Карета, развернувшись, остановилась, и перед Джоанной во всем величии предстал сияющий огнями Мандерстоун-Холл. Однако красивый дом казался сейчас не праздничным дворцом, а воротами в ад. Так сильно, как сейчас, она, пожалуй, не нервничала никогда. Даже в горле пересохло, а сердце колотилось в бешеном ритме.

Помогавшие ей собираться Уэнди, Маргарет и Шелли показали себя блестящими рукодельницами. Маргарет каким-то образом удалось создать оригинальное и поистине великолепное бальное платье из розового шелка, отороченное белым тюлем и расшитое жемчужинами. Шелли уложила волосы волнами, украсив их розами из шелка и бисером. Отвечавшая за аксессуары Уэнди удивила всех великолепным набором, который ухитрилась сделать, используя довольно скудную коллекцию Джоанны.

В общем, вряд ли кому-то удалось бы придать Джоанне более блистательный вид, чем этим трем женщинам. Только под самый конец они чуть было не смазали впечатление, неожиданно расплакавшись. Впрочем, это были счастливые слезы – слезы женщин, искренне радующихся обручению их любимой хозяйки и подруги.

Даже глаза Диксона увлажнились, когда он провожал Джоанну до кареты. Слуги держались кучкой, махали ей руками, хлюпали носами и вытирали повлажневшие глаза. Такое отношение тронуло ее до глубины души.

Единственным, кто проявил при этом благоразумное спокойствие, оказался Майлз. Когда ему сказали, что Джоанна может стать его мамой, он оглядел ее критическим взглядом и заявил что-то вроде «именно такой и должна быть настоящая мама», а когда узнал, что у папы и мамы скоро будет свадьба, деловито поинтересовался, продолжит ли Джоанна после этого присматривать за ним.

– Я буду присматривать за тобой всегда, мой малыш, – ответила она, – даже тогда, когда ты сам этого, возможно, не захочешь.

Полностью удовлетворенный ответом Майлз отправился качаться на своей деревянной лошадке, а она не смогла сдержать слезы.

– Джоанна? – Гай погладил ее по щеке, возвращая из воспоминаний в настоящее. – Ты готова?

Она проглотила застрявший в горле комок и кивнула.

– Я… Я немного нервничаю, – призналась она.

– Вполне естественно, – ответил Гай. – Ты же умная женщина и понимаешь, что нам предстоит. Однако я уверен, что у тебя достаточно самообладания для того, чтобы этот вечер прошел так, как надо нам. Помни, я всем сердцем люблю тебя и не сомневаюсь, что мы сумеем не только узнать правду, но и окончательно развеять все слухи.

Гривз наклонился к ней и поцеловал. Как тут же выяснилось, сделал он это как раз вовремя – не более чем через секунду дверца кареты распахнулась.

Окончательно восстановивший за время короткого путешествия свойственное ему хладнокровие Диксон опустил ступеньки, предложил Джоанне руку и ободряюще улыбнулся. Джоанна улыбнулась в ответ, затем перевела взгляд на восседающего на козлах в свой лучшей ливрее Билла. Вид у того был настолько торжественный, что в первое мгновение она его даже не узнала. Билл важно повел головой в сторону дома, как бы представляя его вниманию Джоанны. По непонятной причине именно этот жест кучера ее успокоил. Она гордо подняла голову, окончательно изгоняя чувство неуверенности, выпрямила спину и подала руку Гаю.

– Похоже, пришло время пробить брешь в каменных стенах английского общества, – приглушенно произнесла Джоанна. – Надеюсь, ты простишь, если в ходе наступления я кого-нибудь задену.

Гай хмыкнул:

– В сложившихся обстоятельствах я простил бы тебе даже убийство. Но постарайся держаться совершенно спокойно или, по крайней мере, поступать в том же духе, что я. Мне лучше известны правила ведения войны. Впрочем, никто не может запретить тебе следовать своим собственным.

