Даже несмотря на то, что Шон держал частицу Эдема в руке, она казалась невозможно далекой, отделенной от него сотнями лет и, кто знает, сколькими милями. Да и руки были не его. Это были руки Стирбьорна, и пока что викинг не понимал, что ему досталось. Однако он всюду носил кинжал с собой, изучал его, потому что подозревал, что эта вещь имела определенное значение, выходившее за рамки святости христианской реликвии.

– Уничтожь этот кинжал или выбрось, – сказал Горм. – Он оскорбляет богов.

– Откуда мне знать, что он оскорбляет богов? – спросил Стирбьорн. – Ты говоришь от их имени? Ты у нас теперь провидец?

В утреннем свете они сидели вокруг кучи пепла и золы, оставшейся от вчерашнего костра. Они все еще оставались в Мирквуде. Тира держалась по правую руку от Стирбьорна, тогда как Горм и еще несколько командиров йомсвикингов злобно смотрели на него с другой стороны кострища. Хотя они и не говорили об отступлении, Стирбьорн понимал, что над ним нависла угроза потерять армию. Он чувствовал это. Если хоть один командир скажет, что отказывается от изначальной цели похода, остальные последуют за ним.

– Палнатоки мертв, – сказал Горм. – Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что боги недовольны.

Стирбьорн повысил голос:

– Палнатоки знал, что его ниточке сколько бы ни виться, все равно будет конец. Он встретил конец жизни в бою вместо того, чтобы прятаться в Йомсборге. И кинжал здесь ни при чем, а ты хочешь лишить его смерть достоинства, заявляя обратное.

Горм ничего не ответил.

– Я отдаю дань чести Палнатоки, – продолжил Стирбьорн. – Посему я буду искать возмездия за его смерть. Но мне интересно, что вы будете делать.

– Не притворяйся, что идешь биться с Эриком в честь Палнатоки, – сказал Горм. – Ты бьешься за…

– Не думаю, что он притворяется, – перебила Тира. – Думаю, Стирбьорн зол из-за смерти Палнатоки не меньше вашего, и точно так же он зол на своего дядьку. Разве он не может сражаться по обеим причинам? За свою корону и в честь своего названого брата? Если вы выступаете против Стирбьорна, значит, вы выступаете против Палнатоки.

Она выковывала каждое свое слово со спокойной хладнокровной уверенностью кузнечного молота, и Горму было нечего сказать в ответ. Йомсвикинг опустил голову под взглядом Тиры, будто она была королевой, а не простой воительницей. Стирбьорн и сам с удивлением заметил, что восхищается ею и высоко ценит ее присутствие рядом с собой. Но теперь было не время оценивать. Он снова надавил на Горма.

– Я все еще думаю, что вы сделаете, чтобы отдать дань памяти Палнатоки. Как вы выполните свой обет, если поклялись не отступать.

Горм поднял глаза.

– Мы будем сражаться. Но знай, Стирбьорн, мы будем сражаться ради мести. Мы сражаемся за наши клятвы и нашу честь. Но мы не сражаемся за твою корону.

Стирбьорн кивнул. В конце концов, не важно, ради чего йомсвикинги идут в бой. Важно было лишь то, что они будут сражаться.

– Приготовьте людей. Выступаем к Полям Фюри.

Горм склонил голову, но в этом жесте не было ни любви, ни уважения. Затем он и командиры йомсвикингов разошлись, и когда они ушли, Стирбьорн повернулся к Тире.

– Спасибо за поддержку.

– Я всего лишь сказала правду, – ответила она.

– Думаю, ты изменила ход Гормовых мыслей.

– Да, но не отцовских. Иначе он все еще был бы здесь, – она взглянула на кинжал, висевший у Стирбьорна на поясе. – Занятно, что Харальд его оставил.

Стирбьорн тоже взглянул на кинжал, и Шон сильнее сконцентрировался на течении воспоминания – он делал так каждый раз, когда этот предмет оказывался центральным объектом симуляции.

– Похоже, это для него больше, чем просто реликвия, – сказал Стирбьорн.

– Так всегда и было. Я много раз думала о том, что в нем может быть заключена какая-то сила.

– Какого рода сила?

Она склонила голову набок, глядя на деревья, и в ее зеленых глазах заиграл солнечный свет.

– Я бы сказала, эта штука притягивала к нему других людей. Склоняла врагов на его сторону. Но только пока он носил этот кинжал с собой.

Шон прекрасно понимал, что ей довелось наблюдать. Это была сила, заключенная в данном зубце Трезубца. Но Стирбьорн все еще глядел на странное оружие с подозрением, хотя и носил его на боку.

