Торри приняла душ и, расчесав волосы, завязала их в хвост широкой серой лентой. Она надела длинную легкую юбку с восточным орнаментом и шелковую майку с большим вырезом и сунула ноги в сандалии.
Послышалась нежная светлая мелодия. Шопен, узнала она. Музыка завораживала, отгоняя беспокойные мысли, но, к сожалению, она кончилась, и не было больше причин оставаться в спальне.
Однако Торренс задержалась еще на несколько минут, уже в который раз задавая себе один и тот же вопрос. Почему ей доставляют такое наслаждение поцелуи мужчины, которому она нужна только для достижения определенного положения в обществе и выгодного вложения денег?
Он все продумал, размышляла Торри, когда привез меня в такое место. Отсюда не сбежишь! Мне остается только запереться в спальне и сидеть там до тех пор, пока он не пообещает отвезти меня домой!
А может быть, объявить голодовку?
Глупости, усмехнулась она, он справится и с этим, а я буду выглядеть полной дурой.
Стук в дверь прервал ее мысли. Торри вздрогнула и сказала:
— Войдите.
Джон заглянул в комнату и нахмурился.
Торри не могла отвести от него глаз: на нем были джинсы и спортивная рубашка в синебелую полоску. Волосы, влажные после душа, открывали высокий лоб.
— Что происходит? — резко спросил он.
Девушка вспыхнула и опустила глаза.
— Ничего, все прекрасно, — процедила она сквозь зубы.
Джон изучающе взглянул на нее.
— Если ты отдохнула, мы можем сделать следующий шаг.
— К чему? — спросила она и иронически продолжила: — Можешь не отвечать, я сама в состоянии догадаться.
— К тому, чтобы постараться понять друг друга.
— Джон, я должна предупредить тебя, — медленно проговорила Торренс, — что, вопреки моему, казалось бы, богатому опыту, я не сильна в подобных играх.
— А разве мы играем?
— Да, в кошки-мышки, причем мышка — это я.
— Пора бы тебе смириться, Торри, — он насмешливо посмотрел на нее.
— С тем, что ты принуждаешь меня выйти за тебя замуж, используя свой богатый опыт общения с женщинами и бессовестно играя на том, что однажды я неосознанно поддалась физическому влечению? Я прихожу к выводу, мистер О'Кинли, — презрительно сказала она, — что вы ничем не лучше Эндрю.
— Браво, Торри! — Его глаза недобро блеснули. — Ты просто неотразима, когда злишься.
— Господи, хотела же я запереться и не открывать тебе! — воскликнула она в отчаянии.
— Ну, это было бы слишком по-детски, - заметил Джон. — Мне больше нравится, когда ты играешь в открытую. После еды твое настроение улучшится. Погода замечательная, да и огонь уже хорошо разгорелся.
Несмотря на все свои волнения, Торри отдала должное жаркому из говядины и сочным, с аппетитной корочкой сосискам, запивая все это красным столовым вином. На сладкое был слоеный пирог с клубникой, собственноручно приготовленный Грейс.
Теплый, тихий вечер наполнял душу покоем. Торри, потягивая вино, следила, как бледный дымок поднимается в темное небо, сияющее мириадами звезд. Тонкий молодой месяц клонился к западу.
— Ты обещал рассказать мне о своей страсти к путешествиям, — после долгого молчания попросила она.
— Думаю, это началось в детстве, когда я читал Майн Рида, Киплинга, грезил о Килиманджаро, Серенгети, водопаде Виктория. Самой большой моей мечтой было стать следопытом.
Торренс вдруг подумала, что если бы он сказал, что собирался стать клоуном, она удивилась бы меньше.
— Странное стремление для городского мальчика.
— Моя мать родом из Южной Африки. Она встретилась с отцом в Кейптауне и была, как и многие женщины, сражена наповал. Однако ей, в отличие от всех остальных его поклонниц, ей удалось довести дело до свадьбы. Вероятно потому, что ее братья, сильные, крепкие ребята, готовы были постоять за честь сестры. — Помолчав, Джон продолжил: — Мама была дочерью фермера и всегда оставалась ею. Ее отличало упорство, любовь к земле, желание иметь семью. Она дорого заплатила за единственную ошибку в своей жизни.
— Она тосковала по Африке?
— Да, но дело не только в этом. Она была замечательной женщиной, и отцу было хорошо с ней, но брак лишил его любимой свободы. Он не мог жить на привязи... Как это ни странно, мать по характеру даже больше походила на О'Кинли, чем отец, и все его родственники просто обожали ее. Они держались друг друга, как плотная виноградная кисть... Только отец был паршивой овцой в стаде.
— Но у нее был ты, — тихо сказала Торри. — Она возила тебя на родину?
— Несколько раз. Мне там очень нравилось, к тому же мой дядя, один из ее братьев, работал в национальном парке.
