– ЗАХОДИ ЖЕ, – говорит мне Шелби, когда я в нерешительности замираю у двери палаты. – Он будет рад тебя видеть, когда проснется.

Она протягивает мне сумку, букеты и открытки, которые мы подобрали у магазина.

– Держи. Можешь ему передать.

Беру все в охапку. Жаль, что сама ничего не привезла.

– Я буду у регистратуры, хорошо?

Киваю и чувствую, как сердце выпрыгивает из груди.

– Спасибо.

Шелби идет по коридору, заворачивает за угол, а я все не двигаюсь с места. Скольжу взглядом по табличке на двери. К ней прилеплен ярко-желтый стикер с надписью «Томас Колтон», а также диаграммы и пометки, которых я не понимаю. Его имя напоминает мне: это происходит на самом деле. Однако окончательно возвращаюсь в реальность я только тогда, когда переступаю порог палаты и вижу его на больничной койке в окружении множества трубок и мониторов. Я видела старые фотографии Колтона из больниц, но теперь, когда мы знакомы, все воспринимается иначе. Намного острее.

Я подхожу ближе. Грудь Колтона медленно поднимается и опускается. Звуковой сигнал мониторов обнадеживает. Я подхожу к тому, который похож на телевизор, и вижу на экране линию, подпрыгивающую с каждым ударом сердца. Закрываю глаза и мысленно благодарю Трента.

Колтон не хотел бы, чтобы я видела его в таком состоянии. Не беспокою его, просто стою на месте, не зная, как поступить. Размышляю над словами, которые хочу сказать. Ведь он должен узнать правду. Надеюсь, он чувствует то же, что и я.

Тихонько ставлю сумку на пол, а вазу с цветами – на столик. Смотрю на экран монитора. Наблюдаю за тем, как дышит Колтон. Его рука чуть свисает с края кровати. Хочу взять ее и прижать к своей груди, чтобы Колтон почувствовал, как сильно я его люблю.

Еще пару минут стою, а затем сажусь на стул. Колтон вздрагивает от шороха. Приоткрывает глаза и видит меня.

– Ты приехала, – произносит он. Голос у него хриплый, слабый.

Борюсь с собой, чтобы не кинуться его обнимать. Как же хочется лепетать слова извинения и покрывать его лицо сотнями поцелуев!

– Привет, – неслышно отвечаю я. Опасаюсь добавлять что-то. Чувствую себя такой же обнаженной, как в автобусе во время ливня.

Колтон откашливается и слегка привстает на кровати. Чуть морщится. Потом протягивает мне руку, и вот я уже беру ее в свои ладони и быстро, сбивчиво пытаюсь поделиться тем, что накопилось внутри:

– Мне очень жаль, что все вышло именно так. Я просто хотела на тебя взглянуть, даже не планировала с тобой разговаривать. А потом ты появился у нас на крыльце с цветком, покатал на байдарке, и тогда, в пещере… Ты мне каждый день столько всего показывал, и мне становилось все сложнее, и я просто не могла…

Останавливаюсь, чтобы сделать глоток воздуха, и не замечаю бегущих по щекам слез.

– Я не могла сказать, потому что не думала, что влюблюсь, но влюбилась. В тебя. И я знаю, что поступила неправильно, и ты, наверное, меня никогда не простишь, но…

– Куинн, хватит, – резко обрывает меня Колтон.

Мои руки безвольно повисают вдоль тела. Делаю шаг назад. Боюсь, что мои слова для него больше ничего не значат. Он даже не смотрит на меня. Уставился куда-то в пространство между нами.

Мы молчим. И из-за писка мониторов и пульсирующего страха в моей груди время тянется мучительно медленно. Наконец Колтон поднимает на меня глаза, но я не могу понять, что за эмоции отражаются в них.

– Я не… – Он умолкает. Делает глубокий вдох. – Все это не имеет значения.

Колтон отводит взгляд, и мое сердце бешено стучит.

– Когда ты рассказала обо всем, я не понимал, как себя вести, поэтому просто сорвался. Мне было неприятно узнать, что именно ты написала то письмо.

Наконец в его глазах отражается сожаление, и я уже не понимаю, чего ждать.

– Но последние три дня я провел в этой кровати, так что у меня было время подумать. На самом деле неприятно мне было из-за других твоих слов. Когда ты сказала, что я тебе не ответил.

– Что? – Я подхожу ближе. – Это уже не важно, это было…

– Это важно, – перебивает Колтон, – потому что я ответил.

– Я тебя не понимаю.

– Я отвечал тебе, – тихо произносит он. – Много раз.

– Что ты…

Колтон садится на кровати и ищет взглядом ту сумку, которую попросила принести Шелби.

– Не подашь?

Когда я подаю ее, Колтон погружает туда руку и вытаскивает целую пачку писем, которые перетянуты резинкой, и протягивает их мне:

– Это тебе.

Смотрю на стопку сложенных заклеенных конвертов и не могу произнести ни слова.

– Они получались не такими, как нужно, – объясняет Колтон. – Ты была достойна другого. Мои ответы не соответствовали тому, что я чувствовал. Ведь мне казалось, будто я не заслуживаю второго шанса, будто жить только благодаря смерти другого человека – это неправильно. – Он пожимает плечами. – Я не понимал, как нужно благодарить того, кто потерял близкого. Я не нашел слов и поэтому молчал. Как и ты. – Колтон снова протягивает мне пачку писем. – Они твои.

Разглядываю их и осознаю, что у него на сердце тяжким грузом давным-давно лежит чувство вины. Я никогда не вскрою ни одного конверта, но понимаю, что ему важно передать их мне, и потому я беру письма.

Мы молча сидим в тусклом свете лампы. Кажется, мы открыли друг другу все наши тайны и раны. На мгновение хочется вернуться в то волшебное время, когда, как мне казалось, мы были свободны от неприятных воспоминаний. Но знаю, что туда нет возврата. И что на самом деле мы никогда и не были свободны. Мы старались обо всем забыть, но прошлое вместе с болью, радостью и горечью потери – это часть нас. Оно вплетено в саму суть наших личностей. Записано в наших сердцах. И единственное, что остается, – просто прислушаться к нему.

Я оставляю письма на столе, а затем подхожу к Колтону. Ложусь рядом с ним. Он кладет руку мне на плечо, а я прислоняюсь ухом к его груди, слыша сердцебиение.

– И что теперь? – спрашиваю я.

– Теперь? – усмехается он. – Кто его знает.

Колтон замолкает. Я поднимаю на него глаза и вижу улыбку.

– Думаю, мы не сразу найдем ответ. А сейчас… – Он притягивает меня к себе и целует в лоб. – Мне достаточно, что ты меня обнимаешь…