Имя дал ей отец. Но никто, никогда ее так не называл. Мать и родственники звали ее на людской манер -- Кейт, реже Кети.

Её мать была человеком, а отец эльфом. Они познакомились в городе, где мать Кейт -- Энн, работала в трактире.

Жизнь в деревне Дор, среди кур, свиней и коров настолько опостылела, что к пятнадцати годам Энн, не задумываясь и прихватив маленький узелок с одной сменой белья, перебралась в город на границе Истрии и Норидалла. Городок назывался Исин.

Сначала, в городе ей многое не понравилось. Удивляли высокие, этажа в два-три, дома. Иногда они стояли настолько тесно друг с другом, что на соседнюю улицу приходилось протискиваться боком по узкому проходу, всегда опасаясь, как бы тебя не облили помоями или, того хуже, содержимым ночной вазы. Неба над головой не было видно из-за вечно сохнущего вверху белья. Больше всего напрягала постоянная вонь и обилие народа. Все куда-то спешили. По улицам катились повозки с товарами, запряженные то волами, то лошадьми, то коровами. Животные лениво месили копытами солому и навоз, а возницы вечно орали на зазевавшихся прохожих.

Один раз она даже видела повозку, запряженную гоблином!

До этого Энн никогда не видела гоблинов, поэтому очень испугалась. Как ей показалось, он был просто огромный, трости две с половиной в высоту. Покрытый зеленовато-серой, бугристой кожей с острыми, но намного большими, чем у эльфов ушами, с желтыми кошачьими глазами и немаленькими клыками. Из одежды на нем были только непомерных размеров штанищи. Он громогласно матерился на прохожих, а те в страхе отпрыгивали, что давало ему беспрепятственно и быстро передвигаться по городу.

Но ко всему привыкаешь, и к ритму города она тоже вскоре привыкла.

Энн быстро нашла работу в придорожном трактире. Там было людно, грязно, но на работу ее взяли сразу, не спросив даже имени. Она работала и на кухне, моя посуду, и в зале, разнося тяжелые кружки с дешевой хмелевухой и подносы с едой. После закрытия убирала со столов и выметала грязную солому. Работа изматывала. Но хозяин попался честный. Скопив немного денег, Энн перебралась ближе к центру города.

Там было чище, тише, да и контингент не такой криминальный. В опрятной таверне под названием "Сытая тальпа", куда она пришла устраиваться, ее сначала две недели испытывали, и только потом, убедившись в ее честности и аккуратности, взяли наконец в штат.

Энн повезло. Ей нравилось место и нравилась ее работа. Хозяин нахвалиться не мог на новую кухарку. Клиенты часто давали щедрые чаевые, что позволило ей сменить еще и комнату, поселившись тут же, на третьем этаже. И хоть комната под самой крышей простором не отличалась, после предыдущего жилья она казалась ей гардскими палатами. До этого она ютилась в убогой лачуге с земляным полом и соломенным тюфяком в углу. 

Так прошел круголет.

И вот, в первый день вересня, (сент.-окт.) в двери "Сытой тальпы" вошел потенциально выгодный посетитель. Им был высокий, худощавый, и, как все эльфы - красивый представитель этого народа. 

Эльфов Энн не видела никогда. Поэтому при его появлении чуть не выронила поднос с грязной посудой.

Девушка была очень недурна собой, и парни к ней сватались все порядочные да пригожие, но теперь все они ей показались неуклюжими гусаками против грациозного лебедя.

Увидев на пороге богатого посетителя, а эльфы слыли не самым бедным народом, хозяин чуть в лепешку не расшибся, пытаясь ему угодить. И чтобы обслужить на самом высшем уровне, послал к нему Энн.

Наскоро подобрав пред осколком зеркала, висевшим на кухне, выбившуюся прядь волос под белоснежный чепец и оправив передник, она вышла к гостю, чтобы принять заказ.

Он сидел напротив единственного окна и смотрел на мостовую, где неспешно прогуливались или спешили по делам, жители Исина. Энн медленно подошла к его столику и дрожащим голосом поинтересовалась, что уважаемый господин будет заказывать. Он поднял на нее свои изумительные изумрудные глаза... и она пропала.

Ну, по крайней мере, так мать всегда рассказывала Кейт о своей первой встречи с ее отцом.

