За наружной стеной школы верховой езды флорентийские колокола наполняли воздух звоном: сперва — звонкие быстрые удары, потом — басовитые медленные. Ли, положив руки на перила, смотрела с крытой галереи во двор школы, на лошадь и на то, как вокруг громадного овала выезда ехал легким галопом всадник. Движения его были легки и методичны, как в кресле-качалке. Он то появлялся в столбах света, льющегося из высоких верхних окон, то исчезал в сумраке. Мистраль был без узды: Эс-Ти ездил без седла, одетый только в сапоги и бриджи, его косичка спадала на спину золотым слитком. Конь остановился, отступил на три шага, сделал идеальный поворот на два полукруга, потом поднялся на задние ноги и перешел на галоп. При этом человек на его спине совершенно не шевелился.

Она улыбнулась, опершись подбородком на руку. Зрителей на балконе не было. Только Немо спал в прохладном уголке.

В это палаццо Эс-Ти пригласил один из его флорентийских друзей. Обширные апартаменты и зал для верховой езды в его полном распоряжении.

«В полном, — подтвердил маркиз. — Мы же каждое лето проводим в горах, на нашей загородной вилле».

Все сложилось как нельзя удачнее для Эс-Ти. Он убедил себя, что именно верховая езда будет держать его в равновесии. Месяц в Лондоне привел к возобновлению его болезни. Ли не была уверена, что это так, но и не отказывала ему в логике. Что ж, если волнующееся, качающееся море излечивает его, то периодическое покачивание на конском крупе, возможно, будет целебно для его здоровья. Тем более что он ухватился за эту мысль, как утопающий за соломинку.

Как только он проникся этой идеей, он оседлал одну из тихих лошадей мистера Чайлда. После долгих споров Ли добилась, чтобы Эс-Ти проводил часы, кружа по манежу, держась одной рукой за луку седла, в то время как пожилой конюх его коня вел на длинном поводке.

Конечно, это несказанно огорчало: его водили по кругу как малышку на уроке. Чуда не произошло: он не мог чувствовать себя уверенно и твердо. Улучшение наступало медленно, но по прошествии двух месяцев, когда они были готовы сесть на пакетбот, отправляющийся в Кале, он заявил, что голова у него кружится, только если он закрывает глаза и резко поворачивается.

Ли перенесла морской переход гораздо хуже его. Сорок дней они ехали на корабле в Италию, борясь с встречным ветром. Его это взбодрило настолько, что, прибыв в Неаполь, он в тот же вечер танцевал с ней на балу у английского посла.

Ли полагала, что он не подозревает, что она приходит смотреть на него в эти тихие рассветные часы во Флоренции. Эс-Ти никогда не поднимал глаза в процессе молчаливой сосредоточенной езды с ее бесконечными боковыми ходами, воздушными прыжками, — этого великолепного танца коня и человека под звук утренних колоколов. Она носила с собой альбом для набросков, но давно забросила попытки воспроизвести эти колонны солнечного света и тяжелые тени движений Мистраля в их красоте и мощи. Не могла передать этого на бумаге и поэтому старалась запечатлеть их в своем сердце.

Внизу под балконом появился слуга и нерешительно затоптался у входа под аркой красно-черного мрамора. Ли тихо прошла по галерее и взяла у юноши толстую связку писем. Слуга с поклоном удалился, не поднимая глаз выше края подола ее платья. Ей подумалось, что до сих пор хорошо выученные слуги маркиза не нарушали эти утренние занятия в школе, никогда не предлагали в это время своих услуг. Она отдала специальное распоряжение, чтобы письма доставлялись ей, как только прибудут, но раньше слуга не появлялся у входа на балкон. И сейчас сделал это с непонятной неохотой.

У такого дипломатического поведения должны быть причины.

Она медленно пошла вдоль балкона. Эс-Ти продолжал свои занятия. Ли приложила пергамент к губам и задумчиво глядела на него.

Возможно, он догадывался, что она приходит смотреть на него. Во всяком случае, сейчас он об этом узнает.

Она отошла в тень балкона и сломала печать. В пакете были все ожидаемые ею документы. Ли поглядела на Немо, который поднялся из своего угла и пошел за ней в дальний конец балкона, а потом — вниз по лестнице, спускавшейся в пустую конюшню с одной стороны и в школу для верховой езды — с другой.

