Джорджия еще раз прочитала послание Николаса, потом сложила листок и сунула в карман плаща. Взглянув на свои дрожащие руки, она сняла обручальное кольцо Багги и спрятала в тот же карман. Вскоре она вообще избавится от этого кольца где-нибудь в зарослях дикого кустарника. Примерно через час другое кольцо будет сидеть на ее пальце; причем наденет его мужчина, которого она совершенно не знала. А потом… Потом ведь она должна будет принадлежать этому мужчине, не так ли?

Джорджия неотрывно смотрела в окно, задаваясь вопросом: а не сошла ли она с ума? Сразу после того, как Николас исчез за окном, она осознала всю ответственность принятого решения – и тотчас же вскочила с постели, намереваясь окликнуть его и заявить, что передумала. Но уже через несколько секунд Джорджия убрала руку с оконной задвижки. “Или жизнь с Николасом Дейвентри – или долгие месяцы, а то и годы рабства у леди Рэйвен”, – сказала она себе. В таком случае… уж лучше Николас. Ведь этот человек – такое случилось с ней впервые в жизни – поинтересовался ее мнением.

Она в последний раз оглядела свою комнатку в башне, потом расправила плечи, взяла небольшой саквояж и, осторожно ступая, спустилась по лестнице и вышла из дома через черный ход, чтобы выйти замуж за своего безрассудного принца с его разрушенным замком.

Экипаж ожидал у ворот Клоуза, именно там, где обещал Николас. Рядом с экипажем стоял и сам жених, но не один, а вместе с полным джентльменом постарше.

Немолодой джентльмен стоял с совершенно невозмутимым видом, а вот Николас, как показалось Джорджии, был чем-то озабочен. Приблизившись к ним, она постаралась придать своему лицу выражение невозмутимого спокойствия. По-видимому, ей это не совсем удалось, поскольку Николас, обернувшись на ее шаги, взглянул на нее с некоторым удивлением.

– Добрый день, мистер Дейвентри, – сказала она, проклиная свой дрожащий голос.

– Добрый день, Джорджия, – ответил Николас, улыбаясь. – Я очень рад, что вы все-таки решили прийти, но прошу, постарайтесь не смотреть на меня так, а то викарий может подумать, что я обрекаю вас на судьбу более страшную, чем сама смерть. Поверьте, я не собираюсь вас убивать – мы всего лишь поженимся. Надеюсь, вы не передумали.

– Нет, не передумала. Я дала вам слово и не пойду на попятный. Честно говоря, мне казалось, что это вы можете передумать.

– После того как я вскарабкался по стене Рэйвенсволка, чтобы попросить вашей руки? Исключено. Дорогая, позвольте мне представить вас моему слуге и ангелу-хранителю мистеру Бинкли. Без него я был бы как без рук. Бинкли, это миссис Уэллс.

Бинкли поклонился и проговорил:

– Миссис Уэллс, я чрезвычайно рад знакомству с вами. Как великодушно с вашей стороны согласиться взять этого джентльмена в супруги…

Джорджия невольно улыбнулась. В Бинкли было что-то очень цельное и респектабельное, и он сразу же ей понравился.

– Благодарю вас, мистер Бинкли, – сказала она. – Я уверена, что и ваш хозяин проявил великодушие, согласившись взять меня в супруги. Учитывая же то обстоятельство, что мы друг друга совершенно не знаем… Полагаю, этот опыт должен, как минимум, бодрить.

– Наверное, вы правы, мэм. И поверьте, жизнь подле мистера Дейвентри никому не позволит скучать. Могу я помочь вам сесть в экипаж?

Джорджия подобрала свои юбки и, опершись на руку Бинкли, забралась в экипаж. Взглянув на Николаса, севшего следом за ней, она тихо проговорила:

– Вы не сказали мне, что есть некий Бинкли, который, похоже, является неотъемлемым приложением к нашему браку.

– Считайте его моим свадебным подарком. Поверьте, довольно скоро вы будете благодарить меня за Бинкли. Он может решить великое множество домашних… и иных проблем. Кроме того, у этого человека ум как бритва, и он обладает гораздо более развитым чувством пристойности, чем я. Именно поэтому он неплохо за мной присматривает.

Джорджия молча кивнула, неожиданно смутившись. Лишь сейчас она с изумлением осознала: отныне они с Николасом будут вместе воздвигать свой общий дом – и если их не разлучит смерть или полное неприятие друг друга, то жизни их теперь будут неразрывно связаны. Она нервно поерзала на мягком сиденье экипажа и тихонько вздохнула.

