Насу Киноко

Границы пустоты

(Kara no Kyoukai)

Перевод с японского – Alyeris, Takajun (baka-tsuki.net) Перевод с английского – Костин Тимофей

Рёги Шики

Теория убийства (часть 1)

Границы пустоты: часть 02 00

Я встретил ее в апреле 1995.

Границы пустоты: часть 02 01

Эта ночь казалась довольно холодной для конца лета, но я снова вышла из дома –

мне хотелось пройтись.

– Одзё-сама1, прошу вас, возвращайтесь сегодня пораньше.

Акитака, мой слуга, произнес это с глубоким поклоном, когда я надевала туфли в

прихожей. Всякий раз одно и то же. Проигнорировав его монотонный голос, я вышла

наружу.

Пройдя через сад, я миновала ворота родовой усадьбы. Снаружи была чернильная

мгла – уличные фонари здесь не светили. Часы, наверное, пробили полночь, и тридцать

первое августа превратилось в первое сентября. Осень незаметно вступала в свои права.

Я утонула в беспросветной ночи. В глубокой темноте, жадно поглощающей

далекие и слабые городские огоньки. Бамбуковый лес вокруг усадьбы таинственно

шуршал и постукивал под легким ветерком, словно пытаясь напугать меня. Эти одинокие

прогулки в темноте и тишине были единственной отдушиной, которую я себе позволяла.

Отдушина для меня. Для Шики.

Глубокая ночь и мрак, смыкающийся над головой, словно непроглядно черная

вода. Наверное, я бродила по пустому городу потому, что хотела остаться одна. Пытаясь

представить, что здесь больше нет никого, кроме меня.

Но это было бесполезно. Глупо даже и мечтать. Никогда в этом мире мне не

остаться в желанном одиночестве.

Пройдя по широкой улице, я свернула в тесный проход между домами.

В этом году мне исполнится шестнадцать. Первый год старшей школы2 я встречала

в стенах достаточно престижного частного учебного заведения – хотя и не так уж сильно

выделяющегося среди таких же учреждений. Впрочем, это не имело значения. Мне все

равно предстояло в будущем вернуться в родовую усадьбу, чтобы больше никогда ее не

покидать. Для меня образование было лишь пустой проформой. Эту школу я тоже

выбрала по самой простой и незатейливой причине: она располагалась ближе всего к

дому. Удобно. Хотя… возможно, я все же совершила ошибку.

1 Одзё-сама – «молодая госпожа», традиционное уважительное обращение к высокопоставленной девушке.

2 Японская система среднего образования разделяется на шестилетнюю младшую, трехлетнюю среднюю и

трехлетнюю старшую школы.

1

В закоулке было гораздо темнее, чем на улице. Единственный ртутный фонарь

нервно мигал высоко над головой, почти ничего не освещая.

Перед моим внутренним взором внезапно возникло чье-то лицо. Опять. Я

скрипнула зубами. С недавних пор даже любимые одинокие ночные прогулки не могли

избавить меня от странного беспокойства. Почему, почему, почему… я снова и снова

вспоминаю о нем? Без малейшей причины.

В старшей школе моя размеренная жизнь ничуть не изменилась. Школьники, мои

одноклассники, не сближались со мной. Наверное, не осмеливались. Не знаю почему, я не

делала ничего особенного. Лишь держала свое сердце на замке. Как всегда.

Я не любила людей. С детства. Никогда не могла заставить себя попытаться понять

кого-то. Себя я тоже не любила – ведь я тоже была человеком. Поэтому я всегда

отгораживалась невидимой, но непробиваемой стеной, не утруждая себя общением. Тех, кто обращался ко мне, встречали лишь холод и отчуждение. Возможно, одноклассники

сочли, что я презираю их, хотя это было не совсем так. Но, как бы то ни было, молва

разлетается быстро, и уже через месяц никому и в голову не приходило заговорить со

мной. И это было прекрасно – чем меньше слов и суеты, тем лучше. Мне ничего не

требовалось, кроме покоя.

К сожалению это ровное и идеальное спокойствие не затянулось надолго. Появился

одноклассник, которого не остановил мой барьер. По совершенно непонятной причине

этот парень, с именем, напоминающем о французском поэте1, вел себя подозрительно

дружелюбно. Это было неожиданно. И временами – невыносимо. Действительно

невыносимо.

Далеко впереди в конусе света от фонаря мелькнул силуэт прохожего.

Как странно и необычно для меня – я почему-то опять представила себе его

улыбку.

Мой взгляд остановился на его спине.

В самом деле, если подумать, зачем же я заговорила с ним тогда…

Я ускорила шаги, следуя за этим человеком.

Откуда же эта вспышка яростного, жестокого восторга?..

Глухой закоулок превратился в совершенно иной, чуждый и незнакомый мир.

Тупик, ведущий в сторону от узкого прохода, стиснутого высокими глухими

стенами зданий, никогда не знал солнечного света, даже днем. Здесь можно было бы

застать бездомного бродягу, устроившего себе ночлег в этом бельме равнодушного

города. Но не в этот раз. Свежая темная краска заляпала стены, а земля хлюпала под

ногами. Омерзительная вонь отбросов почти исчезла за другим, более резким и

подавляющим запахом.

Под ногами плескалось море крови. Не краски, нет – свежей человеческой крови, затопившей закуток от края до края. Ее запах наполнил воздух, не позволяя дышать.

Посередине лежало жутко обезображенное человеческое тело. Его лица было не видно, а

руки и ноги были отсечены. Человек превратился в обрубок, фонтанирующий темной

кровью.

Не только земля и стены в этом тупичке, но даже сама ночная тьма казалась

запятнанной кровью. Отливающей тяжелой багровой чернотой.

На губах неподвижно стоящей Шики змеилась страшная улыбка. Рукава ее

голубого кимоно намокли от крови. Опустившись на колени и прикоснувшись к кровавой

луже, Шики провела пальцами по губам. Тяжелые капли упали на колени, и ее тело

затрепетало от непонятного экстаза.

На губах, никогда не знавших помады, остался алый след.

1 Речь идет о Жане Кокто (Cocteau, Jean, 1889-1963). Кокто – писатель, поэт, художник, киносценарист и

режиссер. В его произведениях часто возникает тема самоубийства (отец Кокто покончил с собой).

2

Границы пустоты: часть 02 02

Летние каникулы кончились, и начался новый триместр.

В моей школьной жизни практически ничего не изменилось. Разве что одежда

одноклассников – к осени они стали одеваться теплее. Что до меня, то я в жизни не

надевала ничего, кроме кимоно. Конечно, Акитака мог бы раздобыть для меня любые

наряды, которые вздумалось бы надеть шестнадцатилетней девушке, но мне это просто не

приходило в голову.

К счастью, в нашей школе не было обязательной формы, и я могла без помех

остаться в привычной одежде. Конечно, я бы предпочла традиционное кимоно с

длинными рукавами1, но тогда мне бы пришлось на физкультуре полчаса потратить на

одевание и раздевание. В итоге я остановилась на тонком и незатейливом кимоно-юката2.

Но теперь мне пришлось задуматься над тем, что носить в школу в зимнее, холодное и

сырое время. Решение нашлось вчера, и совершенно неожиданно.

Это случилось на перемене, когда я спокойно сидела за своей партой.

– Разве тебе не холодно, Шики?

– Пока нет.

Мой собеседник удивленно поднял брови – наверное, решил, что я и зимой буду

ходить в школу в этом тонком кимоно.

– И даже в холода? Но ведь ты замерзнешь.

– Почему бы и нет? Всегда можно накинуть что-нибудь сверху.

Ответ прозвучал недружелюбно – мне хотелось поскорее положить конец этому

ненужному разговору. Он покачал головой и ушел. Видимо, эта неожиданная мысль, идущая вразрез с общепринятыми правилами – надеть другую одежду поверх кимоно –

его удивила. Меня она точно так же застала врасплох, и я сама не поняла, почему вечером

вдруг оказалась в магазине, стоящей перед длинной вешалкой с куртками.

Я выбрала красную кожаную куртку – она показалась самой теплой. Теперь она

висела в моем шкафу, ожидая своего часа.

Кто бы мог подумать, что через некоторое время я окажусь во время обеденной

перемены на крыше главного школьного рядом с этим мальчиком. Он пригласил меня

вместе перекусить, и я снова не могла понять, почему не отказалась сразу же. На крыше

было много школьников: рассевшиеся со своими закусками группки одноклассников и

друзей, парочки, и… и мы. Я незаинтересованно скользила взглядом по соседям, не

слушая, что говорит мне одноклассник, когда мое внимание привлекло одно слово.

«Убийство».

– Что?..

– Я сказал – убийство. Случилось в последний день школьных каникул в западной

части торгового квартала. В новостях еще ничего не появлялось.

– Убийство… какой ужас.

– Да. Да и способ был неприятный. Убийца отсек человеку ноги и руки и так и

бросил. Я слышал, там было настоящее море крови – полицейским пришлось сооружать

мостки. И убийцу так и не поймали.

– Руки и ноги? Человек умирает от этого?

1 Многие современные японки утратили навык надевать кимоно самостоятельно: традиционное кимоно

содержит двенадцать или более отдельных частей, так что нередко приходится обращаться к специалистам в

этой области.

2 Юката – летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки, традиционная японская одежда. В настоящее время юката надевают главным образом во время отдыха, носят как дома, так и на улице.

3

– Конечно – из-за потери крови. А в таком случае, я думаю, смерть наступила еще

раньше из-за шока.

Договорив, он откусил следующий кусок от своего сэндвича. Несмотря на жуткие

вещи, которые он рассказывал, его лицо выглядело безмятежным и спокойным. Откуда же

он знает? Наверное, кто-то из его родственников или знакомых служит в полиции… и

наверняка не на высокой должности, иначе бы не стал сплетничать о непредназначенных

для публики вещах.

– Ой, извини, Шики. Я думал, что тебя не интересуют подробности.

– Конечно, нет. И, Кокуто-кун… – раздраженно прикрыв глаза, я произнесла с

нажимом, – … наверное, эта история не из тех, которые рассказывают за едой.

– Ты права, – с готовностью кивнул Кокуто.

Черт. Я посмотрела на только что купленный бутерброд с помидорами безо всякого

аппетита.

Этими малоприятными слухами закончилось мое первое лето в старшей школе.

Медленно подобралась осень. Жизнь Рёги Шики внешне выглядела почти такой же, как и

раньше. Но кое-что изменилось, когда пришли промозглые зимние холода.

