В полночь Елена лежала одетой, прислушивалась, ждала. Дарио хрипло и тяжело дышал. Маттео несколько раз тайком сходил к палатке советников, легко выскальзывая через разрез в кандалах, который сделал шпилькой. Она сто раз умерла во время его отсутствия, уговаривала его бежать, но Маттео возвращался. В непроглядной тьме палатки она чувствовала, как он пытается избавить ее от оков. Уроки Аллегрето не пропали даром, и вскоре ее руки были свободны.

Дарио ужасающе кашлял, но сидел из последних сил. Наклонившись, она дала ему воды. Юноша еще пил, и это вселяло надежду. Он вроде бы понял ее, потому что кивнул в ответ, но Елена не знала, сможет ли он подняться. Колокола в отдаленной деревне отзвонили полночь.

Вслед за этим раздался какой-то леденящий душу звук. Словно трубный глас из преисподней. Сначала негромкий, он быстро набрал силу, превратившись в сверхъестественный рев, идущий, казалось, со всех сторон.

Елена замерла. Маттео прижался к ней. Ним с рыком вскочил и начал яростно лаять. Потом вдруг сел и завыл.

Вой подхватили все собаки в лагере. Их скорбное завывание слилось в длинную жуткую мелодию, вторившую звуку дьявольского рога.

– Что за... – начал было дежуривший стражник и умолк.

Елена осмелилась выглянуть наружу. Возле палатки Трие, стоявшей напротив, вспыхивал в темноте голубой огонь. Это было нечто светящееся... похожее на силуэт человека, охваченного голубым пламенем. Откинув голову и воздев руки, он испустил жуткий стон, будто душа, мятущаяся в аду. Затем повернулся, оглядел палатку. Елена вздрогнула от ужаса, когда увидела на глазу повязку, которая призрачным сапфировым светом озаряла его лицо. Франко Пьетро!

Из темноты выбегали люди, но тут же застывали на месте.

– Измена! – проревел он под аккомпанемент рога.

Собаки дружно подвывали. Из палатки высунулась голова, раздались гневные команды.

Призрак Франко Пьетро указал туда.

– Убийца!

В воздухе что-то зашипело, и палатку охватило пламя. Изнутри донеслись крики, оттуда выпрыгнул человек в горящей одежде, другой уже катался по земле. Франко опять вытянул руку... и запылала вторая палатка. В лагере началась паника. Солдаты разбегались кто куда, только бы подальше от призрака.

Из темноты возник Аллегрето вместе с Зафером и людьми, которых Елена не могла разглядеть. Она схватила его руку и побежала за ним. Он петлял между палатками, опередив остальных, но она видела Зафера, державшего Маттео, видела стоявшего Дарио и бегущих советников. Мимо проскакали отвязавшиеся лошади, волоча за собой поводья.

На краю лагеря Аллегрето нырнул в черную дыру. Листья и ветви скользили по лицу Елены, что-то гладкое и тяжелое коснулось волос. Она поняла, что тут виноградник. Она слышала, как другие продирались сквозь лозы. В конце ряда она подобрала юбки и вслед за Аллегрето вскарабкалась на земляной вал. Пахло лошадьми и засохшей кровью. Луч света из разбитой лампы освещал только дверь каменного дома.

По трое и четверо из виноградника появлялись люди, постепенно собиралась маленькая толпа.

– Пересчитай их. Нужно убедиться, что мы никого не оставили, – сказал ей на ухо Аллегрето. – Во дворе лошади и мулы. Наши люди отвезут вас в город.

Дверь открылась, на землю упал квадрат света, и Елена увидела на камзоле Аллегрето темное пятно.

– Ты ранен? – прошептала она, прижимаясь к нему.

Он резко отстранил ее.

– Нет. Иди, Елена. Убедись, что все тут. Быстрее.

В доме горел только очаг, но ей показалось, что свет ослепил ее. Советники бросились к ней, хватали за руки, целовали их. Елена отдернула руки, остановила тех, кто пытался заговорить. Она с громадным облегчением увидела Маттео, который стоял в углу и держал Нима за ошейник. Подняв юбки, она забралась на сундук и начала перекличку. Это стало для нее привычным делом за время их советов, она знала имена наизусть. Чудо, все были на месте. Она произнесла короткую молитву и спрыгнула на пол.

