это так, то где же они? – задал мальчик вполне логичный вопрос. – Даже Сирил говорит, что месье лишился разума.
Джорджия вздохнула.
– Ладно, Паскаль, я постараюсь тебе все объяснить, чтобы ты больше не слушал эти нелепые россказни. Когда Николас был примерно в твоем возрасте, с ним произошел несчастный случай, очень похожий на тот, что случился с тобой…
Не упуская ничего, Джорджия рассказала мальчишке всю историю, вплоть до ночных кошмаров Николаса и его водобоязни.
– И вот теперь, чтобы отойти от подобного шока, требуется время, – закончила Джорджия.
– Ох, мадам… – Паскаль утер слезы. – Теперь я стыжусь еще больше. Ведь получается, что я некоторым образом все-таки похитил душу месье Николаса. Он же только ради меня снова вошел в воду…
– Малыш, если честно, то я не знаю, как сложились бы обстоятельства, если бы Николас не бросился за тобой в море. Но на такие вопросы невозможно ответить. Мы знаем лишь то, что случилось, а не то, что могло бы случиться.
Паскаль кивнул.
– Получается, я у месье Николаса в еще большем долгу, чем думал. А можно мне увидеть его?
– Ты этого действительно хочешь?
– Да. Мне бы очень хотелось посмотреть на него. Прошу вас, мадам…
Джорджия невольно улыбнулась.
– Хорошо, Паскаль. Действительно, почему бы и нет? Я сейчас уберу кое-что, и мы поднимемся наверх.
Мальчик вошел в комнату очень неуверенно – как будто боялся чего-то. Джорджия поставила свечи рядом с кроватью, и мерцающий свет падал на лицо Николаса, освещая провалившиеся от долгого недоедания щеки.
Паскаль подошел к кровати и пристально посмотрел на больного. Потом тяжело вздохнул. Минут десять он стоял абсолютно неподвижно, внимательно разглядывая Николаса – словно запоминал каждую черточку его лица. Наконец мальчик очень тихо заговорил:
– Спасибо, месье, спасибо за мою жизнь. Если бы я мог, то сейчас же отдал бы свою жизнь за вашу. Но поскольку это не в моих силах, то знайте: я буду вечно молиться за вас. – Малыш перевел взгляд на Джорджию, сидевшую на другой стороне кровати. – Я сказал все, что хотел, мадам. Спасибо вам.
Джорджия отвела мальчика в его комнату, и он тотчас же лег в постель.
– Теперь все в порядке? – спросила она. – Ты не слишком расстроен?
– Нет, но я глубоко тронут. Месье Николас очень красивый. Он похож на Сирила, но он лучше, мне он кажется ангелом, сильным, красивым ангелом с большими белыми крыльями. Я не могу описать вам это, но я знаю, что люблю его всем сердцем.
– Я очень рада, – тихо ответила Джорджия, мысленно благодаря Господа за этого малыша, ставшего для нее самым дорогим подарком. – Я тоже люблю его.
– Я знаю это, мадам, и наша любовь поможет ему поправиться, клянусь вам. Мне кажется, душа месье Николаса не оставила его тело, потому что он совсем не выглядит умалишенным. Скорее он опечален тем, что его душа никак не может найти путь домой, но она, конечно, где-то здесь, в нашем мире. И еще, мадам…
– Да-да, Паскаль, я слушаю тебя, – проговорила Джорджия, едва сдерживая слезы.
– Можно мне и потом навещать месье? Ведь это ему не повредит?
– Конечно, нет, Паскаль. Тот, кто любит, не может навредить тому, кого любит. Давай подумаем об этом завтра. А сейчас все, пора спать. Увидимся утром. – Наклонившись, Джорджия поцеловала мальчика в лоб и, ласково улыбнувшись ему, вышла из комнаты.
Пользуясь тем, что уже несколько дней держалась хорошая погода, Джорджия большую часть времени проводила в саду, приводя его в порядок, и усердный труд вскоре дал результаты. С наступлением теплых дней луковицы цветов выстрелили зелеными стрелками; когда же они с Сирилом и Паскалем расчистили основную часть зарослей, им стало свободнее. Крокусы, анемоны и цикламены выглянули из земли вдоль дорожек, а тюльпаны зеленым облачком проклюнулись у постамента каменного мальчика.