– Полагаю, однако, что как раз это и беспокоит тебя больше всего, – ответила Джоанна, чувствуя себя все более уверенной. Сейчас, когда она шла под руку с Гаем, казалось, что она в состоянии сделать все что угодно.

– О! А вот и Рэн, – сказал Гай, подводя ее по ступенькам к высокому красивому мужчине с тепло смотревшими на нее выразительными голубыми глазами. Приятная улыбка на его лице стала еще более приветливой, когда Гай представил их друг другу.

– Контесса, – произнес, изящно поклонившись, граф Тревельян, – я давно и с нетерпением ждал этого момента. Гай так часто и много писал о вас, что я ощутил острую потребность взглянуть на вас собственными глазами. С радостью констатирую, что мой друг подтвердил высокий уровень своих способностей в описательной прозе.

– Называйте меня Джоанна, пожалуйста, – попросила она сразу понравившегося ей Рэна. – Надеюсь, все будет нормально и вы окончательно убедитесь, что оригинал соответствует описанию. Однако, – добавила Джоанна, помрачнев, – если этот вечер пройдет не так, как задумал Гай, все может измениться. Вы, бесспорно, благородный и смелый человек, коль скоро решились провести в своем доме сражение за мою честь.

– Благородство слишком громкое слово в данном случае. Я просто остался неисправимо любопытным ребенком, как говорит моя мама. Как ни прискорбно, она же сама и поощряет это мое качество.

Джоанна усмехнулась.

– Думаю, мне понравится ваша мама.

– Это мы скоро узнаем. Она ожидает в доме и, будучи не менее любопытной персоной, чем я, буквально сгорает от нетерпения познакомиться с вами. Рискну добавить, что разочарована она не будет.

В последнем Джоанна уверена не была, однако прикосновение твердой руки Гая сразу придало уверенность. Набрав в легкие побольше воздуха, она почувствовала в себе силы перейти, наконец, черту, отделявшую ее от встречи со светскими львами.

– Я так рада вас видеть, дорогая, – приветствовала ее элегантная леди Доуджер, графиня Тревельян. – Признаюсь, я обожаю слухи, но еще больше люблю разоблачать их, когда они оказываются полной чепухой, как это обычно бывает. В вашем случае я займусь этим с особым удовольствием.

– Я… Я благодарна вам за эти намерения, – произнесла Джоанна, немного удивленная напористостью и откровенностью, с которыми графиня начала разговор с совершенно незнакомым ей человеком.

– Ерунда. Нет ничего приятнее, чем чувствовать власть и ощущать моральное превосходство над дураками, которые причисляют себя к высшему слою населения этой страны, – сказала графиня, пожимая Джоанне руку. – Давайте же займемся делом, дитя. У нас очень мало времени до приезда гостей, а мне бы хотелось допросить вас как следует. Мой милый Рэн, конечно, умный мальчик. И то, что он взялся организовать ваше торжество, это лишний раз доказывает. Однако мужчины имеют скверную привычку в таких делах, как ваше, не обращать внимания на мелкие детали. А я должна получить полную информацию, прежде чем начну рубить головы.

У Джоанны промелькнула мысль, что эта уверенная в себе откровенная женщина скроена по тем же лекалам, что и ее обожаемая Банч, и от этого на душе стало совсем легко. Следуя за графиней, она посмотрела через плечо на Гая. Тот был уже полностью поглощен разговором с другом, судя по лицам собеседников, весьма важным и откровенным, так что не оставалось ничего другого, как действовать по собственному усмотрению.

Минут за пятнадцать графиня благодаря своему опыту узнала и даже успела уточнить все требующиеся ей подробности жизни Джоанны.

