КОГДА Я ПРОСЫПАЮСЬ, первое, что чувствую, – как ритмично поднимается и опускается грудь Колтона, на которой покоится моя голова. Я лежу в его жарких объятиях, но все равно ощущаю стоящую в воздухе холодную промозглость, и от этого мне хочется прижаться к нему еще сильнее – ближе к теплу его кожи и ударам сердца. Я так долго считала, что оно принадлежит Тренту. Но теперь точно знаю: это сердце Колтона.

Открываю глаза, вижу изгиб его подбородка, обнявшую меня загорелую руку и сразу вспоминаю мягкое прикосновение его губ под настойчивый шум дождя. Тогда наши сердца, его и мое, слились в едином ритме. Эти минуты принадлежали только нам, и больше никому.

В запотевшие окна пробивается бледный свет. На улице еще немного моросит. Шелест дождя перемежается с редким гулким стуком капель, которые стекают на крышу с раскидистого кипариса.

Я кладу ладонь на шрам, затем провожу кончиком пальца по его шее, и он шевелится, ощутив мое прикосновение. Делает глубокий вдох, накрывает мою руку своей, перемещает себе на грудь и улыбается.

– Привет, – говорю я с внезапной застенчивостью, хотя мы все еще крепко прижимаемся друг к другу под одеялом.

Колтон приоткрывает один глаз, потом второй. Чуть опускает голову, чтобы взглянуть на меня.

– Значит, мне это не приснилось. – На его лице расцветает широкая улыбка. – В отличие от всех предыдущих моментов.

Я смеюсь и игриво толкаю Колтона плечом, но воспоминания о нашем вечере и мысль о том, что я ему нравлюсь, наполняют меня теплом. Тянусь к его губам, он нежно обнимает меня, и кажется, что мир вот-вот исчезнет, но тут раздается писк моего мобильного. Начинаю его искать, но Колтон притягивает меня к себе и бормочет после долгого поцелуя:

– Давай пока об этом не думать.

И я не могу ему отказать. Телефон некоторое время продолжает жужжать, а потом замолкает. После этого приходит оповещение о новом голосом сообщении. Испытываю легкое волнение. Я же сказала Райан, что поехала к Колтону. Может быть, она просто хочет спросить, как дела?

В обычной ситуации я бы не придала этому значения, но все-таки прошла гроза, а я совсем не там, где обещала быть, поэтому начинаю тревожиться, выскальзываю из объятий Колтона, подтягиваю одеяло к груди и хватаю мобильный.

Когда я вижу экран, у меня внутри все обрывается.

Двенадцать пропущенных звонков.

Мама. Райан. Бабуля.

Снова и снова.

– О боже.

Колтон резко поднимается на кровати.

– Что? – спрашивает он. – Что такое?

Я пытаюсь справиться с волнением и включить голосовую почту.

– Я… Я не знаю, может быть, что-то…

Меня прерывает настойчивый голос Райан:

– Куинн, папе плохо. Немедленно приезжай в больницу.

Перед нами распахиваются двери приемного отделения. Вместе с острым запахом антисептиков на меня резко накатывают воспоминания о том дне, когда я в последний раз приезжала в эту больницу. Чуть больше года назад. Я была сама не своя, все еще сжимала в руке кроссовку Трента, а папа стоял у стойки регистратуры и задавал медсестрам вопросы. На меня смотрели убитые горем родители Трента. Его уже увезли из отделения. Все решения были приняты, бумаги подписаны, священник вызван. С ним попрощались без меня.

Замираю на месте, пытаюсь дышать, но ноги становятся ватными.

– Эй, – Колтон поддерживает меня за локоть, – ты как?

Открываю рот, чтобы ответить, но вижу свою семью. Они сидят на тех самых бежевых стульях, на которых сидели мы с папой, пока ждали, когда нам разрешат увидеть Трента и попрощаться с ним.

