Я ОСТАНАВЛИВАЮСЬ НА ТОЙ ЖЕ ОБОЧИНЕ, где парковалась, когда впервые ехала искать Колтона. Открываю окна, и в машину проникают солнечный свет и соленый океанский воздух. Стараюсь глубоко дышать, как и тогда. И при мысли о том, что я увижу его, руки у меня дрожат.

Но с тех пор столько всего изменилось. В тот день я ехала сюда и обещала остаться незаметной, не влезать в его жизнь. А теперь мне нужно, чтобы он меня выслушал. Я хочу, чтобы Колтон остался со мной…

Я должна сказать ему правду. Сказать, что поехала искать сердце Трента, потому что отчаянно держалась за былые воспоминания. А когда нашла Колтона, у меня появилась причина отпустить прошлое. И я должна признаться ему, что не жалею ни о чем.

Когда я сворачиваю на главную улицу, мне становится не по себе. Мне еще хуже, чем было в первый раз. Я паркуюсь у того самого кафе и заглядываю в окно в надежде, что Колтон снова там, но внутри пусто. Делаю глубокий вдох и, потупив глаза, иду к «Чистому удовольствию». Пытаюсь собрать волю в кулак. А когда ступаю на тротуар и наконец поднимаю взгляд, земля уходит из-под ног.

В пункте проката темно. Стойки, которые когда-то были уставлены байдарками, теперь пусты. А перед закрытой дверью лежат букеты и открытки. Открытки, на которых написано имя Колтона.

Глаза застилает пелена, в груди становится тесно. Делаю шаг в сторону магазина, но толком ничего не вижу. Вспоминаю сцену в больнице и выражение лица Колтона, когда он услышал правду. Он даже не обернулся, когда уходил…

Ноги подкашиваются, и я падаю на асфальт. У меня не было возможности сказать ему правду, попытаться все исправить.

Закрываю ладонями лицо и начинаю рыдать. Я оплакиваю себя, Колтона, Трента. Жизнь и любовь такие хрупкие.

– Куинн? Это ты?

Пару мгновений я пытаюсь узнать голос, а когда узнаю, то со страхом поднимаю глаза на Шелби. Она склоняется надо мной. Приходится прищуриться, чтобы увидеть ее сквозь слезы и солнечный свет. Шелби смотрит на меня, затем на букеты у двери, и ее глаза округляются.

– О боже, – говорит она. Потом садится на корточки и берет меня за руку. – Он не… Это… С ним все будет в порядке.

– Что? – еле выдавливаю я.

– С Колтоном все будет в порядке. Просто к нему пока не пускают и люди приносят подарки сюда. А родители пока еще не могут выйти на работу, так что я на время закрыла магазин.

Главное, что он жив. Я испытываю такое облегчение, что теперь даже осмеливаюсь взглянуть Шелби в глаза. Впервые замечаю, что взгляд у нее как у Колтона – добрый, проникновенный и немного усталый. Вытираю слезы.

– Что с ним случилось?

– Острая реакция отторжения. Это было четыре дня назад.

– О господи!

Сердце замирает, и на меня обрушивается чувство вины. Четыре дня назад. То есть тогда, когда Колтон поссорился с Шелби из-за приема лекарств, а потом мы уехали и провели целый день вместе. И я не заметила, чтобы он пил таблетки.

Четыре дня назад, когда Колтон узнал правду.

– Было очень страшно, – продолжает Шелби. – Когда Колтон вернулся домой, я поняла: что-то идет не так. Он пошел к себе, и тут я услышала звон стекла. А когда забежала к нему, увидела, что он швыряет бутылки с корабликами в стену.

Она умолкает, будто прокручивая эту сцену у себя в голове.

– Я попыталась его остановить, но он не успокоился, пока не разбил все. Он ничего не говорил. Не отвечал на мои вопросы. Только сказал, что хочет остаться один. Через несколько часов у него начались проблемы с дыханием. Он ужасно выглядел. К утру, когда приехала скорая, состояние ухудшилось.

– О боже мой, – шепчу я. К глазам снова подступают слезы, и я опускаю взгляд на свои переплетенные пальцы.

Это я во всем виновата, это я во всем виновата, это я во всем виновата.

– Сейчас Колтону лучше, но он еще слаб. Пьет сильнодействующие препараты и находится под надзором врачей, пока не придут результаты биопсии. – Шелби делает глубокий вдох и прислоняется к стене. – Анализы не идеальные, и мне кажется… Мне кажется, что дело не только в пропущенных приемах лекарств. – Она бросает на меня взгляд. – Он мне все рассказал. О письме.

Каждая мышца моего тела напрягается. Боюсь представить, что Шелби обо мне думает.

– Поэтому я не позвонила тебе, когда Колтону стало плохо. Я решила, что ты поступила просто ужасно. И ненавидела тебя за то, что ты наплевала на его чувства.

Я вздрагиваю. Но Шелби останавливается и чуть мягче продолжает:

– Но потом я поняла, что и сама вела себя не лучше. Просто в другом смысле. Выставляла его болезнь на всеобщее обозрение, и мне от этого почему-то становилось легче. Хотя Колтону это было не нужно.

Не знаю, что ответить.

Она заглядывает мне в глаза:

– Я поступала неправильно. Как и ты.

Шелби делает очередной глубокий вдох, пока я пытаюсь найти подходящие слова, чтобы извиниться.

– Но знаешь что? – продолжает она. – Когда Колтон встретил тебя, ему стало гораздо лучше. Я не писала об этом в блоге, но после операции он долгое время был совершенно убит, потому что чувствовал вину… Я боялась, что мой Колтон больше не вернется. – Шелби улыбается. – Но потом он встретил тебя и будто ожил. Я никогда не видела его таким счастливым. Поэтому винить тебя можно разве что за это.

По моим щекам бегут ручейки слез. От радости, печали и благодарности.

Она опять улыбается:

– Когда он очнулся, то сразу спросил о тебе. А я не хотела… Я не думала, что видеться с тобой – хорошая идея. – Шелби крепко сжимает мою ладонь. – Но Колтону сейчас нелегко. Видимо, ему все-таки нужно тебя увидеть. Хорошо, что ты здесь. Я отвезу тебя в больницу.

Киваю, не в состоянии вымолвить ни слова. Раньше, когда я читала дневник Шелби, мне казалось, что я ее знаю. После пары встреч я стала понимать ее еще лучше. А сейчас я вижу, какая она есть на самом деле. Заботливая, любящая, добросердечная девушка, которая ради своего брата готова на все, даже простить меня.

– Спасибо, – наконец произношу я.

Шелби еще раз сжимает мою ладонь.

– Спасибо тебе. За то, что нашла моего брата.