– Волнуешься? – участливо спросил Николас.

– Да. Извините, мистер Дейвентри, но я ничего не могу с собой поделать. Еще сегодня утром я была портнихой леди Рэйвен, – а уже днем стану женой человека, которого до этого встречала лишь дважды… и при довольно странных обстоятельствах. Я обычно не склонна впадать в нервическое состояние, уверяю вас. Но вы должны признать, что ситуация весьма необычная и способствует подобной реакции.

– Я все понимаю, – кивнул Николас. – По правде говоря, я и сам немного нервничаю. Вступление в брак – дело серьезное. Вот почему я хочу жениться здесь, в деревенской церкви, куда я обычно приходил на службу. Конечно, мы мало знаем друг друга, но это – наша свадьба, и я хочу, чтобы все происходило… надлежащим образом.

Невеста промолчала. В смущении поправив юбки, она снова поерзала.

– Джорджия, и вот еще что…

– Да-да, я слушаю.

– Не могла бы ты называть меня Николасом? Мне это было бы приятно.

– Да, конечно, – кивнула Джорджия. – Пожалуйста, Николас, расскажите мне, что вам нравится, а что нет, и я постараюсь подстроиться под вас.

Он чуть отодвинулся и внимательно посмотрел на нее.

– Подстроиться под меня? Дорогая, позволь мне внести ясность. Я вовсе не хочу, чтобы под меня подстраивались. Мы с тобой вступаем в равноправный союз, и будет хорошо, если ты именно так станешь рассматривать свое положение. Конечно, я буду очень рад, если ты начнешь помогать мне, а иногда, возможно, даже потакать моим слабостям, но ты не должна считать себя моей служанкой. – Он сдвинул брови и добавил: – Ты ведь уже была замужем, так что наверняка понимаешь, о чем я…

Джорджия вновь кивнула, чувствуя, как краска заливает ее щеки. Она прекрасно все поняла – просто Николас выражался весьма деликатно…

– Прости, – тихо сказал он почти тотчас же. – Наверное, я был бестактен. Возможно, будет лучше, если мы посмотрим на это как на наш общий новый старт, как на некую захватывающую авантюру, в которую мы рискнули ввязаться.

Джорджия посмотрела на своего жениха и едва заметно улыбнулась.

– Ты тоже должен простить меня. Ты необычайно добр, а я веду себя как глупая девчонка. Ты абсолютно прав. Мы оба отправляемся… в приключение, и я постараюсь не забывать об этом.

– Вот и хорошо. Джорджия, мы уже приехали, – с этими словами Николас выбрался из экипажа, затем помог своей невесте. А потом сразу повел ее в церковь.

В церкви было сумрачно и прохладно, а запах старого дерева и воска приятно щекотал ноздри. Викарий – милый старичок – искренне обрадовался, увидев Николаса, которого, по-видимому, в свое время крестил. Узнав о причине его визита, священник в восторге воскликнул:

– Все будет в лучшем виде, мой мальчик! Какую замечательную женщину ты выбрал в невесты! Я очень рад, что ты решил обвенчаться именно здесь, в церкви, стены которой видели тебя еще младенцем. А теперь, пожалуйста, станьте здесь, миссис Уэллс, а ты здесь, Николас, твой слуга – за тобой, а миссис Петерсби – вот там, пожалуйста. Ну что, начнем?

Джорджии показалось, что она вот-вот лишится чувств. Господи, она слишком хорошо помнила свое первое венчание – вот только тогда в глазах викария был холод, а все присутствовавшие не очень старательно скрывали насмешливые улыбки. Но тогда она была невинной и не понимала, что означали эти насмешки.

– Берете ли вы, Джорджина Юджиния, в мужья этого человека?..

Монотонный голос викария звучал словно издалека, и Джорджия украдкой взглянула на Николаса. К счастью, он совершенно не походил на Багги. Рассеянный свет, проникающий сквозь запыленное стекло небольшого оконца, падал на него таким образом, что она видела лишь абрис его профиля – прямую переносицу, высокий лоб, очертания чувственных губ и контур подбородка. В неярком свете свечей можно было разглядеть и завиток темных волос, заправленных за ухо удивительно правильной формы.

Николас неожиданно повернул голову, и их взгляды встретились. Он улыбнулся, а Джорджия, покраснев, быстро опустила глаза.

Нет, не было никакого внешнего сходства с Багги, совершенно никакого. Багги, стоявший у алтаря в своей лучшей одежде, хотя и не отрывал от нее глаз, ни разу не улыбнулся ей, и теперь она понимала, о чем он тогда думал.