– Благодарю вас за откровенность, – сказала она, поднимаясь с кресла и поправляя великолепно уложенные волосы. – Не сомневаюсь, что суждения Гая о произошедшем будут звучать примерно так же, и я верю, что вы способны дать ему очень много счастья, дорогая. Я уже заметила перемены в его лице и поведении. Похоже, он наконец оставил позади свое трагическое прошлое, и я благодарю Бога за это. – Она слегка нахмурилась. – Никому не пожелаешь такой пытки, Гаю тем более.

– Я… я могу только сожалеть о том, что пережили в своем браке Гай и моя кузина, – сказала Джоанна, стараясь быть честной по отношению к Лидии. – Они совершенно не подходили друг другу.

– О, это… – произнесла графиня, небрежно махнув рукой. – Гай сделал неудачный выбор, однако, учитывая все обстоятельства, мы отнеслись к этому с пониманием. Но я имела в виду другое – то, что ему пришлось пережить на Пиренеях. Рэн ужасно переживал, что он не подоспел вовремя, чтобы остановить Гая в его решимости сделаться жертвенным ягненком. Хотя подозреваю, что, если бы Гай остановился, погибло бы еще очень много людей. – Она покачала головой. – Как бы там ни было, Гай заплатил ужасную цену за свой поступок. По сути, он долгие годы жил в выстроенном собственными руками аду. Но, как я уже сказала, теперь это все позади. Благодаря вам, моя дорогая.

К горлу Джоанны подступил мешающий дышать комок, по спине пробежали мурашки. О какой ужасно высокой цене говорила графиня? Что она имела в виду, называя Гая жертвенным ягненком? Перед мысленным взором пронеслись страшные образы войны. Джоанна много слышала о жестокостях, которые творили французы, но почему-то никогда не думала, что Гай мог быть среди их жертв.

Растерянная от только что услышанного, она не знала, что ответить. Графиня явно не подозревала, что Джоанне ничего не известно о том, что произошло с Гаем, иначе она не стала бы ее смущать, затрагивая эту тему. Но это означало и то, что графиня была тем человеком, который мог бы раскрыть тайну. Надо только правильно задать вопрос, так, чтобы графиня не догадалась о ее неосведомленности.

И Джоанна уже почти придумала такой вопрос, когда в дверях гостиной появился Гай.

Сердце испуганно екнуло – Гай застал ее за попыткой окольным путем узнать его тайну. Еще одно мгновение – и он бы услышал, как она интересуется у графини тем, о чем он до сих пор не хотел говорить.

Джоанна ощутила глубокое чувство вины. Больше такого повториться не должно. Спрашивать о том, что произошло на Пиренеях с Гаем, следует только у Гая. Вместе с тем Джоанна поняла и то, что необходимо добиться, чтобы он сам рассказал ей все. Это нужно не столько ей, сколько ему. Только таким образом он сможет окончательно освободиться от кошмаров прошлого и забыть об аде, в который себя загнал.

– Простите, что прерываю вас, – сказал Гай. Он был абсолютно спокоен и совсем не похож на человека, который побывал в аду и вернулся обратно. Отметив это, Джоанна как-то сразу избавилась от страшных образов, непроизвольно вызванных словами графини. – Прибыли первые гости. Соберись, дорогая. Мы должны спокойно поприветствовать тех, кто надеется увидеть тебя дрожащей при их появлении.

Леди Тревельян погрозила ему пальцем:

– Ни в коем случае не сбивай их с ног быстро, мой мальчик. Следует вдоволь насладиться остротой ощущения приближающейся победы и только потом нанести смертельный удар. Играть в шахматы гораздо интереснее, чем просто выбросить негодяя за борт.

Гай, склонившись, поцеловал графиню в щеку.

– Теперь я понимаю, как вам удалось сохранить красоту и молодость. Ваш блистательный ум не перестает работать ни на секунду, поэтому тело просто забывает, что положено стареть.

– Пустая лесть, – сказала графиня, шлепнув Гая по руке, однако по ее лицу было видно, что комплимент пришелся по душе. – Успеха вам, успеха вам обоим. Вперед. Время уже пошло. Я обязательно приду посмотреть, как ты поставишь им мат, Гай. Ты всегда был хорошим игроком.

