Глава 1

Кейт.

(События семилетней давности).

Старая повозка с открытым верхом трясясь и подпрыгивая на каждой кочке медленно тащилась по разбитой лесной дороге.

Возница — пьяный человек неопределенного возраста, с рябым лицом, заросшим до глаз щетиной, в засаленной белой рубахе и матерчатых штанах — ругался на вяло бредущую серо-пегую лошадь. Кнут то и дело взвивался вверх, после чего со свистом обрушивался на спину несчастного животного. Но это слабо помогало. Именно поэтому поток отборной брани почти не прекращался, прерываясь лишь тогда, когда побитая стеклянная фляга оказывалась у мужчины в руках. Он делал один большой глоток, передергивался и отправлял флягу обратно в глубокий карман длинного кожаного жилета.

В повозке на сене, запрокинув руки за голову, лежал еще один мужчина. Он был намного моложе того, что на козлах. Однако, чем-то они были похожи.

Худой, узколицый, с карими, глубоко посажеными под сизыми бровями глазами и с серыми пропыленными волосами, скатанными в сосульки. Одет он был так же неряшливо, как и его спутник. В грязную, неопределенного цвета рубаху и черные кожаные штаны. Босой ногой с немытой, заскорузлой пяткой он изредка почесывал колено и жевал соломинку не спеша перекидывая ее из одного угла рта в другой. Разбитые временем сапоги лежали рядом.

Слева от него, уткнувшись лицом в гнилую солому, лежала молодая медноволосая девушка. Глаза ее были закрыты, а руки связаны за спиной грязной веревкой. Старое коричневое платье было явно не по размеру, с наполовину оторванным, когда-то белым воротничком и драным подолом. От правой ноги тянулась к перекладине повозки небольшая собачья цепь. Прикована девушка была явно давно, так-как кожа на лодыжке растерлась и кровоточила.

Молодой изредка похлопывал ее по выпуклости, что пониже спины, и сально ухмылялся.

Заканчивался еще один день монотонной и, казалось, нескончаемой дороги. Солнце, нещадно палившее весь день, клонилось к закату. И не скажешь, что на дворе второй месяц осени. После трех недель проливных дождей, четвертый день стояла невыносимая, удушающая жара. Правда, по ночам уже нередко случались заморозки, и тогда приходилось рубить деревья и разжигать костер побольше, чтобы не мерзнуть хотя бы половину ночи.

— Харл, да хватит тебе материться! — раздраженно протянул молодой, — Уши вянут уже ей бо…

— Я те дам «Харл»! Свиное отродье! Забыл, как отца величать надо? — рявкнул рябой, даже не оглянувшись.

— Яблоко от яблоньки…, - язвительно буркнул себе под нос младший.

— Эй! Ты чего это там бубнишь? — нахмурившись окрикнул его родственник.

Звонко щелкнув в воздухе, кнут, вновь опустился на круп несчастной животины. Повозка натужно заскрипела, въезжая на пригорок.

— Да ладно те, расшумелся. У нас тут «её светлость», не забывай, — отозвался сын.

После секундного молчания оба загоготали.

— Ты там не шибко с ней развлекайся-то, и мне оставь. Уморил, небось, девку за день, что я вечером с ней делать буду?

Девушка, неловко повернувшись, попыталась подтянуть ободранные колени к груди и еле слышно всхлипнула.

— Не боись, тебе хватит, — лениво отбрехался молодой, сально косясь на пленницу.

— Тпру-у-у! — Возница, наконец, остановил лошадь и спрыгнув с козел, потянулся пуская ветра.

Кареглазый поднялся на локте и, прищурившись от бьющего сквозь ветви берез солнца, осмотрелся.

Они съехали с дороги и остановились на небольшой полянке. Вокруг рос светлый смешанный из сосен и берез, лесок. Полянка утонула в густых сиреневых сумерках, и стало ощутимо прохладно.

— Петер, распрягай лошадь, да поглядывай за девкой, — ухмыльнувшись, сказал старший, — А я пойду пару деревцов срублю, да местность проверю. Тока не балуй.

Для пущей убедительности он показал сыну огромный красный кулак. Сплюнув сквозь зубы, отец перехватил поудобней топор и отправился к ближайшим сосенкам.

Поляна оказалась обжитой. Почти в самой ее середине чернел след от кострища, аккуратно выложенного невесть как оказавшимися здесь, округлыми камнями. Вокруг него удобно уложены толстые бревна. Неподалеку виднелась небольшая вязанка сухих веток. Но их было слишком мало, чтобы обогреваться всю ночь. Именно поэтому, отец отправился за дровами.

То, что место наезжено, было не удивительным. Тракт, по которому они ехали, связывал три деревушки — Ани, Дор, и Исин — с городом Вейли, вторым по величине после центра Итиля.

Изредка поглядывая на телегу, Петер занялся лошадью. Вбив неподалеку колышек и привязав животину на длинную веревку, чтобы та могла пастись. Подставил ей мешок с овсом.

Из имевшихся веток разжег костерок и, вытащив из-под соломы на телеге пару узлов, принялся хозяйничать.

В одном мешке умещался их нехитрый скарб — котелок, деревянные ложки и миски, сколотые по краям и не чисто отмытые от прошлых трапез. В другом — большая плетеная бутыль с дешевым яблочным вином, хлеб, крученая деревенская колбаса, четверть кочана капусты, пара луковиц да десяток картофелин. Это то, что они купили на последние деньги в маленькой деревушке сегодня днем. И еще одна большая грязная морковь с ботвой, явно выдранная тайком на чужом поле.

Они мотались по свету уже давно. С того времени, как старший, проигравшись в кости, отдал за долги свое жилье. Пусть не хоромы, но оно когда-то было — дом в две комнатушки с разваленным сарайчиком.

Оставшись с сыном на улице, промышляли чем могли. В основном мелкими кражами и разбоем. На одном месте долго не сидели, опасно это — на месте засиживаться. И вот однажды судьба занесла их в трактир очередной деревушки. Где они и подцепили мать Кейт. Та по доброте душевной приютила двух оборванцев, поверив в их очередную душещипательную историю. Ведь после нескольких кружек дешёвого вина все становятся слишком жалостливыми, особенно женщины. Потом, конечно же по трагической случайности, мать Кейт отправилась к праотцам. А новоявленные хозяева дома решили было его продать, но потерпели фиаско. Родственников на освободившееся жилье и так хватало. Недолго думая, они похитили девчонку (родственники были не против) и, преднамеренно опоив ее, решили продать в бордель. Где-то, когда-то услышав, что на этом можно неплохо подзаработать.

Харл появился с другой стороны. Таща за собой длинный ствол небольшой сухой сосны с обрубленными ветками.

— Доброе место, — довольно произнес он, подойдя к сыну.

— Там, недалеко, есть ручей, — он махнул куда-то налево, — Поди, воды принеси, пока светло. Да ветки, они тут недалеко, собери. А я костром займусь.

Он сплюнул сквозь зубы и покосился на повозку.

— Спит штоль?

Петер пожал плечами, подхватил котелок и пошел вглубь рощи, куда направил его отец.

Когда запах нехитрого варева стал подниматься над поляной, девушка, тихонько звякнув цепью, пошевелилась на повозке. Она села, неловко завалившись на бок, так как связанные за спиной руки и цепь на ноге совсем не давали свободы движения.

— А-а-а, унюхала, — злорадно ухмыльнулся Харл.

Пленница, сверкнув глазами, упрямо отвернулась.

— Я покормлю ее, — с готовностью вызвался Петер.

— Ага, как вчера что ли? — хохотнул отец, — Нет уж, сегодня моя очередь.

Вчера отпрыск вместо того, чтобы сначала накормить девчонку, полез к ней под юбку. Та, недолго думая, мало того, что покусала недоумка, так еще и похлебку разлила. А так как похитители сами жили почти впроголодь, то попало и девчонке, и младшему. Правда, девчонке попало больше. Петер отделался тычком под зад и хорошей затрещиной. Не считая, конечно, укусов, которые подарила ему пленница.

— А мож не стоит провизию на нее переводить, а? Потерпит еще, денек-другой, до города недалеко осталось, — прочавкал Петер, выскребая дно своей опустевшей миски, запивая вином из бутыли.

— А кто у нас тогда ее купит то? — рявкнул Харл, — Заморенную! И так, кожа да кости.

— Ага, кожа да кости, говоришь! А кто меня вчера покусал? — Возмущенно воскликнул Петер, — Она пихалась как дикая коза. Бока мне поотбила!

Отец, весело фыркнув, зачерпнул со дна котелка то, что осталось и, шлепнув в миску, вальяжной поступью двинулся к телеге. — Ну, что птичка моя, сегодня есть соизволишь? Или опять дурить начнешь? — спросил он приторно, однако в голосе сквозила угроза.

Он подошел к ней в плотную, дохнув на нее луком, перегаром и запахом давно немытого тела.

* * *

За весь день у нее во рту росинки маковой не было. Но есть то, что предлагал Харл она опять не стала. Вечером, когда он пытался накормить ее, она, притворившись, что открывает рот, ловко пнула миску не пристегнутой к кандалам ногой, и все варево оказалось на лице и рубахе у Харла. Было забавно, когда кружок вареной моркови залепил ему в глаз, а куски картофеля и капусты со смешным чавканьем отвалились от рябой морды и ссыпались за пазуху. За это и получить было не жалко.

Но, Кейт смеялась от души недолго. До тех пор, пока не получила сильную пощечину и удар под дых. Но и тогда, нагло улыбаться не перестала. Пусть знают ублюдки, что она не будет им подчиняться до последнего своего вздоха.

Лицо с правой стороны пекло. Видимо, там расплылся большущий синяк. Во рту ощущался солоноватый привкус. Кейт сплюнула кровью в сторону Харла и с вызовом ухмыльнулась.

Но хуже всего было то, что произошло потом.

После нескольких бесплодных попыток, у старшего ничего не получилось. Озверев от злости и своей постыдной беспомощности, он навалился на нее всем своим немалым весом и поручил все сделать сыну.

Она пыталась кричать, но потная, заскорузлая, вонючая ладонь зажала ей рот. От недостатка воздуха и омерзения Кейт чуть не задохнулась. Она отбивалась как могла, кусалась, брыкалась, но силы были не равны. Сколько это продолжалось, она не помнила. Ее, кажется, опять били, но помнилось смутно.

Это был страшный, нескончаемый, унизительный кошмар.

Очнувшись, когда уже стемнело, она обнаружила, что цепь оказалась и на второй ноге, а мучители спали вповалку возле костра, накрывшись одним общим одеялом. Попытка пошевелиться откликнулась острой, мучительной болью во всем теле.

Она заплакала тихо, бесслёзно, завалившись на бок и уткнувшись в вонючую солому.

Себя было жаль, но в тоже время внутри просыпалась и крепла какая-то животная ярость. Злость затопила ее всю, и Кейт лелеяла в себе это чувство, не давала угаснуть. Именно оно, как не странно, придавало ей сил. Сегодняшняя жертва поклялась себе, что как только представиться хоть малейшая возможность, она отомстит. Эти ублюдки получат все, что заслужили. Пусть ей придется самой умереть, пусть на это уйдут годы, или последние минуты ее жизни, но безнаказанными они не останутся.

Она с трудом села и стала проверять оковы. Но, как не были родственники пьяны, путы они оставили крепкими. Кейт лишь едва могла шевелить кистями затекших рук, связанными за спиной, а ноги в железных кандалах они специально закрепили к разным бортам телеги. Но все же девушка сумела их немного подтянуть и сомкнула вместе разбитые колени, устроив на них подбородок согревая дыханием.

Кейт чувствовала себя распластанным на пеньке куренком перед тем, как ему отрубают голову. И если вчера ей удалось не подпустить их к себе, то сегодня этот номер не прошел. Она слишком их разозлила. То ли будет завтра! Если ей сейчас ничего не удастся предпринять, то следующего дня она, возможно, не переживет.

Вдобавок ко всему было очень холодно. Изо рта шел легкий парок и Кейт начал колотить лютый озноб. Естественно, никто не позаботился об одежде для нее. Одеяло, и то было одно на двоих.

Она пробовала и так и эдак повернуться, чтобы выкрутить руки из пут, но все было тщетно. От бессилия Кейт опять разревелась, тратя бесценную влагу на слезы. Да еще звоном цепи разбудила своих мучителей.

Во сне Петер задергался и заголосил что-то невразумительное. Харл ткнул его в бок, рявкнул на Кейт, чтобы не трепыхалась, и все опять утихло.

Кейт ничего больше не оставалось, как закинуть голову вверх и смотреть на бесконечно раскинувшееся над ней звездное небо. Всхлипывая и ощущая себя самой одинокой душой в этом мире. Нет у нее никого, и некому заступиться, некому протянуть руку и сказать хоть одно доброе слово.

«Мама, мамочка», — отчаянно прошептала она.

Кто-то, когда-то сказал ей, что звезды — это души умерших. После смерти они отправляются на небеса приглядывать за оставшимися в этом мире. И если ты кого-то сильно любил, то он непременно будет помогать тебе сверху. Надо только попросить.

Кейт, наверно, любила мать, но по-своему. Скорей жалела. Пока мать была жива, отношения у них не особо складывались. Потому что трезвой Кейт ее уже и не помнила. В пьяном угаре девчонке часто доставалось и от нее, и от бабки. И когда такое происходило, Кейт тихонько укрывшись от гнева родственников где-нибудь под столом или на дереве, шептала имя отца. А теперь, когда не стало и матери… Простила ли она ее? Наверно да. Ибо нельзя однозначно и уверенно сказать, что чувствовала бы сама в ее ситуации: потеряв мужа и оставшись с отвергаемым всеми ребенком на руках. Но имея такой опыт пред глазами, теперь точно знала, что так, как мать, не поступит никогда. Ведь даже дикие звери до последнего будут защищать своего детеныша. Но почему у людей по-другому?

В общем-то и не надеясь ни на что, она, смотря на далекие мигающие точки, одними губами отчаянно прошептала имена родителей, стараясь мысленно представить их обоих.

Тяжело вздохнув прикрыла глаза, и устало опустила голову на сомкнутые колени. Ничего не произошло. А на что она, собственно, надеялась? Чудес не бывает. Вернее бывают, но только в эльфийских легендах, да и то не во всех.

Наверное, Кейт задремала, потому что ее что-то разбудило. Это был не звук, не движение. Скорее присутствие. Она подняла тяжелую от усталости голову, огляделась, но в свете уже почти полностью прогоревшего костра ничего не было видно. Свет трех лун был скрыт за набежавшей вдруг облачностью.

Способность лучше людей видеть в темноте, унаследованная от отца, ей тоже не помогла. Осмотрев лагерь, Кейт не обнаружила ничего подозрительного. По спине пробежал холодок. Если это какой-то хищник бродит по близости, то это плохо. А если это стая хищников, то вообще беда. Отбивать ее, привязанную к телеге, от волков, или того хуже от лесного дракона, никто не будет.

Кейт нервно ерзала на месте, стараясь не громыхать цепью: она напряженно всматривалась в темноту, силясь рассмотреть огоньки горящих в темноте, звериных глаз. Однако все было тихо. Обычные ночные звуки, шум ветра в ветвях деревьев, скрип короеда в старой разбитой телеге на которой она сидела.

Наверно, ей показалось. Это всё усталость и вечное ожидание неприятностей.

И тут, краем глаза поймала движение. Да, она не ошиблась! Все-таки чутье не подвело ее. Легкая тень метнулась от дерева к дереву напротив ее телеги. Кто бы это ни был, он знал, как надо прятаться. Если бы не ее эльфьи глаза, нипочём бы не увидела.

Кейт замерла и, положив голову как прежде на колени, стала наблюдать и ждать. Прошло, как ей казалось целая вечность, прежде чем она снова увидела знакомое движение.

Если это грабитель, думала она, то вряд ли он обратит внимание на связанную пленницу, та ведь никуда не денется. В первую очередь расправляются с владельцами какой-либо собственности, чтобы эту самую собственность присвоить себе.

Кейт даже порадовалась. Если этих уродов зарежут во сне, то уж горевать по ним она точно не будет, жаль только, что это сделает не она сама. Но и это не беда. Кейт с радостью на это посмотрит. А уж с новым хозяином она договориться сумеет. Только бы развязал руки да снял кандалы. Что будет, если она ему тоже не нужна? Он и ее заодно порешит?

Кейт сначала испугалась такой мысли. Но потом, почему-то успокоилась.

Она как раз прибывала в состоянии какой-то неизбежной уверенности, считая, что что бы сейчас не произошло, будет только к лучшему. Раз все люди и эльфы после смерти встречаются на небесах, то если ее сейчас убьют, она прямиком отправиться искать отца. И конечно же найдет. А там, где он сейчас, никогда не умирают. И они найдут маму, и все будут жить долго и счастливо. От таких мыслей Кейт даже улыбнулась про себя. Оказывается, такой исход тоже не лишен прелести. Надо только немного потерпеть боль. Последний раз.

Странно, но мысль о новом надругательстве над собой почему-то даже не пришла ей в голову.

Все это, промелькнуло в ее голове ровно за столько времени, сколько требуется, чтобы чихнуть.

И в это самое мгновение, кто-то крепко зажал ей рот ладонью. Она вздрогнула, слабо забилась, но тут же услышала шепот у самого уха:

— Не дергайся и молчи. Попробую снять железки.

Всё, что Кейт поняла — это то, что голос принадлежал мужчине. Говорил он на всеобщем без какого-либо ярко-выраженного акцента. И это был даже не шепот, а легкий шелест, как шумят в вышине кроны деревьев на легком ветру.

Кейт слабо кивнула, и рука убралась.

Лица незнакомца девушка не разглядела, так как одет он был в темную короткую куртку с капюшоном, который, естественно, скрывал всё лицо. «Прямо как в эльфийской легенде, — подумала Кейт, — когда прекрасный принц спасает принцессу, похищенную злыми троллями». И усмехнулась про себя: «Тоже мне, принцесса!»

Между тем «принц» вовсю орудовал ножом, разрезая веревки на ее запястьях. Когда с ними было покончено, он принялся за кандалы. Чем он там ковырял, Кейт не видела, а пока что облегченно растирала затекшие, ничего не чувствующие руки. Нож мужчина засунул за пояс, Кейт это прекрасно разглядела. У нее мгновенно созрел план. Если ей повезет, то клятва будет исполнена.

Незнакомец действовал тихо и осторожно, поэтому дело продвигалось медленно. Наконец, замок держащий хомут на правой ноге, тихо звякнув, расстегнулся. Освободив ногу от тяжелой железки, Кейт чуть было не застонала в голос от счастья, облегчения и… боли. Она принялась осматривать ободранную до крови лодыжку. Спаситель тем временем перешел на другую сторону борта повозки, где его было прекрасно видно от костра. И снова принялся за дело.

С этим хомутом все оказалось сложнее. Заржавелый замок не поддавался, а небо на востоке уже начало светлеть. Кейт с надеждой пыталась всматриваться в темноту капюшона, но безуспешно, лица она все равно не разглядела, кроме самого кончика носа. Ей даже не приходило в голову, кто бы это мог быть? Может, кто-нибудь из деревни, кто видел, как ее похитили? Она перебрала в памяти всех парней, которых знала, но никто не подходил на роль спасителя.

Эмонд ее на дух не переносил, разве что охранные знаки не творил, когда она рядом проходила. Дорек был заранее помолвлен с ее соседкой, старшей дочкой соседа Тодора — Рисой. Склонный к пьянству Бедор вряд ли поволочется за ней вслед, не уверенный, что у нее не найдется чего выпить. А остальные были либо слишком малы, либо слишком стары. Была, правда, надежда на Манула, но того она бы сразу узнала, да он и прятаться не стал.

Незнакомец, тем временем, вытащил нож и попытался разжать половинки хомута, чтобы можно было вынуть стопу, не снимая с него замка. Фокус не удался. Он положил нож рядом, и вновь вынув отмычку, стал терзать замок. Девушка морщилась от боли, которую причиняла возня с железными скобками.

— Потерпи, — шепнул он.

По голосу она так и не поняла кто перед ней. Голос как голос — сиплый.

Она только кивнула, молча кусая губы.

Пытаясь хоть как-то отвлечься, Кейт тревожно всматривалась в полумрак за спиной незнакомца, где спали ее мучители. Как назло, оба ворочались с боку на бок и беспокойно всхрапывали. Костер давно прогорел, лишь кое-где слабо вспыхивали красноватые отблески в углях, словно подмигивая, — мол, видим, но молчим.

По своим наблюдениям Кейт помнила, что к утру, когда более всего холодает, старший всегда будил младшего, чтобы тот подбросил поленьев в затухающий огонь.

Замок все не давался.

И тут случилось то, чего так опасалась Кейт.

Видимо совсем продрогнув, младший, недолго повозившись на жесткой лежанке, сел, и откинув тонкое покрывало в сторону, с полуприкрытыми глазами пополз к лежавшим неподалёку дровам.

Кейт и незнакомец, затаив дыхание, наблюдали за ним, что не мешало «принцу» все также беззвучно, и уже по инерции, ковырять отмычкой злополучный замок. И когда покормив огонь, Петер пополз в обратный путь, и Кейт начала думать, что их пронесло…

Подкинув в костер несколько поленьев потолще и раздув затухающее пламя, Петер направился было обратно, но тут же застыл, как стоял: на корячках с перепачканным золой лицом. Возле телеги, рядом с девчонкой кто-то был. Что он там делал, было очевидно, так как руки у девчонки были уже свободны.

