– Это было нечто грандиозное, месье, – проговорил сонный Паскаль, едва они сели в экипаж и покатили в направлении дома. – Никогда не видел, как люди летают по воздуху и как человек засовывает себе в горло шпагу. Он не порезался, как вы думаете, месье Николас?

– Может, он ест мечи на з-завтрак, – ухмыльнувшись, сказал Сирил.

– Ничего подобного. Я уверен, что он ест самый обычный завтрак. А шпаги он засовывает в глотку, чтобы зарабатывать. Верно, месье?

Николас потрепал мальчика по волосам.

– Да, верно. Он очень много тренируется, чтобы не причинить себе вреда.

– А та дама, что стояла на лошадях? Наверное, она много раз падала, прежде чем выучила этот номер. Но ее выступление было замечательным.

– Это как с т-тобой, обезьянка. Очень скоро ты н-научишься держаться в седле.

– Теперь я езжу гораздо лучше, правда, Сирил? Сирил превосходный наездник. Месье Николас, может быть, вы найдете время и придете на меня посмотреть?

– Обязательно, Паскаль. Я очень хотел бы посмотреть и на твои успехи. Бинкли говорит, что ты возвращаешься всего лишь в два раза грязнее, чем перед выходом, а это – верный признак успехов.

Паскаль придвинулся к Николасу поближе и, зевнув, проговорил:

– Теперь я падаю два или три раза за урок! Это совсем неплохо. Сирил очень терпеливый, хотя он и сердится, когда я забываю удерживать вожжи. Ему ведь приходится гоняться за моей лошадью… Но лошадь не виновата. Вы купили очень хорошую лошадь, месье. Спасибо…

– Не за что, Паскаль, – сказал Николас.

Но его слова не были услышаны, так как мальчик уже заснул. Николас улыбнулся. От посещения первого в Европе цирка – «Амфитеатра Эстли» – малыш сильно возбудился; да и вся предыдущая неделя была наполнена подобными событиями – экскурсия в Воксхолл, посещение Музея автоматов и механических скульптур, что особенно впечатлило Паскаля, а также визит в Тауэр. Но Паскаля гораздо больше интересовал слон в зверинце, чем история, и Николаса это не особенно удивило. Как ни печально, но его также не удивил живейший интерес, который Сирил проявил к Тауэр-Грин – месту, где были обезглавлены многие известные личности. У Паскаля же это место вызвало отвращение, и он отчитал Сирила за то, что тот больше внимания уделял мертвым, чем живым. Николас воздержался от участия в последовавшем споре, но он начал понимать, что имела в виду Джорджия, когда говорила об особых отношениях, установившихся между этими двумя, и возблагодарил господа за это. По крайней мере, у Сирила появился настоящий друг, пусть и совсем маленький. К тому же, у Паскаля был чрезвычайно оптимистичный взгляд на жизнь, и казалось, что беседы с ним шли Сирилу на пользу.

Николас всем сердцем полюбил Паскаля, и в этом не было ничего удивительного. Не полюбить его было просто невозможно, поскольку наивный идеализм и живой ум этого малыша самым странным образом сочетались с житейской мудростью. Да-да, общение с этим ребенком явно шло Сирилу на пользу. Казалось, только Паскаль мог вывести его из мрачного настроения, а сейчас, похоже, Сирил пребывал именно в таком состоянии духа, поскольку смотрел в окно и постоянно хмурился.

– Сирил, у тебя все в порядке? – спросил Николас.

Юноша вздрогнул и повернулся к кузену.

– В п-полном. А почему ты с-спрашиваешь?

– Из-за всей этой суеты мы с тобой мало времени проводим вместе. Знаешь, я хотел бы убедиться, что ты не слишком волнуешься из-за того, что нам предстоит.

Глаза Сирила сверкнули, но он тут же отвел взгляд и пробурчал:

– Почему я должен волноваться?

– Потому что в любом случае этот конфликт перерастет в большой скандал. Сказать по правде, мне становится не по себе при мысли о том, что придется противостоять Жаклин на глазах у доброй половины Лондона.

– Тебе страшно? – спросил Сирил, с удивлением глядя на кузена – словно в том впервые проявилось нечто человеческое.

– Господи, Сирил, да я и так уже сильно обжегся об эту даму. Меня не слишком радует перспектива вновь оказаться у нее на пути. Как бы Паскаль ни смотрел на меня, я вовсе не герой, когда речь заходит об этом… Я бы предпочел спрятаться в темном чулане – только бы не столкнуться с Жаклин. Но я должен, потому что слишком многое поставлено на кон.

– Я… Я тоже б-боюсь, – неохотно признался Сирил.

– Вот и хорошо. Значит, нас уже трое. Потому что и Джорджия, хотя притворяется смелой, на самом деле вне себя от страха. И я вижу, как ее страх усиливается с каждым днем.