– Этим кольцом я соединяюсь с тобой и перед ликом Господнем клянусь, что до конца дней своих буду любить, утешать и почитать тебя… – сказал Николас, надевая ей на палец золотое кольцо.

Джорджия посмотрела на кольцо. Оно было тяжелее, чем кольцо Багги, и золото было чистым. Тут Николас приподнял ее подбородок и, наклонившись, нежно поцеловал. Джорджия непроизвольно напряглась. Он поцеловал ее гораздо осторожнее, чем при первой встрече в зарослях у Рэйвенс Клоуза. Сейчас его теплые губы лишь слегка коснулись ее губ, и это оказалось совсем неплохо.

По завершении церемонии они выслушали традиционные поздравления и, не мешкая, отправились в Кок-энд-Булл, где Николас оставил ее, сказав:

– Я скоро вернусь. Сейчас я еду в Рэйвенсволк, чтобы предъявить свои права на Клоуз. Полагаю, что мне лучше одному сделать это.

Джорджия лишь кивнула в ответ, моля Господа, чтобы Николас поскорее уехал. Едва стих перестук колес его экипажа, как она выбежала из местной гостиницы и быстро зашагала по деревне, стараясь как можно быстрее оказаться где-нибудь в поле – чтобы свежий воздух выветрил из ее головы все недавние переживания. И черт с ними, с приличиями! Но она, конечно, не догадывалась, что Бинкли заметил ее бегство и, держась на подобающем расстоянии, пошел следом за ней.

Жаклин стояла посреди библиотеки, дрожа от ярости.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что женат? – проговорила она, словно выплевывая слова. – Я тебе не верю. Ты лжешь! Где доказательства?

Николас бросил на стол свидетельство о браке.

– Читай, Жаклин. На этой бумаге еще чернила не высохли.

Она схватила документ и быстро пробежала его глазами. Затем свидетельство выпало у нее из рук, и в эти мгновения она выглядела так, словно ей только что дали пощечину. Кровь отхлынула от лица Жаклин, и оно стало абсолютно белым, только на щеках ярко горели красные пятна.

– Нет, это невозможно. Только не Джорджия Уэллс. Нет, нет, нет!

– Да, именно Джорджия. – Николас скрестил руки на груди. – Но теперь она – Джорджия Дейвентри. Попрощайся со своей модисткой, Жаклин, и скажи «до свидания» Рэйвенс Клоузу. Я хотел бы получить все необходимые документы и ключи, хотя на самом деле в ключах нет необходимости. Двери просто упадут от малейшего прикосновения. – Он поднял с пола свидетельство о браке. – Думаю, ты не станешь опротестовывать этот документ. Право, дорогая, нет смысла упрямиться. Смирись с тем, что все твои замыслы провалились.

Жаклин – она выглядела сейчас совершенно больной – постаралась взять себя в руки и сказала:

– Не знаю, как тебе это удалось, Николас, хотя я не исключаю и происков этой шлюшки. Но я твердо тебе обещаю: ты об этом пожалеешь. Клянусь, я заставлю тебя пожалеть об этом.

– Клянись, в чем хочешь, Жаклин. Мне это безразлично. Отныне и ты сама мне безразлична. Отныне ты никак не сможешь повлиять на мою жизнь, и я готов держать пари, что именно этот факт так бесит тебя. Что ж, может, стоит поскорее принести документы и окончательно распрощаться?

Жаклин испустила протяжный вздох, напоминавший змеиное шипение.

– Не спеши, Николас, – процедила она. – Ты даже не представляешь, на что я способна. Да-да, не представляешь.

– Возможно, так и есть, Жаклин. Но мне противно заглядывать в ту пропасть, в которую ты готова пасть. Поскольку же сегодня день моей свадьбы, я хотел бы побыстрее вернуться к своей жене. Я больше не собираюсь терять тут время. Ключи, пожалуйста.

Она разъяренным вихрем пронеслась мимо него, и Николас, весьма довольный собой, ухмыльнулся, отметив, как рассвирепела леди Рэйвен. Да-да, он был очень собой доволен. Что ж, хоть что-то, связанное с Жаклин де Гир, могло его порадовать.

Он уже собирался отвязать свою лошадь от коновязи, когда из-за угла дома вышел худощавый молодой человек. Увидев Николаса, он в нерешительности остановился. Николас же расплылся в улыбке – перед ним стояла его точная копия; казалось, он видел себя самого, видел таким, каким был лет пятнадцать назад.

– Боже мой, Сирил! – Он шагнул к юноше, протягивая руку. – Я рад тебя видеть! Я Николас, твой кузен Николас! Ты ведь помнишь меня?