От неожиданности, толком еще не проснувшись, он только издал нечленораздельное мычание и повел рукой по воздуху, словно отгоняя незваное видение. Но через пару мгновений уже пришел в себя. Поднявшись с колен и прихватив увесистую палку из поленницы, Петер с рычанием кинулся на них.

И в это самое мгновение, упрямый замок, тихо щелкнув расстегнулся, выпуская на свободу Кейт.

От громкого рева сына, проснулся и старший, приподнявшись на локте, он сонно тер заспанные глаза, удивленно озираясь вокруг. Из-за спины своего отпрыска в слабом свете еще не разгоревшегося костра, он не видел незнакомца и не понял, почему Петер с утра пораньше, ревя, словно племенной бык, несется к повозке с палкой в руках.

А через мгновение, оценив ситуацию, сам вынул из-под одеяла здоровенный нож и, отборно матерясь, кинулся на подмогу младшему.

Все это Кейт видела так, словно время замедлило свой ход, как через тягучую патоку.

Медленно переставляя ногами и открыв рот в немом крике, шел к ней Петер. Еле-еле вытягивая нож из-под одеяла, с перекошенным от злобы лицом, вставал с лежанки Харл.

В ушах шумело. Дыхание хрипло отзывалось в груди. Затылок, словно сжало тисками.

Кейт посмотрела сначала на Харла, потом на замершего в движении и уже заносящего толстую палку над головой незнакомца Петера. И тут, наконец, увидела глаза самого незнакомца: тёмные, отрешенно-спокойные. Он не мигая смотрел на нее из-под капюшона и кажется понял, что она хочет сделать. Он словно бы спрашивал: «Ну, и чего ты ждешь?»

В это самое мгновение, она окончательно приняла решение, и время потекло как обычно.

Все те чувства, что девушка испытывала к этим двум несколькими часами ранее — вырвались, расплескались и утонули в ее ненависти.

За мгновение до того, как орудие Петера должно было опуститься на голову ее спасителя, она подхватила его нож, лежащий рядом, и нанесла первый удар.

Наотмашь, не целясь, ткнула младшего из своих мучителей в горло. Тот настолько не ожидал этого, что даже не успел закрыться поленом от удара. Кровь из распоротой артерии фонтаном брызнула во все стороны, залив и лицо Кейт, и лицо самого Петера. Он выпучил глаза, открыл рот, невнятно булькнул. Упав мешком возле телеги, забился в конвульсиях, свободной рукой пытаясь зажать страшную рану. Палку он так из рук и не выпустил.

Харл резко остановился и какое-то время не мог отвести взгляда от корчащегося в агонии отпрыска. Наконец, с трудом отведя глаза от сына, встретился взглядом с Кейт.

Он не раздумывал.

Она тоже.

С воплем рассерженного сохатого во время гона, мужчина бросился к повозке, занося над головой огромный тесак.

И в это мгновение, Кейт стало очевидно, что она не увернется. Слишком неравны силы, слишком правильно рассчитанный удар, отбить который ей не дано.

Но, неожиданно споткнувшись обо что-то в сумеречном свете наступающего утра, Харл потерял скорость завалился вперед и выронив нож, упал на четвереньки рядом с сыном, прямо перед повозкой.

Этого мгновения ей хватило. Как разъяренная лесная кошка, Кейт перемахнула через борт телеги, спрыгнула ему на спину и начала бешено, что было сил, наносить удары ножом куда попало. Она кричала, сыпала проклятья, плакала, но колоть не переставала.

Харл сипел, пытаясь не то перевернуться, не то уползти, но сбросить с себя сумасшедшую девчонку никак не мог. От боли и шока он только и был способен, что дергать ногами и грязно ругаться. Его пальцы судорожно впивались в мягкую лесную почву, оставляя взрытые полосы, вырывая траву вместе с корнями. Однако, сквозь брань и хрип, она даже разобрала:

— Я тебя не… Поща-а-а…!

Надсадно закричав, Кейт со всей силы всадила оружие на всю длину клинка ему под левую лопатку, оборвав его бестолковую жизнь.

Харл затих. Его спина теперь напоминала месиво, маслянисто блестевшее от разлитой крови в мигающем свете пламени, только что разгоревшегося костра.

Растеряв последние силы, девушка уткнулась лбом в рукоять ножа торчащего из спины мужчины.

Её трясло от рыданий. С рудом разжав руки на рукояти ножа, она свалилась рядом, закрыла лицо руками и свернувшись калачиком, тихо завыла, словно раненный зверёк. Тихий вой перешел в громкий жалобный плач, потом в слабые всхлипы, а потом и вообще затих.

За все время, что заняло от попытки Петером разжечь костер до этого момента, можно было сосчитать до шестидесяти.

И все это время незнакомец стоял возле борта телеги, с интересом наблюдая за происходящим.

В его планы не входило сие кровавое побоище. Он планировал освободить девушку и отпустив ее на все четыре стороны, отправиться восвояси.

Но судьба сегодня такова, что ему еще придется поработать могильщиком.

Он тяжело вздохнул и подойдя к обессиленной девушке, тихонько тронул ее за плечо.

Девчонка не отреагировала. Видимо, от выплеснутых эмоций она потеряла сознание или заснула. Такое бывает.

Поморщившись, он, надо сказать с трудом, вытащил свой нож из спины мужчины. И тщательно вытер о мокрую от выпавшей росы траву, а потом о его штаны — единственное, что осталось на нём целым.

Оставлять два трупа посреди дороги было недальновидно. Тракт обитаемый, и каждый день тут кто-нибудь, да проезжает. Тем более до деревни недалеко. Узнав об убийстве, людишки начнут лазить по лесу и заглядывать в каждое дупло. А так, как он не знал, кто были эти двое и чем занимались, хоть немного, но следы замести надо.

Однако не всегда желания и реальность пересекаются.

Если молодого он еще и мог бы дотянуть до кромки леса и прикопать, то уж тащить здорового борова и рыть братскую могилу для них обоих было не под силу. Да и неохота.

Пораздумав, он подтащил обоих поближе к костру, и подбросив в разгоревшийся огонь еще дров, стал ждать, пока они как следует займутся.

«Жили бесчестно, но удостоятся чести покинуть этот мир по всем правилам, — думалось ему, — Пусть Марра и Маромир сами решают, что с ними сделать дальше. Может, в червей каких-нибудь удостоятся воплотиться, в следующей жизни?»

Небо на востоке уже совсем посветлело, лес наполнился гомоном птиц, шумом ветра и возней его проснувшихся обитателей. Однако на полянке все еще царил полумрак и стлался туман.

Мужчина распряг лошадку и, легонько шлепнув ее по крупу, отпустил пастись. Та потрусила подальше от большого огня и, остановившись у опушки леса, принялась неспешно пожевывать травку, беспокойно кося карими глазами в сторону разгоравшегося костра. Сбруя и седло полетели в огонь.

Чего-чего, а дров покойнички запасли с избытком, словно предполагали свой исход. Пламя бушевало уже нешуточное, поднимаясь в человеческий рост. Оно разогнало туман и заглушило ревом шум просыпающегося леса. Наконец, побросав в телегу чужие, ненужные теперь никому пожитки, незнакомец, хорошо толкнув, покатил ее и остановил прямо над бушующим огнем. Двумя сильными ударами оглобли он сбил сначала одно заднее колесо, а потом и второе. Задняя часть повозки рухнула, перекрыв огонь с одной стороны. Борта с другой тут же охватило пламя. Теперь нужно действовать быстро. Молодого он без труда затащил в телегу, уже почти всю объятую огнем со стороны козел, прямо поверх его барахла. А со старшим пришлось повозиться.

Как раз в этот момент Кейт приподнялась, удивленно озираясь вокруг. Он подскочил к ней, и требовательно встряхнув за плечи, резко приказал:

— Помогай!

Кейт оглядевшись, сразу вспомнила, что происходит. Борясь с подступающей тошнотой и слабостью, пошатываясь, она подошла ближе, удивленно посмотрев на труп Харла. Кто его убил? Она?

Незнакомец перевернул тело на спину и, взяв его за руки, с трудом потащил к полыхающей телеге. Кейт, как могла, ухватилась за штанины и стала помогать.

Ноша была тяжела, но собрав все свои силы, они раскачали труп и закинули его рядом с сыном в горевшую телегу.

В лицо убитого Кейт старалась не смотреть. Но это все равно не получилось. Прежде, чем пламя поглотило покойника, она увидела перекошенное от боли, обезображенное смертью страшное лицо. С остатками травы и присохшими комочками почвы на щеках. Кейт подумала, что теперь он, наверное, будет сниться ей в ночных кошмарах.

Лицо и руки девушки, не защищенные одеждой, жгло от близкого огня, а на такие мелочи, как опаленные ресницы, она теперь даже не обратила внимание. Все было кончено.

Отбежав на хорошее расстояние от ревущего пламени, оба обессилено повалились на землю. Вернее, это сделала Кейт. Незнакомец, скрестив ноги, просто устало сел на мокрую от росы траву. Он откинул с головы капюшон, подставляя лицо утреннему солнцу.

Кейт повернула голову и тут же подскочив села…. Кажется, ее «сказка» оказалась реальностью. Это был эльф.

Какое-то время, они смотрели друг на друга.

Спокойный, внимательный и чуть насмешливый взгляд синих глаз следил за каждым её движением. Худой, избитой, почти черной от залившей чужой крови и синяков, испачканной в саже, испуганной полукровки.

— Ты свободна, — равнодушно сказал он, жуя только что вырванную травинку, — Иди куда хочешь.

Кейт только отчаянно помотала головой.

Незнакомец вздохнул, пожал плечами и пружинисто встав, пошел прочь. Оставляя ее одну с двумя не догоревшими трупами и неопределенностью в обозримом будущем.

— Стой! Не бросай меня! — наконец, отчаянно крикнула Кейт ему вслед, пытаясь встать на ноги. Слезы брызнули из глаз, от пронзившей боли и слабости.

Она попыталась ползти на коленях за ним, протягивая руки, всхлипывая и поскуливая, но тут уж силы окончательно покинули ее. И она, так и не встав, снова упала в прохладную траву — потеряла сознание.

Эльф обернулся и, тяжело вздохнув, постоял, как бы борясь сам собой, а потом нехотя вернулся.

«В конце концов, мы в ответе за тех, кому подарили надежду, — устало подумал он, — главное, теперь не остаться в должниках».

Взвалив худое и легкое тело девушки на плечо, мужчина медленно побрел с поляны. И лишь сноп искр, взметнувшихся к утреннему небу из-под рухнувшей телеги, проводил его вслед.

«Хороший будет денек, — подумал он, смотря на встающее из-за крон берез солнце, — Теплый».

Лошадка, напуганная ревом пламени и мертвецами, уже давно трусила, от греха подальше, обратно по тракту. В сторону любимого стойла и вкусного овса.

Кейт открыла глаза. Закрыла. Опять открыла. Ничего не менялось.

«Ночь», — подумала она. Попытка пошевелиться не увенчалась успехом. Казалось, тело налито расплавленным свинцом. И борясь с подступающей дурнотой, она опять провалилась куда-то во тьму.

Проснувшись снова, и открыв глаза, она увидела прямо над собой яркие солнечные пятна, пробивающиеся сквозь золото листвы. По лицу бегали теплые блики, было покойно и умиротворенно. Щебетали птицы, шумел ветер, пахло чем-то медовым и вкусным. Даже попытка пошевелиться не была такой удручающей, как в первый раз. Не совсем понимая, где она находится, Кейт повернула голову в одну, а потом в другую сторону. Оказалось, что она лежит под меховым одеялом, в почти круглой небольшой комнате. Стены, полочки и немногочисленная утварь, все было деревянным. А прямо перед ней, круглое отверстие окна, образованное, казалось, самим деревом. Так оно и было на самом деле.

Как оказалось, это окно было одновременно и дверью. Потому, что через некоторое время, в него влез ее недавний спаситель, и увидев, что девушка пришла в себя, лишь молча кивнул. По выражению его лица было непонятно, рад ли эльф ее пробуждению или только принял сей факт к сведению.

— Добро пожаловать снова в этот мир, — буркнул он.

Кейт хотела было ответить, но губы и голос не слушались, и она лишь что-то сдавлено просипела. Незнакомец нахмурился, взял с полки небольшой бурдючок с плескавшейся в нем жидкостью и деревянную плошку, налил содержимое в нее. Приподнял голову девушки, заставил выпить. Жидкость, сначала показавшаяся Кейт безвкусной, на проверку оказалась жидким огнем. И она, широко раскрыв глаза, надсадно закашлялась.

— Сейчас пройдет, — сказал эльф, — Но это помогает, вот увидишь.

И правда, в голове медленно прояснялось, листва перестала прыгать перед глазами, а комната качаться.

— Спасибо — тихо прошептала она, — Где я?

— У меня в гостях.

Кейт вопросительно посмотрела на круглое окно-вход, потом перевела взгляд на незнакомца.

— Ты на дереве. Вернее, в дереве.

Кейт кивнула. Она тоже родилась в дереве. Мать рассказывала ей об этом. Но она никогда не бывала внутри. Потому что, дом, где родилась она, недолго раздумывая срубили на дрова.

И теперь Кейт огляделась вокруг с восхищением. Живо представляя, каким должен был быть и ее дом.

— Здорово! — шепнула она.

Эльф удивленно выгнул бровь. Кейт объяснила ему. Выслушав, он опять сдержанно кивнул, и словно размышляя вслух произнес:

— Значит отец. А как его звали?

— Нэльтарин из рода Серебристой Ивы.

— Нэльтарин Силма-эн-Тассарин — задумчиво повторил эльф, словно что-то вспоминая. Но он никогда о таком не слышал. Впрочем, он и не обязан знать всех эльфов в долинах наперечет.

Кейт вопросительно смотрела на него. Она никогда не слышала, как это звучит на эльфийском. Красиво!

— Как тебя зовут? — Спросил он её.

— Калентаэре, но все зовут меня Кейт. Скажи, а как это по-эльфийски?

Незнакомец хмыкнул, но все же ответил.

— Калентаэре се-эль Нэльтарин од Силма-эн-Тассарин.

— Ого! — удивилась Кейт, — Как за… здорово! Она хотела сказать «заковыристо», но все-таки, это слово слишком человеческое, чтобы оценивать им эльфийскую речь.

Оба молчали довольно долго. Видимо, вспоминая каждый о своем.

— А как мне тебя называть? — робко спросила она.

Он криво улыбнулся.

— Мэй… — эльф запнулся, — …тон. Мэйтон.

Кейт кивнула. Она ждала, что он добавит еще что-нибудь, например, имя семьи и отца, но не дождалась.

«Значит просто Мэйтон, — подумала она. — Какое-то оно совсем не эльфийское, наверняка только что сам придумал», — Кейт покосилась на нового знакомого. И на том спасибо. Но эльф вновь погрузился в себя и, казалось, совсем забыл о ее существовании.

Мэйтори только сейчас, вдруг, до конца осознал, что своего настоящего имени ему не назвать еще очень долго. Ибо изгнанный ветвью терял право даже на свое подлинное имя, так как обесчестил его. Может, все-таки вернуться и попытаться добиться справедливости? Наверняка его отца выбрали старейшиной, это было ясно еще тогда, на поляне, и доказать свою правоту ему не составит сейчас никакого труда.

Однако страх вновь увидеть своё дерево, родных Лотиэль и ее могилу, все-таки пока побеждал в нем. Побеждал вот уже два круголета подряд.

И еще было стыдно. Стыдно за то, что ушел не попрощавшись, ночью, словно действительно был виновен.

А он тогда и считал себя виновным.

Впрочем, и сейчас ничего не изменилось. Ответственность за гибель Ло лежит на его плечах. И с какой бы стороны он не смотрел, казалось, что это именно так. Белобрысый паршивец ему все-таки отомстил, выставив убийцей и лгуном. Наверно, так ему, дураку и надо.

Неловкое молчание затягивалось и Кейт решила спросить о насущном.

— Слушай, мне бы спуститься…

Мэйтон очнулся от своих невеселых мыслей, и посмотрел на нее.

— Зачем? — удивленно спросил он.

— Ну… мне надо спуститься с нажимом на слово «надо» вновь повторила Кейт жалобно.

— А-а-а… Да, конечно, — рассеяно сказал он. — Береги повязки на ногах, там у тебя еще пока открытые раны. И вынь… — он замялся, — Там у тебя лекарство.

О каком таком «там», он говорит, Кейт поняла не сразу, а когда поняла, то с ужасом посмотрела на эльфа.

Еще больший ужас и стыд Кейт испытала тогда, когда на меховое одеяло легли ее вещи, чистые и сложенные аккуратной стопкой. А заглянув под него, она оказалась совершенно раздетой. Залившись краской, потом побледнев, девушка не знала, как на все это реагировать. Но Мэйтон опередил ее.

— Не пугайся, я ничего с тобой не делал, — он поднял обе ладони вверх, как бы показывая, что он честен с ней, — Но ты была такой чумазой, что класть тебя в мою постель в таком виде было бы преступлением. Я вымыл тебя в ручье, промыл раны на ногах и руках отваром. А то, что у тебя там — исключительно в целях профилактики. Ты же не хочешь, чтобы через год у тебя начал проваливаться нос?

Кейт все это выслушала молча, отчетливо понимая, что он прав, всюду прав. Но последнее замечание, привело ее в состояние шока. О подобных болезнях, она, конечно, знала, но от такой заботливости к своей персоне даже не знала, то ли плакать, то ли смеяться, то ли молиться. Каким богам, правда, не известно.

Все еще с румянцем на щеках, она начала одеваться. Мэйтон предупредительно покинул помещение и сказал, что будет ждать ее внизу, чтобы помочь спуститься.

Провозившись с платьем довольно долго, так как руки слушались еще плохо (удивительно, как она так ловко справилась с ножом тогда, на поляне?), Кейт, не вставая с колен, подползла к краю окна и посмотрела вниз. Окно находилось совсем невысоко над землей, а прямо под ней был удобный спуск из переплетённых веток, огибающий дерево вокруг ствола. Мэйтон стоял внизу и смотрел на нее.

Спуск вниз не отнял много сил. Она просто села на мягкое место и, цепляясь руками за бортик лесенки и ствол дерева, съехала вниз.

Поход в кустики обернулся целым приключением. Пока она лежала, Кейт чувствовала себя вполне сносно, но встав, обнаружила, что ноги не слушались, голова кружилась, а от слабости накатывала тошнота. И когда она снова оказалась на мягкой подстилке, под меховым одеялом, наконец, вздохнула с облегчением.

— Есть хочешь? — спросил Мэйтон.

Кейт кивнула, и откуда-то из недр древа, как по мановению волшебного прутика, появились остатки запечённого в углях зайца и успокоительный травяной отвар. Поев, она даже не помнила, как заснула.

Следующие два дня оказались похожими один на другой: спуск-подъем два раза в день. Смена повязок по мере надобности и промывка ран какими-то знакомыми Кейт травами, но задумываться об этом было настолько лень, что она посчитала это не важным. Главное, что они действительно действовали. Ранки затягивались хорошо и ровно, без гноя и осложнений.

На третий день полил дождь, и они вдвоем не вылезали из своего убежища. Лишь один раз за эти дни эльф, взяв с собой лук со стрелами, ходил охотиться. Он пришел мокрый, продрогший, принес зайца, куропатку, кореньев, и трав для отваров. Дичь он закоптил на костре, а из трав приготовил концентрат, который можно было разбавлять и пить. Вода текла с листьев прямо за окном. Пусть и не изысканной, но пищей они были обеспечены. Что бы она без него делала, девушка старалась не думать. Все эти дни, почувствовав себя в безопасности, она просто спала.

Когда Кейт оправилась настолько, что смогла связно мыслить, воспоминания нахлынули на нее неудержимой лавиной. Она перебирала в мыслях каждый миг той страшной ночи, и даже не представляла себе до этого, что способна на убийство человека. Даже двух. Как жить теперь с этим? Одно дело фантазировать и мечтать о мести, а другое дело просто взять нож и расправиться с теми, кто причинил тебе боль.

Это оказалось так просто, а оттого — так страшно.

Теперь тех двоих нет. Зато она жива и здорова. Но что же все-таки ее гложет? Ведь это они виноваты. Она всего лишь защищала свое право на жизнь. Она никому не мешала, и никого не хотела обидеть, наоборот, это ее обидели. Так почему они не могут понести справедливое наказание от нее самой?

Но почему же так тяжело? Тяжело и стыдно. Стыдно тех чувств, которые захлестнули ее тогда. Темные, злые, отчаянные и, наверное, поэтому так для себя оправданные? А еще, теперь она боялась засыпать. Боялась увидеть во сне страшное лицо, объятое огнем и обезображенное смертью. Теперь она начала сомневаться, что поступила правильно. Может быть, был другой путь? Может ей следовало просто увернуться и сбежать? Кто теперь знает? Все уже свершилось, ей одной с этим разбираться. Только ей самой с этим теперь жить.

— Думаешь о той ночи? — спросил он ее, видя, как она мечется под одеялом.

Кейт кивнула.

— Если не ты, так тебя, — веско обронил он, — Все равно эти подонки долго не протянули бы, уж поверь. Рано или поздно нашелся бы добрый человек, который перерезал им глотки.

Кейт подумав, только молча кивнула. Определенная логика в этих словах есть. Только одно дело «кто-то», а другое дело «она».

Она еще раз спросила о той ночи у Мэйтона, но эльф только передернул плечами. Кажется, их никто не искал, а убитых никто не хватился. По лесу никто не рыскал, все было как обычно.