— Почему же твоя мать не развелась с отцом?
— Я не мог понять этого, пока не стал взрослым. Мама была очень гордой, вероятно, слишком гордой, чтобы признать свое замужество неудачным. К тому же отец клялся, что никогда не расстанется со мной. Мы, мать и я, были единственной ниточкой, связывающей его с кланом О'Кинли. Если бы не это, родственники давно бы отвернулись от него...
Торри вздрогнула.
— Неудивительно, что ты так... циничен.
Он взглянул на нее и усмехнулся.
— Мой цинизм значительно поубавился с тех пор, как я восстановил нашу часть семейного состояния. Кстати, отец и «девушка моей мечты» все еще вместе и на самом деле счастливы.
— Она... Ты говорил, что она старше тебя... Значит, она намного моложе его?
— Больше чем на двадцать лет. Но она просто воскресила его.
— Так ты время от времени отправляешься в путешествия в память о матери?
— Что-то вроде этого, — согласился он.
Торренс молча глядела на Джона. Отсветы пламени ложились на его лицо, подчеркивая горькие складки в углах рта. Она вернулась мыслями к мысу Ветров, вспомнила его улыбку, покорившую ее сердце, улыбку, которую она с тех пор ни разу не видела. Она смотрела на его светлые волосы, красиво очерченные губы, и ей страстно захотелось прижать его к себе, вырвать из тех неведомых пространств, где он мысленно блуждал сейчас.
— Я не много знаю об Африке, — прервала молчание Торри. — Хотя, конечно, видела разные фильмы и читала книгу Рой Адамсон «Рожденная свободной». Она так пишет, что страницы просто оживают, невозможно не влюбиться в эту землю.
Джон наконец взглянул на нее.
— Ты говоришь, как моя мать. Она любила такую жизнь. — Он улыбнулся.
Как странно, размышляла Торренс, стоило мне подумать о той его улыбке, как она тут же приподняла уголки его глаз.
Потянуло вечерней прохладой, костер медленно угасал. Девушка вздохнула и тихо сказала:
— Надо все убрать.
— Я помогу тебе.
Вдвоем они быстро навели порядок, и Торри остановилась посреди кухни, раздумывая, что еще надо сделать. Джон взглянул на нее.
— Пора спать.
— Пожалуй, — нерешительно согласилась она.
Он стоял так близко, что можно было заметить золотистые искорки в его глазах.
Сейчас он поцелует меня, думала Торри. Она ждала с замиранием сердца.
Но Джон не сделал этого. Он задумчиво рассматривал ее платье, серую ленту в волосах, затуманившиеся глаза. Потом поднял руку, погладил ее по голове, как маленькую, и сказал:
— Что ж, иди. Спокойной ночи.
Она долго не могла уснуть, и не только потому, что дом, кровать, малейшие шорохи были чужими, а полная тишина казалась оглушительной и рождала тревогу. Больше всего ее мучили беспокойные мысли.
Солнечным воскресным утром, закончив завтрак, они проделали долгую прогулку верхом, поднявшись высоко на холмы, где чистый свежий воздух пьянил запахами буйной растительности и щедрой земли.
Джон сделал вид, что не заметил легких теней у нее под глазами, а она, в свою очередь, избегала всего, что выходило за рамки обычной, ничего не значащей болтовни.
Они отыскали в лощине, поросшей деревьями, небольшое озерцо и спешились, чтобы напоить лошадей. Торри прислонилась к стволу могучего эвкалипта и искренне восхитилась:
— Как тут красиво! Если бы я жила здесь, то ни за что не уехала бы. — Она вздохнула и подумала, что если уж начала, то почему бы не продолжить. — Ты не мог бы проводить здесь больше времени?
Джон привязал лошадей к дереву, растянулся на траве и, прищурившись, посмотрел на нее.
— Дело в том, что... Где бы я ни жил, разумеется, с женой и... детьми, мне придется либо отказаться от путешествий, либо возить семью с собой. Но ты права, всегда должно быть место, куда возвращаешься из долгих странствий.
— Да, — согласилась Торренс и замолчала.
— Ты что-нибудь имеешь против детей?
— Нет, но мне не приходилось с ними сталкиваться.
Взгляд его карих глаз ясно говорил, что он прекрасно понимает ее нежелание углубляться в эту тему. Неужели он действительно полагает...
— Я вовсе не настаиваю, чтобы мы сразу обзавелись выводком ребятишек, — рассмеялся Джон.
— Знаешь, что ты мне напомнил? Старую поговорку о том, что вода камень точит.
Он сел и, протянув к ней руки, с улыбкой сказал:
— Иди сюда.
Минуту поколебавшись, Торри опустилась рядом с ним.
— А ты плохо спала, — мягко сказал он.
