Николас в глубоком раздумье смотрел в окно, когда в дверь постучали и вошел Бинкли с завтраком на подносе.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался он, глядя в спину хозяина. – Прекрасное утро, сэр, не так ли?
– Да, Бинкли, действительно прекрасное утро, – ответил Николас, оборачиваясь.
Бинкли вздрогнул и едва не выронил поднос.
– О господи! – воскликнул он. – Боже мой! Вы пришли в себя, сэр!
– Что ты там бормочешь, Бинкли? – сказал Николас с улыбкой.
– Ничего, сэр, – ответил Бинкли, принимая свой обычный невозмутимый вид, и только слезы, блестевшие в уголках его глаз, свидетельствовали о безмерной радости верного слуги. – Вы будете завтракать у окна, сэр? – спросил он, быстро-быстро моргая.
Снова улыбнувшись, Николас спросил:
– Именно здесь я завтракал до сих пор, верно?
– Да, сэр. Миссис Дейвентри знает о том, что вы пришли в себя?
– Конечно. Она сейчас в своей комнате, одевается к завтраку.
– Когда же произошло выздоровление?
– Ночью. Я даже не подозревал, что прошло столько времени. Все это чертовски странно.
– Мы все очень беспокоились за вас, сэр.
– Очень жаль, что я доставил вам беспокойство, но я ничего не мог поделать.
– Ох, если бы вы тогда не бросились в это проклятое море… – со вздохом пробормотал Бинкли.
– Что сделано, то сделано, Бинкли, поэтому не стоит ворчать. Прошлое все равно не изменишь. Ну, а сейчас… Может, для начала побреемся?
– Конечно, сэр. Сразу после завтрака я обязательно побрею вас. Но за время болезни вы очень похудели, и, если вы хотите, чтобы одежда сидела на вас прилично… В общем, вам необходимо срочно набрать вес – минимум дюжину фунтов. Я очень рад, что вы пришли в себя, сэр. Да, кстати, за время вашего «отсутствия» скопилось множество дел. Пришли бумаги из Лондона и Бомбея, – а я ведь понятия не имею, что с ними делать. Но я, конечно же, сообщил в соответствующие конторы о вашей болезни. К сожалению, вы не оставили инструкций, как действовать в подобном случае.
– Возможно, потому, что мне и в голову не приходила мысль о вероятности подобного случая, – ответил Николас с улыбкой. – Впрочем, не важно. Не думаю, что за шесть недель могло случиться нечто чрезвычайное. Довольно забавная ситуация, не правда ли? Душа на целых шесть недель оставила свою физическую оболочку…
– Простите, сэр, но я не нахожу эту ситуацию забавной, – возразил Бинкли. – Мы все, а в первую очередь миссис Дейвентри, ужасно за вас беспокоились. Вы столько времени не просыпались, лежали словно покойник. И вот, наконец, вы приходите в себя, но отчего-то абсолютно не интересуетесь делами.
– Тебя, Бинкли, это удивляет?
Внезапно Николас покачнулся и опустился на кровать.
– Сэр, вам нехорошо?
– Глупо, но я слаб как ребенок, – пробормотал Николас. – Полагаю, потребуется время, чтобы силы вернулись ко мне.
– Свежий воздух, хорошая еда, умеренные физические нагрузки, сэр, и очень быстро вы придете в норму. Миссис Дейвентри, без сомнения, позаботится о вашем полном выздоровлении. Как выяснилось, ваша супруга – знаток медицины. От себя с вашего позволения добавлю: нельзя заставлять женщину проливать столько слез над еще живым мужем.
– Слезы, Бинкли?
– Именно так, сэр. И очень много слез. Между прочим, должен сообщить: мы вполне можем покончить с нашей игрой в бедность, поскольку вы очень заблуждаетесь насчет непреходящей любви вашей супруги к безвременно умершему фермеру.
– Это правда, Бинкли? Ты уверен?
– Абсолютно, сэр.
Николас вздохнул и провел ладонью по волосам.
– Что ж, очень хорошо. В таком случае начнем постепенно повышать наше благосостояние. Для начала не помешают несколько маленьких предметов роскоши.