На иве набухли почки, и даже розовые кусты выглядели очень даже неплохо. И, конечно же, повсюду зеленела молодая трава. Грядущим летом в Клоузе должен был появиться новый сад – теперь уже Джорджия в этом не сомневалась.
– Мадам! – громким шепотом позвал ее Паскаль. – Мадам, посмотрите! Посмотрите, мадам, там месье, а с ним – маленький Рэли.
Сердце Джорджии на мгновение замерло, и она с трудом обернулась. Картина, открывшаяся ее взору, казалась почти нереальной. Верный Бинкли, осторожно поддерживая Николаса, вел его к скамейке, стоявшей под зазеленевшей ивой. Николас двигался словно лунатик, и при солнечном свете стало еще заметнее, как сильно он похудел. Одежда больше не облегала его фигуру, а висела на нем как на плохом манекене.
– Да верно, Паскаль, – также шепотом ответила Джорджия. – Сегодня очень тихий и теплый день, так что Николасу пойдет на пользу, если он хоть полчаса посидит на солнышке.
– Месье выглядит печальным, – заметил мальчик. – Даже печальнее, чем во сне.
– Ты прав, Паскаль. Но на самом деле Николас любит шутить и смеяться. Поверь, он веселый человек, и ты еще увидишь его таким, когда-нибудь увидишь…
Немного помедлив, Джорджия направилась к мужу. Бинкли, уже усадивший Николаса на резную скамейку, тщательно укрывал его колени теплым одеялом.
– Здравствуй, Николас, – сказала она с улыбкой. – Я очень рада, что ты решил насладиться хорошим деньком. Посмотри, сад начинает возвращаться к жизни. Видишь? А Сирил вон там, ремонтирует стену.
– Приветствую, Н-николас! – крикнул Сирил, и было заметно, что юноше с огромным трудом давался радостный тон. Однако Джорджия была довольна; накануне у нее с Сирилом состоялся довольно серьезный разговор, и она ясно дала понять молодому человеку, что не потерпит даже намека на неприязнь к Николасу, тем более – враждебность. В противном случае, добавила она, двери Клоуза будут закрыты для него навсегда. И как ни странно, Сирил не стал ей перечить.
Джорджия вернулась к клумбе, где Паскаль, не отрывавший взгляда от Николаса, делал вид, что работает.
– Паскаль, перестань глазеть на месье, – сказала она мальчишке. – Веди себя так, будто не происходит ничего необычного. Подай-ка мне вон то растение.
Парнишка послушно опустил глаза, но время от времени продолжал бросать взгляды на Николаса.
– Месье очень смелый, – произнес он некоторое время спустя. – Очень, очень смелый. Мне бы хотелось что-нибудь сделать для него.
– Н-не знаю, что ты м-можешь сделать, – вклинился в разговор Сирил, подходя к груде сложенных неподалеку камней. – Ясно ведь, что у него не все в порядке с головой. Паскаль, помоги мне сложить эти камни в корзину.
– Ты ошибаешься насчет месье, Сирил. Мадам Джорджия сказала, что месье не сумасшедший, просто он находится… где-то далеко. Но я очень люблю его, поэтому мне хочется что-нибудь для него сделать.
– Как можно любить того, кого ты совсем не знаешь?
– Можно. И потом… я его знаю. Мы с месье Николасом встречались – и даже два раза. Правда, в первый раз я был без сознания, а второй раз без сознания был месье. Но скоро сознание вернется к нему, и тогда мы познакомимся по-настоящему.
– Ты еще совсем глупый ребенок, – пробормотал Сирил, бросая в плетеную корзину очередной камень.
– Я не глупый. Посмотри на него, Сирил. Разве не печально видеть в таком состоянии этого сильного и смелого человека? Ему очень больно, неужели ты этого не понимаешь? Я думаю, ты должен найти в своем сердце место для любви к нему.
– Почему я должен любить его? – проворчал Сирил. – Только потому, что он – мой родственник?
– Нет. Потому что ты любишь меня, а я люблю его.
– В этом нет никакого с-смысла, Паскаль, – сказал Сирил, но уже с улыбкой.
– Может быть, для тебя нет, но для меня есть. Очень важно знать, что на свете есть человек, которого ты любишь. Я тебе уже говорил об этом.