— Нет.
— Знаешь, о чем я думаю? — Его глаза блеснули. Он поднял руку и провел пальцами по ее шее, ключицам. — Есть кое-что, в чем мы прекрасно понимаем друг друга. И глупо с этим бороться.
Синяя жилка забилась у ее виска, и Торри вздрогнула, охваченная волной желания. Она думала о том, как легко дать волю своим чувствам, насладиться наконец его объятиями и поцелуями... Но что потом? Положит ли это конец ее мучительным сомнениям или, наоборот, только продлит страдания?
— Все равно, — прошептала она и отвела его руку. — Я буду бороться, насколько хватит моих сил.
— Даже когда мы поженимся? — едва слышно спросил он.
— Не знаю. Я все еще не могу себе этого представить. — Торри прикрыла глаза. — Наверное, нет, это было бы глупо. Но до тех пор, думай что хочешь, но я буду сопротивляться.
— А ты сможешь?
Прошлой ночью ей неожиданно пришло в голову, что она борется скорее с собой, чем с ним. Вспомнив о его матери, ее уязвленной гордости и горькой любви, Торри пришла к выводу, что если ей и придется принести себя в жертву во имя спасения родителей, то, по крайней мере, она оставит за собой право видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.
— Думаю, да, — ответила она и заметила насмешку в его взгляде.
— Мне кажется, что тебе пора ознакомиться с... моим большим опытом по части женщин, — иронически заметил Джон. — Заметив ее презрительный взгляд, он умолк, но потом задумчиво заметил: — У меня такое ощущение, что мы начинаем какую-то новую игру.
— Я уже говорила, что не сильна в играх, — парировала Торренс. — Хочешь верь, хочешь нет, но это так.
— Может быть, ты соизволишь сообщить мне о своем решении?
— Нет, — отрезала она.
— Но, — он сделал паузу, испытующе глядя на нее, — у тебя такой вид, милая Торри, словно ты обладаешь секретным оружием.
— Может быть, — пробормотала она и задумалась. Сказать ли ему, что ей придала решимости странная симпатия к женщине, которую она никогда не видела, — его матери? — Может быть. Потому что теперь я лучше тебя знаю.
— Боюсь, ты недооцениваешь меня, — сухо предупредил он, — и то, как мы действуем друг на друга.
— О, на этот счет я не заблуждаюсь, как раз наоборот. Но это вовсе не значит, что я только и мечтаю о том, чтобы ты переспал со мной!
Он безразлично улыбнулся, встал и подал ей руку, помогая подняться. Она оперлась на нее без всякого волнения. Джон снял с шеи платок, намочил в озере и протянул ей. Девушка вытерла лицо и руки и, ни слова не говоря, вернула платок. Они оседлали лошадей и так же молча вернулись домой.
Грейс встретила их задорной улыбкой.
— Держу пари, вы проголодались как волки. Поторапливайтесь, у меня все готово.
Отбивные с мятным желе, печеным картофелем и свежими овощами просто таяли во рту. К счастью, отчуждение, возникшее между Джоном и Торри, компенсировала веселая болтовня Грейс. Она рассказывала о замысловатом куске дерева, над которым билась все утро, стараясь угадать, что вложила в него природа.
Замечательная девушка, думала Торри. Интересно, известно ли ей о наших истинных отношениях с Джоном? Не удивлюсь, если он рассказал ей, что собирается жениться. А может, она привыкла, что он привозит сюда разных женщин?
После ланча Джон скрылся в конюшне, а Торри осталась помочь Грейс на кухне. Вдруг та спросила:
— Вы ведь недавно познакомились? Только не подумай, что я сгораю от любопытства! — воскликнула Грейс, рассмеялась и весело призналась: — Хотя, мне, конечно, интересно. Я ведь давно знаю Джона.
— Он... — Торри запнулась. — Он рассказал мне о вас.
Руки Грейс, вытиравшие раковину, на секунду замерли и снова продолжили работу.
— Это хорошо, — спокойно сказала она. — Лучше знать все с самого начала, чем потом получать неприятные сюрпризы. Если тебя интересует, какие у нас отношения сейчас, то скажу тебе честно: в определенном смысле я его люблю. Но это не то, что ты думаешь. — В ее голосе звучала горечь. — «То» предназначено для мужчины, который никогда не будет моим. Поэтому-то я и здесь. Пытаюсь прийти в себя и возвратиться к жизни. Джон считает, что он у меня в долгу и теперь настала его очередь расплатиться. Но если, — Грейс остановилась, тщательно подбирая слова, — ты находишь ситуацию несколько странной... Я пыталась объяснить это Джону, когда он позвонил предупредить, что приедет не один, но... — Она беспомощно развела руками. — Ты первая девушка, которую он привез, с тех пор как я здесь поселилась. Поэтому я подумала, что это серьезно, и меньше всего хотела бы вам... мешать, — тихо закончила она.