Дождь лил с самого утра. Под неумолчный шум падающей воды я неторопливо

шла по школьному коридору. В пустом и гулком здании почти не осталось учеников –

уроки уже закончились. Когда информация об убийствах, о которых рассказывал Кокуто, попала в прессу, работа всех школьных кружков была временно прекращена. Кажется, Акитака говорил сегодня утром, пока вез меня в школу, что недавно произошел уже

четвертый случай. Полиция так и не смогла выяснить ни личности, ни мотивов

преступника. Его жертвы не были связаны между собой ничем, кроме того факта, что

оказались на улице поздно ночью. Наверное, если бы эта история случилась где-нибудь в

другом городе, она бы не вызвала такой паники. Но когда такое происходит там, где ты

живешь, все выглядит совсем по-другому. Теперь школьники расходились по домам

задолго до темноты и только компаниями – даже мальчишки. После девяти вечера на

улицах не оставалось никого, кроме полицейских и мои одинокие ночные прогулки тоже

сошли на нет.

– Четвертый случай… – пробормотала я машинально. И всякий раз я

оказывалась…

– Рёги-сан.

Кто-то неожиданно назвал мое имя. Обернувшись, я увидела незнакомого юношу.

Одет просто и без претензий – голубые джинсы и белая рубашка. Спокойное лицо.

Наверное, из старшеклассников.

– В чем дело?

– Не надо так сердито смотреть, Рёги-сан. Ищете Кокуто?

Нелепый вопрос сопровождала фальшиво дружелюбная улыбка.

– Я иду домой. Кокуто-кун тут ни при чем.

– Вот как? Ошибаетесь. Вы не понимаете кое-что важное, отсюда и это

раздражение. Не следует все же так вымещать его на других. Перекладывать вину… хм, это может войти в привычку. Четыре раза – не слишком ли много?

– Что?

Сбитая с толку, я отступила на шаг.

Его фальшивая улыбка словно прилипла к губам. Очень похожая на мою –

непонятная и неискренняя. Что же ему нужно?..

– Я хотел всего лишь перекинуться словцом. Но мне пора. Всего доброго.

Юноша зашагал прочь. Я не смотрела ему вслед, прислушиваясь, как его шаги в

отдалении стихают, сливаясь с шумом падающих капель.

4

Сменив обувь, я направилась к выходу. Но снаружи меня встретил только дождь.

Акитака, который отвозил и встречал меня в дождливые дни, опаздывал. Снова

переодевать туфли не хотелось, и я осталась ждать на ступеньках крыльца.

Туманная завеса дождя заставляла знакомый школьный двор выглядеть размытым

и нечетким. Дрожащее облачко моего дыхания поднялось и растворилось в холодном

декабрьском воздухе. Задумавшись, я не вздрогнула, когда рядом со мной остановился

Кокуто.

Он заметил:

– У меня есть зонтик.

– Меня отвезут. Иди домой, Кокуто-кун.

– А я не тороплюсь. Постою тут пока. Можно?

Не получив ответа, он кивнул и прислонился к стене рядом со мной. Кокуто был не

из тех, кто боится испачкать одежду. Разговаривать я была не в настроении и решила

полностью его игнорировать. Словно пустое место.

Под неумолчный шум падающих капель я неподвижно стояла и ждала. Ровный

убаюкивающий звук… и странное молчание. Кокуто тоже ничего не говорил.

Прислонившись к стене, он прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он задремал, если бы не едва слышное музыкальное мурлыкание – он что-то тихо и безмятежно

напевал. Незнакомая мелодия.

Позже я спросила Акитаку и узнала, что она так и называлась – «Песня под

дождем».

Мы стояли совсем рядом, между нами было не более метра. Ждать в молчании так

близко от него… я почему-то почувствовала беспокойство. Странное, неожиданно

болезненное чувство поднялось в моей груди.

Почему это молчание заставляет сердце дергаться и дрожать, как струна?..

Мне вдруг стало страшно. Как будто… как будто если мы будем так стоять, может

появиться он.

– …Кокуто-кун!

– Что?!

Он подпрыгнул от моего неожиданного выкрика и выпрямился, оторвав спину от

стены.

– Что случилось? – осторожно и озадаченно спросил он.

В его глазах плавало мое отражение. Наверное, это был самый первый раз, когда я

смотрела на юношу, которого звали Микия Кокуто, по-настоящему, а не тем

отстраненным и холодным взглядом, как на остальных. Мягкие правильные черты лица, может быть, немного детские. Большие и глубокие черные глаза. Нормальная, ничем не

примечательная прическа, не крашеные и не поставленные торчком волосы. Очки в

толстой черной оправе, которые в наши дни редко носят даже дети. Скромная одежда, черная с головы до ног. Просто и без претензий. Хотелось бы мне знать, почему он

постоянно оказывается рядом со мной?

– Почему… – я запнулась и опустила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. –

…Почему ты еще в школе? Уже поздно.

– Засиделся в школьном ученическом совете. Мой знакомый, старшеклассник, уходит из школы и мы вроде как бы устроили небольшую прощальную вечеринку. Его

зовут Сиразуми Рио. Да, это довольно неожиданно случилось – он решил бросить школу

потому, что нашел себе дело по душе. Ни за что не сказал бы раньше – он всегда выглядел

таким спокойным.

Сиразуми Рио. Никогда не слышала этого имени. Но я знала, что у Кокуто было

множество приятелей и знакомых, которые частенько звали его на подобные мероприятия.

К нему дружески относились не только одноклассники и мальчишки из других классов, но

и некоторые старшеклассницы.

5

– Кстати, я ведь приглашал и тебя. Вчера. Почему же ты не пришла? Я даже сходил

и заглянул в класс, но не нашел тебя.

Действительно, я вспомнила такой разговор. Но, даже если бы я и захотела вдруг

пойти, то только испортила бы компанию, поэтому расценила то приглашение как ни к

чему не обязывающую вежливость.

– Ты серьезно меня приглашал? Удивительно.

– Конечно, серьезно. О чем ты только думала, Шики?!

Кокуто слегка рассердился. Надо полагать, не потому, что я не пошла, а потому, что не восприняла приглашение всерьез. Эта досада… – я не могла понять, что она

означает, и снова почувствовала себя очень неловко. Не зная, что ответить, я намертво

замолчала.

Никогда еще мне так не хотелось, чтобы Акитака появился поскорее. Когда

машина, наконец, показалась у ворот, я с облегчением распрощалась.

Дождь кончился только ночью. Шики, одев красную кожаную куртку, вышла

наружу. Набрякшие темнотой тяжелые тучи ползли над головой, лишь изредка сквозь их

покров тревожной вспышкой прорывался холодный лунный свет. По улицам деловито

сновали полицейские патрульные машины и, чтобы не наживать неприятностей, Шики

решила пройти вдоль пустынных берегов темной реки.

В мокром асфальте дорожки под ногами отражался тусклый свет уличных фонарей

– словно мутный след громадного слизняка. Вдали прогрохотал поезд. Рокочущий

железный гул со стороны ведущего через реку виадука, на котором не было пешеходных

дорожек, прокатился по долине и заглох в сыром ночном тумане.

Там можно кого-нибудь встретить.

Шики медленно направилась вдоль реки.

В высоте загромыхали колеса нового поезда – последнего на сегодня.

Оглушительный гул накатился волной, подавляя, заставляя пригибать голову. Она

прикрыла уши ладонями, чтобы не оглохнуть. Когда грохот укатился за реку и утих в

отдалении, под гулкими опорами виадука стало необыкновенно тихо – ватная тишина

заложила уши. Свет фонарей не достигал ведущей под мостом дорожки, и глаза затопила

кромешная тьма. Лишь дрожащий лунный луч, упавший сзади, чуть-чуть подсветил мрак.

Должно быть поэтому, кровь, щедро разбрызганная по траве на месте пятого

убийства, казалась глянцево-черной.

Из тела жертвы сделали подобие кошмарного цветка: руки и ноги были отсечены и

уложены вокруг вывернутой под нечеловеческим углом головы так, чтобы напоминать

лепестки. Но намерение убийцы провалилось, вместо цветка дело его рук напоминало

свастику-мандзи1.

Оставленный в худосочной траве искусственный цветок в кроваво-черных потеках.

«Знакомая картина».

Не обратив внимания на мелькнувшую мысль, Шики сухо сглотнула. Горло горело, ее мучила жажда. Атмосфера, наполненная смертью, заставила ее тело дрожать мелкой

дрожью, едва сдерживая экстаз, состоящий из странной смеси звенящего напряжения и

восторга. Губы исказились страшной усмешкой, а глаза не могли оторваться от

изуродованного трупа.

Ее пронизывало насквозь необычайно острое чувство бьющейся в ее собственном

теле жизни – такой хрупкой и маленькой.

1 В японском языке пишется двумя кандзи, буквально – «знак вечности».

6

Границы пустоты: часть 02 03

По издревле заведенному правилу наследник семьи Рёги должен был скрестить меч

– настоящий меч – с главой клана в начале каждого месяца. Много поколений назад

тогдашний старейшина устал приглашать мастеров клинка со стороны и создал свое

собственное додзё1 в усадьбе Рёги. С тех пор здесь появилось несколько новых стилей, а

традиции оставались крепкими даже в нынешнее время. К сожалению, потому что даже от

меня, девушки, требовалось умение владеть мечом.

Измотанная после схватки с отцом, который намного превосходил меня и силой, и

мастерством, я вышла из додзё и направилась в свою комнату. До главного дома было

довольно далеко, не ближе, чем от школьного спортзала до учебных корпусов. Старинные

доски крытого перехода не скрипели под моими ногами, словно угождая хозяйке. На

полдороге меня встретил Акитака. Слуга был лет на десять старше меня, молчаливый и

спокойный. Он считал своей святой обязанностью помочь мне освободиться от

пропотевшей и порезанной традиционной одежды.

– Славно потрудились, одзё-сама. Ваш отец ничего не сказал?

– Как всегда. Проваливай, Акитака. Штаны снять я и сама смогу. К тому же не

думай, что ты мой персональный лакей. Лучше бы подольстился к старшему брату.

Глядишь, и польза была бы: ведь главенство в семье наследуют по мужской линии.

Мои резкие слова лишь вызвали скупую улыбку.

– Иного наследника, кроме вас, быть не может, одзё-сама. Брат не унаследовал

семейной крови.

– Значит, ему повезло. Черта ли в этой крови?

Миновав Акитаку, я зашагала дальше. Хлопнув дверью, заперлась в своей комнате

и сбросила ги – широкую тренировочную рубаху. Зеркало на стене отразило стройное

тело девушки. Мое тело. Если бы я нанесла кое-какой макияж и сделала угрожающую и

наглую физиономию, я, наверное, сошла бы за парня. Но с этим женским телом, зреющим

с каждым днем, ничего поделать было невозможно. Это повергало ШИКИ в отчаяние.

– Родиться мужчиной?..

Я произнесла это вслух, хотя в комнате никого больше не было. Но в ней был

некто, с кем я могла общаться, даже без помощи слов. Во мне жила еще одна личность, по

имени ШИКИ. Каждого появляющегося на свет ребенка семьи Рёги ждали заранее

приготовленные имена. Два имени. Инь – мужское, и Янь – женское. Родившись

девочкой, я получила имя Шики. Этот кандзи имел значение «церемония» или «форма».