– У меня были хорошие учителя, – ответил Гай, жестом указывая на графиню, затем подставил локоть Джоанне и повел ее в бальный зал.

Джоанна заставила себя выбросить из головы все мысли о произошедшем с Гаем на Пиренеях. Время вернуться к разгадке этой тайны прошлого еще будет. Предстоящие два часа требовали полного сосредоточения сил и воли на настоящем.

Джоанна приготовилась к скрытым усмешкам и шепоту за спиной, решив относиться к этому как к неизбежной прелюдии главного. Она старательно не замечала презрительные и любопытные взгляды, которые украдкой бросали на нее и Гая люди, только что подходившие к ним с сердечными приветствиями и искренними поздравлениями. Такое отношение к себе ее не смущало, обидно было за Гая, который уж точно ничем его не заслужил.

Гай вел свою партию блестяще.

Это Джоанна чуть было не сорвалась, когда очередь приветствовать их дошла до некой леди Невиль. Подойдя, та поздоровалась сначала с Гаем, потом обратилась к ней с едва скрываемым презрением.

– Я искренне верю в ваше будущее, – сказала она, оглядывая Джоанну сверху вниз. – Моя дорогая подруга Лидия так много рассказывала мне о вас.

– Неужели? – произнесла Джоанна, с трудом сдерживаясь от смеха. Это был именно тот голос, который она не забудет и через сто лет, и звучал он с той же врезавшейся в память манерной медлительностью. Сомнений не было – лучшая подруга Лидии Салли Невиль была ни кем иным, как Нежным лепестком, забредшим в конюшню Гая.

– О да, я знаю все, что о вас известно, и даже немного больше, – произнесла леди Невиль холодным тоном, не оставляющим сомнений в том, что известное ей говорит отнюдь не в пользу Джоанны.

– Вы тоже удивитесь, как много мне известно о вас, – ответила Джоанна. – Возможно, будет благоразумнее для нас обеих хранить эти знания от других.

Леди Невиль гордо вскинула голову и, не ответив, удалилась.

Гай удивленно посмотрел на Джоанну.

– На что это ты ей намекала? – спросил он шепотом.

– На то, что мне известно о ней. Это же Нежный лепесток в пылающей Сахаре, который распустился на Рождество перед Ламбкином.

Гай не стал сдерживать смех и, откинув голову назад, расхохотался, от чего большинство присутствующих в зале повернулись в его сторону и от удивления замерли с открытым ртом.

Скоро появился и сам Ламбкин. Джоанна постаралась взять себя в руки, чтобы ничем не задеть его. Как-никак он был одним из друзей Гая.

«Ягненочек» оказался довольно привлекательным мужчиной, но не выделявшимся из толпы других ни загадочным байроновским взглядом, ни сладкозвучным языком великого поэта, и, как подумала Джоанна, когда Ламбкин с поклоном ее приветствовал, это сильно его огорчало. Сохранить серьезное выражение лица, то и дело непроизвольно вспоминая о его поведении в Рождественскую ночь, было не так просто, но Джоанне удалось пройти и через это испытание.

Ламбкин, не заметивший легкой иронии, с которой его встретили, смотрел на нее с любопытством, но совершенно не зло. Он пробормотал несколько вежливых ничего не значащих слов и быстро отошел, растворившись в толпе гостей. Какого-то более-менее полного впечатления о нем Джоанна составить не успела.

– Похоже, свои лучшие строки Ламбкин бережет для женщин, которых добивается, – сказал ей Гай, когда они обменялись взглядами после его поспешного отступления.

– Значит, мне повезло, – ответила Джоанна, поворачиваясь к очередному гостю.

