Элейн сидела в апартаментах леди Меланты, до боли сжав руки на коленях. Вдали, будто во сне, она слышала резкий голос спорившей с кем-то леди Беатрис, но единственным отчетливым воспоминанием Элейн был презрительный отказ Раймона.

Прошли недели, а она помнила каждое слово из письма сэра Гая, которое читала ей Кара за их рукоделием в Сейвернейке. И даже не имело значения, что церковный суд в Солсбери, писал им сэр Гай, отклонил как необоснованные все обвинения в ереси. Не имело значения, что урон от падежа кур возмещен сельским жителям с такой щедростью, на какую они даже не смели надеяться.

В Вестминстере, читала Кара, перевернув страницу и многозначительно посмотрев на Элейн, состоялось оглашение имен вступающих в брак. Раймон де Клер женится на некой Кэтрин Рьенн, вдове богемского рыцаря.

– Миледи. – Элейн вздрогнула. Подняв голову, она увидела камергера в бело-красной ливрее. Он поклонился: – Ее светлость примет вас в спальне.

Элейн осознала, что графиню Беатрис Ладфорд и ее длинношерстного спаниеля провожают из приемной леди Меланты. Несмотря на раздраженный тон, графиня Беатрис казалась весьма довольной результатами визита. Когда почтенная леди проходила мимо, великолепная в своем тяжелом парчовом одеянии, Элейн сделала реверанс, получив в ответ презрительный кивок и ворчливый лай.

Должно быть, все знали, что она впала в немилость у крестной и та вызвала ее для беседы. Конечно, прием в личных покоях ее светлости – это большая честь, даже графиня Беатрис не проникла дальше приемного зала, но все потому, что леди Меланта хотела в строжайшем уединении обсудить с крестницей ее «истории» с курами и джентльменами.

Элейн проследовала за дворецким через приемную, мимо стоявшего под балдахином кресла для аудиенций. В спальне леди Меланта как раз снимала подбитый горностаем плащ, а горничная освобождала ее от высокого остроконечного головного убора, представлявшего собой конус, украшенный сверкающими изумрудами и серебряными рельефами.

Графиня обернулась, распущенные волосы черными волнами рассыпались по ее обнаженным плечам. Миндалевидные глаза удивительного темно-фиалкового оттенка пристально следили за тем, как Элейн делает реверанс.

– Спаси вас и храни Господь, моя любимая крестная, – сказала Элейн и, не выпрямляясь, продолжала глядеть на синий крест, вытканный в турецком ковре. Наступило молчание.

– Боюсь, с тобой что-то неладно, Элли, – тихо произнесла леди Меланта.

Элейн покачала головой и закусила губу, чтобы унять подступившие слезы. Гордость не позволяла ей обнаружить свои чувства ни перед Карой, ни перед слугами, ни перед деревенским священником.

– У тебя дрожат руки. Мэри, убери этот табурет, поставь к огню кресло. Принеси две пары комнатных туфель, одну зимнюю на меху. Я надену зеленый халат. И мальвазийское вино для нас. Хорошо согретое и подслащенное. Садись, Елена.

Когда графиня отвернулась, Элейн села, безучастно уставившись на огонь, и первые слезы медленно покатились у нее по щекам. После ухода служанки леди Меланта опустилась в кресло и поворошила в камине горящие угли.

– Когда успокоишься, расскажешь мне, что случилось. – Графиня положила ей на колени льняное полотенце.

Теперь слезы полились ручьем, и Элейн закрыла лицо полотенцем.

– Твои руки слишком худы, – заметила крестная.

– Сейчас Великий пост, миледи. Есть совершенно не хочется.

– Ты не заболела?

– Нет. По крайней мере... Нет. – Элейн отвернулась к огню, скрывая вновь набежавшие слезы.

Она чувствовала, что леди Меланта наблюдает за ней, однако не собиралась ничего говорить. Да и что бы она могла сказать крестной, как объяснить свое глупое поведение?

– А ты случайно не влюбилась? – спросила леди Меланта.

– Нет!

Рыдания, которые она сдерживала все последние недели, подступили к горлу, Элейн вновь уткнулась в салфетку и долго плакала.

– Моя служанка возвращается, – предупредила графиня.

Глубоко вздохнув, Элейн выпрямилась и сидела с опущенной головой, пока служанка расставляла на столике между ними графин с вином и два богато украшенных серебряных кубка. Поставив к их ногам меховые комнатные туфли, она удалилась.

– Держи. – Леди Меланта протянула крестнице один из кубков. – Выпей сразу, оно тебя подкрепит.

Элейн отпила сладкое вино и сжала кубок руками, согревая замерзшие пальцы о рельефы драконов и рыцарей.

– Я сама виновата, – неожиданно выпалила она. – Я все погубила. Он называл меня сверкающим бриллиантом, необыкновенной женщиной. А потом сказал, что я вела себя с ним высокомерно и оскорбительно. Увы, он прав.