– Синьор! – Елена прикоснулась к плечу старейшего из советников. – Во дворе наш эскорт. Проследите, чтобы у всех были лошади. Я сейчас вернусь.

Аллегрето вышел к ней из тени.

– Слава Богу, все тут, – прошептала она. – Аллегрето, мне показалось, я видела нечто... как будто Франко воскрес.

– Он жив.

Елена закрыла глаза и медленно вздохнула.

– А ты думала, я убил его? Как видишь, нет.

– Что случилось?

Она положила руку на его окровавленный камзол, но он сделал шаг назад.

– Спроси Франко. – В голосе у него была тоска, которой она никогда раньше не слышала. – Иди, Елена. Ты должна побыстрее отсюда уехать.

Аллегрето посмотрел в сторону лагеря, и она схватила его за рукав.

– Ты ведь не собираешься туда вернуться?

– Дарио остался там.

Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он исчез в ночной темноте.

Два дня безостановочно звонили все колокола Монтеверде, созывая людей в цитадель. Отвлекающий маневр Аллегрето полностью дезорганизовал наемников, лишил командира, превратил в разрозненную толпу, до смерти напуганную дьявольскими призраками, светящимися голубым огнем. Некоторые бежали в горы, но большинство осталось, не зная, куда себя деть. В голове у Елены стоял гул, хотя колокола уже перестали звонить. Она не сомкнула глаз с тех пор, как они бежали из лагеря. Сидела возле Дарио, пока тот боролся с лихорадкой, принимала донесения, отдавала распоряжения, где устроить беженцев из окрестных деревень, следила, чтобы хирург применял целебные травы для заживления ран и не причинял большего вреда.

– Только что вернулся ночной дозор, принцесса, – без всякого приветствия доложил Франко Пьетро.

У обоих на любезности не было ни времени, ни желания. В тусклом свете раннего утра его волосы, ресницы и повязка еще сияли от волшебного порошка Аллегрето.

– Что скажешь? – быстро спросила она.

Риата потерял пять человек, Навона – троих. На рассвете Зафер нашел Дарио. Он лежал один и без сознания.

– Мы обнаружили еще два тела, принцесса. – Увидев ее испуганный взгляд, Франко покачал головой. – Не он, ваша светлость. Мои люди.

– Господи, упокой их души. Я сожалею.

– Ваша светлость, у меня не хватает людей для дальнейших поисков. Мне требуются все рыцари и солдаты, чтобы надзирать за лагерем. Мы не можем позволить наемникам рассеяться и совершать набеги. Пока грызутся между собой, нам это на руку, но если они станут объединяться в банды или найдут себе вожака...

– Я знаю. Филипп возвращается. Гонец сказал, что он будет здесь дня через два.

– Слава Богу, если так, принцесса. Это не может долго продолжаться, опасность возрастает. Я прошу вашего позволения закончить поиски. Все люди нужны мне, чтобы наблюдать за лагерем.

– Ты не хочешь искать его! Потому что это Аллегрето! – воскликнула она.

– Ваша светлость, если бы я думал, что есть хоть малая надежда, что я смогу его найти и помочь ему, я бы это сделал.

– Надежда есть. Он там. Ранен или захвачен в плен.

– Мы искали. Он не вернулся к назначенному месту встречи. Турок осмотрел каждую палатку в лагере. Есть трупы, которые нельзя опознать. – Франко кивнул на Дарио, его голос смягчился. – Вся его одежда сгорела. Эти смеси, которые нес Навона... вы сами видели, что они могут наделать, принцесса. Не думайте, что я с легким сердцем бросаю поиски. Мы были смертельными врагами, но он спас меня, когда англичанин хотел изрезать меня на куски. Я этого не забыл.

– Раймон, – с горечью сказала она. – Я не могу это понять.

– Глупец на многое способен ради золота и собственных фантазий. Висконти знают, как совратить человека обещаниями.

– А я ничего не замечала. Верила ему. Он был моим другом.

Франко хмыкнул:

– Порой наиболее опасен тот, кто льстит и расточает комплименты, и достоин доверия тот, кто вызывает подозрение.

– Он убит в церкви? Когда вы сражались?

– Нет, принцесса, мы не оказали ему такой любезности. Мы привели его в башню Навонов и показали кое-какие забавы Джино.

– Забавы Джино? – чуть слышно повторила она.

Франко пожал плечами.