– Что т-ты тут делаешь? – Сирил не только не пожал ему руку, но и опасливо отступил в сторону.

Искренне удивившись, Николас опустил руку.

– Я вернулся домой, Сирил. Разве твоя мачеха не сказала тебе об этом? Ага, вижу, что не сказала. Я собираюсь перебраться в Клоуз.

– В Клоуз? Н-но ты не м-можешь! – воскликнул юноша.

– Не могу? Отчего же?

– П-потому что… не м-можешь. Мой отец в-выгнал тебя отсюда. Ты не м-можешь вернуться.

– Но я ведь уже здесь, – заметил Николас. – Вот он я, – а вот и ключ. – Он показал Сирилу ключ. – Мы с женой переезжаем туда сегодня вечером. Мне очень жаль, если новость тебя не обрадовала, но я этого слишком долго ждал. И я долго ждал встречи с тобой, надеялся, что ты обрадуешься моему возвращению. Признаюсь, меня удивляет твоя реакция.

– А меня удивляет т-воя наглость. – Сирил покраснел. – Тебе з-здесь не место.

– Что ж, ты имеешь право на свое мнение. Я не знаю, что именно тебе рассказали о моей ссоре с твоим отцом, но мне совершенно ясно, что этот конфликт тебе представили в самых мрачных тонах. Послушай, Сирил, ты мой единственный кузен. Хотелось бы надеяться, что мы с тобой снова станем друзьями. Я понимаю, ты был слишком молод, когда я уехал. Но ты ведь наверняка не забыл, как мы вместе проводили время?

Юноша молча ковырял землю носком сапога. Николас нахмурился и сказал:

– Сирил, не торопись с выводами и хорошенько все обдумай. Ты знаешь, где меня найти. Добро пожаловать в любое время. Всего хорошего. – Он отвязал лошадь и вскочил в седло. – Мне очень жаль твоего отца, кузен. Чертовски досадно, что все так вышло. Надеюсь, он все-таки поправится.

Сирил еще гуще покраснел. Не сказав ни слова, он резко развернулся – и исчез в доме. Николас со вздохом пожал плечами. Он решил не обижаться на странное поведение кузена. Сирил ведь был совсем мальчишкой, когда его, Николаса, вынудили уехать, – и бог знает, что мальчику про него рассказывали. Возможно, потребуется время, чтобы восстановить отношения, но теперь-то времени у него было достаточно, а вымаливать прощение он не собирался. Пусть его поступки говорят сами за себя. Что же касается Сирила… Хм… а почему он заикался? Ведь в детстве у него не было ни малейших признаков подобного недуга. Следовало расспросить Джорджию. Возможно, она что-то знала об этом.

Он направил свою лошадь в сторону Клоуза и какое-то время провел у жутких развалин, в которые превратилось его поместье. Час спустя Николас вернулся на постоялый двор и тотчас заказал большую кружку пива. Потом послал за Бинкли.

– Рэйвенс Клоуз лишь в малой степени подготовлен для обитания, сэр, – заявил слуга, докладывая о своих трудах. – Это, безусловно, не самое привлекательное место для первой брачной ночи, но там достаточно тепло, есть еда, а задние комнаты сейчас приводят в порядок. Комната для миссис Дейвентри уже подготовлена. Как вы и приказывали, в смежной спальне я растопил камин. Вот только мебели там явно не хватает…

– Спасибо, Бинкли. Сейчас мы отправимся за миссис Дейвентри, а потом ты отвезешь нас. Да, кстати… Ты ведь предусмотрел кое-какие мелочи? Я хочу, чтобы эта ночь была по возможности приятной.

– Да, сэр. Вино перелито в бутылки, а свечи готовы, хотя их немного. В полумраке бедность обстановки будет не так бросаться в глаза. Кроме того, можно надеяться, что миссис Дейвентри будет на все смотреть сквозь розовые очки…

– Бинкли, ты поражаешь меня!

– Прошу прощения, сэр, но действительно требуются самые чрезвычайные меры. Вам, сэр, потребуются такие же очки, чтобы завтра примириться с истинным положением дел. Верхний этаж нуждается в полном восстановлении, а крыша, как я удостоверился, едва держится.

– Гм… Это плохо. Но ничего, Бинкли, мы все сделаем и все восстановим. Ты действительно надежный человек. Благодарю.

– Не за что, сэр. Я буду ожидать вас снаружи. – С этими словами слуга шагнул за дверь – как всегда, абсолютно невозмутимый.

