Джорджия немедля взялась за шитье. Она устроила портновский стол в задней части гостиной, где с величайшим удовольствием сначала чертила выкройки, потом кроила и наметывала. Прошла неделя, за ней – еще одна, и вскоре у нее уже был новый плащ, а у Николаса – две теплые рубашки. После этого Джорджия взялась за платье, но шила только по вечерам, а днем они с Лили все время что-нибудь чистили и скребли, а также вытирали пыль. Или же в погожие дни – работали вне дома. С наступлением сумерек она садилась за свое шитье, а Николас читал у камина или писал письма.

«Как же эта жизнь отличается от моей жизни с Багги…» – подумала Джорджия, откусывая нитку. Багги никогда не бывал дома по вечерам и предпочитал проводить время в пабе, – по крайней мере, так она считала. А теперь по вечерам она наслаждалась приятным обществом мужа. Багги ни о чем не разговаривал с ней – за исключением фермерских дел, а Николас беседовал с ней на самые разные темы, и если ему что-либо было нужно, то он вежливо просил об этом, никогда не обращался с ней как со служанкой.

Рэли громко всхрапнул во сне и завозился на своей подстилке. Джорджия погладила его бочок носком туфли, и щенок сладко зевнул и успокоился. Она оторвала взгляд от шитья и взглянула на Николаса. Тот протирал книги из библиотеки, и его рука медленно скользила по кожаным переплетам; сейчас он, казалось, пребывал в хорошем настроении, и на его лице больше не было страдальческого выражения. Эта перемена происходила постепенно; когда они прибыли в Клоуз, Николас напоминал туго натянутую струну, но теперь, по прошествии пяти недель, казалось, что они всегда жили так – в уютной тихой гармонии.

Но был ли он счастлив? Джорджия не могла ответить на этот вопрос – слишком уж закрытым человеком был ее муж – держал свою душу на замке и никого не впускал туда. Только раз-другой она увидела у него проявление сильных эмоций, – однажды это произошло в тот момент, когда он считал, что пребывает в одиночестве, а в другой раз вспышка гнева охватила его в тот момент, когда он увидел, в каком состоянии находился сад. Но по большей части Николас скрывал свои чувства, давая лишь слабый намек на то, каковы они в действительности. Она старалась разгадать своего мужа, но ей это не очень-то удавалось. Например, однажды, когда она стала снимать с него мерки для рубашек, он вел себя очень странно – краснел и уклонялся, словно не хотел, чтобы до него дотрагивались. А затем стремительно вышел из комнаты. Когда же она отдавала ему готовые рубашки, он радостно улыбался; и казалось, что он очень рад этим рубашкам.

Николас оставался для нее загадкой, но он очень ей нравился, потому что был добрым и великодушным. Кроме того, Джорджия была уверена, что муж никогда не обидит ее. И все же – загадка… С Багги она всегда точно знала, какой будет его реакция на что-либо. А с Николасом об этом можно было только гадать.

– Джорджия, о чем ты сейчас мечтаешь? – спросил он.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Ни о чем. Просто задумалась.

– И о чем же ты думала?

– О нас с тобой и о жизни здесь.

– О… может, мне стоит поостеречься?

– Не шути так. Мне нравится наша жизнь, Николас.

– В самом деле? – спросил он с улыбкой. – Рад это слышать. Но по сравнению с твоей жизнью в Рэйвенсволке что угодно покажется раем – даже нынешнее существование.

– Нынешнее существование? Но оно просто чудо! Я вижу, как каждый день мы привносим какие-то изменения. С каждым днем дом все больше оживает. Разве ты этого не замечаешь?

– Ты довольно своеобразная женщина, и я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Хотя… Да, я действительно испытываю чувство огромного удовлетворения к концу каждого дня. Нам на голову больше не падает снег и не льет дождь, что весьма приятно.

– И уже скоро потеплеет. Тогда я смогу всерьез заняться садом, – заметила Джорджия.

Николас покачал головой.

– Ох, не знаю, что у тебя получится, дорогая. Сад ведь погиб… Может, лучше будет все это перепахать, чтобы разбить большой газон?

В голосе мужа прозвучала горечь, и от этого Джорджия испытала почти физическую боль. Ужасно несправедливо с ним поступили, и поэтому ей следовало сделать все возможное, чтобы восстановить сад – тем самым она хоть как-то отблагодарит Николаса.

– Я могу сделать так, что сад снова расцветет, – сказала Джорджия. – Моя мама многому меня научила. В нашей деревне у нее были самые большие урожаи и самые крупные цветы. Казалось, что ей достаточно посмотреть на грядку и появляются ростки. Она говорила, что умеет разговаривать с растениями.

– В самом деле? Как странно… Моя матушка говорила то же самое. Она говорила, что все живое имеет душу, а любое место обретает своего бога. Она непрестанно говорила о боге своего сада и оставляла среди деревьев маленькие подношения этому божеству. Конечно, все это отдавало язычеством, но тем не менее сад плодоносил каждый год. Впрочем, думаю, что Господь давным-давно оставил нас…

– Посмотрим, Николас. Для начала нужно дать почве воздух и свет, а потом мы решим, как вернуть сад к жизни. Пока же я подготовлю рассаду, которую высажу, как только станет достаточно тепло. Поверь, мы вдохнем жизнь в этот сад.