– Неужели? – Пригубив кубок с мальвазией, графиня поинтересовалась: – И кто, скажи на милость, этот образец учтивости?

– Извините меня, миледи, разве он... я думала... он не просил у вас аудиенции?

Леди Меланта удивленно подняла брови.

– Нет. За последнее время никто, кроме твоей сестры Кары и сэра Гая, не разговаривал со мной о тебе.

Элейн вспыхнула, представив, что могла сказать о ней Кара, раз ее вызвали к леди Меланте в Виндзор.

– Простите, миледи! Я очень сожалею, что причинила вам столько неприятностей.

– Это не так легко сделать, уверяю тебя. И я получила большое удовольствие, когда слушала рассказ Кары о гибели домашней птицы. К тому же епископ Солсберийский – разумный человек. С помощью скромного подарка на память не составило никакого труда убедить его, что обвинение в ереси из-за кучки мертвых кур – совершенная нелепость. Давай лучше вернемся к нашему герою. Значит, он добивался у меня аудиенции? Могу предположить, с какой целью, если он называл тебя сверкающим бриллиантом и необыкновенной женщиной.

– Он изменил свое мнение, – горько ответила Элейн. – Он сказал, что я грешница, лгунья и чтобы я теперь не рассчитывала на него. – Она сделала большой глоток из кубка. – Но это действительно моя вина. Я хотела приворожить его любовным амулетом.

Леди Меланта покачала головой.

– Какие глупости. Я думаю, основная причина в этом щекотливом деле с курами.

Глаза Элейн опять наполнились слезами.

– Я пыталась сказать, что сожалею! Послала ему письмо. Целых три. После каждого я не могла есть, чувствовала себя больной от страха, гадая, что он подумает, когда их прочтет.

– И что он тебе ответил?

– Ничего – пробормотала Элейн. – Он просто не ответил. А недавно в церкви было оглашение его брака с другой.

Опустив голову и переживая свое унижение, она молча ждала упреков крестной.

– Понятно. И кто такой влюбчивый?

– Он человек не слишком значительный, миледи, только рыцарь. – Элейн умолкла. Ей было стыдно, что ее избранник оказался таким ветреным. – Для меня это не настолько важное знакомство, чтобы о нем стоило говорить.

Леди Меланта откинулась на спинку кресла и поставила кубок на подлокотник. Даже с распущенными волосами, в домашней одежде, графиня сохраняла свою опасную грацию.

– Пожалуй, не стоит. – Она улыбнулась. – А то и я могу не устоять перед искушением.

– Мадам?

Графиня щелкнула пальцами.

– Мне пришло на ум арестовать его за какую-нибудь мелкую кражу и подвергнуть испытанию кипящей водой.

– Я бы не возражала увидеть его вареным, – мрачно ответила Элейн.

– Не говори мне, как его зовут, Елена. Ты знаешь, я человек непредсказуемый.

Это правда, хотя раньше Элейн не думала об этом, но единственное слово леди Меланты навсегда уничтожит Раймона. Она позволила себе представить его с новой женой, впавшим в нищету. Гордый Раймон служит мальчиком на посылках у какой-нибудь сварливой знатной дамы вроде леди Беатрис, прячется на кухне и тоскует по дням, когда Элейн была сверкающим бриллиантом у него под ногами. Она же тем временем, признанная необыкновенной женщиной людьми намного знатнее, чем Раймонде Клер, не имеет отбоя от предложений герцогов и принцев из дальних стран.

– Мы бы могли найти для тебя принца, – лениво произнесла леди Меланта, так напугав крестницу, что она чуть не опрокинула кубок с вином. А графиня весело смотрела на нее, словно прочитав ее мысли.

– Я не хочу выходить за принца, – заплакала Элейн. – Я хочу, чтобы он снова полюбил меня.

– Думаю, тебе самое время покинуть Сейвернейк. Опыт придворной жизни пойдет тебе на пользу, Елена. Будешь сопровождать графиню Ладфорд, она умоляет дать ей рекомендательные письма для паломничества в Рим. Она поедет через Брюссель и Прагу, но тебе в Риме делать нечего, это всего лишь груда руин и мусора. Ты можешь подождать леди Беатрис в Праге, при императорском дворе, и вернуться месяцев шесть-восемь спустя более изысканной, чем сейчас. Прага – лучшее место, чтобы завершить твое образование и просветить тебя во всех отношениях. Это блестящий город. Твоя латынь уже достойна похвалы? – Удивленно моргнув, Элейн кивнула. – Мы с тобой немного попрактикуемся. Графиня поедет не раньше середины лета, так что у нас для подготовки будет целая весна. Я позабочусь, чтобы тебя представили королеве Анне. Она как раз прибыла из Праги. Для своего возраста ее величество обладает превосходным вкусом и разносторонними знаниями. – Леди Меланта слегка поморщилась. – Должно быть, Лондон кажется ей весьма суетным местом, но она, видимо, довольна королем, храни его Господь, а он просто ослеплен ею. Завтра просмотрим мой гардероб и найдем тебе что-нибудь подходящее для двора.