В скором времени йомсвикинги уже стояли в строю с копьями, мечами, топорами и щитами наготове. Те, кто получил серьезные ранения или ослаб от яда, остались позади, а все остальные целый день шли к Уппсале. Стирбьорн вел их через лес, идя во главе своей армии, и тем самым желал показать, что впереди больше не будет отравленных ловушек и воинов Эрика, способных застать их врасплох. Около полудня они уже оказались в пределах прямой видимости с Полей Фюри. Там Стирбьорн ожидал увидеть построившуюся армию Эрика. Однако равнина была пуста.

Ни воинов, ни лагеря. Лишь засилье травы и болото.

– Где же твои соотечественники? – спросил Горм. – Наверняка же Эрик разослал жезлы.

– Он, наверное, собрал их к северу отсюда, в Уппсале, – ответил Стирбьорн.

– Возле храма? – уточнил Горм. – Зачем бы ему рисковать и устраивать бой там?

– Наверное, думает, что боги его спасут, – сказал Стирбьорн.

Прежде чем ступить на равнину, воины Стирбьорна выстроились в шеренги, затем он повел йомсвикингов во главе выстроенных клином войск. Они вышли из Мирквуда, отбивая мерный ритм, ударяя топорами в щиты, словно в барабаны. Выкрикивая боевые песни, они продвигались на север. К западу текла Фюрис, впадавшая в Меларен, а к востоку от них тянулись сырые болота, поросшие тростником. Перед ними простирались зеленые земли, которые то вздымались, то опадали, подобно парусу на ветру. Прошли многие годы с той поры, когда Стирбьорн ходил здесь последний раз. Это была земля его отца, где он бегал еще мальчишкой. И эти годы прошли в изгнании, в ожидании реванша, мести за смерть отца и провозглашения себя королем. И вот его время наконец пришло. Он испытывал ярость и жаждал боя.

– Что это? – спросила вдруг Тира.

Стирбьорн обернулся к ней.

– Где?

– Слушай.

Сперва он не слышал ничего, кроме шума марширующих йомсвикингов. Однако вскоре он почувствовал, как сотрясается и грохочет земля под его ногами, а затем услышал гром вдали, хотя небо было чистым.

– Что-то надвигается, – сказала Тира. – Армия Эрика?

– Нет, – ответил он. – Что-то иное.

Он вглядывался в горизонт по мере того, как звук приближался и становился все громче. Йомсвикинги затихли, прекратили стучать о щиты и прислушались. Они остановились у подножия пологого широкого склона и стали ждать, держа оружие наготове.

– Ты прав, – сказала Тира. – Это не армия.

– Что бы это ни было, – произнес Стирбьорн, – мы это убьем или уничтожим.

Тира не кивнула и не выразила согласие как-то иначе. Она лишь смотрела на него с отсутствующим выражением лица, которого Стирбьорн не распознал, а затем снова переключила внимание на происходящее на равнине. Стирбьорн крепче схватил свой топор, Рандгрид, и улыбнулся тому, что вот-вот должно было начаться.

Мгновение спустя из-за отдаленного холма показалось огромное чудовище. Ревя и рыча, оно нацелилось прямо на них, и сперва Стирбьорн не понял, что именно перед ним предстало: сплошная многоногая масса, ощетинившаяся рогами, копьями и мечами, растянулась почти на всю ширину строя йомсвикингов. Потом он вдруг осознал, что это было всего лишь множество коров, целое стадо скота – в несколько сотен голов шириной и всего три-четыре головы в длину. Их запрягли и связали вместе, обвешали оружием, так что теперь это была живая боевая машина, которую нельзя остановить. Она была предназначена для того, чтобы оттеснять, разбивать, рубить и врезаться в ряды врага. Стирбьорн никогда не видел ничего подобного.

Это был сокрушитель армий.

Любой воин, попавшийся на его пути, будет изувечен или убит, и Стирбьорн понял, что именно это и случится с йомсвикингами. Они не могли отступить на юг, потому что животные их опередили бы. Если податься на восток, их просто-напросто поглотят болота. Оставался лишь один выход.

– К реке! – скомандовал Стирбьорн, подняв топор над головой, и затрубил в боевой рог.

Услышав его, йомсвикинги развернулись и помчались к западу, спасаясь от монстра. Тира бежала вместе с ними, и когда Стирбьорн убедился, что она доберется до безопасного места, он развернулся и рванул прямо в приближающуюся бурю. Восточный фланг йомсвикингов не успеет спастись, прежде чем животные сомнут их шеренги. Стирбьорн должен был найти способ задержать монстра.