– Нам требовалось узнать весь его план. Он бы непременно солгал. Но, болтаясь на дыбе, трудно солгать, миледи.

Елена закрыла лицо руками.

– Господи, Раймон, – прошептала она.

– Приберегите скорбь для кого-нибудь другого. Он был предателем и умер как предатель. Будь у нас время, может, я заставил бы его пожалеть о своем поступке немного дольше. Навона перерезал ему глотку.

Елена зажала рот ладонью. Она вспомнила пятно на камзоле Аллегрето. Кровь Раймона. Веселый, изысканный, красивый Раймон с обаятельной улыбкой. Который называл ее сверкающим бриллиантом и необыкновенной женщиной. Она начала дрожать и не могла остановиться.

– Сожалею, если причинил вам боль, миледи, – жестко сказал Франко. – Но лучше так. Если бы это не сделал Навона, это пришлось бы сделать вам. Ладно, я распоряжусь, чтобы поискали Навону, если вы так хотите.

– Благодарю, милорд. Я боюсь, он ранен. Или находится в таком месте, откуда не может выбраться.

Франко вроде бы имел другое мнение на этот счет. Но он лишь поджал губы и поклонился.

– Теперь, с вашего позволения, мне нужно идти, принцесса. Я должен проверить ворота.

Она кивнула. Франко вышел из комнаты, и стражник закрыл дверь.

Обернувшись на звук, донесшийся с кровати, она увидела Дарио, который пытался сесть. Он морщился отболи.

– Светлость... Навона... Он ранен?

– Он не вернулся. Хочешь воды?

Юноша кивнул. Елена поднесла к его губам кубок, и он сделал большой глоток.

– Он был... со мной. В темноте.

– Где? – быстро спросила она.

– В темноте.

– За пределами лагеря?

– Да, – хрипло ответил Дарио. – Нес меня. – Он закашлялся. – Там был... огонь.

– Огонь? – с тревогой повторила Елена, но он упал на подушку и закрыл глаза.

Филипп пришел с севера, так что наемники оказались в ловушке между озером и горами. К тому же им противостоял отряд, равный им по силе.

Они вдруг прислали лазутчиков, заявив о желании вести переговоры. Елена ответила одним словом: «Уходите».

Но им не так легко было это сделать, поскольку Филипп закрыл перевал на Венецию.

И все же наемники не сдавались, послания шли без конца. Они умоляли простить их за содеянное. Предлагали свои услуги для ее личной охраны. Предлагали вернуть полученное серебро. Ночью люди Франко задержали нескольких солдат, пытавшихся бежать из лагеря.

На рассвете из цитадели увидели армию Филиппа, который, словно Ганнибал, двигался с севера. Елена послала к нему гонца с приказом остановиться в лиге от города и приготовиться к битве.

Лагерь кондотьеров напоминал разворошенный муравейник. Она приняла двух офицеров, которые говорили с ней от лица всех наемников. Они принесли извинения за дела убитых командиров, остались только простые солдаты, которые лишь выполняли приказ. Теперь они знают, что приказы были опрометчивыми, не стоило вмешиваться в дела Монтеверде. Они бы ушли без промедления, но им препятствуют.

С западного крепостного вала Елена указала офицерам на горы, уже покрытые снегом.

– Каждый из ваших людей должен пред лицом Господа принести клятву, что никогда больше не поднимет оружие против Монтеверде, – заявила она. – Потом можете уходить. Этим путем.

На запад, через высокие, не защищенные от ветра, лишенные дорог горы. Там люди думают, лишь как остаться в живых, им уже не до того, чтобы создавать банды или воевать со сторожевыми заставами. А у тех, кто сумеет закончить путешествие до зимних морозов, впереди окажется Милан.

Пусть Милан заберет себе остатки. Если же эти остатки превратятся в шайки разбойников еще до того, как дойдут до земель Висконти, значит, такова Божья воля.

Елена почти неделю стояла с Филиппом у западной границы Монтеверде, принимая благодарность наемников. Они проходили сквозь строй, принося клятву и сдавая все оружие, кроме ножа. Им давали по мешку муки, фляжку оливкового масла, плащ и трутницу, если у них таковой не было. Один из личных охранников Елены расспрашивал каждого солдата, не известно ли ему что-нибудь об Аллегрето.

Увы. Они видели только призраков, сияющих ангелов и лающих дьяволов, похожих на собак. Ни один из них не видел живого человека с черными волосами, красивым лицом, в зелено-серебряном камзоле, испачканном кровью.

