– Смелее, Эмма! Не смотри вниз. Все будет хорошо. Доверься Моргане.

Сикандер, сидя в седле, оборачивался, чтобы подбодрить Эмму, хотя она предпочла бы, чтобы он на время забыл о ней и последил за собственной лошадью. Они оказались на такой узкой тропинке, что Эмме уже не верилось, что впереди их ждало безопасное место. Справа от нее разверзлась пропасть глубиной триста футов, затянутая туманом, слева возвышалась отвесная стена, поросшая кое-где неприхотливыми растениями, осмелившимися пробиться сквозь эти каменные стены.

Тропа, тянувшаяся вдоль ущелья, неизменно сужалась, пока не стала слишком узкой для Морганы. Но пути назад не было. Тут не было даже места, чтобы развернуться. Слезть с коня и то невозможно. Выход один – продвигаться вперед. Эмма так разволновалась, что у нее онемели руки: она уже не чувствовала в пальцах поводьев. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели, дыхание прерывалось. Никогда еще – если не считать происшествия с тигром – ее не охватывал такой ужас. Даже тогда, когда она чуть было не утонула, она не испытала столь сильного испуга, как сейчас.

– Не волнуйся, – не унимался Сикандер. – Я выращиваю только надежных коней. Они у меня все превосходно играют в поло: им ли не знать, куда ставить копыта! Можешь закрыть глаза. Главное, не натягивай поводья, не делай Моргане больно. Чтобы сохранять равновесие, ей нужна полная свобода.

– Я ее не сдерживаю.

– Не забывай о дыхании. Глубокие вдохи очень помогают. Перестань цепляться за конскую гриву! Или тебе хочется убедить Моргану, что тут действительно есть чего бояться?

Эмма заставила себя подчиниться его наставлениям. Закрыв глаза, она обнаружила, что ей стало легче от того, что она не видит пропасти справа. На протяжении последних десяти дней их путь лежал по гористой местности, но то, что ждало их впереди, превосходило все ожидания Эммы. Джунгли, простиравшиеся перед ними, были настолько густы, что Эмма уже не надеялась когда-либо снова очутиться в цивилизованном месте. За спуском следовал подъем, за подъемом – новый спуск. Прекрасные места для охоты, рай для тигров и крупной дичи!

Здесь лучше всего проверялась выносливость слабого человеческого существа.

Несмотря на свой страх, Эмма по-прежнему восхищалась дикой красотой этих мест. Порой она впадала в состояние, близкое к экстазу, так ее волновала красота природы и так ей хотелось, чтобы Сикандер снова побывал у нее в палатке. Но после той волшебной ночи любви, стоившей ей драгоценного документа, он соблюдал осторожность и даже избегал слишком долго говорить с ней наедине.

Впрочем, в столь диких и неприступных местах надлежало соблюдать тишину. Сакарам и остальные слуги тоже притихли: они старались изо всех сил не подвести хозяина. Ночью они спали мертвым сном, выставив кого-нибудь в качестве караульного. Сикандер приказал поддерживать все время огонь в костре. Предосторожность была нелишней: постоянно поблизости от лагеря раздавались звуки, красноречиво свидетельствующие о происходящей где-то поблизости охоте. Эмма уже привыкла засыпать под тигриный рев.

– А у тебя получается, Эмма! – сказал Кингстон. – Не так страшно ехать с закрытыми глазами, правда?

– Да. – Оказалось, она настолько погрузилась в свои мысли, что даже забыла о страхе. Почти забыла…

– Тогда продолжай в том же духе. Мы приближаемся к самому узкому участку тропы. Дальше она расширяется настолько, что там уже смогут проехать рядом двое всадников. Если будешь касаться левым боком скалы, наклонись вправо. Надеюсь, ты хорошо подтянула подпругу на привале?

Эмма открыла глаза.

– Еще как! Я не совершаю одну и ту же ошибку дважды.

– Я задал этот вопрос для порядка. Не обижайся! Именно в таких ситуациях и проверяется мастерство всадника.