«А кто их будет искать-то! Они голытьба перехожая», сказала тогда Кейт.

Знакомый, однако, попался не очень разговорчивый. О себе почти нечего не рассказывал, все, что удалось Кейт из него вытянуть, это то, что зовут его Мэйтон, и живет он тут, вот уже два круголета один. О семье ничего не известно, и почему не живет с ней, тоже. А о том, что семья для эльфа — это очень важно, Кейт знала не понаслышке. Значит, тут какая-то тайна, решила она про себя.

О себе Кейт рассказала все. Скрывать ей было нечего. Тем более, что именно ему она обязана своим спасением, а значит и жизнью. Хотелось заручиться его поддержкой и дать понять, что она доверяет ему полностью. А вот оценил ли он ее откровенность, это оставалось загадкой.

 

Глава 2

Имя дал ей отец. Но никто, никогда ее так не называл. Мать и родственники звали ее на людской манер — Кейт, реже Кети.

Мать была человеком, а отец эльфом. Они познакомились в городе, где мать Кейт — Энн, работала в трактире.

* * *

Жизнь в деревне Дор, среди кур, свиней и коров настолько опостылела, что к пятнадцати годам Энн, не задумываясь прихватив маленький узелок с одной сменой белья, перебралась в город на границе Истрии и Норидалла. Городок назывался Исин.

Сначала, в городе ей многое не понравилось. Удивляли высокие, этажа в два-три, дома. Иногда они стояли настолько тесно друг с другом, что на соседнюю улицу приходилось протискиваться боком по узкому проходу, всегда опасаясь, как бы тебя не облили помоями или, того хуже, содержимым ночной вазы. Неба над головой не было видно из-за вечно сохнущего вверху белья. Больше всего напрягала постоянная вонь и обилие народа. Все куда-то спешили. По улицам катились повозки с товарами, запряженные то волами, то лошадьми, то коровами. Животные лениво месили копытами солому и навоз, а возницы орали на зазевавшихся прохожих.

Один раз она даже видела повозку, запряженную гоблином!

До этого Энн никогда не видела гоблинов, поэтому очень испугалась. Как ей показалось, он был просто огромный, трости две с половиной в высоту. Покрытый зеленовато-серой, бугристой кожей с острыми, но намного большими, чем у эльфов ушами, с желтыми кошачьими глазами и немаленькими клыками. Из одежды на нем были только непомерных размеров штанищи. Он громогласно матерился на прохожих, а те в страхе блохами отпрыгивали по сторонам, что давало ему беспрепятственно и быстро передвигаться по городу.

Но ко всему привыкаешь и к ритму города она тоже вскоре привыкла.

Энн быстро нашла работу в придорожном трактире. Там было людно, грязно, но на работу ее взяли сразу, не спросив даже имени. Она работала и на кухне, моя посуду, и в зале, разнося тяжелые кружки с дешевой хмелевухой и подносы с едой. После закрытия убирала со столов и выметала грязную солому. Работа изматывала. Но хозяин попался честный. Скопив немного денег, Энн перебралась ближе к центру города.

Там было чище, тише, да и клиенты не такие подозрительные. В опрятной таверне под названием «Сытая тальпа», куда она пришла устраиваться, ее сначала две недели испытывали и только потом, убедившись в ее честности и аккуратности, взяли в штат.

Энн повезло. Ей нравилось место и нравилась ее работа. Хозяин нахвалиться не мог на новую разносчицу. Клиенты часто давали щедрые чаевые, что позволило ей сменить еще и комнату, поселившись тут же, на третьем этаже. И хоть комната под самой крышей простором не отличалась, после предыдущего жилья она казалась ей гардскими палатами. До этого она ютилась в убогой лачуге с земляным полом и соломенным тюфяком в углу.

Так прошел круголет.

И вот, в первый день вересня, (сент. — окт.) в двери «Сытой тальпы» вошел потенциально выгодный посетитель. Им был высокий, худощавый, и, как все эльфы — красивый представитель этого народа.

Эльфов Энн не видела никогда. Поэтому при его появлении чуть не выронила поднос с грязной посудой.

Девушка была очень недурна собой, и парни к ней сватались все порядочные да пригожие, но теперь все они ей показались неуклюжими гусаками против грациозного лебедя.

Увидев на пороге богатого посетителя, а эльфы слыли не самым бедным народом, хозяин чуть в лепешку не расшибся, пытаясь ему угодить. И чтобы обслужить на самом высшем уровне, послал к нему Энн.

Наскоро подобрав пред осколком зеркала, висевшим на кухне, выбившуюся прядь волос под белоснежный чепец и оправив передник, она вышла к гостю, чтобы принять заказ.

Он сидел напротив единственного окна и смотрел на мостовую, где неспешно прогуливались или спешили по делам, жители Исина. Энн медленно подошла к его столику и дрожащим голосом поинтересовалась, что уважаемый господин будет заказывать. Он поднял на нее свои изумительные изумрудные глаза и… она пропала!

Ну, по крайней мере, так мать всегда рассказывала Кейт о своей первой встречи с ее отцом.

Миленькая служаночка ему понравилась, и он начал заходить в таверну все чаще, чем несказанно радовал хозяина. Неизвестно, чем обычная, пусть и красивая деревенская девушка приглянулась эльфу, но у них завязался бурный роман. А когда с приходом весны Энн сообщила, что беременна, он даже не отказался от ребенка.

Споры о том, где они будут жить, оказались недолгими. Пара решила перебраться поближе к лесу, который так любил Нэльтарин. Так звали отца Кейт. Оказалось, что место недалеко от родной деревеньки Кейт. Так что Энн обрадовалась вдвойне.

Правда, иногда ее терзали смутные сомнения о том, одобрят ли родители выбор дочери. Потому, что простые люди считали эльфов чуть ли не черными колдунами. Как это утверждение уживалось с мнением о том, что остроухие наряду с этим были еще и самыми образованными, неизвестно. Но, однако-ж, всегда бывает так, что люди боятся того, чего не понимают или не могут объяснить. Энн искренне думала, что сможет убедить мать и родственников в правильности своего выбора. В конце концов, если убедить их не получится, она просто может свести их общение к минимуму.

И вот, когда шел пятый месяц ее счастливой беременности, собрав свои пожитки, которые, как и в первый день ее прибытия в город, умещались в небольшой узелок, она вышла на порог «Сытой тальпы». Там, за столом, что на лето хозяин выносил на улицу, ждал ее Нэльтарин.

Хозяин, всеми правдами и неправдами пытался удержать Энн у себя. Такую работницу редко посылали небеса. Он перебрал все доводы, обещал увеличить жалованье, предлагал обоим лучшую комнату, и даже был не против подождать, пока подрастет ее ребенок. Но, эльф был непреклонен. Жить в городе ему не хотелось.

Встреча с родителями разочаровала и огорчила Энн. Матери не понравилось, что вернувшись в родные края, дочь не собирается жить дома и помогать по хозяйству. Лишние рабочие руки никогда не помешают. А вместо этого она будет развлекаться с нечестивым народом.

Мало представляя себе жизнь эльфов, в деревне почему-то думали, что они целыми сутками развлекаются, пьют ягодное вино и колдуют. Забывая при этом, что не малых трудов стоит эти самые ягоды собрать, отжать, сбродить, приготовить закваску, разлить по бочкам, переворачивать их, и правильно выдержать.

Сообщество эльфов тоже сдержанно отреагировало на выбор Нэльтарина. Никто не мог понять, что же он нашел в необразованной, пусть и красивой человеческой девушке. Но эльфу было хорошо с ней — наверное, как раз из-за того, что он мог ее научить чему-то. А Энн нравилось узнавать каждый день что-то новое. Она с обожанием смотрела на мужа, и внимала каждому его слову. Он рассказывал ей почему встает и садится солнце, что есть звезды, почему одни птицы селятся только на одних определенных деревьях, а другие нет. Почему журчит ручей, и как слушать и слышать лес, и еще много-много всего.

Энн и Нэльтарин поселились в раскидистой иве на берегу небольшого ручья. Вверх по течению которого, их соседями были древний эльф-отшельник и еще одна такая же пара изгоев. Одинокий эльф-ведун совершил над ними обряд обручения, и они спокойно зажили вместе.

Все удивляло и восхищало Энн. И жизнь в дереве, и невероятное единение с природой, и отношение к ней Нэльтарина.

В деревне женщину считали не лучше прислуги, призванной угождать мужчинам и молчать, пока тебя не спросили. А тут, он спрашивал и интересовался, как ей все нравится, советовался по некоторым вопросам, помогал по хозяйству. А когда после дневных забот они ложились отдыхать, всегда приникал ухом к животу и слушал, как ворочается их ребенок. И каждый счастливо прожитый день, приближал появление на свет их малыша. Они даже подобрали два имени. Для девочки Калентаэре, а для мальчика Тэрион.

Нэльтарин уже почти вырастил новую комнату для него. Она пока не до конца была готова, но к тому времени, как ребенок подрастет, все будет в порядке.

Энн жила как в сказке.

Но, как и в сказках, зло зачастую, ходит рядом с добром, и она закончилась неожиданно и быстро.

* * *

Кейт вздохнула, и подумала, что с самого появления на свет, ее жизнь — это череда страшных совпадений и неудач.

* * *

Схватки у Энн начались в конце месяца бейлета, во время холодного зимнего дождя, переросшего в мокрый снег с ураганным ветром. Буря трепала голые ветви ивы. Завывала в верхушках соседних деревьев, гнула молодые деревца, поднимая вверх тучи мокрых опавших листьев вперемешку со снегом. Такая погода была обычна для середины зимы.

Но в их живом доме было тепло и уютно. Нэльтарин ни на минуту не отходил от жены, унимая боль магией и целебными травами. Он сам принял у нее роды, отговорив запаниковавшую по началу Энн бежать за подмогой в деревню. Стихия начала немного униматься, когда девушка услышала плачь своего первенца.

Родила Энн на удивление легко. Девочка родилась маленькой, но здоровой, сразу взяла грудь, и спокойно уснула на животе у новоиспеченной мамочки. Назвали ее, как и договаривались — Калентаэре, что означает Зеленая Ива. Энн спорить с мужем не стала, хоть ей сначала и не понятно было, как можно ребенка, особенно девочку назвать словно дерево — ивой. Но потом прониклась, и даже нашла в этом свою эстетику.

Эстетику! Энн раньше и слов-то таких не знала.

Через некоторое время, когда девушка оправилась настолько, что могла совершать длительные прогулки, решено было показать ребенка родным Энн.

Нэльтарин был против, но смирился, понимая, что Энн все же человек, и это их обычай. Ведь она тоже делала для него много уступок, одной из которых был Обряд Обручения по эльфийскому обычаю и переезд в живой дом.

Доведя любимую до кромки леса, Нэльтарин остался ждать там. А она с дочкой на руках направилась в сторону деревни. Они условились, что если Энн не появиться до полудня, он сам отправиться за ней.

Родня встретила, как всегда, холодно.

Новоиспеченная бабка едва взглянула на малышку, мирно спавшую в пуховом платке на руках матери. Никто не спросил о ее самочувствии, никто не поинтересовался, как назвали девочку. Вместо этого, отец Энн, с братьями начали подробно выспрашивать, где именно они живут, одни или нет, и как туда добраться. Якобы, чтобы навестить их самим в следующий раз. Энн ответила уклончиво, в общих чертах, без подробностей описав местность. Потом посидели, как полагается — выпили.

Энн, как на гвоздях, ерзала стуле. Почти не притрагивалась к еде, от которой успела отвыкнуть.

Живя с Нэльтарином, она питалась более легкой пищей и пила совсем другие напитки. То и дело Энн поглядывала на спящую малышку, и пыталась найти предлог, чтобы поскорее убраться подальше от пьяных голосов и духоты дома. Странно, но она чувствовала себя тут чужой.

Наконец, дослушав очередную историю старшего брата о попойке и мордобое с дальним соседом, она, сославшись на слабость, тихонько попрощалась, и, выскользнула за дверь.

В пороге ее поймала за плечо мать и принялась уговаривать остаться. Стращая холодной и голодной зимой в лесу и пугая рассказами об эльфах-колдунах. Энн только рассмеялась и заверила ее, что это все выдумки. Им хорошо вместе, в дереве тепло, еды заготовлено впрок, а муж у нее такой, что любая позавидует. Мать, поджав губы, буркнула себе под нос что-то о неблагодарных девчонках, и толкнув за порог, захлопнула за ней дверь.

С облегчением переведя дух, Энн вдохнула прохладный зимний воздух и не оглядываясь, пошла в сторону леса, где ждал ее Нэльтарин. По дороге отстраненно думала, что не такой встречи она ожидала. Но надеялась, что может в будущем, они все-таки примут ее ребенка. Тем более, что дочка родилась просто на загляденье красавицей.

В заботах и хлопотах прошло несколько дней. И она почти забыла о прохладной встрече родственников, когда они сами напомнили о себе.

Это случилось под вечер.

Нэльтарин еще с утра пошел к старому ведуну-эльфу попросить травы для целебного отвара, для дочки. Обещал, что вернется к вечеру, и Энн ждала его с минуты на минуту. После появления ребенка он старался не отлучаться надолго. Все свое время, посвящая малышке и ей.

Энн кормила дочь, когда услышала под деревом голоса. Ничуть не испугавшись, так как дальние соседи эльфы нередко заходили к ним в гости, она выглянула наружу. Но увидела вовсе не их, а двух своих братьев.

Как всегда, они были не трезвы. Сказали, что идут с охоты, и решили зайти по пути и навестить ее с дитем. У старшего Ланса — за плечами был лук и колчан со стрелами, а у младшего Бора — большой охотничий нож за поясом и моток веревки на плече.

Энн сказала, что сейчас спуститься, чтобы поговорить с ними. Она положила уснувшую дочь в колыбельку, и закрыв от холода одеялом, спустилась к братьям.

Те вскользь поинтересовались ее здоровьем. По обычаю, опять начали уговаривать ее вернуться домой. После очередного отказа, быстро попрощавшись, ушли. Девушке показалось это странным, она не поняла, зачем они приходили и вообще, как ее нашли. Точное место расположения их дерева Нэльтарин просил никому не сообщать. И, если они идут с охоты, подумала Энн, то где же дичь? Дичи при них не было.

От этих размышлений ее отвлек плачь дочки и поднимаясь наверх по круговой лесенке, Энн посетовала: куда-же запропастился Нэльтарин? Волнение за любимого не отпускало ни на минуту, а дурное предчувствие не давало покоя.

Промаявшись всю ночь, и не сомкнув глаз от тревоги до самого утра, она решила сама идти к ведуну. Накормила и потеплей завернула девочку, взяв в дорогу самое необходимое. Но этого путешествия не потребовалось.

— Энн! — донеслось снаружи. Она узнала этот голос. Это была ее соседка — эльфийка Лаэре.

И почему от ее голоса у Энн замерло сердце? Подхватив малышку, она спустилась вниз.

Лаэре была не одна. Рядом стоял ее муж. Он был человеком. Следопытом. Люди в деревне звали его Манул, по названию дикого лесного кота. Его настоящего имени не помнил уже никто, наверно даже он сам, а Лаэре называла его эльфийским именем, Митаэн, которого люди не знали.

Лаэре посмотрела на нее пристально. Во взгляде была и тревога, и боль, и неизбежность.

— Случилась беда. Твоего мужа больше нет с нами, — сказала она тихо, без лишних причитаний, так, как это принято у эльфов, — Нам очень жаль. Она скорбно опустила голову.

Энн перестала дышать и словно землю вырвали из-под ног. Она видела, как эльфийка открывая рот, что-то говорит ей, но понять ничего не могла, не слышала. Все поплыло и закружилось перед глазами. Энн почувствовала, что ее подхватывают, не дают упасть, прислоняют к дереву.

Митаэн молча отстегнул фляжку от пояса и влил ей что-то в рот. Она не сопротивлялась. По горлу потекло что-то жгучее, наполнив желудок огнем, дыхание опять перехватило, но в голове напротив — прояснилось. Согнувшись пополам, девушка закашлялась и разрыдалась. Лаэре заботливо подхватила маленький сверток из ее ослабших рук, и не мешала какое-то время, просто стояла рядом.

— Что с ним? Где он!? — сквозь душившие ее слезы, спросила Энн.

— Мы не знаем, кто это сделал, — Отрывисто произнесла эльфийка, — Шли, чтобы поздравить тебя. Увидели его. Митаэн сейчас принесет.

Энн тихонько осела на холодную землю, не в силах больше стоять. Все рухнуло. Мечты, надежды, ожидания. Все, о чем они с Нэльтарином разговаривали долгими счастливыми ночами, планировали, кропотливо создавая свой и только свой мирок. Еще вчера у нее было всё. И вот она осталась одна. С малышкой на руках, которую не принимают ни родственники, ни общество. Зачем ей это все? Почему? За что?

Видимо, последние слова она произнесла вслух.

— Жизнь часто посылает нам испытания, — тихо произнесла Лаэре, — Но, как бы тяжело не было, надо бороться до последнего вздоха. Больше мне нечем тебя утешить, девушка. Поверь, мне так же тяжело, как и тебе. Многим людям не понять, но эльф всегда остро чувствует потерю соплеменника. Одно должно тебя утешить — он теперь в лучшем мире.

Лаэре обняла Энн.

Но, Энн не хотелось — ни бороться, ни утешаться, ей хотелось снова почувствовать себя любимой, защищенной, не одинокой. Она положила голову на плечо эльфийки и снова тихонько заплакала.

Вернулся Митаэн. Он нес Нэльтарина на руках впереди себя. Следопыт положил его тело перед Энн.

Одежда мужа была грязной, на лице и руках множество ссадин и кровоподтеков. Было видно, что дрался он отчаянно. Предательская, чудовищная рана чернела на спине, а на шее синел след от веревки.

Энн кинулась к нему на грудь и закричала страшно, надсадно. Она гладила его лицо, руки, волосы, пыталась приподнять за одежду.

Лаэре не выдержала, и поняв, что и сама сейчас разрыдается, отошла с малышкой в сторону.

— Он умер как воин, — сказал Митаэн, по-своему пытаясь успокоить безутешную Энн.

— Кто, кто это сделал?! — плакала Энн, — кому мы мешали?!

Лаэре и Митаэн переглянулись, у них на сей счет были подозрения. Следопыт многих знал в деревне и догадывался, кто мог такое совершить. Но это подождет.

Хоронили, как и полагается эльфам — в огне.

Никого, кроме Энн с дочкой, Митаэна с Лаэре и ведуна не было. Костер сложили на берегу реки.

Энн вынула из теплых одеял ручонку дочери и приложила к руке Нэльтарина, чтобы дочь и отец могли попрощаться друг с другом. Девочка не спала, была тихой, даже серьезной и казалось, все понимала. Но когда огонь взметнулся над берегом, она жалобно расплакалась.

Самой Кейт казалось, что она действительно все это помнит. Или, может, ее богатое воображение да рассказы матери сделали свое дело. Впрочем, мать не очень любила ей об этом рассказывать. В основном тогда, когда напивалась.

Когда прах Нэльтарина был собран и захоронен, эльф-ведун отправился к себе. А Лаэре со следопытом вернулись к жилищу Энн. Они предлагали свою помощь, звали пожить у них. Места всем хватит. Но девушка отказалась. Она уже приняла решение, как тогда ей самой казалось — самое правильное.

Энн была благодарна этим двоим, казалось бы, чужим для нее людям, вернее…, ведь Лаэре была эльфийкой. Да какая в принципе разница, когда в горе не один, то это и перенести немножечко легче.

— Манул, ты так и не выяснил, кто мог сделать это? — спросила Энн на следующий день после похорон.

Они сидели втроем под ивой. День был теплый, солнечный, и яркий от выпавшего свежего снега. Она кормила дочку и смотрела вдаль, на проплывающие в голубой лазури, пушистые облака.

От пережитого стресса молоко у нее стало пропадать. Ребенок не наедался и часто капризничал. Вот и сейчас, дочка на руках никак не могла заснуть, все крутилась и хныкала.

Митаэн переглянулся с Лаэре и потупил взгляд. Когда Энн отвлеклась на дочь, он украдкой покачал головой, показывая, что говорить не хочет.

— Она имеет право знать, — вслух сказала Лаэре.

Энн удивленно уставилась на обоих.

— Что я имею право знать? — Эхом повторила она. Заранее чувствуя, что это знание, действительно ей не понравится.

Девочка на руках у Энн, наконец, притихла и уснула. Лаэре приобняла девушку за плечи.

— Скажи, — шепотом произнесла она, — А твои братья не приходили в тот день, пока Нэльтарин ходил по делам?

— Братья? — эхом отозвалась Энн, — Да, они приходили, сказали, что были на охоте… И тут, до нее наконец, стало доходить, что именно имела в виду Лаэре.

Она посмотрела с надеждой на следопыта, так как догадка была слишком страшной. Но он только молча кивнул и потупил взгляд.

— Мне очень жаль, но все следы говорят не в их пользу, — тихо произнес Митаэн.

Энн верила ему, и не верила одновременно. Как страшно, немыслимо, невыносимо, чудовищно! Ей казалось, что все ужасы этой жизни, словно сговорившись, решили сбыться именно сейчас.

Она подняла лицо ко вдруг потемневшему зимнему небу. На солнце снова наползли облака, превратив яркий белый снег в скорбный сероватый саван. Из глаз катились и катились горячие слезы.

Братья, родные братья.