Охранник принес ей кольцо с девизом Навона, обнаруженное в солдатском мешочке. Его нашли среди почерневшей травы в сгоревшей палатке.

Елена сжимала кольцо в руке, пока оно не согрелось, затем попыталась надеть.

Он вернется. Она не могла поверить, что он умер. Она не верит.

Уже минули Рождество и Пасха, когда до епископа Монтеверде в конце концов дошли письма, несколько месяцев путешествовавшие неизвестно где. В них сообщалось, что в свете торжественного раскаяния и пожертвований, сделанных почтенным чадом Господним Аллегрето делла Навоной, его отлучение от церкви было бы снято после того, как он сделает покаянное пожертвование и явится к папе для отпущения грехов.

– Ваша светлость!

По крайней мере пятеро советников вскочили с мест, чтобы возразить, но старейший тут же воспользовался своим превосходством.

– Ваша светлость! Вы не должны уезжать таким образом! Мы вам этого не позволим!

– Не позволите? Вы считаете меня заключенной?

– Ни в коем случае, ваша светлость. Но...

– Тогда я поеду.

– Ваша светлость, мы понимаем и разделяем вашу печаль. Мы сознаем, что требуется надлежащий ритуал, но ехать для этого в Рим! Давайте отправим посланника, чтобы он передал наше почтение и вашу просьбу святому отцу.

– Я поеду сама.

Пожилой советник с укором взглянул на нее.

– Ваша светлость имеет неотложные дела в Монтеверде.

– Слушать дальнейшие споры, за кого мне выйти замуж? Я не собираюсь выходить замуж. Я поеду в Рим. Я желаю, чтобы это послание от папы стало известно в каждом уголке Монтеверде. Чтобы Аллегрето делла Навона мог услышать об этом и узнать.

Советники с преданностью смотрели на нее. Со времени побега они начали лучше относиться друг к другу.

– Ваша светлость, – ласково произнес старейшина, – разумнее отслужить мессу по его душе в каждой церкви. – Елена отрицательно покачала головой, и он перевел взгляд на присутствующих. – Синьоры, я предлагаю собрать деньги на заупокойную молитву во имя Аллегрето Навоны. Повесим на каком-нибудь доступном месте в городе, пусть каждый видит ее и помолится за спасение его души. А также за его заслуги по освобождению принцессы и совета. Кроме того, отслужим повсюду специальную мессу.

– Нет, – сказала Елена, повысив голос. – Я не позволю, чтобы вы говорили о нем как об умершем.

Старейшина поджал губы и сел, не призвав к голосованию.

– Я поеду в Рим, чтобы убедиться, что его пожертвования использованы должным образом, что не произошло никаких ошибок и его анафема может быть снята.

Ни один не сказал вслух, что уже слишком поздно. Все отводили глаза.

– Это не ваша обязанность, ваша светлость, – промямлил советник у дальнего края стола.

– Моя. По крайней мере... – Голосу нее дрогнул. – Это самое малое, что мы должны сделать. Он спас нам жизнь и Монтеверде.

– Франко Пьетро тоже много сделал, ваша светлость.

– Да. Но он бы не смог нас освободить. Он сам так сказал. В мое отсутствие Франко будет управлять цитаделью, а Филиппа я назначила его заместителем.

До бунта кондотьеров они бы пришли от этого в ярость. Но сейчас они только перешептывались. Их больше пугал ее отъезд, чем Риата. Словно родители болезненного ребенка, они страшились оставить ее без присмотра. Они приводили всяческие доводы, пока она не сдалась, закрыв лицо руками.

– Я должна это сделать! – наконец воскликнула она. – Даже если погибну. Выбирайте себе другого правителя, если хотите, я не могу дать вам большего.

Старейшина опять с усилием поднялся.

– Ваша светлость, вы заставляете меня говорить откровенно. Вы позволили чувству возобладать над вашим благоразумием. Непростительно отказываться от всего ради глупой и бесполезной затеи. Если благополучие Монтеверде для вас не главное, ваша светлость... тогда нам следует рассмотреть возможность перевыборов. Хотя это разрывает мне сердце.

– Поступайте, как знаете. – Взяв тяжелый скипетр, она бросила его на стол. – Надеюсь, вы найдете кого-нибудь более мудрого, чем я.