— Ты не мешаешь! — порывисто воскликнула Торри. — А тот мужчина... ну, о котором ты говорила... он, что, женат?
— Это скоро произойдет. — Грейс все терла и терла безупречно чистую раковину. — А когда-то он был моим мужем.
У Торри перехватило дыхание. Они вдруг посмотрели друг на друга с таким глубоким взаимопониманием, которое может объединять только женщин.
— Знаешь, Грейс, я временами совсем не уверена в себе.
— Джон поможет тебе преодолеть это. Он... Я на его стороне. — Она улыбнулась светлой открытой улыбкой. — Хотя он и не нуждается в поддержке. Хочешь посмотреть мои работы?
— С удовольствием. Я, возможно, даже смогу найти покупателя, если у тебя есть что-нибудь на продажу.
— Видно, Господь услышал мои молитвы и прислал тебя, — состроила уморительную гримасу Грейс. — Пойдем, пока ты не передумала.
Торри купила три статуэтки и пару гравюр. Они обсудили, какие работы сможет выполнить Грейс, если найдется заказчик.
— Мы сейчас отделываем новый дом... — Торри смутилась. — Я понимаю, что это дурной вкус, но клиент хочет, чтобы в ванной комнате были панели с резвящимися дельфинами. Не знаю, как ты отнесешься к этому...
— Дорогая, художники тоже люди и хотят есть. Подобные заказы дают возможность заработать на то, чтобы позволить себе заниматься чистым искусством. Дельфины так дельфины. Сообщи размеры, и я ими займусь.
Они тщательно упаковали покупки, и Торри покинула студию, а Грейс вновь погрузилась в свою работу.
Приняв душ, Торренс переоделась и уложила вещи. Джон не показывался. Она поколебалась и, поддавшись импульсивному порыву, поднялась в мансарду, где была его спальня. На верхней площадке лестницы девушка остановилась и огляделась.
Большая кровать накрыта шотландским пледом, на письменном столе — ничего, никаких мелочей; пустая дорожная сумка стоит рядом на табурете. Стены по обе стороны от камина увешаны книжными полками.
Торри подошла ближе, чтобы оценить литературные пристрастия Джона. Они оказались весьма обширными: Толстой и Фолкнер соседствовали с путеводителями и монографиями по экологии, отдельную полку занимали детские книги. Девушка взяла в руки «Маугли» и перелистала, любуясь замечательными иллюстрациями. Потом она подошла к полукруглому окну и, поджав ноги, уселась на подоконнике, очарованная открывающимся видом.
Она и сама не могла бы сказать, сколько просидела так. Вдруг небо потемнело, и с холмов наползли темные тучи. Когда первые капли дождя застучали по крыше, Торренс услышала, как хлопнула входная дверь.
Она почему-то не двинулась с места, сама не понимая, что удерживает ее. А когда повернула голову, то увидела застывшего на пороге Джона.
— Я думал, ты с Грейс, — удивился он.
— Я была у нее, — сказала Торри, спуская ноги с подоконника.
Джон подошел к ней.
Дождь барабанил по крыше, журчал в водосточных трубах, вспышки молнии озаряли небо.
— Не боишься? — спросил Джон, когда раздался очередной удар грома.
— Я всегда любила грозу.
— Что ж, я пока соберусь, и, как только дождь утихнет, мы отправимся.
Он включил лампу. Теплый золотистый свет залил комнату, а за окном, казалось, стало еще темнее.
Торренс посмотрела на Джона. Он закончил складывать вещи, закрыл сумку и поднял глаза, прежде чем она успела отвести взгляд.
— Ты пришла сюда по какой-то особой причине?
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Я как раз пыталась в этом разобраться, когда ты вошел.
— Вероятно, это простое любопытство.
— Наверное.
— Захотелось посмотреть на убежище Синей Бороды? — иронически осведомился Джон.
— Едва ли, — сухо ответила она.
— Иногда ты смотришь на меня так, что сразу вспоминается эта сказка.
— Разве? — пожала плечами Торри.
Он присел на ручку кресла и вытянул длинные ноги.
— Могу я сделать предположение?
— Если оно в стиле «творите любовь, а не войну», то нет.
Он усмехнулся и взглянул на застеленную кровать.
— Эти раскаты, сотрясающие дом, добавили бы особой пикантности любовным играм. Тебе никогда не приходилось...
Торри вспыхнула до корней волос и, отвернувшись, сказала:
— Худшее уже миновало.
— О чем ты? — едва слышно спросил он.
Девушка поняла, что от него не укрылось ее возбуждение.
— О погоде. Гроза закончилась, — сказала она.
— Тогда едем.
— Как хочешь... — В ее голосе звучало нескрываемое презрение.