– Вот что, Бинкли… – обратился он к слуге, входя на кухню рано утром. – Планы немного меняются.

– Меняются, сэр? – переспросил Бинкли, вытирая блюдо. – И что же это за изменение?

– Все дело в Джорджии… У нее создалось впечатление, что я бедняк, денег у которого хватает лишь на кусок хлеба.

Бинкли на минуту задумался, потом спросил:

– А вы не собираетесь вывести миссис Дейвентри из этого странного заблуждения?

– Нет, пока не планирую. Я думал об этом большую часть ночи. Предстоит долгая трудная работа, в которой… мое безденежье может очень помочь.

– Прошу прощения, сэр, но эта долгая трудная работа, о которой вы упоминаете, – это ведь не восстановление вашего дома?

– Нет, другое… – Николас отрезал себе кусок хлеба. – Вообще-то я имел в виду мою жену.

– Ага, понимаю… – кивнул Бинкли.

– Бинкли, что именно ты понимаешь? – Николас нахмурился.

– Сэр, мне кажется, вам нужно начать с самого начала, то есть с простого ухаживания.

– Ты, как всегда, прав. Боюсь, что «счастливая дымка», на которую мы рассчитывали, пока не окутала Джорджию.

– Мне очень жаль, сэр. Я знаю, как сильно вы желаете завести настоящую семью.

– Да, это верно. Но придется потрудиться. Понимаешь, Бинкли, мне кажется, что Джорджия все еще любит своего покойного мужа.

– Да, это может представлять серьезную проблему, – согласился слуга.

– Более того, выяснилось, что ее покойный муж был фермером.

– Ясно, – кивнул Бинкли. Поставив перед хозяином щербатую чашку с чаем, он спросил: – И поэтому вы тоже станете фермером?

– Разумеется, не фермером, нет. Но и процветающим коммерсантом я также не могу быть. По какой-то непонятной причине Джорджия решила, что мужчина, пребывающий в стесненных обстоятельствах, – более привлекателен, нежели процветающий. Что ж, она получит именно такого мужчину. В общем, я буду бороться. – Николас взглянул на ломоть хлеба, который держал в руке. – У нас есть мед, Бинкли?

– Конечно, сэр. – Стараясь не оторвать дверцу, державшуюся на последней петле, слуга достал из буфета банку с медом. – Но ведь мы не привыкли бороться, верно?

– Значит, попытаемся. И этот опыт пойдет нам на пользу. В любом случае я намерен принять самое непосредственное участие в перестройке дома. Однако на ремонт уйдет теперь больше времени, чем я рассчитывал. Я уже написал в Лондон и отказался от услуг строителей.

Бинкли обвел красноречивым взглядом обветшавшую кухню.

– Очень хорошо, сэр. А мы всегда будем бороться?

– О господи, конечно, нет! Я сделаю состояние на бирже. Или мне вдруг подвернется чрезвычайно выгодная партия какого-нибудь товара. Пока еще не решил. Но на чем бы я ни остановился, наше комфортное существование придется отложить, пока ухаживание не завершится.

– Очень надеюсь, что вы не потеряли присущую вам обходительность, сэр.

– Потребуется нечто большее, чем обычная обходительность, Бинкли. Джорджия не совсем… заурядная женщина. И, кстати, если тебя спросят о состоянии моего здоровья, – то оно значительно улучшилось.

Бинкли вопросительно взглянул на хозяина.

– У вас вместе с неожиданной бедностью резко пошатнулось здоровье, сэр?

Николас рассмеялся.

– Нет-нет, но прошедшей ночью мне опять приснился этот проклятый кошмар, и Джорджия прибежала ко мне в комнату. К счастью, она решила, что у меня жар, в который меня и в самом деле бросило в тот момент, когда она меня осматривала. Похоже, ухаживание станет для меня настоящим адом.

– Вполне возможно, – ответил Бинкли с невозмутимым видом. – Думаю, вам придется мобилизовать всю силу духа.

– К сожалению, моя сила духа слегка обветшала. Да, Бинкли, есть кое-что… И будь я проклят, если знаю, как с этим справиться… Черт возьми, я ведь никогда не был женат на вдове фермера!

– Вы о чем, сэр?

