Моум сказал: «На второе свидание я шел, следуя по коридору за тоненькой свечкою, вставленной в медный шандал».
И еще Моум сказал: «Каждый следует за той волною мрака, в которой ему суждено погибнуть.
Виноградина туго наливается соком и лопается.
В начале лета лопаются сливы ренклод.
Кому из нас не мил тот день, когда приходит конец детству?!»
Она говорит: «Я не знаю».
Моум, ученик Яна Хеемкерса, следует за огоньком, следует за шандалом и розовыми пальцами, следует за служанкой, следует за освещенными плечами, следует по коридору, стены которого обиты кожей. Когда он впервые раздевает дочь мирового судьи города Брюгге, это происходит в доме Веста Якобса. О, это самый обычный городской дом, выходящий окнами на канал. Они ставят свечу в самый дальний угол. В ее слабом мерцании их робость взаимна, потом их смелость взаимна, нагота дерзко открыта взорам, наслаждение бурно, а голод почти тотчас разгорается вновь. Спустя какой-нибудь час после его ухода аппетит молодой женщины опять мучит ее. В последующие дни, когда она встречается с гравером, ее смелые прикосновения повторяют жесты, изобретенные душою во время сна. Оставаясь в одиночестве, не видя его, она бледнеет от желания. Она говорит, что груди ее набухли и причиняют боль. Она говорит ему, что цветок ее страсти, отныне всегда раскрытый, отныне всегда благоухающий, неизменно влажен. Они видятся часто, но не всякий раз могут соединяться. Странно: когда она испытывала наслаждение, когда ее плоть непреложно свидетельствовала об этом, лицо ее не выражало счастья. Моум Гравер дивился этому. Однажды она сказала ему: «Мне совестно вам признаваться, но мое чрево горит, словно раскаленные угли». Он ответил: «Не стыдитесь этих слов. Со мною творится то же самое, и мой член вздымается каждый раз, едва я вспоминаю ваш взгляд, даже когда я иду по улице, даже когда работаю в мастерской». Мало-помалу она привыкает звать его к себе в любое время дня. Независимо от длительности свидания. Хотя бы на минуту. Эта жадность или бесстыдство смущают ее самое, но она не в силах противиться желанию увидеть его подле себя. Что касается Моума, эти призывы стесняют его, ибо он должен выполнять работу для Хеемкерса, а малейшая оплошность грозит испортить доски для офортов, погруженные в кислоту; но что за важность, – он тотчас спешит на место, указанное юной служаночкой.
То в сад (июль 1639 года).
То в спальню (два раза).
То в погреб, скудно освещенный глухим железным фонарем.
То на старую черепичную фабрику.
То в мансарду (шесть раз).
То к трактирщику.
А однажды – в лодку, которую она наняла на целый день.