Если бы родилась мальчик, его назвали бы ШИКИ, что означало – «плетеная ткань».

Почему? Ответ скрывался в главной тайне семьи Рёги, которая веками порождала

наследников, с большой долей вероятности имевших двойную личность.

Подобно мне.

Отец говорил, что в наследственности семьи Рёги проявляются следы крови некой

трансцендентной, нечеловеческой расы. Он также упоминал, что это можно расценить как

проклятие. Безусловно – проклятие из проклятий. Я считала это не столько

трансцендентностью, сколько уродством. К счастью, несколько последних поколений не

принесли подобных наследников. И причина была простой – все они заканчивали свою

жизнь в психбольницах, не успев повзрослеть. Два сознания в одном теле приводили к

очень опасной ситуации, когда связь носителя с реальностью начина истончаться и

исчезать – обычно это приводило к самоубийству. Невзирая на это, я выросла, внешне не

показывая ни малейшего признака безумия. Потому что я и ШИКИ полностью

игнорировали друг-друга.

Мое право управлять этим телом оставалось неоспоримым. ШИКИ всегда прятался

за моей спиной, оставался на вторых ролях. Я позволяла ему взять в руки бразды только

1 Додзё – в японской культуре одновременно и здание, в котором проходят тренировки в боевых искусствах

и школа, передающая традиция владения ими.

7

тогда, когда требовала ситуация: например, во время недавнего тренировочного боя. Здесь

его агрессивная натура была гораздо более уместна. То, что я слышала о людях с

расщепленным сознанием, совершенно не подходило к нам. Мы с ним существовали

одновременно, пусть и в одном теле. Я была Шики, но, одновременно – и ШИКИ тоже.

Отец был счастлив, что породил в следующем поколении полноценного преемника

родовой линии клана Рёги, наделенного вожделенными таинственными способностями.

Поэтому ко мне относились как к старшему наследнику, которому должно было отойти

все имущество клана, оставив в стороне старшего брата. Меня, впрочем, это не заботило: я приму все, что мне причитается. И я надеялась, что и дальше смогу существовать этой

странной, искаженной жизнью, не позволяя постороннему глазу заметить мою

ненормальность. Все равно – другой жизни у меня не будет.

Потому, что избавиться от убийцы-ШИКИ – моего второго «я» – было невозможно.

Он пророс в меня тысячами корней, и я не могла себе даже представить существования

без него.

Границы пустоты: часть 02 04

– Микия, это правда, что ты встречаешься с Рёги?

Неожиданный вопрос Гакуто заставил меня подавиться кофе, который я

отхлебывал из баночки. Откашлявшись и утеревшись, я опасливо осмотрелся: класс на

обеденной перемене был полон учеников. Но, к счастью, гул разговоров не позволил

никому расслышать его слова.

– Ты спятил, что ли, Гакуто?!

Мой друг выглядел чрезвычайно довольным произведенным эффектом.

– А как же? Да вся школа уже в курсе, что Кокуто из класса 1-С втюрился в Рёги.

Единственные, кто еще не знает – это вы двое.

Я нахмурился.

С тех пор, как я встретил Шики, прошло уже семь месяцев. На дворе стоял ноябрь, за которым маячила зима. Конечно, в том, что люди за такой срок могут хорошо узнать и

даже полюбить друг друга, нет ничего удивительного.

– Слушай, Гакуто, это полная ерунда. Мы – друзья, ничего больше.

– В самом деле?

На лице моего друга с начальной школы, члена школьного клуба дзюдо, отразилось

разочарование. По контрасту со своим именем, означающим – «ученый человек», он, скорее, относился к атлетическому типу. Впрочем, хорошо меня зная, он не усомнился в

сказанных словах.

– Но ведь ты зовешь ее по имени. С чего бы это заносчивой Рёги спускать с рук

такую фамильярность простому однокласснику?

– Чтоб ты знал, Шики не нравится, когда ее зовут по фамилии. Когда я раньше

говорил Рёги-сан, она пронизывала меня таким взглядом… Знаешь, болтают, что взглядом

можно убить, но когда говоришь о Шики, это становится совсем не смешно. Она сама

сказала, что терпеть не может обращений по фамилии, и разрешила перейти на «ты». Но

«тыкать» я не осмелился и звал ее «Шики-сан». А в итоге, раз уж она опять морщилась, –

просто «Шики». Вот тебе скучная правда.

Когда Гакуто узнал, что это случилось еще в апреле, он покачал головой.

Действительно, это не такое уж серьезное развитие отношений.

– Вот, оказывается, как. Никакой романтики, – с разочарованием протянул он.

Интересно, а чего он ждал?

8

– А что же вы тогда делали под козырьком школьного крыльца на прошлой неделе?

Я-то думал… Черт, и зачем я сюда приперся? Только время потерял, мог бы слопать

завтрак в своем классе.

– П-погоди… а откуда ты знаешь?!

– Я ж тебе говорил: вы двое – известные личности. Вся школа судачит о том, что

вы с Рёги вместе укрывались от дождя под одной крышей в прошлую субботу. Еще бы: все, что касается Рёги, быстренько привлекает всеобщее внимание.

Мне осталось только вздохнуть. Надеюсь, Шики никогда об этом не узнает.

– Вместо того чтобы сплетничать, лучше бы учились, как следует. Занимаются в

школе ерундой вместо подготовки к колледжу.

– А учителя рассказывают, что почти все наши выпускники устраиваются на

теплые местечки.

Вот и доверяй после этого нашей системе среднего образования.

Но любопытство Гакуто не улеглось до конца.

– Слушай, но почему именно Рёги? Она же совсем не для тебя.

Верно. Я сразу вспомнил, как знакомые старшеклассники говорили, что мне бы

больше подошла какая-нибудь тихая, нежная девочка. Гакуто явно намекал на то же

самое.

Досада заставила меня выпалить то, что я говорить совсем не собирался:

– Шики вовсе не такая уж страшная!

Гакуто довольно ухмыльнулся: похоже, он специально решил меня

спровоцировать.

– И ты еще имеешь наглость утверждать, что вы просто друзья? Ну-ну. Потом, она

– действительно тяжелый человек. Если ты этого не замечаешь, значит, совсем потерял от

нее голову.

Он имел в виду ту ледяную стену отчуждения, которой она встречала всех

остальных одноклассников. И Гакуто был прав, конечно. Хотя мне вовсе не хотелось это

признавать, осталось лишь кивнуть.

– Сам знаю.

– Так что же ты в ней нашел? – неумолимо продолжал допрос Гакуто. – Как она

выглядит?

Безусловно, Шики была прекрасна – столь красивых и благородных девушек в

нашей школе можно было пересчитать по пальцам. Но и без этого меня притягивало к

ней, словно магнитом. Она… она выглядела так, словно в следующий миг могла

сломаться, словно в ней могла с оглушительным звоном лопнуть натянутая струна. Нет, конечно, она не оставляла впечатления болезненности и уязвимости – в ней чувствовался

крепкий стержень. Но меня не оставляло ощущение, что Шики гораздо более хрупка и

уязвима, чем кажется на первый взгляд. Наверное, именно поэтому я был не в силах

оставить ее одну. Смотреть со стороны на ее боль… нет, для меня это было невозможно.

– Ничего ты не понимаешь и не замечаешь. У Шики тоже есть хорошие стороны.

Если бы… если бы пришлось сравнить ее со зверюшкой, я бы выбрал кролика.

Сбросив задумчивость, я прикусил язык и пожалел о сказанном.

– Да ты спятил. Она на сто процентов из кошачьего семейства. Причем, безусловно, из диких. Кролик?.. Ну, ты выдумал! Не похоже ни капельки. Представить

себе Рёги, которая умирает от одиночества?!

Гакуто без всякого стеснения заржал.

Вот и неправда. Если взять глубже, она, точно кролик, не привязывается к людям, дичится, осторожно и незаметно посматривая на них со стороны. Или это замечаю только

я один?

– Ну и черт с тобой. Чтобы я еще раз заговорил о девушках…

Отсмеявшись, Гакуто утер слезы и закивал:

– Нет-нет, наверное, ты все же прав. Кролик ей подходит.

9

– Смеешься? Наглая рожа.

– Прямо в точку. Кроме того, я вспомнил, что в нашем дурацком мире случаются

такие опасные кролики, которые мигом откусят тебе башку, стоит только зазеваться.

Серьезность, которая неожиданно прозвучала в его голосе, заставила меня немного

помолчать.

– Ничего себе кролик. Ты действительно так думаешь?

Гакуто кивнул.

– Конечно. Это называется: «игра с огнем».

В день, когда кончились экзамены за второй триместр, я нашел на своей парте

совершенно невероятную вещь.

Это было письмо. Нет, само по себе это было не слишком удивительно. Проблема

заключалась в личности автора и содержании письма. Как ни невозможно было в это

поверить, оно было подписано Шики и приглашало меня на свидание.

Тон письма был ультимативным, не терпящим возражений, и даже немного

угрожающим: она требовала, чтобы я отвел ее завтра куда-нибудь прогуляться.

Совершенно сбитый с толку, я отправился домой, и в волнении и нерешительности не мог

заснуть, словно провинившийся самурай, которому приказали совершить на рассвете

харакири.

– Здорово, Кокуто!

Появившаяся, наконец, Шики энергично поприветствовала меня еще издали.

Одетая в обычное кимоно и совершенно несоответствующую ему вызывающе красную

кожаную куртку, она шагала по заполненной людьми круглой площадке с бронзовой

собакой в центре, где мы уговорились встретиться. Но гораздо больше, чем наряд, меня

поразила ее речь.

– Заждался, что ли? Извиняй, чувак. Пока смылась от Акитаки, аж вспотела.

Шики говорила, как ни в чем не бывало, хотя я буквально не мог ее узнать.

Стиль речи подошел бы какому-нибудь не слишком хорошо воспитанному парню, а не сдержанной девушке, которую я знал уже почти год. Не в силах ответить, я уставился

на нее. На первый взгляд в облике Шики не было ничего необычного. Та же грациозная и

стройная, немного миниатюрная фигурка… но слишком самоуверенная осанка и резкость

движений были незнакомы. Ощущение скрытого от посторонних глаз, но серьезного

противоречия окружило ее зыбкой атмосферой кукольного театра. Она – марионетка.

Внешне безупречная, но… лишь внешне.

– Ну, что смотришь? Я опоздала всего на час, а ты уже строишь такие рожи. Какой-

то ты, парень, нетерпеливый.

В устремленных на меня с незнакомым прищуром темных глазах Шики мелькнуло

непонятное выражение. Коротко подрезанные блестящие черные волосы обрамляли узкое

лицо с большими и выразительными глазами. И хотя сейчас в них отражался только

Микия Кокуто, казалось, они смотрели намного глубже и дальше. Куда? Если бы знать…

Если подумать, я мгновенно утонул в этих глазах в тот снежный день, когда

впервые встретил ее.