– А я тебе говорил, что любовь – опасная вещь. Д-думаю, тебе следует быть б-более разборчивым.
– Если бы все люди были такими разборчивыми и осмотрительными, как ты, тогда вообще никто бы никого не любил. Посмотри на себя: ты не любишь ни своего отца, ни мачеху, не любишь ни своего кузена, ни свою новую тетю. Ты говоришь, что любишь только свою покойную maman и меня. Но ведь меня ты любишь лишь потому, что ухаживал за мной, когда я болел, и эта любовь позволяет тебе чувствовать себя значительным. А если бы ты оказался пассажиром на нашей шхуне, то даже не заметил бы маленького помощника кока.
– Паскаль, я н-начинаю думать, что у тебя не все в порядке с г-головой.
– Ты очень недобрый, и я не буду с тобой разговаривать, пока ты не перестанешь говорить гадости.
Мальчик бросил последний камень в корзину и вернулся к Джорджии; а та изо всех сил делала вид, что не прислушивалась к их разговору, и старалась сохранять на лице полную невозмутимость (разговоры Паскаля с Сирилом всегда были довольно занимательны и, как правило, многое проясняли).
– Джорджия, а можно я дам месье Николасу цветок? – спросил Паскаль.
– Цветок? Конечно, можно. Николас любит цветы.
– Но какой же выбрать?.. Может быть, один из тех новых, красненьких?
– Тюльпан? Прекрасная мысль. Тюльпан – замечательный цветок. Я уверена, что это будет прекрасный подарок для месье.
– Вот и хорошо. И я не скажу ничего такого, что напомнило бы месье о плохом. Обещаю, мадам.
Паскаль подошел к клумбе, аккуратно сорвал цветок и нерешительно подошел к Николасу.
– Месье Дейвентри, – обратился он к Николасу, протягивая ему цветок, – меня зовут Паскаль, и сейчас я живу у вас. Я принес вам тюльпан. Пусть он напоминает вам обо всем добром и хорошем. – Мальчик осторожно вложил тюльпан в руку Николаса и добавил: – Это очень сильный цветок, месье. Несмотря на зимние холода, он каждый год прорастает снова. Когда солнце согревает землю, он просыпается и тянется к солнцу, чтобы поделиться с нами своей радостью. У него прекрасный цвет, правда? Когда я вырасту, обязательно стану садовником. Мадам Дейвентри уже сейчас учит меня, как выращивать разные растения.
Паскаль постоял перед Николасом еще с минуту, потом улыбнулся и не спеша вернулся к своей клумбе.
Николас долго смотрел на цветок. Когда же он, наконец, поднял голову, по его щеке скатилась одинокая слеза.
Джорджия украдкой поглядывала на мужа, не зная, как все это воспринимать. Николас до сих пор не говорил, да и реакции его были все еще замедленными. Бинкли уже несколько дней выводил Николаса в сад, и тот сидел, как всегда, совершенно неподвижный, но все же чувствовалось, что он оживал – так биение жизни ощущалось и в посаженных ею растениях. Именно здесь, в саду, у Джорджии появилась реальная надежда.
Работая, они разговаривали и смеялись; когда же Лили заканчивала хозяйственные дела в доме, она с удовольствием присоединялась к ним, и даже Сирил не чурался общества Лили, на время забывая о том, что он лорд. Теперь тишину старого поместья часто нарушали шутки, смех и веселые разговоры; и то и дело слышался звонкий голосок Паскаля. Джорджии даже начинало казаться, что в Рэйвенс Клоуз вернулась настоящая жизнь.
Шли дни, все усердно работали, и сад понемногу возвращался к жизни. На иве уже распустились бледные зеленые листочки, а фиалки наполнили воздух пьянящим ароматом. Белые звездчатые цветочки камнеломки ниспадали по стене ограды чудесными живописными полотнами, розы украшали центр сада, а белоснежные колокольчики, изящно свисая со стеблей, переплетались в цветочном танце с голубыми звездочками печеночницы. Самосевные лютики разрослись вдоль садовой стены беспорядочным, но ярким ковром, и у Джорджии рука не поднималась их выкопать. Это был хотя и дикий, но все же сад, и ее сердце радовалось каждому новому цветку.