Ошеломленная, Элейн молча смотрела на леди Меланту, пока та с небрежной легкостью устраивала ее будущее, и даже не слышала, как открылась дверь. Но когда вошел просто одетый, весь в черном, высокий рыцарь с черноволосым мальчиком на руках, она быстро встала и склонилась в низком реверансе.

– Приветствую вас, милорд.

– Нет, поднимитесь, миледи, – сказал лорд Родрик, протягивая руку к Элейн и одновременно сажая брыкающегося мальчика на колени леди Меланте. У него были легкий северный акцент и открытая улыбка. – Забери этого чертенка, жена, а то он меня убьет.

Мальчик тут же соскользнул с колен леди Меланты и начал карабкаться по ноге отца. Когда он посмотрел на Элейн, та поклонилась ребенку.

– Приветствую вас, уважаемый лорд Ричард. Благослови вас Господь.

Малыш кивнул и опять уткнулся лицом в черные штаны лорда Родрика.

– Это твоя родственница, леди Елена из нашего замка Сейвернейк. Тебе стоило бы поприветствовать ее более учтиво.

Мальчик повернулся к Элейн. Учтивее он не стал, но, опустив глаза, все-таки произнес:

– Вы похожи на мою маму.

– А вы очень похожи на своего отца, – ответила Элейн.

Ребенок застенчиво улыбнулся и обхватил мускулистую ногу Родрика.

– У вас цвет глаз, как у мамы.

– Большое спасибо за вашу доброту, сэр. Вы кажетесь очень сильным, как лорд Родрик.

– Большое спасибо, леди, – важно произнес мальчик.

Почувствовав, что разговор закончен, он быстро поцеловал мать и выбежал из комнаты. Леди Меланта хотела встать, но лорд Родрик покачал головой.

– За дверью стоит Джейн. Мы с ним договорились, что он познакомится со своей кузиной Элейн, а я позволю ему после этого уйти.

Элейн со стыдом осознала, что, занятая собственным несчастьем, даже не спросила крестную про сыновей и дочь. Опустив голову, чтобы скрыть еще не высохшие слезы, она спросила о юной леди Селестине.

– Она учится танцам, – ответила графиня. – Сомневаюсь, что мы увидим ее до Благовещения. Милорд, что выдумаете о поездке Елены к императорскому двору в Праге?

Лорд Родрик проницательно взглянул на жену и слегка нахмурился:

– С какой целью?

– Расширить ее кругозор и обучить жизни в свете. Кое-кто из местных рыцарей считает себя достойным ее внимания, но я не думаю, что донна Елена ди Монтеверде годится в жены неотесанному деревенщине.

– Она слишком похожа на вас, – кивнул лорд Родрик.

– Фи, – сказала леди Меланта, взмахнув рукой. – Я обожаю простолюдинов.

Он засмеялся:

– На мою беду! Хорошо, если вы желаете, чтобы леди Елена научилась ставить на колени бедных неотесанных рыцарей в бессердечной манере вашей светлости, пусть так и будет. Графиня улыбнулась и озорно посмотрела на Элейн:

– А что думаешь ты, дорогая?

– О, мадам! – прошептала та. – О, мадам!

Элейн даже не могла представить себя такой изысканной, грациозной и уверенной, как леди Меланта. Внушать благоговение рыцарям вроде Раймона! Да любой ценой, включая даже путешествие с графиней Беатрис! Опустившись на колени, она взяла руки крестной.

– Благослови вас Бог, мадам, вы слишком добры ко мне.

– А когда ты вернешься, мы найдем тебе мужа, который способен оценить твое благородство, – безмятежно добавила леди Меланта.

– Господи, спаси несчастного парня, – заметил лорд Родрик.

Прошло две недели, а Элейн еще не привыкла к своему придворному головному убору. Хотя он был умеренно высоким, она боялась, что шея у нее просто не выдержит тяжести такого украшения, казавшегося башней на ее голове.

Наконец пригодились строгие замечания Кары о сохранении надлежащей осанки. Если Элейн забывала держаться совершенно прямо или поворачиваться с неторопливым изяществом, как требовала Кара, головной убор опасно качался, служа ей напоминанием.

Однако новая королева Англии, которая была на несколько лет моложе Элейн, подобных трудностей, видимо, не испытывала. Когда ее роскошно одетые фрейлины выстраивались в королевскую процессию, она уверенно шла под угрожающих размеров творением, украшенным драгоценными камнями и увенчанным золотой короной. Но эта светская изысканность королевы Анны не снискала ей любви у чопорной английской знати. Королевский брак не вызывал понимания.

