Из окна Аллегрето видел цветные пятна флагов, вооруженных людей в крепости, где содержался Франко Пьетро, и решил, что его снова пригласили в цитадель. Но у Зафера не было никаких особых сведений, только новость, что готовится пышное торжество в честь годовщины новой республики Монтеверде. Оно пройдет в цитадели, а также на рынках и улицах всех городов. На площади собираются установить бронзовую статую принца Лигурио в тоге римского сенатора и лавровом венке. Это дар Венеции. Речи произнесут все достойные люди, которые могут оказаться в это время на севере Италии.

Это совершенно безрассудное предприятие встревожило Аллегрето. Значит, цитадель откроют для многочисленной толпы, а принцесса наверняка возглавит торжественную процессию, которая пройдет от Авины к центру города. Он даже послал ей предостережение, оставшееся без внимания. Дошел слух, что она с удовольствием принимает советы англичанина, своего фаворита.

Хотя Зафер утверждал, что она ни с кем из мужчин не встречалась наедине, Аллегрето не верил.

Когда в первый день праздника за ним внезапно пришли солдаты, ему все стало ясно. Может, ее убедили англичанин или Филипп и советники, его это не интересовало. Если она избрала казнь главным событием торжества, чтобы одним блестящим ударом отделаться от Риаты и Навоны, то он мог только восхищаться ею. И надеяться, что ему под конец позволят исповедаться.

Он не сопротивлялся, пока его обряжали в великолепную зеленую одежду и надевали на голову золотой обруч, украшенный пером. Весьма пышный наряд для приговоренного к смерти. Возможно, она считала это любезностью, но лучше бы приказала снять с него кандалы. Они терли запястья и делали его беспомощным при крутом спуске с горы. Он шел, гордо глядя вперед и пытаясь обуздать нарастающую ярость. Два солдата вели коня, Зафер шел рядом, положив руку на стремя.

Если это будет костер, Аллегрето молил Господа, чтобы у нее не хватило мужества смотреть. Он сомневался, что выдержит испытание молча. Если, потеряв надежду, он завоет в пожирающем огне, пусть его услышат только дьявол и такие же осужденные.

Городские ворота были открыты для них, звонили колокола, вдоль улиц выстроились молчаливые люди. Это почти лишило Аллегрето хладнокровия, он готовился к издевательствам и брошенным в него камням, но только не к этому выжидательному молчанию. Он узнавал верных его дому людей, которые склоняли перед ним голову.

Когда толпа на площади разделилась, освобождая проход, он решил, что сейчас увидит погребальный костер или плаху, где простится с жизнью. Но впереди, словно свет в конце тоннеля, был собор. С противоположной стороны на площадь вывели Франко Пьетро.

Толпа начала роптать. Наверху лестницы рядом с принцессой стоял епископ, позади нее – советники, послы и купцы. Вплотную к Елене стоял красавец в пестром красно-синем наряде, с белым ирисом на тунике. Поскольку Аллегрето хорошо знал английскую геральдику, то с холодной злобой смотрел на Раймона де Клера. Тот не удостоил его вниманием, казалось, он больше интересовался Франко Пьетро, ибо мрачно взирал на него, пока стражники подводили заключенного к лестнице.

Не заметив никаких приготовлений к казни, Аллегрето решил, что Елена только огласит здесь приговор, а исполнят его солдаты в другом месте. Шум толпы стал громче, возбужденнее.

В сопровождении стражников они вместе с Франко поднялись по лестнице. Он думал, что почувствует унижение, но ощутил только горечь победы от сознания, что Риата делит его участь. Если она решила порадовать его хотя бы таким образом, тогда в этом есть смысл. Аллегрето закрыл глаза. Раз в жизни он мог позволить себе расслабиться, не думать о защите. Стражники вдруг отпустили его, и он почувствовал холодное прикосновение к рукам. Перед ним, наклонив голову, стояла Елена и отпирала кандалы. Он не слышал ничего, кроме рева толпы. Не видел ничего, кроме золотой короны на ее черных волосах. Когда цепи упали, она повернулась к стоявшему рядом Франко Пьетро и сделала то же самое.

Шум на площади стал оглушительным. Толпа ждала не этого. Но Елена подняла руку с ключами, и внезапная тишина волной прокатилась от того места, где она стояла, до отдаленных улиц.

– Мы все Монтеверде! – крикнула она. – Все мы! – Взглянув на Франко, затем на Аллегрето, она бросила ключи на ступени лестницы. Слабый звук в мертвой тишине. – Вы свободны. Делайте что хотите.

