МЫ СТОИМ НА КРАЮ ОБРЫВА и смотрим на волны, которые разбиваются о скалы с такой силой, что шум отдается в груди.

– Эм. Не думаю… – качаю головой я. На этот раз стоит прислушаться к голосу разума и инстинкту самосохранения.

– Кажется, с греблей сегодня не выйдет, – говорит Колтон, и я мысленно соглашаюсь с ним.

Мы наблюдаем за тем, как очередная волна взлетает над скалами. А ведь вчера океан казался таким спокойным.

– У меня есть идея получше. Пойдем.

Мы возвращаемся в автобус. Я устраиваюсь поудобнее и вытягиваю ноги. Колтон оборачивается, когда сдает назад. Он кладет руку на подголовник моего сиденья и слегка задевает плечо кончиками пальцев. Я чуть вздрагиваю. Он замечает это, когда мы встречаемся взглядами, и поспешно убирает руку.

Щеки заливаются румянцем, и я смеюсь.

– Что? – спрашивает Колтон.

– Ничего, – отвечаю и перевожу глаза на приборную панель, на доску для серфинга, которая лежит сзади на кровати, на припорошенный песком коврик в ногах, лишь бы не смотреть на него. Боюсь того, что он может увидеть в моих глазах.

Внезапно замечаю небольшую прозрачную коробочку – похожая есть у папы, и мама каждое утро наполняет ее новой порцией лекарств. В этой коробке два ряда, в каждом отделении лежит как минимум по одной таблетке, а вместо дней недели на пластике маркером написаны часы и минуты.

Я уже почти готова задать вопрос, но тут Колтон замечает, куда направлен мой взгляд, подбирает коробочку, кладет ее в кармашек на двери и натянуто улыбается.

– Витамины, – объясняет он. – У сестры пунктик на этот счет. Всегда приходится брать с собой.

Что-то в его тоне и в том, как он смотрит вперед и почти не моргает, отбивает у меня желание задавать вопросы. Да мне и не нужно. Я и сама понимаю: никакие это не витамины.

Мы проносимся по трассе вдоль побережья. В автобусе открыты окна, наши лица обдувают потоки ветра, громко играет музыка, – слова не нужны, и это хорошо. Мы забываем об этом неловком моменте.

– Так куда мы едем? – пытаюсь я перекричать музыку.

Дорога изгибается дугой. Она уводит нас прочь от океана, и мы сворачиваем на выезд. Колтон делает песню чуть тише.

– В еще одно место, которое я очень люблю, – объясняет он. – Но сначала нам нужно запастись едой.

Останавливаемся на автостоянке у «Фруктовой лавки семейства Райли», где мы с родителями каждую осень покупали яблоки и фотографировались с горками ярких тыкв. Никогда не приезжала сюда летом, что, кажется, было большим упущением. На парковке столпилось множество людей. Они бегают и суетятся, перекладывают продукты из корзин в багажники. Мимо проезжает трактор. Он тянет за собой кузов, а в нем сидят родители с детьми – одни держат в руках большие круглые арбузы, другие уже лакомятся сочными ярко-красными ломтиками.

Я иду за Колтоном, который лавирует между людьми и направляется к стойкам с товаром. Он рассеянно щелкает пальцами, пока мы проходим мимо разноцветной россыпи фруктов.

– Если нужно закупиться к пикнику, лучше места не найти, – оглядывается на меня Колтон и кидает свежий персик, который я еле успеваю поймать. – Чего хочешь? – спрашивает он, остановившись возле одной из стоек.

Я осматриваю ящики с фруктами и задерживаю взгляд на ведерке малины: ягоды такие красные, что кажутся искусственными. Колтон подхватывает его.

– Что еще? Сэндвичи? Чипсы? Все и сразу?

– Ага, – смеюсь я. – Все и сразу, почему бы и нет.

Как же заразительны его радость и энергичность.

Мы нагружаем корзину припасами: тут и пара сэндвичей, и чипсы, и газировка в старомодных стеклянных бутылках, и фрукты. У кассы мы замечаем коробки с медовыми палочками и берем по две.