Стоило Эмме вновь заглянуть в пропасть, как у нее отчаянно закружилась голова. Кобыла шла вплотную к скале, то и дело больно зажимая ее ботинок. Напрасно Эмма пыталась сжаться в комок, подтянув под себя ноги. Все равно, сидя в дамском седле, она касалась стены коленями, а страх мешал ей откинуться вбок, как советовал Кингстон. Она старалась не делать движений, способных испугать Моргану. Разве Сикандер, никогда не ездивший в дамском седле, может понять желание всадницы держаться прямо и отводить правое плечо назад, чтобы сохранить равновесие самой и помочь лошади! Богатый опыт подсказывал Эмме, что даже небольшое смещение центра тяжести чревато в такой ситуации фатальными последствиями.

Внезапно кобыла заржала, остановилась и вскинула голову. У Эммы все внутри похолодело. Она сидела не шевелясь, позволяя Моргане прийти в себя. Сикандер же продолжал ехать вперед, и расстояние между ними увеличивалось. Это могло побудить кобылу забыть об осторожности и попытаться догнать мерина.

– Спокойно, девочка. Не торопись. – Эмма старалась не напрягать мышцы, однако помимо воли прижала колено к высокой луке седла так, что испытала боль. – Мистер Кингстон! – позвала она, не повышая голоса. – Будьте так добры, подождите! Мы вас нагоним.

Сикандер натянул поводья, индус, ехавший впереди него, поступил так же. Судя по шороху камней за спиной у Эммы, следовавшие за ней тоже остановились. Сикандер медленно обернулся. Эмма увидела пот, стекающий ему на лицо из-под топи.

– Это не самое лучшее место для остановки, Эмма. Заставьте лошадь идти. Только не слишком усердствуйте.

– Ей страшно. Она сама остановилась.

– Нет, это вы боитесь, а ваш страх передается ей. Когда мы поедем, постарайтесь больше не останавливаться. Пусть идет спокойно, не ускоряя шага, иначе лошади позади вас тоже припустят, а это опасно. Ехать медленным, ровным шагом – единственная возможность благополучно преодолеть узкое место.

– Я стараюсь… – пробормотала Эмма.

– Постарайтесь еще, мисс Уайтфилд. Вы можете, я знаю. – Тон был приказной; то, что он назвал ее «мисс Уайтфилд», а не Эммой, подчеркивало его волнение.

Эмма так сильно прикусила нижнюю губу, что почувствовала солоноватый привкус крови. Она ждала, чтобы он поехал вперед; чуть погодя его конь сдвинулся с места. Эмма старалась, чтобы Моргана не отставала от Капитана Джека: кобыла сама то и дело норовила перейти на рысь, словно торопясь быстрее оказаться в безопасном месте.

Через некоторое время вся вереница опять остановилась. Тропа стала настолько узкой, что Эмме волей-неволей приходилось откидываться назад, наклоняясь над пропастью, дно которой по-прежнему застилал туман.

– Эмма! Впереди тропа прерывается. Надо совершить небольшой прыжок. – В голосе Сикандера не было тревоги. Можно было подумать, что он рад разнообразию, словно раньше путешествие было скучным. – Движемся дальше в том же порядке, без остановок. Лошадь должна оставаться спокойной и не сбавлять рыси, чтобы следующей было куда перепрыгнуть. У вас есть вопросы?

– Н-н-нет. – Эмма готова была возненавидеть себя за дрожь в голосе. Она сделала глубокий вдох – и решила ничего не бояться. Все равно она была бессильна что-либо изменить: оставалось довериться Моргане. Все надежды возлагались теперь исключительно на опытность лошадей.

– Хорошо. Конюх поедет первым, за ним – я.

Эмма впилась взглядом в стальные мышцы задних ног серого мерина под Сйкандером. Конь приближался вплотную к провалу, Сикандер припал к его гриве. Прыжок – и они перенеслись на противоположный край широкого разрыва в тропе. Эмма пустила Моргану следом, стараясь не смотреть вниз. Ее взгляд был нацелен в узкое пространство между лошадиными ушами. Моргана не подвела.