Теперь здесь мои родные. Они напряжены и не произносят ни слова. Мама смотрит куда-то перед собой и явно не замечает ничего вокруг. Она разбита. Наверняка думает о том, все ли она делала правильно и можно ли было что-то изменить. На Райан одежда, в которой она обычно пишет картины. Сестра смотрит в одну точку и не двигается. Она готова расплакаться, но изо всех сил сдерживает слезы. А бабуля сидит очень прямо и сжимает сумочку. Она кажется такой спокойной посреди бури.

Колтон ласково берет меня за талию.

– Это твоя семья?

Я киваю и готовлю себя к страшному слову инсульт. Быстрым шагом пересекаю комнату. Первой лицо поднимает Райан, и ее глаза округляются, когда она видит нас. Лишь тогда я понимаю, как нелепо выгляжу со спутанными волосами и размазанной тушью, в еще влажной толстовке Колтона.

– Что случилось? Папа в порядке? – Я чувствую подступающие слезы. И не важно, каким будет ответ. – У него был инсульт?

Мама поднимается и так крепко меня обнимает, что я начинаю готовиться к худшему. Через какое-то время она расслабляет руки, но не разжимает объятий.

– Мы точно не знаем. Его пока осматривают. Нам скоро все скажут.

– Как это произошло? Почему… Я думала, у него…

Останавливаюсь, потому что понимаю: в последнее время я вообще об этом не вспоминала. О папиных лекарствах, осмотрах, симптомах. Думала, что он в порядке. Что ему ничто не угрожает. Позволила себе забыть, что такого не бывает.

– Он помогал мне с картинами, – произносит Райан. Она так и продолжает смотреть в пол. – И потом… Он внезапно стал очень нелепо говорить. Я подумала, что он шутит, и засмеялась.

Сестра поднимает на меня взгляд. В ее глазах стоят слезы.

– Засмеялась, а у него глаза закатились, и он упал. Просто взял и упал… – Пальцы на коленях сжимаются.

Бабуля кладет поверх руки Райан свою ладонь, чтобы она успокоилась:

– А потом ты поступила как надо и набрала 911. И это все, что ты могла в тот момент сделать.

Сестра выпрямляется на стуле:

– Нет, я сразу должна была все понять. Нужно было позвонить раньше…

В разговор вмешивается мама. Она не хочет, чтобы Райан винила себя.

– Милая, ты сделала все, что было в твоих силах. А все остальное не в твоей власти.

Кажется, мама сама не верит своим словам. Вижу, как она корит себя за то, что не предприняла все возможные меры, чтобы уберечь отца. Мне хочется достучаться до нее. Сказать, что она просто не могла этого предугадать. Что иногда, несмотря на все наши желания и сожаления, мы не в силах ничего изменить.

Колтон стоит, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг кашляет. Это замечаем только мы с бабушкой.

– Куинн, ты все еще не представила нам своего друга, – кивает она в мою сторону, и я внезапно начинаю переживать даже больше прежнего.

Колтон делает шаг вперед и протягивает бабушке руку:

– Я Колтон.

Она обхватывает его ладонь своими.

– Очень рада познакомиться, Колтон. Наверное, это благодаря тебе Куинн теперь так очарована океаном. И я могу ее понять, – подмигивает бабуля. – Это моя дочь, Сьюзан, и сестра Куинн, Райан.

– Рад со всеми познакомиться, – говорит Колтон.

Мама кивает и вежливо улыбается. Райан встает и пожимает ему руку. Переводит взгляд то на меня, то обратно на него.

– Я многое о тебе слышала, – произносит она.

Бросаю на нее испепеляющий взгляд, но Райан не замечает – она изучает Колтона. Затем смотрит на меня, и я беззвучно умоляю ее не добавлять ничего лишнего.

– Много хорошего, – догадывается о моих желаниях сестра. – Спасибо, что приехал вместе с Куинн.

– Я не мог иначе, – отвечает Колтон.

Мы молча стоим в коридоре еще очень долго, а потом к нам наконец подходит доктор с усталым лицом.

– Миссис Салливан?

– Да? – поднимается мама.

Мы все разом задерживаем дыхание, пока доктор разглядывает нас.

– Я могу говорить честно о состоянии вашего мужа?

Мама кивает.

– Так, – произносит он. – Хорошие новости заключаются в том, что состояние стабильно, это был не инсульт и необратимых последствий не наблюдается.