– Я думал, она х-хочет такой жизни. – Сирил махнул рукой, указывая на проплывавшие за окном лондонские улицы.

– Да ты в своем уме? – пробормотал Николас. – Джорджия с удовольствием забралась бы в чулан вместе со мной. Ты должен помнить, что у нее нет опыта светской жизни. Да она и не стремилась к ней никогда.

– Тогда з-зачем она вышла за тебя?

– Если быть до конца откровенным… Думаю, она меня пожалела. К тому же, ее жизнь у Жаклин мало чем отличалась от каторги. А если ты думаешь, что она вышла за меня из-за моего положения в обществе, то ты очень ошибаешься. Наверное, Жаклин убедила тебя в этом, но подобное предположение далеко от истины. Ты ведь и сам понимаешь, что в данный момент, с моей-то репутацией, от меня ей больше вреда, чем пользы.

Юноша молчал, обдумывая слова кузена.

– Тебе придется научиться доверять мне, Сирил. Не в моей натуре лгать или вводить в заблуждение. Если я говорю тебе, что мне не по себе, то можешь мне верить.

Сирил изобразил подобие улыбки.

– Ну, в это я м-могу поверить…

– Отлично. А что будет дальше – посмотрим. Ты поедешь с нами на ужин к лорду и леди Кларк? Они просили передать тебе приглашение. Кстати, я считаю, что тебя нужно устроить в университет, а лорд Кларк – именно тот человек, с которым стоит поговорить об этом. У него крепкие связи с Оксфордом, и он без сомнения сможет помочь. Возможно, он также сможет порекомендовать хорошего наставника, который сможет должным образом подготовить тебя.

– Ты пытаешься изображать из с-себя отца-покровителя, Николас? – спросил Сирил, и в голосе его прозвучал холодок.

– Разумеется, нет. У меня хватает забот с Паскалем. Я просто пытаюсь найти способ прервать твое затворничество в Рэйвенсволке. Думаю, тебе понравится студенческая жизнь. Мне, например, нравилось сочетание вина, женщин и учебы. Просто идеальное сочетание.

Сирил заерзал на сиденье и пробормотал:

– Мне т-трудно такое представить.

– Поверь, все именно так.

– Но мне не н-нравится, когда мною управляют, – заявил юноша.

– Никто тобой не управляет, Сирил. Просто подумай о моем предложении, вот и все.

– К тому же, у меня обязательства в Р-Рэйвенсволке. Если мы избавимся от Жаклин, мне придется взять на себя управление поместьем, – проговорил Сирил и снова уставился в окно.

– Возможно. Но есть реальная вероятность того, что твой отец поправится.

Взгляд Сирила метнулся к кузену.

– Что ты х-хочешь сказать? – В голосе юноши прозвучали панические нотки.

– Жаклин и к этому приложила руку. Я думаю, ее устраивала ситуация, при которой твой отец оставался недееспособным, и поэтому она позаботилась о том, чтобы он таким и оставался.

Сирил с трудом сглотнул.

– Николас… о чем ты?.. – пробормотал он.

– Она поила его какой-то отравой, но Джорджия считает, что ей удалось найти противоядие. Посмотрим, как пойдет дело. Впрочем, Джорджия верит, что он выздоровеет, а я ей доверяю. Так что не исключено, что у тебя снова появится отец.

Сирил смертельно побледнел.

– Когда?

– Пока не знаю. Но ты должен надеяться. Потому что в случае удачи у тебя появится возможность жить собственной жизнью.

– Единственная жизнь, к-которую я хочу, – это жизнь в Рэйвенсволке, – пробормотал Сирил.

– Потому что это единственная жизнь, которую ты знаешь. Но нельзя прожить всю жизнь затворником. Ведь перед тобой – целый мир.

Ответа не последовало, и Николас не стал продолжать. Вскоре экипаж остановился перед его особняком, и Сирил тотчас же выбрался на тротуар. Не сказав ни слова, он направился в дом. Николас, подхватив на руки спящего Паскаля, последовал за ним, остановившись лишь для того, чтобы поцеловать Джорджию, которая вышла их встретить.

– Сейчас же вернусь к тебе, – прошептал он и начал подниматься по лестнице со своей нетяжелой ношей.

Разбудив Паскаля, Николас помог ему раздеться и надеть ночную рубашку. Потом уложил мальчика в постель и накрыл одеялом.

– Bon nuit, cher monsieur, (спокойной ночи, дорогой месье фр.), – пробормотал Паскаль. – Что бы вы ни говорили, вы герой. И не волнуйтесь за Сирила, он разберется со своими проблемами.

Николас бросил на мальчика пристальный взгляд, гадая, что именно тот услышал.

– Я очень на это надеюсь, Паскаль. Сирил заслуживает счастья.

– Но для него счастье в борьбе, месье. Он сражается с мраком.