– С удовольствием займусь этим, сэр.
– Когда же мои силы восстановятся, я доведу свое ухаживание до логического завершения.
– Очень хорошо, сэр. Давно пора. А теперь прошу меня извинить. Мне срочно необходимо кое-что сделать. Как только согреется вода, я вернусь.
Николас с улыбкой кивнул и сел завтракать. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной. Вот только физическая слабость немного раздражала.
Сразу же после завтрака Николас опять заснул, и поэтому, чтобы не мешать мужу, Джорджия ушла с Паскалем в сад. Прошло, наверное, не менее часа, когда она внезапно подняла голову и увидела Николаса, стоявшего в дверном проеме и щурившегося от яркого солнечного света.
Джорджия улыбнулась и помахала мужу рукой.
– Месье Николас! – порывисто вскакивая, воскликнул Паскаль. – Месье, вы проснулись! – Я все утро дожидаюсь вас! – Мальчик повернулся к садовой стене. – Сирил, месье Николас проснулся!
– Приветствую, Николас, – поздоровался Сирил, стоявший на шаткой лестнице у стены сада.
– Доброе утро, Сирил, – ответил Николас.
– Как ты с-себя чувствуешь? – вежливо осведомился кузен.
– Спасибо, уже лучше, – так же вежливо ответил Николас, и Сирил, кивнув, продолжил свое занятие. – Паскаль же, ухватив Николаса за руку, потянул его в сад, явно собираясь похвастаться проделанной работой.
– Что скажете, месье? Мы очень старались, и, кажется, у нас все получилось. А вам нравится? Помните, как вы сидели здесь с нами? Вы сидели вот на этой скамье, а я укладывал цветы вам на колени. Я и теперь буду приносить вам цветы, если хотите.
Николас смотрел на мальчика, не в силах вымолвить ни слова. Подошедшая к ним Джорджия сразу заметила, что муж очень взволнован. Погладив Паскаля по волосам, она сказала:
– Иди займись розами, дорогой. Месье еще не привык к нашей болтовне. Пойдем, Николас, присядем в тени.
– Джорджия, ох, Джорджия… тебе все-таки удалось его возродить.
Она улыбнулась и нежно погладила мужа по щеке.
– Сад просто нуждался в уходе, и мальчики работали замечательно. Да и Лили очень помогла нам.
Джорджия понимала, что Николас восхищен увиденным, и испытала от этого ни с чем не сравнимую радость. Он обнял ее и прижал к себе.
– Благослови тебя Господь, любимая.
Джорджия снова улыбнулась.
– Ах, Николас, я так ждала этого момента… Ждала, когда ты все это увидишь собственными глазами. Но я даже не представляла, что буду так счастлива. Садись сюда, дорогой.
Николас сел, а Джорджия, устроившись рядом с ним, стала рассказывать обо всем, что произошло за время его болезни.
– Чертовски странное ощущение… – проговорил он неожиданно. – Будто я вдруг остановился, а весь остальной мир продолжал двигаться без меня. – Николас поднял глаза, и его взгляд упал на крышу. – Боже правый… – пробормотал он с удивлением. – Она выглядит гораздо лучше, чем после падения того проклятого дерева.
– Крыша уже почти закончена. Люди из деревни помогли нам.
Николас недоверчиво посмотрел на жену.
– Люди из деревни?..
– Не удивляйся, но с той самой ночи ты для них герой. Они искренне переживали за тебя и решили отремонтировать крышу, чтобы хоть как-то поспособствовать твоему выздоровлению.
– А как… как остальные? – спросил Николас, вглядываясь в лицо жены.
– Остальные? Слава Богу, все обошлось. Хотя, конечно же, многие простудились, а двое заработали воспаление легких.
– Нет, я имею в виду матросов.
– А, спасенные?.. Не считая Паскаля, спасли двенадцать человек. Все они довольно быстро поправились и разъехались по домам. Кстати, Сирил позволил устроить в Рэйвенсволке нечто вроде госпиталя.
– Неужели действительно позволил?