Англичане жаловались, что королева с ее свитой была слишком иноземна и слишком накладна для королевского кошелька. Сама чувствуя себя в Виндзоре чужой, Элейн без труда полюбила юную королеву, восхищаясь тем, что Анна всегда сохраняет улыбку на своем круглом личике, храбро не обращая внимания на ядовитую злобу английских придворных.

Похоже, Анне понравилось, что Элейн рискнула говорить на ее родном языке. Правда, вскоре стало ясно, что манера Элейн выражаться больше подходит крестьянке, нежели даме. Узнав, что Элейн собирается в Прагу, королева предложила вместе заниматься языками: изысканный богемский в обмен на английский. К своему удивлению, Элейн быстро возвысилась до любимых компаньонок Анны с ежедневным приглашением в ее покои.

Однако, невзирая на благожелательность королевы, она не могла хорошо относиться ко всей свите девочки. В конце концов она вообще потеряла желание изучать богемский язык, день за днем слушая, как одна из фрейлин пронзительным голосом рассказывает о своей помолвке с «таким красивым английским рыцарем». Видимо, лишь трубы, возвещающие о появлении короля, могли заставить леди Кэтрин Рьенн умолкнуть.

Элейн уже видела короля Ричарда, он часто приходил навещать свою королеву, торопливо вбегая в покои и со всем юношеским пылом обнимая ее. Но сегодня был официальный визит. При его появлении все опустились на колени. По обеим сторонам от него шли его мать и герцог Ланкастер, его дядя. Король выглядел слишком хрупким и юным для горностаевой мантии, которая давила ему на плечи. Тем не менее он встретил свою королеву радостной улыбкой, и они заключили друг друга в объятия, словно закадычные друзья.

Элейн, не ожидавшая увидеть герцога Ланкастера, испугалась, что в его свите может оказаться Раймон. Она склонилась в глубоком реверансе, напрягая шею, чтобы сохранить в равновесии головной убор. Когда придворные встали, она тоже выпрямилась и шагнула назад. Этим искусством она до сих пор не овладела и путалась в шлейфе, так что паж всегда поддерживал ее за локоть, пока она высвобождалась.

Напиравшая сзади толпа несла Элейн в приемную. Богемская свита Анны и сопровождающие из трех знатнейших, семейств уже столпились у покоев королевы, напоминая сгрудившихся в загоне овец. Элейн с растущим страхом оглядывала пеструю толпу. Люди герцога Ланкастера носили красно-белые одежды, так же как придворные самого короля и его матери. Английские цвета сливались с пурпурными, серебряными и черными цветами Богемии, создавая пеструю неразбериху. Элейн было жарко, она задыхалась от тесноты и беспокойства, что Раймон может находиться поблизости.

Нет, она тотчас узнает о его присутствии – если он будет даже на расстоянии лиги от нее, сердце подскажет ей. Казалось, в помещение набивается все больше людей, становилось нечем дышать, сквозь шум она различила голос леди Кэтрин Рьенн, которая, хихикая, жаловалась, что не чувствует собственных ног.

Элейн никогда еще не бывала в такой духоте и тесноте. Чувствуя неодолимую потребность выйти на воздух, она стала пробираться к дверям главного зала. Одной рукой она придерживала головной убор, чтобы не запутаться в причудливых остроконечных колпаках других леди.

Тщетные усилия. Она все-таки зацепилась за колокольню какой-то английской дамы, и обе с принужденными улыбками начали высвобождать друг друга, чтобы выйти из затруднительного положения.

Когда Элейн выпрямилась, стараясь вытащить свой шлейф из-под чьей-то ноги, она увидела Раймона, который стоял неподалеку, глядя прямо на нее. Она быстро отвернулась. Судя по его выражению, он был потрясен, увидев ее здесь. Элейн охватил ужас. Она не могла пройти к дверям. Не могла, как ни старалась, высвободить шлейф. Вообще не могла сделать ни шагу в этой толпе.

Стремление бежать, поскорее выбраться отсюда было так сильно, что у нее закружилась голова. Она закрыла глаза, но, почувствовав руку на своем плече, оглянулась. Раймон стоял рядом.

– Элейн! – Он наклонился к ее уху. – Элейн, ради Христа, почему вы не сказали мне?

– Не разговаривайте со мной!

Раймон отодвинулся, но продиравшийся сквозь толпу придворный снова прижал Элейн спиной к его груди. Она выгнулась, чтобы не прикасаться к нему.

– Вам нужно было сказать мне, – прошептал он. – Я бы тогда все сделал по-другому.

– Господи помилуй, что я могла вам сказать, Раймон? – процедила она сквозь зубы.

– Что вы подопечная Ланкастера.