– Какой ты у нас проницательный, – сказал Николас, погладив малыша по щеке. – Ну, а сейчас пора спать, молодой человек. Засыпай – и приятных тебе снов.

– Спасибо, месье. Вам тоже приятных снов.

Веки Паскаля отяжелели и сомкнулись. Николас улыбнулся и вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Джорджия, Николас, наконец-то вы приехали! – Маргарет поспешила к ним навстречу, протягивая руки. – Но где же Сирил?

– В последнюю минуту он неважно себя почувствовал, – сказал Николас. – Он передает свои извинения.

– Что ж, надеюсь, с ним все будет в порядке. Проходите же… Джордж, наконец-то я могу познакомить тебя с женой Николаса.

Присев в книксене, Джорджия с любопытством посмотрела на мужа Маргарет; тот приветствовал ее вежливым поклоном, после чего с радостной улыбкой протянул руку Николасу.

– Давно не виделись, Дейвентри! Передать не могу, как я рад, что ты вернулся.

– Рад это слышать. – Николас тоже улыбнулся. – Твоя поддержка очень много для меня значит. Ведь Маргарет тебе уже все рассказала?

– Даже больше, чем ты думаешь. Могу я предложить тебе шерри? Нам надо многое наверстать.

Во время оживленной беседы в гостиной Джорджии казалось, что она вот-вот надорвется от напряжения; впрочем, это была ее вина.

Джордж – как и его жена до этого – был искренне рад видеть старого друга, а мелодичный смех Маргарет приятно разнообразил беседу.

Когда пришло время садиться за стол, Джорджия внезапно потеряла аппетит, хотя обычно не страдала от его отсутствия; более того, она вдруг почувствовала себя нездоровой. А что, если она возьмет не ту вилку?.. А вдруг она уронит бокал и зальет вином красивое платье из розового крепа, которое столь великодушно дала ей Маргарет и которое она с таким усердием подогнала по своей фигуре? А если вдруг скажет что-то совершенно неуместное? Ведь такое частенько с ней случалось… Сосчитать невозможно, сколько раз ее унижали в доме викария, выгоняя из-за стола. И как Николас терпел ее?.. А уж что касается Маргарет… Ей невыносима была мысль о том, что она может поставить хозяйку в неловкое положение.

Джорджия с трудом проглотила ложку супа. Всю свою жизнь она в мечтах представляла себя именно в такой ситуации, но в тумане фантазий ей ни разу не приходило в голову, что обычный обед может быть обставлен такими сложностями. Все сидевшие за столом, все, кроме нее, прекрасно знали, какой вилкой, каким ножом и каким бокалом пользоваться – для них это было так же естественно, как дышать, – а вот она, Джорджия… Не столкнулась ли Золушка с такой же проблемой, когда вышла замуж за принца и поселилась во дворце? Или тогда жизнь была попроще?.. Возможно, во времена Золушки имелся лишь один столовый прибор. Наверняка в те времена постоянно использовали один и тот же бокал, а не три разных в течение обеда.

Джорджия вздрогнула, неожиданно осознав, что к ней обращается лорд Кларк, сидевший во главе стола по правую руку от нее.

– Что? Прошу прощения… – пробормотала она, кашлянув; в этот момент тарелку с супом убрали и поставили перед ней другое блюдо.

– Миссис Дейвентри, любите ли вы читать?

– О да, очень люблю. Прошу вас, называйте меня Джорджия. Меня все так называют. У Николаса прекрасная библиотека в Клоузе, хотя она сильно пострадала. Но подбор книг великолепный, есть даже прекрасное издание «Кандида». Я очень обрадовалась, когда обнаружила его, поскольку читала это произведение только на английском и всегда мечтала познакомиться с оригиналом. Это одна из моих любимых книг. Особенно мне нравится конец, когда Кандид после всех своих злоключений приходит к выводу, что самое замечательная вещь на свете – возделывать свой сад. В этом есть здравый смысл, не так ли?

– В самом деле есть… – согласился Джордж. – Значит, вы говорите по-французски?

– Да, хотя после смерти матери у меня не было возможности практиковаться. А сейчас я говорю по-французски с Паскалем – это наш французский ребенок – но думаю, что для него важнее совершенствоваться в английском, поскольку он будет жить в этой стране. – Джорджия внезапно умолкла, потом в смущении пробормотала: – О, прошу прощения. Боюсь, я заболталась. Оказывается, я страшно нервничаю…

– Вы совсем не заболтались, Джорджия. – Джордж улыбнулся. – И я понимаю, что вы волнуетесь. Но уверяю вас, для волнения нет никаких оснований. Моя жена описала вас как исключительную женщину, и, должен признаться, я согласен с ней. Надеюсь, я не смутил вас своим признанием.