Николас отложил книгу, которую держал в руках, и подошел к жене, пристально вглядываясь в ее лицо. Осторожно обмотав завиток ее волос вокруг пальца, он замер на мгновение. Потом так же осторожно опустил руку и чуть отстранился. Джорджия замерла, ошеломленная странным поведением мужа. Впервые Николас прикоснулся к ней… таким образом, и она не знала, что об этом думать. Почувствовав, что ей вдруг захотелось плакать, Джорджия поспешно опустила глаза.

– Ты меня просто поражаешь, дорогая, – проговорил Николас, отходя к камину. – Ты работаешь целыми днями в столь ужасных обстоятельствах – и ни одной жалобы. А сейчас ты собираешься взять на себя еще больше.

– Я уже говорила тебе, что радуюсь, когда вижу, что этот дом возвращается к жизни. Поверь, я действительно полюбила его.

– Да, верно. Ты, помнится, сказала, что он – как сирота. И еще ты сказала, что и сама сирота. Может, расскажешь мне об этом? Ведь я почти ничего не знаю о твоей прежней жизни.

– В общем-то, рассказывать особенно нечего, – проговорила Джорджия, отрезая очередную нитку и мысленно возвращаясь в прошлое. – Мы были бедны, но все же отец с матерью были счастливы, потому что папа был очень добрым и мягким человеком. Когда-то мой отец служил в армии, но у него возникли проблемы с легкими, и ему пришлось выйти в отставку. После отставки он был школьным учителем, но из-за болезни оставил и эту работу. После его смерти мама жила одна, зарабатывая на жизнь шитьем и уходом за больными, но свои любимые растения она не забывала. Потом мама умерла от лихорадки. Мне тогда было всего двенадцать.

– И куда же тебя определили?

– Поскольку я осталась сиротой, меня решили поселить у викария и его жены, – пробормотала Джорджия, и ее лицо омрачилось от этих воспоминаний.

– Понятно, – кивнул Николас. – Не думаю, что ты была счастлива в семье викария.

– Конечно, не была. Хотя они были добры ко мне. Но ведь это был не мой дом… – Джорджия с силой вонзила иголку в ткань – и укололась. – Ой!.. – Она поспешно поднесла уколотый палец к губам.

– Может, дело не только в том, что это был не твой дом? – спросил Николас, пристально вглядываясь в ее лицо.

Джорджия подняла глаза и увидела, что муж улыбается.

Отвечая ему улыбкой, она сказала:

– Что ж, если хочешь знать правду… Они не любили меня, а я не любила их.

– И ты оставалась у них до своего замужества?

– Я прожила у них пять лет, – продолжала Джорджия. – Когда же ушла от них, они, безусловно, испытали облегчение.

Она вновь вспомнила тот день, когда миссис Провост пришла к ней в мансарду, обвиняя в том, чего она даже не понимала, и сообщила о ее предстоящем через три недели венчании с мужчиной, которого она совершенно не знала. Три долгих недели она была заперта в своей комнате – сидела на хлебе и воде, которые ей приносили раз в день, и думала о неведомом ей будущем. Зато впервые за пять лет ей не приходилось готовить, мыть полы, стирать белье, вытирать пыль, полировать мебель и менять свечи. Но самое главное – она чувствовала себя в безопасности. В последнее время викарий, поддавшись мужским инстинктам, все время лапал ее, порываясь прильнуть своим слюнявым ртом к ее губам. Слава богу, что ключ от ее комнаты хранился у миссис Провост, которая не выпускала его из рук.

– А потом?

– Потом я вышла замуж за Багги Уэллса, которого впервые увидела, когда меня привели в церковь.

– И ты была счастлива с ним? – допытывался Николас.

Джорджия удивилась внезапно изменившемуся выражению его лица, но тотчас поняла, что он расстроился из-за ее рассказа. Ох, наверное, зря она стала жаловаться. Но и врать ей тоже не хотелось.

– Что же ты молчишь, Джорджия? – спросил Николас, нарушая воцарившееся молчание.

Она постаралась улыбнуться.

– Ну… Ферма мужа не представляла собой ничего особенного. Но все-таки это был дом. Было очень приятно вновь иметь собственный дом.

– Да, разумеется. – Николас немного помолчал, потом, тщательно подбирая слова, проговорил: – И еще был сам Багги, верно?

– Да, – со вздохом кивнула Джорджия. – И еще был Багги. Это продолжалось три года. А потом все закончилось.

Николас нахмурился, однако промолчал. Потом, повернувшись к ней спиной, взял кочергу и начал перемешивать угли в камине.

– Я не хочу, чтобы ты меня жалел, – пробормотала Джорджия. – То время ушло навсегда. И никогда не будет так, как было, – я в этом уверена. Думаю, ты меня правильно понял.

Муж бросил взгляд через плечо, потом вновь повернулся к огню.

– Как ты жила после смерти Багги?