– Подопечная Ланкастера! Не говорите ерунды!

Она пыталась отстраниться, но со всех сторон напирали люди, неумолимо прижимая ее к Раймону. От разговоров гудело в ушах, казалось, ее сейчас задавят до смерти. Только бы глотнуть свежего воздуха.

– Идемте, – нахмурился Раймон, вонзив локоть в ребра даме, стоявшей на шлейфе Элейн.

Женщина выругалась и так внезапно освободила юбку Элейн, что та едва не упала. Раймон обнял девушку за талию и начал пробираться к открытой двери. Он был последним человеком, с которым ей хотелось бы говорить, но именно с его помощью ей удалось вырваться из этой толпы.

Стражники позволили Раймону с Элейн выйти, подняв и тут же быстро опустив пики, чтобы не пустить внутрь просителей, толпившихся у входа. Он торопливо вел ее, обходя подданных короля, пока наконец не втолкнул в низкий дверной проем. Они стали подниматься по винтовой лестнице башни.

На площадке Элейн прислонилась к стене, чувствуя благословенную прохладу камня и глубоко вдыхая свежий воздух.

– Большое спасибо. Черт возьми, я чуть не упала там в обморок.

Лицо Раймона было в тени, поэтому она не могла различить его выражения. Он вдруг обнял ее, прижал к груди.

– Да простит мне Бог, я так скучал по тебе, – прошептал он.

Элейн попыталась оттолкнуть его.

– Раймон... не надо.

Он со вздохом отпустил ее, взял за руки.

– Каким же я был глупцом.

Даже в мечтах она не надеялась услышать от него такие слова, но все-таки высвободила руки.

– Теперь все кончено.

Он скривился, словно от боли, и ей пришлось собрать все силы, чтобы не припасть губами к его рту.

– Да, – горько произнес он. – Я не знал, Элейн. Вы не должны были внушать мне надежду, что это возможно.

– Внушать надежду? – тихо вскрикнула она. – А как же я? Теперь, после оглашения вашей помолвки, когда ты женишься на этой милой вдове?

Раймон нахмурился и отвел взгляд.

– Что мне оставалось делать?

– Ты мог остаться со мной! Вместо того чтобы отказываться от меня. Да еще столь низким образом!

– Я никогда бы не смог от тебя отказаться. Мне приказал милорд.

– Приказал? Но твое письмо... ты сказал, чтобы я на тебя не рассчитывала.

– Ах, письмо. Я был в ярости. Ты знаешь, я совсем не это имел в виду.

– Раймон, – вздохнула она, – не дурачь меня.

– Это я одурачен, Элейн! Я был настолько глуп, что влюбился в сельскую девочку, а в ней, оказывается, течет королевская кровь! Это я не смогу купить ее руку за все золото, которое сумел бы выслужить или взять в долг за всю свою ничтожную жизнь. Это мне приказали жениться на женщине вдвое старше, визгливой, как павлин, и сделать это перед Днем святого Георгия!

– О чем ты говоришь? – прошептала Элейн. – Ты, наверно, сошел с ума!

– Наверно, – процедил он. – Когда милорд сказал мне, кто ты на самом деле.

– Кто я? – повторила она.

– Теперь уже не стоит это отрицать. Я все знаю. Я попросил у него разрешения на свадьбу, назвал его священнику твое имя, стал ждать его благословения, чтобы потом отправиться к графине Меланте. Думаю, ты сочла это хорошей шуткой, предоставив мне узнать правду таким образом. Я чуть не умер от стыда, Элейн, когда стоял перед лордом Ланкастером и слушал, что недостоин тебя из-за своего низкого происхождения. Он был весьма добр, благослови его Бог, но сказанное не оставляло сомнений. Он твой опекун, хотя имеет на тебя другие виды.

– Опекун? Что за вздор! – воскликнула Элейн. – Обо мне заботится графиня!

– И я так думал. Но священник мне все прочитал. Леди Елена Розафина Монтеверде – это же ты?

– Да, это мое имя.

– Значит, ты в списке вдов и сирот, которые находятся под защитой короля, и он назвал милорда Джона твоим опекуном.

– Не может быть. Я ничего об этом не знаю.

– Но так оно и есть.

– Графиня – моя крестная. Я всегда считала... Раймон!

Он пожал плечами.

– Это ничего уже не меняет. Ты – принцесса. Я ниже тебя.

– Принцесса! Ты что, лишился рассудка?

– Принцесса Монтеверде. Полагаю, там есть итальянский принц, за которого герцог собирается выдать тебя замуж.

– Нет, – в замешательстве пробормотала Элейн.

– А ты не знала? Правда?

– Я не верю. Здесь какая-то ошибка.

– Уже приятно, – слабо улыбнулся Раймон. – Я думал, ты хотела посмеяться надо мной. Элейн опустилась на каменную ступеньку.