– Что ж… – Джорджия покраснела. – Мне очень приятны ваши слова, сэр. Маргарет постоянно говорит об уверенности, и если вы находите меня… не слишком gauche, (фр. нескладной, неловкой) – тогда, полагаю, надежда еще есть. Но что бы вы ни говорили, сэр, я прекрасно понимаю, что злоупотребила вашим вниманием. Когда я нервничаю, я всегда слишком много говорю – или молчу, не в состоянии сказать ни слова. Но обещаю вам, на вашем балу я буду нема как рыба. Уверена, вашим знакомым вряд ли будет интересно услышать о возделывании садов или об освобождении людей из рабства. Ой!.. – воскликнула она, прикрывая рот ладонью. – Я имела в виду Кандида, а не себя, вы же понимаете…

Джордж громко рассмеялся, что заставило Николаса и Маргарет прервать разговор и посмотреть на них с Джорджией.

– Прошу меня извинить. – Джордж с женой обменялись веселыми взглядами. – Мы с Джорджией вели очень интересную дискуссию… о садоводстве.

– Джорджия потрясающий садовник, – заявил Николас. – Она сотворила чудо с садом Рэйвенс Клоуза. А ведь я думал, что его уже невозможно восстановить…

– Николас, я же тебе говорила, что все дело лишь в любви и уходе.

– Я согласна с Джорджией, – сказала Маргарет. – Моя матушка всегда считала, что с растениями можно и нужно разговаривать и что такое общение творит чудеса. Это как с больными людьми. Недостаточно просто давать им лекарства, нужно убедить их поверить в то, что они поправятся, и тогда в девяти случаях из десяти так и будет.

– Верно! – восторженно воскликнула Джорджия. – Абсолютно верно!

– Должно быть, в вас обеих говорит французская кровь, – пожав плечами, заметил Джордж. – Не могу представить, что я уговариваю прорасти какое-нибудь маковое семечко.

– Да, действительно, тебе это совершенно не подходит, Джордж. Так что прибереги свои уговоры для других случаев, – с легким смешком проговорила Маргарет. – А что там насчет твоей французской крови? – спросила она Джорджию. – Я заинтригована. Ты ничего об этом не говорила, – а ведь даже капля французской крови может многое объяснить, – добавила Маргарет с лукавой улыбкой.

С трудом сдержав рвавшийся наружу озорной смешок, Джорджия проговорила:

– Я лишь наполовину француженка. Вы должны принять во внимание и мою шотландскую кровь, что объясняет мою склонность экономить каждый пенни.

– Да, это верно, – с улыбкой сказал Николас. – Я и забыл, что твой отец – из шотландских горцев. Это действительно многое объясняет. Но я не знал, что твоя мать француженка. Джордж прав – вот откуда твои причуды… Прошу прощения, я, наверное, что-то упустил… – Он покосился на Маргарет и Джорджа, пристально смотревших на его жену.

– Дорогая, какая у тебя девичья фамилия? – спросила Маргарет; улыбка покинула ее лицо, и теперь оно стало бледным и напряженным.

– Камерон, – ответила Джорджия. И с изумлением уставилась на Маргарет, у которой выпала из руки вилка, звякнувшая о тарелку.

– Не может быть… – почти шепотом произнесла Маргарет.

Джорджия вопросительно посмотрела на мужа, но тот лишь пожал плечами; как и она, он был в замешательстве.

– Чего не может быть? – спросил он наконец. – Похоже, я действительно упустил что-то важное. Но все-таки я очень хочу знать, почему вы оба смотрите на мою жену так, словно у нее вдруг выросло две головы.

– А девичья фамилия вашей матери? – очень тихо спросил Джордж.

– Не знаю, – ответила Джорджия. – Она никогда не рассказывала о своей семье. Но что вас так расстроило? Я что-то не то сказала?

Николас уже собирался задать какой-то вопрос, но Джордж, сделав едва заметное движение рукой, остановил его и, нахмурившись, проворчал:

– Думаю, здесь заметна рука Жаклин. Ты согласна со мной, дорогая? – спросил он, переводя взгляд на жену.

Маргарет прижала к щекам дрожащие руки.

– Да, конечно же. Наверняка за всем этим стоит Жаклин. О, Джордж, ты прав! Да-да, в этом есть смысл…

– Ради бога, в чем есть смысл? – спросил Николас.

– Минуточку, Николас. Сейчас все станет ясно. – Маргарет сделала глубокий вдох и повернулась к Джорджии. – Джорджия, дорогая, слушай меня внимательно. Ты помнишь, я рассказывала тебе, как Жаклин ненавидела нашу старшую сестру и всячески пыталась отравить ей жизнь?

Джорджия кивнула в полном замешательстве.

– Так вот, когда сестра влюбилась в красивого молодого человека из хорошей семьи, Жаклин из ревности сочинила про нее гнусную историю. Она представила все так, будто наша сестра вела себя очень неподобающим образом. Нашему отцу не оставалось ничего иного, как предложить бедняжке покинуть дом. Потом семья этого молодого человека отреклась от него. Из-за скандала он был вынужден оставить службу и покинуть свой полк. Молодого человека звали Чарльз Камерон.