Джорджия с облегчением вздохнула, радуясь, что Николас сменил тему.

– Было трудно. Из-за долгов я потеряла ферму, и мне пришлось уехать в Лондон, где я год проработала в магазине, подшивая и подгоняя платья. Там меня заметила леди Хертон, которая предложила мне шить для нее. Год спустя она рекомендовала меня в Рэйвенсволк. И я очень, очень благодарна тебе за то, что ты забрал меня оттуда.

Николас резко обернулся.

– Проклятье, Джорджия! Сколько раз надо повторять, что я не нуждаюсь в твоей благодарности! Мы с тобой до скончания наших дней можем говорить, что очень благодарны друг другу, – мол, один выручил другого в затруднительной ситуации. Но это не то, чего я хочу. Благодарность – ничто. Для меня она ничего не значит. Я вполне уверен, что и Багги не особо нуждался в твоей благодарности.

– О, пожалуйста, Николас, может, не будем больше говорить о Багги? Эти воспоминания… они ужасно неприятны.

– Извини. Мне не хотелось возвращаться к этому, но я всего лишь человек. И я начинаю задумываться о том, что ты очень многого ждешь от меня.

– В этом-то все и дело!.. – воскликнула Джорджия. – Я ничего от тебя не жду и только и делаю, что пытаюсь дать тебе это понять.

– О, ты отлично дала мне это понять, – с некоторым раздражением проговорил Николас, запуская пятерню в волосы. – Но я все же надеялся, что в какой-то момент ты решишь, что тебе не внушает отвращения мысль о том, что ты вышла за меня.

Джорджия посмотрела на мужа с изумлением. Внушает отвращение?.. Он что, совсем не слышал ее? Ведь теперь она уже без страха встречает приближение ночи. И живет под одной крышей с человеком, который разговаривает с ней, выслушивает ее, – живет с сильным, умным и воспитанным мужчиной!..

– Поверь, Николас, мне совершенно не внушает отвращения мысль о том, что я вышла за тебя замуж. Ты очень внимательный и заботливый. И раз ты не хочешь, чтобы я говорила о своей благодарности, то я не буду. Но ты не должен думать, что я хочу от тебя чего-либо – ты и так мне уже очень много дал. Прошу тебя, перестань спрашивать, чего я хочу, поскольку от таких вопросов мне ужасно неловко.

– Что ж, хорошо, – сказал он с каким-то странным холодом в голосе. – Если это то, чего ты желаешь, – то хорошо.

– Да, я желаю этого. Но почему ты так на меня смотришь?

– Почему я… Ох, Джорджия… – Он провел ладонью по лицу. – Не обращай внимания, не обращай… Уже поздно. Я иду спать. Спокойной ночи. Надеюсь, что хоть у тебя будут приятные сны.

«Похоже, он чем-то расстроен», – думала Джорджия, возвращаясь в свою комнату. И она снова задумалась о противоречиях, из которых был соткан ее муж.

Всю следующую неделю в их отношениях чувствовалась та же самая напряженность, что возникла между ними при столь неприятном для обоих разговоре. Джорджия понимала, что тот их разговор закончился не очень хорошо, но почему – не знала. И, конечно же, не знала, что мужа так расстроило. Она снова и снова мысленно возвращалась к их разговору, но в голову ничего не приходило. Николас спрашивал ее о прошлом, и она отвечала ему правдиво. Возможно, ему не понравились какие-то подробности. Но какие именно?

Джорджия ритмично водила щеткой по стене вверх и вниз, чувствуя себя ужасно одинокой, хотя прекрасно знала, что Николас сейчас находился совсем рядом – работал в холле. Ей не хватало его общества, не хватало их вечерних бесед и совместных прогулок – просто-напросто его физического присутствия. И порой у нее возникало ощущение, что она лишилась чего-то очень для себя важного. И тогда ей приходилось бросать на мужа хотя бы мимолетный взгляд, чтобы убедиться, что он все еще здесь. Но почему же Николас избегал ее?..

В очередной раз обмакнув щетку в ведро с побелкой, Джорджия собралась уже продолжить работу, но вдруг услышала громкий треск, а затем крик:

– Джорджия! Куда, черт возьми, ты подевалась?!

В голосе мужа звучала легкая паника, и Джорджия, подобрав юбки, побежала в холл. Когда она со щеткой в руке распахнула дверь, то сразу все поняла.

Николас раскачивался в большом проломе в полу – очевидно, несколько половиц проломились под ним. Джорджии пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы сдержать рвавшийся наружу смех. На самом деле это было вовсе не смешно, но она ничего не могла с собой поделать. Не в силах больше сдерживаться, она громко расхохоталась, так что на глазах даже выступили слезы.

– Джорджия, сейчас не самое подходящее время для веселья! Срочно позови Бинкли!

– Не могу, – сказала она, утирая глаза. – Он отправился в город за покупками.

– Тогда приведи Мартина.

– Он поехал с Бинкли. – Джорджия усмехнулась и добавила: – Полагаю, я могла бы спасти тебя, если бы была настроена это сделать.

– Что… что ты имеешь в виду? – проворчал Николас.