Не верить следопыту не имело смысла. Он жил в лесу с детства, знал все звериные тропки и безошибочно распознавал следы. Будь то следы зверя или человека.

— Я бы на твоем месте не оставлял это преступление безнаказанным, — проговорил он негромко. — Я бы мог сделать это за тебя.

Энн со страхом посмотрела на него.

— Нет, нет… — замотала она головой, — не надо мести! Они же… мои…. Ох, я не знаю, что делать!? И она опять неслышно, чтобы не разбудить дочь, залилась слезами, уткнувшись в плечо подруги.

Следопыт передернул плечами и больше не поднимал эту тему. Надо, сама позовет. Он предложил и сделал все, что мог.

Когда, после нескольких ходок, вещи Энн перенесли к ее родителям, эльфийка и Манул тепло распрощались с ней у порога ее дома. Внутрь гостей не пустили, да и «спасибо» за помощь не сказали. Но благодарность девушки была искренней. Она долго не выпускала Лаэре из объятий, словно боясь порвать ту тонкую ниточку, что соединяла ее с другим, счастливым прежде миром.

— Навещай нас хоть изредка, шепнула она. Лаэре кивнула и незаметно пожала ее холодную, дрожащую ладошку.

Наконец, разомкнув объятья, Энн скрылась, словно растворившись в темном дверном проеме.

Уже по дороге домой Лаэре спросила следопыта:

— Ты тоже, как Энн, считаешь, что месть не нужна? — Вопрос звучал скорее, как провокация к беседе.

Митаэн сверкнул глазами из-под нахмуренных бровей.

— Поверь, я не успокоюсь, пока два ублюдка не получат свое, — угрюмо процедил он, — Нэльтарин был мне как брат, а за братьев мстят.

Лаэре с нежностью обняла его за талию. Она не сомневалась в муже.

Как не странно, этой же зимой старшего брата задрал медведь. Младший, через несколько дней, попал в волчью яму. И не важно, что в арсенале у «медведя» имелся нож, что, впрочем, не помешало реальному медведю лакомиться мясом, а в той части леса, где была волчья яма, волков отродясь не видели.

На похороны братьев Энн не явилась, сославшись на нездоровье. Вместо этого она залезла в подпол и достала бутылку крепкого сливового вина.

Весь ужас заключался в том, что этой самой бутылкой братья убили ее саму.

Кейт тяжело вздохнула.

Ее единственной отдушиной в деревне были визиты к Лаэре и Манулу. Эльфийка, как могла, помогала ей разбираться в травах, учила грамоте и письму, а Манул преподал первые уроки самообороны. И ничего, что после этих походов девушке часто попадало от бабки Рэи, то и дело стращавшей ее злым эльфийским колдовством, а от бабкиной же «науки» ныли отбитые ремнем бока и спина. Мать пьяно молчала, равнодушно отворачиваясь в тех случаях, когда от бабкиного гнева дочь пряталась под стол, умоляя больше не бить. Совсем незадолго до своего похищения Кейт всерьез задумалась бежать. Мать вообще больше «не просыхала», похмеляясь с утра и напиваясь до беспамятства к вечеру. И если сначала Кейт было ее жаль, и она умоляла Энн больше не пить, то сейчас ей тоже стало все равно. За равнодушие платят той же монетой.

Последний раз, а это было почти два круголета назад, мать продержалась нэю (неделю). Это были, наверное, самые лучшие дни за последнее время. Мягкий хлеб, чистое белье, ласковые мамины руки и застенчивая улыбка понимающей свою вину слабой женщины. Но, может быть, именно из-за этого чувства вины Энн и продержалась так недолго. Отягощенная деяниями совесть все чаще просила забвения и покоя.

Мать вновь сорвалась, стала ходить в местную харчевню все чаще, а потом именно там повстречала Харла и все пошло по накатанной.

И даже слезы дочери не могли ничего изменить.

Новые сожители теряться не стали, и через две нэи матери не стало.

Официальная версия смерти, озвученная лекарем, была следующей; «Повреждение шейного отдела позвоночника вследствие падения с крыльца, в состоянии алкогольного опьянения». В эту же ночь, заснувшую от усталости и непрерывных слез Кейт связали и увезли в неизвестном направлении, не дав даже проститься с матерью.

 

Глава 3

Вечером, когда снаружи бушевала гроза, Кейт спросила Мэйтона, каким образом он её обнаружил и почему решил спасти?

— В тот день я охотился. А этот, который рябой, распугал своим ревом всю мою дичь. Мне стало любопытно, кто это, и что тут делает, и я проследил за ним до самого лагеря. А там увидел и повозку, и тебя, и младшего.

— А почему ты не напал на них днем? Не думаю, что ты бы не справился.

Мэйтон пожал плечами.

— Я не вмешиваюсь в дела людей.

— Но, почему тогда…? — она не договорила, он перебил ее.

— Не знаю, — немного раздраженно сказал он, — Наверно потому что в тебе есть кровь моего народа. На самом деле я долго думал, вмешиваться мне или нет. У людей свои законы, и порой то, что я принимал за насилие, оказывалось вовсе не насилием. Поэтому я выжидал. Откуда я знал, кто ты им? Может, ты непослушная дочь рябого, сбежавшая от жениха? А женишок как раз «младший». Да мало ли, что у вас людей может происходить?

— И когда же ты принял решение в мою пользу? — холодно и как-то отстраненно спросила Кейт.

— Когда по разговору понял для чего ты им нужна и увидел, что с тобой делают. Хотя, от людей можно всего ожидать, — буркнул он.

— То есть ты дождался, пока они надо мной надругаются и заснут, а сам стоял и смотрел? — возмущенно прошептала Кейт, — Ты спокойно смотрел, как меня… — она даже не могла произнести этого слова. Кейт практически задохнулась от возмущения. Обидело его равнодушие и выбор по расовому признаку. Конечно, не хотелось быть неблагодарной, но все же! Было в этой ситуации, как ей казалось, нечто неправильное.

Мэйтон внешне остался спокоен. «И чего это я должен перед ней оправдываться?!», — с возмущением подумал он. Для себя так и не решив окончательно, как же он ее все-таки сам воспринимает. То ли как человека, то ли…?

— Во-первых, в тот момент меня там не было, я за отмычками ходил. Во-вторых, я же сказал тебе, что не знаю ваших обычаев. Я не хотел вмешиваться ни в чью жизнь, вершить чьи-то судьбы. И рисковать своей жизнью из-за незнакомых девчонок я тоже, между прочем не намерен. Живу один, никого не трогаю, и хочу, чтобы не трогали меня.

— Это позиция эгоиста и чистоплюя. Моя хата с краю, ничего не знаю. Так, по-твоему? — зло бросила Кейт.

— Ах! Я еще выходит и эгоист после всего, и чистоплюй! — возмутился эльф.

Девушка прикусила язык.

— Я наверно никогда этого не пойму, — опять тихо сказала Кейт, немного помолчав.

Мэйтон вопросительно посмотрел на нее.

— Этой вашей политики — ни во что не вмешиваться. Вашего эгоцентризма и равнодушия!

Эльф пристально посмотрел на нее, поняв, что она говорит о его народе в целом, и хотел было вспылить, но вдруг громко засмеялся. Нет, не зло, просто как-то сухо.

— Что смешного я сказала? — возмущенно спросила Кейт.

— Ты говоришь, как человек! «Причем, довольно образованный», — отметил он про себя.

— А я по-твоему кто?!

— Если мне не изменяют мои глаза, а они мне не изменяют, то ты полукровка, причем больше в нашу сторону. А вообще, ты даже не представляешь, насколько не права, — он весело фыркнул, — Мы просто разные, и этим все сказано. Надо принимать вещи такими, какие они есть.

— Получается, что ты спас меня не от того, что тебе стало меня жалко, — не унималась Кейт, — а просто потому, что во мне ваша кровь. Был бы кто другой на моем месте, ты прошел бы мимо?

Мэйтон тяжело вздохнул, посмотрел на нее пристально и серьезно задумался: «А действительно, почему?»

— Да, была бы на твоем месте коза или к примеру свинья, я действительно прошел бы мимо. — Но, помолчав, добавил:

— Нет.

— Что нет?

— Не прошел бы. Потому, как эти животные весьма полезны. Козу можно доить и пить молоко, а свинью можно съесть.

Кейт удивленно раскрыла рот, обиженно посмотрев на него.

— Я спас тебя потому, что посчитал это правильным, что тебе еще от меня нужно? — ответил он уже раздраженно. Даже не смея признаться самому себе в том, что будь на ее месте просто человеческая девчонка, поступил бы так же. Только, наверно к себе в дерево не потащил, ну, в крайнем случае, может довел бы до деревни.

— Когда ты перестанешь задавать одни и те же глупые вопросы? Может, кто-то другой, на моем месте, просто прошел бы мимо!

Мэйтон сделал упор на слова «другой» и «моем», чтобы ей, наконец, стало все предельно понятно.

— И ты, в данный момент, наслаждалась бы компанией двух славных работяг, по дороге в бордель.

Кейт стыдливо опустила глаза и притихла. Все равно он прав. Прав как не крути.

— Извини, — буркнула она наконец, — и спасибо.

Она не имела права обижаться. «Как хорошо, что он все-таки, тогда оказался поблизости».

— А откуда у тебя отмычки? — лукаво прищурилась девушка, легко сменив тему.

— Нашел.

— А-а-а-а, — протянула она многозначительно, явно не поверив в находку столь редкого инструментария.

Но эльф больше ничего добавлять не стал.

«Не верит и не надо. Мало того, что ее не устроило время освобождения, так теперь сомневается в его честности, принимая за вора. Вот, делай людям добро…!»

А он их и вправду нашел — мертвякам-то они уже без надобности.

Дней через семь выглянуло солнце и холодные капли перестали лететь за шиворот с мокрых веток. Они сидели под деревом и любовались на разноцветные листья. Погода установилась солнечная, но прохладная. Осень вступила в свои права.

Кейт постоянно мерзла в своем ободранном тонком шерстяном платье и куталась в куртку Мэйтона. Ни чулок, ни приличной обуви у нее не было. Раны на ногах уже затянулись и не беспокоили так отчаянно, как в первые дни. Она как умела, помогала Мэйтону по хозяйству — собирала хворост для костерка, который они устроили подальше от дерева, носила из родника воду, разогревала на огне нехитрую снедь. Эльф не гнал, а она не уходила.

Пока они грелись на солнышке, он, развязав тугие повязки, осмотрел ее ноги.

— Почти зажили, — констатировал он. — Но шрамы все равно надолго останутся, а у меня нет нужных ингредиентов, чтобы сделать мазь.

Кейт вяло кивнула, сковырнув с колена засохшую болячку.

— Что-то не так? — нахмурившись, спросил он.

Мэйтон вообще часто хмурился.

Кейт помялась.

— Ты намекаешь на то, что я свободна и могу уходить? — грустно сказала она, заправляя непослушную прядку волос за ухо.

Мэйтон пожал плечами, про себя отметив, что издалека ее вполне можно спутать с чистокровной эльфийкой. Такой оттенок волос довольно редок для людского племени. Только немного проигрывает в стати — даже с ее миниатюрностью, чувствовалось влияние людской крови. Зато, при определенной нужде, перед людьми она могла вполне изображать чистокровную а-исс (женщина).

— Как хочешь, дело твое. Я не держу тебя.

— Мне некуда идти. И если можно остаться с тобой, я была бы тебе очень признательна.

Мэйтон как-то невпопад подумал: «Где она научилась правильно говорить, и кто ее этому научил? Ведь в деревне говорят, мягко сказать, по-другому».

Он вздохнул.

— Оставайся, если хочешь. Но только что ты тут будешь делать, в этой глуши? Я ничего не могу предложить тебе. Зимой тут холодно и полно снега. А у тебя нет теплой одежды. У меня только смена чистого белья, и комплект зимней. Я привык к холодам. Сшить из шкурок тебе штаны и куртку я уже не успею. Да и разместиться в дереве вдвоем негде. Я растил его только для себя одного.

Кейт грустно кивнула и старалась не смотреть в его сторону. Она все-таки ожидала другого ответа.

— А какие планы были у тебя? — спросил он.

Кейт передернула плечами. Какие планы могут быть у вчерашней пленницы?

— Я бы мог проводить тебя до ближайшего города, — предложил он, — Все равно туда собирался идти. Пока нет заморозков, вполне можно успеть. У меня есть небольшие сбережения, купим тебе теплую одежду. Смотришь, может и возьмет тебя кто-нибудь на приличную работу. У меня как раз там пара друзей есть. А умные девушки везде нужны.

Кейт опять печально кивнула. Ну вот, еще один, кто хочет от нее отделаться. И никому-то она не нужна. Ей стало так жалко себя, что слезы наворачивались на глаза. Но и от такой помощи отказываться было нельзя. Ибо ничего, кроме ободранного платья и стоптанных башмаков, она при себе не имела.

— Не было у меня никаких планов. Я на все согласна, — она, наконец, подняла глаза на Мэйтона. Во взгляде было столько надежды и мольбы, что он просто не имел права не исполнить обещанное.

— Решено. Тогда выйдем послезавтра. Будет тепло и запасов успеем в дорогу сделать.

Мэйтон пружинисто встал, взял свой лук, проверил висевший на поясе нож и отправился в лес.

— Я вернусь поздно вечером, или к завтрашнему утру, обернувшись сказал он, — Так что можешь отоспаться перед путешествием.

Девушка кивнула и, не отрывая взгляд от огня, пожелала ему удачи.

Сказано — сделано. Рано утром, когда еще туман окутывал лес, а солнце, словно запутавшись в ветвях деревьев медлило спросонья, они вышли на ту дорогу, по которой Кейт везли девять дней назад.

«Словно целая вечность прошла», — подумалось ей.

Дорога утопала в белом густом мареве и только над верхушками деревьев оно золотилось, нехотя тая.

Шли быстро, за день отмахав добрую треть пути. За всё время они почти никого не встретили, кроме одинокой повозки, груженой сеном.

Честно признаться Мэйтон думал, что девчонка не выдержит заданного им темпа. Но она молодец, ни разу не пожаловалась, хотя он видел, как ей трудно. Только иногда останавливалась выбить камешки из худой обуви. Ближе к вечеру эльф сжалился над ней, и они устроили привал.

Сам, будь он один, мог бы и всю ночь спокойно идти, ему не привыкать. Обычно к утру следующего дня он бывал уже в городе.

— Тут неподалеку есть озеро, — сказал он, сворачивая в лес, — там можно остановиться переночевать.

Кейт кивнула и из последних сил побрела за ним, перелезая через поваленные деревья, обходя заросли высокого орешника. Который, впрочем, они неплохо оборвали, нагло обокрав местных тальп и белок.

Кейт ни разу не пожаловалась, хотя переход дался ей тяжело. В дырявые башмаки, то и дело набивались мелкие камешки, из-за этого она сильно натерла пятку. От боли слезы сами сыпались из глаз, но она, закусив губы, терпела, и раз за разом уговаривала себя сделать еще один шаг.

«Сама напросилась, никто силой не тащил».

В последний раз, когда останавливались, она обложила пятку подорожником, но от ходьбы тот размочалился и его пришлось выбросить. Так что сообщение о привале Кейт восприняла с радостью и облегчением.

Поляна с озерцом появилась неожиданно. Кейт казалось, что этим кустам не будет конца и края, и вдруг — оп! — они закончились, и девушка, с облегчением вздохнув, выбралась на небольшой заливной лужок, обрамляющий водоем. Наконец-то гудящие ноги можно засунуть в холодную воду.

Еле доковыляв до берега, она первым делом скинула башмаки и со стоном облегчения, вошла в воду. Мелкий песок мягко обволок ступни, а от ранки стало расползаться, и таять в воде бледное облачко крови.

Увидев такие дела, эльф накинулся на нее с негодованием.

— Ты почему ничего не сказала мне!? Зачем терпела всю дорогу!? У меня в сумке мазь и чистая ветошь… Он вошел в воду и присел осмотреть ранку.

— Я… я не хотела, я думала, ты прогонишь… — Кейт потупилась, роняя в воду редкие слезинки.

— Бестолковая! — обрушился на нее Мэйтон, — Теперь еще дня три, заживать будет! Лечишь, ее лечишь, а она!

Поняв свою оплошность, Кейт закрыла ладонями лицо и все-таки разрыдалась.

Мэйтон застонал, подкатив глаза, и вышел на берег. Взялась на его голову!

Остывшие за это время ноги стали быстро неметь в холодной воде.

— Вымылась, выходи уже, — буркнул он и стал выкладывать на траву провизию и лекарства. — Не хватало еще простудиться. Я на горбу тебя в город не потащу. Вот дойдем, а там хоть под лошадь кидайся, — бубнил он.

Походив для приличия в воде еще немного, Кейт решила, чтоб второй раз не мерзнуть, сразу вымыла лицо и руки, смывая дорожную пыль, после чего робко выбралась на берег.

Мэйтон вручил ей мазь и чистую тряпицу, а сам решил выбрать новое место для стоянки. Это не годилось — слишком сыро. Почва в низине была влажной и кое-где даже чавкала под ногами.

Кейт проводила его взглядом, и уже отворачиваясь, краем зрения увидела, что он неожиданно исчез! Вот так, только что стоял, а тут раз, и нету его!

Обеспокоенно поднявшись на ноги, она заозиралась и заметила, что в земле стала видна небольшая яма, на поверхности которой белела, сжимая тонкий стебель кустика, кисть Мэйтона.

Не раздумывая ни мгновения, отбросив баночку с мазью в сторону, она кинулась к тому месту, где исчез эльф. Распластавшись на животе Кейт перехватила его запястье двумя руками и заглянула вниз. От страха, правда, ничего не увидела, кроме темноволосой макушки и отчаянно подумала, что у нее не хватит сил удержать его вес.

Мэйтон посмотрел на нее снизу-вверх, и спокойно сказал:

— Отпусти, еще сама свалишься.

— Руку вторую давай! — рявкнула она, и как осмелилась-то! — Я сильная, справлюсь. Про себя подумав, а действительно, не преувеличивает ли она? Но тогда, она точно не справиться, собственные заблуждения, как не странно, предали ей сил. Нашарив ступнями какой-то корень и зацепившись за него, словно якорь за подводную корягу, Кейт, поёрзав бедрами, легла удобней.

— Давай другую руку, эту я крепко держу, — удивившись спокойствию в собственном голосе, сказала она в яму.

Ей показалось, что эльф недовольно вздохнул.

Немного раскачавшись, что дало нужный разгон телу, он дернулся и закинул вторую руку вверх. Кейт ловко поймала ее.

— Лезь по мне сам, я все равно тебя не утащу, — буркнула она, крепче обхватывая ногами корень, но, все-таки изо всех сил, стала пятиться назад. Мэйтон как мог, помогал себе ногами, ища опору.

Это произошло до того неожиданно! Хотя… разве такое может быть ожиданным?

Мягкая почва, чавкнув, прогнулась внутрь и он полетел в пустоту. Видимо, повинуясь многолетнему рефлексу, он, проскользнув ладонью по гладкой траве, в последний момент все-таки ухватился за тонкую веточку молодого куста ивняка и повис, беспомощно болтая ногами в воздухе. Понимая, однако, что на веточке долго ему не провисеть.

Яма была узкая только у поверхности, где-то на середине его груди она расширялась и, видимо, обрывалась в подземную пещерку. Именно поэтому ногам не за что было зацепиться. Посмотрев через плечо вниз, он увидел глубоко под собой черную, маслянисто блестевшую в темноте воду. И понял, что угодил в ловушку гигантского водного червя. Живут они в подземных пещерах, а охотятся вблизи водоемов. Легко прокладывая себе путь в мягкой почве.

Звать на помощь Кейт он не решился, все равно не успеет. Попрощавшись с жизнью и смирившись с неизбежным, он даже был рад такому исходу. Ведь, наконец, он увидит свою Ло. Но радужным надеждам не суждено было сбыться.

Хочешь не хочешь, пришлось подтянуться и лезть наверх. Губить жизнь девчонке не хотелось, она-то тут совершенно не причем.

Последний раз взбрыкнув ногами и уцепившись за шею Кейт, он выполз на поверхность.

Она лежала рядом, мокрая от натуги, с шальными глазами, перепачканная зеленью и землей.

— Спасибо, — буркнул эльф, перекатываясь с живота на спину и тяжело дыша. Попутно очищая куртку от грязи.

— Что-то мало радости в голосе, — обиделась девушка. Она надорвалась, таща его из ямы, а он еще и недоволен! У нее, так от страха коленки дрожат и руки от напряжения трясутся.

— Нет, правда, спасибо, — уже мягче сказал он.

— У тебя проблемы? Жить что ль надоело? Ты почему молчал? А если бы я не увидела?! — набросилась на него Кейт. Вопросы так и повисли в воздухе, и отвечать на них явно не собирались.

— Все понятно! Ты — благородный альтруист-спаситель, не дорожащий собственной шкурой — язвительно сказала Кейт. — А ведь кто-то, недавно, не хотел рисковать этой самой шкурой ради незнакомых девчонок, предпочитая спасение свиней и коз!

— Мне еще десять раз «спасибо» сказать, чтобы ты успокоилась? — насмешливо спросил он.

— Да ну тебя! — Кейт рывком встала и на подкашивающихся ногах с черными коленями, побрела к баночке с мазью, — Сумасшедший, — буркнула она, обернувшись через плечо. С плеском вошла в холодную воду, отмывать колени. Потом плюхнулась на траву и стала остервенело намазывать больную пятку мазью. От обиды даже забыв спросить откуда тут такая яма взялась.