Миленькая служаночка ему понравилась, и он начал заходить в таверну все чаще, чем несказанно радовал хозяина. Неизвестно, чем обычная, пусть и красивая деревенская девушка приглянулась эльфу, но у них завязался бурный роман. А когда с приходом весны Энн сообщила, что беременна, он даже не отказался от ребенка.

Споры о том, где они будут жить, оказались недолгими. Пара решила перебраться поближе к лесу, который так любил Нэльтарин. Так звали отца Кейт. Оказалось, что место это недалеко от родной деревеньки Кейт. Так что Энн обрадовалась вдвойне.

Правда, иногда ее терзали смутные сомнения о том, одобрят ли родители выбор дочери. Потому, что простые люди считали эльфов чуть ли не черными колдунами. Как это утверждение уживалось с мнением о том, что остроухие наряду с этим были еще и самыми образованными, неизвестно. Но, однако-ж, всегда бывает так, что люди боятся того, чего не понимают или не могут объяснить. Кейт искренне думала, что сможет убедить мать и родственников в правильности своего выбора. В конце концов, если убедить их не получится, она просто может свести их общение к минимуму.

И вот, когда шел пятый месяц ее счастливой беременности, собрав свои пожитки, которые, как и в первый день ее прибытия в город, умещались в небольшой узелок, она вышла на порог "Сытой тальпы". Там, за столом, что на лето хозяин выносил на улицу, ждал ее Нэльтарин.

Хозяин, всеми правдами и неправдами пытался удержать Энн у себя. Такую работницу редко посылали небеса. Он перебрал все доводы, обещал увеличить жалованье, предлагал обоим лучшую комнату, и даже был не против подождать, пока подрастет ее ребенок. Но, эльф был непреклонен. Жить в городе ему не хотелось.

Встреча с родителями разочаровала и огорчила Энн. Матери не понравилось, что вернувшись в родные края, дочь не собирается жить дома и помогать по хозяйству. Лишние рабочие руки никогда не помешают. А вместо этого она будет развлекаться с нечестивым народом. 

Мало представляя себе жизнь эльфов, в деревне почему-то думали, что они целыми сутками развлекаются и пьют ягодное вино и колдуют. Забывая при этом, что не малых трудов стоит эти самые ягоды собрать, отжать, сбродить, приготовить закваску, разлить по бочкам, переворачивать их, и правильно выдержать.

Сообщество эльфов тоже сдержанно отреагировало на выбор Нэльтарина. Никто не мог понять, что же он нашел в необразованной, пусть и красивой человеческой девушке. Но эльфу было хорошо с ней - наверное, как раз из-за того, что он мог ее научить чему-то. А Энн нравилось узнавать каждый день что-то новое. Она с обожанием смотрела на мужа, и внимала каждому его слову. Он рассказывал ей почему встает и садится солнце, что есть звезды, почему одни птицы селятся только на одних определенных деревьях, а другие нет. Почему журчит ручей, и как слушать и слышать лес, и еще много-много всего.

Энн и Нэльтарин поселились в раскидистой иве на берегу небольшого ручья. Вверх по течению которого их соседями были древний эльф-отшельник и еще одна такая же пара изгоев. Одинокий эльф-ведун совершил над ними обряд обручения, и они спокойно зажили вместе.

Все удивляло и восхищало Энн. И жизнь в дереве, и невероятное единение с природой, и отношение к ней Нэльтарина.

В деревне женщину считали не лучше прислуги, призванной угождать мужчинам и молчать, пока тебя не спросили. А тут, он спрашивал и интересовался, как ей все нравится, советовался по некоторым вопросам, помогал по хозяйству. А когда после дневных забот они ложились отдыхать, всегда приникал ухом к животу и слушал, как ворочается их ребенок. И каждый счастливо прожитый день, приближал появление на свет их малыша. Они даже подобрали два имени. Для девочки Калентаэре, а для мальчика Тэрион.

Нэльтарин уже почти вырастил новую комнату для него. Она пока не до конца была готова, но к тому времени, как ребенок подрастет, все будет в порядке.

Энн жила как в сказке.

Но, как и в сказках, зло зачастую, ходит рядом с добром, и она закончилась неожиданно и быстро.

***

Кейт вздохнула, и подумала, что с самого появления на свет, ее жизнь -- это череда страшных совпадений и неудач.