– Да. В последнее время он сильно изменился. Думаю, это началось в ночь кораблекрушения. Паскаль тоже внес свою лепту. Малыш прямо-таки распространяет вокруг себя доброту и любовь. Он считает твоего кузена замечательным, и в результате Сирил, стараясь оправдать его ожидания, таким и становится.
Николас с удивлением вскинул брови.
– Очень интересно… Рад это слышать. Но мне придется убедиться в этом лично.
– Без труда убедишься. Сирил решил пока пожить здесь. Он очень нам помогает.
– Потрясающе… А этот мальчик, Паскаль… Что с ним? Похоже, он окончательно поправился. Когда он вернется к своей семье?
– Ну… понимаешь, Николас… Этот мальчик сирота, так что я предложила ему стать членом нашей семьи. Если ты, разумеется, не против. Но не думаю, что ты станешь возражать. Уверена, очень скоро ты его полюбишь. Этого мальчишку просто невозможно не полюбить.
– Ты сказала – «нашей семьи»? – Николас взглянул на Паскаля; малыш, высунув язык от усердия, рыхлил землю на очередной клумбе.
– Я что-то не так сказала, дорогой? Николас, ты в порядке?
– Джорджия, дорогая… – голос его дрогнул. – Конечно, я в порядке, в полном порядке. Ох, это такой подарок, я хотел… Я всегда хотел иметь детей. Но когда ребенок появляется так неожиданно и таким необычным образом… Извини, меня просто захлестывают эмоции. Такое со мной не часто случается.
Джорджия крепко обняла мужа, прижавшись щекой к его широкой груди.
– Ничего страшного, дорогой, сейчас это происходит со всеми нами. И вообще, мне очень нравится видеть тебя таким открытым, ведь раньше ты умело скрывал свои чувства.
– Умело?
– Даже слишком. Мне пришлось очень потрудиться, чтобы начать хоть немного понимать тебя. Но ты и тут перехитрил меня, спрятавшись туда, откуда никто не мог тебя вытащить.
– И меньше всего я сам, – ответил Николас со смешком. – Но теперь я постараюсь все исправить. Джорджия, прости меня, но сейчас я страшно устал. Пожалуй, пойду прилягу.
– Конечно-конечно, отдыхай. Попозже я зайду тебя проведать.
Она поцеловала супруга и проводила его долгим внимательным взглядом.
Следующие пять дней Николас в основном спал. Он завтракал в своей комнате, потом ненадолго выходил в сад, а после обеда снова ложился спать, так как во сне его организм нуждался ничуть не меньше, чем в пище. Казалось, он никак не мог наесться и отоспаться, но все же Джорджия каждый день замечала небольшие, но положительные изменения в его состоянии.
Паскаль, наделенный необычной для ребенка мудростью (иные люди не обретают ее за всю свою жизнь), прекрасно понимал, что Николасу больше всего необходимы покой и тишина, и поэтому не докучал ему, проявляя необычайную сдержанность. А Сирил был этому даже рад; судя по всему, ему не очень-то хотелось общаться с кузеном. Джорджия заметила, что после “возвращения” Николаса Сирил стал более нервным, – очевидно, юноша опасается скорого окончания своей жизни в Клоузе. Он так старался никого не обидеть, что это было бы даже забавно, если бы не было так грустно. Джорджия жалела молодого человека и поэтому, общаясь с ним, старалась проявлять благожелательность. От Паскаля, естественно, тоже не ускользнули изменения, произошедшие с Сирилом, и малыш, как всегда, обаятельный и в то же время серьезный, тоже старался проявлять предупредительность по отношению к своему старшему другу. Но Джорджия знала, что кузенам в конце концов все-таки придется поговорить откровенно – иного выхода из положения просто не существовало.
Как-то на рассвете, внезапно проснувшись, Джорджия открыла глаза и увидела мужа, сидевшего на краю постели и в задумчивости поглаживавшего щенка.
– Николас… еще рано. Ты почему ты не спишь, дорогой? – Джорджия тронула мужа за плечо.
Он повернулся и посмотрел на нее.
– Полагаю, я и так спал достаточно долго. Пора снова начинать жить полной жизнью.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, приподнимаясь и протирая глаза.
– Чувствую себя другим человеком, сильным как бык. Так что вставай и одевайся. Мне бы хотелось прогуляться.