На улице за нами увязываются три дружелюбные козочки. Они глядят на нас голодными глазами и издают забавное блеяние. Я иду рядом с Колтоном, дышу прибрежным воздухом, наслаждаюсь солнечным светом и ощущаю невесомость нового дня. Все так легко, словно реальный мир остался далеко позади. Находим скамейку в тени, усаживаемся рядом, едим ягоды прямо из ведерка и изредка угощаем ими козочек. Колтон рассказывает историю о том, как однажды они сильно напугали его в детстве. Я смеюсь, наклоняюсь и, забывшись, кладу ладонь ему на ногу, будто старому знакомому.

Он останавливается на полуслове и наблюдает за тем, как я убираю руку. Воцаряется тишина. Пытаюсь придумать, что сказать. Колтон смотрит на часы, затем откашливается.

– В общем, хочу показать тебе одно место, но нужно ехать поскорей, пока сестра не переполошилась, – произносит он и выпрямляется. – И лучше заранее сходи в туалет, потому что там, куда мы собрались, их нет.

– Хорошо, – быстро поднимаюсь я, радуясь, что появился предлог остаться одной и взять себя в руки. – Скоро вернусь.

– Буду ждать здесь, – говорит Колтон и открывает бутылку воды.

Иду в сторону дамской комнаты. Оглядываюсь всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы увидеть, как Колтон достает коробку с таблетками, вытряхивает парочку и запивает их водой. В эту минуту я сочувствую ему. Ему приходится не только принимать таблетки, но и скрывать это. Хотя и у меня есть своя тайна…

Внезапно понимаю, почему нам так легко вместе: мы стараемся избегать некоторых тем и не задаем лишних вопросов. Мы безболезненно, без всяких потерь меняемся. Становимся новыми людьми не только друг для друга, но и для себя.

Когда я возвращаюсь, Колтон заканчивает телефонный разговор и улыбается мне:

– Готова?

Киваю, и мы снова садимся в автобус. Отъезжаем от лавки, но не возвращаемся на шоссе, а едем по той дороге, которая вьется между дубками и вязами. Они склоняются так низко, что образуют зеленый навес. Мы едем по склонам холмов, а когда я чувствую запах океана, резко сворачиваем на извилистую дорогу, которая круто уходит вверх.

– Куда мы едем? – повторяю я свой вопрос.

– Увидишь, – отвечает Колтон. – Мы почти на месте.

Когда мы наконец оказываемся на вершине холма, я понимаю, что мы поднялись высоко-высоко. Океан окружает нас со всех сторон, такой синий и сверкающий. Кажется, будто солнце разбилось и разлетелось тысячей осколков по его поверхности. Мы припарковываемся на обочине, и Колтон опускает взгляд на мои шлепанцы.

– Ты не против пройтись пешком? Тут недалеко.

– Конечно.

– Отлично, – улыбается он. – Уверен, тебе там понравится.

Озираюсь по сторонам и внезапно понимаю, куда мы приехали.

– Мы идем в «Пиратскую пещеру»? На нудистский пляж?

Я слышала об этом месте. Говорят, что здесь вечно шастают старые и толстые мужики. Они загорают и иногда играют в волейбол, разумеется голышом.

– Мы что… Мы же не туда, правда?

Колтон так смеется, что выплевывает всю воду, которую только что отхлебнул из бутылки. Когда он наконец успокаивается, то говорит:

– Нет, мы не собираемся устраивать пикник в «Пиратской пещере». Только если ты вдруг не захочешь. В том месте, которое я хочу показать, виды намного привлекательнее.

Колтон хватает сумку со всеми нашими покупками, перекидывает ее через плечо и ступает на грунтовую дорожку. Я и не заметила ее, когда мы парковались. Делает пару шагов и оборачивается:

– Ты идешь?