***

Схватки у Энн начались в конце месяца бейлета, во время холодного зимнего дождя, переросшего в мокрый снег с ураганным ветром. Буря трепала голые ветви ивы. Завывала в верхушках соседних деревьев, гнула молодые деревца, поднимая вверх тучи мокрых опавших листьев вперемешку со снегом. Такая погода была обычна для середины зимы. 

Но в их живом доме было тепло и уютно. Нэльтарин ни на минуту не отходил от жены, унимая боль магией и целебными травами. Он сам принял у нее роды, отговорив запаниковавшую по началу Энн бежать за подмогой в деревню. Стихия начала немного униматься, когда девушка услышала плачь своего первенца.

Родила Энн на удивление легко. Девочка родилась маленькой, но здоровой, сразу взяла грудь, и спокойно уснула на животе у новоиспеченной мамочки. Назвали ее, как и договаривались -- Калентаэре, что означает Зеленая Ива. Энн спорить с мужем не стала, хоть ей сначала и не понятно было, как можно ребенка, особенно девочку назвать словно дерево -- ивой. Но потом  прониклась, и даже нашла в этом свою эстетику. 

Эстетику! Энн раньше и слов-то таких не знала.

Через некоторое время, когда девушка оправилась настолько, что могла совершать длительные прогулки, решено было показать ребенка родным Энн.

Нэльтарин был против, но смирился, понимая, что Энн все же человек, и это их обычай. Ведь она тоже делала для него много уступок, одной из которых был Обряд Обручения по эльфийскому обычаю и переезд в живой дом.

Доведя любимую до кромки леса, Нэльтарин остался ждать там. А она с дочкой на руках направилась в сторону деревни. Они условились, что если Энн не появиться до полудня, он сам отправиться за ней.

Родня встретила, как всегда, холодно. 

Новоиспеченная бабка едва взглянула на малышку, мирно спавшую в пуховом платке на руках матери. Никто не спросил о ее самочувствии, никто не поинтересовался, как назвали девочку. Вместо этого, отец Энн, с братьями начали подробно выспрашивать, где именно они живут, одни или нет, и как туда добраться. Якобы, чтобы навестить их самим в следующий раз. Энн ответила уклончиво, в общих чертах, без подробностей описав местность. Потом посидели, как полагается -- выпили.

Энн, как на гвоздях, ерзала стуле. Почти не притрагивалась к еде, от которой успела отвыкнуть. 

Живя с Нэльтарином, она питалась более легкой пищей и пила совсем другие напитки. То и дело Энн поглядывала на спящую малышку, и пыталась найти предлог, что бы поскорее убраться подальше от пьяных голосов и духоты дома. Странно, но она чувствовала себя тут чужой.

Наконец, дослушав очередную историю старшего брата о попойке и мордобое с дальним соседом, она, сославшись на слабость, тихонько попрощалась, и, выскользнула за дверь. 

В пороге ее поймала за плечо мать и принялась уговаривать остаться. Стращая холодной и голодной зимой в лесу и пугая рассказами об эльфах-колдунах. Энн только рассмеялась и заверила ее, что это все выдумки. Им хорошо вместе, в дереве тепло, еды заготовлено впрок, а муж у нее такой, что любая позавидует. Мать, поджав губы, буркнула себе под нос что-то о неблагодарных девчонках, и толкнув за порог, захлопнула за ней дверь.

С облегчением переведя дух, Энн вдохнула прохладный зимний воздух и не оглядываясь, пошла в сторону леса, где ждал ее Нэльтарин. По дороге отстраненно думала, что не такой встречи она ожидала. Но надеялась, что может в будущем, они все-таки примут ее ребенка. Тем более, что дочка родилась просто на загляденье красавицей.

В заботах и хлопотах прошло несколько дней. И она почти забыла о прохладной встрече родственников, когда они сами напомнили о себе.

Это случилось под вечер.

Нэльтарин еще с утра пошел к старому ведуну-эльфу попросить травы для целебного отвара, для дочки. Обещал, что вернется к вечеру, и Энн ждала его с минуты на минуту. После появления ребенка он старался не отлучаться надолго. Все свое время, посвящая малышке и ей.

Энн кормила дочь, когда услышала под деревом голоса. Ничуть не испугавшись, так как дальние соседи эльфы нередко заходили к ним в гости, она выглянула наружу. Но увидела вовсе не их, а двух своих братьев.

