Под вечер этого же дня в одном из дворцов Тикаля, принадлежавшем владыке Ах-Меш-Куку, самому, пожалуй, знатному по происхождению лицу в государстве после правителя, собралось несколько человек.

Они входили один за другим в обширный зал, где уже сгущались вечерние тени, долго и церемонно приветствовали хозяина и собравшихся и с достоинством рассаживались на придвигаемые рабами сиденья. Шел незначительный разговор о погоде и удовольствиях охоты, о вкусе весенних гусениц и здоровье домочадцев. Двое внимательно рассматривали фрески на сводах, очевидно не желая тратить лишних слов.

После того как двенадцатый гость, последний из приглашенных, занял свое место, хозяин, высокий красивый мужчина в расцвете сил, кивком головы удалил из зала прислуживающих и, небрежно поигрывая на груди нефритовым ожерельем, начал:

— Я рад, что в моем доме собрались все лучшие люди нашего славного города, глаза и рта мира. Велик Тикаль, и могущество его да пребудет навеки! Но чем тяжелее груз, тем сильнее должны быть держащие его руки. Много лет бремя Тикаля держат могучие руки нашего трижды почтенного владыки и повелителя. Нет и не было правителя, подобного ему! Но, — говорящий понизил голос, — годы идут своей бесконечной чередой, и под их незаметным прикосновением слабеет дыхание даже самого сильного воина. Когда-нибудь устанет и наш повелитель, тяжко его бремя…

— Уже и теперь он не слышит, как пищат по вечерам летучие мыши, это признак старости! — произнес один из самых молодых участников беседы.

— По временам у него демон схватывает дыхание, и он задыхается, я знаю это точно от одного из дворцовых служителей, — прервал говорившего высокий, высохший старик; желтый румянец пополз у него по щекам, а глаза ярко засверкали. — Он уже не всегда может провести ночь бдения…

Ах-Меш-Кук сделал левой рукой успокоительный жест и продолжал:

— Кто же, кроме нас, лучших, знатнейших людей Тикаля, должен подумать о будущем? Конечно, молодой царевич обладает всеми достоинствами, но смогут ли его юношеские руки уверенно держать бремя такой высокой власти? Будет ли он прислушиваться к голосу Высшего совета? Царевич Кантуль храбр…

— Что ты, Ах-Меш-Кук, все хвалишь сына ничтожной дочери ничтожного батаба из Йашха, любой из нас в двадцать раз достойнее его, — громким голосом прервал хозяина дома полный невысокий человек, сидевший напротив него. — Говори прямо, что ты думаешь!

Его сосед слева, до сих пор молчавший, повернул к нему голову и, невинно поблескивая маленькими глазками, возразил:

— Если ты упомянул о матери царевича, то почему же не сказать и про отца — владыку Тикаля? Одно уравновешивает другое. — Но видя, что сосед побагровел, он поспешно добавил: — Впрочем, с чистотой и знатностью твоего рода, мудрый Ах-Печ, вряд ли кто сможет сравниться, кроме нашего почтенного хозяина.

— С каких пор это стало законом, чтобы сын владыки Тикаля обязательно становился его преемником? — гневно спросил высокий старик. — Преемника выбирает Высший совет из наиболее достойных. А раньше вообще вся верховная власть в городе вручалась на четыре года поочередно каждому главе знатного рода, и он только с согласия всех других предпринимал важные решения. Зачем отступили от обычаев старины? В них вся мудрость бесчисленных поколений! А теперь вы, знатнейшие люди Тикаля, не решаетесь даже сказать, что презренный мальчишка не должен быть правителем столицы мира…

Старик задохнулся от возмущения и замолчал, гневно оглядывая присутствующих.

— Нас не могут подслушать? — негромко осведомился у хозяина дома тот самый человек с лисьим выражением, который польстил Ах-Печу.

— Нет, я принял меры, — коротко ответил Ах-Меш-Кук.

— Владыки, здесь среди нас восемь человек из Высшего совета. Кто из вас, как и я, будет протестовать против назначения царевича Кантуля преемником правителя Тикаля? Что скажешь ты, владыка Ах-Меш-Кук, хваливший его? — спросил напористо Ах-Печ.

— Царевич Кантуль не должен быть властителем Тикаля! — твердо ответил хозяин дома.

— А что скажешь ты, након?

Након — руководитель всех войск Тикаля во время войны, могучий мужчина, до сих пор молчавший, — откашлялся и ответил низким басом:

— Если этот щенок и станет когда-нибудь правителем, я не исполню ни одного его приказания! Без моего слова ни один воин Тикаля не сдвинется с места и не поднимет оружия! — добавил он с гордостью.

После этих решительных слов спокойствие и сдержанность покинули собравшихся.

Все, долго таившееся под спудом, переживаемое в одиночку, вырвалось наружу. Говорили все разом. Голоса становились все громче, слова — все резче.

Уже никто из присутствующих не скрывал своего недовольства правителем, вспоминались старые обиды и унижения. Кто-то привел слова царевича Кантуля: «Мой отец слишком мягок! Когда я стану владыкой Тикаля, то знатные гордецы почувствуют всю мощь моей руки. Один воин, сражавшийся за меня, будет значить больше, чем десяток этих надменных мешков с жиром!»