– Прогуляться? – переспросила Джорджия, окончательно проснувшись. Внимательно посмотрев на мужа, она заметила, что он действительно выглядел гораздо лучше, чем накануне Глаза его задорно сверкали, а лицо уже не казалось изможденным. Но неужели он так поправился за одну эту ночь?
– Да, моя дорогая. Пойдем посмотрим на этот мир. Посмотрим только мы вдвоем. Мне давно не удавалось побыть с тобой наедине. Я ревную тебя к Сирилу, Бинкли и даже к мальчику. Я хочу больше времени проводить с тобой.
– Хорошо, Николас. Я тоже этого хочу. Дай мне несколько минут, и я буду готова.
Джорджия прошла в гардеробную и, одевшись потеплее, спустилась вниз. Николас уже ждал ее, у его ног сидел Рэли. Он взял ее под руку, и они направились в сад, овеваемый прохладным утренним ветерком и украшенный хрустальными каплями росы.
Супруги не спеша обогнули дом и пошли к пруду. Рэли с радостным лаем носился по мокрой траве, не забывая при этом нападать на высокие сапоги хозяина. Николас улыбнулся и, обнимая жену, проговорил:
– Как хорошо, правда? – Они остановились и оглядели дом. – Очень хорошо.
– Да, действительно… – ответила Джорджия. – Видишь, мечты могут сбываться.
Николас рассмеялся и легонько дернул ее за выбившийся локон.
– Да, наверное, все-таки могут. Джорджия, ты понимаешь, что мы женаты уже почти пять месяцев?
– Конечно, понимаю. – Она улыбнулась. – После той первой нашей встречи в Клоузе мы прошли долгий путь.
– Совершенно верно. Я тогда был одиноким человеком. И я был очень раздосадован, обнаружив, что такая красивая женщина застала меня в слезах.
– Красивая женщина? Перестань, Николас.
– Но ты действительно красива. И прекрасно знаешь это. Даже тот отвратительный чепец не мог скрыть твоей красоты. Если помнишь, я тогда обнял тебя и поцеловал. Заметь, обычно я не обнимаю и не целую красивых женщин, не будучи представленным им должным образом. Но тогда я не смог удержаться.
– Я помню. – Джорджия снова улыбнулась. – И еще помню, что была шокирована твоей импульсивностью.
Николас усмехнулся.
– А тебя не шокирует, если сейчас я опять тебя поцелую?
– Думаю, мне это даже понравится.
– Давай проверим, дорогая.
В следующее мгновение Николас привлек жену к себе и поцеловал почти так же, как в тот первый день. Но на этот раз Джорджия не оттолкнула его, – напротив, обвила руками его шею и с чувством ответила на его поцелуй. Поцелуй же становился все более страстным, и вскоре она почувствовала головокружение, а ноги у нее стали словно ватные и отказывались держать ее.
– О, Джорджия… – пробормотал муж, прерывая поцелуй и чуть отстраняясь. – Джорджия, милая моя… – Он взял в ладони ее лицо и заглянул ей в глаза. – Мне так много нужно сказать тебе, что я даже не знаю, с чего начать. Вот только… Не знаю, как ты отнесешься к тому, что я собираюсь сказать.
– В чем дело, Николас? – прошептала она; ее встревожило странное выражение, внезапно появившееся в его глазах. – Прошу тебя, говори… что бы это ни было.
– Что бы это ни было?
– Да, что бы это ни было.
Он опустил глаза, а она вновь заговорила:
– Ведь это не может быть… что-то ужасное… Впрочем, не важно, мы и с этим справимся. Ведь со всем остальным мы справились, не так ли?
Муж снова посмотрел ей в глаза.
– Джорджия, дело вот в чем… Когда мы шли к алтарю, это был, по сути, вынужденный брак. Мы оба точно знали, что могли предложить друг другу. Ну, может, не совсем точно, но это не важно. Важно то, что теперь все изменилось. Я этого совсем не ожидал, но так уж случилось. И боюсь, что я ничего не смогу с этим поделать.