Как всегда, они были не очень трезвы. Сказали, что идут с охоты, и решили зайти по пути и навестить ее с дитем. У старшего Ланса -- за плечами был лук и колчан со стрелами, а у младшего Бора -- большой охотничий нож за поясом и моток веревки на плече.

Энн сказала, что сейчас спуститься, чтобы поговорить с ними. Она положила уснувшую дочь в колыбельку, и закрыв от холода одеялом, спустилась к братьям.

Те вскользь поинтересовались ее здоровьем. По обычаю, опять начали уговаривать ее вернуться домой. После очередного отказа, быстро попрощавшись, ушли. Девушке показалось это странным, она не поняла, зачем они приходили, и вообще как ее нашли. Точное место расположения их дерева Нэльтарин просил никому не сообщать. И, если они идут с охоты, подумала Энн, то где же дичь? Дичи при них не было.

От этих размышлений, ее отвлек плачь дочки, и поднимаясь наверх по круговой лесенке, Энн посетовала: куда-же запропастился Нэльтарин? Волнение за любимого не отпускало ее не на минуту, а дурное предчувствие не давало покоя.

Промаявшись всю ночь, и не сомкнув глаз от тревоги до самого утра, она решила сама идти к ведуну. Она накормила, и потеплей завернула девочку, взяв в дорогу самое необходимое. Но этого путешествия не потребовалось.

-- Энн! -- донеслось снаружи. Она узнала этот голос. Это была ее соседка -- эльфийка Лаэре.

И почему от ее голоса у Энн замерло сердце? Подхватив малышку, она спустилась вниз.

Лаэре была не одна. Рядом стоял ее муж. Он был человеком. Следопытом. Люди в деревне звали его Манул, по названию дикого лесного кота. Его настоящего имени не помнил уже никто, наверно даже он сам, а Лаэре называла его эльфийским именем, Митаэн, которого люди не знали.

Лаэре посмотрела на нее пристально, и во взгляде ее была и тревога, и боль и неизбежность.

-- Случилась беда. Твоего мужа больше нет с нами, -- сказала она тихо, без лишних причитаний, так, как это принято у эльфов, -- Нам очень жаль. Она скорбно опустила голову.

Энн перестала дышать, и словно землю вырвали из-под ног. Она видела, как эльфийка открывая рот, что-то говорит ей, но понять ничего не могла, не слышала. Все поплыло и закружилось перед глазами. Энн почувствовала, что ее подхватывают, не дают упасть, прислоняют к дереву.

Митаэн молча отстегнул фляжку от пояса и влил ей что-то в рот. Она не сопротивлялась. По горлу потекло что-то жгучее, наполнив желудок огнем, дыхание опять перехватило, но в голове напротив, сразу прояснилось. Согнувшись пополам, девушка закашлялась и разрыдалась. Лаэре заботливо подхватила маленький сверток из ее ослабших рук, и не мешала какое то время, просто стояла рядом.

-- Что с ним? Где он!? -- сквозь душившие ее слезы, спросила Энн.

-- Мы не знаем, кто это сделал, -- Отрывисто произнесла эльфийка, -- Шли, чтобы поздравить тебя. Увидели его. Митаэн сейчас принесет.

Энн тихонько осела на холодную землю, не в силах больше стоять. Все рухнуло. Мечты, надежды, ожидания. Все, о чем они с Нэльтарином разговаривали долгими счастливыми ночами, планировали, кропотливо создавая свой и только свой мирок. Еще вчера у нее было всё. И вот она осталась одна. С малышкой на руках, которую не принимают ни родственники, ни общество. Зачем ей это все? Почему? За что?

Видимо, последние слова она произнесла вслух.

-- Жизнь часто посылает нам испытания, -- тихо произнесла Лаэре, -- Но, как бы тяжело не было, надо бороться до последнего вздоха. Больше мне нечем тебя утешить, девушка. Поверь, мне так же тяжело, как и тебе. Многим людям не понять, но эльф всегда остро чувствует потерю соплеменника. Одно должно тебя утешить -- он теперь в лучшем мире.

Лаэре обняла одной рукой Энн за плечо. 