Мэйтон полежал еще пару мгновений, слушая вечерний пересвист дроздов, голос далекой кукушки… И, смотря на розовые закатные облака, улыбался невесть чему.

Потом пружинисто встал и пошел выбирать место для стоянки. Вон тот бугорок вполне подойдет, ветерок мошек сдувать будет. Только бы отмыться теперь.

Уже в темноте, лежа на мягких молодых ветках ивняка и выковыривая из запекшейся глины (коей было великое множество по берегам) нежное мясо озерной краснохвостки, Кейт вспомнила про яму. Вернее, она о ней и не забывала, но специально выдерживала паузу, делая вид, что ей тоже все равно. Да и забот без этого хватало. Одна больная пятка чего стоила!

Только когда был разожжен костерок и запах печеной рыбы (которую в местных заводях поймал оструганным копьецом эльф) наполнил рот голодной слюной, в процессе поглощения пищи, как-то вспомнилось само собой.

— А кто в этих ямах живет, что ты так спокойно с жизнью распрощался?

Мэйтон, обсосав косточку, бросил ее в огонь и потянулся еще за одним кусочком, благополучно пропустив мимо ушей намек на позорный суицид.

— Водный червь. Они в подводных лабиринтах живут, а охотятся, прорывая ход вверх и оставляя только дёрн на поверхности, чтобы с виду было не заметно. Наступишь туда, и вниз, в воду. Ему все равно кого жрать, человека ли, животное — он все равно целиком заглатывает.

— То есть ширина ямы это и есть ширина его тела?

— Точно! — обглодав еще одну кость, весело ответил эльф.

Кейт поёжилась. Ширина была знатная — в половину ее роста!

— А он там был? — прошептала она.

— Нет. У него таких нор-ловушек много. Какая-нибудь, да сработает. Кто туда попадает, выбраться уже не может, тонет, потому что яма в воду обрывается. А ему все равно, в каком виде есть — он падальщик.

— А они наверх выползают? — поерзав на подстилке и незаметно придвигаясь ближе к Мэйтону, спросила девушка.

— Ну, голову высунуть сможет, — с наигранной беспечностью ответил эльф.

— Вообще, они слепые. Только зубы в три ряда, как иглы на морде торчат. В общем, неприятный тип.

Кейт посмотрела в сторону ямы, которую они сверху завалили большими сухими ветвями (чтобы другие путники не провалились и видели издалека), и представила себе огромного жирного червя, ползущего под землёй, с тремя рядами острых зубов, заглатывающего по дороге что ни попадя.

— А он прямо сейчас не может под нами подкопать?

Мэйтону ужасно захотелось ее подразнить, и сказать, что «да», но он сдержался.

— Я выбрал правильное место. Тут почва сухая, каменистая, не прокопает. Хоть он и большой, но тело его слишком мягкое, и он ползает там, где земля мягче, сырее.

Кейт с облегчением выдохнула и начала устраиваться на ночлег.

— Но есть и другой вид, они могут прокопать и каменистую почву, — не удержавшись, докончил эльф, с удовольствием наблюдая за вытянувшейся, испуганной физиономией Кейт. Девушка опасливо заерзала на подстилке, — Но тут они не водятся, только в пустынях, не бойся, спи, — как-то уж слишком ехидно докончил он.

Кейт поняла, что он ее дразнит и толкнув его локтем в бок, все-таки успокоилась.

— Где ты училась? — напрямик, без обиняков, спросил Мэйтон.

Кейт еще размышлявшая о червях, смешавшись, на мгновение задумалась.

Мэйтон понял это по-своему.

— Не хочешь говорить, не говори. Я, просто из любопытства, — ломая прутик и кидая его в костер, предупредил он.

— Нет-нет, какие секреты, — поспешно смутилась девушка, — меня Лаэре учила, я рассказывала тебе о ней, если ты помнишь.

Эльф кивнул.

После пережитого стресса глаза сами слипались, да и дорога, что не говори, вышла трудная. Натянув шерстяное эльфийское одеяло, любезно предложенное Мэйтоном, она, только коснувшись головой его куртки, крепко заснула.

С утра, наскоро позавтракав остывшей краснохвосткой и, пополнив запасы воды из местного родничка, они снова отправились в путь.

Кейт с отвращением всунула ноги в башмаки. Но мозоль, обработанный мазью, и обмотанный чистой ветошью, не беспокоил так отчаянно, как вчера. Выйдя на дорогу, нашла клок сена, видимо слетевший со вчерашней телеги. Кейт затолкала сено внутрь ботинка, под пятку. Худо-бедно идти можно.

К середине дня, они должны были быть уже на месте.

Путь их лежал в Вейли — главный город гардалана (королевства) Норидал.

Норидал располагался между Внутренним морем и Морем Семи Островов. С востока граничил с землями свободных псов-охотников — пёсьелюдов, а с юга — с Пограничными горами и землями эльфов.

Самым примечательным было то, что Норидал был одним из не многих гардаланов в Итаре, где жили бок обок люди, эльфы и многие другие расы. И так как изначально Норидал был исключительно эльфийским центром, то и гард Вейли, Альбитиарн Маэн, (что в переводе на человеческий означало Альбитиарн Умный) традиционно был выходцем из этого народа. Он был полуэльфом, коренным горожанином в третьем поколении, так что их семейство пользовалось в Вейли, да и всем Норидале, уважением и почетом.

Еще одной особенностью Норидала было то, что Альбитиарн Маэн не правил самолично, (в отличие от остальных гардаланов), а опирался на выборный парламент. И пусть власть парламента не была сильной, однако народ тут имел реальное право высказывать свое мнение. В основном, парламент составляли старейшины ланов, выбранные на местах.

Сюда, по торговым, в основном, делам съезжались люди, гномы и даже орки. И со временем Норидал стал почти государством в государстве. Со своими обычаями, порядками и самоуправой. Он по праву считался самым свободным от предрассудков ланом в Итаре.

К слову сказать, других ланах и гардаланах тоже уживались многие расы, но именно тут, словно на их стыке, наиболее ярко проявлялись все их положительные качества. Людям в присутствии эльфов — хотелось стать чуть спокойней, эльфам — чуть терпимее, оркам — миролюбивее, а гномам и леприконам сговорчивей.

«Уважение и терпение», вот что гласил слоган на гербе Норидала.

Гномы жили в пещерах Пограничных Гор и соседствовали с долиной эльфов и Норидалом. Поэтому ту часть горных хребтов, где были выходы гномов на поверхность, еще называли Гномьими горами.

Сам Вейли раскинулся на берегу моря Семи Островов неподалеку от границы с Истрией в живописной бухте.

Вогнутый внутрь материка, словно лошадиная подкова, он не имел крепостных стен. С одной стороны он примыкал к морю, а с остальных, его окружали невысокие, пологие горы. На которых и там, и тут были расположены дома жителей.

Таких чистых и светлых городов Кейт не видела никогда в своей жизни. А что она вообще в принципе видела, кроме Исина да своей деревни?

Они стояли на вершине холма, который плавными волнами спускался вниз до самого моря и смотрели на город.

Он простирался перед ними одеялом из разноцветных крыш, и невысоких башенок. Утопая в осенней разноцветице деревьев и ярких, почти по-летнему солнечных лучах, Вейли производил впечатление какого-то сказочного городка. Самой значительной постройкой по праву можно было считать местный маяк на самом конце мыса, гордо возвышающийся над всем городом. Даже городская башня с бирюзовой черепичной крышей и неизменными часами терялась на его фоне.

Напротив нее, фасадом на главную площадь выходил дворец гарда. Постройка в чисто эльфийском стиле; белое строение с многочисленными витыми колоннами, изящными портиками, стройными башнями, обилием мозаичных украшений, и такой же, как у башни, бирюзовой крышей.

Районов в городе было по количеству общин, их населяющих. Они тянулись вдоль моря, и разнились только количеством улиц, принадлежащих той или иной расе.

Конечно же, на самом берегу, с видом на гавань и набережную, находился район, населенный эльфами. Он был самый красивый, обширный, чистый и — естественно — привилегированный. Дальше вглубь, шли людской, гномий, леприконский, с их главным филиалом банка, район пёсьелюдов, и даже на самой окраине имелось несколько орочьих и гоблинских построек. Они, разумеется, по красоте и изощрённости архитектуры проигрывали по отношению к остальным, однако тоже были весьма колоритны. Ну, например, никто же не видел резных гномьих колонн, обрамляющих вход в пещеру зажиточного гоблина. А вот вам! И такое чудо в нашем городке имеется!

Справа, у подножия мыса, находился небольшой порт с тремя пристанями и длинными рядами складов, тянувшихся вдоль берега. А между портом и началом элитных эльфьих улиц находились пабы и питейные заведения для моряков и любителей послушать бравые и всегда правдивые россказни бывалых моряков. Ну, и куда ж без этого, выпить по кружечке-другой пенной хмелевухи.

Когда путники начали спускаться ниже, то Кейт отметила, что кварталы располагаются довольно правильно: одни перпендикулярно другим. Что, конечно, было очень удобно и избавляло приезжих от бесплодного блуждания в кривых, извилистых улицах.

Что о самих улицах, то во всем городе они были вымощены, где песчаником, где гранитной брусчаткой. Причем почти на всех площадях брусчатка была выложена в виде затейливого геометрического рисунка, не повторяющегося ни разу. Девушка не успевала крутить головой и рассматривать то замысловатый балкончик, то разноцветные стеклянные витрины, то круглые городские фонтаны, а от обилия цветов в подоконных вазах у нее вообще рябило в глазах. Все тут ей было в новинку, и она, в ободранном старом платье с разваливающимися башмаками (сено она вынула заранее), чувствовала себя как замарашка, попавшая на прием к гарду. Однако пока не одного брезгливого или осуждающего взгляда на себе не поймала. Хоть и народа на улицах было много, и одеты почти все были прилично. Видимо, люди тут к этому привыкли. Так как приезжих и перехожих всегда хватало.

Кейт мельком посмотрела на своего путника. Он шел, как ни в чём не бывало, а скучающая физиономия иногда озарялась улыбкой-кивком в сторону очередного знакомого. Кейт начала подозревать, а не обманывал ли он ее на счет того, что живет два года в лесной чаще и носа никуда не кажет.

Своими наблюдениями она поделилась с Мэйтоном.

— Раз в месяц, хочу я этого или не хочу, все равно приходится сюда выбираться. Хлебные лепёшки на деревьях пока не растут. Да и некоторые лесные дары тоже денег стоят. Так что пока город и я друг в друге нуждаемся. Нам сюда.

Они остановились перед небольшим двухэтажным строением. Судя по вывеске и витринам, это был ресторан, а рядом дверь кондитерской лавки. Из-за неё соблазнительно пахло сдобой и карамелью. У Кейт непроизвольно потекли слюнки. Такого обилия сладостей, как на витрине, она отродясь не видывала.

Мэйтон как раз стучал большой латунной колотушкой в виде леденца в дверь кондитерской.

Долгое время никто не открывал. Но наконец, в замке заскреблось, и на пороге появился невысокий, лысоватый человечек. Смуглый, как все местные, с хитрющими карими глазками хорька и в чистейшем белом переднике, обернутом вокруг толстого животика.

— Привет, Хорь, — подавая руку человечку, приветливо поздоровался Мэйтон.

«Недаром кликуха-то», — подумала в свою очередь Кейт. А вслух, вежливо сказала: «Здравствуйте».

— Здорово, эльф! — прищурив правый глаз, отчего его взгляд стал еще более хитрым, ответил Хорь. — Давненько мы тебя не видали. Принес?

Мэйтон кивнул.

— Принес, как ты и заказывал.

Хорь распахнул дверь на всю ширь, пропуская гостей внутрь, — Ну заходи, коли пришел!

— А это кто с тобой? — кивнув на Кейт, проскользнувшую мышью внутрь, спросил хозяин лавки.

— Это долгая история, — рассеяно ответил Мэйтон, копаясь в старом заплечном мешке — Потом расскажу. Не бойся, все свои.

Хорь кивнул и наконец расслабился. Закрыв за гостями дверь, он с нетерпением закатал рукава ярко-желтой рубашки и ужом проскользнув под крышкой стойки, оказался по другую сторону прилавка. Несмотря на свою весомую комплекцию, прозвище хозяин свое все-таки оправдывал. Широким движением руки он сгреб в сторону разложенные на прилавке конфеты и печенья, освобождая место под свой заказ.

Кейт с любопытством наблюдала от двери, что же такое принес эльф, чего не найти в городе. Насколько она поняла и видела по дороге, в этом городке можно найти при желании все, даже то, чего нет. Ан нет, оказывается, не все.

На прилавок лег сверток из грубой ткани.

Опередив эльфа, Хорь трясущимися от волнения руками, стал его разворачивать.

«Он наверно и собственного ребёнка с такой осторожностью не разворачивал», — подумалось Кейт. В общем, она была не далека от истины.

«Что хоть там, золота что ли кусок, или самоцвет какой? — недоумевала девушка, выглядывая из-за спины эльфа. — Уж не влипла ли я в контрабанду с драгметаллами?» — с ужасом промелькнуло у нее в голове.

На тряпице, однако, оказался какой-то неприглядный большой ком грязи. Кейт сморщила носик. «Неужели, он ему чьих-нибудь говешек принес? — чуть не прыснула со смеху Кейт. — А что, у них в деревне курьяком и брагу заправляли. Так оно ядреней!»

Хорь, увидев такое обилие добра, прямо чуть в пляс не пустился.

— Вот это экземпляр! Вот это да! — просиял хозяин. Он засуетился вокруг прилавка, не зная с какой стороны лучше взяться и, схватив наконец в руки, стал крутить-вертеть свое приобретение. Поскреб ногтем, понюхал, и с удовлетворением крякнув, вытащил из-под прилавка весы. Положив сокровище на них и покидав в противоположную чашку гирек всяческих размеров и конфигураций, он наконец спросил:

— Ну, что? Как договаривались? — взгляд лукаво прищуренных глазок, суетливо бегал по лицу Мэйтона. Эльф ухмыльнулся.

— Пять золотых гириков, — коротко бросил он.

Хорь от неожиданности выпучил на него глаза, отчего они стали похожи на две переспелые вишни, и еще крепче вцепился в бурый комок. Чуть к сердцу не прижал.

— Да это грабеж! — запричитал он. — Ах ты… эльфий сын! Пять золотом! Да это ж целое состояние! Да ты меня по миру пустишь! — голосил он, картинно заламывая руки.

Кейт в арьерсцене тоже открыла рот. За что? За этот ком грязи такие деньжищи!?

— Если тебе, за тоже самое, кто-то предложит дешевле? — съязвил эльф, улыбаясь, и лениво заворачивая принесенный комок. — Тогда отдавай обратно, я другого покупателя поищу.

Хорь первым снял с весов товар, и теперь уже на самом деле прижимая ком к сердцу, молча начал пятился в глубь лавки. Но тут же взяв себя в руки, или просто прекратив изображать из себя бедного дядюшку, ограбленного собственным племянником, он бурча и фыркая, как кот, нырнул в недра лавки и скрылся за неприметной дверцей.

Мэйтон обернулся к девушке и весело подмигнул.

— А что это было? — спросила она наконец, изображая руками бугристый комок.

— Гриб.

— Гриб!?

— Да, он под землей растет, — удосужился объяснить эльф, — Его в блюда разные добавляют. Его тяжело найти под землей, именно поэтому он такой дорогой.

Кейт открыла рот.

— Рот закрой, не прилично, — назидательно сказал эльф.

Кейт насупилась, не успев ответить ничего достойного, так как в зал вернулся хозяин. Гриба в руках уже не было, вместо него Хорь нес небольшой замшевый мешочек, в котором позвякивали монеты.

— Какими тебе отсчитать, глубокоуважаемый эльф, — наигранно по-деловому спросил он, — серебром али золотом?

Мэйтон на секунду задумался.

— Давай три золота, один разменяй на серебро, а последний мелочью.

Кондитер удовлетворенно кивнул и стал возиться с деньгами.

— Какие новости в городе? — скучающе спросил Мэйтон, пока тот отсчитывал серебро.

— Да никаких особо. Два корабля сегодня из Эшринадара прибыли, шелка заморские привезли. Дочка моя бегала смотрела. Говорит, не ровня эльфийским, но тоже носить можно.

Мэйтон хмыкнул. Пусть подлизывается, ему все равно в каких шелках его дочка щеголять будет. Заморские они тоже неплохие, просто другие, подумал он.

— Торговать пока дают, налоги не повышают, скукота, — с наигранным равнодушием закончил он, и положил в мешочек последнюю монетку.

Не пересчитывая, Мэйтон засунул его во внутренний карман куртки и хотел уже откланяться, как Хорь ему заговорщицки подмигнул и, перевесившись через стойку, начал шептать в самое ухо.

— Слышь, помнишь забегаловку на углу Моховой и Тенистой? — Мэйтон утвердительно кивнул, хотя дорогущий ресторан с большой натяжкой можно считать забегаловкой. Но у конкурентов так всегда, что не их заведение, то забегаловки, — Управляющего еще там Крабом кличут, — Мэйтон опять кивнул. — Он нанял недавно охотника на грибы…

— Ну, и что? — непонимающе переспросил Мэйтон.

— А то, что он вместо пса иль лиса, свинью за собой на веревке водит! — Хорь с присвистом захихикал.

Эльф поднял одну бровь, скептически ухмыльнулся, но промолчал.

— Сказал, что свиньи их лучше чуют! Тут уж он не выдержал, и тоненько заблеял. То есть засмеялся.

Мэйтон с Кейт переглянулись и тоже рассмеялись. Но вовсе не над свиньей на веревочке, а над самим Хорьком.

Отдышавшись, Хорь стал выталкивать засидевшихся, а вернее застоявшихся гостей за дверь. По дороге, однако, зачерпнул из разных кубышек по горсти конфет, вперемешку с печеньями, засунул их в бумажный кулек и всучил Кейт.

«Прекрасной незнакомке», как выразился он. Непривычная к комплиментам девушка тут же зарделась, опустив глаза долу.

Пока они торчали в кондитерской лавке, солнце перевалило за зенит, золотя и без того золотые деревья и бросая сиреневые тени в углах домов.

Кейт развернула блестящую обертку конфеты и с наслаждением засунула за щеку. С опозданием правда, предложила Мэйтону, но он дипломатично отказался. Что он, конфет что ли не видел?

Кейт обняла кулек так, словно от него зависела сейчас вся ее жизнь, и зажмурилась от удовольствия.

— А он все-таки кондитер или ресторатор? — спросила она чуть погодя. Когда они отошли на приличное расстояние.

Мэйтон удивленно выгнул бровь. Откуда она хоть слов-то таких понабралась?

— Он все-таки ресторатор. А кондитерскую для своей дочурки держит, чтобы без дела не сидела. И ей развлечение, и ему доход.

— М-м-м-м, — с наслаждением протянула Кейт, жуя мягкую конфету из чего-то тягучего, — А я-то думала, они эти грибы в конфеты кладут, чтобы запах там или вкус?

Мэйтон хмыкнул.

— Их везде кладут.

— Хоть раз попробовать бы его, гриб этот, — мечтательно протянула Кейт, смачно чавкнув конфетой, — Вон, какой дорогущий! Вкусный наверное? Последний вопрос она задала риторически, но Мэйтон все-таки ответил.

— Да его вроде как не едят целиком. Слишком дорогое удовольствие, да и невкусно. Так, трут чуток, чтобы запах и привкус был, как приправу.

— А какой у него привкус?

— Как у семечек, грибов, и печеных яблок одновременно, ничего особенного.

Кейт вздохнула. И стоило за это столько денег отдавать? И чего это богатым неймется? Все изощряются!

Мэйтон порылся в ее кульке с конфетами и вынул одну.

— Вот, эта кажется, как раз с ним. Кейт изумленно сунула ее в рот и честно пыталась понять, какой такой привкус есть у этой, и нет у других конфет.

Пока они мирно беседовали, идя по безлюдной тихой улочке, оказывается, на их скромные персоны кое-кто все-таки обратил внимание. Мэйтон заметил это еще от ресторана, но не стал подавать виду. Пусть вор обнаружит себя сам.

Он специально свернул в темный переулок между глухими стенами домов, и сделал вид, что вытряхивает камешек из сапога. Кейт непринужденно щебетала очередную ерунду и конечно ничего не замечала вокруг. Незнакомец уже нагнал их, а эльф стал вроде бы пропускать его мимо.

— …Вот и мне тоже показалось, что они не на что не похо… П-и-и-и-и!

Мэйтон резко толкнул девчонку к стене дома, а сам с разворота поймал и ловко выломал руку какому-то типу. Тот тихонько взвыл, выпуская из руки только что вынутый из поясного кошеля эльфа плотный сверток. Он шлепнулся на камни и чуть не потоп в канавке, но сообразительная девушка вовремя успела его подхватить.

Прижав вора лицом к стене и заломив руку за спину, эльф начал допрос.

— Кто, откуда и на кого работаешь?

Незнакомец лишь зашипел и дернулся, пытаясь вырваться. Не тут-то было. Рука вора почти захрустела в суставе, но он лишь только тихо застонал. Парень был еще мелкий и по-подростковому тощий, эльф даже не стал вынимать свой нож. Много чести. Наконец, когда сил терпеть боль совсем не стало, парень все же заговорил.

— Я сам, я один, просто видел, как вы из лавки выходили. Вот и подумал…

Мэйтон вздохнул. Все равно не сознается.