Проводив Бинкли взглядом, Николас невольно улыбнулся. Казалось, его слугу невозможно было вывести из себя – в этом Николас вполне мог убедиться за те восемь лет, что Бинкли находился у него в услужении. Вероятно, потребовалось бы самое настоящее землетрясение, чтобы шевельнулся хоть один волосок на крепкой голове Бинкли.

Джорджия стояла перед Рэйвенс Клоузом, внимательно рассматривая старый дом. Он выглядел не лучше, чем обычно. Пять треугольных фронтонов давно уже потеряли большую часть облицовочной плитки, а в черепичной крыше зияли черные провалы. «Бедный дом», – подумала она со вздохом. Но теперь в нем наконец-то появятся обитатели, которые вдохнут в него жизнь и со временем приведут все в порядок. Да-да, они с Николасом вернут поместью былую красоту.

В этот момент муж подошел к ней и взял ее за руку.

– Джорджия, похоже, ты окончательно замерзла. Уверена, что не хочешь вернуться в Кок-Энд-Билл и пожить там, пока мы не сделаем этот дом более пригодным для жизни?

– Уверена, Николас. Я уже говорила и готова повторить: этот дом будет нашим домом. И я готова прямо сейчас стать тут хозяйкой.

– Но ведь сегодня – наша первая брачная ночь!

– Разве это имеет какое-либо значение? – спросила она, краснея.

– Но ты ведь еще не посмотрела, что там внутри. Признаюсь, меня восхищает твоя отвага. И знаешь, несмотря на определенные неудобства, я тоже предпочел бы остаться здесь. А теперь пойдем. Тебе необходимо согреться. – Он отворил парадную дверь и ввел жену в дом.

– О, Николас… – Джорджия взглянула на покрытый плесенью потолок, на облупившиеся стены и на покоробившийся от времени и влаги паркет.

У нее заныло сердце – ей было больно за дом и ужасно обидно за Николаса. И здесь повсюду ощущался запах сырости и плесени. Сделав несколько шагов по некогда красивому холлу, Джорджия тотчас заметила, что некоторые половицы почти сгнили. В общем, первое впечатление оказалось довольно тяжелым.

Они осторожно пересекли холл, и Николас отворил дверь в гостиную, а затем – в библиотеку. Обе комнаты были в крайне запущенном состоянии, но Джорджия с облегчением отметила, что книги вроде бы не очень пострадали – во всяком случае, не сгнили. Вероятно, крыша протекала только в передней части дома.

– Верхний этаж мы оставим на потом. А вон там… Там настоящее бедствие. – Николас повел жену в центральную часть дома, и они прошли через кухню, где, несмотря на самые сложные условия, уже вовсю орудовал Бинкли.

Немного помедлив, супруги вошли в столовую. Николас провел пальцем по спинке стула красного дерева – стулья стояли у широкого длинного стола – и, усмехнувшись, проговорил:

– Думаю, что моя «тетя» почти не разорила столовую и кухню. Наверное, не нашла применения этому столу в Рэйвенсволке. Помимо гостиной, в которой, очевидно, по счастливой случайности остались диван и несколько кресел, это, вероятно, одна из тех комнат, которые мы в первую очередь попытаемся привести в божеский вид.

– О, дорогой… Да-да, нам действительно надо приступать к работе, – закивала Джорджия.

– И я уже заказал кое-какие материалы. Их доставят… в течение нескольких дней. – Николас прошел к высокому окну, из которого открывался вид на рощу, густо заросшую кустарником.

– Дорогой, в чем дело? – спросила Джорджия, весьма озадаченная неожиданно появившимся на лице мужа выражением свирепой решимости.

Он повернулся к ней и со вздохом ответил:

– Некогда здесь был сад… Прекрасный, чудесный сад. Тут были и всевозможные цветы – свои для каждого времени года. Моя мать проводила в том саду много часов, тщательно ухаживая за своими растениями. И даже после ее смерти садовники сохраняли сад точно в таком же виде, в каком он был при ней. Я часто приходил сюда из Рэйвенсволка и сидел в саду, чувствуя себя… ближе к ней. А потом… Впрочем, это не важно. Потом сад тоже умер…

– Дорогой, не печалься, мы с тобой…

– Будь она проклята, – процедил он сквозь зубы. – Будь ты проклята, Жаклин.

– Ах, Николас… – тихо прошептала Джорджия.

Он провел ладонью по гладко выбритому подбородку и проговорил:

– Прости, я не хотел выходить из себя. Я сейчас не могу себе это позволить. Нужно смотреть вперед, в будущее, и восстанавливать то, что можно восстановить. Итак… Будем ужинать?