– Джорджия считает себя простолюдинкой и поэтому решила, что может компенсировать отсутствие благородного происхождения полноценным участием в перестройке дома. Не думаю, что будет разумно отговаривать ее от этого. Очень надеюсь, Бинкли, что ты сумеешь подстроиться под этот новый порядок.

– Что ж, если ухаживание требует понижения нашего статуса… Хм… полагаю, что сумею с этим справиться, сэр, – проворчал Бинкли. – Я могу справиться с чем угодно.

– Разумеется, можешь, – кивнул Николас. – И не нужно считать это понижением статуса. Считай все происходящее… просто смягчением правил этикета.

– Смягчение правил этикета – не проблема, сэр. Однако я абсолютно убежден, сэр, что мы должны в интересах миссис Дейвентри – деликатно, конечно, ознакомить ее с весьма запутанными правилами поведения, принятыми среди дворянства. Ведь как только мы перестанем бороться…

– Как тебе угодно, Бинкли, – ответил Николас, стараясь удержаться от смеха. – Можешь инструктировать мою жену. Но только при условии, что будешь делать это тактично. Я не хочу, чтобы у нее возникло ощущение… своего несоответствия.

– Я всегда тактичен, сэр.

– Разумеется, Бинкли, разумеется. А теперь вперед – и наверх. Думаю, Мартин уже приехал. Наверное, стоит выйти и встретить его. Похоже, что с изменением планов нам придется полагаться на его помощь гораздо больше, чем мы изначально рассчитывали. Очень сомневаюсь, что обитатели деревни выстроятся в очередь, чтобы наняться к нам на работу.

Николас быстро допил чай, сунул в рот последний кусочек хлеба, обильно сдобренный медом, накинул теплый плащ и вышел из дома, чтобы встретить своего нового работника.

– Игра в бедность обещает быть интересной, – пробормотал он себе под нос.

Рождественское утро выдалось ясным и солнечным. Джорджия, проснувшаяся в тот момент, когда Лили вошла в ее комнату, тотчас же приподнялась, села в постели и сладко потянулась. Когда Лили поставила перед ней поднос с завтраком, она улыбнулась и, услышав стук молотка, спросила:

– Николас снова на крыше?

– Да, миссис. Но он не работал, пока я не пошла к вам. Не хотел вас будить.

– В самом деле? Мистер Дейвентри очень внимателен. Но мне бы очень хотелось, чтобы он устроил перерыв. Ведь сегодня – рождественское утро.

– Рождество или нет, госпожа, а снег и дождь все равно могут пойти. Хозяин велел напомнить вам, что служба в церкви начнется в одиннадцать.

Джорджия вздохнула.

– Да, знаю. Никогда в жизни я не пропускала рождественскую службу, но в этот раз с удовольствием бы ее пропустила.

– Не беспокойтесь, госпожа. Может, по деревне и ходят разные слухи, но лучше столкнуться со сплетниками лицом к лицу и держать голову высоко поднятой. Вам нечего стыдиться.

– Я-то знаю, Лили, но люди в деревне этого не знают.

– Дело еще и в том, что у нас здесь уже много лет не происходило ничего интересного, – продолжала девушка. – Когда-то судачили о ссоре между его светлостью и мистером Дейвентри, и вот теперь, когда мистер Дейвентри вернулся, вся деревня говорит об этом. Когда же стало известно, что леди Рэйвен и мистер Дейвентри окончательно рассорились, а его светлость после удара даже встать с постели не в состоянии… Ну, можете себе представить. Масла в огонь добавила и скоропалительная женитьба мистера Дейвентри, а также ваше неожиданное решение поселиться в полуразрушенном поместье.

– В том-то и проблема, Лили. Я даже представить не могу, что сейчас говорят обо мне в деревне. Я полночи размышляла над этим… Ты же понимаешь, что я не могу спросить об этом Николаса. Может, расскажешь мне, что на самом деле о нас говорят?

Лили залилась краской.

– Не думаю, что вам следовало бы это знать, миссис.

– Лучше быть подготовленной, – возразила Джорджия. – Ведь сегодня мне предстоит увидеться почти со всеми.