— Если увижу тебя еще раз где-нибудь поблизости, убью. — Просто сказал он. И сказал-то вроде без злобы, даже ласково. Но воришка побелел и часто-часто, насколько позволяла прижатая к стене голова, закивал. Если эльф говорит — «убью», значит не шутит. Байки об эльфийских «жестокостях» вовсю ходили по городскому дну. Красочно раздуваемые самими эльфами, в целях поддержки имиджа беспощадных убийц. Пусть отчасти это и правда, но только в крайних случаях. Однако людям этого знать не обязательно.

— Брысь! — шепнул эльф. Парня действительно, как ветром сдуло.

Мэйтон обернулся на Кейт. Выглядела она не лучше воришки. Тоже бледная и напуганная.

Он молча протянул руку за свертком.

Девушка так же молча отдала его назад. Эльф не говоря не слова, засунул его обратно в кошель, и только сейчас облегченно выдохнул.

— З-з-зараза! — только и сказал он. Развернулся на пятках и почти побежал в ту же сторону, куда и отбыл вор. Даже не посмотрел, поспешает ли за ним Кейт. А Кейт ой как поспешала. И вопросов у нее было много.

Через сотню шагов, она все-таки не вытерпела и спросила.

— Зачем же он полез в кошель, если видел, что выходя от кондитера, ты засунул деньги в куртку?

Мэйтон только зыркнул на нее исподлобья и пробурчал.

— Потому что ему не деньги нужны были, а то, что в кошеле.

— А что там у тебя? — без задней мысли спросила Кейт.

— Не твое дело, — буркнул эльф.

Больше девушка со своими расспросами не лезла.

Через четверть часа они стояли под дверями заведения под названием «Тихая пристань».

На первом этаже была харчевня, на втором сдавались комнаты. На окованных железом резных дверях висела табличка: «Закрыто. Дезинфекция».

Мэйтон не задерживаясь, без стука открыл дверь и вошел. Как и полагается пустому заведению, травящему в своих недрах клопов и мышей, было тихо. Лишь за стойкой, неспешно протирал стаканы не молодой уже эльф. На вскидку, примерно вёсен сорока отроду, если по человеческим меркам. А там непонятно, может всех трехсот сорока, кто их эльфов разберет? Пепельноволосый, желтоглазый, жилистый, с хищным взглядом ястреба.

Подняв глаза, он увидел прибывших и вместо привета хмуро спросил:

— А это еще кто?

— Она со мной, — тоном, не требующим возражений, ответил Мэйтон.

Кейт сразу поняла, что она тут лишняя и было попятилась к дверям. Но Мэйтон пригласил ее взглядом сесть за стол и не мешать.

Хозяин все-таки подозрительно поглядывал в ее сторону, но больше вопрос этот не поднимал.

— На меня напали, — садясь на высокий, обитый войлоком стул, кинул эльф.

— Кто? Когда?

Все это произнеслось до того непринужденно и обыденно, что Кейт показалось, будто они разговаривали не о нападении, а о чем-то постороннем. Как например: «Суп будешь? Да, сырный пожалуйста».

— Ты знаешь, кто это был? — Спросил хозяин заведения.

— Нет, я думал, ты мне все-таки объяснишь, что тут происходит?

— Если ты думаешь, что это мой человек, то я тебе скажу, что это не так, слово чести.

Мэйтон смерил его пристальным взглядом, но медленно кивнул и потянулся за свертком.

«И что же они вечно со своей честью носятся, как с расписным коробом?» — подумалось Кейт. «Вон, аж зенки повылупали, друг на друга пялятся!»

Тем временем на столе оказался тот самый злополучный сверток.

— Как и договаривались, Натаниэль.

Старый бережно взял его в руку и взвесил на ладони. Одобрительно крякнул. Быстрым хищным движением сдернул нож с пояса, и проткнув маленькую дырочку, подцепил серый порошок его кончиком. Понюхал, затем послюнявив палец, мазнул на язык. Удовлетворительно кивнул, и наконец, взгляд его, доселе колючий, потеплел.

Для того чтобы выжить, Мэйтону пришлось пойти на сделку со своей совестью. И если поиск грибов был вполне легальным, то вот с порошками все было по-иному. Их производство было строго регламентировано и делались они исключительно аптекарями в лечебных целях, например, как обезболивающее при операциях. Купить их рядовому гражданину, можно было только имея на руках специальную бумагу о том, в каких целях препарат будет использоваться. А тех, кто торговал ими из-под полы и посадить могли. Гард Альбитиарн Маэн строго следил за этим. Но спрос на «веселые порошки» (так их называли в народе) был очень высок. Что интересно, в основном их покупали люди. Сами эльфы использовали такой порошок только в ритуальных целях. Что бывает, если им увлечься, Мэйтон знал не понаслышке, взять хоть того же Сиглаэна из его долины. А вот люди, не понимая всей опасности, напротив их очень уважали, считая, что с их помощью можно познать эльфийскую магию. Не осознавая, что познать в итоге они могут лишь собственную смерть. И что ему с того, если каким-то сумасшедшим людишкам придет в голову губить свое здоровье? В конце концов, чем меньше людей, тем лучше.

— Это последний, Натаниэль, следующий я могу изготовить только в середине следующего лета, как начнут созревать травы.

Старый кивнул. — Как обычно, деньги тебе на счет? Леприконский банк?

— Да, он самый стабильный, хоть и процент не так высок, как у гномов.

Натаниэль опять кивнул.

— Не переживай, мы найдем эту крысу. Как хоть он выглядел?

— Как человеческий крысеныш, — презрительно буркнул Мэйтон, — патлатый, прыщавый и вонючий.

— А если серьезно? — улыбнулся Натаниэль. Мэйтон уже немного расслабился и более спокойно пояснил.

— Одет бедно, но аккуратно, волосы серые, глаза голубые, нос курносый, конопатый. Серая рубаха и штаны, на ногах добротные сапоги.

— Кто-то из молодых крысятников людей, — уверенно сказал Натаниэль, — разберусь.

Они пожали друг другу руки.

Старый тем временем кивнув в сторону Кейт спросил:

— Она у тебя нормальная или так, немного ку-ку? — Мэйтон обернулся на девушку, почти забытую за разговорами. Кейт сидела вжавшись в уголок и с болезненной педантичностью, бубня что то под нос, раскладывала конфеты по кучкам. «Все-таки я влипла», — промелькнула предательская мысль.

— Не удивляйся, это она первый раз в жизни столько конфет увидела, — усмехнулся Мэйтон.

Сообразив, что на нее смотрят, девушка еще больше вжала голову в плечи, только что под стол не сползла.

— Нам нужна комната с двумя кроватями, ванна и продавец готовой одежды, распорядился эльф.

Натаниэль кивнул, не глядя снял с гвоздя ключ и положил на стойку, — Все будет в лучшем виде, — Сверток он уже спрятал в недра заведения и пошел открывать двери. Пора было работать.

Комната оказалась опрятная. С двумя кроватями, как заказывал эльф, отгороженными от общей комнаты плотными занавесками, с чистым бельем и перьевыми подушками.

Кейт даже подойти к такой роскоши боялась.

Посередине круглый стол на одной резной массивной ножке и три стула вокруг него. На подоконнике открытого, с видом на двор окна, стоял горшок с сиреневыми цветами. «Фиалки», — определила Кейт. Легкие шторы из ажурного шелка, колыхал ветер. Напротив окна — вход. Слева от входа платяной шкаф.

Вся мебель в комнате была из морёного дуба, выполнена в одном стиле, с простой, но красивой резьбой растительного орнамента — перевитые между собой дубовые ветви и сидевшие в них птицы.

По обе стороны от распахнутого окна, на обшитых деревом стенах, висело два узких гобелена. На одном был лес, на другом белый дракон.

В дверь тихонько постучали. Мэйтон открыл. На пороге стояла чернокосая миленькая служанка-полукровка с двумя помощниками, держащими по бокам за ручки, большую, пока пустую деревянную бадью. Сама она несла мыло, полотенца и мочало.

— Через четверть часа будет вода, торговец одеждой придет через час. Хозяин спрашивает, чем будете ужинать? — Весело оттарабанила она. — Располагайтесь, уважаемый, — И свалив банные принадлежности в пустую бадью, вприпрыжку выскочила в коридор, оставив на столе меню. За ней поплелись и помощники. Вскоре они вернулись с холодной и горячей водой, а Мэйтон определившись с заказом, передал его на кухню.

Кейт отмокала в ванне. Какое же это было блаженство! В горячей воде ее разморило и теперь она, прикрыв глаза, мурлыкала под нос незатейливый мотивчик. Мыло было душистым, такого девушка никогда не видела. Да и само мыло у них в доме было редкостью. Наконец, когда вода стала противно прохладной, Кейт обдав волосы, выбралась из бадьи. Мэйтон уже принял ванну до нее и спустился вниз поджидать торговца одеждой и пропустить кружечку другую с Натаниэлем.

Замотав полотенцем волосы и обернувшись простыней, Кейт забралась на кровать. Такого чувства покоя и умиротворения она уже давно не испытывала. Однако было неловко от того, что все эти блага были за чужой счет. Да и заработок у эльфа, что не говори, был сомнительным. Но, девушка предпочла «закрыть» на это глаза. Может, не все так страшно, как кажется? В конце концов, она уже серьезно решила найти работу и расплатиться позже с Мэйтоном.

Мэйтон сидел в общем зале и с наслаждением потягивал легкое вино из личных запасов Натаниэля. Народу было мало, и хозяин подсел к нему за столик.

— Кто это все же с тобой сегодня? — имея в виду Кейт, спросил он у эльфа. Мэйтон поморщился. И нехотя отставив в сторону бокал, поведал душещипательную историю.

С мгновение Натаниэль молчал, пристально смотря на Мэйтона, не шутит ли он? а поняв, что нет, рассмеялся.

— Ну ты даешь! — утирая слезу всхлипнул Натаниэль, — Вот уж от кого не ожидал! Ты теперь защитник слабых и обездоленных?

— Они бы ее просто замучили, — мрачно ответил Мэйтон. Ему было не смешно.

— Какое тебе до нее дело? Она тебе родственница?

— Нет. Но в ней течет наша кровь. Она сказала, что ее отец из рода Белой Ивы.

— Подумаешь, полукровка! У меня тоже есть, — Натаниэль равнодушно поморщился, кивнув на свою служанку.

— Что она знает?

— Ничего. Болтать не будет, не беспокойся.

— В любом случае, это твои заботы, — жестко обронил Натаниэль.

Помолчав некоторое время, он все же с ленцой поведал, что тут есть квартал полукровок. Находится между эльфийской и людской улицами. — У меня есть знакомый ювелир, можно ее пристроить к нему в ученики. Научится ремеслу, да и ему подмога.

Мэйтон посмотрел на друга с благодарностью. И кивнув, махом допил оставшееся вино. Так как в это время в дверях появился портной и вопросительно водил взглядом по посетителям. Узнав его по объемной сумке и заколотыми в лацкан жилета разноцветными булавками, Мэйтон махнул рукой и стал не спеша подниматься по лестнице.

Объемный кошель с одеждой лежал посередине комнаты. Портной с легкостью фокусника выуживал оттуда, то одно, то другое платье, рекламируя его достоинства. Кейт при виде такого изобилия просто растерялась. Росла она медленно, поэтому все свои вещи занашивала до дыр. Да и носила-то в основном обноски с чужого плеча.

Но и эти вещи тоже были не новыми. Хотя конечно и добротными. Портным их сдавали тогда, когда заказ либо не нравился, либо из него вырастали, например, забеременев. Либо, когда умирали: донашивать некому, а выбрасывать жалко. Портные платили лучше, чем попрошайки на помойке.

О не новизне одежды, Мэйтон предусмотрительно ничего Кейт говорить не стал. Спать будет крепче.

Кейт робко взяла самое броское платье — с алыми маками и яркими салатными листьями, приложила к себе. Ей всегда хотелось такое, как у соседских дочек зажиточного фермера Тодора, живущего по соседству с ними в деревне.

Портной, стоявший позади нее, поморщился, а Мэйтон демонстративно подкатил глаза. И чего это женщин всегда тянет на аляповатые цветочные узоры?! Он отрицательно покачал головой. Кейт с неохотой и сожалением отложила платье в сторону. И, неуверенно глядя на эльфа, взяла другое, серое, в мелкий, неопределённой породы цветочек — чудо художественной мысли. Она молча посмотрела на Мэйтона, ища поддержки, но одобрения и в этот раз не получила. Девушка совсем растерялась.

Наконец, эльф не выдержал, подошел к кошелю и с уверенностью стал выуживать оттуда вещь за вещью. На стул легли серые кожаные и шерстяные штаны, две смены рубашек, кожаная короткая курточка цвета спелой вишни и два платья.

Одно, глубокого изумрудного цвета отделанное золотой тесьмой, приталенное по эльфийской моде, с чуть расширяющимися книзу длинными рукавами и умеренным декольте.

Второе попроще. Серое шерстяное, с плотно прилегающим к шее вырезом. «Как раз к зиме», — размышлял эльф. Вдобавок пара кожаных поясков и добротная лисья шубка с теплой войлочной подкладкой.

У портного при виде такого обилия покупок загорелись глаза.

— Скажите, уважаемый, а где можно приобрести хорошую и недорогую обувь? — спросил удовлетворенный выбором эльф, отсчитывая серебро. Кейт, отгородившись шторой и уединившись для примерки в своей части комнаты, прислушалась.

Портной оживился еще больше.

— Мой брат владеет обувной мастерской, я уверен, он с радостью уступит вам пару сапог по сниженной цене. Он подмигнул и обернулся на вышедшую из-за занавеси Кейт. Она надела зеленое платье, так гармонично сочетавшееся с медью ее волос.

Портной аж охнул от неожиданности и, всплеснув руками, принялся нахваливать свое изделие и красоту его обладательницы, (не упомянув однако, что его бывшая владелица недавно почила в Ином).

Смущенная и покрасневшая от лести девушка удалилась за штору и примерила все остальное.

Глаз у эльфа оказался точный. Все вещи седели словно влитые и хорошо сочетались друг с другом.

Расплатившись, Мэйтон решил сразу, пока не стемнело, сходить за обувью. Кейт увязалась за ним, одев скромное серое платье. Зеленое, показалось ей слишком нарядным.

Идти пришлось в старых башмаках, но тут уж ничего не попишешь. Скоро она и их выкинет. Вместе с невзгодами прошлой жизни.

Портной, окрылённый удачной сделкой, семенил впереди, и вовсю расхваливал то своего брата-сапожника, то покупателей, то погоду, не характерную для этого времени года.

Мэйтон шел молча, лишь изредка косился на довольную Кейт. И удивительно, ему за долгое время, самому было хорошо.

В этот день они купили не только обувь для Кейт, но и для самого Мэйтона. Так как торговец уступил в цене, (видимо, из родственной солидарности) три пары по цене двух. (А может, больше они и не стоили).

Кейт, не вняв уговорам Мэйтона, так и не переобулась. Не рискнув одеть чистые сапожки на грязные от старых башмаков ноги. Так и быть, дойдет до дома, а там уж ноги отмоет и переобуется в новое.

Увидев по дороге лавку женского белья, Кейт смущенно дернула эльфа за рукав и затащила туда. Очутившись внутри, и как следует оглядевшись, он сунул ей серебряный гирик в ладонь, а сам вылетел оттуда вон.

Потом, потоптавшись возле входа и поняв, что быстро это не закончится, зашел в лавку через дорогу напротив, посмотреть гномье оружие.

Лавка была небольшая, но от количества мечей, арбалетов, ножей, ножен и прочего добра, рябило в глазах. Хозяин — приземистый, как и все гномы, с седой заплетенной в одну толстую косу бородой, внимательно смотрел на него из-за прилавка. Как он туда пробрался было неизвестно. Ибо куда не повернись, его окружало оружие. Не иначе, как из-под пола.

— Что желает многоуважаемый эльф? — басом протрубил он, вперившись в покупателя цепким взглядом серых глаз из-под нависающих над ними густых бровей.

Покупать себе Мэйтон ничего не собирался, его охотничий нож вполне его устраивал, но увидев кое-что, подумал, что это будет отличный подарок для Кейт.

— Вот этот, — ответил он, показав на прилавок, который находился за стеклом.

Гном одобрительно крякнул и полез в витрину.

Мэйтон выбрал полуторный клинок с долом, длиной в полторы длани, с остриём, расположенным чуть выше линии обуха и всадной, удобно изогнутой под ладонь дубовой рукоятью. Сталь была отличная, с рисунком, словно морозные узоры. К нему прилагались и простые кожаные ножны с петлей для пояса. Такой и в лесу лишним не будет и если что, от бандитов отбиться можно. Для приличия поторговавшись с бородачом, сошлись на одном золотом и двух серебряных гириках. И оба, довольные сделкой, распрощались.

Выйдя из лавки, он увидел испуганную Кейт, переминавшуюся с ноги на ногу у дверей магазина. Она, вытягивая шею, пыталась посмотреть поверх голов спешащих людей, куда запропастился Мэйтон? Наконец, заметила его на другой стороне улицы. Он махнул ей рукой, подзывая к себе. Нож он решил придержать до дома.

— Ты оружие смотрел?

— Угу, ты что-то хотела? — прищурился он. Девушка почти испуганно помотала головой и смущенно ответила:

— Я и так тебя почти обобрала, — ссыпала ему в ладонь сдачу, — Поди, от «грибных» денег ничего не осталось, — вздохнула Кейт.

Мэйтон сунул мелочь в кошель и передернул плечами.

Это могло обозначать все что угодно.

До «Тихой пристани» добрались в сумерках. Дорогу к дому перекрыли еще одна кондитерская лавка, булочная, лавка парфюмера и ювелира. В двух последних Кейт наотрез отказалась что-либо покупать, боясь даже смотреть на витрины. Но упрямый эльф, все же купил маленький флакон «Лавандового облака», и скромный, но изящный браслет из аметистов, оправленных в серебро. Где каждый из камешков был маленькой сиреневой бабочкой. «Будет хорошо оттенять зеленое платье», — подумалось ему. Браслет он сразу защелкнул на запястье девчонки, отчего Кейт почти целый квартал шла с вытянутой в сторону рукой, пока Мэйтон по ней не шлепнул.

«Всех крыс сейчас за собой соберешь!», — зловеще буркнул он. Тогда она спрятала руку подмышку и так дошла до самых дверей «Пристани».

Мэйтон сам не понимал, что на него нашло. Обычно даже на себе он экономил, а сегодня спустил почти полукруголетную (Круголет — год) сумму. Вроде не пил.

Заказав ужин и бутылку «Ягодного» из личных запасов Натаниэля, они поднялись в свой номер.

Только теперь Кейт поняла, как устала! Она и не догадывалась, что оказывается, покупки так изматывают. Вернее, не покупки, а их выбор.

Она разложила вещи на кровать (даже новые сапожки туда водрузила), и не могла поверить, что это теперь все ее! И тут же принялась их комбинировать, раскладывать в новом порядке, и так, и эдак.

Девушка никак до сих пор не могла взять в толк, почему совсем незнакомый для нее эльф так много для нее делает. Ведь расплатиться ей сейчас абсолютно нечем. Работы у нее нет и пока не предвидится. Так может быть…? Настроение как-то сразу испортилось.

Эльф украдкой поглядывал на девчонку, сидя за столом в ожидании заказа, потягивал принесенное вино и про себя улыбался.

Стемнело. Пришлось зажечь три свечи в серебряном канделябре, заботливо поставленным служанкой еще днем. Окно было распахнуто и первые осенние звезды, мигая, украсили темно-кобальтовое небо на востоке.

Пахло морем, поздними яблоками из соседнего сада. В траве вовсю трудились кузнечики. Где-то лаял пес, на крыше чирикали устраивающиеся на ночь пискухи.

«Красота», — думал расслабленный Мэйтон, смотря на вечерний город в окно. Теплые окошки домов светились разноцветьем, обрываясь в бархатную синеву моря. Лун еще не было, а небо на западе оставалось пока светлым от полыхающего за мысом заката.

Наконец, принесли ужин, и они уселись за стол.

Мэйтон заметил, что Кейт, такая оживленная еще недавно, как-то резко сникла. И, в отличие от него, едва ковырялась в тарелке, хотя еще недавно сама жаловалась на голод.

— Тебе не нравится еда? — удивился эльф, наматывая на вилку изрядное количество длинной лапши с соусом, и закидывая в рот тефтельку. Девушка пожала плечами и как-то затравлено посмотрела на собеседника. Однако все же стала есть.

— Кстати, по поводу работы. Ты хотела бы научиться ювелирному делу? Натаниэль сказал, что его знакомый ювелир ищет ученицу.

Кейт пожала плечами. Не хотелось быть неблагодарной, но идти в ювелиры она желанием не горела.

— Может, лучше к травнику? — робко спросила она.

— Ну, я думаю, можно будет устроить, — согласился Мэйтон. Я завтра поспрашиваю. — А что, травки знаешь?

Кейт кивнула и опять поникла.

— Слушай, а может не надо мне столько вещей? Может отдать все обратно? Я только это платье оставлю… и сапожки. Но я отдам за них деньги, ты не переживай. Устроюсь на работу и отдам, — прошептала она ни с того, ни с чего.

В комнате повисла неприятная тишина. Только слышно было, как залетевшая в окно ночная бабочка мягко трепещет крылышками у пламени свечи. Мэйтон махнул на нее рукой, чтобы убиралась подальше и нахмурился.

Он не понимал, что происходит. Час назад прыгала как стрекоза, а сейчас сидит словно замороженная. Да еще мелет непонятно что.