– Э-э… Ты… ты, в самом деле – Шики?

– Ага, – Шики засмеялась, что само по себе уже было необычно, и в ее усмешке

промелькнуло что-то незнакомое и хищное. – Кто же еще? Я сама на себя не похожа?

Кончай тормозить. Давай, веди меня куда-нибудь. Позволю тебе решать – цени, Кокуто.

Сцапав мою руку, Шики поволокла меня за собой. В замешательстве я даже не

обратил внимания на противоречие: моими решениями здесь и не пахло, Шики твердо

возглавила движение.

Мы бродили до упаду.

10

Шики не покупала ничего особенного, но без устали таскала меня от прилавка к

прилавку, от магазинчика к магазинчику, рассматривая яркие безделушки и шмотки и

отправляясь дальше, когда ей становилось скучно. Когда закончился первый зал торгового

комплекса, мы отправились во второй. Мои робкие предложения посидеть в кафе или

сходить в кинотеатр решительно отметались. И она была права. Я никогда прежде не

видел настолько активной и энергичной Шики, поэтому просто следил за ней, как

зачарованный – отправиться в такие скучные места было бы большой потерей.

Шики много говорила и выглядела возбужденной. Словно ее несла на гребне

высокая волна лихорадочного воодушевления.

Магазинчики в основном предлагали разную модную одежду, и я с облегчением

заметил, что Шики интересовала только женская одежда. Наконец, часа через четыре, она

устала бродить по магазинам и заявила, что хочет перекусить. Мы нашли незатейливую и

маленькую фаст-фудную закусочную и уселись. Шики сняла кожаную куртку и повесила

на спинку стула. Ее совершенно не соответствующее обстановке кимоно вызвало

удивленные взгляды, но она и не думала смущаться. Собрав всю свою храбрость, я задал

мучивший меня весь день вопрос:

– Шики, неужели ты всегда так говорила?

– Вроде того. Чтоб ты знал, бессмысленно пытаться опознать человека по тому, как

он говорит. Даже ты бы смог подделаться под кого-то другого.

Шики задумчиво откусила от гамбургера.

– Такого раньше не бывало. Сегодня мне впервые удалось выбраться наружу. И

раньше мне ничего не нужно было говорить потому, что мы с Шики думали одинаково.

Я ничего не понял.

– Как бы тебе сказать… Это называется расщеплением личности, если по-

простому. Меня зовут ШИКИ, а ее, нормальную, – Шики. Мое имя – от «плетеная ткань».

Но мы с ней не разные люди, и отличаемся только порядком наших приоритетов.

Иерархией интересов, можно и так сказать. И от этого невозможно избавиться.

Ее тонкий белый палец задумчиво чертил на салфетке кандзи «Шики» и «ШИКИ».

– Мне захотелось поговорить с тобой, Кокуто. Шики никак не решалась, поэтому

мне пришлось сделать это вместо нее. Врубился?

– В-вроде того.

Мой ответ прозвучал неуверенно и скованно, но, на самом деле, я уже чувствовал, что это правда. Такое уже случалось. Еще до старшей школы я встретил Шики – тем

незабываемым зимним вечером с медленно падающим снегом. Но когда я заговорил с ней

после церемонии поступления, она сказала, что ничего не помнит. В то время я решил, что

она терпеть меня не может и не желает разговаривать. Теперь все обретало новый смысл.

Более того. Проведя с ней целый день, я с уверенностью мог сказать, что она –

настоящая Шики. Если верить словам Шики, то есть – ШИКИ – они отличались только

манерой речи, но действовали одинаково. Они были настолько похожими, что мне было

очень трудно найти различия.

– Но зачем ты мне говоришь?..

– Все равно не получилось бы скрываться от тебя и дальше.

Шики поднесла к губам стакан и глотнула через соломинку, быстро выпустив ее –

она не любила холодного.

– Если честно, я – дух противоречия, живущий в Шики. Ее отрицающий импульс.

Импульс, которым она отражает поползновения из внешнего мира. До сих пор она не

направляла его на кого-то конкретного, поскольку Рёги Шики еще никогда никем не

интересовалась.

ШИКИ говорила – или говорил? – небрежно, продолжая потягивать из соломинки.

Но я замер, не в силах двинуться, словно околдованный этими бездонными черными

глазами.

11

– Но не переживай, я – все та же Шики. И только говорю то, что думает Шики. Ну, разве что другими словами. Хотя, в последнее время мы начали слегка расходиться.

Поэтому не воспринимай все мои слова всерьез.

– Расходиться?.. Хочешь сказать, вы с Шики… ссоритесь?

– Да нет. Как ты себе представляешь ссору с самим собой? Что бы я ни делал, мы

оба этого хотим, и жаловаться не приходится. Кроме того, как бы я ни пытался встрять, телом командует Шики. Поэтому я здесь только потому, что она была не против. Ха, но

потом наверняка пожалеет об этом разговоре. Сама бы она ни за что не решилась, понимаешь?

Я кивнул, и ШИКИ засмеялась.

– Ты сообразительный, и мне это нравится. А вот Шики от этого не в восторге.

Врубился, что я имею в виду, говоря о расхождении?

…Что она имеет в виду? Шики не нравится то, что я немного понимаю ее? Или она

недовольна тем, что ей невольно импонирует мое понимание. Если подумать, то скорее

второе.

– Ладно, хватит сказок на сегодня, – неожиданно поднявшись, Шики сунула руки в

рукава кожаной куртки. – Бывай здоров. Ты мне нравишься, и мы снова встретимся. И

довольно скоро.

Звякнув об столик монетками за гамбургер, ШИКИ, не задерживаясь, исчезла в

толпе.

Расставшись с Шики, я направился домой по темной улице. Солнце уже садилось, и

на улицах было совсем немного прохожих. Надо полагать, из-за серийных убийств.

Дома я обнаружил своего кузена, братца-Дайске. Разговор с ШИКИ меня странным

образом вымотал, и я прошел прямо к котацу1 и шлепнулся на подушку перед ним.

Длинноногий братец-Дайске занял своими ходулями все место под котацу, и мне

пришлось молча побороться, чтобы засунуть пятки в тепло. Но прилечь и расслабиться

так и не удалось. Взяв со стола мандарин, я поинтересовался:

– Что ж ты не на работе, Дайске?

– А вот так вот. Нет даже времени забежать домой и соснуть. Дай, думаю, загляну к

вам в гости, все равно через час обратно на дежурство. Пять человек прирезали за три

месяца, конечно, у нас все стоят на ушах.

Братец-Дайске – полицейский. Совершенно неподходящая работа для такого

лентяя.

– И как движется расследование?

– Ни шатко, ни валко. До сих пор мы тыкались без улик в потемках, но в последний

раз убийца все же оставил нам подарочек. Специально, небось.

Дайске поднял лицо и серьезно глянул на меня.

– Не вздумай болтать, это информация для служебного пользования. Говорю

только потому, что для тебя это может оказаться важным. Ты же помнишь, что я

рассказывал про первую жертву?

Слушая его пространное описание второго и третьего убийства, я мог только

надеяться, что остальные полицейские не так легко расстаются с секретной информацией.

Тело второй жертвы было рассечено пополам, от головы до промежности – какие

оружие было использовано, никто так и не понял. Одна из половинок была прилеплена к

стене.

У третьего человека были ампутированы все конечности, а обрубки оказались

сшиты между собой – руки к ногам.

1 В большинстве зданий в Японии отсутствует центральное отопление, и японцы зимой выходят из

положения причудливыми способами. Очень популярен электрообогреватель в виде низкого столика со

свисающим покрывалом, под который засовывают ноги – котацу.

12

Четвертый был изрезан на куски, и на них отпечаталось какое-то круглое клеймо, эзотерический символ.

Пятая жертва превратилась в жуткую свастику, сложенную из отрезанных рук и

ног.

– Убийца совершенно ненормальный, – пробормотал я, борясь с подступившей

тошнотой. Дайске кивнул:

– Чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Ну, а ты что об этом

думаешь, в целом?

– Меня спрашиваешь? Ну, возможно то, что все они были рассечены на части, имеет значение, ведь это характерно для каждого случая. Кроме того…

– Кроме того?..

– Мне кажется, убийца все глубже погружается в пучину безумия. И следующие

жертвы могут быть не только на улице.

– Ты, прав, наверное. О-хо-хо, – Дайске устало прикрыл глаза ладонями.

– У него нет никакого нормального мотива и никаких правил. До сих пор убийства

случались на улице, в безлюдных местах, но, если он никого не встретит, то может пойти

и дальше – вломиться куда-нибудь. Лучше бы вашему начальству подумать об этом и

принять меры.

– Кстати… – Дайске дипломатично сменил тему, – вот это мы нашли рядом с пятой

жертвой.

Он положил на стол четкую фотографию жетона нашей школы. Многие относились

к этим значкам несерьезно, учитывая, что от нас не требовали даже носить форму, но в

правилах было написано, что полагается закрепить его на одежде, отправляясь в школу.

– Не знаю, то ли убийца не заметил пропажи потому, что дело было в траве, то ли

он нарочно оставил его там. В любом случае, это что-то означает. Придется мне к вам

наведаться в ближайшем будущем.

Мрачно нахмуренные брови Дайске сделали это предупреждение еще более

зловещим.

Зимние каникулы пролетели, словно вспышка. Единственное, что заслуживает

упоминания, это то, что мы вместе с Шики сходили в святилище на Новый год. Все

прочие будничные и нормальные события моментально изгладились из памяти.

Когда начался третий триместр, Шики замкнулась еще больше. Даже я отчетливо

ощущал ауру резкого отторжения, стоило к ней приблизиться.

После окончания уроков, когда классная комната осталась пустой, я нашел там

одинокую Шики. Она не двигалась и ничего не делала, только молча смотрела в окно. Она

выглядела настолько хрупкой и печальной, что я, не в силах оставить ее одну, без

приглашения уселся за соседнюю парту. Мы молчали.

Ранний зимний закат окрасил тихий и пустой класс тревожными багровыми

красками. Среди красных и черных теней ШИКИ, сложив руки на груди и прислонившись

спиной к окну, небрежно спросила:

– Я не говорила тебе, что ненавижу людей?

– Впервые слышу. Это правда?..

– Да. Шики ненавидит людей. Она всегда была такой, с самого детства. Знаешь, дети доверчивы и ничего не понимают. Ребенком ты думаешь, что весь мир любит тебя.

Безо всяких условий, просто потому, что ты любишь людей, они должны любить тебя в

ответ. Об этом не задумываются, но это именно так.

– Ты права. Дети не привыкли сомневаться. Вспоминаю себя, как я любил и

требовал любви в ответ. Единственное, чего я тогда боялся – это призраков. Теперь боюсь

людей.