– Ну… они вообще-то ничего против вас не имеют. Все понимают, почему вам хотелось покинуть Рэйвенсволк и леди Рэйвен. И все в деревне знают, как вы были добры ко мне в пору моих несчастий. В основном говорят о мистере Дейвентри.

– И что же о нем говорят?

– Видите ли, люди в деревне считают, что на мистере Дейвентри тоже лежит проклятье – ведь многие помнят, как умерли брат графа и его жена, а потом – и первая леди Рэйвен. Теперь же и сам граф после удара лишился речи. И еще вовсю судачат о леди Рэйвен, которая нисколько не заботится о людях, хотя до нее все было по-другому. Новая леди приносит деревне одни только несчастья. А посмотреть на молодого лорда… Он не только довольно странный, но и не может нормально говорить. Да он и не стал бы разговаривать с такими, как мы. Говорят, что дьявол забрал не только его язык, но и сердце, потому что юноша и снаружи, и внутри холодный как лед. Меня пробирает дрожь от одного только взгляда на него – словно на мертвеца смотришь.

– Возможно, так и есть, Лили. Хотя полагаю, что это у него от чего-то другого. Впрочем, не важно… Что еще говорят о Николасе?

– Ох, госпожа, не могу вам сказать. Потому что это не для моих ушей, как говорит моя тетя. Но ходят слухи о прошлом господина, о причинах его внезапного отъезда и о том, почему в семье было запрещено произносить его имя. Поговаривают также, что он – худший из всего семейства, поэтому люди в деревне беспокоятся за вас, миссис. Многие считают, что мистер Дейвентри женился на вас только для того, чтобы досадить леди Рэйвен. Но я в это нисколечко не верю. По-моему, мистер Дейвентри – настоящий джентльмен.

– Я тоже не верю этим разговорам. Поверь, Лили, все это обычные сплетни и домыслы. Так что не станем обращать на них внимания. Николас – очень добрый, и мне кажется, это ужасно, что люди говорят о нем такие гадости. А ты не хочешь пойти со мной в церковь?

– Нет, госпожа. Я ведь ходила на всенощную. После службы мы устроили рождественский ужин, на который собрались очень многие, и всем хотелось узнать, как дела в Клоузе. Я сказала им, что у вас все прекрасно и что вы счастливы, как две горошины в стручке.

Джорджия улыбнулась.

– Спасибо, Лили.

– Еще я сказала, как вы и мистер Бинкли очень добры ко мне, а все эти слухи и сплетни – просто глупости. Надеюсь, люди очень скоро сами все поймут.

– Я тоже надеюсь.

– Вы уж не переживайте, госпожа. Подарок для хозяина я надежно спрятала в конюшне. На сегодня я приготовила ваше любимое платье, а горячая вода будет готова с минуты на минуту. Да, кстати… Хозяин приготовил вам подарок.

– Подарок? Какой подарок?

– Ванна, миссис. Она такая блестящая! И такая же большая, как у леди Рэйвен. Мистер Бинкли уже греет для нее воду.

– Настоящая ванна! – радостно воскликнула Джорджия. – Ох, это и в самом деле роскошь! Спасибо, Лили!

Девушка рассмеялась и сказала:

– Вам нужно не меня благодарить, а своего мужа. Завтракайте, миссис Дейвентри, а я пойду пригляжу за водой.

Двадцать минут спустя Джорджия сидела в горячей ванне, наслаждаясь ощущением расслабленности и покоя. Она помыла голову ароматным мылом, купленным еще в Лондоне, до заточения в Рэйвенсволке.

Покупка этого мыла была ее единственным капризом, и она тщательно хранила его, время от времени доставая, чтобы вдали от посторонних глаз вдохнуть пьянящий аромат роз.

Мыльная пена ласкала кожу, и Джорджия скользнула поглубже в воду. Закрыв глаза, она попыталась вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так же хорошо, – но ей так и не удалось вспомнить ничего подобного.

В конце концов Джорджия заставила себя выбраться из уже остывавшей ванны. Какое-то время она сушила волосы перед камином, потом быстро оделась и осмотрела себя в треснувшем зеркале. Выглядела она очень даже неплохо – исчезли круги под глазами, а кожа заметно порозовела. Ей вдруг пришло в голову, что это ее рождественское утро – самое радостное за долгие годы. Внезапно она услышала плеск воды, доносившийся из-за смежной двери, и поняла, что Николас последовал ее примеру.