Николас выдвинул для жены стул, и Джорджия села, чувствуя себя очень странно из-за того, что за ней ухаживали как за истинной леди. Ведь совсем недавно в ней видели всего лишь прислугу… «Как приятно…» – подумала она с улыбкой. И не важно, что дом, где они с мужем ужинали, чуть ли не рушился на глазах, а муж, конечно же, не любил ее и даже почти не знает.

Джорджия, разумеется, не могла не думать о предстоящей ночи, но в данный момент она была решительно настроена наслаждаться едой и беседой. Если бы она постоянно думала о тех неприятностях, что преподносила жизнь, то давно бы уже потеряла аппетит и умерла от голода.

Учитывая общее положение дел, Бинкли удалось приготовить прямо-таки необыкновенно вкусный ужин. Он где-то раздобыл копченую рыбу, а также приготовил ростбиф с вареным картофелем и овощами. Все блюда этого скромного свадебного пира он расставил на столе, затем налил в бокалы вино, после чего откланялся и, пожелав новобрачным приятного аппетита, ретировался на кухню.

– Твой Бинкли просто чудо, Николас. Где ты его нашел? – спросила Джорджия, впечатленная кулинарным талантом пожилого слуги. Матушка научила ее ценить хорошую кухню; да и сама Джорджия неплохо готовила, поэтому понимала: слуга мужа и впрямь чудо.

– Вообще-то это он меня нашел. Как-то раз на безумном индийском базаре я собирался купить отрез ткани для костюма, совершенно не представляя, как это делается. И торговцы устроили вокруг моей персоны настоящий ад. Бинкли же появился словно по волшебству. Он унял торговцев, потом отвел меня к приличному портному, а затем начал опекать меня, буквально водя за руку. Оказалось, его предыдущий хозяин женился, а Бинкли не одобрял его выбора.

– Надеюсь, моя кандидатура будет одобрена, – с улыбкой заметила Джорджия. – Будет ужасно, если по моей вине ты потеряешь Бинкли.

– Тогда обстоятельства были совершенно иные. Как я понял из рассказов Бинкли, «молодая» жена хозяина оказалась старой ведьмой, контролировавшей каждый шаг слуги. Потому Бинкли и оставил прежнюю службу и взял шефство надо мной.

Джорджия снова улыбнулась.

– Понятно. Что ж, я думаю, тебе очень повезло. Сегодня он и меня взял под свое крыло. Я чувствовала себя не в своей тарелке, но тут появился Бинкли, который обращался со мной так, словно я – благородная дама, обвенчавшаяся в соборе Святого Павла.

– Бинкли и для меня делает все возможное. Если я спотыкаюсь, он поддерживает меня и направляет на верный путь.

– Николас Дейвентри, вы не кажетесь человеком, спотыкающимся слишком часто.

– А вот в этом ты ошибаешься. – Николас встал и потянулся к графину с вином.

В столовой пылал камин, и Джорджия с удовольствием рассматривала игру бликов на лице мужа и на каштановых прядях его волос. Когда же он наклонился, чтобы наполнить ее бокал, она непроизвольно отметила игру мускулов, скрытых под модным сюртуком. И еще – его пальцы… Они были необыкновенно длинными и изящными. Такие красивые руки Джорджия видела только у своей матери, необычайно искусно управлявшейся с иголкой и умевшей из остатков вчерашнего ужина создать обеденный шедевр. Часто эти руки обнимали ее и убирали прядку непокорных волос со лба. А вечерами мать рассказывала ей чудесные сказки про дальние страны…

Тут Николас, наполнив ее бокал, снова сел на стул и, внимательно посмотрев на нее, спросил:

– В чем дело, Джорджия? Ты, кажется, думаешь о чем-то своем…

– Нет-нет, прости. Впрочем, я действительно задумалась… К сожалению, у меня есть такая не очень хорошая привычка – грезить наяву. Николас, расскажи мне, пожалуйста, о Рэйвенс Клоузе. Как поместье перешло к тебе?

– До того как построили Рэйвенсволк, это было фамильное поместье. Те развалины Клоуза, которые ты видишь сейчас, были в основном построены в семнадцатом веке, а все остальное достроили потом.