Не меньше Джорджию радовали и перемены, происходившие с Сирилом. Юноша быстро взрослел и больше не позволял себе ни резких замечаний, ни тем более оскорблений; и он все реже выглядел мрачным, хотя порой у него все еще случались приступы мизантропии. Сирил даже изменил свое отношение к Николасу, – возможно, начал понимать, что кузен совсем не тот вероломный негодяй, каким его пытались выставить, а всего лишь несчастный человек, пострадавший в результате трагических обстоятельств.
По всей вероятности, именно Паскаль столь благотворно повлиял на Сирила, поскольку мальчик с детской непосредственностью осыпал Николаса знаками своей любви и преданности, – например, то и дело дарил ему букеты полевых цветов. Николас по-прежнему молчал, но казалось, что мальчика это нисколько не смущало. И Джорджия как-то раз заметила: когда мальчик ушел, Николас начал осторожно перебирать лежавшие у него на коленях цветы. Когда она это увидела, ее сердце запело от счастья. Николас возвращался – теперь она это точно знала.
А случилось «возвращение» на третьей неделе марта, поздно вечером. Она уже крепко спала в своей постели, устроенной на полу, когда ее разбудил крик Николаса и лай Рэли.
– Джорджия… Джорджия, помоги мне! – В голосе супруга звучал неподдельный ужас. – Помоги мне!..
В мгновение ока она оказалась рядом с ним.
– Николас, все в порядке. Все в порядке, не беспокойся.
Его глаза были открыты, и на сей раз они не были пусты, в них металась настоящая паника.
– Джорджия? Господи, ты здесь! Слава богу, ты здесь!
– Конечно, я здесь, здесь с тобой, Николас. Где же еще мне быть?
– Я не знаю… Мне снился сон… сон…
Джорджия заключила мужа в объятия и крепко прижала к груди.
– Все в порядке, Николас, все в порядке, – шептала она. – Ты в безопасности, теперь ты в безопасности. Ты дома, Николас. Наконец-то ты дома…
– О боже!.. Боже милостивый… Так это был не сон, не так ли?
– Нет, это был не сон, но сейчас все в порядке. Все кончилось, Николас. Наконец-то все закончилось.
– Мальчик… Мне так жаль… Я пытался… пытался, Джорджия, но не успел. Да простит меня бог. Бедное дитя…
– Николас, послушай, ты кое-чего еще не знаешь. – Как только Джорджия произнесла эти слова, дверь комнаты распахнулась, и в дверном проеме появился Паскаль в ночной рубашке. – Например – вот этого! – закончила она с улыбкой.
Мальчик взглянул на нее с беспокойством и пробормотал:
– Мадам, я услышал крик месье. Надеюсь, ничего не случилось…
– Подойди сюда, Паскаль, – сказала Джорджия, вставая. – Можешь познакомиться со своим спасителем.
– Месье пришел в себя? Слава богу!
– Да, малыш, слава богу. Николас, тебе уже давно пора познакомиться с этим мальчиком. Его зовут Паскаль, и у вас с ним много общего.
Джорджия взяла мальчишку за руку и подвела к кровати, освещенной пламенем свечи. Николас приподнялся в постели и пристально посмотрел на малыша.
– Bonsoir (фр. доброй ночи), месье, – произнес оробевший Паскаль. – Я очень рад познакомиться с вами.
– Этот мальчик… – пробормотал Николас. – Это тот самый мальчик?..
– Да, это тот самый ребенок, которого ты спас.
– Но… но это невозможно. Как раз сейчас мне приснилось… И он был мертв. А теперь… Как такое возможно?
Паскаль взял Николаса за руку.
– Вы спасли меня, месье. Я не утонул только благодаря вашей храбрости.
Николас уставился на малыша и пробормотал:
– Мне снова снится сон, да?
– Нет, месье, я настоящий. Хотите, я вас ущипну?
На лице Николаса появилось подобие улыбки.
– Что ж, думаю, это самый верный способ убедить меня в реальности происходящего.
– Вот только не знаю, правильно ли будет причинять вам боль, месье, – сказал мальчик. – Но если вы хотите – готов сделать вам одолжение.
С этими словами малыш ущипнул Николаса за руку. Тот тихо вскрикнул, а Джорджия засмеялась.
– Это хорошо, что вы чувствуете боль, месье, – заметил Паскаль. – Еще утром вы ни на что не реагировали, а сейчас… В общем, я доволен.