Я следую за ним по узкой тропинке между кустарниками. Они такие высокие, что образуют нечто вроде тоннеля. Все, что я могу видеть перед собой, – его спину. Мы идем молча. Хоть мне и любопытно, куда мы направляемся, я не задаю вопросов, и это неведение даже нравится. Нравится чувство, что новое место откроет мне Колтона с еще одной стороны. Через пару минут он замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается.

– Ну что, ты готова?

– К чему?

– Увидеть мое любимое место для пикника.

– Конечно.

Он отходит в сторону, и я вижу тоннель в скале, в конце которого открывается вид на океан, как в окне. Я смотрю на темно-синюю водную стихию, на бесконечную ширь горизонта, а потом вдруг понимаю, что это одно из тех мест, о которых рассказывал Колтон на пляже.

– Идем. – Он берет меня за руку. – Только осторожно, здесь полно стекла. Люди много мусора оставляют.

Под каменным сводом становится заметно холоднее, но я не чувствую ничего, кроме тепла ладони Колтона. Мы проходим мимо следов летних секретных вечеринок и добираемся до противоположной стороны, где струится солнечный свет и шумит океан. Только тогда он отпускает мою руку.

– Что скажешь? Неплохой вид, правда?

– Еще какой, – лепечу я.

Мне кажется, словно мы стоим не на краю отвесной скалы, а на краю света. Колтон усаживается и свешивает ноги вниз с таким невозмутимым видом, будто просто сидит на стуле. Я следую его примеру. Стараюсь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце. Колтон расчищает место между нами и ставит туда пакет с едой. Мы прислоняемся к стенам пещеры и наслаждаемся раскинувшимся внизу видом. Он берет сэндвич, но, так и не притронувшись к нему, задумчиво опускает взгляд на воду.

– Знаешь, что странно? – спрашивает он после того, как волна отступает.

– Что?

– Странно, что я совсем тебя не знаю. – Колтон делает паузу. – Но я многое знаю о тебе.

Рада, что он на меня не смотрит, потому что я наверняка побледнела. Если бы он только понимал, насколько все странно на самом деле. И что я тоже многое знаю о нем, хоть и не знаю его самого: видела кучу фотографий, читала множество историй – грустных, веселых, пугающих. Но, несмотря на это, я хорошо знаю сердце, которое бьется в груди у Колтона. В глубине души мне даже кажется, что именно из-за этого сердца нам сейчас так легко…

В ответ произношу нечто нечленораздельное. И откусываю немного от сэндвича, чтобы не пришлось ничего добавлять, хотя совсем не испытываю голода.

– А что… ты знаешь? – спрашиваю я. И так боюсь услышать ответ.

– Ну, для начала – что ты не самый лучший водитель на свете, – усмехается он.

– Забавно.

– Так-так, – продолжает размышлять Колтон. – Я знаю, что ты живешь за городом со своей семьей и у вас доверительные отношения.

Киваю.

– А когда ты улыбаешься, на щеках появляются ямочки. И они мне очень нравится.

Я улыбаюсь.

– Да, – говорит Колтон. – Вот и они.

В груди поднимается жар.

– Знаю, что ты не боишься заглядывать в лицо своим страхам. Как в байдарке вчера. Или здесь. – Колтон внимательно смотрит на меня. – Это мне тоже нравится.

Мгновение его взгляд блуждает по моему лицу, но затем он опять заглядывает мне в глаза. Теперь голос Колтона звучит намного мягче:

– Тебе ничего не стоит довериться человеку. При этом складывается впечатление, что вопросы пугают тебя, и значит… – Он делает паузу, осторожно подбирая слова. – Есть вещи, которые ты не хочешь обсуждать.

Прячу взгляд, пугаясь, что он все поймет без слов. Прочитает меня, как открытую книгу.

– Все в порядке, – произносит Колтон. Он по-своему истолковал мою реакцию. – У всех есть скелеты в шкафу. Воспоминания, которые легче забыть. – Он ненадолго замолкает и делает глубокий вдох, а потом с шумом выдыхает. – Только вот от них не избавиться. Как ни пытайся.