Минут через двадцать Джорджия взяла свою шляпку и с легким сердцем спустилась вниз, осторожно ступая по прогнившим половицам.

– Доброе утро, Джорджия, – сказал Николас, входя в гостиную. Он выглядел великолепно в светло-серых брюках и в черном сюртуке.

– О, Николас!.. – Джорджия улыбнулась. – Огромное спасибо за ванну! Спасибо от всего сердца! Я уверена, что она стоит огромных денег, но, как ни странно, меня это совершенно не беспокоит.

– Ну и слава богу… Признаюсь, я был готов к тому, что меня отчитают за эту покупку. Счастливого Рождества, Джорджия!

– Счастливого Рождества, Николас. Какой сегодня прекрасный день!

– День действительно прекрасный. И ты выглядишь великолепно – чистейшей воды леди!

– Ах, я в этом не разбираюсь. Но я, конечно же, очень чистая…

Муж рассмеялся и спросил:

– Так ты готова встретиться лицом к лицу с деревней?

– Я себя так замечательно чувствую, что готова встретиться с чем угодно и с кем угодно.

– Вот и хорошо, дорогая. Но помни: обитатели деревни – это наименьшее из зол. Возможно, нам придется столкнуться не только с ними. Идем?

Николас торжественно предложил ей руку, и Джорджия с неожиданным для себя удовольствием приняла ее. После чего супруги направились к экипажу и ожидающему их Бинкли.

Когда они вошли в церковь, Джорджии показалось, что все присутствовавшие принялись с любопытством их разглядывать, и ей стоило огромного труда не отводить глаз. Николас же уверенно вел ее по проходу, и спустя минуту они подошли к передней скамье и сели. Джорджия с облегчением вздохнула.

Но на этом испытания не закончились. Неожиданно по церкви прокатился гул голосов, а затем послышалось явственное шуршанье ткани. Почувствовав, что ее супруг вздрогнул, Джорджия оглянулась – и ее сердце бешено заколотилось, а во рту стало сухо.

Мимо них прошествовала леди Рэйвен, рядом с которой шагал Сирил. Никто из них не повернул головы, но было ясно, что они видели молодых супругов и намеренно игнорировали их. Джорджия подозревала, что леди Рэйвен имела самое непосредственное отношение к тому, что Сирил не ответил на недавнюю записку Николаса, но она даже представить не могла, что юноша прилюдно проигнорирует своего кузена. И это очень задело Николаса. Его лицо словно окаменело и не выражало никаких эмоций, но Джорджия чувствовала: он ужасно расстроился. Накрыв ладонью его руку, она слегка сжала ее, словно пытаясь объединить их силы.

В этот момент несколько человек – судя по всему, то были гости Рэйвенсволка – заполнили проход, а потом сели на скамью Рэйвенов; и их косые взгляды в сторону супругов весьма красноречиво свидетельствовали о злобных пересудах, которые, должно быть, велись в этой компании.

Джорджия снова посмотрела на мужа. Его глаза были прикованы к алтарю, и казалось, что он не замечал потока ненависти, извергавшегося в их сторону. Последовав его примеру, Джорджия принялась разглядывать резьбу алтаря, то и дело напоминая себе, зачем они пришли в церковь. Ведь сегодня – Рождество!.. Николас сказал ей, что раньше посещал на Рождество эту церковь в течение двадцати лет, – и вот теперь, спустя десять лет, он вернулся. Николас крестился в этой церкви; а всего лишь три недели назад здесь венчался. Он принадлежал этой церкви душой и телом – точно так же, как каждый из жителей деревни, точно так же, как Сирил, и гораздо больше, чем Жаклин (по мнению Джорджии, эта женщина вообще не имела отношения к здешней церкви).

Внезапно она почувствовала, как пальцы Николаса коснулись ее локтя, и поняла, что надо встать для исполнения церковного гимна.

Когда они уже ехали домой, Джорджия, пытаясь отвлечь мужа от неприятных мыслей, проговорила:

– Мне очень нравится викарий. Он славный человек, не правда ли?