Франко пристально смотрел на него, и он, повернувшись, ответил ему ненавидящим взглядом. Оба не сделали ни единого движения. Оба стояли, будто пригвожденные к месту неведомым колдовством, пока Елена и толпа молча ждали.

Стражники держали оружие наготове. Аллегрето понимал, что не может убить Франко, толпа растерзает их обоих. Франко явно думал о том же. Аллегрето готов был умереть, но готов ли Франко? Нет, Риата просто шагнет назад, чтобы избежать удара, и будет наблюдать, как толпа растерзает Аллегрето за его попытку. Он с вызовом смотрел на Франко. Или оба, или никто.

Тот презрительно скривил губы и повернулся к принцессе, словно Аллегрето был дворняжкой, лающей из сточной канавы. Потом вдруг поднял сжатый кулак.

– Монтеверде! – крикнул он, упав на колени перед Еленой и склонив голову в знак подчинения. Толпа взорвалась криками.

Елена выжидающе посмотрела на Аллегрето. Он взглядом попытался внушить ей, что это обман, уловка. Но она не оставила ему выбора. Он не мог при всем народе отказаться и не последовать примеру Франко. Он встал на колени, склонил голову, однако не произнес ни слова, не поклялся в верности, чтобы ублажить толпу. А принцессе это было не нужно, она и так давно связала его.

Елена протянула ему руку. Он поднес ее сначала к губам, потом ко лбу.

– Gardi li mo, – тихо сказал Аллегрето, как будто она могла его слышать. – Ты знаешь, я твой.

Она сжала руку в кулак и прикоснулась к его плечу, разрешая встать. Когда она прижалась щекой к его щеке, он не смотрел на нее. Теперь она для него чужая, теплота ее щеки – формальность, а блеск ее короны – барьер. Он вынес и то, что она позволила Франко поцеловать ее, коснуться изуродованной щекой ее щеки. Он убил бы Риату при малейшем подозрительном движении. Но солдаты наготове, восторженная толпа охраняет принцессу. Любое их недовольство, и они с Франко будут разорваны на части.

Елена потрясла всех своим неожиданным поступком. Он восхищался ее безрассудной смелостью и горел желанием придушить самодовольного англичанина, который стоял позади нее с такой улыбкой, как будто ему кто-то вручил ключи от монетного двора. Когда она нерешительно улыбнулась ему в ответ, Аллегрето едва не потерял самообладание. Она бросила лишь мимолетный взгляд на английскую свинью. Но этого было достаточно. Аллегрето почувствовал, как сердце и разум падают в черный колодец, и темнота поглотила его целиком.

Елена с трудом вынесла первый день празднования. Она проследила, чтобы Франко и Аллегрето не теряли друг друга из виду. Чтобы Дарио не спускал глаз с обоих. Чтобы они не имели возможности связаться с единомышленниками. Она могла их освободить, но не собиралась давать им свободу действий.

Только Раймону был известен ее замысел. Она боялась оказаться несправедливой, поскольку использовала его, чтобы поддержать свое мужество, хотя они оба знали, что его любовь не имеет будущего. Тем не менее Раймон не отступал, найдя причины задержаться в Монтеверде. Да и выбора у Елены не было. Филипп с Дарио – верные друзья, но понимали далеко не все. Филипп – солдат, Дарио – охранник до мозга костей. Оба пришли в ужас, когда она освободила заключенных. Но Раймон понял. Милан угрожал, они должны, просто обязаны держаться вместе. Она надеялась, что, осознав грозящую опасность, Аллегрето и Франко отбросят свою вражду и будут вместе с нею работать над укреплением города. Она долго обсуждала свой план с Раймоном, и он согласился, что лишь смелый шаг может изменить безвыходное положение. Теперь, вспоминая ненавидящий взгляд Аллегрето, она уже не была в этом уверена.

Наконец служанка поправила сетку, державшую волосы, и надела ей на голову корону. Вздохнув, Елена жестом приказала стражникам открыть двери, после чего дворецкий объявил ее полный титул: великолепная, впервые избранная, принцесса Елена ди Монтеверде. Она вышла из личных апартаментов в приемную, где ее ждали Дарио с Франко и Аллегрето.

Франко поклонился, как подобало придворному. Аллегрето сделал насмешливый полупоклон.

Елена поприветствовала всех одинаково любезным кивком, но сердце у нее тревожно сжалось. Она чувствовала себя маленькой девочкой среди мужчин, которой не пристало даже находиться в этой комнате, а не то что властвовать над ними.

– Я не задержу вас надолго перед званым обедом. Я пригласила вас, чтобы объяснить свой поступок. Я больше не могу ждать, пока вы согласитесь заключить между собой мир. Ходят упорные слухи, что Милан готовится к враждебным действиям против нас. Поэтому я требую совершенной преданности ваших домов Монтеверде.