– Я так и думала, – кивнула Джорджия. – Хотя я ничего не смыслю в подобных вещах. Особенно – в делах о наследстве…

– Закон о праве наследования довольно сложен. Понимаешь, эта недвижимость, согласно майоратному наследованию, закреплена за Рэйвенсволком и не может быть продана. Мой отец владел этим поместьем всю жизнь, как теперь буду владеть им я. Только обладетель титула может определить условия передачи поместья новому владельцу, и все это записано в наследственных бумагах. Так вот, когда умер мой отец, мне было всего десять лет, и Клоуз немедленно был возвращен в доверительную собственность Рэйвена, – но лишь до той поры, пока мой дядя не решит, что я готов справиться с управлением поместьем.

– Почему же он так долго ждал? Почему поставил тебе условие жениться до твоего тридцатилетия? И как же он допустил… Почему довел поместье до такого состояния?

Николас тяжко вздохнул.

– У нас возникло… расхождение во мнениях, к сожалению – довольно неприятное. Я вспылил и, не думая о последствиях, уехал. В тот момент я искренне верил, что наша договоренность останется в силе и что поместье перейдет ко мне, когда мне исполнится 21 год. Я также полагал, что дядя будет поддерживать дом в надлежащем состоянии. Бог знает, почему он этого не делал. Скорее всего – это происки Жаклин.

– Жаклин?

– Тебе она известна как леди Рэйвен.

– Да-да, я должна была сообразить. Как странно… Мне трудно представить, что и у нее есть имя – для нее это слишком человечно.

– О, она достаточно человечна. Наполовину дьявол, а в остальном – вполне человечна.

– Николас, может быть, сегодня мы не будем говорить о ней? Мне не очень уютно от таких разговоров. Ведь я только что ушла оттуда и…

– Ты совершенно права. Не стоит о ней говорить. Давай сменим тему. Вот только о чем мы будем…

– Поговорим о тебе, Николас, – Джорджия откинулась на спинку стула. – Я хочу узнать побольше о тебе и о Рэйвенс Клоузе.

И он стал рассказывать. Рассказал о самых ранних своих годах в Рэйвенс Клоузе, а также о матери и об отце. И о том, какой счастливой тогда была его жизнь. Рассказал он и о своей собаке и своем пони и еще о лошади, которую ему подарили на восьмой день рождения; Николас очень гордился ею и чувствовал себя взрослым. Закончил он рассказом о первой жене своего дяди Лауре – она была доброй, веселой и отзывчивой, и его мать порой часами с ней разговаривала; при этом обе смеялись от души.

Рассказ Николаса о детстве походил на добрую сказку, и Джорджия, слушая его, представляла жизнь мальчика, наполненную радостью и смехом. Пристально глядя в лицо мужа, она видела, как его губы растягиваются в ласковой улыбке при воспоминаниях о матери; и с такой же любовью он говорил и о своем отце – идеалисте, авантюрные планы которого вызывали постоянные шутки матери. Он рассказал также и о ее любимом саде, о том, каким красивым он был в те чудесные годы…

Отдавшись воспоминаниям, Николас поведал и о том, как своей маленькой лопаткой помогал матери рыхлить цветочные клумбы и с какой радостью потом наблюдал плоды их общего труда. Он подробно описал каменную скульптуру, которую мать привезла из Франции и установила в своем саду. Скульптура, восхитившая ее, изображала мальчика, который напоминал ей сына, и поэтому ей захотелось, чтобы этот каменный мальчуган поселился у нее в саду. Представив, как этот каменный мальчик наблюдал за медленным умиранием поместья, Джорджия неожиданно почувствовала прилив грусти.

Николас продолжал свой рассказ – такой увлекательный, что ей в какой-то момент вдруг показалось, что они сидят уже не в полутемной комнате, освещенной лишь огнем камина и единственным канделябром, а в том Рэйвенс Клоузе, каким он некогда был, – в живом и сияющем.

– Но все это было более двадцати лет назад, – неожиданно завершил он свой рассказ, сопроводив эти слова кривой усмешкой, тотчас же разрушившей все очарование.

Внезапно вернувшись в суровую действительность, Джорджия невольно вздохнула. Сообразив, что вечер подходит к концу и вот-вот наступит ночь, она потянулась к своему бокалу и сделала большой глоток вина.

– А что привело к таким изменениям? – спросила она, пытаясь отсрочить неизбежное.

– Мои родители умерли. И я отправился в Рэйвенсволк. Когда же я уехал из Рэйвенсволка в Индию, – тогда все это и произошло. Мне очень жаль, что я привез тебя в эти развалины. Действительно жаль.

Джорджия посмотрела на мужа с изумлением.

– Тебе не следует испытывать сожаления. Я точно знала, что меня здесь ждет… или догадывалась. Ведь именно поэтому ты и женился на мне, не забыл?