Копыта резво зацокали по камням. Она устремилась следом за Капитаном Джеком, развив на узком карнизе головокружительную, как ей в этот момент казалось, скорость. Из-за спины доносился стук множества копыт. Внезапно раздалось пронзительное, испуганное ржание. За ним последовал отчаянный крик. Оглядываться было слишком опасно. Эмма не посмела остановиться, иначе скачущие за ней сбросили бы ее с тропы. Очевидно, одна из лошадей не смогла перескочить через провал. За ржанием и криком последовали грохот падающих камней и глухой тяжелый удар где-то внизу. Потом воцарилась полная тишина.

– Не останавливаться! Вперед! Не смотреть вниз! – тихо, но властно скомандовал Сикандер. Потом он перешел на урду. Люди, ехавшие позади Эммы, что-то ответили на его вопрос. Никто не остановился, Эмма же так дрожала, что чудом удерживалась в седле. Она чувствовала только сокрушительные удары в груди, эхом отдающиеся во всем ее теле.

Она из последних сил вцепилась в длинную гриву Морганы. Только это и позволило ей доскакать до места, где тропа наконец расширилась, а россыпь камней под ногами лошадей сменилась надежным твердым грунтом. Сикандер остановился и дождался ее. Чтобы остановить Моргану, он схватил ее под уздцы.

– Молодец, Эмма! – Взгляд его голубых глаз был полон восхищения. Потом он наклонился, пытаясь что-то разглядеть в отдалении.

– Кто это был? – спросила она, боясь смотреть туда, куда смотрел он. – Скажи, кто упал.

Он не торопился с ответом. Она пересилила себя и стала считать людей. Все оказались на месте. Люди остались целы, недоставало только замыкавшей караван вьючной лошади, перевозившей тигриную шкуру и пожитки Эммы.

– Простите, саиб, – сказал Сакарам, подъехав ближе. – Мне самому надо было вести лошадь, а не доверять это другому, менее опытному человеку. Мы лишились не только хорошего животного, но и тигриной шкуры, всех вещей мэм-саиб и кое-каких ваших.

– Столик со слоном на месте? – спросил Кингстон, хмурясь. Эмма сразу вспомнила столик, за которым они неоднократно ели и пили. Почему Сикандер так беспокоился о нем? Неужели он украшен настоящими драгоценными камнями и слоновой костью? Или он связан с какими-то дорогими ему воспоминаниями?

– На месте, саиб. Столик у Шумаира. Но мы лишились большого количества съестного. Простите! Все это случилось по моей вине. Я заслуживаю суровой кары. Если вы меня не выпорете, я найму человека, который сделает это вместо вас.

– Прекрати! Я запрещаю всякую порку и другие телесные наказания. Это был несчастный случай, и мы уже ничего не можем изменить. Единственное, о чем я жалею, – это лошадь. Когда мы будем возвращать коней Сайяджи Сингху, я заменю погибшую лучшей из моих лошадей.

– О моем имуществе не беспокойтесь, – добавила Эмма, горюя о своем коврике. – Ничего незаменимого там не было. Остаток пути я преодолею в том, что на мне.

– Мне нет прощения! – не унимался Сакарам. Эмма не переставала ему удивляться. Вряд ли он так убивался, если бы в пропасть свалилась она, а не вьючная лошадь.

– По прибытии в Парадайз-Вью я и так собирался заказать тебе обновы, – напомнил ей Сикандер, когда Сакарам с безупречно прямой спиной развернул свою лошадь и вернулся к остальным. – Нам осталось уже недалеко. Если все будет в порядке, еще несколько дней, и мы прибудем.

– Я сгораю от нетерпения, – призналась Эмма. – Особенно после этого происшествия. Могла ли бедная лошадь выжить после падения?

Сикандер покачал головой:

– После такого «падения невозможно выжить. Высота более трехсот футов, дно пропасти усеяно валунами.

– Триста футов! Хорошо, что я не смотрела вниз, а то еще больше испугалась бы.

– Тебе действительно было страшно? – Сикандер склонил голову набок, заинтересованно ее разглядывая. – А я-то думал, что ты притворяешься: ведь женщинам полагается пугаться в подобных ситуациях!

– Ты хочешь сказать, что сам ни капельки не боялся? Голос у тебя был, конечно, уверенный. Иногда мне даже казалось, что ты наслаждаешься опасностью, хотя мне трудно это себе представить.