– Я не верю.

– Спроси крестную. Она должна знать.

– Я все равно не верю. Раймон, этого не может произойти, это ошибка. Мы должны что-то сделать.

Он сурово посмотрел ей в глаза.

– Мы не сможем изменить наше происхождение. Ни ты, ни я.

– Ты должен жениться на ней?

– У меня нет выбора!

– Я этого не вынесу, – всхлипнула она. – Просто не вынесу.

– Будем молиться, чтобы Господь нам помог... Вот и все... Элейн... прощай.

– Раймон! Подожди!

Она вскочила, протянула к нему руки, но он уже скрылся за поворотом лестницы.

– Я не скрывала Элейн от его величества, – спокойным тоном произнесла леди Меланта, выпрямившись в кресле напротив герцога Ланкастера. Стол между ними был уставлен вином и сладостями. – Она не подлежит опеке короля Ричарда ни по крови, ни по происхождению. Следовательно, не может быть включена в его список вдов и сирот.

Лорд Джон бросил взгляд на Элейн, съежившуюся на табурете.

– Она удивительно похожа на вас, дорогая графиня. Просто удивительно.

Леди Меланта кивнула.

– Так мне говорили, милорд. Хотя мы родственники лишь в пятом колене, со стороны моей матери.

Герцог чуть заметно улыбнулся. Он был весьма привлекательным мужчиной, с сединой на висках, широкими плечами и руками очень красивой формы. Лорд Джон указал на свернутый документ с множеством печатей.

– Я до сих пор храню ваш отказ от Монтеверде, принцесса. Уже столько лет.

– Оно принадлежит вам, сэр, – ответила графиня.

– Мне? – Он поднял брови. – Но я не имею ни дохода с него, ни власти в этом итальянском княжестве. – Герцог насмешливо фыркнул. – Увы, я не могу даже получить ссуду из его знаменитой казны.

– Я сделала все, что могла, чтобы помочь вам. Сожалею, что это не принесло выгоды вашей светлости.

– Итак, можно считать, что вы до сих пор у меня в долгу.

– И что я вам должна, милорд? – быстро спросила графиня.

– Меланта... – Он произнес ее имя как ласковый упрек.

Она улыбнулась:

– Ваша светлость, я достаточно стара и тщеславна, чтобы было понятно мое желание услышать, что вы до сих пор тоскуете по мне.

– Не так уж и стары, мадам. – Герцог улыбнулся, и его лицо вдруг приобрело мальчишеское выражение. – Клянусь, вы опять могли бы сделать из меня влюбленного теленка, будь мы оба свободны.

Элейн с удивлением поняла, что они говорят о какой-то их связи в прошлом. Она почувствовала обиду за лорда Родрика.

– Вместе мы свернули бы горы, мадам. Иногда я очень сожалею, что мы тогда расстались.

– Напрасно, сэр. При помощи герцогини Констанцы, благослови ее Господь, вы стали королем Кастилии и Леона. А что могла бы дать вам я, женись вы на мне?

– Ха. Теперь вы смеетесь надо мной, – ответил герцог. – У меня больше нет владений в Испании, как у вас в Монтеверде. Но вы и я... наши земли, объединенные здесь... – Он пожал плечами. – Вы действительно мне обязаны, миледи. За свой брак по любви с моим рыцарем.

– Я так не считаю. Вы освободили лорда Родрика от службы и передали его мне. Никто бы не смог предположить, что вскоре по воле Господа я выйду за него.

– Да, я уволил его. И дела у нас пошли совсем плохо, особенно после того проклятого турнира в Бордо. Нужно было снова призвать его на службу, чтобы он возместил наши потери во Франции.

Леди Меланта не ответила, и герцог долго смотрел на нее.

– Вас обрадует, миледи, если ваш муж отправится с лучниками в Аквитанию?

– Лорд Родрик служит его величеству, – сказала графиня, твердо встретив его взгляд.

– Так не забывайте этого. Вы можете спорить, что девушка не наша подданная. Но вы сами, если помните, теперь одна из них.

– Конечно, – спокойно произнесла она.

Герцог вдруг перевел взгляд на Элейн.

– Берите сладости, девочка.

Он подвинул в ее сторону тарелку с засахаренными орехами и кексами. Она посмотрела на графиню, та кивнула. Взяв пригоршню орехов, Элейн безразлично сжала их в руке.

– Не думаю, чтобы они были отравлены, – сухо заметил Ланкастер. Она с трудом съела несколько штук. Герцог потянулся за пергаментом, лежавшим на столе, и держал его на расстоянии вытянутой руки, чтобы прочесть.

– Значит, вы утверждаете, что король не имеет права на ее опекунство?

– Это право у нас. Меня назначил ее опекуном мой покойный муж принц Лигурио Монтеверде.