– Только то, что я сказала. Всю эту неделю ты был очень холоден со мной. И ты меня избегаешь. Можно подумать, что мое общество стало тебе неприятно.

– Но Джорджия…

– А теперь ты в таком положении, что просто не сможешь от меня сбежать. Может быть, объяснишь мне свое поведение? Если, конечно, хочешь, чтобы я помогла тебе…

– Джорджия, сейчас не время для дискуссий. К тому же ты прекрасно знаешь, что меня беспокоит. Я решил избегать тебя, так как мне показалось, что это – единственный разумный выход… – Николас попытался выбраться из провала, но безуспешно. – Более того, я думал, что тема закрыта. И позволь тебе напомнить, что именно ты ее закрыла.

– Именно я? – в растерянности переспросила Джорджия. О чем же он толкует?.. – Я уверена, что не хотела этого.

Николас застонал и снова попытался выбраться, но смог подтянуться лишь на долю дюйма.

– А-а… мои ребра! – завопил он.

– О боже! Николас, я думаю, тебя действительно нужно вытаскивать оттуда, пока все окончательно не рухнуло.

– И как вы, моя дорогая, собираетесь это осуществить? Я вешу в два раза больше тебя.

– Если ты не собираешься болтаться здесь и дальше, то будешь отталкиваться, а я – тянуть. Думаю, иного выхода нет. – Джорджия ухватилась за пояс его брюк. – Итак… На счет «три».

Она дернула изо всех сил, а Николас, одновременно оттолкнувшись руками, вылетел из пролома столь стремительно, что сбил Джорджию с ног. Она отлетела назад и ударилась головой о стену с такой силой, что перед глазами искры заплясали.

– Джорджия, милая, ты не ранена?! С тобой все в порядке?

Она открыла глаза и увидела, что муж стоит перед ней на коленях и с беспокойством смотрит на нее.

Осторожно ощупав затылок, Джорджия пробормотала:

– Думаю, все нормально. Но ты порвал рубашку в клочья, Николас. Только посмотрите на него! И это уже вторая рубашка за месяц!

– На мою пострадавшую плоть внимания обращать, конечно, не стоит. Ведь тебя волнуют только рубашки, верно? – спросил Николас с улыбкой. – Уверена, что ты не поранилась?

Он коснулся ее щеки, и Джорджию бросило в жар. Ей ужасно захотелось, чтобы он коснулся и другой щеки. Было очень приятно видеть, что во взгляде мужа вновь появилась теплота.

– О, Николас, мне тебя так не хватало… – прошептала Джорджия.

– В самом деле? – спросил он. Озабоченность в его взгляде сменилась каким-то другим выражением. – Что ж, возможно, эта стена, наконец, вбила в твою голову немного здравого смысла. Сейчас посмотрим…

С этими словами муж придвинулся к ней поближе и столь же осторожно коснулся и другой ее щеки. Потом взял ее лицо в ладони, и она вдруг почувствовала на щеке тепло его дыхания. От этого ее собственное дыхание участилось, и словно откуда-то из тумана возникла мысль: “Сейчас он меня поцелует…” Внезапно смутившись, Джорджия высвободилась и поднялась на ноги.

– Я в полном порядке. – Она отступила на шаг и осмотрела мужа. – А вот твои царапины нужно смазать бальзамом. Подожди минутку. Сейчас принесу…

Она вернулась очень скоро с кувшином воды, отрезом чистого полотна и с мазью в склянке.

– Снимай то, что осталось от твоей рубашки, Николас. Я знаю, что холодно, но ничего не поделаешь.

Он тотчас снял рубаху, и Джорджия осмотрела его грудь. “У него действительно великолепная фигура”, – подумала она, невольно залюбовавшись мужем. Он был необычайно стройным – и в то же время мускулистым. Кроме того, ей очень понравилась полоска черных волос, сбегавшая от груди к животу. А вот у Багги… Его бочкообразная грудь – как и спина – была сплошь покрыта густой порослью волос. Николас же выглядел гораздо приятнее. И ей вдруг захотелось прикоснуться к его груди – совершенно неразумное в данной ситуации желание.

– Жить буду? – спросил Николас.

Немного смутившись, она пробормотала:

– Да, вероятно.

Зачерпнув из склянки немного целебной мази, Джорджия осторожно нанесла ее на царапины. Николас едва заметно вздрогнул и поморщился.

– Что, больно? – встревожилась Джорджия.

– Дело не в этом, – ответил он, с трудом переводя дыхание.

– Нет нужды терпеть боль. Это просто неразумно. Если больно, скажи, и я буду осторожней.

Ее пальцы легонько коснулась его соска, и тот заметно напрягся. Она посмотрела на сосок с удивлением и убрала руку.

– О… – Николас криво усмехнулся. – Да, ты права, Джорджия. Это причиняет боль.

Она окинула мужа внимательным взглядом, затем продолжила накладывать мазь. Ее пальцы ощущали жар его тела, и Джорджии казалось, что жар этот передавался ей.

– Нет, не стоит так осторожничать, – сказал Николас. – Лучше как раньше…

Джорджия взглянула на него, нахмурившись.