Мистраль увидел их первым. Эс-Ти, подняв голову, улыбнулся. Конь пошел кругом, причем хвост его развевался как знамя. Он остановился прямо перед ней. Его голова и плечи были в бриллиантовом круге солнечного света, который сверкал в волосах Эс-Ти и высвечивал его обнаженную грудь.

Оказавшись лицом к лицу с ним, Ли почувствовала неожиданную робость. Полученные ею письма — это результат усилий, предпринятых ею на свой страх и риск. Возможно, это ему не понравится. Как бы защищаясь заранее, она напустила на себя мрачность.

Его хорошее настроение увяло.

— Что такое?

Она смотрела на ноги Мистралю.

— Мне нужно поговорить с вами. Я получила эти письма.

— А-а… — протянул он. — Письма. Очень таинственно.

— Это бумаги. На наследование имения вашего отца.

Он уставился на нее.

— Что?

— Документы на дом вашего отца. Колд-Тор. — Она увидела, как изменилось его лицо, и поспешила добавить: — Нам нужен дом, монсеньор. Я выплатила залог, теперь там только живут те, кто арендовал его, но они в ближайшее время выезжают оттуда. Муж моей кузины Клары говорит, что дом в прекрасном состоянии. Только водостоки надо сменить. Он ездил туда и все осмотрел. Там двадцать шесть спален, хороший дом для привратника и конюшня на шестьдесят лошадей.

— Двадцать шесть спален, — растерянно проговорил он.

— Да. — Она заложила руки за спину. — И все меблированы.

— И ты его купила?

— Его не надо покупать. Он переходит к вам по наследству после смерти вашего отца как к прямому наследнику по мужской линии. Разве вы этого не знали. Сеньор? Я только выплатила залог. Мы можем там жить.

Он смотрел на нее, широко открыв глаза. Мистраль наклонил голову и потерся ею о переднюю ногу.

— Я даже не знаю, где это находится, — тихо сказал он.

Ли удивленно рассмеялась.

— Да это же в Нортумберленде! На морском берегу, примерно в тридцати милях от Сильверинга. Как ты можешь этого не знать?

Пожав плечами, он поглядел вниз и запустил пальцы в белую гриву Мистраля. Ли смотрела, как он накручивает на кулак его бледные пряди.

Он еще раз пожал плечами и покачал головой:

— Я просто удивляюсь — зачем?

— Нам нужно иметь дом. Сильверинг погиб. На его восстановление понадобится королевский выкуп. Я не хочу его восстанавливать… А покупать другой замок не имеет смысла. Чтобы иметь твой дом, потребовалось выплатить залог.

— И меня спросить — тоже, — усмехнулся он.

— Ну… видишь ли, я тебя знаю, Сеньор. Ты был бы рад жить под открытым небом среди развалин, есть дикий мед и питаться манной небесной до конца жизни.

— Да нет… я сейчас не тот, что перед своим арестом. Я знаю, что тебе это не понравится.

— Нам нужен дом.

Он наклонился, взял ее за подбородок и заглянул в глаза.

— Разве ты несчастлива здесь?

Глядя на него, на его светящиеся волосы, зеленые глаза, на то, как поблескивает на солнце его обнаженная кожа, вспотевшая от упражнений, она не могла удержать радостной улыбки.

— Да, Эс-Ти Мейтланд! Я счастлива! Сейчас ты интригующе похож на итальянского бандита. Я вынуждена сказать об этом, потому что, по-видимому, ты не вполне отдаешь себе в этом отчет. Или наоборот — возможно, ты слишком хорошо отдаешь себе в этом отчет.

— Что ж, разве это плохо? Интриговать сходством с кем-то?

Она подняла руку и мягко освободилась от его пальцев.

— Но мы говорим о вещах практичных. О том, чтобы иметь свой дом. Колд-Тор самый подходящий выбор.

— Ты уже почти год моя жена, — сказал он. — Почему вдруг такой интерес к этому предмету?

— Нам нужен дом.

— Мой дом там, где ты, belissima.

— Это очень мило, Сеньор. Я это очень ценю, но нам нужно постоянное пристанище.

— Зачем?

— Мы не можем вечно бродить по Италии.