– Увы, его величество не согласен. Он утверждает, что ей было предоставлено безопасное убежище в Англии, которым она пользовалась много лет после своего бегства из Монтеверде. Поэтому он имеет на нее право, как на свою подданную. Его величество по здравом размышлении передал мне ответственность за нее лично и ее земли до тех пор, пока она не будет выдана замуж.

Элейн закусила губу, но крестная не отступила.

– Возможно, его величеству интересно узнать, что у леди Елены нет ни земель, ни доходов, кроме тех, что я пожалую ей в назначенное мной время, – сказала Меланта. – Будет ли он упорствовать в своем мнении, когда узнает об этом?

– Будет, – ответил Ланкастер. – Он испытывает громадную любовь к принцессе Монтеверде и теперь, раз она его подданная, желает лично заботиться о ней.

– Сколько вы ему заплатили? – ледяным тоном спросила Меланта.

Герцог сложил пергамент и любовно погладил печати.

– Его величество не доверил бы мне благополучие юной леди менее чем за три тысячи крон. Разумеется, ее заслуги превышают столь ничтожную сумму. Теперь устройство ее брака и возвращение на трон должны быть в надежных руках. – Он с улыбкой кивнул Элейн. – Мы вас не обидим, девочка, обещаю.

Из гостиной леди Меланты на верхнем этаже замка Элейн наблюдала за девушками, которые возвращались с охапками цветов и гирляндами зелени. Каждый майский праздник она, сколько себя помнит, всегда просыпалась с рассветом и будила маленькую племянницу Марию. Они надевали свои новые полотняные рубашки, красивые летние платья, присоединялись к сэру Гаю с Карой, потом вместе с нарядно одетыми обитателями Сейвернейка шли в луга и зеленые леса собирать на рассвете цветы.

В этот майский праздник она тоже слышала пение птиц, вдыхала запах свежесрезанных гирлянд, видела прояснявшееся небо, обещавшее солнечный день.

Но еще ни разу Элейн не чувствовала себя такой расстроенной.

– Я не в состоянии удержать это в голове, – сказала она, выпуская конец свитка. Генеалогическое древо рода Монтеверде с треском свернулось.

Крестная отложила перо и взглянула на нее.

– Ты должна.

Элейн подошла к окну. Сегодня, прежде чем в полдень зазвонят колокола, Раймон де Клер и Кэтрин Рьенн будут стоять в церкви перед священником.

– Хочешь пойти на праздник? – спросила леди Меланта. – Отдохни несколько часов и повеселись.

– Благодарю, миледи. Я не хочу веселиться.

Элейн чувствовала на себе изучающий взгляд крестной. Она не сказала ей, что должно произойти в этот день, ни разу не упомянула имя Раймона, но графиня наверняка сама обо всем догадалась.

– Честно говоря, ты должна поскорее все это выучить. У нас мало времени.

– Я выучу. Но здесь столько итальянских имен.

– Елена, твоя жизнь там будет зависеть от того, что ты знаешь и понимаешь.

Элейн не понравилась зародившаяся в ее душе тревога, и она упрямо вскинула подбородок. – Я не боюсь тех людей. Кара боится. Я – нет.

Сестра приехала в Виндзор, просила, вставала на колени перед леди Мелантой, плакала, умоляя, чтобы Элейн не возвращали в Монтеверде.

Монтеверде. Элейн смутно помнила лишь красные черепичные крыши, узкие улицы, высокие башни, горы, мутную воду. Хотя у нее почти не сохранилось воспоминаний, но в самом молчании, окружавшем место их с Карой рождения, таилась опасность. Элейн не была ни робкой, ни застенчивой, не боялась каждой тени, как ее сестра, прожившая там намного дольше, однако и слишком беспечной она тоже не была. Она не хотела ехать в Монтеверде.

Но леди Меланта бросила на ее сестру ледяной взгляд и сказала, что ничего сделать не может. Кара плакала, грозила, что скорее покончит с собой, чем позволит Элейн уехать. Наконец только всхлипнула, крепко обняла ее и резко отвернулась, словно Элейн уже была мертва.

– Страх тебе не поможет, – сказала леди Меланта. – Помогут лишь острый ум и знания. Бог судил, чтобы ни один наш с Лигурио ребенок не выжил. Наследником Монтеверде стал бы твой отец, будь он жив. Помни, ты осталась последней в роду.

– Почему Кара не говорила мне об этом? Я всегда считала, что у нас один отец. Леди Меланта вздохнула.

– Мы надеялись, что сможем вырастить тебя здесь в покое и безопасности, уберечь от возвращения в Италию. Наверно, было ошибкой скрывать от тебя правду твоего рождения. У нас имелись на то причины. У обеих. Риата... Знай, они пытались тебя найти, Елена. Искали много лет. Но мы пустили слух, что ты умерла от лихорадки, и в конце концов они прекратили свои поиски.