Мы мысленно готовимся к плохим новостям.

– Но это уже вторая его ТИА, и в сонной артерии образовался тромб. Если не принять мер, вполне вероятно, что у вашего мужа в ближайшем будущем все же случится инсульт. Мы можем предложить несколько вариантов лечения, но сейчас время не ждет, и его нужно готовить к операции.

Мама кивает. Она принимает эту информацию, как и все мы.

– Я могу его увидеть?

– Конечно, – отвечает доктор. – Пойдемте со мной.

Мама на мгновение оглядывается на нас. Бабуля подгоняет ее рукой:

– Иди. Мы подождем.

Даже не дослушав реплику до конца, мама поворачивается и следует за доктором по коридору. Ясно, что ее внимание полностью переключилось на отца, и я ее не виню. Мы все исчезли для нее, а папа в одночасье стал целым миром. Думаю о них, об их общей истории длиной в тридцать шесть лет, и вспоминаю, как мне было больно терять Трента, хоть мы и были вместе куда меньше. Представляю, каково будет потерять Колтона. Уверена, после долгой совместной жизни отношения воспримаются иначе. Так тяжело, когда твоя жизнь связана с единственным любимым человеком.

Райан садится обратно на стул. Ей, кажется, стало легче, но не до конца.

– Поверить не могу, что смеялась над ним. Просто… Все произошло так быстро. Я не успела ничего понять.

Бабуля поворачивается к ней и мягко говорит:

– Будет тебе. Что было, то прошло. Не расстраивайся. – Она берет Райан за руку. – Давай-ка прогуляемся.

Но сестра отбрыкивается, мотает головой и делает прерывистый вдох.

– Вставай, – произносит бабуля, на этот раз чуть строже.

Такое отношение моей сестре ближе. Она будто вспоминает, что давным-давно сказала то же самое слово. Райан сглатывает, кивает и подчиняется.

Бабуля смотрит на нас с Колтоном:

– Ничего, если мы вас оставим?

– Ничего, – отвечаю я, хотя совсем в этом не уверена.

– Хорошо. Мы ненадолго.

Бабушка обнимает Райан за плечи, и они выходят на улицу, и исчезают в сумерках.

Я наконец выдыхаю. Колтон садится рядом.

– Жутко, правда? – Он кладет руку мне на колено. – Но вроде бы твой отец будет в порядке.

– Жаль, что нет никаких гарантий. – Я искоса поглядываю на него.

Колтон сжимает губы.

– Никогда нет никаких гарантий. Так уж устроена жизнь.

Мы на мгновение замолкаем.

– Есть не хочешь? – спрашивает он. – А пить? Может быть, кофе или горячий шоколад? Я неплохо ориентируюсь в больницах.

Колтон улыбается, и я поверить не могу, как легко он говорит об этом. Наверное, потому, что не нужно больше держать болезнь в секрете.

– Не отказалась бы, наверное, от бутылочки воды, – тихим голосом отвечаю я.

– Сейчас принесу.

Колтон вскакивает на ноги. Он радуется, что может мне как-то помочь. Затем наклоняется, берет за подбородок, чтобы взглянуть мне в глаза, и хочет что-то сказать, но вместо этого нежно целует в лоб.

– Куинн, я… Скоро вернусь.

Он уходит, а я откидываюсь на спинку стула, засовываю руки в карманы, закрываю глаза и глубоко дышу. Стараюсь думать об отце, о словах доктора и о том, что, скорее всего, папа будет в порядке. Но вспоминаю Колтона в бледных вспышках молний, мою руку, лежащую на его груди, прикосновение его губ и дождь, который окутывает нас. Все это похоже на сон. Открываю глаза, и воспоминание растворяется во флуоресцентном больничном свете.

Проходит несколько минут. Я нащупываю в кармане толстовки что-то квадратное и достаю плотный лист, который сложен в несколько раз. Начинаю разворачивать листок и вдруг узнаю этот небрежно оборванный край, эту кремового цвета бумагу. Сердце начинает биться быстрее, и на меня вновь обрушиваются все мои тайны и гложущее чувство вины. Словно в наказание за то, что я наделала. Мне не нужно читать письмо, чтобы вспомнить его содержание. Я днями и ночами исписывала десятки страниц, пока наконец не выразила эмоции как хотела.