Эльф закинул в рот последнюю тефтелю, прожевал, демонстративно аккуратно вытер рот салфеткой, отпил из бокала и, резко отставив пустую посуду в сторону, наклонился к ней через стол.

— Так, объясни, что происходит? — потребовал он. Кейт совсем вжалась в стул и втянула голову в плечи. Но ответа не последовало.

Он прищурился. Побарабанив пальцами по столу, и не спуская с нее глаз, опять откинулся на спинку стула. Кажется, до него начало доходить, к чему было все вышесказанное.

— Раздевайся! — повелительно рявкнул он. Кейт совсем побледнев, задрожала, и выронив вилку из трясущихся пальцев схватилась за воротничок платья, словно за последний оплот невинности. А когда все-таки подняла полные слёз глаза на Мэйтона, увидела, что он сидит напротив, сложив руки на груди и пристально смотрит на нее.

— Ты этого ожидала? — спокойно спросил он.

Кейт сначала испуганно кивнула, потом отрицательно замотала головой, а потом, потупившись, наконец-то жалобно всхлипнула и разревелась.

Не вытерпев, эльф уронил голову на ладони и громко расхохотался.

Не ожидавшая ничего подобного, девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, даже забыв о слезах.

Отсмеявшись, он опять посерьезнел, но в глазах все равно плясали задорные искорки.

— Я конечно не ханжа, — еще посмеиваясь, протянул он, — Но ты, по-моему, много о себе думаешь. В конце концов, ты просто не в моем вкусе, уж не обижайся. Просто хочу, чтобы все было предельно понятно.

Кейт, еще мгновение назад так боявшаяся насилия, вспыхнула, почувствовав явное к ней пренебрежение.

— Да я ничего такого… — пытаясь оправдаться, пролепетала она.

— Послушай, — вздохнул он уже вполне серьезно, — Надо было сразу все тебе объяснить. Просто я… Завтра вечером меня тут уже не будет. Я решил не возвращаться в лес, а ехать учится. Пока мы шли, я увидел несколько объявлений. До конца этого месяца, в школу магов идет новый набор. Завтра я отплываю в Итиль. А так как по стечению обстоятельств, мы все-таки с тобой знакомы, и кое-что вместе пережили, не хотелось оставлять тебя без средств к существованию, без одежды и друзей в незнакомом городе….

Он задумчиво посмотрел в открытое окно.

— Когда встанешь на ноги и начнешь достойно зарабатывать, если захочешь, можешь вернуть деньги за одежду. Но, поверь, мне это не принципиально.

Кейт смотрела на него, широко раскрыв глаза. Такой степени альтруизма она еще не встречала.

— …А деньги, мне, в общем-то, пока и не понадобятся, если я поступлю, а я должен это сделать, то у меня все равно будет стипендия. Так что в твоей копилке еще остался один золотой с серебром. На первое время хватит.

Эльф одарил Кейт широкой улыбкой.

Она еще никогда не видела, чтобы так довольно улыбались, растратив свои деньги на малознакомую девицу, даже не переспав с ней.

Свечи в канделябре почти догорели, погрузив комнату в сумрак. Лишь на одной, то и дело трепыхая от малейшего дуновения воздуха, теплился огонек.

Эльф небрежно пошевелил пальцами, а потом, сжав ладонь в кулак и провернув им, словно из ниоткуда, вынул светящиеся шарики. Один желтый, а второй белый. Для удобства он установил их на концах огарков, и вновь стало светло. Отогнанная бабочка опять запорхала над светом и, не найдя опасности, красиво сложив крылышки уселась рядом, на остывший огарок свечи.

Кейт, все это время сидевшая притихшая и пристыженная, изумленно вздохнула. Она молча доела уже холодную пищу, и как утопающий за соломинку ухватилась за бокал с вином. Выпила залпом сразу половину.

— Полегчало? — спросил эльф.

Девушка смущенно кивнула и извинилась.

— Да ладно, сам хорош… а откуда в травах понимаешь? — решив сменить неприятную тему, спросил он.

— Меня Лаэре учила, — с готовностью ответила Кейт, — Я даже поняла, чем ты меня лечил. Правда не совсем разгадала, чем у тебя там все связано. Состав я чую, а вот связку нет.

Мэйтон заинтересовано ее слушал, удивленно изогнув бровь.

— Я даже поняла, что в твоем свертке было! — совсем расхрабрившись, гордо выпалила Кейт и тут же прикрыла ладошкой рот, — Ой! Извини, не хотела, — засмущалась она.

— Заинтриговала… продолжай, — Сузив щелочками глаза, протянул Мэйтон. Вот ведь всезнайка выискалась!

Доселе бледная Кейт, вспыхнула маком, но, куда уж деваться — сама напросилась. Она уселась поудобней и стала перечислять.

— Мухомор весенний, мухомор вонючий, в равных пропорциях… — уверенно, наконец почуяв любимую тему, затараторила Кейт, — … панеолус колокольчатый, августовский — только шляпки. Чернь-трава и аконит, один к двум… — Прищурившись и загибая пальцы, продолжала она. — Собачий мак — корневища, чернокрылка, много муки из лисьего ореха, вероятно, ты использовал ее в качестве основы, а также корица и бузина зеленая. Немного чабреца и мята, скорее всего, для запаха.

Кейт задумалась, не забыла ли она чего-нибудь, и поморщившись закончила, — Да, еще зачем-то сброшенная змеиная кожа и мышиная лапка.

Кейт выдохнула и подняла глаза на эльфа.

Тот сидел с каменным лицом, скрестив руки на груди, и пристально смотрел ей в глаза. «Паршивка, с лету разгадала так тщательно оберегаемый фамильный рецепт!» Не до конца, конечно, кое-что упустила, но об этом она знать и не могла. Заклинание связки всех ингредиентов, у каждой семьи было свое. Однако, все равно он остался впечатлен.

Кейт опять побледнела и нервно заерзала на стуле. Судорожно допила оставшееся вино, стараясь заполнить возникшую неприятную паузу. Ой! Зря она завела этот разговор.

Не меняя выражения лица, эльф распутал руки и показно зааплодировал.

— И как же, позволь узнать, ты это почувствовала, и тем более когда?

— Когда сверток у тебя упал, а я его тебе подала. Потом руки всю дорогу воняли.

Мэйтон ухмыльнулся, затем мрачно добавил:

— Надеюсь, у тебя хватит ума все это держать за зубами. Это знаешь ли, семейный секрет. Да и радушные стены местного каземата тебя вряд ли обрадуют.

Кейт так быстро и горячо закивала, что эльф подумал — голова у нее отвалиться.

— А нельзя мне с тобой? — неожиданно спросила Кейт, — В школу поступить. Я тоже учиться хочу.

Эльф задумался. Такого поворота событий он, признаться не ожидал. Помусолив про себя эту мысль и так и эдак, он пришел к выводу: а что она, собственно, теряет? Не поступит, вернется сюда и к травнику пойдет. А то, может, и там куда-нибудь устроится. Итиль — город больших возможностей. Да и вообще, с Кейт ему будет не так одиноко. Два круголета самоизоляции неожиданно побудили в нем острую потребность в общении.

Кейт сидела все это время, нервно вцепившись в бокал, и дрожала от волнения. Такого шанса в жизни, может больше и не представиться. Видимо, выпитое вино добавило ей храбрости, а то бы она раньше ни за что не осмелилась такое предложить.

— Почему бы и нет? — передернул плечами эльф, — будет весело!

Кейт, не веря своим ушам, подскочила со стула и с визгом кинулась к нему на шею. От неожиданности Мэйтон даже оторопел.

— Спасибо! Спасибо! — верещала она ему в ухо. А эльф не знал, куда бы деть расставленные в стороны руки. Обнять? — еще подумает опять что-нибудь, не обнять — не вежливо, подумает, что пренебрегаю. В итоге, он просто похлопал ее дружески по спине и попытался отлепить от шеи.

— Ну, уж будет тебе, — буркнул он смущённо. — Да, кстати, — отрывая, наконец, от себя девчонку, вспомнил он, и полез в свой заплечный мешок. На стол легли небольшие, коричневого цвета ножны, — Это тебе!

Мэйтон с удовольствием наблюдал, как у Кейт от удивления вытягивается лицо. Как маленькая узкая рука тянется к подарку, но, не донеся и длани, отдергивается снова. Наконец, совладав с собой, она ошеломленно прошептала:

— Это мне? Это опять мне!? — воскликнула она. Очень аккуратно, Кейт вынула нож из ножен, и с интересом рассмотрела. — Ух ты! гномья сталь! Девушка с благоговением посмотрела на эльфа, и нехотя, все-таки вложила подарок обратно в ножны. — Я не могу… — очень серьезно сказала она, — он ужас, какой дорогой! — в голосе слышалась неприкрытая горечь. — Ты и так растратился, а с моей стороны это уже просто наглость… может…

Но Мэйтон ее перебил.

— Вот теперь, ты точно хочешь меня оскорбить девочка? — возмутился он, — Я же сказал, подарок!

— Но…

— Никаких «но»! Он твой, я подобрал его специально к твоей руке и цвету твоего ремня. Мне он все равно не подойдет. А обратно доброму гному, с любовью ковавшего сие чудесное оружие, я точно его не понесу! Он еще больше меня оскорбится.

Кейт, тронутая до глубины души, опять было полезла обниматься. Но Мэйтон вежливо отстранился.

— Просто скажи спасибо, этого будет достаточно. — Но Кейт опять замешкалась.

— Ну что еще?

— Понимаешь, я слышала, есть такая примета, что оружие можно только менять. Подарок, на подарок. А мне ну совсем нечем тебя отблагодарить.

Эльф задумался. Вот уж эти людские заморочки! Но возмущаться не стал.

— Мне кажется, что у тебя все-таки есть, что мне подарить. Лицо его было до одури серьезно.

Кейт изумленно на него посмотрела и обернулась в угол, туда, куда смотрел Мэйтон. Там, у двери, стояли готовые к выбросу ее старые башмаки.

— Я буду просто счастлив, принять от тебя сей чудный дар! — церемониально произнес он с легким поклоном.

Кейт, честно признаться, не понимала, шутит он или говорит всерьез. Но выглядел он так, словно она собирается дать ему в подарок не меньше мешка изумрудов. Она попятилась к двери, с сомнением взяв в руки свою измученную жизнью обувь, и поднесла эльфу. Он в свою очередь, передал ей нож в новеньких ножнах.

— Ну, что, теперь ты довольна? — Серьезно спросил эльф, держа ботинки на двух оттопыренных пальцах. Ничего не понимающая девушка кивнула. Тогда он развернулся и, размахнувшись, вышвырнул башмаки в распахнутое окно.

— На счастье.

— Огромное спасибо! — благоговейно прошептала она, уже вовсю любуясь красотой морозного узора стали, и рассеянно провожая краем глаза старую обувь.

Где-то далеко взмякнули коты.

Эльф брезгливо вытер пальцы о салфетку и разлил по бокалам оставшееся вино. Такое дело надо «обмыть»!

 

Глава 4

В море.

Кейт стояла на корме у фальшборта и смотрела на удаляющийся берег, с упоением вдыхая соленый морской воздух. Она впервые так близко видела море, и тем более парусные корраны. От восторга у нее перехватывало дыхание — они плыли в Итиль! Ветер теребил ее волосы, над головой скрипели снасти, хлопали надутые ветром паруса. Матросы суетились на палубе, закрепляя и проверяя такелаж.

Мэйтон купил два места в маленькой каюте и отсиживался там. Она же не могла усидеть на месте, и спросив разрешение у боцмана, стояла сейчас на юте и вглядывалась в горизонт, на почти скрывшийся Вейли.

Волны плескали о борта судна, обдавая ее мелкими солеными брызгами, а она только жмурилась от удовольствия и улыбалась неизвестно чему.

Утро у Кейт началось с плотного завтрака и сборов. Эльф, вставший раньше, сказал, что уже ел. Поэтому девушка позавтракала яичницей с молоком в одиночестве.

Пока Мэйтон бегал на пристань и договаривался о месте на корабле, она аккуратно сложила все свои новые вещи в новую сумку и с удовольствием удивилась ее тяжести. Такого количества одежды у нее еще никогда не было. Старый заплечный мешок эльфа стоял уже уложенный на его аккуратно заправленной кровати.

Сегодня Кейт решила надеть замшевые штаны и новую курточку. На корране наверняка будет прохладно, здраво рассудила она, да и путаться в складках платья как-то не хотелось.

Пришел довольный Мэйтон и сказал, что все устроил. Судно «Морская Тальпа» отходит через два часа, но прийти надо раньше, так как отдавать швартовы будут, отбив ровно двенадцать склянок.

— А почему судно «отходит», а не «отплывает», и зачем бить какие-то склянки? — с удивлением спросила Кейт.

Мэйтон пожал плечами, — Это специфический жаргон мореходов, — пояснил эльф. — Наверно, просто «отплыть» им не интересно, а склянки — это так часы они называют.

Кейт нахмурилась, переваривая информацию, и пожевав на языке новое слово «специфический», сама догадалась о его значении.

Потом, распрощались с Натаниэлем (эльфы, мудрено закрутив руки, пожали их друг другу). «Видимо, у эльфов так принято», — подумала девушка, с интересом наблюдая за их телодвижениями. А когда Натаниэль и ей протянул свою сухую, жилистую руку, она растерялась, ведь она так не умела, но старший, сам поймав ее ладошку, лишь дружески пожал. Кейт смущенно зарумянилась. Удивительно, но его ладонь оказалась мягкой и теплой. А почему она собственно думала, что она должна быть другой? Он же не пахарь, в конце концов.

Потом, пройдя по залитым утренним солнцем улицам, они вышли к пристани.

По сходням пришвартованных корранов носильщики спускали и поднимали тюки, мешки, вели мелкий скот, с криком «посторонись» скатывали бочки. Носильщики ругались с матросами, покупатели с продавцами, скрипели снасти, плескалась и хлюпала вода между быками причалов. Пахло солью, водорослями, рыбой, навозом и пряностями.

На приколе стояли три кора. Один одномачтовый, патрульный кор, а два других — большие торговые корраны. Двухмачтовые, внушительные. Именно из их недр сейчас шла погрузка-разгрузка.

Кейт во все стороны вертела головой, а Мэйтон, как всегда, попросил ее «захлопнуть вязанку (варежку), а то поморка нагадит». Кейт, уже привыкшая к его шуточкам, только панибратски ткнула его локтем в бок и посоветовала самому поберечь голову.

И действительно, посмотрев вверх, он увидел корову, поднятую на подъемнике и переправляемую на берег в сетке, из которой торчали, свешиваясь, ее ноги. Животина протяжно замычала и смешно забултыхалась. Эльф с поспешностью отпрыгнул в сторону. Еще не хватало «ароматной» лепёхи на голову!

Они подошли к самому крайнему коррану на пирсе. На его борту было написано название. Кейт про себя прочитала по слогам: «Мор-с-ка-я Т-аль-па».

«Интересно, а они в курсе, что в море эти зверьки не водятся, — подумала Кейт, — или они так специально назвали корран, чтобы подчеркнуть его связь между стихиями земли и воды. Чтобы злые духи не напакостили?»

Интересоваться у Мэйтона на эту тему Кейт не стала, еще не хватало его насмешек. В конце концов, какая разница, как называется их корран — главное, чтобы плыл, и не потонул по дороге.

Погрузка уже подходила к концу. Это был тот самый корран, который привез шелк. Именно о нем вчера говорил Хорек. Сейчас, на него грузили местное зерно.

Капитан, весь в черном, худой, словно сушеный сингиль, глазами как два холодных горных озера, был абсолютно лыс. Он стоял на палубе возле трапа и наблюдал, как боцман покрикивает на матросов, готовящих корран к отплытию.

Увидев приближающихся Мэйтона и Кейт, он коротко кивнул им, показывая, что заметил, и отвернувшись, стал тут же распекать кого-то из команды, не видимого им с низу.

— Эй, что вы там возитесь, словно дохлые селедки, клешню вам под ребра! Живей! Шевелим опорками, задуши вас спрут… — дальше, шла непереводимая на человеческий язык, отборная ругань.

Кейт подумалось, что скорее это было сказано для них, чтобы и они место свое знали, лишний раз не высовывались.

Оказавшись на судне, рядом с капитаном, Мэйтон отсчитал несколько монет серебром и передал их ему. Кэп, удовлетворительно крякнув, кивнул, подзывая какого-то Ревена.

С нижний палубы, через люк в полу, появился юноша.

Симпатичный темноволосый парень, с карими озорными глазами, одет он был довольно экстравагантно. Из-под завязанного на голове красного платка слева торчала одна длинная тонкая косичка с вплетенными в нее жемчужинами, а все остальные косички были связаны сзади и перевязаны концами того же платка. В левом ухе из-под косынки выглядывал, посверкивая на солнце, приличных размеров бриллиант, оправленный в серебро. Поверх дорогой эльфийской рубашки с широкими рукавами была одета кожаная черная жилетка, разукрашенная большим количеством серебряных наклепок. Шею и руки украшали разномастные шнурки с ракушками, камешками и отлитыми из металла фигурками. Весь ансамбль завершали замшевые штаны и высокие кожаные сапоги с большим количеством ремешков и застежек.

По сравнению со скромником-капитаном, этот хлыщ выглядел, словно ярмарочный петух.

«Интересно, — промелькнуло у Кейт, — сколько же времени он одевается? Или спит одетый?!»

Хлопнув красавца по спине, капитан коротко бросил:

— Это младший боцман, все вопросы к нему, — буркнул он, и отвернулся, снова потеряв к ним всяческий интерес.

Подмигнув Кейт, молодчик показал их каюту. Она находилась рядом с капитанской.

Каюты располагались на корме. В центре находилась кают-компания с выходом на кормовую часть палубы, по бортам от нее — их каюта и каюта капитана.

— Вот, своей пожертвовал, — открывая дверь в комнату, больше похожую на норку, с гордостью поведал юноша, пропуская их внутрь. Там, однако, оказалось довольно уютно.

На полу веревочные маты, справа — стеклённые квадратные кормовые окошки. Два гамака, подвешенные к потолку, по стенам узкие лавочки, и большой стол-сундук посередине комнаты.

— Располагайтесь, — белозубо улыбнувшись, сказал он. — Если что, я на палубе.

Эльф прямиком шагнул к тому гамаку, что находился подальше от окон, и порывшись в сумке, улегся читать. Он не собирался говорить новой знакомой о морской болезни, так мучившей его во время первого путешествия по морю с отцом. Поэтому, поминая прошлый неудачный опыт, завтракать он сегодня предусмотрительно не стал. Тем было обидней, что море он, как не странно, любил.

Девушка, не знавшая чем себя занять, вышла на свежий воздух и, спросив разрешение у Ревена, стала наблюдать за отплытием.

Когда вышли в открытое море, оно начало преподносить Кейт все новые и новые впечатления.

Сначала она увидела летающих рыб. Косяк шел недалеко от коррана, и рыбки, выпрыгивая из воды и блестя на солнце плавниками, повергли Кейт в непередаваемый восторг.

— Смотрите, смотрите! Какие красивые рыбки! — захлопав в ладоши, воскликнула девушка, — Мэйтон! Иди на рыбок посмотри! — крикнула она, заглядывая к нему в каюту.

— Я тебе верю, — равнодушно буркнул он, не отрываясь от книги. Хотя посмотреть действительно хотелось, но если он выйдет на палубу, то увидит скорее всего не рыбок, а зеленые круги перед глазами, а заодно и рыб может накормить.

Кейт, разочарованно вздохнув, захлопнула дверь каюты и снова приникла к фальшборту.

Они были разноцветные. Желтые, красные, зеленые, синие, фиолетовые. Кто в полоску, кто в крапинку, кто разноцветными разводами. Выпрыгивая из воды, они раскрывали свои плавники-крылья, и, планируя, летели так какое-то время над поверхностью. Рядом, в воде, были видны и другие рыбки, только серенькие, невзрачные, наружу они не показывались.

— Это водяные петушки, — приобняв сзади, и наклонившись к самому ее уху, прошептал Ревен, неожиданно возникший за спиной. — Видишь, их плавники, словно яркие крылья. Такие, только у самцов, чтобы самок привлекать, это они перед ними так красуются, — он ткнул пальцем на серых рыбешек, и словно невзначай, положил свою ладонь, рядом с ее ладонью.

Кейт обернулась и посмотрела на него, прищурившись. «Еще не хватало всяких ей там шептунов, с непрозрачными намеками».

— Свои-то перья чего распушил, петух нещипаный? — грубо осекла его Кейт.

Ревен обиделся, фыркнул, убрал руки и, развернувшись, вернулся к своим прямым обязанностям. Сорвав зло на каком-то юнге.

Настроение было подпорчено, и девушка решила вернуться в каюту. Мэйтон лежал, отвернувшись к стене, притворялся спящим.

От нечего делать, она взяла со стола книгу, которую он пытался читать, и вздохнув, тут же положила обратно. Эльфийская рунопись! Тут сам Морк ногу сломает, прежде чем разберется!

Перекусив, она залезла в сумку за своим новым зеркальцем, чтобы поправить растрепавшиеся на ветру волосы, и помаявшись еще некоторое время, опять вышла наружу. И надо признаться, вовремя.

Корран, свернув паруса, снизил ход и лег в дрейф. Матросы, все до одного, сгрудились на левый борт, кому места не хватило, весел на реях и вантах.

Все смотрели в воду. Кейт тоже подошла, и протолкнувшись между моряками, перевесилась через борт, глянув вниз.