В голосе слышатся сразу две эмоции – боль и чувство вины. Они хорошо мне знакомы. Теперь понимаю, почему Колтон не ответил на мое письмо – оно было воплощением всего, что он хотел забыть, напоминало о его болезни, о смерти незнакомца, чье сердце ему досталось, о людях, которые скорбели по этому человеку. Отсюда и берет корни его чувство вины.

Я понимаю его, потому что мы, хоть и не говорим о волнующих темах напрямую, переживаем нечто схожее.

Волна ударяется о камни внизу, и их в одно мгновение накрывает густой белой пеной. Смотрю на Колтона, а он тянет ко мне руку и медленно проводит большим пальцем по щеке. Я вдруг понимаю, что снова плачу.

– Мне очень жаль, – говорит он. – Что бы там у тебя ни произошло.

– Не стоит! – Ответ выходит слишком эмоциональным. Мне хочется избавить Колтона от тяжести его вины. – Пожалуйста, не жалей ни о чем. Никогда.

Вот бы он понял, что я имею в виду на самом деле! Смотрю на него и произношу слова мамы Трента, в которые не поверила в свое время, но очень хочу, чтобы в них поверил Колтон:

– Не жалей о том, над чем у тебя нет власти.

Он опускает глаза, затем вновь поднимает их, будто пытается увидеть чувство между нами. Куда более глубокое, чем этот разговор. То, что я утаиваю, а он не замечает.

Перед нами пропасть, под которой нет страховочной сетки. Падение будет долгим.

– Тогда не будем жалеть ни о чем. – Колтон прогоняет это ощущение. – И просто будем наслаждаться моментом.

– Это что-то вроде твоей мантры?

– Можно и так сказать.

Он пожимает плечами и хочет что-то добавить, но у него вдруг звонит мобильный. Колтон достает его и сбрасывает вызов.

– Может, возьмешь трубку?

– Да это же моя сестра.

– Возможно, стоило ответить. Кажется, она за тебя переживает.

– Она всегда такая. Чересчур заботливая.

Он отмахивается, будто ничего не произошло, но опускает глаза вниз и старается избегать моего взгляда.

– Знаю, она желает мне только добра, но иногда я от нее устаю. Кажется, она до сих пор считает меня довольно беспомощным.

Мы какое-то время молчим, и я вспоминаю фотографию из блога Шелби. На ней запечатлен Колтон в тот день, когда он впервые попал в больницу, – бледный, но веселый. Они с сестрой шутливо демонстрируют бицепсы. Искоса смотрю на Колтона и вижу те же темные волосы и зеленые глаза, которые выделяются на загорелом лице.

– Мне ты таким не кажешься, – говорю я.

– Да? – улыбается он.

– Да.

Колтон наклоняется ближе:

– А каким кажусь?

Дыхание сбивается, когда мы смотрим друг на друга. Я забываю обо всех фотографиях – о снимках из дневника Шелби, о наших совместных кадрах с Трентом – и остаюсь наедине с Колтоном, здесь и сейчас.

– Ты… – Я слегка отклоняюсь, чтобы расстояние между нами было чуточку больше. – Ты сильный. И уже многое знаешь о жизни. Понимаешь, как сделать день незабываемым. – Делаю паузу, бросаю взгляд на воду, а потом опять смотрю на него. – И учишь меня тому же самому. Мне это нравится.

Я улыбаюсь и получаю улыбку в ответ.

– Так что, возможно, нам стоит продолжать общаться в том же духе, – добавляю я, чем удивляю саму себя. – И делать каждый последующий день лучше предыдущего. Жить здесь и сейчас. И все такое.

– Завтра?

– Или послезавтра.

– И тогда, и тогда.

У него снова пищит телефон.

– Черт, – говорит он. – Надо ехать.

Еще одна волна разбивается о скалы, и над ней поднимается соленый туман. Он окутывает нас, заставляет забыть прошлое и все, о чем не хочется думать. Еще ненадолго задерживаемся в настоящем и размышляем о возможностях, которые открываются перед нами, а затем собираем вещи и разъезжаемся – каждый в свой мир.