– Да. К тому же – очень умный, слава богу. Но он вынужден принимать обе стороны и не позволяет себе вмешиваться.

– И ведь он приветствует всех без малейшего намека на порицание… – продолжала Джорджия.

– В отношении нас с тобой ты абсолютно права.

– Но он же, наверное, знает обо всех этих сплетнях…

Николас рассмеялся.

– Сплетни? Этот человек является викарием уже добрых лет сорок. Уверяю тебя, он слышал сплетни и похуже. А мы не сделали ничего предосудительного – просто бросили вызов Жаклин, не пожелав считаться с ее интересами. Но это его совершенно не интересует. Карьера нашего викария вряд ли зависит от Жаклин, ведь он в любом случае никогда не станет архиепископом Кентерберийским. Да мне кажется, он этого и не хочет.

– Николас…

– Да, слушаю.

– Ты ведь расстроен, верно?

Муж посмотрел на нее с удивлением.

– Расстроен?..

– Да, конечно. И я понимаю, почему. Тебе наверняка было очень неприятно там, в церкви… Но давай вспомним, что сегодня – Рождество. Давай хотя бы на день забудем о Рэйвенсволке, Жаклин, Сириле и деревенских сплетнях. Я понимаю, что прошу очень много… – Джорджия вздохнула и умолкла; ей не хотелось признавать, что и она была оскорблена таким отношением к ним, хотя в прошлой жизни ей не раз приходилось сталкиваться с тем, что ее игнорируют.

Николас тоже вздохнул.

– Да, ты права. Ты абсолютно права, дорогая. Давай забудем об остальном мире и отпразднуем Рождество.

– У нас есть фазан, – сказала Джорджия с улыбкой. – Кроме того – морковный суп, пудинг и кое-что вкусное. И еще у меня есть для тебя подарок.

– Но Джорджия, ты уже подарила мне на день рождения отличный теплый шарф. Нет необходимости беспокоиться о других подарках.

– Это доставляет мне удовольствие, Николас. Ты же дал мне так много…

– Что именно? – спросил он довольно резко. – Что я дал тебе? Дом, в котором ты работаешь не покладая рук? Новый танец, который ты разучила, обходя прогнившие половицы? Что я действительно дал тебе, Джорджия? Что ты позволила дать тебе?

Она надолго задумалась – для нее было очень важно выразить свои мысли правильно.

– Прежде всего ты подарил мне свою доброту, – проговорила наконец Джорджия. – И еще – беседы с тобой и твои улыбки. К тому же, у тебя ангельское терпение. Ты не придираешься к недостаткам в моем воспитании и не упрекаешь меня в невежестве. Ты предоставил мне свой дом и позволяешь мне участвовать в его восстановлении. Но важнее всего то, что ты с уважением отнесся к моей личной жизни.

Николас нахмурился и отвернулся к окну. Озадаченная такой реакцией мужа, Джорджия хотела спросить его, почему он снова расстроился, но в этот момент экипаж подъехал к дому, и стало ясно, что разговор окончен.

Когда они уселись за праздничный стол, настроение у Николаса, казалось, улучшилось. Они вели приятную беседу, не затрагивая тем более важных, чем, например, продвижение ремонтных работ на крыше и планируемые изменения на кухне. Но от Джорджии не ускользнуло некоторое беспокойство мужа. Увы, она не знала, чем оно было вызвано, но подозревала, что Николаса беспокоили воспоминания, связанные с Рождеством, Рэйвенсволком и его семьей, – а говорить об этом ей сейчас и не хотелось, поэтому она весело болтала, пытаясь хоть как-то развлечь мужа.

– Пойдем, – сказала она, когда они покончили с пудингом. – Позволь мне вручить тебе подарок. После такой трапезы тебе захочется прогуляться, а значит, мой подарок тебе пригодится.

– И у меня для тебя кое-что есть, – сказал Николас. – Одну минуту…

Он взял с подоконника большой плоский сверток и с улыбкой положил его перед Джорджией.

– Дорогая, вот то, что я тебе обещал. Вчера доставили из Лондона.

– Ах, Николас!.. Не было необходимости покупать мне что-то еще, но я в восторге, что ты это сделал. Я уже несколько лет не получала подарков, – а тут сразу два в один день! Да еще и лошадь!