Он откинулся, опершись одной рукой о круп Мистраля.

— Еще две недели назад ты говорила, что хочешь повидать Венецию. И озеро Комо.

Ли застенчиво отвела глаза.

— Я стала уставать от странствий.

Он молча наблюдал за ней. Ли почувствовала, что краска заливает ей лицо и шею.

— Время возвращаться в Англию.

Он согласно кивнул, но выглядел настороженным, удивленным, пожалуй, несколько обиженным.

— Пожалуйста, отвези меня домой, Сеньор.

Он внимательно разглядывал ее. Мистраль беспокойно задвигался, протанцевал шаг в сторону. Эс-Ти сдержал коня и бросил на нее озадаченный взгляд из-под ресниц:

— Солнышко, ты что-то пытаешься мне сказать?

Она кивнула.

Эс-Ти застыл в седле. Она не могла понять, о чем он думает. Потом подошла и прижалась щекой к его колену, обхватив рукой сапог, впитывая запах Мистраля и нагретой кожи.

— Bella donna… сокровище мое… — Его руки притянули ее еще ближе, запутались в ее волосах, вынимая из них шпильки. Он склонился к ней и прижался губами к ее макушке. — Carruccia, dolcezza, это правда?

— Мне кажется, да. Он родится весной.

— Женушка! Двадцать шесть спален, дорогая? Ты устраиваешь настоящее гнездо!

— Я просто старалась быть практичной.

Он отпустил ее и покачал головой.

— Как это у тебя получается, милая? Любая рожденная в твоей головке мысль немедленно становится практичной. Взять, к примеру, меня. Если бы я решил купить дворец здесь, в Тоскане, комнат на пятнадцать, это немедленно было бы объявлено дикой и безрассудной фантазией.

— Это так бы и было. Мы же не покупаем Колд-Тор. Он уже твой.

— Ты хочешь осесть в Англии? Ты просила меня сделать из тебя романтика, но я оплошал в этом. Я показал тебе Рим в лунном свете, и ты процитировала что-то из стоиков. В Сорренто ты думала только о черепахах.

— Горшок там был медный, Сеньор. Если бы повар оставил в нем черепаховый суп на ночь, мы бы все отравились. Сорренто прекраснее всего на свете. Я влюбилась в Капри. А Равелло?

— Ты не хотела посмотреть на закат с горы.

Она от удивления рот открыла.

— Это вообще гадкое преувеличение. Я никогда не забуду, как море стало золотым, а свет упал на утесы. Казалось, можно камень бросить прямо в воду. Там было высоко и круто. Я всего лишь заметила, что нам надо вернуться до того, как совсем стемнеет, потому что в лесах разбойники.

— Разбойники! Я разве не могу справиться с любыми разбойниками? Я сам такой!

— Но ведь мне в моей жизни удалось сделать одну романтическую глупость. Я сбежала с разбойником. Моя мама выплакала все глаза.

Он пренебрежительно фыркнул:

— В этом ничего особенного нет. Послушай-ка, дорогая, это ведь ужас — двадцать шесть спален! Я знаю, что теперь будет. Ты станешь изумительной хозяйкой. Ты будешь все устраивать. Ты будешь все время говорить о матрасах, посудомойках и залогах. Ты будешь носить на талии связку ключей и внушительно звякать ими. Мы заведем гувернантку и огород. Ты будешь всех потрясать.

— Без сомнения, у нас будет сад и огород, но если тебе не нравится, ключей носить не буду.

— Очень практичная синьора Мейтланд. Прежде чем мы уедем из Италии, я хочу, чтобы у тебя появилась хотя бы одна непрактичная мысль.

Ли разглядывала копыта Мистраля, медленно скользила глазами по косому брюху, по кожаному сапогу Сеньора, его ноге, легко прилегающей к крупу коня. Ее взгляд задержался на его открытой груди, ярко освещенной солнцем. Она лукаво улыбнулась и встретилась с ним глазами.

Ли почувствовала, что краснеет от его многозначительной усмешки. Она почти опустила глаза. Наконец-то до него дошло. Его дьявольские брови поднялись, и он медленно улыбнулся.

— Ну, Солнышко, это действительно непрактично.

Ли быстро улыбнулась.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Непрактично, но очень привлекательно. У французов есть для этого название.