В воде она увидела трех существ, что-то стрекочущих морякам. От удивления она, видимо, разинула рот, потому что вновь возникший за спиной Ревен, улыбаясь, пальцем защелкнул его обратно.

Кейт даже не обиделась.

— Кто это? — изумленно выдохнула она.

— Это морские девы. Или как зовут их эльфы — Лимвины.

— Чего они хотят?

— Это не они хотят, а мы.

Кейт вопросительно посмотрела на него.

— Капитан просит достать ему несколько жемчужниц. Но не простых, а синих. Они дороже.

— А он умеет на их языке говорить? — изумилась девушка.

— Немного. Но в основном, общаются жестами и интонациями. Многие лимвины умеют читать мысли. Так что при желании понять друг друга можно.

Кейт принялась рассматривать лимвин, пока те, пытались договориться с моряками.

Они были серебристо-зеленоватыми, словно перламутровыми. У двух особей, когда они выныривали из воды, явно наблюдались все женские признаки. Третий, был мужского пола. Чей гладкий, мускулистый торс не смог бы оставить равнодушной ни одну сухопутную даму.

Переговоры вели девушки-лимвины.

У них были крупные, раскосые, чуть на выкате, зеленые глаза с двумя парами век. Небольшие, чуть приплюснутые носы и полные ярко-синие губы. Волосы на голове отсутствовали, вместо них и у женских особей, и у мужской, имелись длинные волнистые, то ли плавники, то ли перья. Они красивым шлейфом расстилались вокруг лимвин по воде. У мужчины — сиреневого цвета, а у женщин рыжие и красные.

От головы, через всю спину, у всех проходил продольный плавник. Когда лимвину-мужчине что-то явно не нравилось, он встопорщивал его, и тогда были заметны острые шипы, спрятанные меж перепонками. Он беспокойно плавал вокруг своих подруг, а иногда шипел в сторону людей, обнажая острые, мелкие зубки.

Когда одна из лимвин — та, что с красными «волосами», подняла голову, рассматривая Кейт, то девушка заметила за ее ушами, на шее, три ряда жабр.

Видимо, договориться с лимвинами капитану не удалось, потому что те, вслед за своим спутником, одна за другой нырнули в пучину и долго не показывались. Капитан отдал приказ поднять паруса. Судно ложилось на прежний курс.

Пораженная невиданным зрелищем, Кейт, все стояла на палубе и свешиваясь вниз, крутила в руках свое зеркальце, играясь с солнечным зайчиком на волнах. Матросы, расстроенные неудачей, расползлись по судну, и занялись своими делами.

Неожиданно, под водой, прямо под тем местом, где стояла Кейт, появился силуэт красноволосой лимвины. Через мгновение, она, выпрыгнув из воды почти на весь корпус, что-то защебетала, явно обращаясь к Кейт.

Испуганная, девушка, вскрикнув, отпрянула от борта, и наткнулась спиной на все ещё стоявшего за ней Ревена.

— Она что-то хочет от тебя, — перегибаясь через борт, пояснил он, — Прислушайся, вопрос должен появиться у тебя в голове.

Кейт растерянно покосилась на него и попыталась сделать то, что он говорил: напряженно вгляделась на красноволосую.

Взгляды их встретились. И Кейт, скорее почувствовала, чем услышала: лимвине, очень понравилось ее зеркальце. Девушка почти кожей ощущала желание лимвины обладать им. Она не требовала, а просила, по-детски, вкрадчиво и робко. Умоляющий взгляд, полный надежды, дополнял сигнал в голове.

Завороженная, Кейт, словно во сне, протянула ей зеркальце. Отказать такому волшебному существу, она просто была не в силах.

Навстречу ей, протянулась узкая блестящая ладошка с перепонками меж пальцев и короткими, острыми коготками. Но было слишком высоко, чтобы та достала. Тогда лимвина, снова нырнула на глубину, и развернувшись там, стремительно выскочила из-под воды во весь свой рост. Ее изящный рыбий хвост, блестя на солнце зеленым перламутром, завис на несколько мгновений над волнами. Она ловко схватила зеркало, сверкнула мелкими острыми зубками, что-то протяжно свистнула и скрылась в глубине.

Ошарашенная Кейт еще несколько мгновений висела вниз головой и не могла поверить, что это произошло с ней.

К реальности ее вернул Ревен, бесцеремонно потянув за курточку назад, на палубу. Она обернулась и посмотрела на моряка.

— Что это было? — шепотом спросила она.

— Ты подарила ей свое зеркало, — констатируя факт, улыбаясь, ответил тот, — Они как поморки, все блестящее любят. — Сравнив лимвину с птицей, пояснил он.

Матросы, наблюдавшие эту картину, иронически посмеивались над девушкой.

Ревен объяснил.

— Дело в том, что эти твари очень хитрые. Сколько раз было так, что капитан договаривался с ними, отдавая вперед то, что они просили, а они, наобещают с три короба, а потом, махнув своими скользкими хвостами, бывали таковы. Поэтому теперь мы просим сначала принести то, что надо нам, и только потом меняем на то, что хотят они.

— Мне не жалко, пусть берет, — махнула она рукой (у нее еще осталось зеркальце в пудренице) — Они такие красивые, я никогда их еще не видела, — мечтательно произнесла Кейт, вспоминая крепкий торс самца лимвина.

Ревен улыбнулся и, не успев ничего ей ответить, пошел распекать кого-то из команды. Паруса вновь надул соленый ветер. Судно, весело подпрыгивая на волнах, набирало ход.

Кейт собралась было уже пойти рассказать все Мэйтону, как позади, у набравшего скорость коррана, на поверхности воды показалась знакомая красная голова. Она то появлялась, то исчезала в бурунах волн, с каждым разом становясь все ближе.

Кейт вскрикнула и радостно помахала ей рукой. Лимвина, тремя мощными, длинными прыжками нагнала корран и, высоко подпрыгнув, быстро сунула Кейт что-то в руку.

От неожиданности Кейт чуть не выронила то, что дала ей красноволосая, и запоздало шепнула «спасибо», судорожно соображая, что надо было мысленно посылать сигнал. Лимвина, ударив по воде хвостом, тут же скрылась в глубине волн.

В руке у Кейт, оказалась большая осклизлая ракушка. Вся сплошь поросшая водорослями и полипами.

Подоспевшие моряки, столпились за ее спиной, рассматривая подарок.

Растолкав всех, к ней подошел капитан, сверкая на солнце лысиной, словно начищенный медный чайник. По-хозяйски забрав подарок из рук девушки, повертел ракушку в руках и, прищурившись, многозначительно хмыкнул.

Кейт уже испугалась, что ракушку ей не отдадут. Но не драться же, ей со всей командой?

— Повезло тебе девка, — ухмыльнулся он.

Вытащив нож, капитан быстро раскупорил створки раковины и, отдав обратно, резко развернулся и пошел прочь.

В наступившей на палубе тишине девушка раскрыла створки и внутри, в мягком месиве тела, увидела крупную темно-синюю жемчужину. По палубе прокатился вздох зависти.

— Мэйто-о-он! — воскликнула Кейт и, судорожно расталкивая моряков, стала ломиться в каюту. Здраво полагая, что еще чуть-чуть, и кто-нибудь точно, завладеет ее сокровищем.

Эльф, обеспокоенный ее криком, уже спрыгивал с гамака, когда в дверь влетела обрадованная Кейт. Увидев на ее лице полоумную улыбку, он облегченно выдохнул и лег обратно.

— Смотри, что у меня есть! — усаживаясь рядом с ним, показала Кейт, раскрывая створки раковины. Мэйтон заглянул внутрь и присвистнул.

— Откуда это у тебя? — Ему удалось задремать, пока корран не двигался, и пропустить, оказывается, все самое интересное.

Кейт взахлеб поведала ему о лимвинах.

— Ты в курсе, что она просто околдовала тебя?

Кейт удивилась.

— Околдовала? — эхом повторила она.

— Да, они это умеют. Состроят страдальческие глаза, и давай на жалость давить. Тебе вообще повезло, что ты от них что-то поимела, — улыбнулся он, — Видать, этой красноволосой ты понравилась.

— Это наверно потому, что я от нее ничего не хотела. И вообще, мне показалось, что они совсем не такие плохие, — запальчиво оправдывала ее Кейт. — Просто, наверное, их слишком часто обманывают. Да и вообще, что мы можем им предложить? У них под водой, наверное, все есть.

— В этом, я с тобой соглашусь, — укладываясь, и опять отворачиваясь, к стене, буркнул Мэйтон, — Это людям все мало.

Кейт вытащила жемчужину из раковины, улеглась на кровать и принялась любоваться подарком.

— Моллюска выкинь в море, а то вонять начнет, — не поворачиваясь, проворчал Мэйтон.

Кейт послушалась. До самого вечера, больше на палубе она не появлялась.

 

Глава 5

Стены древнего Итиля встретили их на закате.

Золотой город — так называли его некоторые. А все потому, что Итиль был почти полностью построен из розовато-бежевого ракушечника, в большом количестве добываемого в местных каменоломнях. Мягкое осеннее солнце озаряло его стены, и город, видный издалека, казалось, словно светился изнутри.

Утопая в зелени летом, осенью в кармине осенних клёнов, а зимой в белом покрывале снега, он в любое время круголета был незабываем.

Находился Итиль на полуострове, и занимал почти половину его немаленькой территории.

С севера, вздымавшиеся из моря острые горные пики защищали остров от холодных зимних ветров. И сами, словно чувствуя тепло юга, как льдинки на солнце, оплывали, плавно сходя на спад к морю и образовывая плоскую равнину. Город как раз и лежал на ней.

Чем ближе они подплывали, тем невероятней становилась картина. Итиль был настолько огромен, что Кейт подумалось, что в него войдут не меньше трех Вейли, а может и все четыре.

Корабль был еще достаточно далеко, но грандиозные сооружения уже сейчас потрясали воображение!

Самой колоссальной постройкой была, конечно, башня Академии Магии, располагавшаяся недалеко от берега и одновременно служившая маяком.

Невероятная, перламутровая морская раковина со множеством разных по величине окон, поставленная устьем вниз. Она возвышалась над городом, выставив в небо с левой стороны отростки-шипы, ставшие башенками.

Доподлинно известно, что это здание вырастили древние эльфийские маги, приплывшие сюда первыми с другого материка. Да не простые, а Белые.

Белыми они назывались из-за необычного цвета волос, особых способностей и рождались они крайне редко. Есть поверье, что они и не рождались вовсе, а перерождались из избранных. Но этого доподлинно не знает никто, так как много времени утекло с тех пор. И последние шестнадцать циклов (1 большой цикл = 144 круголетам), никто и нигде их не встречал.

По двум сторонам от башни располагались две большие пирамиды. А за ними, блестя в лучах вечернего солнца, поблескивали в ряд еще три поменьше. Это были достроенные позже людьми, новые корпуса Академии.

Кроме башни Академии, грандиозно выглядел и дворец-крепость гарда Истрии Вугарда Ноара, располагавшийся в предгорьях, в глубине города. По преданиям, также, выстроенный эльфийским народом. Сначала его стены вмещали в себя небольшое поселение, но потом город, разрастаясь, вышел за пределы крепости. И она стала полноправной резиденцией гарда.

Вверх тянулись изящные портики, беседки, богато и вместе с тем изящно украшавшие фасад здания. Издалека, очертания дворца больше напоминали природные, органические формы, нежели строгую архитектуру. Казалось, что это не камень, а тело огромного прихотливо свернувшегося дракона, улегшегося подремать на солнышке у подножия гор.

Бока — это замковые стены, словно чешуёй, покрытые разноцветной черепицей. Спина — острые шипы-башни. Рогатая голова, возвышавшаяся посередине — главный приемный зал. Вместе с тем, как бы невесомо и замысловато не выглядела конструкция, в ней ощущалась сила и мощь.

Округлые своды окон и остроконечность крыш, волнистые поверхности фасадов, дополняемые причудливыми кованными балконными оградами, контрастные сочетания цветов, многочисленные открытые галереи и изысканность форм, наряду с внушительностью, придавали зданию то неповторимое очарование, которое долго не можешь забыть.

Вот что отличало архитектурный стиль дворца и башен, а вместе с ним и Итиля.

Потрясенная и удивленная масштабами города, девушка, оглянувшись через плечо, обнаружила, что Мэйтон тоже стоит рядом с ней. А она и не заметила, когда он подошел.

Она опять посмотрела на город, и воскликнула от удивления:

— О! А это что такое? — показывая пальцем, чуть поверх, меж двух верхушек пирамид.

— Ты никогда не видела воздухоплавов? — насмешливо произнес оказавшийся поблизости Ревен, сматывающий длинные снасти.

Кейт отрицательно помотала головой и опять уставилась на такую невидаль.

Мэйтон, тоже никогда их не видевший, но много слышавший о них, с легкой неприязнью посмотрел на моряка. «Нашел чем хвастаться, можно подумать, на них летал». Он терпеть не мог подобных выскочек.

— Это маги выдумали, — гордо, словно сам принимал в этом участие, пояснил Ревен.

— А как они не падают?

Парень усмехнулся.

— Это ты сама у них спроси, мне это без надобности, — и, не договорив, обернулся и бросился выполнять команду капитана. Судно входило в порт.

Мэйтон только фыркнул ему вслед.

— Этот город создавал мой народ, — тихо промолвил он, смотря вдаль, положив локти на фальшборт — И он прекрасен…

Кейт, уже потерявшая из виду воздухоплав, только молча кивнула.

— В той войне люди подло и вероломно убили последнего Белого, и замок перешел в их руки. Но он дорого отдал свою жизнь, — эльф надменно скривил уголок рта, — Говорят, их трупы лежали до середины высоты замковых стен…. Наша раса до сих пор не может простить этого людям… потери невосполнимы.

Кейт притихла и боялась даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть проснувшееся красноречие промолчавшего почти все путешествие эльфа. Однако, на этом все и закончилось. Продолжения не последовало.

«Всегда хотел его посетить, и вот решился. Жаль, что рядом со мной не отец», — грустно, уже про себя додумал Мэйтон.

К этому моменту корабль, наконец, вошел в бухту, и капитан скомандовал швартовку.

Ревен зычно крикнул «По-о-берегись!», матросы выбросили по бортам кранцы, и за борт полетели швартовочные канаты. На причале их поймали работники порта. Корабль мягко уткнулся боком в причал, перекинули сходни на берег.

Путешествие закончилось.

На самом деле оказалось, что порт находился вовсе не в городе, а сам город лежал в отдалении, и к нему шла прямая дорога, вымощенная таким же бежевым камнем, что и он сам. А в порту находились склады, верфь и дешевые забегаловки для моряков.

Независимый гардалан Истрия, с центром в Итиле, был одним из главных портов и одним из основных культурных и экономических центров Итары. В нем часто проходили «Съезды десяти», так сокращенно назывался сбор всех правителей гардаланов, раз в пять круголет. И пусть эти съезды абсолютно ничего не решали, но давали возможность если не открыто влиять друг на друга, то хотя бы прикинуть текущую расстановку сил.

Итиль был спроектирован в виде спирали, словно побег папоротника — священного растения эльфов. Однако спираль эта была несколько ассиметрична, центр находился ближе к подножию гор, там, где стоял замок гарда. А последний виток спирали, превратившись в прямую линию-дорогу, как раз вел в порт.

У Итиля, как и у Вейли, не было крепостных стен. С трех сторон, город окружало море, а от материка отгораживали горы, с узким, хорошо охраняемым перевалом.

Радиальные улицы, расходившиеся лучами из центра — замка — перекрещивались с единственной улицей-спиралью и, расширяясь, терялись на просторах равнины. Если посмотреть сверху, то город напоминал круглое лоскутное одеяло, брошенное одним боком на холмы предгорий, а другим спадающее почти в самое море.

Сойдя по трапу, Кейт очередной раз подивилась размерами города.

Огромный. Темный, против севшего за горы солнца, он казался каким-то невиданным зверем, принюхивающимся к чужакам, затаившимся, и думающим: наброситься сейчас или подождать, проверяя на смелость?

Кейт, заробев, остановилась, едва ступив пару шагов по дороге.

— Не дрейфь, — словно прочитал ее чувства эльф и дружески хлопнул по спине, — прорвемся. Видимо, ему тоже было не по себе, но он это умело скрывал. Обогнув подругу, Мэйтон бодро зашагал к городу. Чуть помедлив, она поспешила за ним.

Как это ни удивительно, они блестяще сдали все экзамены.

В Академию принимали всех желающих. Но, это вовсе не значило, что туда попадали только избранные или богатые. Если ты, пусть даже бедный сын (или дочь) дровосека, но у тебя есть определённые способности, поступишь ты, а не сын (или дочь) богатого дипломата.

Желающих оказалось очень много. Но после первого отбора отсеялась едва ли не половина. Вторая половина тоже поредела наполовину после первого же экзамена. Приезжие абитуриенты жили в маленьких общих комнатах, сдаваемых за чисто символическую плату, так что с жильем проблем не было. Удивительно, но их с Мэйтоном заявки оказались последними, а на следующий день начались испытания.

Кейт, такая уверенная в своих силах в Вейли, тут совсем сникла. Ей казалось, что она немытая деревенская бестолочь, замахнувшаяся на гардский трон. Эльф, оно понятно, поступит — с его-то способностями, а вот она? Однако, выбрав факультет травологии, девушка почувствовала себя уверенней. Выросшая на природе, в отличие от многих других абитуриентов, она с блеском прошла все испытания и попала в лучшую сотню. Однако и из этой сотни останется всего сорок тех, кого разберут двадцать учителей — по два ученика каждому, и больше половины уйдут ни с чем.

Они с эльфом договорились заранее, что если кто-то один не поступит, то второй откажется от обучения. И они вместе, еще раз попробуют на следующий круголет.

Оба стояли теперь в округлом, закрытом со всех сторон дворе башни. Перламутровые стены, казалось, пропускают свет восходящего солнца, погружая всех присутствующих в розовато-золотое марево. Через разные по величине и замысловатые по форме окна, расположенные по периметру верхней анфилады балкона, виднелось бирюзовое утреннее небо. Настроение у всех было торжественно-волнительное: торжественное — у учителей, а волнительное — у будущих учеников.

Эльф, казалось, совсем не тревожился, но его холодные напряженные пальцы, за которые судорожно ухватилась Кейт, говорили об обратном.

Сама она страшно волновалась. Ведь на карту поставлено ее будущее. Но на ум, как это бывает в таких случаях, навязчиво лезла какая-то белиберда:

«А вдруг, ей в учителя попадется какой-нибудь старый хрыч, пахнущий кислятиной, кашляющий мокротой и говорящий тряским голосом. И, может быть, он будет хорошим волшебником, но все-таки терпеть такого каждый день рядом с собой не хотелось. Или лучше старый хрыч, чем голодные подворотни города, в случае ее неудачи?».

Она украдкой посмотрела на Мэйтона. Взгляд его блуждал где-то в синеве неба.

И вот верховный маг, досточтимый Альберус, облаченный в темно-синюю мантию, торжественно обозрев всех собравшихся, начал свою речь.

От волнения, Кейт боялась пропустить свое имя и почти ничего не понимала, что он там говорил.

Наконец, со вступлением было покончено, и он начал зачитывать по три имени: одно — имя учителя, и два — имена учеников.

Наставник выходил на середину зала, а ему на встречу выходили два счастливчика, и на негнущихся от волнения ногах ковыляли за ним в сторону, где стояли уже зачисленные.

Вот осталось десять учителей, одной из которых была женщина среднего возраста, с гордой осанкой и худым лицом. Она назвала имена, и навстречу, отделившись от толпы, направились обрадованные юноша и девушка, по виду брат и сестра.

Вот пятый — седой молодцеватый старикашка, подозвал к себе двоих парней.

Вот третий — коренастый тип со свитком подмышкой, выбрал двух очаровательных блондинок, а их с эльфом имен еще не назвали.

Кейт уже потеряла всякую надежду и думала, куда бы пойти, чтобы вечером вместе с эльфом залить свое горе.

И вот, остался один преподаватель. По сравнению с остальными он был довольно молод. И Кейт подумала, что им уже точно ничего не светит.

Она уже представила, как они сейчас завалятся в ближайший кабак и напьются с горя чего-нибудь покрепче. А потом придется искать работу, чтобы не протянуть ноги с голоду, или накопить на обратный билет в Вейли. И тогда хитрый эльф опять спутается с какими-нибудь «травником» и заставит её растирать «весёлые» запрещенные порошки, за которые их непременно поймают и посадят в местное узилище, и тогда… ох!

Она даже не стала слушать, какие имена зачитывал маг, поэтому не сразу поняла, отчего Мэйтон тащит ее куда-то в сторону. Наконец до нее дошло, что последними оказались как раз они!

Они зачислены! Этого просто не может быть!

От неожиданности (а она вдруг поняла, что никак не ожидала ничего подобного и, оказывается все это время была готова к поражению!), Кейт на мгновение забыла, как дышать.

«Вот теперь, они точно напьются, — смотря снизу вверх, на довольную физиономию эльфа, подумала новоиспеченная студентка, — только теперь от радости!»

— Ущипни меня! — задыхаясь от счастья, прошептала она в ухо эльфу. А он довольно ухмыльнулся — и постарался на совесть!

— Ай! Полегче! — воскликнула Кейт, не переставая улыбаться.

«А ведь оно того стоило!» — подумала Кейт, мельком вспоминая свою прошлую жизнь, с замиранием сердца, слушая поздравительную речь Верховного мага.