ШИКИ согласно кивнула.

13

– Но это очень важная вещь, Кокуто. Дело в чистоте и невинности. Когда ты

маленький, то думаешь только о себе, и не умеешь замечать злых и испорченных мыслей, которые люди прячут глубоко в сердце. И пусть ты ошибаешься по отношению к

некоторым, искренняя любовь родителей, в которой ты купаешься, учит тебя быть

добрым и к другим людям. Ведь люди могут выражать только те чувства, с которыми

знакомы.

Закат наложил красный макияж на ее лицо. В этот миг я не мог понять, кто говорит

– Шики или ШИКИ. Впрочем, по большому счету это было и не важно, и я снова затаил

дыхание, слушая монолог Шики.

– Но я была не такой. Я была не одна, с самого рождения. Внутри у Шики прятался

ШИКИ, и она слишком рано поняла, что люди не так просты, как кажется. Она узнала, что

все мыслят по-разному и вовсе не обязательно любят ее только за то, что она существует.

Познав еще ребенком, какими уродливыми и страшными могут быть мысли других

людей, она физически не могла полюбить их. Самое лучшее, чего они заслуживали по ее

мнению – это холодное презрение. Она росла, стараясь не видеть окружающих людей.

Единственное чувство по отношению к ним, которое знала Шики – отторжение. Ей не

суждено избавиться от него.

Не знаю почему, но, глядя в глаза ШИКИ, я едва не заплакал. Сердце придавила

свинцовая тяжесть. Она ненавидит людей?..

– Но… неужели ей не было одиноко?

– С чего бы? У Шики есть я. Конечно, оставшись один – взвоешь. Но она не была

одна. Отгородившись от людей, закрывшись в прочном панцире, она не осталась одна.

Голос ШИКИ звучал решительно и твердо. Я не заметил ни следа неуверенности, ни капли обмана – ситуация его вполне устраивала.

Но неужели?..

– Но с недавних пор Шики начала вести себя странно. Я – неотъемлемая ее часть, но она неожиданно попыталась отречься от меня. Не понимаю. Отторжение, противоречие

– это моя прерогатива, Шики же должна была лишь соглашаться, лишь принимать. Что бы

это значило?

Резкий сухой смешок, который издала ШИКИ, отразился от стенок пустого класса.

На губах мелькнула горькая усмешка. Или, может быть, – циничная?

– Кокуто, тебе никогда не хотелось кого-нибудь убить?

Алая маска, в которую превратилось ее лицо в последних лучах умирающего

солнца, заставила мое сердце дрогнуть.

– Так далеко я не заходил. Максимум – врезать по морде.

– Понимаю. Но для меня – это единственное желание. Единственное.

Ее голос снова породил странное эхо.

Слова застряли у меня в горле.

– Ты уже слышал. Люди возвращают другим только те чувства, которые сами

испытали. Я стою по ту сторону всех запретов и табу. Наши с Шики приоритеты полярно

отличаются. Во мне находят жизнь все порывы, подспудно подавляемые Шики, – в этом

причина и смысл моего существования, и я прекрасно это знаю. Бесконечное убийство

собственной воли, удушение темной стороны, которую зовут ШИКИ – меня. Мне

приходилось убивать себя снова и снова, тысячи тысяч раз. Понимаешь? Убийство – моя

стихия, я больше ничего не знаю и не могу. Только убивать.

Она повернулась спиной к окну и мягкими шагами направилась ко мне.

Неожиданно меня по коже продрал мороз. Почему?.. Как может беззвучно

приближающаяся ко мне девушка внушать столь леденящий ужас?

– Ты понимаешь, Кокуто? Что убийство означает для Шики?

Она остановилась рядом, совсем близко и прошептала:

– Уничтожение всего, что пытается открыть ее ракушку. Примитивная самозащита.

14

На губах ШИКИ расцвела непонятная улыбка. Улыбка, с которой все сводят к

шутке. Но можно ли назвать шуткой эти слова?

Дверь класса захлопнулась за ее спиной.

Когда на следующий день во время обеденного перерыва я позвал Шики

перекусить, ее брови удивленно взлетели вверх. Впервые с тех пор, как мы

познакомились, я видел ее пораженной до глубины души.

– Ты в своем уме?..

Тем не менее, она приняла предложение, указала в сторону крыши и молча

последовала за мной. Я чувствовал спиной ее буравящий взгляд. Она сердится на меня?

Еще бы, сомнений тут быть не может!

Конечно, даже я понял, что означали ее вчерашние слова. Последнее

предупреждение, не больше, не меньше. Шики прямым текстом заявила, что мне будет

плохо, если я не вниму предупреждению и не перестану общаться с ней.

Но она не понимала главного. Она говорила мне это с первой минуты нашего

знакомства. Каждым своим словом и движением. И я уже давно привык.

На крыше мы были одни – больше ни души. Январский холодный ветер не

располагал к перекусам на свежем воздухе.

– Бррр, холодно. Не хочешь пойти еще куда-нибудь?

– Нет, мне здесь нравится. Если предпочитаешь другое место – не стесняйся, иди.

Официально-вежливый тон Шики лишь заставил меня наклонить голову и присесть

под стеной, где не так дуло. Повисло молчание. Я уже прикончил второй бутерброд, но

Шики даже не разорвала обертку на своем.

– Зачем ты опять заговорил со мной?

Ее голос был едва слышен, и я даже не совсем понял, что она обращается ко мне.

– Ты что-то сказала, Шики?

– Я хочу знать, почему ты так неосторожен.

Теперь ее взгляд пронзил меня, словно копье.

– Что-то новенькое. Меня обзывали наивным и слишком прямодушным, но вот

неосторожным – еще ни разу.

– Тебе льстили.

Неловкая шутка даже не поцарапала броню ее ледяной уверенности и

враждебности. Шики резко дернула рукой, располосовав упаковку сандвича с яйцом.

Раздирающий хруст отдался в морозном воздухе, и она молча впилась зубами в

бутерброд. Поскольку я уже управился, то решил поддержать беседу – такое молчание

плохо действует на пищеварение.

– Ты, кажется, немного злишься?

– Немного?! – новый убийственный взгляд немедленно заставил меня пожалеть о

сказанном. От такого пищеварению лучше не станет. Но Шики уже прорвало, и в ее

голосе чувствовалось кипящее высоким градусом раздражение.

– Не понимаю отчего, но меня почему-то страшно раздражает твое присутствие.

Почему ты не отстанешь от меня? Я же сказала вчера прямо – как ты можешь не

понимать?!

– Я тоже не знаю, в чем дело. Мне хорошо с тобой, но если ты спросишь почему, я

не отвечу. А что касается вчерашнего разговора, то я склонен смотреть на вещи с

оптимизмом.

– Кокуто-кун, ты понимаешь, что я – не нормальный человек?

Единственное что я мог сделать – кивнуть. Расщепление ее личности было

очевидно, и, конечно, это было совершенно ненормально.

– Да, не нормальный.

– Прекрасно. Тогда ты должен понять и то, что я не из тех, с кем ты можешь

нормально дружить.

15

– Нормальная или ненормальная, честно говоря, меня это совершенно не волнует, когда я с тобой.

Шики замерла. Словно время остановилось. Словно она забыла, как дышать.

Прошла минута.

– Но я не могу стать такой как ты.

Выговорив это, Шики провела рукой по волосам. Широкий рукав кимоно

соскользнул вниз, и я увидел плотно замотанный вокруг ее запястья, у правого локтя, бинт. Белый и свежий бинт.

– Шики, эта рана…

Она не дала мне шанса закончить, резко поднялась и безжалостно проговорила:

– Раз ты не понял слов ШИКИ, я скажу сама.

Ее взгляд устремился к холодным далям за обрезом крыши, минуя меня.

– Если так пойдет и дальше, это может кончиться тем, что я убью тебя.

Ответа на эти слова я подобрать так и не смог.

Шики давно уже ушла, оставив обертку на голом бетоне. Я машинально подобрал

ее и пробормотал себе под нос:

– Гакуто попал в точку.

Да, если вспомнить тот разговор с Гакуто… я – дурак, точно как он и говорил. То, что Шики отвергла меня, уже не имело никакого значения. Наоборот, ее резкие слова

словно прочистили мне мозги. Причина, по которой мне было хорошо с Шики, стала

кристально ясной.

– Я сошел с ума уже давным-давно.

Я так любил Шики, что даже ее слова о том, что ей хочется убить меня, не

заставили меня отступить.

Это было первое воскресенье февраля. Проснувшись, я вышел в гостиную. Братец

Дайске уже собирался уходить.

– Ого, ты здесь, оказывается?

– Здорово. С вечера зашел к вам соснуть, потому что последний поезд уже ушел. А

теперь опять на работу. Завидую вам, школярам, у вас, если пообещали каникулы, то так и

будет. О-хо-хо.

Вокруг глаз его темнели круги. Типичный хронический недосып. Могу поспорить, он опять по уши в делах, связанных с новой информацией о серийном убийце.

– Кажется, ты собирался зайти в мою школу. Что же тебя не видать?

– У нас все началось сначала. Если честно, три дня назад случилось шестое

убийство. Жертва отчаянно сопротивлялась, и мы нашли на ее ногтях кровь кусочки кожи

убийцы. У женщины были длинные ногти, и она царапалась как кошка. Сантиметра три

кожи содрала с руки маньяка.

Это была новость – ни по телевизору, ни в газетах еще ничего не сообщали. Но я

похолодел по совершенно другой причине. Наверное, потому, что за последние несколько

дней с губ Шики несколько раз сорвалось это зловещее слово. «Убийство».

Иначе с чего бы еще мне вдруг представилось на мгновение: что, если Шики –

убийца?

– Содрала?.. Ты имеешь в виду, что убийца был ранен?

– Точно. Не себя же она царапала? Криминалисты уже выяснили, что содранная

кожа – с руки, примерно около локтя, и установили группу крови. Теперь ему конец.

Братец-Дайске ушел, Ослабшие ноги подкосились, и я плюхнулся в кресло. Три дня

назад – в тот день мы с ШИКИ говорили в кровавом свете садящегося солнца. И на

следующий день я увидел на ее руке бинт у локтя.

Только около полудня мои беспорядочно кружащиеся мысли приняли более-менее

внятную форму. Сидеть и терзаться бессмысленно, я должен просто пойти к Шики и

16

спросить ее. Когда она скажет, что все это не имеет к ней никакого отношения, тяжесть

свалится с моего сердца.

Пролистав школьный список адресов, я нашел адрес Шики. Ее родовой дом

располагался в пригороде, всего в одной остановке на электричке от моего.