Николас хмыкнул и пробормотал:
– Значит, ты доволен? А я, надо сказать, крайне озадачен.
– Все очень просто, месье. Я Паскаль Ла Мартин, тот самый мальчик, которого вы спасли после кораблекрушения. Месье Дейвентри, все знают, что вы настоящий герой, и теперь вы тоже это знаете.
– Да, разумеется, – ответил Николас, протирая глаза. – Почему бы нет?
– Вы очень долго спали, месье. Наверное, после всех испытаний вам нужно было набраться сил. Разве вы не помните?
Николас покачал головой.
– Нет, не помню… А как… как долго я спал, Джорджия? Должно быть, не меньше суток. – Он оглядел себя. – Я в чистом и в сухом. И ничего не болит. – Он нахмурился, ощупывая свои ребра. Потом отбросил простыни и осмотрел ногу. – Хм… странно. – Николас поднял глаза на жену. – Как долго я спал? – спросил он с беспокойством.
Услышав тревогу в голосе мужа, Джорджия подошла к Паскалю и, обняв его за плечи, проговорила:
– Пора в постель, дорогой. А завтра ты сможешь провести больше времени с месье.
Мальчик чмокнул ее в щеку и сообщил:
– Я очень счастлив, мадам. Очень, очень счастлив. Спокойной ночи, месье. Рад, что мы с вами наконец познакомились. Клянусь, это большая честь для меня.
Джорджия дождалась, когда за малышом закроется дверь, потом присела на кровать и взяла мужа за руку.
– Как долго это продолжалось? – спросил он. – Ведь этот ребенок никак не мог бы быстро поправиться. И мои ребра… Я теперь помню, что крепко побил их о камни. Но сейчас я чувствую себя вполне прилично, хотя и испытываю некоторую слабость. Что со мной случилось? У меня была лихорадка?
– Паскаль сказал правду. Ты очень долго спал.
– Несколько дней? Я спал несколько дней?
– Шесть недель, дорогой, – погладив мужа по щеке, ответила Джорджия.
Николас уставился на нее в изумлении.
– Шесть недель?..
– Сегодня семнадцатое марта, дорогой.
– Семнадцатое?.. О боже! Но это невозможно. Такого просто быть не может.
– Однако это правда.
– Но что же со мной случилось?
– Точно не знаю, – пробормотала Джорджия. – А ты ничего не помнишь?
Он пожал плечами.
– Помню, что был шторм. Были волны, люди в воде и этот мальчик… Джорджия, это действительно тот самый мальчик? Неужели он выжил?
– Да, выжил, – ответила она, улыбнувшись. – Паскаль выжил и довольно быстро поправился. А вот с тобой все оказалось сложнее. Я очень волновалась за тебя. И не только я – все переживали. Но я всегда верила, что ты поправишься, и каждый день молилась, чтобы это произошло поскорее.
– Но Джорджия, есть одна неувязка… Если бы я проспал целых шесть недель, то умер бы от голода. Я бы умер уже через неделю!
– Ну… ты спал не все время. Утром ты просыпался и в течение дня бодрствовал.
– Так почему же я этого не помню?! – воскликнул Николас почти яростно. Потом со вздохом пробормотал:
– Не понимаю, как можно потерять шесть недель жизни, совершенно этого не заметив… Объясни, Джорджия.
– Но и я этого не понимаю. Казалось, Словно здесь находилось только твое тело, а разум был… где-то в другом месте.
– Ты хочешь сказать, что я сошел с ума?
– Нет, ты не сошел с ума. Просто той ночью ты, наверное, слишком устал и перенервничал, поэтому тебе понадобилось время, чтобы восстановиться. Твой мозг таким образом защищал тебя, не позволяя вернуться в действительность до тех пор, пока ты не окрепнешь настолько, что сможешь разобраться во всем произошедшем.
– Господи Иисусе… – прошептал Николас. Он отбросил одеяло и, сев на кровати, опустил ноги на пол. Подбежавший Рэли тут же начал облизывать его пятки. – Приветствую, Рэли. – Николас погладил щенка, затем осторожно встал, словно не был уверен, что ноги смогут удержать его, и подошел к окну, вглядываясь в залитый лунным светом сад.