Ли хмуро поглядела на него.

— Они назовут, конечно.

— Liaison à cheval, — пробормотал он, медленно болтая ногами. Мистраль отвел уши назад.

— По-моему, это ты придумал.

— Это более деликатный термин. — Он, легко оттолкнувшись, выпрямился.

Мистраль начал боком подходить к ней. Ли отступила и затрясла головой:

— Это просто глупая мысль.

— Возмутительная, — согласился он. — Там стоит камень, чтобы садиться на лошадь.

— Но право, Сеньор, не надо…

Мистраль отрезал ей путь к отступлению. Мягко пофыркивая, подняв голову, серый наступал боком, деликатно загоняя ее к стене и мраморным резным ступенькам.

— Я не это имела в виду. Это просто нелепо.

Эс-Ти нагнулся и схватил ее за руку. Поднял ее, поцеловал пальцы.

— Залезай, любовь моя.

— В моем положении…

— Оно заставляет меня хотеть тебя. Прямо сейчас.

— Кто-нибудь выйдет, — задыхаясь, говорила она.

— Забудь эти практичные мысли. Никто не выйдет. Они же итальянцы.

— Вот именно. Итальянцы! Самый общительный народ.

— Но ведь мы чужестранцы. Чего с нами общаться? Ведь это грустная история, когда мужчина совсем поглупел из-за своей красивой жены. Просто скандал. Она должна бы ходить на прогулку со своим чичисбеем, как всякая достойная женщина, а он заставляет ее проводить все утренние часы в конюшне, глядя на него, пока она не сойдет с ума от скуки.

Эс-Ти поднял ее руку, помогая взойти на последнюю ступеньку возвышения.

— Боюсь, моя дорогая, нас считают странными до неприличия. К счастью, мы — англичане. Поэтому нам все прощается.

Ли стояла на возвышении для посадки на лошадь, как раз чуть пониже его глаз. Мистраль переступил поближе к возвышению и попятился. Эс-Ти оказался наравне с ней. Она с сомнением поглядела на коня.

Эс-Ти выставил сапог:

— Поставь ногу мне на лодыжку. Нет… не эту… правую. Ну как можно это сделать, если ты будешь сзади меня? Вперед… сюда, дай мне твои руки.

Когда Мистраль попятился, ее юбки взметнулись над его шеей. Ли вздрогнула и прижалась к груди Эс-Ти, повиснув на нем, пока конь взбрыкивал и игриво подскакивал. Ее ноги скользнули вокруг талии Эс-Ти. Она упала назад, но он притянул ее к себе покрепче. Другой рукой схватил Мистраля за гриву.

— Мистраль, старый негодяй, будь воспитанным, — бормотал он, когда конь перешел на галоп.

Испуганная Ли держалась изо всех сил, ноги ее болтались в такт неуклюжей тряске. Она чувствовала себя мешком с мукой, который ударяется то об пол, то об стенку. Одна из ее туфель слетела, другая висела на кончике пальцев. Ли ударялась то о спину Мистраля, то о крепкое тело Эс-Ти.

— Расслабься. Так будет труднее.

Он отпустил гриву Мистраля и притянул Ли к себе. Она взвизгнула от страха при этом размашистом движении. Его руки крепко держали ее, заставляя следовать движениям верхней половины своего тела, сливая их в единое существо с единым ритмом движения.

— Отдайся мне, дорогая, не сопротивляйся, будь мягкой… гибкой… обопрись сюда… тебе самой ничего не придется делать.

Он приклонил ее голову к себе на плечо. Ли поняла, что чересчур напряжена и слишком прямо держится, мешая его движению.

— Доверься мне, расслабься и верь мне.

Вторая ее туфля соскользнула вниз. Медленно, неуверенно она ослабила свою отчаянную хватку и прилегла к нему.

И неожиданно все стало легким. Неожиданно ушла общая напряженность, ее позвоночник перестал встряхиваться от скачки, и она как будто взлетела. Движение коня баюкало ее у груди Эс-Ти, и ритм галопа свободно укачивал ее тело.

Они сделали один круг, и она почувствовала малейшие изменения в его движениях. Они сделали восьмерку, перешедшую в змейку, прошли по всему кругу манежа. За шорохом своих юбок она слышала легкий топот копыт Мистраля. Дыхание коня стало тихим, он лишь слегка пофыркивал при перемене шага. Стены манежа проносились мимо них и сменялись — свет-тень, тень-свет.