Последующий час прошел в том же духе. Джоанна приветствовала одного за другим подходящих к ней гостей. Какие-то лица были ей знакомы, какие-то нет, но все это ее практически не интересовало. Она ждала двух мужчин, которые оказали существенное влияние на ее жизнь в прошлом и могли изменить ее будущее. Ее и Гая.

Джоанна полагала, что хорошо подготовилась к встрече с ними. Однако когда в зале наконец появился Холдинхэм, сердце в груди сжалось и понадобились серьезные усилия, чтобы взять себя в руки и не выдать волнения.

Он выглядел точно так же, как в тот вечер, когда она видела его в последний раз: те же тщательно причесанные темно-каштановые волосы, то же самодовольное выражение глаз, тот же взгляд, намекающий на то, что ему известно нечто большее. Джоанна ждала появления виконта с каким-то благоговейным страхом, а когда увидела, что-то в глубине души сразу подсказало ей, что так просто Холдинхэм не сдастся.

Поприветствовав Гая, Холдинхэм непринужденно склонился к ее руке.

– Контесса, – произнес он, – вы весьма преуспели с тех пор, как я видел вас последний раз. Триумф за триумфом, а теперь еще эта новость о вашей недавней помолвке.

Джоанна подавила желание отдернуть руку и влепить ему пощечину.

– Как я понимаю, этого нельзя сказать о вас. Ведь вы по-прежнему пребываете в холостом состоянии.

– К ужасному недовольству моего отца, – произнес Холдинхэм нарочито спокойным тоном. – А ты удачливый малый, Гривз. Две такие красивые кузины – и ты ухитрился заявить права на них обеих. Да, прими мои соболезнования по поводу кончины твоей первой жены. Такая трагедия.

– Спасибо, – сказал Гай также спокойно. – Однако позволь нам в этот вечер сосредоточиться на более счастливых предметах. Моя будущая жена, как ты знаешь, долго была вдали от Англии, и ей необходимо возобновить много знакомств.

– О да, конечно. Кстати, я, кажется, по дороге сюда обогнал карету Генри Уамока. Насколько я помню, он старинный и близкий друг контессы, на так ли?

Этот нанесенный исподтишка удар не произвел на Гая ни малейшего впечатления. Джоанна в очередной раз поразилась его выдержке – ни один мускул не дрогнул на его лице. Сама она уже начала примериваться, чтобы половчее лягнуть Холдинхэма в голень. Сдержала только уверенность, что Гай ответит негодяю более действенным способом.

– Старые знакомые, безусловно, – сказал Гай. – Только сдается мне, что мистер Уамок представляет их дружбу более близкой, чем было в действительности.

Губы Холдинхэма скривились в усмешке:

– О, возможно, это потому, что контесса подзабыла кое-какие детали за время своего долгого отсутствия. А я помню, что они договаривались о том, чтобы пожениться или что-то вроде того, когда я последний раз видел мисс Кару… Гм… Или контессу, как ее величают сейчас.

Гай так быстро поднял руку и схватил Холдинхэма за лацканы сюртука, что Джоанна даже не заметила, как это произошло. Когда она поняла, что происходит, Гай уже притянул незадачливого собеседника к себе, лацканы сюртука угрожающе затрещали.

– Ты всегда был куском дерьма, – прорычал он низким голосом, от которого по спине пробежали холодные мурашки, – но я надеялся, что ты хотя бы в этот вечер сумеешь удержаться от гадостей. Но раз нет, то расскажи, какую пользу ты собирался извлечь, когда нашептывал свой мерзкий план в ухо Уамоку? Надеялся, что, если скомпрометированную Уамоком мисс Кару заставять выйти за него замуж, тебе быстрее удастся реализовать свои планы в отношении нее?

Джоанна с удовлетворением отметила, что наряду с удивлением в серых глазах Холдинхэма отразился страх.

– Я… Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – заикаясь, пробормотал он, облизывая языком свои чувственные губы, которыми так гордился.