Когда я, наконец, нашел обширное владение в путанице переулков, солнце уже

село. Традиционную японскую усадьбу окружала бамбуковая роща. С того места, где я

стоял, невозможно было оценить размеры усадьбы. Лучше всего для этой цели подошел

бы самолет, откуда можно было бы взглянуть сверху вниз. Пройдя по мощеной

булыжниками извилистой дорожке среди густых стен бамбуковых зарослей, я оказался

перед высокими и массивными воротами. Современный интерком, приделанный к

темному древнему дереву воротных балок, вызвал некоторое облегчение. После того, как

я нажал кнопку и изложил свои намерения, появился мужчина лет тридцати в строгом

черном одеянии. Акитака, слуга Шики, вежливо представился непрошенному гостю, но

сообщил, что, к сожалению, госпожа отсутствует. От предложения подождать я отказался.

Если честно, мне не хватило храбрости ступать за порог этого древнего дома в одиночку.

Солнце скатилось за горы, и мне ничего не оставалось, как побрести домой. Но

едва я подошел к станции, как нежданно-негаданно налетел на одного из знакомых

старшеклассников. Сэмпай1 позвал меня поболтать и перекусить в ближайший

ресторанчик, где мы и посидели весьма уютно до десяти часов. Мне, как школьнику, пора

уже было отправляться домой, и я распрощался. Но расстаться с ним было непросто, и

билет на электричку я купил уже около одиннадцати. Занеся ногу на ступеньки

платформы, я вдруг остановился. Никак не получалось отделаться от назойливой мысли.

Вернулась ли Шики домой?

– Что я творю?.. – пробормотал я, уже шагая прочь от станции по совершенно

безлюдным в этот час улочкам жилого района. Незнакомые заборы и палисадники, страшноватый дом Шики… почему же я торопливо иду, почти бегу туда? Я не мог понять

себя. Очевидно, что увидеть ее в этот поздний час не удастся… но, может быть, свет в

окнах ее дома немного облегчит свинцовую тяжесть на сердце?

Продираясь через промозглый туман, я вышел на какие-то задворки и снова

наткнулся на густые бамбуковые заросли. Узкая дорожка вела сквозь них, и там не было

ни единого фонаря. Только слабый лунный свет рисовал очертания мостовой и колоннады

тонких стволов. Ветра не было, и бамбук застыл в мертвом молчании.

Случайная мысль о том, что я тоже могу оказаться жертвой нападения в этом

глухом месте, начала подспудно прогрызать себе дорогу. Как я ни старался отделаться от

нее, воображение разыгралось и принялось подбрасывать картины одна страшнее другой.

Действительно, ведь ребенком я боялся призраков. Что же, тени в бамбуковом лесу

вполне могли сойти за них… но теперь я гораздо больше боялся людей. Пугали не

глубокие тени, а тот, кто мог прятаться в них.

Когда же выдуманные призраки успели превратиться в реальных и страшных

людей?..

Чем больше я пытался успокоиться, тем сильнее неконтролируемый страх сжимал

горло. Ледяные коготки пробежали по спине… я уже больше не мог думать ни о чем

другом. Да, ведь Шики говорила что-то о чувстве, от которого невозможно избавиться.

Что же это было?.. Еще не успев вспомнить, я инстинктивно остановился, увидев что-то

на дорожке впереди.

Ноги словно приросли к земле. Все мысли ухнули в пустоту, мой мозг просто

прекратил работать, оставив только пустой мерцающий экран.

В нескольких шагах впереди из тьмы проступил белый силуэт. Белое кимоно

словно плавало на бархатно-черном фоне. Белое кимоно, испещренное красными точками.

Они на глазах множились, расползались и увеличивались. Наверное, потому, что прямо

1 Сэмпай – старшеклассник или просто старший товарищ.

17

перед девушкой, одетой в белое кимоно – я узнал ее это, была Шики – лежал темный

предмет, фонтанирующий черно-красной жидкостью.

Нет, постойте… это был не предмет. Это было мертвое тело.

Слова застряли у меня в горле. Впрочем… впрочем я и не собирался кричать или

звать на помощь. Странно, но я не чувствовал особенного удивления. Сказать, что я

поражен до глубины души, было нельзя. В моем пустом черепе не осталось ни единой

мысли… но образ Шики, неподвижно стоящей над мертвым человеческим телом почему-

то показался смутно знакомым. Я… думал об этом раньше? Представлял себе? Откуда?..

Не может быть.

Человек умер буквально несколько секунд назад, иначе кровь не била бы с такой

силой из рассеченных артерий. На его шее зияла разверстая рана, а грудную клетку

пересекал страшный косой разрез. Увядающие кровавые фонтанчики и так могли

заставить любого наблюдателя потерять сознание, но гротескно выпирающие из

рассеченной груди влажно поблескивающие внутренности превратили жертву в нечто, что

мозг отказывался воспринимать, как человека. Скорее представлялось скользкое

примитивное существо, пытающееся трансформироваться в человеческую форму.

Поддельное сходство создавало такое жуткое впечатление, что взгляд невольно скользил

прочь, а мозг отказывался воспринимать… Нормальный человек не вынес бы этой

картины, но Шики спокойно стояла, не отрывая взгляда от мертвого тела. Кровавые капли

пятнали ее призрачно-белое кимоно.

Капли, словно алые бабочки.

Алые бабочки, расправляющие крылышки на лице Шики.

Забрызганное кровью, незнакомое и искаженное лицо.

Ужас… или экстаз?

Шики… или ШИКИ?

Бессильная попытка заставить двинуться перехваченное горло, выдавить какие-то

слова лишь заставила меня упасть на колени. Меня вывернуло наизнанку. Вырвало всем, что оставалось в желудке. Меня тошнило, пока не осталась только желчь и желудочный

сок, но и тогда я не мог остановиться, словно пытаясь избавиться от глубоко засевшей

внутри меня страшной картины. Но это было невозможно. Даже сквозь пелену

навернувшихся на глаза слез я видел расползающееся черно-красное пятно, а

ошеломляюще резкий запах крови словно въедался в мой отказывающийся работать мозг.

Наконец, Шики почувствовала присутствие постороннего. Ее голова повернулась, а

взгляд тяжело уперся в меня. Губы на не отражавшем никаких чувств, застывшем лице

дрогнули и исказились. Это была улыбка. Чистая, невинная улыбка. Улыбка, напомнившая мне о матери. Улыбка, настолько несоответствующая этому месту, что…

меня пронизала отчаянная дрожь.

Она шагнула ко мне, и в этот же самый миг мое потрясенное сознание стало

гаснуть. Последним, что я запомнил, были ее негромкие слова:

– Тебе нужно быть осторожнее, Кокуто-кун. Дурные предчувствия притягивают

нехорошую реальность.

Безо всякого сомнения, я поступил глупо. Старался не думать о кошмарной

реальности, пока она не предстала перед моим потрясенным взором.

В школу на следующий день я так и не попал. Полицейский обнаружил меня на

месте преступления, неподвижно стоящим с остановившимся взглядом и доставил в

участок для допроса.

Кажется, я в течение нескольких часов не мог выговорить ни слова. Я пришел в

себя часа через четыре, не раньше. Наверное, предохранители в моем мозгу не выдержали

нагрузки. Пока я очнулся, пока тянулся допрос, пока меня отпустили, прошло много

времени, и идти в школу было уже поздно.

18

Способ, которым было проделано убийство, не давал возможности убийце

избежать кровавых пятен на одежде. К счастью, на мне ничего не было. Кроме того, допрос прошел довольно гладко еще и потому, что я оказался родственником Дайске, а не

совсем посторонним человеком. Братец-Дайске настоял на том, чтобы отвезти меня

домой, и мне не осталось другого выбора, как согласиться.

– Значит, ты никого не видел, Микия?

– Не приставай. Я уже сто раз сказал, что не встретил ни души.

Хмуро глянув на Дайске, я устало откинулся и утонул в мягком сидении.

– Понятненько. Черт! Нам бы здорово помогло, если бы ты застал и разглядел

убийцу… хотя нет, вряд ли бы он позволил тебе уйти живым. Мне лично не хотелось бы, чтобы братца прирезали, поэтому придется смириться с тем, что ты ничего не видел – я

даже рад.

– Не очень-то ты хороший полицейский, братец-Дайске.

Я ненавидел себя за то, что оказался способен отвечать ему в таком нормальном

тоне. Совесть жестоко казнила меня, называя лжецом. Трудно было поверить, что я смог

врать, не моргнув глазом, особенно учитывая то, что мы обсуждали тяжкое преступление

и касающееся его полицейское расследование. Если я не покаюсь и не выложу правду, все

может обернуться еще хуже, но… но я все равно не проронил ни слова о том, что видел

Шики на месте преступления. Дайске продолжал:

– Ну и ладно. Я все равно рад, что ты в порядке. И каково впечатление от первого

трупа?

Обычная полицейская бесчувственность. Впрочем, врачи говорят так же цинично и

жестоко.

– Ужасно. Больше не хочу.

– Тебе еще повезло. Обычно он обращается с жертвами куда как хуже. Не

переживай.

Не переживать?! Если бы я мог!

Дайске продолжал:

– Однако же, как тесен мир. Я и не знал, что ты знаком с наследницей клана Рёги.

То, что для него выглядело забавным курьезом, повергло меня в еще большее

отчаяние. Случившееся по соседству от усадьбы Рёги убийство полиция

классифицировала как работу все того же серийного убийцы, и на этом расследование

фактически застопорилось. Полицейским позволили лишь заглянуть на территорию

усадьбы и быстро выпроводили – семья Рёги была весьма влиятельной. Как было

записано в протоколе, убийство произошло между одиннадцатью и двенадцатью ночи

третьего февраля, в воскресение, и единственным свидетелем был Кокуто Микия. Однако

там же отмечалось, что свидетель появился уже после того, как произошло убийство, и

впал в состояние шока при виде сцены преступления. Ни в моих показаниях, ни в

показаниях представителей клана Рёги не было ни единого слова о Шики.

– А вы не пытались разнюхать что-нибудь о Рёги или допросить их людей?

Братец-Дайске покачал головой:

– Наследница ходит в ту же школу, что и ты. Но когда я попробовал узнать о ней

побольше, то получил отказ. Их не интересует то, что происходит за пределами их дома.

Правда, я и не думал, что кто-то из Рёги замешан в этом деле.

– Почему ты так решил?

Опасный вопрос вырвался у меня непроизвольно. Хотя я и подшучивал на Дайске, его профессиональному чутью вполне можно было доверять. Коллеги-полицейские тоже

высоко ценили его, и я подумал, что для него естественно будет заподозрить Шики.

Особенно если вспомнить улику с прошлого места преступления.

– Да как тебе сказать… сам подумай, неужели такая молодая и красивая девушка

может бродить по ночам с ножом в руке? Смешно, верно? Для любого настоящего

мужчины ответ очевиден.

19

И с чего же ему пришло в голову стать полицейским? Впечатление не обманывало, братец-Дайске – еще более легкомысленный, чем я.