Еще один круг, меньший, потом еще поменьше — вовнутрь, потом снова разворот спирали наружу. Она увидела мельком Немо, беспечно дремлющего около лестницы.

Косичка Эс-Ти задевала ее руку в ритме поворотов Мистраля. Ее собственные волосы растрепались и раскачивались, задевая ее щеку каждый раз, когда плечо Мистраля поднималось вверх, отмечая наклон ее тела перед следующим шагом.

Да, это было похоже на полет, легкое раскачивание над землей, в воздухе, проносящемся быстро и нежно, как крыло птицы, во время их кружения по манежу.

Эс-Ти прижал ее крепче, немного передвинулся назад, и конь остановился.

Ли испустила глубокий вздох, прижалась лбом к его плечу и рассмеялась.

— Это чудесная игра.

— Мы еще до самой игры не дошли.

— Проведи меня еще раз по кругу, — потребовала она.

Она почувствовала легкое движение его тела, Мистраль подобрался и пошел сразу в галоп, подбросив ее первым шагом, так что она вскрикнула. Шаг коня выровнялся, и смех вскипал в ней снова, ветер полоскал ее волосы, и солнечные колонны летели мимо как карусели. Ее руки скользнули вверх. Она закинула их Эс-Ти на шею и поцеловала его горло.

Повернув голову, он попытался поцеловать ее в губы, но она спрятала лицо у него на плече. Она лизнула его кожу, пробуя на вкус ее соль и тепло, целовала его шею, рассыпая цепочку поцелуев в такт движению, которое то приближало ее губы к его коже, то отстраняло их.

Его руки скользили вниз, когда ее качнуло к нему, он накрыл ими ее ягодицы и прижал к себе.

Мистраль пошел рысью.

Эс-Ти выругался. Ли бросало, ее тело беспорядочно стукалось об него при этом новом прыгающем аллюре. Прильнув к нему, она радостно захохотала. Мистраль снова перешел на галоп.

— Так ничего не сделаешь, — пробормотал он.

Прижавшись теснее к его коленям, Ли ртом поймала его ухо. Она чувствовала себя теперь достаточно уверенно, чтобы поднять ноги и обвить их вокруг его бедер, перенеся тяжесть своего тела на его бедра и руки, которыми он поддерживал ее спину.

— Лучше старайся, — задорно подзуживала она его, трогая кончиком языка мочку его уха, играя и посасывая ее, когда она попадала ей в рот.

Его дыхание стало затрудненным, руки сжимали ее все крепче. Он пытался подтянуть ее поближе. Под рубашкой на ней только чулки — ничего больше. При каждом движении коня она прижималась к Эс-Ти всем телом, откровенно распутным образом. Она лежала на его руках, давая ему принять на свои плечи вес ее тела. Волосы ее распустились и летели по ветру, когда, закинув голову, она следила за игрой солнечного света в высоких окнах, кружащихся над ними.

Эс-Ти выглядел возбужденным и сосредоточенным, внимательно наблюдая за сменой выражения ее лица и слегка опуская ресницы при каждом движении. Она запрокинула голову, выгнувшись как кошка.

Он резко выдохнул и весь подобрался. Мистраль неуклюже остановился. Эс-Ти втянул ее к себе на колени, бешено целуя, впиваясь в нее.

Его руки подняли ее юбки к талии и плечам.

Мистраль беспокойно перебирал ногами. Ли, прикованная его объятием и его ртом, сомкнувшимся на ее губах, позволила своему телу слиться с телом Эс-Ти. Резким движением он опустил руку, крепко держа ее другой рукой, прижался губами к ее губам и стал возиться с путаницей ее юбок.

— Сладкая моя жена. — Дыхание его с трудом вмещалось в груди. — Моя красавица жена… — Он уперся лицом в ее плечо, наслаждаясь неповторимым движением вглубь.

Ли запрокинула голову, вонзила ногти в его обнаженную кожу. Конь с беспокойством задвигался. Это позволило им соединиться еще крепче — до полного взаимного обладания. Он целовал ей шею и подбородок.

— Моя радость, распутница, хочу тебя съесть.