Губы Джорджии стали совершенно бескровными, и она с дрожью в голосе проговорила:

– Так… так звали моего отца.

– Я так и думала, – кивнула Маргарет. – А твою матушку звали Юджиния, не так ли?

Джорджия молча кивнула.

– Ее девичья фамилия была де Гир, и она была моей сестрой, – сказала Маргарет с горестным вздохом.

Джорджия оцепенела; она пыталась сосредоточиться на дыхании, потому что боялась, что у нее вот-вот остановится сердце. Словно в тумане – глаза ее наполнились слезами – она заметила склонившегося над ней Николаса. Уже разрыдавшись, она увидела, что Маргарет тоже заплакала.

– Я… не понимаю, не понимаю… – всхлипывая, бормотала Джорджия.

Николас положил руки ей на плечи и тихо сказал:

– Чертовски занятный поворот событий. Может, кто-нибудь возьмет на себя труд объяснить, как мы к этому пришли?

– Странно, что я не поняла этого раньше, – прошептала Маргарет, утирая слезы. – Ведь сейчас все кажется таким очевидным…

– Очевидным?! – воскликнул Николас. – Это слово, на мой взгляд, меньше всего подходит для данной ситуации. Ведь Джорджия в таком же замешательстве, как и я!..

Утирая слезы, Джорджия посмотрела на Маргарет и проговорила:

– Пожалуйста, прошу тебя, объясни же… Я совершенно ничего не понимаю. Ты уверена, что нет другого объяснения?

– Какого другого? Ведь все очевидно… Твоя мать, француженка по имени Юджиния, была замужем за шотландцем по имени Чарльз Камерон. Они жили в безвестности и почти в нищете, потому что их семьи отказались от них. Я понимаю, что ты в шоке, я тоже испытываю нечто похожее. Но все это не может быть просто совпадением, уж поверь мне.

– Да, пожалуй… – пробормотала Джорджия. – Но как же все-таки…

– Есть и еще кое-что, – с улыбкой перебила Маргарет. – Наша матушка вырастила нас, зарабатывая на жизнь шитьем, а ты очень ловко обращаешься с иголкой. Но еще важнее тот факт, что во Франции она была известна как целительница и знаток лекарственных растений. Она всех нас этому научила, но самой способной ее ученицей была моя сестра Юджиния, которая передала свои знания тебе. – Маргарет поднялась и, подойдя к Джорджии, взяла ее за руки. – Ах, дорогая, наверное, это самое чудесное, что только могло случиться на этом свете.

– Я… – Джорджия заморгала, смахивая слезы. – Мне так не хватало семьи…

– О, моя милая девочка, у тебя есть семья – да еще какая! Ты не только внучка графа и графини де Гир, но твоим дедушкой является Эван Камерон, знаменитый вождь шотландцев.

– Бог ты мой… – пробормотал Николас. – Те самые Камероны?

– Да, те самые. А ты переживала из-за своего происхождения. Дорогая моя, твое происхождение таково, что немалая часть лондонского света выстроится в очередь, чтобы познакомиться с тобой.

– Святые небеса, оказывается, я женат на аристократке, – нарочито сухо проговорил Николас. – Куда же девалась жена простого фермера?

Джорджия закрыла лицо ладонями, и ее плечи задрожали.

– Милая… – Николас коснулся ее волос. – Я тебя расстроил, да? Но я хотел лишь поддразнить тебя, ты же знаешь…

Джорджия опустила руки; по ее лицу текли слезы, но она при этом смеялась.

– Я не могу… не могу… – проговорила она, задыхаясь. – Извините, это просто шок.

Джорджия снова закрыла лицо ладонями и зашлась в истерическом смехе. Николас с улыбкой посмотрел на Маргарет и тихо сказал:

– Прошу прощения, но с Джорджией такое иногда случается.

И тут Маргарет вдруг тоже засмеялась.

– Она похожа на свою матушку больше, чем вы думаете. У Юджинии, независимо от обстоятельств, было удивительное чувство юмора. О, Николас, все это похоже на сказку! Благодаря невероятному стечению обстоятельств я как будто вновь обрела сестру. После ее неожиданного отъезда мое сердце не переставало болеть, и за все это время – ни единой весточки. А я так ее любила…

Джорджия подняла голову, наконец-то овладев собой. В радостном изумлении глядя на Маргарет, она пробормотала:

– Выходит, что ты моя тетушка… У меня есть тетя…

– Очень неприятно это говорить, но у тебя их две, – сказала Маргарет. – Я – лишь одна из них.

– О господи, Жаклин! – Джорджия посмотрела на мужа. – Что ты теперь должен обо мне думать?