– Опасность – это самое интересное, что есть в жизни, Эмма. Когда нет риска, нет и торжества победы! Искать безопасное место и избегать риска – удел слабого. Тот, кто сторонится опасностей, сторонится того самого, ради чего стоит жить.

– Значит, ты в дополнение ко всему еще и философ.

– Нет, просто пытаюсь увидеть смысл в происходящем, – с улыбкой ответил Сикандер. – Ты хоть понимаешь, что всем нам грозила смерть?

– Еще как понимаю! – Они улыбались друг другу, как маленькие дети.

– Но мы выжили! А раз так, то, сдается мне, это неспроста. Значит, была на то какая-то причина.

– Какая же?

Он приподнял одну бровь:

– Может быть, чтобы не бояться рисковать и дальше?

– Возможно, – согласилась она, пытаясь понять, куда он клонит и на что намекает.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты тоже любишь риск, Эмма! – Сикандер подмигнул ей, улыбнулся и поскакал вперед. Их ждал Парадайз-Вью.

Через четыре дня путешественники подъезжали к плантации. Они пробирались сквозь заросли джунглей, как вдруг из-за поворота дороги открылся вид на владения Кингстона. Увиденное показалось Эмме миражом: перед ней раскинулся комплекс розовых построек, напоминающий Тадж-Махал. Сооружение было так похоже на то, что она видела на картинках, что Эмма остановилась, не зная, восторгаться или недоумевать.

Сикандер развернул коня и подъехал к ней:

– В чем дело, Эмма? Что-то не так?

– Это и есть твой дом? – Она указала на легкую двухэтажную постройку с куполом, в точности повторяющую восьмиугольной формой и четырьмя минаретами по углам один из знаменитейших памятников индийской архитектуры.

Строение возвышалось среди джунглей, как порождение мечты, замок из слоновой кости, восхитительный образчик красоты и изыска, от вида которого у Эммы захватило дыхание. Она увидела скачущих по лужайкам газелей, прогуливающихся фазанов с роскошным оперением, синекрылых бабочек, порхающих среди великолепных цветов. Тихо журчали два симметрично расположенных фонтана.

Как ни велико было впечатление, произведенное на Эмму домом Сайяджи Сингха, то, что она увидела сейчас, превосходило все ее ожидания. Особенно потряс ее контраст между продуманной в деталях, утонченной архитектурой и дикими буйными зарослями джунглей, подступающих вплотную к дворцу. Неожиданно Эмма почувствовала умиление: почему все здесь кажется ей таким знакомым, таким любимым, если она видит это впервые в жизни?

Сикандер, внимательно наблюдавший за ней, спросил:

– Нравится? Некоторые называют мой дворец воплощением безвкусицы и упрекают в желании похвастаться. Но я всегда восхищался чистотой линий и простым величием Тадж-Махала и попробовал его воспроизвести на свой манер. Мрамора я не смог себе позволить – отдельные места не в счет, – пришлось использовать песчаник и дерево. К тому же мой вариант меньше размерами. Впрочем, здесь живу только я и мои дети, а теперь будешь жить и ты. За двором находятся постройки, в которых живут слуги, помещения для гостей…

Эмме с трудом удалось оторвать взгляд от главного здания.

– Может, мне тоже не стоит здесь селиться? Если твои друзья и гости не живут в главном здании, чем я лучше их?

– Чепуха! Как няня моих детей ты всегда должна быть рядом с ними. Комнат здесь более чем дбстаточно, так что ты не будешь испытывать никаких неудобств. Это мое желание, наконец.

«Он хочет, чтобы я была рядом. Так ему будет проще наведываться ко мне ночами…»

От радости у Эммы затрепетало сердце. Она не только не могла представить себе раньше красоту этого дома, но и не подозревала, что будет так счастлива, когда наконец здесь окажется и поймет, что ее ждет сладостная близость с Кингстоном. А ей-то уже казалось, что он передумал и не собирается продолжать близкие отношения с ней; к тому же она сомневалась, правильно ли поступила, проявив такую безграничную готовность. После той страстной ночи – какой далекой она теперь казалась! – он ни разу ее не поцеловал, даже не искал случая остаться с ней наедине.