– Конечно, принцесса, – ответил Франко. – Ты хочешь, чтобы мы принесли клятву перед Богом?

– Я не могу дать клятву перед Богом, папа говорит, что мое лицо оскорбляет создателя, – усмехнулся Аллегрето и взглянул на Елену. – Ты знаешь, кому принадлежит моя верность.

– Я не требую от вас клятвы, – спокойно произнесла она. – Кто-то мне однажды сказал, что их легко дают и столь же легко нарушают. Вряд ли кто-либо из вас желает нашего поражения от Милана, но пока мы разобщены, мы в большой опасности. Поэтому я прошу вас это обсудить и пресечь возможные разногласия или подозрительность среди ваших людей.

– Я понял тебя, принцесса, – сказал Франко.

Лицо у него покраснело от воодушевления, но, достаточно хорошо зная Риату, она сомневалась, что он его в самом деле испытывает. Клятва в верности, которую требует девчонка, взявшая над ним верх, едва ли приятна для его ушей. Но Елена надеялась. Очень надеялась. Свидания с Маттео проходили все успешнее.

Она посмотрела на Аллегрето:

– А ты удержишь свой дом в подчинении?

Он не ответил, наблюдая с мрачной сосредоточенностью за Франко Пьетро, словно дикий зверь, затаившийся в лесной чаще. Потом засмеялся:

– Я ведь уже играл с тобой в эту игру, принцесса, не так ли?

Она знала, что не добьется от него более ясного ответа. Франко бросил на него яростный взгляд и потянулся к поясу, словно там был меч.

– Что конкретно ты слышала о Милане? – спросил он.

– Я скажу Филиппу, чтобы он сообщил вам все, что мы знаем. Посол это, конечно, отрицает. Но есть вероятность, что они воспользуются озером для нападения с юга. Хорошо, что мы уже отремонтировали эти замки, но тут недостаточно людей для гарнизона.

– А кондотьеры?

– Я чувствовала, что должна сохранить наемников.

Елена не сказала, что сделала это, опасаясь восстания или столкновений в городе.

Франко одобрительно кивнул.

– Наймем еще. Конечно, торговцы будут стонать, но, если это нужно для защиты, они заплатят.

– Мы все заплатим, – прямо сказала Елена. – Я не позволю, чтобы за это платили одни торговцы.

Франко пожал плечами:

– Воля твоя, принцесса.

– Я решила не привлекать к нашей защите посторонних. – Она подавила желание отступить. – Главные замки на юге принадлежат Навона. Я прошу Навону обеспечить их людьми.

– Его! – Все дружелюбие Франко исчезло. – Ты вкладываешь ему в руки оружие? Нет! Аллегрето сухо кивнул:

– Я могу это сделать.

– Я этого не потерплю! Все заходит слишком далеко.

– Ты считаешь, это помешает твоим планам? – вкрадчиво спросил Аллегрето. – Почему тебе не нравится такое предложение?

Тяжело дыша, Франко бросился к нему.

– Я что, должен терпеть змею у себя за спиной? Отвратительно уже то, что я стою здесь и позволяю тебе возвыситься за мой счет.

– За счет того, что ты украл у Монтеверде и Навона. Если ты не собираешься это повторить, отчего тебя раздражает гарнизон в моих владениях?

– Дьявольское отродье! Пусть она по глупости верит тебе, от меня этого не жди, – заявил Франко. – Ты всадишь мне в спину нож, как только...

Его прервал громкий стук в наружную дверь. Отвернувшись, Франко подошел к окну и скрестил руки на груди. Елена не жалела о прекращении разговора. Она дала знак стражнику открыть дверь. Послышались топот, голоса... Люди Филиппа почти внесли в комнату Раймона. Он был в крови, камзол порван, лицо испачкано грязью. Увидев ее, он шагнул вперед.

– Я пришел сказать... – Раймон попытался выпрямиться, глядя на Франко Пьетро.

– Что случилось? – Елена поспешила к нему, чтобы поддержать, но он слабо оттолкнул ее.

– На него по дороге в цитадель напали, ваша светлость. Чуть не убили, но он велел отвести его к вам, – сказал человек Филиппа.

– Она должна знать, – невнятно пробормотал Раймон. Лицо у него побелело, сквозь пальцы, вцепившиеся в камзол, сочилась кровь.

Елена в ужасе отступила.

– Рассказывайте.

– Похоже, это люди Риаты, судя по их знакам различия, – ответил стражник, избегая смотреть на Франко Пьетро.