– Ты хочешь, чтобы я причиняла тебе боль?

– Ничего, потерплю. Но лучше будет, если мазь проникнет в рану поглубже. Тогда, безусловно, удастся избежать инфекции, не так ли?

– Раны не такие глубокие, Николас. Это всего лишь царапины.

– Всего лишь царапины? Тебе легко говорить. Ты хочешь, чтобы возникло нагноение и я умер? Прошу тебя, Джорджия… Самое главное – тщательность. Разве не об этом ты постоянно мне говоришь? Делай то, что необходимо. Обещаю не орать и не визжать.

Джорджия продолжала втирать мазь, стараясь все-таки не слишком беспокоить мужа; она видела, что ему действительно больно, а один раз он даже застонал. А ведь поначалу царапины казались не такими уж серьезными…

– Ну вот… Этого должно быть достаточно, – сказала Джорджия, неохотно отступая на шаг – ей нравилось ощущать под своими пальцами кожу Николаса. Эти прикосновения, как ни странно, пробуждали приятное чувство, и она, наверное, была бы даже совсем не против его прикосновений.

– Тебе лучше, Николас?

– Да. То есть, нет. О, Джорджия… – Он отвернулся и закрыл лицо ладонью.

– Дорогой, ты уверен, что ничего не повредил… внутри? Тебе очень больно?

Муж издал какой-то странный горловой звук, потом пробормотал что-то о том, что, мол, нужно найти чистую рубашку, и тотчас же удалился. А Джорджия, оставшись одна, снова вернулась к побелке.

Но после этого происшествия Николас, казалось, окончательно простил ее. Он больше не выходил из комнаты при ее появлении и не позволял суховатой сдержанности в разговорах. Джорджия часто замечала, что он наблюдал за ней, и при этом в его взгляде было не только любопытство, но и еще какое-то чувство, которое она не могла распознать. Возможно, то самое, которое появилось в его тревожном взгляде, когда он склонился над ней после того, как она ударилась головой. И Джорджия вскоре поняла: когда он так смотрел на нее, она чувствовала слабость, жар… и какую-то неведомую ей прежде сладкую боль. Но что это была за боль… Этого Джорджия не могла понять.

Николас осторожно положил на уже подготовленное место кусок черепицы. Бинкли привез из Хоршема первую партию строительных материалов, и Николасу хотелось уложить черепицу до того, как слуга вернется со второй партией. Мартин, который отправился с Бинкли, показал ему, как следовало ее укладывать, – это была довольно сложная работа, требовавшая внимания и сосредоточенности, не допускавшая посторонних мыслей, что в данных момент полностью его устраивало.

Но он все-таки отвлекся, когда заметил краем глаза яркий отблеск – казалось, солнечный луч неожиданно отразился от стекла. Николас внимательно посмотрел на лес, стоявший как раз в той стороне, где находился Рэйвенсволк. У него было странное ощущение, что в течение нескольких последних недель за ним следили, и сейчас он, похоже, получил подтверждение тому, что интуиция не обманула его. Но кто же вел за ним слежку? И с какой целью? Может, это Жаклин? Но она ведь уехала в начале января, и ее в ближайшее время не ждали обратно. Причем человек, следивший за ним, был очень осторожен и старался ничем не выдать своего присутствия. Николас нахмурился, пожал плечами и вновь принялся за работу.

Через некоторое время он снова заметил сверкнувший отблеск. На сей раз Николас решил выяснить, что же все-таки происходило. Он быстро и осторожно прошел по крыше, но не воспользовался лестницей, стоявшей у фасада дома, а спустился по задней стене, держась за старые стебли плюща. Вскоре он приблизился к лесу, после чего почти бесшумно зашагал по старой тропинке. Николас знал этот лес как свои пять пальцев и мог легко скрыться от посторонних взглядов.

Наконец, остановившись, он внимательно осмотрелся. Ничего. Абсолютно ничего, только видно было вдалеке Джорджию – та работала в саду большую часть этого теплого утра. Он снова принялся осматривать лес и вдруг увидел нечто странное: чуть выше уровня его глаз находился… ботинок, упиравшийся в толстый сук. Николас сдвинулся немного в сторону и попристальнее вгляделся в густую листву. В следующее мгновение он увидел в кроне старого вяза кузена Сирила, устроившегося на толстой ветке. В руках юноши была мощная подзорная труба, от окуляра которой он, казалось, не в силах был оторваться.

Николас задумался. Выходит, семнадцатилетний парень не нашел более интересного занятия, чем сидеть на дереве и шпионить за своим родственником. Очень странно… Но ему также пришла в голову и другая мысль: возможно, это был прекрасный случай, чтобы наладить отношения со своим кузеном. Сирил решительно отказался ответить на то письмо, которое Николас отправил ему, и до сих пор старался держаться подальше от Коулза.

Но сейчас стало ясно: Сирилу отнюдь не безразлична их с Джорджией жизнь. Впрочем, Николаса не особо волновала причина такой заинтересованности кузена, главное – он поймал его за столь неблаговидным занятием, как подглядывание.