– Все ясно. С таким тонким знанием женских характеров ты вечно останешься

холостяком.

– Хамишь. Законопатить тебя в узилище, что ли?

Он шутил, конечно, да и меня бы все равно скоро отпустили за отсутствием улик.

Но вот с его мнением я готов был согласиться. Пусть я и не обладал таким опытом и

интуицией, я тоже был уверен, Шики – не убийца. Даже если она сама признается, я все

равно бы не поверил – и ничто не заставило бы меня изменить точку зрения. И теперь я

знал, что нужно делать.

Разгадка преступления близилась.

Но убийца больше не заявил о себе до того дня, три года спустя. В тот день уже

казалось, что это совсем не имеет ко мне отношения.

Первый и последний раз, когда Шики и я оказались бок о бок в самой гуще

событий.

Границы пустоты: часть 02 05

Убийство произошло перед моим домом. В ту ночь я тоже выходила наружу

прогуляться, но воспоминания, оставшиеся в моей памяти, были обрывочными и

смутными. Соединив те куски, которые я вспомнила, можно было догадаться, что именно

я делала.

Не могу сказать точно про ШИКИ, но на меня кровь оказывала поистине

завораживающее действие. Я впала в оцепенение, не в силах оторвать взгляда от

струящихся из рассеченных артерий жертвы алых ручейков. В лабиринте между плоских

булыжников, которыми была выложена дорожка на задах усадьбы Рёги, эти струйки

прокладывали себе дорогу, сплетаясь и перевиваясь, точно живые. В их

целеустремленности скрывалось некое потаенное значение и колдовская красота, которую

было невозможно выразить словами.

Но в этот раз случилась неприятность. Очнувшись, я увидела человека, которого

выворачивало позади меня. Это был Кокуто Микия. Не знаю, почему он оказался там в

это позднее время… но в тот момент меня это не заботило. Не помню, что я делала.

Наверное, просто вернулась домой, в усадьбу. К моему удивлению, преступление было

обнаружено гораздо позже, и никто так и не задал мне вопроса о том, что я делала на

месте преступления. Может быть, все, что я видела – это был сон? Ведь не мог же мой

прямодушный одноклассник ничего не рассказать об убийце? И почему же это произошло

прямо перед моим домом?

– Это твоя работа, ШИКИ?

Я спросила вслух и громко, но ответа не было. Мы с ШИКИ с каждым днем все

больше расходились. Но вот что странно, если я решаю, позволять ли ШИКИ управлять

нашим телом, то почему мои воспоминания об этом столь неясны и обрывочны?

Наверное, я просто не понимала до сих пор, что безумна. Так же, как и остальные

наследники линии крови Рёги. ШИКИ сказал бы с усмешкой: «Если ты думаешь, что ты

сумасшедший, то ты не можешь им быть». Для безумца все окружающие выглядят

ненормальными, себя же он таковым не считает. До поры это меня миновало – я

осознавала свою ненормальность и мирилась с ней. Но в чем же тогда дело? Может быть в

том, что я, достигнув шестнадцати лет, наконец, необыкновенно резко и болезненно

ощутила границу между собой и обычными людьми? Границу, которую мне не дано

пересечь? Но кто же в этом виноват?!

– Прошу прощения, одзё-сама.

20

За деликатным стуком с той стороны двери последовал осторожный голос

Акитаки.

– В чем дело?

Хотя уже было время спать, я разрешила войти. Приоткрыв дверь, Аиктака

согнулся в формальном поклоне по ту сторону порога, не ступая в комнату.

– Снаружи кто-то следит за усадьбой.

– Отец же говорил, что отослал полицейских прочь.

Акитака кивнул:

– С прошлой ночи на земле Рёги не было ноги полицейских. Полагаю, что это кто-

то иной.

– Меня это не касается, поступай, как знаешь.

– Полагаю, наблюдателем может оказаться ваш школьный друг.

Услышав это, я вскочила с постели. Выглянув через створку сёдзи1, направленную

в сторону ворот, я рассмотрела среди голых бамбуковых стволов скорчившуюся фигуру

человека. Мог бы спрятаться и получше, черт бы его побрал!

– Я отошлю его прочь, если прикажете, одзё-сама.

– Пусть делает, что хочет.

Стукнув в раздражении створкой сёдзи, я подбежала к кровати и нырнула под

одеяло. Вежливо пожелав мне спокойной ночи, Акитака удалился. Но даже в темноте сон

бежал от меня. Поворочавшись, я снова встала и выглянула наружу. Микия, одетый в

коричневую куртку, дрожал под холодным дождем, но, не отрываясь, следил за воротами

усадьбы. У его ног курилась паром кружка кофе – он даже прихватил термос.

Сообразительный парень.

Приходилось признать, что застрявшая в моей памяти картинка, в которой Микия

появился на месте убийства, не была сном. И если он действительно видел меня тогда, то

теперь он следит за мной. Не знаю, что именно ему нужно, но, скорее всего, он пытается

понять, кто настоящий убийца. Я в раздражении прикусила зубами кончик ногтя.

На следующий день, в школе, Микия вел себя совершенно так же, как обычно.

– Шики, не хочешь вместе со мной перекусить?

Словно не сомневаясь в том, что я соглашусь, он повернулся и направился к

лестнице на крышу. Действительно, почему, я всегда принимаю его приглашения?

Чувствуя себя кем-то вроде дрессированной собаки, которую поманили куском колбаски, я все же двинулась за ним. Желание отказаться уступило место вялому любопытству. Что

он скажет о прошлой ночи? Начнет допрашивать меня?

Но Микия вел себя естественно, как всегда.

– Большущий у тебя дом. Я бы заважничал, если бы моих гостей встречал слуга.

Мне не понравилось слово «слуга» – он не имел права так говорить.

– Акитака – секретарь моего отца. И мы зовем их смотрителями, а не слугами, Кокуто-кун.

– Так он еще и не один? Все понятно. А уж как их называть – это казуистика.

Мы впервые заговорили с ним о моем родовом доме. Зная его характер, я не

удивилась бы, если он и не подозревал о том, что его заметили зоркие глаза со стороны

усадьбы, когда он прятался в бамбуке и наблюдал. Но все равно это выглядело странно: если он той ночью видел меня, забрызганную кровью, как же может шутить так, словно

ничего не произошло? Не желая вилять, я заговорила первая:

– Кокуто-кун, в ночь на третье февраля…

– Не надо об этом.

Он поднял руку, остановив меня.

– Кокуто?..

1 Сёдзи – решетчатая сдвижная дверь из бамбука и бумаги. Используется как внешняя стена или внутри

традиционного японского дома.

21

Микия непроизвольно вздрогнул, и я поняла, что, сама того не заметив, заговорила

как ШИКИ. Он, видимо, уже научился нас различать и все же понял, что перед ним все

еще стоит Шики.

– Почему ты не рассказал полицейским обо мне?

– Потому, что я ничего не видел.

Ложь. Этого не может быть. Ведь ШИКИ в моем теле тогда шагнул к нему и…

– …Ты ведь оказалась там случайно, правильно? По крайней мере, это все, что я

видел своими глазами. И я решил верить в тебя.

Новая ложь. Зачем же он тогда следит за родовой усадьбой?

Той ночью ШИКИ шагнул к нему и…

– Если честно, сейчас мне довольно трудно думать об этом. Чтобы выслушать тебя, надо собраться с мыслями и… уверенностью в себе. А пока – давай не будем говорить об

этом.

Беззащитное выражение на его лице вызвало во мне острое желание броситься

прочь.

…В ту ночь ШИКИ пытался убить Микия Кокуто. Безо всякого сомнения.

Я не хотела этого. Это было невыносимо. Микия сказал, что верит в меня… если

бы, если бы я тоже могла доверять себе! Тогда мне не пришлось бы терпеть эту

незнакомую и режущую боль.

С того момента я холодно игнорировала Микия. Через два дня он оставил попытки

заговорить со мной. Но, как только темнело, появлялся в бамбуковых зарослях вокруг

усадьбы, чтобы нести свою стражу. Он упорно мерз под холодным зимним небом часов до

трех утра, и в результате я опять оказалась лишена моих одиноких ночных прогулок.

Прошли уже две недели, но он не сдавался. Отсутствующим взглядом следя за

скорчившейся в зарослях фигуркой, я спрашивала себя: неужели для него так жизненно

важно знать, кто настоящий убийца?

Он оказался невероятно настойчивым и упорным.

На часах было уже почти три утра, а он все молча таращился на громоздящиеся во

мраке ворота усадьбы. Но вот что странно, на его лице, когда он, наконец, уходил, не

было горечи разочарования. Он улыбался. Чему?

Когда меня осенило, и я поняла, в чем дело, то преисполнилась раздражения. Он

приходил не для того, чтобы поймать убийцу. Он безоговорочно верил в меня, и поэтому

вовсе не подозревал. Он стерег, убежденный в том, что я спокойно сплю и никуда не

собираюсь выходить по ночам. Он хотел доказать мою невинность. Поэтому на его губах, когда, усталый и замерзший, он под утро покидал свой пост, светилась улыбка. Какая

ирония – он упрямо верил, что настоящий убийца ни в чем не повинен.

– Счастливец… – прошептала я едва слышно.

Когда я была рядом с Микия… мне было хорошо. Когда я была рядом с Микия, мне казалось, что он мне нравится. Когда я была рядом с Микия, мне казалось, что я смогу

шагнуть на ту сторону. Но на самом деле та, яркая и живая сторона мира существовала не

для меня. В том мире не было для меня места, выжить там – невозможно.

Неловкая улыбка Микия словно манила меня туда…

Именно поэтому в последнее время я чувствовала раздражение, когда была с

Микия. Он приносил мне лишь мучения. Внутри меня прятался убийца по имени ШИКИ и

этот мальчишка не давал мне забыть о нем. Не давал забыть, что я ненормальна.

– Я сама по себе. Ты мне не нужен, Кокуто. Исчезни.

Шики не хотела сойти с ума.

ШИКИ не хотел, чтобы его сломали.

Все было бы хорошо, если бы робкая мечта о нормальной жизни не прокралась, найдя трещину в моем панцире.

22

Наступил март, и холода стали уходить. Я неподвижным взглядом смотрела в окно

из пустого класса. Взгляд с высоты внушал мне хрупкое ощущение спокойствия и

безопасности. Залитые алыми отблесками закатом дали, до которых никогда не

дотянуться, напоминали о том, что для меня нет ни малейшего проблеска надежды.

Стукнула дверь. Микия, как раньше, вошел и прищурился на кровавый закат.

ШИКИ нравилось разговаривать в такой атмосфере… и я тоже не могу сказать, что

против.

– Не думал, что ты позовешь меня сама. Перестанешь отмалчиваться?

– Я хотела поговорить потому, что продолжать так невозможно.

Микия нахмурился, но я продолжала, чувствуя, как личность ШИКИ набирает силу

и поднимается со дна нашего общего сознания.