– Нет! – воскликнул тот. – Это ложь!

– Принцесса, я пришел... чтобы вы поскорее узнали... – Глаза у Раймона закатились, и он потерял сознание.

Елена не могла определить, то ли он ранен, то ли просто избит, но крови было достаточно, чтобы привести ее в ужас.

– Доктора и носилки! – приказала она, поворачиваясь к Дарио. – Немедленно!

Юноша с каменным лицом подошел к двери, отдал приказ, но комнату не покинул.

– Мои люди не имеют к этому отношения, – заявил Франко. – Он англичанин! Зачем он нам?

Елена подумала то же самое, однако не решалась взглянуть на Аллегрето. Когда она все-таки повернулась к нему, он безучастно смотрел, как Раймона клали на носилки. Поймав ее взгляд, он не выказал ни стыда, ни торжества. Он, казалось, бросал ей вызов, приглашая обвинить его. Это сделал за нее Франко.

– Клянусь Богом, это работа Навоны! Он хотел очернить меня в твоих глазах! Мы не такие идиоты, чтобы ни с того ни с сего убить чужеземного посланника. Да еще носить при этом свои знаки!

– А я не настолько глуп, чтобы оставить ему жизнь, если уж решил его убить, – сказал Аллегрето.

– Ты просто не добил его, чтобы он рассказал о наших знаках, прежде чем испустить дух.

– Он не собирается испускать дух, – с презрением ответил Аллегрето. – К великому сожалению.

Примчался доктор. Увидев Елену, он замер, будто испугавшись, потом низко поклонился.

– Ваша светлость! Прошу меня простить. Я был вызван сюда. – Он посмотрел на Раймона. – Господа! Отнесите его ко мне. Тут не место для осмотра.

Елена отступила, чувствуя за собой вину. Ей не следовало позволять ему находиться рядом, приближать его к себе, хотя она была осторожна, старалась, чтобы они всегда были у всех на виду.

– Потом немедленно дай мне знать, как у него дела. И за пределами этой комнаты никаких разговоров.

– Как прикажете, ваша светлость. – Доктор опять поклонился и вместе с людьми Филиппа направился к дверям. Елена осталась с Дарио, Франко и Аллегрето.

– Никому об этом не говорить, – повторила она, глядя на закрывшуюся дверь.

– Клянусь на Священном Писании, что я тут ни при чем, – сказал Франко. – Кто бы на англичанина ни напал, это не Риата.

Она медленно повернулась. Уже наступили сумерки, в углах комнаты залегли тени, пламя свечей колебалось от дуновения свежего воздуха.

Аллегрето не клялся в своей невиновности. Когда она в конце концов посмотрела на него, он покачал головой и холодно засмеялся:

– Разумеется, это должен был сделать я. Одному дьяволу известно, как мне этого хотелось. Ну что ж, арестуй меня, и закончим комедию, – презрительно сказал он.

Но за презрением крылись еле сдерживаемое бешенство и отчаяние, словно его не интересовало, что она с ним сделает.

– Не ты, Аллегрето?

– Нет. Если бы я собрался его убить, доктор ему бы уже не понадобился.

Она знала, что он прав. Но она с самого утра не видела Зафера, который исчез в толпе у собора. Кажется, она теперь не доверяет ни себе, ни собственному мнению. За окном послышался звон колоколов, призывающих к вечерне. Елена склонила голову, чувствуя, как этому способствует тяжесть короны.

Ведь она знала, кто он, и все-таки любила его. Знала, что он мог заставить даже ангела поверить в его ложь. Она видела, как он держал нож у горла Дарио. Слышала в тоннеле хруст костей, помнила лужу крови у своих ног. Франко не знал, что когда-то значил для нее Раймон. Для всех это было просто бессмысленным нападением на случайную жертву... для всех, кроме Аллегрето.

Он стоял поодаль. Ее прекрасный убийца, обвиненный, допрошенный и осужденный всеми доводами рассудка. Ей захотелось подойти к нему, обнять, прижать к груди.

Он сказал, что не делал этого. Она любила его и решила поверить ему.

– Видимо, это банда разбойников, – медленно произнесла она. – Я позабочусь, чтобы Филипп навел порядок.

Франко протестующе заворчал, и Елена взглянула на него.

– Прежде чем возражать, милорд, хорошо подумай. Единственный свидетель говорит, что это были твои люди.

Риата нахмурился, черная повязка исказила его лицо, но он промолчал. Аллегрето, кажется, хотел уйти, затем остановился, словно не был уверен, правильно ли понял ее.

– Давайте присоединимся к торжеству, – сказала она. – Доктор может принести новости в зал.