– О чем ты говоришь? – Джорджия еще больше встревожилась – она никогда еще не видела мужа таким взволнованным. – Пожалуйста, Николас, расскажи мне все. Ах, мне на ум приходят самые ужасные вещи…
– Нет-нет, в этом нет ничего ужасного, милая. По крайней мере, я на это надеюсь. На самом деле все очень просто. – Он сделал глубокий вдох. – Дело в том, что я люблю тебя.
Сердце Джорджии болезненно сжалось. Ее Николас, такой сильный и такой смелый, был в то же время настолько уязвим, что с трудом мог говорить о своих чувствах. Но, с другой стороны, он демонстрировал эти чувства иными способами.
– Николас, дорогой, – прошептала она, – а я люблю тебя, люблю всем сердцем.
– Любишь? – переспросил он с удивлением. – Ты в этом уверена?
– Да, абсолютно. Мне кажется, я поняла это уже давно, но осознала лишь тогда, когда ты не мог меня услышать. Ах, если бы ты знал, как я боялась, что ты никогда не услышишь моего признания.
Он на мгновение прикрыл глаза.
– Я рад, что ты сказала мне об этом. Очень рад. Я так долго этого ждал…
– Как жаль, что я не знала о твоих чувствах до той ночи, когда произошло кораблекрушение.
– Но почему тогда? Почему именно тогда?
– Ты тогда на меня рассердился, а потом обнимал и целовал, и я поняла: ты просто боялся за меня. Когда ты ушел, я очень ругала себя… Ведь я позволила тебе уйти, не сказав, что ты уносишь мое сердце. А потом, когда ты уже спал непробудным сном, Бинкли как-то сказал мне, что ты ничего не знаешь о моих чувствах. И я почувствовала себя ужасно глупо…
– О, Джорджия… – Николас привлек жену к себе и прижался щекой к ее волосам. – Милая Джорджия, мы оба вели себя ужасно глупо. Но теперь я благодарю Бога за то, что Он дал мне тебя, и за все то, что у нас есть сейчас. Пять месяцев назад у меня ничего не было, а сейчас у меня есть жена, которую я люблю до умопомрачения, и есть маленький мальчик по имени Паскаль, которого, уверен, я скоро полюблю. И еще у нас с тобой есть дом и прекрасный сад.
– А также Бинкли, – добавила Джорджия. – Ты не должен забывать о Бинкли.
Николас улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Да-да, конечно. Как я могу забыть о бесценном Бинкли? Кстати о Бинкли… Интересно, он уже встал? Я умираю от голода.
– Не думаю, что он встает так рано. И, конечно, ты не станешь его будить. Я сама приготовлю тебе завтрак.
Они снова пошли по саду, и Джорджия показала мужу ту часть садовой стены, которую восстановил Сирил. А потом они сидели на кухне, и Николас с аппетитом уплетал приготовленный Джорджией завтрак, состоявший из солидной порции омлета с печенью, тостов и холодной ветчины.
– А ведь мне так и не досталась моя часть говяжьего бока, – с деланым сожалением проговорил Николас.
Джорджия кивнула.
– Да, действительно. Мне очень жаль, дорогой. Я помню, как ты ждал этого ужина. Той ночью Бинкли накормил твоей говядиной тех, кто спасал потерпевших крушение.
Николас вздохнул.
– Наверное, смели все в момент.
– Что смели, месье? – спросил Паскаль, входя в кухню и усаживаясь за стол.
– Мой кусок говядины, Паскаль. Впрочем, не важно. Слишком долго объяснять. Доброе утро, мой друг. Ты всегда встаешь так рано?
– Да, месье. К тому же мне очень хотелось увидеть вас. Мадам сказала, что у вас в душе очень много счастья, и сегодня я вижу, как оно светится в ваших глазах. Вы больше не грустите?
– Нет, больше не грущу. А ты, Паскаль? Ты не грустишь?
– Раньше я очень грустил, ведь мои родители умерли, и у меня не стало дома. А потом меня взяли на корабль. Но мне там не очень нравилось, хотя на корабле было все-таки лучше, чем в приюте. А потом эта буря… – мальчик вздохнул. – К счастью, теперь у меня есть настоящий дом и настоящие друзья. А вы, месье, выздоровели. Разве я могу сейчас грустить?