– Разумеется, не забыл. Тем не менее мне очень неприятно подвергать тебя таким испытаниям.

– Ничего не может быть хуже Рэйвенсволка – уж поверь мне. А теперь у меня наконец-то появилась надежда на лучшее – впервые за долгое время.

– Я чертовски этому рад. Что ж, Джорджия, уже поздно. Я и не заметил, что мы так заговорились. Позволь показать тебе твою комнату.

– Мою комнату?.. – с удивлением переспросила Джорджия. – О, Николас, спасибо тебе! Я думала, что… – густо покраснев, она внезапно умолкла.

– Что ты думала? – спросил он, несколько озадаченный ее словами.

– Ну… я думала, ты будешь ожидать… В общем, понимаешь, да? Я даже не предполагала, что ты окажешься таким добрым и чутким… Не могу передать, как я тебе благодарна.

Николас пожал плечами, потом пробормотал:

– Не за что меня благодарить. – Он взял подсвечник. – Сюда, дорогая.

Джорджия пошла за ним, осторожно ступая по его следам, чтобы случайно не наступить на сгнившую половицу. Она испытывала огромное облегчение… и благодарность. Распахнув дверь в спальню, Николас вошел и поставил канделябр на столик, стоявший рядом с камином, в котором весело потрескивали дрова.

– Вот, Джорджия… Одежду ты найдешь в гардеробе. Думаю, Бинкли позаботился и о горячей воде. Спокойной ночи. – Он стремительно вышел из комнаты и тут же закрыл за собой дверь.

Сделав глубокий вдох, Джорджия осмотрелась. Было очевидно, что эту комнату постарались превратить в уютную спальню – с туалетным столиком, гардеробом, ковром на полу, одеялами, подушками… и всем прочим. В общем, это ее жилище оказалось на удивление комфортным. Она никак не ожидала, что в полуразрушенном доме возможна подобная роскошь. Более того, это была самая лучшая спальня из всех, в которых ей когда-либо доводилось ночевать. Даже не верилось в такую улыбку фортуны…

С этой мыслью Джорджия, радостно улыбаясь, разделась и аккуратно повесила одежду в гардероб. Затем надела свою самую теплую ночную рубашку и, едва коснувшись головой подушки, крепко заснула.

А вот Николасу повезло меньше. Когда он вошел в свою спальню. Тут было разбито оконное стекло, но, по крайней мере, хоть потолок не протекал и не пахло сыростью. Бинкли, конечно же, постарался прикрыть окно досками, но от него все равно тянуло холодом. Камин же был растоплен, но дрова дымили, и от дыма щипало глаза.

Николас быстро разделся, забрался в постель и содрогнулся от сырости и холода. Совсем не так хотелось ему провести свою первую брачную ночь. Мужчина не должен проводить свою брачную ночь в одиночестве – тем более, когда за стенкой спит молодая и красивая жена. Но он должен был учитывать тот факт, что Джорджия – вдова, без сомнения, все еще хранившая воспоминания о ласках покойного мужа. Он отлично понимал, что было бы в высшей степени бестактно сразу же вторгаться в ее чувства. Однако в данных обстоятельствах ему было не так-то легко вести себя по-джентльменски. Да и непривычно к тому же…

Со вздохом уставившись в потолок, он начал прикидывать, как скоро Джорджия решит пригласить его в свою постель. Хм… Кто придумал эту проклятую галантность? Ведь он же – самый обычный мужчина из плоти и крови, и эта плоть горела и терзала его, требуя своего. Слишком давно у него не было женщины – уже несколько месяцев, поэтому он с нетерпением предвкушал наступление этой ночи.

Он почувствовал влечение к Джорджии, как только увидел ее, и его кровь словно воспламенилась от того единственного, но потрясающего поцелуя. Воображение рисовало ему необычайно яркие и весьма откровенные картины после того, как он увидел Джорджию в ее комнате в башне в одной ночной рубашке.

Он сделал ее своей женой, не так ли? Последние десять дней Николас поздравлял себя с таким выбором и мечтал о прекрасных ночах, которые у них будут. Но едва ли следовало надеяться на то, что Джорджия сразу же после заключения брака примет его как своего мужа. Может, надо было более ясно показать свои намерения? Да, наверное. Но, увы, он вел себя как настоящий болван.

– О Боже… – Он стиснул зубы и уткнулся лицом в подушку, стараясь не думать о нежных руках, округлой груди и покатых бедрах жены.

Николас очень старался вообще ни о чем не думать, – но не получалось. В конце концов он вскочил с постели, быстро оделся и вышел в темную и холодную ночь.