С одной стороны, Эмма приветствовала его осторожность, с другой – это ее пугало. Несмотря на тяготы путешествия – а возможно, именно из-за них, – она изголодалась по его прикосновениям и, может быть, еще чему-то большему, что было бы проявлением его симпатии к ней. Ни один мужчина в жизни не вызывал у нее таких чувств, как Сикандер. И если это ее шанс познать любовь, то ничто не может ее остановить. Она была готова рисковать ради счастья всем.

– Если ты настаиваешь, я согласна жить в этой роскоши, – заявила она. – Уверена, что твой дом ничуть не уступает в изяществе самому Тадж-Махалу.

– Мне очень приятно, что он произвел на тебя хорошее впечатление. Некоторых отталкивает, что я скопировал его с усыпальницы. Сакарам, например, отказывается в нем спать, предпочитая ночевать в задней постройке, соединенной с главным домом длинной крытой галереей.

Сикандер бросил осуждающий взгляд на слугу, который со своим обычным непроницаемым видом отвесил господину легкий поклон.

– Для вас я на все готов, саиб, и вам это отлично известно. Но место для ночлега позвольте мне выбирать по вкусу.

– Ты с большей готовностью улегся бы в кишащем крокодилами болоте, чем согласился переночевать в моем доме, дружище! Лучше признайся: ты попросту суеверен.

Сакарам вежливо промолчал, не согласившись, но и не возразив.

– На мой взгляд, это совершенно не похоже на усыпальницу! – воскликнула Эмма. – Больше походит на место религиозного поклонения – скажем, мечеть.

– Да, дом можно принять за мечеть, только я сомневаюсь, чтобы кто-то упрекнул меня в избытке религиозного рвения, бесценная Эмма. Здесь никто не захоронен, это просто мой дом, выстроенный в приятном мне стиле. И мнение других меня не интересует. Идем! Мне не терпится все тебе здесь показать.

Он поскакал к мерцающему розовому сооружению; Эмма завороженно последовала за ним, открывая с каждым шагом новые чудеса. Несмотря на угнетающую жару, дом Сикандера окружала прохлада. Благодаря фонтанам, чудесным цветам и близости изумрудных джунглей здесь легко дышалось.

Попугаи, обезьяны, газели, фазаны и прочие обитатели джунглей при желании могли подходить к самым ступенькам дома, однако главный вход перекрывали узорчатые ворота; сам дом стоял на фундаменте из розового песчаника, как на пьедестале. Он не был обнесен стеной – ее роль прекрасно выполняли джунгли. Арочные окна располагались достаточно высоко от земли, так что обитатели джунглей никак не могли проникнуть внутрь. Более того, дом окружала веранда с надежной чугунной решеткой. Отсюда можно было наблюдать даже за охотящимися тиграми, не опасаясь нападения.

На минаретах располагались чугунные балкончики, с которых можно было любоваться фонтанами и дикой растительностью. Все вместе напоминало райский сад, где люди могли бы гармонично сосуществовать с джунглями, не вторгаясь в их мир. Эмма была очарована. Она полагала, что так же полюбила бы Уайлдвуд, но у нее не хватило бы воображения выстроить посреди джунглей Тадж-Махал в миниатюре. Дом Сикандера многое рассказал Эмме о его характере. Несомненно, что под напускной циничностью и насмешливостью скрывается романтическое сердце: ведь что может быть романтичнее жизни в мавзолее, посвященном памяти любимой жены?

Подъехав к ступенькам, Сикандер громко позвал:

– Майкл! Виктория! Папа вернулся! А с ним – ваша новая няня!

Улыбаясь Эмме, он крикнул что-то на урду. Уловив знакомые слова, она догадалась, что он повторяет то же самое на родном языке. Тут же ему навстречу кинулись два маленьких человечка: мальчик в белом тюрбане, накидке и штанах точь-в-точь как у Сакарама, и девочка в золотисто-розовом сари.

Эмма глубоко вздохнула: перед ней были индийские дети, вплоть до кастовых отметин на лбу. Сикандер спрыгнул с коня и взбежал по ступенькам. Майкл и Виктория бросились в объятия отца. Следом за ними из дома вышла улыбающаяся айя; слуги суетились у ворот.

Дети, щебеча на урду, с нежностью льнули к отцу. Такую картину Эмме редко приходилось наблюдать у английских детей.