– Думать… о тебе? – в замешательстве переспросил Николас. – Черт побери, что ты имеешь в виду? – Сообразив, наконец, о чем речь, он продолжал: – Дорогая, ты же не думаешь, что я могу ставить знак равенства между тобой и Жаклин? Джорджия, милая, ты ведь пострадала от действий Жаклин точно так же, как и твоя матушка, но… А что же случилось с Юджинией? Маргарет, в чем обвинила ее Жаклин?

– Это была редкостная подлость с ее стороны. К тому времени, когда Юджиния встретила Чарльза, Жаклин стала просто невыносимо завистливой. Чарльз же был лихим гвардейцем, и Юджиния, юная и красивая, его полюбила. Но их роман развивался тайно, потому что Юджинии тогда было всего шестнадцать. Они решили скрывать свои отношения, пока она не достигнет брачного возраста, но Жаклин каким-то образом умудрилась обо всем узнать. Ей самой тогда было одиннадцать, но думаю, уже в то время ее терзала мысль о том, что Юджиния может быть счастлива. Хотя… Возможно, она просто боялась домашней работы. Ведь без старшей сестры ей, Жаклин, пришлось бы трудиться гораздо больше. Юджиния и Чарльз часто обменивались письмами, которые доставляла им я. Мне было всего шесть лет, и я страшно гордилась, что мне доверили настоящую тайну. А Жаклин узнала, где Юджиния прятала письма, и отнесла их отцу, сопроводив их своей историей.

– Но какую же историю могла сочинить одиннадцатилетняя девочка? – спросил Николас.

– Жаклин оказалась слишком развита для своих лет и смогла проявить недюжинную сообразительность, когда ей понадобилось оклеветать Юджинию и Чарльза.

– В чем же она их обвинила?

Маргарет молча потупилась, и Джордж ответил вместо нее:

– Она сказала, что Юджиния встречалась с Чарльзом в общей спальне девочек. Простите за подробности, но она сказала графу де Гиру, что больше не хочет слышать их возню и каждую ночь мерзнуть в чулане, дожидаясь, когда Чарльз уйдет. И еще она заявила, что якобы слышала, как Юджиния сказала Чарльзу, что ждет ребенка.

– Ох, бедная maman, – прошептала Джорджия.

– Но почему он поверил Жаклин?! – возмутился Николас. – Неужели все верят грязным россказням?!

– Отец поверил ей, потому что никак не мог подумать, что Жаклин что-то знала о подобных вещах, – сказала Маргарет. – Естественно, Жаклин солгала, но в свою историю она вплела частички правды, и клевета стала звучать довольно правдоподобно. Когда же отец устроил мне допрос, я призналась, что передавала записки. В общем, отец выгнал Юджинию, причем самым большим ее грехом считался не ребенок, которого она якобы носила, а то растление, которому, по его мнению, подверглась Жаклин. В глазах моего отца это был непростительный грех. Эта история разбила его сердце, но он выгнал старшую дочь и сказал ей, чтобы она даже не пыталась связаться с семьей. Не правда ли, эта ссора напоминает ту, которая произошла между тобой, Николас, и твоим дядей. Теперь ты понимаешь, почему я никогда не сомневалась в твоей порядочности.

– О господи! – воскликнул Николас. – С кем же мы имеем дело?! Ведь эта женщина – порождение самого дьявола! – Утирая лоб, он с тяжким вздохом опустился на стул.

– Я же тогда не понимала, что произошло, потому что была совсем маленькой, – продолжала Маргарет. – Я знала лишь одно: мою любимую старшую сестру с позором выгнали из дома и я больше не увижу ее. Но годы спустя, став достаточно взрослой, чтобы разобраться, в чем обвиняли Юджинию, я поняла, что Жаклин солгала. А каково было бедному Чарльзу, которому в то время было двадцать! Но я абсолютно уверена: он никогда бы не позволил себе так жестоко скомпрометировать Юджинию. Скажи мне, Джорджия, скажи просто для того, чтобы удовлетворить мое любопытство… Когда ты родилась?

– 4 августа 1797 года.

– Вот видите! А я вам что говорила?! Юджиния уехала в июле девяносто шестого! Она не могла тогда носить ребенка, так как Джорджия родилась только год спустя. А других детей у нее не было?

– Только я. Мне… Ох, так трудно все это переварить…

– Естественно, трудно. – Лицо Маргарет озарила улыбка. – Ты даже не представляешь, Джорджия, как ты похожа на свою мать. Не внешне, конечно, потому что у тебя отцовский цвет волос, хотя у тебя они вьются, как у Юджинии, – но характер… В этом ты, безусловно, в мать… и это просто замечательно. И все же меня печалит мысль о том, как сложилась жизнь Юджинии.

– Сложилась не так уж плохо, – сказала Джорджия. – Мать с отцом очень любили друг друга, и у нас в доме всегда слышался смех. Я уверена, что они были счастливы.