Николас внимательно посмотрел на мальчика.
– Значит, ты счастлив здесь? – спросил он.
– Да, месье. По-настоящему счастлив. Но почему вы смотрите на меня так серьезно? Неужели хотите отправить обратно в приют?
– Нет, Паскаль. Разумеется, нет. Джорджия говорит, что предложила тебе жить с нами. Скажи, ты хочешь стать членом нашей семьи?
– Конечно, месье. Да-да, это именно то, чего я хочу! Я буду очень усердно работать и не буду вам в тягость.
Николас рассмеялся.
– Сейчас ты говоришь в точности, как когда-то Джорджия. Это заставляет меня задуматься: а нет ли во мне чего-то такого, что позволяло бы заподозрить меня в корысти? Паскаль, поверь, тебе нет нужды думать об этом.
– Вы очень добры, месье, и я сделаю все возможное, чтобы не разочаровывать вас.
– А я, в свою очередь, постараюсь не разочаровать тебя, Паскаль.
Последние слова Николаса вызвали у мальчишки взрыв радостного смеха. Тут Джорджия поставила на стол кружки с чаем, а также тарелку для Паскаля, после чего тоже села. Они ели, разговаривали и смеялись. После завтрака, убирая со стола, Джорджия радостно улыбалась. Ведь только что, за этим столом, у нее появилась настоящая семья.
– Доброе утро, мадам, доброе утро, сэр, здравствуй Паскаль, – приветствовал всех Бинкли, входя в кухню.
– Рад тебя видеть, Бинкли, – сказал Николас. – Джорджия, прошу меня извинить, но мы вас оставим. Пойдем, Бинкли, нам нужно обсудить несколько важных вопросов.
– Конечно, сэр, – кивнул слуга, развязывая только что надетый передник. – Лили скоро должна прийти, мадам, и если я вам не нужен…
– Нет-нет, Бинкли. Лучше займитесь тем, что так беспокоит моего мужа. Похоже, к нему вернулась его неуемная энергия. Пойдем, Паскаль. Солнце уже довольно высоко, и мы вполне можем начать работы в саду. Как ты думаешь, какой сюрприз приготовил Сирил нам сегодня?
– Это мебель, мадам. Для комнаты месье.
Джорджия бросила на мальчика пристальный взгляд.
– Правда? А не знаешь ли ты, отчего такая мысль пришла ему в голову?
– Я очень рассердился на Сирила на этой неделе и сказал ему, что он эгоист. И еще сказал, что как-то слышал, как месье Бинкли говорил про мебель… Он говорил, что в доме Сирила есть вещи, которые принадлежат месье Николасу, и что было бы хорошо вернуть их хозяину. Ведь это неправильно, что Сирил имеет так много, а у месье нет ничего. И я сказал Сирилу, что раз он так много работал над новой комнатой месье, то ему, наверное, будет жаль, если она останется практически пустой.
– Ты хитрый маленький бесенок, Паскаль.
Мальчик улыбнулся.
– Вы так думаете, мадам? Что ж, вот и хорошо. А как замечательно месье выглядит сегодня! Полон жизни и веселья. Как хорошо, что месье Николас позволил мне остаться. Если бы он отправил меня в приют, мне было бы очень плохо. О, посмотрите, мадам!.. На розовых кустах появились бутоны!..
Николас усадил Бинкли, а сам остался стоять, несмотря на протесты старого слуги.
– Бинкли, будь благоразумным, – сказал он. – Мне нужно составить план кампании, и я не собираюсь сидеть, задирая голову, только для того, чтобы потрафить твоим представлениям о приличиях.
– Похоже, к вам вернулся ваш прежний дух, сэр, – заметил слуга. – Осмелюсь спросить, сэр, а в чем будет заключаться эта кампания?
– Первое и самое главное: я намереваюсь сделать сегодняшнюю ночь настоящей брачной ночью. И я хочу, чтобы ты позаботился обо всех деталях – обо всех восхитительных мелочах, которые могли бы украсить место действия. В этом я целиком и полностью полагаюсь на тебя, поскольку безоговорочно доверяю твоему изысканному вкусу. Главное – не упустить ни одной мелочи. А теперь второе: я вполне готов заняться делами, поскольку голова у меня совершенно ясная. Принеси мне бумаги, я хочу начать немедленно.