— Провези нас по кругу, — бесшабашно сказала она.

— Опасно, сладкая моя. Это бедное животное не может понять, что происходит.

Она дразняще шевельнула бедрами и коснулась языком его нижней губы.

— Провези, — прошептала она.

Эс-Ти закрыл глаза. Ли нежно лизала уголок его рта. Он чувствовал, как на него находит жар, чувствовал неодолимую потребность вызвать в ней отклик, чувствовал, как напряглись его мышцы от натиска безрассудной всепоглощающей страсти.

Его руки сомкнулись вокруг нее. Он отчаянно целовал ее, его жаркий язык вбирал сладость ее рта. Он сумел оторваться от ее лица и шепнуть:

— Держись за меня.

И тогда Мистраль плавно двинулся. Зажатая в руках Эс-Ти, Ли ощущала, как полная движения сила коня передавалась ей через его тело. Эс-Ти громко стонал от удовольствия: ритм галопа — вверх-вниз — давал дополнительную сладость их движению навстречу друг другу.

Однако Мистраль своевольно убыстрил бег, и Эс-Ти заскрипел зубами от досады. Он не мог теперь быть хозяином положения, а лишь приноравливался к тряске. Ему приходилось предоставлять все естественному движению коня, и это становилось сладким мучением. Как он хотел прижать, навалиться, взять всей силой своего тела. Ее лицо спряталось в изгибе его плеча, руки сжимались и разжимались на его шее.

Мистраль пошел на поворот. Эс-Ти больше не мог управлять конем, чтобы тот шел по ровному кругу. Ему было все равно, как он идет, — лишь бы это помогало нарастанию жара объятий. Ее распущенные волосы, мягкие и душистые, хлестали его по лицу. Он думал о ней и себе, о счастье быть вместе — все это время, пока галоп подчинял их своему ритму.

Он чувствовал, как она прижимается к нему, требуя освобождения, как ее учащенное дыхание тревожно, коротко бьется у его уха. Но сам он не мог двигаться, не мог преодолеть тот порог, за которым было освобождение от сладкой муки судорожных объятий. Его пальцы, сведенные до боли, вцепились в гриву Мистраля. Она дрожала и извивалась у его груди. Движение коня придвигало ее ближе каждый раз, как круп Мистраля вздымался, и Эс-Ти чувствовал, что сейчас погибнет от этого мучительного наслаждения.

— Стой. Я хочу остановиться…

Он отпустил гриву, натянул поводья. Но всякая сноровка оставила его. Мистраль пошел боком, растерянный, раздраженный противоречивыми командами. Эс-Ти отодвинулся от Ли со стоном муки и, перехватив ее в талии, опустил на землю.

Шатаясь и путаясь в одеждах, они добрели до кучи свежих опилок. Мистраль попятился, отпрыгнул в сторону и помчался по манежу, но Эс-Ти не обращал на него внимания. Он был на грани помешательства. Опустил жену на чистую, остро пахнущую постель из опилок, вновь прильнул к ней в яростном объятии.

Она рассмеялась. Поднявшись на локтях и схватив ее запястья, Эс-Ти отвел в стороны руки и распростер под собой. Ее рубашка задралась, открывая грудь. Увидев прилипшую к ее коже маленькую серебряную звездочку, он страстно поцеловал ее.

Эс-Ти почувствовал жаркий отклик, судорогу наслаждения. И это в нем вызвало бурный мгновенный взрыв.

Его тело как бы окаменело в послеощущении.

Он с трудом выровнял дыхание, опустил вниз голову, касаясь ее плеча. Он думал о своем ребенке, который уже был в ней.

Ли гладила его голую спину, нежно прижимая к себе.

Нежное, легкое ее дыхание щекотало его ухо.

— Мы назовем ее Солнышко.

— Нет, не назовем. Это мое имя.

— Тогда Солэр. Это созвучно.

Она провела рукой по его плечу.

— И очень красиво.

— Я научу ее ездить верхом. Я буду ее рисовать. Я нарисую вас обеих. — Он сжал кулак и, то ли смеясь, то ли плача, произнес: — Я сойду с ума. Двадцать шесть спален. Что я буду с ними делать?

— Построй нам дом, Принц Полуночи. Люби меня в каждой из них.