– Они были счастливы еще и потому, что у них, моя дорогая Джорджия, была ты, – сказала Маргарет. – Если это не слишком тяжелые для тебя воспоминания, расскажи, как умерла моя сестра.

– Она заразилась тифом от одного из своих пациентов. Я ухаживала за ней три недели, но ничего не смогла поделать.

– Ох, бедная Юджиния… – прошептала Маргарет, и в ее глазах заблестели слезы. – А Чарльз? Что стало с ним?

– Он скончался за пять лет до этого.

Джорджия коротко описала те ранние годы, очень стараясь изобразить их радостными и светлыми. Но от нее не ускользнул проницательный взгляд, который бросил на нее Николас, и она едва заметно покраснела – он-то знал, что она сильно все приукрашивала.

– Какая печальная история… – сказала Маргарет, утирая глаза. – Моя бедная сестра вынуждена была так страдать… Без сомнения, все эти события подорвали здоровье Чарльза. И все это – из-за Жаклин.

Несколько минут все молчали. Наконец Николас со вздохом проговорил:

– Что ж, теперь совершенно очевидно, что Жаклин подло подставила Юджинию и Чарльза, и не менее очевидно то, что Жаклин с самого начала знала, кто такая Джорджия. Ведь не зря же она привезла Джорджию в Рэйвенсволк и постаралась спрятать ее там. Все это не может быть простым совпадением.

– Да, довольно странный способ общаться со своей модисткой, – согласилась Маргарет.

– И тогда понятно, почему она с самого начала возненавидела меня, – сказала Джорджия. – Тогда я, конечно, не могла этого понять, но было ощущение, что она старалась наказать меня за что-то.

– Того, что ты дочь Юджинии и Чарльза, было для нее вполне достаточно, – сказала Маргарет. – Знаешь, я иногда думала: а не испытывала ли Жаклин к Чарльзу тайную страсть?

– Ох, Маргарет, ты неисправимый романтик, – проворчал Джордж. – Ты ведь сказала, что Жаклин в то время было всего лишь одиннадцать.

– Ты удивился бы, если бы узнал, о чем думают девочки в одиннадцать лет, – парировала Маргарет. – А Жаклин, вероятно, думала об этом даже больше других.

– Значит, ты считаешь, что она чувствовала себя отвергнутой Чарльзом Камероном, поэтому вдвойне жаждала мщения? – спросил Николас.

– Вполне возможно, – кивнула Маргарет.

– Что ж, тогда понятно, почему ее так взбесило замужество Джорджии, – пробормотал Николас, как бы размышляя вслух. – Гм… Интересно, а давно ли ей стало известно, что Джорджия – дочь Юджинии?

– Как мы можем это узнать? – Маргарет развела руками. – Но не думаю, что это произошло до приезда Джорджии в Лондон. Откуда Жаклин могла бы узнать о ней что-либо? А вот потом, уже в Лондоне… Должно быть, она что-то о ней узнала. Хотя ума не приложу, где именно. Да и где она могла ее увидеть?

– Мне кажется, это могло случиться только у мадам Ла Салль, поскольку я всегда покупала у нее ткани. Мадам кое-что обо мне знала, поскольку я прожила у нее около года. Возможно, Жаклин навела справки.

– Да-да, конечно, – закивала Маргарет. – Жаклин могла задать несколько вопросов якобы из простого любопытства, а потом… В общем, сообразила. Ох, как же она коварна!

– Но я убежден, что мы сумеем загнать ее в угол, – заявил Николас. – Ведь теперь, на балу, мы сможем представить Джорджию как племянницу Маргарет. Жаклин ничего не сможет возразить и окажется в чертовски глупом положении.

– О да, для нее это станет очень неприятным сюрпризом! Надо до последнего держать в секрете появление Джорджии, – с радостной улыбкой сказала Маргарет. – Господи, это будет замечательно!

– Моя жена прирожденная интриганка. Обожает всевозможные интриги. – Джордж усмехнулся. – Ничто не может доставить ей такого удовольствия. Посмотрите, в каком нежном возрасте она начала этим заниматься, передавая послания для старшей сестры.

Маргарет бросила на мужа веселый взгляд.

– Уж если я и плету интриги, – сказала она, – то делаю это во благо других. Вспомни, какого успеха я добилась в прошлом году!

– Если ты говоришь об Эдварде и Элизе Сетонах, моя дорогая, то я совершенно уверен: они и сами бы прекрасно справились, поскольку оба – вполне здравомыслящие люди.

– Мой дорогой Джордж, ты очень мало разбираешься в искусстве любви. Это не имеет абсолютно ничего общего со здравомыслием. Дела любовные нельзя вершить так же, как дела государственные. Но сейчас… Поскольку эта интрига связана с моей коварной сестрицей, я очень внимательно прислушаюсь к твоим советам.