– Как прикажете, сэр. Об остальном не беспокойтесь, я буду максимально осторожен, ибо понимаю, что подготовку следует провести втайне от миссис Дейвентри. Не беспокойтесь, она ни о чем не догадается.
Николас внимательно посмотрел на верного слугу.
– Что ж, я доверяю тебе, Бинкли, и я… Ха… на чем мы остановились? Да, бумаги. Принеси бумаги и все непрочитанные письма. Обедать я буду здесь, поскольку не собираюсь отрываться.
– Хорошо, сэр, – кивнул Бинкли, вставая, и было очевидно, что пожилой слуга очень доволен полным выздоровлением хозяина.
Николас работал все утро и весь день, уединившись в гостиной, а Джорджия тем временем решила доделать кое-что в новой спальне мужа. Сирил и в самом деле привез из Рэйвенсволка бюро, огромную кровать, кушетку и несколько стульев. Потом он помог Джорджии повесить занавески, а Лили с Паскалем тщательно вытерли повсюду пыль и приготовили постель. Бинкли же перенес одежду хозяина в объемный гардероб. Когда все было закончено, все они с гордостью осмотрели дело своих рук. Это был воистину торжественный момент. Кровать с пологом на четырех столбиках сверкала полированным деревом, бюро стояло на своем законном месте – у стены, а кушетка, стол и стулья были расставлены перед камином. На полу же расстелили ковры, и теперь даже Джорджия не могла бы указать на место, где некогда провалился Николас.
– П-просто идеально! – воскликнул Сирил, оглядывая комнату.
– Идеально, – подтвердила Джорджия, улыбаясь.
– Magnifique (фр. великолепно), – с гордостью добавил Паскаль. – Месье будет очень доволен.
– Да, действительно, вполне прилично, – заявил Бинкли.
А Лили хихикнула и сказала:
– Подойдет даже для короля. Похоже на королевские покои.
– А когда вы скажете ему, мадам? – спросил Паскаль.
– Если вы не против, я пока не скажу ему ни словечка. Когда придет время ложиться спать, я преподнесу ему небольшой сюрприз.
– Прекрасная идея, мадам, – согласился Бинкли. – Никто не мог бы придумать ничего лучшего. Мы с Лили готовим праздничный ужин из любимых блюд хозяина. Теперь он достаточно хорошо себя чувствует, чтобы поужинать внизу.
– Но это уж точно не говяжий бок, верно? – со смехом спросила Джорджия.
– Ошибаетесь, мадам. Именно, говяжий бок, великолепный говяжий бок! Мясник прислал его еще утром, причем решительно отказался от платы. Кроме того, у меня припасено несколько бутылок любимого бургундского мистера Дейвентри.
– Знаешь, Паскаль, – обратился к мальчику Сирил, – я подумал, что мы с тобой могли бы провести эту ночь в Рэйвенсволке. Я х-хотел бы научить тебя играть н-на бильярде. – Юноша бросил взгляд на Бинкли, и тот одобрительно кивнул.
– Рэйвенсволк? Я бы очень хотел посмотреть этот великолепный дом, ведь ты так много рассказывал мне о нем. Merci, Сирил. Вы не против, мадам?
– Что?.. Нет, разумеется, не против. Ты очень любезен, Сирил. А теперь спасибо всем за помощь и… Давайте побыстрее уйдем отсюда, чтобы не испортить сюрприз.
– Ванна в комнате Паскаля, миссис, – сказала Лили. – Вода, наверное, уже готова.
– Ванна?.. – переспросила Джорджия. – Но сегодня ведь не суббота.
– Да, верно. Но мистер Дейвентри попросил приготовить ванну именно сегодня. Так что если захотите, можете ею воспользоваться. Ведь у вас будет праздничный ужин… и прочее. Поэтому вы должны быть свежей, как утренняя розочка.
Сирил отвернулся, ухмыльнувшись.