К горлу подкатывает тошнота. Я медленно разворачиваю письмо, как можно осторожнее, чтобы не порвать потрепанный листок, который явно пережил многое – не только сегодняшнюю грозу. Пробегаю взглядом по строкам. Смотрю на сгибы – я их не делала. Видно, что письмо сворачивали и разворачивали много раз, снова и снова. Чтобы оно помещалось в кармане.

Я вчитываюсь в слова. Они полны боли и печали, и мне кажется, будто я совсем не знаю человека, который их написал. Это была девушка, которая не хотела отпускать Трента. Которая не думала, что может вновь полюбить кого-то. И не догадывалась, что тот, которому она адресовала эти строки, докажет ей обратное.

– Что это ты делаешь?

Слышу голос Колтона и поднимаю голову. У него такой же потрясенный вид, как, наверное, и у меня.

Его глаза прикованы к письму, которое я держу в руках.

– Я…

Неумело пытаюсь сложить лист, но Колтон ставит две чашки с горячим кофе на пол и отбирает его. Поражаюсь такой резкости.

– Прости, – лепечу я. – Я не хотела… Оно было у тебя в кармане, и я подумала…

– Это не твое. Не тебе и читать, – говорит Колтон, и я не знаю, что хуже – его тон или жуткая ирония этих слов.

Смотрю на него, пока он складывает письмо, которое бог знает сколько времени носил в кармане, и не выдерживаю. Я не могу больше хранить все в секрете. Наконец нахожу подходящие слова. Произношу их со всей осторожностью, чтобы он не понял меня превратно:

– Это мое.

Колтон замирает. Бросает на меня непонимающий взгляд.

– Что?

Его голос так дрожит, что мне не хочется продолжать, но я должна.

– Это мое письмо. – Я сглатываю. Во рту внезапно пересыхает. – Я его написала.

– Ты… что?

Пытаюсь говорить спокойно, но мне не хватает воздуха.

– Я написала это письмо. Тебе. Много месяцев назад, после… – Мой голос прерывается. – После того, как с моим парнем произошел несчастный случай.

Эти слова, как и заключенная в них правда, невесомы, едва слышны, но Колтон прекрасно их понимает. И качает головой.

– До того, как я узнала тебя, – добавляю я и надеюсь, что эти слова все изменят. Но как только смотрю на Колтона, все становится ясно.

Он не отвечает. Стоит неподвижно и стискивает зубы. Встаю и подхожу чуть ближе к нему.

– Колтон, прошу…

Он делает шаг назад.

– Ты знала? – холодно спрашивает он. – Когда мы впервые встретились, ты знала, кто я такой?

К глазам подступают слезы.

– Да, – еле слышно говорю я.

Колтон направляется к выходу.

– Постой, – умоляю я. – Прошу! Дай мне объяснить…

Он поворачивается ко мне.

– Что тут объяснять? Что ты отправилась искать человека, которому пересадили сердце твоего парня? Что ты нашла меня после того, как я подписал документ, в котором прошу сохранить свою анонимность? – Гнев вспыхивает резко, словно молния над океаном. – Или что буквально пару часов назад ты сидела и слушала, как я говорю о своей болезни, а сама ничего не сказала? – Колтон замолкает, и выражение его лица меняется. Будто он вспомнил, что произошло потом. – Что из этого ты хочешь мне объяснить?

Открываю рот, но вся суть того, что я натворила, на мгновение лишает меня дара речи. Затем я произношу единственное, что приходит мне в голову:

– Просто ты мне так и не ответил.

Колтон делает шаг ко мне.

– Знаешь почему? Потому что мне это было не нужно. Все это.

Он смотрит мне прямо в глаза, и я могу поклясться, что передо мной совсем незнакомый человек.

– Сделай-ка одолжение, – говорит он. – Забудь, что знала меня. Потому что мне тебя узнавать не стоило.

Колтон уходит. Прямо в ночь.