Но, Энн не хотелось -- ни бороться, ни утешаться, ей хотелось снова почувствовать себя любимой, защищенной, не одинокой. Она положила голову на плечо эльфийки и снова тихонько заплакала.

Вернулся Митаэн. Он нес Нэльтарина на руках впереди себя. Следопыт положил его тело перед Энн. 

Одежда мужа была грязной, на лице и руках множество ссадин и кровоподтеков. Было видно, что дрался он отчаянно. Предательская, чудовищная рана чернела на спине, а на шее синел след от веревки.

Энн кинулась к нему на грудь и закричала страшно, надсадно. Она гладила его лицо, руки, волосы, пыталась приподнять за одежду.

Лаэре не выдержала, и поняв, что и сама сейчас разрыдается, отошла с малышкой в сторону.

-- Он умер как воин, -- сказал Митаэн, -- по-своему пытаясь успокоить безутешную Энн.

-- Кто, кто это сделал?! -- плакала Энн, -- кому мы мешали?! 

Лаэре и Митаэн переглянулись, у них на сей счет были подозрения. Следопыт многих знал в деревне и догадывался, кто мог такое совершить. Но это подождет.

Хоронили, как и полагается эльфам -- в огне.

Никого, кроме Энн с дочкой, Митаэна с Лаэре, да ведуна-эльфа не было. Костер сложили на берегу реки.

Энн вынула из теплых одеял ручонку дочери и приложила к руке Нэльтарина, чтобы дочь и отец могли попрощаться друг с другом. Девочка не спала, была тихой, даже серьезной и казалось, все понимала. Но когда огонь взметнулся над берегом, она жалобно расплакалась.

Самой Кейт казалось, что она действительно все это помнит. Или, может, ее богатое воображение да подробные рассказы матери сделали свое дело. Впрочем, мать не очень любила ей об этом рассказывать. В основном тогда, когда напивалась.

Когда прах Нэльтарина был собран и захоронен, эльф-ведун отправился к себе. А Лаэре со следопытом вернулись к жилищу Энн. Они предлагали свою помощь, звали пожить у них. Места всем хватит. Но девушка отказалась. Она уже приняла решение, как тогда ей самой казалось -- самое правильное. 

Энн была благодарна этим двоим, казалось бы, чужим для нее людям, вернее..., ведь Лаэре была эльфийкой. Да какая в принципе разница, когда в горе не один, то это и перенести немножечко легче.

-- Манул, ты так и не выяснил, кто мог сделать это? -- спросила Энн на следующий день после похорон.

Они сидели втроем, под ивой. День был теплый, солнечный, и яркий от выпавшего свежего снега. Она кормила дочку и смотрела вдаль, на проплывающие в голубой лазури, пушистые облака.

От пережитого стресса молоко у нее стало пропадать. Ребенок не наедался и часто капризничал. Вот и сейчас, дочка на руках никак не могла заснуть, все крутилась и хныкала.

Митаэн переглянулся с Лаэре и потупил взгляд. Когда Энн отвлеклась на дочь, он украдкой покачал головой, показывая, что говорить не хочет.

-- Она имеет право знать, -- вслух сказала Лаэре.

Энн удивленно уставилась на обоих.

-- Что я имею право знать? -- Эхом повторила она. Заранее чувствуя, что это знание, действительно ей не понравится.

Девочка на руках у Энн, наконец, притихла и уснула. Лаэре приобняла девушку за плечи.

-- Скажи, -- шепотом произнесла она, -- А твои братья не приходили в тот день, пока Нэльтарин ходил по делам?

-- Братья? -- эхом отозвалась Энн, -- Да, они приходили, сказали, что были на охоте... И тут, до нее наконец, стало доходить, что именно имела в виду Лаэре.

Она посмотрела с надеждой на следопыта, так как догадка была слишком страшной. Но он только молча кивнул и потупил взгляд.

-- Мне очень жаль, но все следы говорят не в их пользу, -- тихо произнес Митаэн.

Энн верила ему, и не верила одновременно. Как страшно, немыслимо, невыносимо, чудовищно все это было. Ей казалось, что все ужасы этой жизни, словно сговорившись, решили сбыться именно сейчас.

Она подняла лицо ко вдруг потемневшему, зимнему небу. На солнце снова наползли облака, превратив яркий белый снег в скорбный сероватый саван. Из глаз катились и катились горячие слезы.