На многих деревьях уже появились новые листочки, трава сейчас казалась серебристо-зеленой, а на газоне, который протянулся до старого пруда, расцвели нарциссы. Повернувшись к жене, Николас в задумчивости провел ладонью по волосам.
– А я-то надеялся, что ты пошутила, – пробормотал он наконец. Тут взгляд его упал на лежавший на полу матрас и на ночную сорочку, лежащую в изголовье этой спартанской постели. – Ты что, спала здесь?
Джорджия покраснела.
– Да, здесь… Я решила, что мне лучше быть рядом, пока ты не поправишься. Да и Паскалю для скорейшего выздоровления требовалась отдельная спальня.
Николас шагнул к жене и привлек ее к себе.
– Джорджия, милая, милая Джорджия… А знаешь, для человека, проспавшего шесть недель, я чувствую себя странно уставшим.
– Меня это не удивляет. Должно быть, тебе потребовалось собрать всю свою волю, чтобы вернуться к нам. – Она нежно поцеловала его. – Ты не представляешь, как чудесно целовать тебя и знать, что ты, Николас, это чувствуешь.
– А ты часто это делала? – спросил он с улыбкой.
– О да, очень часто.
– Я, должно быть, действительно был серьезно болен, если все это проспал. И уж если мы заговорили о сне… Ты больше не будешь спать на полу, ясно? – Он взял ее за руку и подвел к кровати. – А может, мы могли бы спать вместе, как думаешь? Я ведь тоже не горю желанием спать на полу.
Джорджия без промедления скользнула под одеяло.
Николас тотчас же последовал за ней. Потом со вздохом улегся на спину и вновь заговорил:
– Я чувствую себя совершенно измученным. Это очень странно, не так ли? Джорджия, а ты уверена, что мне не опасно снова заснуть?
– Но ты же не можешь не спать всю оставшуюся жизнь. Думаю, отныне это будет совершенно безопасно. Ты вспомнил ту ночь и увидел живым и здоровым спасенного тобой мальчика. Ты и сам жив и здоров. Так о чем же еще беспокоиться?
Николас повернулся на бок и попытался рассмотреть в темноте лицо жены. Немного помолчав, он снова вздохнул и проговорил:
– Считать меня более сумасшедшим, чем сейчас, уже невозможно, а значит, можно кое-что тебе сообщить. Это длинная история, но если коротко… Знаешь, иногда мне снятся сны, кошмарные сны, если точно…
– Да, я знаю. Об этом и о твоей боязни открытой воды рассказал мне Бинкли, а потом Сирил рассказал нам о кораблекрушении, в котором погибли твои родители. Оставалось лишь сложить кусочки мозаики.
– Тебе обо всем известно?.. – изумился Николас.
– Да, милый.
– О боже… Я чувствую себя полным идиотом.
– Перестань, дорогой, и выслушай меня. Все эти события странным образом перекликаются. Той ночью, спасая матросов с разбившегося корабля, ты еще раз пережил свой кошмар, понимаешь? Но на сей раз ты не только спасся сам, но и спас тонувшего мальчика. Беда в том, что ты этого не знал и, думая, что мальчик захлебнулся, испытал сильнейшее потрясение. Поэтому твой мозг как бы отгородился от действительности, которую не хотел принимать, понимаешь?
Николас молчал, и Джорджия, потянувшись к нему, заключила его в объятия. Он крепко прижал ее к себе, а она вновь заговорила:
– Ты победил своего тролля, Николас. Ты сразился с ним и одержал победу. Ты спас не только Паскаля, но и многих других людей. Я уверена, больше тебе не будет сниться твой кошмар.
– Я не могу поверить, что все закончилось. Просто не могу поверить.
– Ты даже представить себе не можешь, насколько ты был великолепен там, на берегу, – сказала Джорджия, поглаживая волосы мужа. – Неодолимый – как герой греческих мифов…
– Джорджия, я так много собирался рассказать тебе, но видишь, как все вышло…
– Я знаю, дорогой. Завтра мы обо всем поговорим. А сейчас спи. Спи и не беспокойся больше ни о чем.
Она пристроилась на сгибе его руки, а Николас закрыл глаза, с наслаждением вдыхая аромат ее волос.
– Спокойной ночи, любовь моя, – прошептал он, погружаясь в безмятежный сон.