Кара никогда не говорила, что отцом Элейн был второй муж их матери, даже не упоминала о его существовании. Никто не сказал, что обнаружил священник Ланкастера, когда Раймон подал свое прошение. Она – прямая наследница правящего дома Монтеверде. Из рода ломбардских королей. Внучка принца Лигурио со стороны его первой жены. До леди Меланты. Если бы Элейн родилась мальчиком, трон перешел бы к ней. Она последняя незамужняя принцесса крови Монтеверде.

В голове у Элейн гудело от запутанной истории, которой с ней делилась крестная. Ее отца убили, прежде чем она родилась, – ужасная потеря единственного наследника по мужской линии. Была семья Риата, узурпаторов. После смерти принца Лигурио они не упустили возможности разделаться со своими противниками Навонами, захватив власть в Монтеверде. Права на наследование принадлежали леди Меланте, но каким-то образом они перешли к герцогу Ланкастеру. Он имел права, Элейн имела права, непрочная власть Риаты держалась только на их грубой силе. Казна Монтеверде была невообразимо богатой, к тому же пополнялась серебром из подземных рудников и налогами от торговли с разными странами.

– Почему они ищут меня? – уныло спросила Элейн. – Если теперь правят Риата, зачем искать меня?

– Потому что должны править Монтеверде, – ответила графиня. – Ты должна править. И люди это знают.

– Я не хочу.

– Это не имеет значения, Елена. Мы с тобой заложники нашего собственного происхождения. Риата держатся на своем месте лишь потому, что не осталось ни одного кровного наследника. Они достаточно постарались, чтобы сделать для этого все возможное.

– Но теперь я выхожу за одного из них. Этого Франко Пьетро.

Элейн казалось, что все происходящее – сон, обманчивый, зловещий, без надежды проснуться или спастись. Черный ангел-хранитель, не раз избавлявший Элейн от мелких неприятностей в Сейвернейке, покинул ее, когда она больше всего нуждалась в нем.

– Как герцог сумел это устроить? Зачем? Если они не хотят оставить в живых никого из рода Монтеверде.

– Нет, теперь они предпочитают видеть тебя живой, моя дорогая. Живой и благополучно вышедшей замуж за Риату. Сейчас для них угроза лишь ты и отказ от прав, который в руках Ланкастера. Если ты выйдешь за Франко Пьетро, то дашь им, а также их наследникам законное право на трон, схваченный силой.

– Но какое до этого дело герцогу Ланкастеру? Его-то что интересует?

Леди Меланта улыбнулась и покачала головой:

– Золото, Елена. Золото и власть. Я читала брачное соглашение. Он готов отдать свой отказ на право и твое приданое, чтобы в обмен получать налог с рудников Монтеверде. Твой брак позволит ему заключить союз с одним из богатейших княжеств Италии. Он приобретает влияние в Арагоне и Португалии, надеясь, что это поможет ему вернуть Кастилию. Разумеется, пока ты к нему благоволишь. Но ты можешь стать больше, чем пешкой в чужой игре.

– Как? Я не знаю.

– Учись. У тебя острый ум, насколько я знаю, – так пользуйся им. Слушай, что я тебе говорю. Будь осторожна с теми, кто похваляется, что имеет власть. Ищи тех, у кого она есть на самом деле.

– Я попытаюсь.

– Ты должна сделать больше, чем попытаться. Не упускай из виду любую мелочь. Остерегайся яда. Отличай льстецов от врагов, которые улыбаются и хвалят тебя, готовясь уничтожить. Там сотни опасностей! – Леди Меланта закрыла глаза. – Да простит нас Господь, теперь я понимаю, что укрывать тебя здесь было серьезной ошибкой. Уже нет времени научиться всему, что ты должна знать, Елена. Не всегда происходит то, чего ожидаешь. Будь готова ко всему. Будь умна, отважна, если необходимо, действуй по обстоятельствам. Благоприятный случай найдется. Будь мудра и хладнокровна.

– О! – Элейн отвернулась, испуганная. – Делать все, за что Кара всегда меня бранила!

Ее крестная холодно засмеялась:

– Кара уже не годится тебе в учителя. В Монтеверде она была овцой среди волков. Но ты... у меня есть кое-какая надежда.

– Конечно, я ведь другая, правда? – обиделась Элейн. – Необыкновенная женщина! Хотелось бы мне оказаться столь необыкновенной, чтобы сбежать.

Она думала, что леди Меланта сделает ей выговор за дерзкие слова. Вместо этого крестная лишь произнесла:

– Такого я для тебя не хотела, Елена. Но это случилось.

Церковные колокола пробили полдень, затем перешли на праздничный перезвон.

– Будь осторожна, – тихо сказала леди Меланта, встав рядом. – Не говори никому, что у тебя на душе. Никогда. Не верь никому, Елена. Не верь никому.