– Ты очень заботлива, Лили, – сказала Джорджия. – С удовольствием приму ванну. Жаль только, что я доставляю тебе так много хлопот.
– Никаких хлопот, миссис. Старый Мартин и мальчики помогут мне принести воду. Правда, мальчики?
– Да, конечно, – тут же откликнулся Сирил. – А потом мы с Паскалем должны идти. Хочется успеть в Рэйвенсволк до т-темноты. Пойдем, Паскаль, п-поработаем водоносами.
– Отчего у меня ощущение, что плетется какой-то заговор… – в задумчивости пробормотала Джорджия – как бы размышляя вслух.
– Никакого заговора, миссис Дейвентри, – с улыбкой ответил Бинкли. – Мы просто поговорили и решили, что вы в последнее время слишком много работали и к тому же перенервничали. Вот мы и подумали, что вас с мистером Дейвентри необходимо немного побаловать. Поэтому мы сговорились устроить вам приятный вечер.
– Понятно, – кивнула Джорджия. – Вы очень заботливы, и я ценю ваше внимание. Но в этом нет необходимости…
– Тебе обязательно н-нужно спорить, Джорджия? – перебил Сирил, и в этот момент он очень походил на своего кузена. – Почему ты не хочешь, чтобы мы хоть раз сделали для тебя что-то п-приятное? Готовься принимать ванну, ясно?
Джорджия рассмеялась.
– Что ж, если вы настаиваете, спорить не стану.
Все радостно заулыбались, и Джорджия, улыбнувшись в ответ, вышла из новой спальни Николаса.
– Ох, Сирил… – Паскаль, до этого подпрыгивавший от возбуждения, замер как вкопанный, когда они вышли из леса и перед ними открылась панорама Рэйвенсволка. – Боже, какой великолепный дом! Это самый прекрасный дом, который я когда-либо видел! О боже! Но поскольку ты лорд… Наверное, таким и должен быть твой дом, не так ли?
– Дом еще не м-мой, он п-принадлежит моему отцу, – сказал Сирил с горечью в голосе.
– Да, я это знаю. Но ты не должен таким тоном говорить о своем отце. Тебе повезло, что он вообще у тебя есть. Жаль, что он болен. Возможно, он поправится, как поправился месье Николас.
– Маловероятно, – буркнул Сирил. – Для него было бы лучше, если бы он умер побыстрее.
– Сирил, ты не должен так говорить! Желать такого – это очень плохо. О, как ужасно потерять отца! Так же ужасно, как и потерять мать, а об этом ты уже знаешь. Ну ладно, покажи мне свой дом. Я хочу посмотреть все – внутри и снаружи, сверху донизу! А потом я хотел бы поужинать в роскошной столовой и научиться играть в бильярд.
– Хорошо, маленькая обезьянка, пойдем, я п-покажу тебе дом.
Сирил взял Паскаля за руку и повел за собой, рассказывая о планировке сада, архитектуре дома и его истории, и по ходу этого рассказа он неожиданно для самого себя взглянул на свой дом свежим взглядом. Сирил любил Рэйвенсволк так, как только может молодой человек любить свое родовое гнездо, но ему ненавистна была мысль о том, что дом принадлежал не ему. Увы, дорогое его сердцу поместье сейчас принадлежало бездумной оболочке некогда сильного человека, а заправляла всем его молодая и весьма предприимчивая жена. Но в тот же день, когда отец отдаст богу душу, он, Сирил, вступит во владение поместьем, и тогда Жаклин придется подчиняться его распоряжениям, а не наоборот. О, это будет прекрасный день! В этот день он станет настоящим мужчиной, станет графом Рэйвеном, и тогда все будут смотреть на него снизу вверх и вынуждены будут уважать его. А пока только Паскаль смотрел на него снизу вверх, этот маленький мальчик был единственным человеком, сумевшим оценить его, Сирила, достоинства. И он, этот малыш, никогда не предаст его… в отличие от членов собственной семьи. Любовь Паскаля к нему была такой же всепоглощающей, как любовь Сирила к Рэйвенсволку, – была неизменной, надежной, вечной.
Такое случается, когда спасаешь чью-то жизнь.