– Не понимаешь? – вступила Джоанна в разговор. – Тогда я спрошу тебя прямо. Это тебе пришла в голову забавная идея направить той ночью Генри Уамока в мою комнату, чтобы нас в ней обнаружили вместе и заставили меня выйти за него? Ты знал, что он мечтает жениться на мне, и, учитывая твой ум и опыт, понимал, что добровольно я ни за что не приму его предложения. Поэтому и придумал столь оскорбительную для меня схему. Впрочем, репутация невинной девушки для тебя никакого значения не имеет.

– Клянусь вам, я не делал ничего подобного! – почти закричал безуспешно пытавшийся высвободиться из железных объятий Гая Холдинхэм, на лице которого выступил пот. – Я абсолютно не повинен в том, в чем вы меня обвиняете.

Джоанна холодно посмотрела на него.

– Я не верю тебе. Ты всегда был распутником и… и бесчестным негодяем, пытающимся получить то, что тебе не принадлежит, но хочется, и при этом желательно чужими руками. Помнишь последние слова, которые ты сказал мне в тот вечер? Ты заявил, что надеешься на мое скорое замужество, которое поможет тебе продолжить ухаживать за мной, а меня сделает более сговорчивой.

– Нет… Нет. Не так, – принялся упрямо твердить Холдинхэм, зло сверкая глазами на гостей, спешивших к ним со всех сторон в желании не пропустить ни одной детали разгорающегося скандала. – Нет же. Спросите у него самого! – закричал виконт, указывая рукой на дверь. – Я ничего такого ему не говорил.

Все головы повернулись к только что вошедшему Генри Уамоку, которому дворецкий помогал снять плащ. Обескураженный всеобщим вниманием, Уамок замер на месте и побледнел.

– Э-э… Добрый вечер всем, – выдавил он из себя через несколько секунд. – Отличная погода, не правда ли? Довольно тепло для этого времени года. Объясните же ради бога, что случилось.

Гай резким движением оттолкнул Холдинхэма в сторону и ослабил сжимавшие лацканы его сюртука пальцы, однако полностью их не разжал.

– Добрый вечер, мистер Уамок. Вы как раз вовремя. Будьте добры, подойдите сюда. У нас есть к вам несколько вопросов.

Генри оглядел переполненный зал, лизнул верхнюю губу и двинулся вперед – немного неуверенно, но отнюдь не так, как приближаются к месту казни.

– Я полагал, что приглашен на бал по случаю помолвки, – сказал Уамок, подойдя к Гаю, – а здесь происходит что-то похожее на самосуд. Ха! Хорошенькие дела, однако. Какая-то забавная шутка, наверное? – добавил он не слишком уверенно.

– Не такая забавная, как вам могло показаться, – холодно ответил Гай. – Скажите, мистер Уамок, не вы ли в ночь на тринадцатое августа тысяча восемьсот двенадцатого года пришли без приглашения в спальню мисс Джоанны Кару, а затем свалили на нее вину за ваше неожиданное появление?

Генри оглянулся на столпившихся вокруг гостей, и его взгляд лихорадочно заметался от одного лица к другому в тщетных поисках поддержки.

– Что… что здесь происходит? Я пришел не для того, чтобы быть допрошенным о событиях давно минувших дней. Эта распутница опять что-то наплела про меня в надежде после стольких лет спасти свое имя?

– Советую тебе ограничивать свои рассуждения рамками моего вопроса, – сказал Гай, глаза которого сверкнули ледяным блеском. – Еще одно оскорбление в адрес моей невесты – и я разорву тебя голыми руками. Тебе должно быть известно, что я способен на это. – Совершенно побледневший Генри Уамок кивнул. – Хорошо. Тогда ответь мне на такой вопрос: это лорд Холдинхэм подкинул тебе идею скомпрометировать мисс Кару, чтобы ее заставили выйти за тебя замуж?