Братья, родные братья.

Не верить следопыту не имело смысла. Он жил в лесу с детства, знал все звериные тропки и безошибочно распознавал следы. Будь то следы зверя или человека.

-- Я бы на твоем месте не оставлял это преступление безнаказанным, -- проговорил он негромко. -- Я бы мог сделать это за тебя.

Энн со страхом посмотрела на него.

-- Нет, нет... -- замотала она головой, -- не надо мести! Они же... мои.... Ох, я не знаю что делать!? И она опять неслышно, чтобы не разбудить дочь, залилась слезами, уткнувшись в плечо подруги.

Следопыт передернул плечами и больше не поднимал эту тему. Надо, сама позовет. Он предложил, и сделал все, что мог.

Когда, после нескольких ходок, вещи Энн перенесли к ее родителям, эльфийка и Манул тепло распрощались с ней у порога ее дома. Внутрь гостей не пустили, да и "спасибо" за помощь не сказали. Но благодарность девушки была искренней. Она долго не выпускала Лаэре из объятий, словно боясь порвать ту тонкую ниточку, что соединяла ее с другим, счастливым прежде миром.

-- Навещай нас хоть изредка, шепнула она. Лаэре кивнула и незаметно пожала ее холодную, дрожащую ладошку.

Наконец, разомкнув объятья, Энн скрылась, словно растворившись в темном дверном проеме.

Уже по дороге домой Лаэре спросила следопыта:

-- Ты тоже, как Энн, считаешь, что месть не нужна? -- Вопрос звучал скорее как провокация к беседе.

Митаэн сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей.

-- Поверь, я не успокоюсь, пока два ублюдка не получат свое, -- угрюмо процедил он, -- Нэльтарин был мне как брат, а за братьев мстят.

Лаэре с нежностью обняла его за талию. Она не сомневалась в муже. 

Как не странно, этой же зимой старшего брата задрал медведь. Младший, через несколько дней, попал в волчью яму. И не важно, что в арсенале у "медведя" имелся нож, что, впрочем, не помешало реальному медведю лакомиться мясом, а в той части леса, где была волчья яма, волков отродясь не видели.

На похороны братьев Энн не явилась, сославшись на нездоровье. Вместо этого она  залезла в подпол и достала бутылку крепкого сливового вина. 

Весь ужас заключался в том, что этой самой бутылкой братья убили ее саму.

Кейт тяжело вздохнула. 

Ее единственной отдушиной в деревне были визиты к Лаэре и Манулу. Эльфийка, как могла, помогала ей разбираться в травах, учила грамоте и письму, а Манул преподал первые уроки самообороны. И ничего, что после этих походов девушке часто попадало от бабки Рэи, то и дело стращавшей ее злым эльфийским колдовством, а от бабкиной же "науки" ныли отбитые ремнем бока и спина. Мать пьяно молчала, равнодушно отворачиваясь в тех случаях, когда от бабкиного гнева дочь пряталась под стол, умоляя больше не бить. Совсем незадолго до своего похищения Кейт всерьез задумалась бежать. Мать вообще больше "не просыхала", похмеляясь с утра и напиваясь до беспамятства к вечеру. И если сначала Кейт было ее жаль, и она умоляла Энн больше не пить, то сейчас ей тоже стало все равно. За равнодушие платят той же монетой. 

Последний раз, а это было почти два круголета назад, мать продержалась нэю (неделю). Это были, наверное, самые лучшие дни за последнее время. Мягкий хлеб, чистое белье, ласковые мамины руки и застенчивая улыбка понимающей свою вину слабой женщины. Но, может быть, именно из-за этого чувства вины Энн и продержалась так недолго. Отягощенная деяниями совесть все чаще просила забвения и покоя.

Мать вновь сорвалась, стала ходить в местную харчевню все чаще, а потом именно там повстречала Харла, и все пошло по накатанной. 

И даже слезы дочери не могли ничего изменить.

Новые сожители теряться не стали, и через две нэи матери не стало. 

Официальная версия смерти, озвученная лекарем, была следующей; "Повреждение шейного отдела позвоночника вследствие падения с крыльца, в состоянии алкогольного опьянения". В эту же ночь, заснувшую от усталости и непрерывных слез Кейт связали и увезли в неизвестном направлении, не дав даже проститься с матерью.