Но Ах-Меш-Кук собрал альмехенов — знатнейших людей столицы — не только для того, чтобы они выразили свое негодование по поводу поступков повелителя и его сына. Притворно сдержанной речью в начале он сумел разжечь в них те чувства, о которых давно догадывался. Теперь можно было приступить к более важному, являвшемуся его затаенной целью.

— Итак, почтенные владыки, вы все согласны, что царевич Кантуль не может быть правителем Тикаля? — спросил он громко, чтобы привлечь внимание.

— Да! Да! Он нам не нужен! Он не будет! — раздалось дружно со всех сторон.

— Тогда не лучше ли нам подумать, кто будет правителем Тикаля, когда наш трижды почтенный владыка отойдет в иной мир? — задал Ах-Меш-Кук новый вопрос.

Слова хозяина подействовали на собравшихся как струя холодной воды. Оживление сразу погасло. Все замолчали и начали подозрительно поглядывать друг на друга. Каждый из присутствующих в глубине души считал, что наиболее достойным и подходящим является именно он. Но в то же время все сознавали, что так думает о себе и любой находящийся здесь. Следовательно, надо назвать другого, чтобы он назвал тебя.

Напряженное молчание продолжалось несколько минут; затем высокий старик, самый горячий и нетерпеливый, не выдержал и произнес:

— Лучше всего было бы вернуться к обычаям старины. Но раз это невозможно, я предлагаю владыку Ах-Цикина. Его мудрость и рассудительность известны нам всем!

Ах-Цикин, человек с лисьей мордочкой, помедлил мгновение, но, видя по физиономиям окружающих, что предложение старика никто не поддержит, встал, поклонился и сказал:

— Велика честь, оказанная мне, и я никогда не забуду этой минуты! Но разве могу я помышлять о подобном, когда здесь, рядом со мной сидит владыка Ах-Печ. Вот кто по праву знатности, по силе ума и совершенству души должен стать владыкой Тикаля!

Ах-Цикин отвесил снова поклон и скромно уселся на свое место. Ах-Печ покраснел от удовольствия и еще больше надулся. По лицу старика пошли пестрые пятна: хитрый койот Ах-Цикин и не подумал в ответ назвать его, а переметнулся к Ах-Печу.

Наступившую вновь тишину прорезал мощный голос накона. Он спросил:

— Владыки, кто первый созвал вас сюда, чтобы задуматься над будущим? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Ах-Меш-Кук! Кто поставил перед вами вопрос: может ли царевич Кантуль наследовать отцу? Владыка Ах-Меш-Кук! Кто же самый предусмотрительный и мудрый из нас? Ах-Меш-Кук! И только он должен стать правителем Тикаля!

Ах-Печ, стараясь ослабить впечатление от слов накона, так как многие кивали утвердительно головами во время его речи, поспешно выкрикнул:

— А я, Ах-Печ, великий владыка, предлагаю тебя, након!

— Меня? — Након презрительно рассмеялся. — Если бы я хотел этого, Ах-Печ, я не стал бы ждать твоего разрешения! Но я не хочу!

— Ах-Печ должен стать главой Высшего совета, — вмешался внимательно наблюдавший за всем Ах-Меш-Кук. — Только когда он займет этот пост, Тикаль пойдет дорогой славы и величия. Кто бы ни стал правителем города, без владыки Ах-Печа он будет бессилен. Вукуб-Акбаль, — он повернулся к старику, — светильник древней мудрости среди нас. Кто же больше его достоин сана Великого блюстителя? Разве может кто-нибудь лучше Ах-Цикина следить за исполнением обрядов и торжественных церемоний? Только он должен стать Главным хранителем балдахина…

Физиономии собравшихся постепенно прояснились. Да, Ах-Меш-Кук действительно мудр! Если нельзя стать правителем, то должен все-таки каждый получить что-то от будущих изменений. Ах-Меш-Кук и это предусмотрел, и то, что он обещал, нравилось всем. Можно ли было ждать этого от Ах-Печа? И мысленно каждый отвечал: «Нет!»

— Что же касается меня, — скромно закончил Ах-Меш-Кук, — то я сознаю все свои недостатки. Благодарю тебя за высокую честь, након, но не мне быть правителем Тикаля! Пусть владыки назовут любое другое имя, и я с радостью скажу: «Достоин!»

Все собравшиеся хором стали убеждать Ах-Меш-Кука не отвергать предложенной чести и доказывали ему, что именно он должен стать правителем. Лишь один Ах-Печ сидел молча. Заметив это, Ах-Меш-Кук поспешно сказал:

— Владыки, ваша воля для меня священна! Но прежде чем сказать «да», прошу вас утвердить еще одно. Пусть наследником трона — ахау-ах-камха — считается Ах-Печ. Мои сыновья слишком еще малы, чтобы кто-нибудь из них был достоин носить такое высокое звание. Если что-либо со мной случится (а слабость моего здоровья известна всем), — он и только он должен стать правителем нашего великого города!

— Правильно! — первым закричал просиявший Ах-Печ.

Остальные присоединились к его возгласу.

— А теперь, почтенные владыки, — произнес, любезно улыбаясь, хозяин дворца, — прошу вас к столу!