Дрожащими от возбуждения пальцами Джорджия развязала бечевку, сняла бумагу – и восторженно ахнула, увидев рулоны тканей – роскошную шерсть, нежнейший муслин самых разных расцветок, лен и даже отрез бархата прелестного темно-синего цвета.

– О Николас… Я даже не знаю, что сказать… – пробормотала она, не в силах отвести глаз от чудесного подарка.

– Скажи, что ты довольна, и этого будет достаточно. Я надеюсь, что сделал хороший выбор. Там внизу цветные рисунки модных образцов одежды, которые порекомендовал мне лондонский портной. Тебе это подойдет?

– Подойдет ли? Ах, Николас, это просто замечательно. Но ужасно дорого! Такие ткани с удовольствием приобрела бы даже леди Рэйвен.

– Да, определенно. А теперь иди и оденься для прогулки.

Джорджия вскочила из-за стола, прижимая к груди сверток. Она бросилась к двери, но у порога, внезапно остановившись, с улыбкой обернулась к мужу:

– Я тотчас вернусь, и тогда ты получишь свой подарок.

Николас кивнул и тихо сказал:

– Иди, Джорджия. Я хочу перекинуться словечком с Бинкли. – С этими словами он направился в кухню.

Спустя четверть часа Джорджия нашла мужа у дверей парадного холла. Он ждал ее, разглядывая штукатурку вокруг фронтальных окон. Прежде она не видела Николаса таким инертным; он был человеком постоянного действия – даже в те минуты, когда вроде бы сидел спокойно. Неудивительно, что он так мало спал. Ночь за ночью она слышала, как он ходил по комнате и ложился спать уже перед самым рассветом. Однажды ночью она тихонько спустилась вниз, чтобы налить себе стакан молока, и увидела Николаса в столовой; сидя за столом перед кипой каких-то бумаг, он с головой погрузился в работу. Не желая мешать мужу, Джорджия тихонько проскользнула по шатким ступенькам в свою комнату. Но она не могла не испытывать любопытства. Что мог делать Николас со всеми этими бумагами глубокой ночью? И ведь настолько погрузился в работу, что не замечал ничего вокруг… Джорджия очень сомневалась, что эти его бумаги имели какое-то отношение к ремонту дома.

– Вот и я, Николас, – сказала она с улыбкой.

Он посмотрел на нее через плечо и, тоже улыбнувшись, спросил:

– Где же подарок, который ты обещала мне так загадочно?

– Для этого нужно зайти в конюшню. А подарок… Ничего особенного. Ведь ты знаешь, что у меня нет денег. Но надеюсь, он все равно тебе понравится.

– Джорджия, ты прекрасно знаешь, что деньги – не самое главное в жизни. Я тронут, что ты вообще об этом подумала. Правда, тронут.

– Не глупи, – сказала она, поворачивая к поляне, где в окружении дубов стояли конюшни. – Как я тебе уже говорила, ты мне дал очень много…

Джорджия услышала повизгивание раньше мужа, так как ожидала его услышать.

– Заходи, – сказала она, с улыбкой открывая дверь.

В тот же миг какое-то крохотное существо бросилось к ним столь стремительно, что невозможно было толком его рассмотреть. Николас машинально отступил на шаг. Потом с удивлением присел, и мохнатый комочек ткнулся носом в его сапог. Веселый щенок – довольно странная помесь терьера и гончей – тут же завилял хвостом и принялся лизать руки Николаса своим розовым горячим язычком. Николас рассмеялся и поднял пушистый комочек над головой.

– И кто же ты? – спросил он, оглядывая пухленький животик собачонки. – Ага, молодой человек… И, судя по всему, очень молодой человек. – Он осторожно опустил щенка на землю, и тот снова набросился на его сапоги. – Спасибо, Джорджия. – Николас улыбнулся жене. – Замечательный подарок!

– Я рада, что щенок тебе понравился. Он с одной из местных ферм. Лили рассказала мне о помете. Он был самым беспокойным и драчливым из всех, но мне показалось, что у него очень умные глазки.

– Да, верно. Похоже, он довольно смышленый. А теперь надо дать ему имя, правда, дружок? Давай прикинем… Как тебе имя Рэли?