– Доброе утро, Сирил, – сказал он, приблизившись к нему. Молодой человек от неожиданности вздрогнул и едва не свалился с дерева. – Чудесный денек, не так ли?

– О, Н-николас… – заикаясь, произнес кузен, сначала побелев, потом – густо покраснев.

– Ты спустишься – или мне подняться к тебе?

Рот Сирила открылся, потом закрылся. Немного помедлив, он сложил подзорную трубу и, надев на шею кожаный ремешок, откинул свою оптику за спину. Несколько минут спустя юноша спустился на землю.

– Прекрасное убежище, – сказал Николас. – Но сомневаюсь, что мы и вдвоем поместились бы на этом насесте.

Сирил молчал, виновато посматривая на кузена. Николас протянул руку к подзорной трубе.

– Можно? – Он взял инструмент и начал его осматривать. Затем поднес трубу к глазам и навел ее на Клоуз. После чего, вернув трубу Сирилу, заметил: – Тяжеловатая, но служит вполне прилично.

Парень молча кивнул, потом сглотнул, и кадык его судорожно дернулся.

– Знаешь, Сирил, я вот что подумал… – продолжал Николас. – Ты наверняка заметил, в каком бедственном состоянии находится Клоуз. Без сомнения, заметил и то, что мы с Джорджией работаем не покладая рук, чтобы привести поместье в порядок.

Сирил пожал плечами.

– Полагаю, ты с сочувствием относишься ко всему этому. Ведь это поместье по законам наследования связано с Рэйвенсволком, который однажды станет твоим. Нам не хватает рабочих рук, и мы будем благодарны за любую помощь. Но мы не можем платить помощникам, понимаешь? Нам понадобится… кто-нибудь сильный, трудоспособный и достаточно энергичный. – Николас внимательно посмотрел на кузена. – Кто-то вроде тебя. Однако же… Полагаю, просить тебя об этом бесполезная трата времени, верно?

– Ну… д-думаю, я м-мог бы помочь, – пробормотал Сирил, явно смутившись.

В его глазах что-то промелькнуло, правда, Николас не понял, что означал этот взгляд юноши. Но тратить время на выяснение он не собирался. Кто-то должен был взять парня под контроль, и Николас не мог придумать лучшего способа.

– В самом деле? Ты готов нам помогать? Вот это по-христиански… Джорджия будет очень рада. – Он добродушно похлопал Сирила по плечу, отчего юноша слегка пошатнулся. – Пойдем обрадуем Джорджию. А потом ты пообедаешь с нами. Конечно, обед будет скромным, но ты же не можешь работать на пустой желудок…

– Как л-любезно с твоей стороны…

«Похоже, что-то очень его раздражает…», – думал Николас, шагая рядом с кузеном по тропинке.

– Сирил!.. – воскликнула Джорджия с удивлением и поспешила навстречу юноше. Неужели он все-таки решил зайти к ним в гости? Даже не верилось… Но удивляло не только появление кузенов рука об руку, но и их поразительное, почти сверхъестественное сходство. Теперь Джорджия поняла, почему в тот первый день ошиблась и приняла Николаса за Сирила. Но, несмотря на сходство черт и цвета волос, Николас уже был настоящим мужчиной, а его кузен все еще оставался юношей со щеками, окрашенными ярким румянцем. – Как приятно увидеть тебя снова, – сказала она, обращаясь к Сирилу, и тут же бросила на мужа вопросительный взгляд – словно искала подтверждение того, что этот факт и в самом деле можно считать приятным (сама Джорджия не была в этом уверена).

– Действительно приятно, – подтвердил Николас. – Я встретил Сирила в лесу, где он с помощью своей подзорной трубы наблюдал за птицами. Мы разговорились, и очень скоро выяснилось, что мой кузен располагает свободным временем и готов помочь нам. По-моему, это весьма благородно с его стороны?

– Очень благородно, – согласилась Джорджия. Она понимала: Николас что-то задумал. И сейчас ждала его подсказки.

– Я подумал, что после обеда Сирил поможет мне на крыше, – продолжал Николас. – Мартин уехал, а работать одному чертовски неудобно.

– О… о, н-нет… – пробормотал Сирил, явно очень встревожившись. – П-прошу вас, сэр… Я б-боюсь высоты. Лучше что-нибудь другое… Что угодно…

– Что ж, хорошо. Знаешь, Джорджия решила возродить наш сад, и я уверен, что она оценит твою помощь. Тебе ведь нравится проводить время на свежем воздухе, не так ли, Сирил?

Парень кивнул, а Джорджия с улыбкой сказала:

– Почему бы тебе не зайти в дом, Сирил? – Она бросила веселый взгляд на мужа. – Конечно, нам предстоит еще многое сделать, но и про обед не следует забывать.

– Да, хорошо. Спасибо. – Входя в дом, юноша с беспокойством озирался.

Джорджия же внимательно наблюдала за ним, стараясь понять, о чем он сейчас думал.