Мальчик внезапно отступил и отвесил отцу изысканный поклон; девочка же не отходила от отца. Сикандер поднял ее на руки, и она спрятала лицо у него на груди.

– Здравствуйте, мои маленькие! Я так скучал без вас, но теперь мы будем вместе… Хватит кланяться, Майкл, лучше как следует меня обними! – Он поймал сына свободной рукой, но был вынужден повторить сказанное на урду, чтобы ребенок понял.

«Настоящие индусы! – думала Эмма с тревогой. – Внешность, одежда, поведение – все стопроцентно индийское! Даже по-английски не говорят…»

Она сделала над собой усилие, чтобы не выдать своего замешательства. Сикандер обернулся к ней, не выпуская дочь и сына из объятий. Эмме стало ясно, как день, что в детях не было ничего британского. Темные волосы, смуглая кожа, белозубая улыбка… Голубоглазым был один Сикандер, тогда как у его детей глаза были черные, как смородины. Неудивительно, что он прячет их в джунглях, куда никогда не забираются его знакомые британцы.

Его дом, дети, все, что его окружало, красноречиво свидетельствовало о его индийской сущности. Несмотря на одежду и голубые глаза, Сикандер выглядел сейчас в большей степени индийцем, чем Сайяджи Сингх или Сакарам. Не хватало только кастовой метки, чтобы подтвердить его происхождение.

Улыбаясь, Эмма стала подниматься по ступенькам.

– Значить, это и есть Майкл и Виктория.

– Поздоровайтесь с новой няней, дети. – Кингстон подтолкнул детей к Эмме, но они испуганно таращили на нее глаза и не говорили ни слова.

– Я мисс Уайтфилд, ваша новая няня, – произнесла Эмма, желая сгладить неловкость. – Вы говорите по-английски? Можете повторить мое имя?

Мальчик отрицательно покачал головой, девочка закрыла лкчико краем сари.

– Дети немного говорят по-английски, – вступился за них Сикандер. – Просто в мое отсутствие они отвыкли от этого языка. Но с сегодняшнего дня они начнут говорить по-английски.

– Не хочу по-английски, – обиженно произнес Майкл и надул губы. – Урду. Хиндустани.

Сикандер легонько его встряхнул:

– Придется тебе смириться с этим, Майкл. Мы уже это обсуждали, и ты понимаешь, как это важно. К тому же я твой отец, и ты пожалеешь, если меня ослушаешься.

– Да, папа, – согласился Майкл. Однако его рот сохранил непокорную складку. Как видно, упрямством он пошел в Кингстона.

«Боже, что же я с ними буду делать? – с ужасом подумала Эмма. – Как превратить их в английских детей, когда в них так сильно выражено их индийское начало?»

Сикандер бросил на Эмму быстрый взгляд. Казалось, он прочел ее мысли.

– Я же этого добился, – сказал он решительно. – Значит, и у них тоже получится. Я вам доверяю. Вам предстоит полностью их переделать.

Эмма открыла было рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала. Сейчас было не время спорить.

– Очаровательные дети, – сказала она. – Очень похожи на вас.

– Не совсем. У них нет моих голубых глаз, о чем приходится только жалеть: эти голубые глаза во многом бы облегчили их жизнь в будущем.

Сикандер отпустил детей, и они подбежали к своей айе, стоявшей на почтительном расстоянии и довольно недружелюбно рассматривавшей новую няню.

Это была женщина высокого для индианки роста, стройная и привлекательная, хотя красавицей ее назвать было трудно. Дети схватили ее за руки и прижались к ней. Все говорило об их солидарности с айей.

Сикандер отказывался замечать, что все трое – айя, Майкл и Виктория – разглядывают Эмму почти враждебно. Отправив троицу восвояси небрежным жестом, он взял Эмму за руку:

– Ты познакомилась с моими детьми, а теперь я покажу тебе дом.

Эмма ожидала, что дети и айя будут сопровождать их в экскурсии по дому, но те мгновенно исчезли. И пока Сикандер с наслаждением демонстрировал ей драгоценности своей шкатулки, спрятанной среди джунглей, она гадала, где они могли скрыться.