– Холдинхэм? – переспросил совершенно сбитый с толку Генри Уамок. – Он-то здесь при чем? Это Джоанна. Только она. Она пришла ко мне в сад и призналась, что обожает меня. Говорила, что не в силах больше ждать и хочет доказать полноту и искренность своей любви. Я рассказал все это сэру Квентину и леди Оксли. – Он показал рукой на Джоанну. – Она лучше всех знает, что это правда, как бы горячо это ни отрицала.

Джоанна провела рукой по лбу.

– Значит, ты сам придумал этот бесчестный план и Холдинхэм действительно не имеет к этому никакого отношения?

– Я же говорил… – начал было Холдинхэм, но тут же умолк под пристальным взглядом Гая.

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Уамок. Нам всем не терпится услышать вашу версию тогдашних событий.

Генри Уамок бросил затравленный взгляд на Гая, потом на Джоанну. Его лицо стало красным, будто свекла. Продолжавшая указывать на Джоанну рука дрожала.

– Холдинхэм не имеет никакого отношения к этому. Это… Это ты все придумала и ты во всем виновата. Если бы ты тогда в саду не поцеловала меня с такой страстью, если бы твоя кожа и губы не были так неправдоподобно горячи и призывны, если бы ты так бесстыдно не прижималась ко мне, предлагая себя в жены и приглашая зайти попозже в твою комнату, я бы никогда не совершил такой поступок. – Он потер лоб. – Я всегда был и остаюсь джентльменом. Я любил тебя или думал, что люблю. Прошу прощения за то, что приходится публично говорить такие вещи, но с моими чувствами ты обошлась крайне недостойно.

В течение нескольких долгих секунд Джоанна молча смотрела на него тяжелым взглядом. Она обещала Гаю быть сильной и была готова к любому удару, лишь бы это приблизило к правде. Но столкнувшись с такой чудовищной ложью, Джоанна совершенно не знала, как себя вести. Она по-прежнему была уверена, что за всем случившемся в тот вечер стоит Холдинхэм. Но почему так себя ведет Генри Уамок? То ли у него тогда действительно была галлюцинация, то ли он так долго внушал себе эту версию, что она превратилась в его памяти в твердокаменную правду. Ведь он же прекрасно знает, что она даже не приближалась к саду в тот вечер.

– Я не думала об этом, – медленно начала Джоанна, лихорадочно подыскивая способ заставить его признаться, – но не выпил ли ты тогда лишнего? В этом случае тебя действительно мог поцеловать и пригласить кто-то еще, а ты все перепутал и решил, что это я. Может быть, так было?

– Я не был пьян и ничего не перепутал, – возмущенно ответил Генри. – В тот вечер я намеревался сделать тебе предложение, но ты поразила меня до безумия своим собственным. Я и не знал, что подумать. А затем, к пущему моему недоумению, ты наотрез отказалась стать моей женой, и я завершил тот злополучный вечер совершенно опозоренным. И во всем виновата ты и только ты. Ничего бы этого не случилось, если бы ты вдруг не передумала выходить за меня, когда нас с тобой застали.

– Я сожалею о том, что ты был опозорен. Прошу прощения, – сказала Джоанна, не скрывая иронии.

– Я куда больше сожалею о кори, которой я так сильно заболел после всего этого, – угрюмо произнес Генри Уамок. – Доктор сказал, это большая удача, что я выжил.

Джоанна удивленно посмотрела на него, непроизвольно поднеся руки к щекам.

– Корь… – чуть слышно прошептала она и продолжила громче: – Ты… ты же общался с ней только на расстоянии, а в момент, когда Лидия вошла…

Рука Гая скользнула по ее плечу.

– Вот как, – произнес он, сжимая пальцами ее запястье. – Корь. Бог мой!

Джоанна медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Сомнений не было – Гай пришел к такому же заключению, что и она.

– Лидия, – чуть слышно сказала Джоанна. – О боже, это была Лидия.