– Как жаль ту былую красоту, верно, Сирил? – Николас указал на потолок большого холла, где кое-где виднелись остатки некогда великолепной лепнины. – К сожалению, и все остальное у нас в таком же виде. Что ж, шагай за мной. Мы заменили самые прогнившие половицы, но все-таки будь осторожен. Вот сюда… Столовая – в лучшем состоянии. Многое из нее растащили, но кое-что из мебели осталось. А главное – есть стол, за которым мы и пообедаем.

Сирил молчал, но при этом все больше краснел, и Джорджию радовало его смущение. Пусть собственными глазами увидит, что сделала с Клоузом его мачеха!

– Лили, – обратился Николас к вошедшей девушке, – принесите еще один прибор. Сегодня с нами обедает лорд Бридон. Сирил, надеюсь, ты не станешь возражать против ростбифа с картофелем.

Несколько удивленная, Лили быстро присела в книксене и бросилась выполнять распоряжение хозяина.

За обедом Сирил в основном молчал, глядя в свою тарелку. Говорил же в основном Николас.

– Конечно, стыдно приводить жену в такой дом, но у меня не было выбора. В разговорах с ней я пытался описать прежнюю красоту Клоуза, но сейчас сложно представить, что он когда-то был таким. Похоже, на дом обрушилась мощнейшая буря, которая снесла половину крыши. Ночевать в таком доме довольно холодно и сыро. Я с нетерпением жду весны. Еще воды, Сирил? А тебе, Джорджия? К тому же, мы находимся всего в нескольких милях от моря, и это также способствует разрушению дома. Да, кстати, Джорджия… Я просил Бинкли привести рассаду, о которой ты говорила. В качестве теплицы ты можешь использовать ту большую кладовку, что за спальней моей матушки.

– Спасибо, Николас. Ты всегда такой внимательный…

Сирил нахмурился. А Николас вдруг встал и подошел к окну. Глядя на сад, проговорил: – Дорогая, если ты действительно сможешь вернуть все это к жизни, то любые усилия будут оправданы. – Он посмотрел на Сирила, – юноша тут же отвел глаза – и добавил: – Что ж, пора возвращаться к работе. Надо еще многое успеть до темноты. Сирил, тебе определяется должность помощника Джорджии. Она скажет, что нужно делать. – С этими словами Николас вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

– Пойдем со мной, Сирил, – сказала Джорджия. – И постарайся выглядеть повеселее. Ты же не хочешь, чтобы завяли даже те немногие цветы, которые я успела посадить.

– Я… я делаю это только потому, что хочу, – с воинственным видом произнес молодой человек.

– Да, разумеется. И мы с твоим кузеном очень ценим твою помощь.

– Ему п-потребовалось немного времени, чтобы соблазнить тебя, не так ли? – вдруг с мерзкой ухмылкой проговорил парень. – Все время говорила о п-приличиях, а сама с-сбежала с ним при п-первой же возможности.

Джорджия гневно взглянула на юношу, но вовремя сдержалась. Она прекрасно понимала его настроение и, к счастью, знала, как с этим бороться.

– Ты ведь не посмел бы сказать такое при Николасе, правда? И ты не будешь говорить и со мной в подобном тоне. Каковы бы ни были твои чувства, держи их при себе, потому что мне они не интересны.

Сирил нахмурился и пнул носком башмака обрезок доски.

– Возможно, тебя это удивит, – продолжала Джорджия, – но Николас очень хорошо к тебе относится. И я думаю, ты не прав, что не удосужился ответить на его письмо. Впрочем, это ваши отношения, и вы в них сами разберетесь. Но коль скоро ты здесь, то, будь добр, веди себя прилично. А теперь пойдем. Можешь вскопать старый газон перед домом, а мы с Лили должны прополоть клумбы.

Джорджия направилась к выходу, и Сирил, опустив голову, точно наказанный щенок, побрел следом за ней.

– Как все прошло? – обратился Николас к жене уже за ужином. – Насколько я мог заметить, вы почти не разговаривали.

– Я отчитала его, и все оставшееся время он дулся на меня. Но это – даже к лучшему. Потому что у меня не было никакого желания с ним разговаривать. Когда у него такое настроение, он становится невыносимым.

– Тем не менее он усердно работал, – заметил Николас.

– Да, верно. И, возможно, работал впервые в жизни. Иногда мне становится его жаль. Ведь он практически заперт в Рэйвенсволке – видит только Жаклин и больного отца. Но факт остается фактом: юноша ужасно избалован.

– Ничего, мы его исправим. У меня есть план.

– Я так и думала. Но в чем же заключается твой план?

– Видишь ли, мне повезло. Я застал парня в его шпионском гнезде. Он, без сомнения, очень боится, что эта история дойдет до Жаклин. Я уверен, парню под страхом самых страшных наказаний было велено держаться подальше от кузена и его жены. Но у меня ощущение, что в глубине души Сирил не прочь сделать попытку к примирению. Думаю, он не забыл, как в детстве не отходил от меня ни на шаг.

– И я думаю, что не забыл. Но ведь он так долго находился под влиянием Жаклин… А ты с дядей расстался не самым лучшим образом.

Николас кивнул.

– Да, конечно. Поэтому я собираюсь навещать дядю, пока Сирил будет занят здесь и не сможет мне помешать. На руку мне и отсутствие Жаклин.