– Ты сказал, что не считаешь меня убийцей.

Пламя заката было столь ярким и жгучим, что я уже не могла различить выражение

его лица.

– Ты ошибся. Я – убийца. Почему ты позволил мне тогда уйти?

Микия в ошеломлении замер.

– Нечего было позволять. Потому что ты никогда этого не делала.

– Даже после того, как я сама говорю?

Микия молча кивнул.

– Ты же сама сказала, что не стоит принимать твои слова всерьез. И ты бы просто

не смогла сделать такое. Никогда

Его уверенные слова вызвали во мне новую вспышку злости.

– Что значит «никогда»?! Что ты знаешь обо мне?! Что ты знаешь, чтобы

доверять?!

Под этим яростным напором улыбка на лице Микия стала немного жалобной, но он

ответил так же просто:

– Пусть я ничего не знаю. Пусть у меня нет оснований. Но я буду верить. Я люблю

тебя и хочу верить. До конца.

Он сказал. В его словах была такая безыскусная вера и чистота… что они затмили

собой все раздражение. Всю ярость и злость.

В этих непритязательных словах для меня, для Шики, поразительным образом

смешалось ослепительное счастье… и неотвратимая угроза. Угроза неминуемого

разрушения – теперь она знала, что оно не пройдет стороной. Мираж того прекрасного

мира, в котором я никогда не смогу жить. Жить с этим светлым человеком.

Мир, в котором я смогла бы жить вместе с ним. Счастливый мир.

Но я не узнаю этого мира.

Никогда не узнаю.

Если я откроюсь перед кем-то, ШИКИ убьет его. Ведь смысл его существования – в

отрицании. И если я могу только подтверждать, соглашаться – я не смогу жить без

второго полюса. Без отрицания. Пока во внешнем мире меня ничто не привлекало, я

балансировала в стороне от этого режущего противоречия. Теперь, когда я услышала

слова Микия, чем больше я буду мечтать об этом и тянуться к нему, тем беспощаднее

станет ответ.

Безнадежно.

Никогда.

Боль осознания ослепила меня, пронзила до самой глубины души. И всеми

фибрами души я отринула его прочь. Возненавидела. Впервые возненавидела Микия со

всей страстью израненного сердца.

Его смущенная и неловкая улыбка…

…Разрывала меня на части.

Находиться рядом с ним было невыносимо. Теперь я знала точно – Микия принес

мне только разрушение и гибель.

23

– Дурак.

Странно, в моих словах не прозвучала ненависть. Только усталость.

– Да, мне часто это говорили.

Я двинулась к выходу в коридор и остановилась на пороге. Закат провожал меня

потоками кровавого света. Не оборачиваясь, я спросила:

– Ты и сегодня ночью придешь?

– Что?..

Как я и думала, Микия не понял, что его караулы уже давно заметили. Не давая ему

времени выдумать отговорку, я повторила:

– Отвечай. Придешь?

– Не знаю, о чем ты… но я приду.

Я стукнула дверью и вышла в коридор.

В багровых полотнищах заката угрожающе громоздились тяжелые тучи.

Ночью будет дождь.

Границы пустоты: часть 02 06

Ночь.

Тяжелые набухшие облака прорвались холодным дождем. Шум молотящих по

листьям бесчисленных капель и холодный туман создали удивительно неуютную

атмосферу, даже для марта. Среди мокрых и обвисших бамбуковых листьев и влажно

поблескивающих стволов Кокуто молча смотрел на темную родовую усадьбу Рёги. Его

рука, держащая зонтик, покраснела от холода и затекла, и он тяжело вздохнул, оставив в

сыром воздухе облачко пара.

Пора прекращать это подглядывание.

Хорошо бы, конечно, убийцу успели поймать, пока он несет добровольную вахту, но он решил все же положить этому конец на следующей неделе, даже если ничего не

случится.

Ежась от промозглого холода и переступая с ноги на ногу, Микия устало протер

глаза. Постоянный недосып и простуда вматывали – он так и не смог привыкнуть к такой

отвратительной погоде.

Новый вздох.

Не столько из-за дождя и холода, сколько из-за того, как сегодня вела себя Шики.

Она решила, что Микия не доверяет ей? Наверное, так. И в тот миг выглядела такой

уязвимой и печальной, что у него на глаза навернулись слезы.

Ледяной дождь не прекращался. В лужах под ногами плясали и лопались черные

пузыри, капли безостановочно колотили по зонтику, заглушая все прочие звуки.

Внезапно сквозь шум дождя прорвался резкий всплеск.

Микия инстинктивно обернулся.

Перед ним возникла красная фигура.

Девушка в красном кимоно. Не прячущаяся от дождя.

У нее не было зонтика, и она промокла насквозь, словно вышла из воды. По щекам

скатывались капли, мокрые черные волосы прилипли ко лбу.

Глаза ее были совершенно пустыми.

– Шики?..

Микия бросился к ней. Сколько же она провела под этим ледяным дождем?

Красный шелк кимоно облепил ее плечи, тело было словно кусок льда. Прикрыв ее

зонтом, Микия неловко полез в рюкзачок за припасенным полотенцем.

– Вытрись скорее. И что ты вытворяешь?! Ведь твой дом в двух шагах…

24

В том миг, когда Микия протянул руку к ней, губы девушки исказила страшная

усмешка.

Он даже не успел заметить ее движения. Микия вдруг почувствовал на запястье

протянутой руки необычное тепло и инстинктивно отшатнулся. Ощущение влажного

тепла поползло в рукаве вниз.

Порез?

На руке?

Но откуда?

Она… не двигается?

В этот момент пришла боль. Боль, острая настолько, что с трудом воспринималась

органами чувств. Рука мгновенно онемела.

Времени на раздумья не оставалось. Девушка двинулась вперед странным

раскачивающимся шагом. Возможно потому, что это был уже не первый кошмар, с

которым Микия сталкивался здесь, его мозг не был парализован паникой. Он отпрыгнул

и, спотыкаясь и налетая на скользкие бамбуковые стволы, бросился бежать.

Но спастись было невозможно.

Едва Микия побежал, она ринулась за ним вслед с поистине звериной скоростью. В

ушах отдался резкий свистящий звук, хрустнула распарываемая ткань, и под ноги

брызнула красная жидкость, смешавшись с дождевой водой. Осознав, что это его

собственная кровь, Микия почувствовал, как онемевшая нога подвернулась, и рухнул в

ледяную грязь, перевернувшись на спину.

При ударе воздух вырвался из его легких болезненным стоном.

Девушка приблизилась, наклонилась и прижала коленом его грудь. Ее ничего не

выражающие глаза уставились в лицо жертвы. Ледяное лезвие ножа легло поперек горла

Микия. Не в силах двинуться, он широко раскрыл глаза, смаргивая текущие капли.

Перед ним была только тьма… и она.

В черных глазах Шики не отражалось ничего, кроме неколебимой

сосредоточенности и механической целеустремленности. Отточенная сталь надавила на

горло. Стекающие по щекам капли создавали впечатление, что девушка безмолвно плачет.

Но на ее лице не было никакого выражения. Ни единого отблеска живого чувства.

Застывшая плачущая маска. Ужасающая и наводящая страх… и в то же время

вызывающая жалость.

– Скажи что-нибудь, Кокуто.

Ее губы шевельнулись. Она ждала, готовая выслушать его последнее желание.

Тело Микия тряслось, как в лихорадке, но он не отрывал взгляда от Шики. Глаза в

глаза.

– Я… не хочу… умирать.

Слова, адресованные даже не к самой Шики, но к неотвратимой надвигающейся

смерти.

Не к Шики.

По ее губам скользнула странная и непонятная улыбка.

– Но я хочу убить тебя.

Теплая, нежная улыбка.

Границы пустоты: часть 02 07. Начало.

Июль 1998.

25

Первая моя работа в офисе Тоуко-сан с того момента, как она меня наняла, была

выполнена успешно. Мне пришлось выступить в роли секретаря: всего-то сбегать к

юристу и оформить пачку контрактов. Роль мальчика на побегушках слегка

разочаровывала, но, в конце концов, я заслужил такое отношение. Чего еще ждать

студенту-недоучке, отчисленному из колледжа?

– Микия-кун, кажется, ты собирался сегодня сходить в госпиталь? –

поинтересовалась моя начальница.

– Да, после работы.

– Можешь сбегать сейчас, все равно тебе делать больше нечего.

Когда на носу Тоуко-сан оставались ее неизменные прямоугольные очки, она была

само обаяние. Сегодня был как раз такой удачный день, и она, явно в хорошем

расположении духа, чистила какую-то рукоятку от своего невероятного мотоцикла.

– Тогда я пойду. Мне потребуется всего два часа.

– Не забудь принести мне подарочек.

Кивнув Тоуко-сан, я покинул офис.

Раз в неделю, в субботу после полудня, я навещал ее. Навещал Рёги Шики, девушку, которая с той страшной ночи оставалась неподвижной и безмолвной, провалившись в глубокую кому.

Я не знал, через что ей пришлось пройти, не знал, что она пыталась тогда сделать.

Я не знал даже, почему она пыталась убить меня. Но мне было достаточно той мягкой

улыбки в самый последний миг. Гакуто был прав: я безнадежно потерял голову, и даже то, что я чудом разминулся со смертью, ничего не меняло.

Замершая в бесконечном сне Шики, лежащая в больничной палате, совершенно не

изменилась с той ночи.

На память мне пришел разговор в пустом классе, в пламени тревожного заката. Она

спросила, что я знаю о ней, чтобы так доверять. Мой ответ остался все тем же.

…Пусть я ничего не знаю. Пусть у меня нет оснований. Но я буду верить. Я люблю

ее и хочу верить. До конца…

Немного детский ответ. Я сказал, что у меня нет оснований, но это было не совсем

так. Я был абсолютно уверен в том, что она никого не могла убить. Потому что Шики

была хорошо знакома с бесконечной болью, которую несет убийство.

Она была и жертвой и преступником. Она лучше всех знала мучительную горечь и

ужас, остающиеся убийце.

Поэтому я все равно верил в нее. В Шики, не запятнанную злом, и в ШИКИ, который не знал ничего иного, кроме зла.

Она всегда была такой хрупкой, словно готова была сломаться.

Ты даже не успела сказать, что ты чувствуешь…

Три кусочка головоломки встали на место.

Человек с двумя телами, парящий в нежных объятиях смерти.

Неприкаянное существо, находящее радость жизни только в близости смерти.

Создание, в котором проснулся его исток, ищущее себя в беге наперегонки со

смертью.

Их пути сплелись один с другим в тугой спирали губительного конфликта.

26

Document Outline

��0AC

��@0=8FK

��

��5@52>4

��5@52>4

�� Q38

��"5>@8O

��@0=8FK

��@0=8FK

��@0=8FK

��@0=8FK

��@0=8FK