– Вот и хорошо, – кивнул Джордж. – Думаю, у меня уже есть план. Конечно, он потребует некоторой доли везения, но полагаю, я справлюсь.

– Представляешь, как обрадуется Бинкли, узнав, что в твоих жилах течет голубая кровь? – сказал Николас в экипаже, когда они с Джорджией возвращались домой. – Думаю, он с важным видом заявит, что знал об этом с самого начала.

– Я все еще не могу в это поверить, – ответила Джорджия, уютно прижимаясь к мужу. – Как хорошо, когда тебя встречают с таким искренним радушием, обнимают и целуют. Ох, Николас, как же мне не хватало близких людей. Ведь я была совсем одна…

– Да, помню, каково это… Но знаешь… Ты все переживала из-за того, что считала себя неровней мне, но похоже, теперь я оказался в таком же положении. Наверное, я должен пасть ниц перед тобой и тешить себя надеждой, что ты будешь и впредь любить меня по доброте своего возвышенного сердца.

Джорджия звонко рассмеялась.

– Не думаю, что у тебя это получится, Николас. И потом… Уверяю тебя, я сейчас ничуть не лучше, чем была два часа назад. И я по-прежнему такая же необразованная. Но, конечно же, все случившееся похоже на сбывшуюся мечту – за исключением того, что связано с Жаклин. Я не могу радоваться тому, что мы с ней – кровные родственницы. Родство с Маргарет вызывает у меня восторг, а Жаклин я стала ненавидеть еще сильнее, потому что она – воистину настоящее воплощение зла. Она исковеркала жизни стольких людей – моего отца, моей матери, твою жизнь, твоего дяди, Сирила…

– И себя не забудь, любимая. Не забудь о своей жизни. Ты имеешь полное право не просто сердиться на нее, а по-настоящему ненавидеть.

– Ах, Николас, горевать из-за прошлого – пустая трата времени. И я, вероятнее всего, никогда бы не встретила тебя, если бы Жаклин не заточила меня в эту башню. Так что все произошедшее со мной – к лучшему. Я же говорила тебе, что верю в волшебство.

– Ты, как всегда, непредсказуема. А эти последние события – они действительно словно из сказки. Золушка меняет свои обноски на атласное платье… или что-то в этом роде. Хотя я никогда не считал тебя Золушкой.

– Между прочим, Николас, Золушка была благородного происхождения. Вот только злая мачеха обрядила ее в обноски.

– Дорогая, именно это я и хотел сказать. Жаклин идеально подходит на роль злой мачехи, точнее – злой ведьмы.

– А ты – самая лучшая кандидатура на роль принца, с которым я буду танцевать на балу.

– Однако, милая, я думал, мне в этой пьесе отведена другая роль. Ты отправишься на бал и будешь танцевать со своим распутным супругом.

– Звучит заманчиво… – ответила Джорджия, еще крепче прижимаясь к мужу.

– Заманчиво? В самом деле? Что ж, позвольте услужить вам, миссис Дейвентри.

Николас задернул шторки на оконцах экипажа, потом обнял жену и начал целовать, одновременно решительно и весьма проворно задирая ее юбки.

– Ах, Николас! – воскликнула Джорджия. – Прямо здесь? Ты уверен, что это прилично? О!..

Он рассмеялся, уткнувшись носом ей в шею, и его пальцы скользнули в ее лоно. Она застонала, а супруг, потянув вниз лиф платья, обнажил ее грудь и припал губами к набухшему соску.

– Джорджия, милая… – прошептал он, охваченный страстью.

В следующее мгновение он расстегнул брюки, приподняв Джорджию, усадил ее к себе на колени. Чуть шевельнувшись, вошел в нее и, пробормотал:

– Золушка никогда не была такой чувственной.

Джорджия тихо рассмеялась.

– Николас, что ты знаешь о Золушке? Я уверена, что ей это ужасно нравилось. Наверное, ее принц был таким же умелым, как ты, и доставлял ей такое же удовольствие. – Она шевельнула бедрами, и Николас невольно застонал.

– О боже, Джорджия!.. – вскрикнул он, когда она снова шевельнулась.

Минуту спустя Николас почувствовал, что экипаж сворачивает налево, и понял, что они уже на Аппер-Брук-стрит.

– Джорджия, любимая… – простонал он с легким смешком.

– О, Николас, я люблю тебя, люблю…

– Я знаю, милая, но мы можем поговорить об этом позже. Давай-ка поторопимся, а то нас застанут в in flagrante delicto (на месте преступления).

Прошла еще минута-другая, и Джорджия быстро одернула юбки и поправила лиф, а Николас столь же поспешно застегнул брюки. Когда же дверца экипажа распахнулась, супруги выглядели так, словно всю дорогу от лорда и леди Кларк просидели абсолютно неподвижно.