– Она что, уехала?.. – удивилась Джорджия. – Откуда тебе это известно?

– От Бинкли. У него есть хорошие знакомые в деревне. Она уехала – это совершенно точно. И вернется очень не скоро.

– Замечательные новости!

– Да, верно. Полагаю, и для Сирила будет неплохо на время избавиться от ее влияния. Думаю, что парню больше всего нужен свежий воздух и физический труд. И еще ему нужна семья. Нормальная семья. Хотя бы относительно нормальная. Слишком долго он был один. Необходимо, чтобы рядом с Сирилом оказался человек, который подсказал бы ему, как двигаться вперед. Уверен, пройдет совсем немного времени, и он поймет, что я не чудовище, хотя именно таковым меня старались выставить. Ты, конечно, можешь считать меня чудовищем, Джорджия, но я гарантирую: за столь отталкивающей внешностью… В общем, не такой уж я негодяй.

– Ах, Николас… – Джорджия засмеялась. – Ты же знаешь, что я вовсе не считаю тебя чудовищем. Может, ты напрашиваешься на комплимент?

– Нет, конечно. А что, следовало бы? Может быть, ты и в самом деле сделаешь мне комплимент?

– Николас, ты чрезвычайно привлекательный мужчина и прекрасно знаешь это. Я даже думаю, что тебе не раз об этом говорили самые разные женщины.

– Но не ты.

– Почему же?.. Я ведь сказала, что ты очень привлекательный. Стоит лишь взглянуть на Сирила, чтобы в этом убедиться.

– Я напоминаю тебе Сирила?..

– Да. Цветом волос и глаз. У вас у обоих одинаковые черные волосы и серые глаза. И еще – брови и губы.

– Какие же они, эти губы?

– Ну… четко очерченные. По-моему – довольно красивые.

Николас провел пальцем по губам.

– Хм… Интересно… – Он коснулся тем же пальцем ее губ. – У тебя тоже очень красивые. – Напоминают средневековый лук с двумя маленькими изгибами. И еще твои губы похожи на розу. Я уже говорил тебе об этом?

– Нет, – ответила Джорджия, опасаясь, что проклятый румянец вот-вот зальет ее щеки.

– Так вот, твои губы похожи на розу, и у них аромат розы. Думаю, что о моих такого не скажешь.

– Нет, они… Они такого же цвета, как и весь ты.

– То есть телесного цвета?

Джорджия кивнула, а Николас, изобразив огорчение, пробормотал:

– Не очень-то выразительные губы, верно? Прости, можно?..

В следующее мгновение он чуть наклонился, и внезапно его губы коснулись ее губ. Но уже секунду спустя муж отстранился и откинулся на спинку стула – словно и не двигался вовсе. Джорджия уставилась на него в изумлении и коснулась своих губ дрожащими пальцами.

– Зачем ты это сделал? – спросила она.

– Хотел отведать вкус роз. Замечательный вкус – сладкий и нежный. Я бы сказал, что он похож на вкус ранней клубники, хотя это не совсем точно. А каков вкус губ телесного цвета?

Несмотря на смущение, Джорджия все же ответила:

– Это было, похоже… похоже на вкус плоти.

– О, дорогая, ты меня разочаровываешь. Плоть может быть очень разной на вкус. Бывает соленая, мыльная, свежая или, наоборот, душная, как камфара.

– Но от твоих губ вовсе не пахло камфарой, – со смехом сказала Джорджия. – Больше всего это походило на вкус вина… и солнечного света. А может, запах солнечного света исходил от твоих волос – точно не знаю. Запах и вкус всегда идут рука об руку.

– Да, совершенно верно. Но если чьи-то волосы и пахнут солнечным светом, так это твои. – Николас поднялся и склонил голову над пышными завитками ее волос. Сердце Джорджии забилось как сумасшедшее, а муж проговорил: – Да, я был прав. Запах солнечного света, но это кажется вполне логичным, если принять во внимание цвет твоих волос.

Выпрямляясь, Николас коснулся ее щеки, и Джорджия вздрогнула, до боли стиснув руки на коленях.

– Дорогая, ты случайно не простудилась? – Он внимательно посмотрел на нее. – Ты вся дрожишь, а лицо у тебя пылает.

– Нет, не думаю, – ответила она, стараясь унять бившую ее дрожь. – Наверное, я просто устала.

– Устала? – Николас скрестил руки на груди и с любопытством посмотрел на жену. – Ты устала? Уверена, что дело только в этом? Обычно усталость тебя не берет.

– Да, знаю. Но нынешний день был очень долгий. Пожалуй, я лягу пораньше. Прости меня, если я не посижу с тобой сегодня вечером.

– Не беспокойся, – сказал Николас с лукавой усмешкой. – Но если тебе что-то понадобится… В общем, ты знаешь, где меня найти.

– Спокойной ночи, Николас.

Едва прикрыв за собой дверь, Джорджия услышала его тихий смех, который сопровождал ее чуть ли не до самой спальни. Решив, что с ней что-то определенно не так, Джорджия перед самым сном приготовила себе чашку успокаивающего травяного настоя.