– Рэли? Отличное имя. Но почему именно Рэли?

– Был некогда такой человек, тоже очень драчливый и беспокойный. Ну, давай, Рэли, присоединяйся к нам и начинай исследовать свое новое жилище.

Щенок тут же пристроился у ног Николаса и, отчаянно виляя хвостиком, отправился на прогулку вместе со своими новыми хозяевами.

В приступе ярости Жаклин швырнула свой черепаховый гребень через всю комнату. Увидеть сегодня Николаса вместе с его шлюхой – такого она просто не могла вынести! Сидя в церкви, Жаклин постоянно ощущала его присутствие за своей спиной; иногда ей даже казалось, что она чувствовала жар его тела. И она ни слова не слышала во время службы, так как была поглощена теми чувственными образами, которые Николас вызывал в ее воображении.

За годы его отсутствия она забыла, насколько он привлекателен и какую энергию излучала каждая клеточка его тела. Но теперь, увидев Николаса в церкви, – а жил он всего лишь в миле от нее, – она снова и снова вспоминала об этом бездельнике и бродяге, словно и не было десяти прошедших лет. Однако следовало признать, что с годами Николас стал еще более привлекательным – сейчас он был в самом расцвете. Жаклин ненавидела его, и ненависть лишь подпитывала ее страсть. О, она помнила все, абсолютно все. И не было мужчины, чья нагота так воспламеняла бы ее, – а ведь после той ночи она узнала многих других мужчин. Она считала, что избавилась от него раз и навсегда – разрушила его драгоценный дом и позаботилась о том, чтобы этот ублюдок никогда не вернулся. Но он вернулся. Он вернулся… и ее кровь закипела.

– Будь он проклят! Да будут прокляты они оба! – в ярости воскликнула Жаклин.

Она закрыла глаза и так сильно прикусила губу, что почувствовала во рту вкус крови. Мысль о том, что Джорджия сейчас лежала в объятиях Николаса и получала удовольствие от его ласк, делала Жаклин больной. «Почему он выбрал именно ее, почему ее?..» – спрашивала она себя раз за разом.

И вообще, как такое могло случиться? Должно быть, она нашла способ соблазнить его, эта ловкая шлюшка. Но как же ей удалось?.. Просто невероятно… Ведь нищая портняжка почти не выходила из Рэйвенсволка. Но невероятное все-таки произошло, и ей, Жаклин, придется с этим смириться. Хотя, с другой стороны, какое ей до всего этого дело?

Жаклин внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. В конце концов, она – графиня Рэйвенская, женщина, обладающая немалой властью. Поместье Рэйвенсволк считалось одним из лучших в Британии, а ее, графини, состояние – одним из самых крупных. К тому же, ей удалось утереть нос своим сестрам. Да, она утерла нос всем, и сейчас у нее было все, чего она хотела. Все, кроме Николаса…

При одной только мысли о нем она опять почувствовала пульсацию в низу живота, а руки сами собой поднялись к грудям. Прикрыв глаза, Жаклин представила, что это – руки Николаса, которые, увы, уже очень давно не касались ее груди…

Спустя минуту она резко опустила руки. Не было смысла мучить себя воспоминаниями. Что же касается Николаса… Его жизнь в скором времени изменится к худшему. И если Джорджия подумала, что теперь приобрела положение в обществе, то она очень сильно ошиблась. Модисточка вышла замуж за человека, которого приличное общество никогда больше не примет – она, Жаклин, об этом уже позаботилась.

Пусть они страдают в своих руинах. Жители деревни будут избегать их, дворянство – презирать, и их жизнь превратится в сплошное унижение.

Что же до нее, то она, Жаклин, примет приглашение маркиза ди Кастаньяро и проведет зиму у него на вилле. Да-да, именно так она и поступит. В начале нового года непременно покинет Рэйвенсволк. Не оставаться же там, где можно в любой момент столкнуться с Николасом и его девкой…

А сегодня вечером… Что ж, если она не могла заполучить Николаса, то утолит свой голод с тем, кто мог его заменить.

Жаклин слегка подушила ложбинку между грудей, оправила платье и направилась в восточное крыло дома.