Животные мчались прямо на него, с выпученными вращающимися глазами, с яростным ревом, обезумевшие от страха. Он вернул Рандгрид на пояс, хотя расстояние между ним и живой боевой машиной неумолимо сокращалось. Когда животные были уже в нескольких ярдах от него, он подскочил вверх, задействовав все свои силы, и сумел избежать первого ряда копий и рогов. Но как только он коснулся земли, его бедро пропорол меч, и он откатился в сторону, на ходившие ходуном плечи быка. Бык сбросил его, и Стирбьорн едва успел юркнуть между двумя звериными телами. Его ноги болтались среди бьющих землю копыт, и дрожащая земля затягивала его стопы, пытаясь утащить его к самой смерти.

Стирбьорн ухватился за ярмо и подтянулся наверх, опираясь об остатки деревянной оглобли. Его бедро сильно кровоточило, и у него оставались считаные минуты, чтобы что-то предпринять. Он достал Рандгрид из-за пояса и взялся за работу, разрубая и расщепляя дерево, разъединяя веревки, превратившие стадо в орудие. Вскоре громыхающий ряд скота разомкнулся и раскололся надвое.

Но этого было недостаточно. Удерживая равновесие, Стирбьорн прыгал по шатким спинам животных, чтобы добраться до следующей связки, где, поработав топором, устроил еще один разрыв. Теперь боевая машина распалась на тройки, и расстояние между ними увеличивалось, а связывающие их путы ослабевали. Хотя бы некоторые из йомсвикингов смогут теперь спастись в разъемах, проделанных Стирбьорном.

Он развернулся и спрыгнул позади боевой машины, жестко, с перекатом приземлившись за спиной у стада. Поднявшись на ноги, он увидел, как стадо удаляется от него – и приближается к его людям. Мгновение спустя воздух сотряс звук удара. Щиты разлетались в щепки, люди кричали, бряцало железо. Некоторым йомсвикингам удалось спастись, благодаря работе Стирбьорна, но слишком многих смяло, и из-под копыт они показались покалеченными и умирающими, а боевая машина тем временем продолжила свой безумный бег.

Стирбьорн помчался по грязной, вздыбленной земле к своим людям, но прежде, чем ему удалось добраться до них, он услышал новый звук, разносившийся с севера. Он показался Стирбьорну знакомым. Он обернулся и увидел армию Эрика, устремившуюся вниз, надвигающуюся, чтобы добить выживших в ужасной давке.

– Ко мне! – заревел Стирбьорн, подняв Рандгрид и протрубив в боевой рог.

Он повернулся лицом к наступающей армии Эрика, и несколько мгновений спустя ряды йомсвикингов сомкнулись возле него и за ним, и среди воинов были Тира и Горм.

– Щиты! – скомандовал Стирбьорн, протрубив.

– Они превосходят числом, их самое меньшее – четверо на каждого из нас, – сказал Горм.

Стирбьорн указал на запад.

– Скоро солнце зайдет. Нам надо лишь продержаться. Сегодня мы им покажем, как тяжко им придется потрудиться, чтобы нас убить. Завтра мы им покажем, как упорно мы готовы потрудиться, чтобы поубивать их.

То тут, то там по всей равнине и вокруг Стирбьорна плечом к плечу встали йомсвикинги, которые были еще способны поднять щит. Они выставили щиты и копья. Тира, стоявшая рядом со Стирбьорном, заметила его рану.

– Тяжело? – спросила она.

Он чувствовал, как кровь стекает в сапог, но сказал:

– Ничего особенного.

Она наградила его жестокой и полной жажды улыбкой, удивившей его. Стирбьорн ответил ей тем же. Потом армия Эрика обрушилась на них.

Завязался ближний бой. Воины Эрика, вооруженные копьями и мечами, напирали, и их оттесняли щитами. Люди Эрика были, в основном, фермерами и вольными, собранными под знамя ледунга. Многие из них не имели боевого опыта, тогда как йомсвикинги всю свою жизнь посвятили войне и набегам. На каждый удар, полученный воином Стирбьорна, приходилось пять ударов, нанесенных бойцам Эрика, Тира проявила себя как умелый и смертоносный воин. День уже клонился к закату, но стена щитов еще стояла, а когда на поле боя опустился вечер, армия Эрика отступила через Поля Фюри к своему лагерю.

Йомсвикинги подобрали раненых и мертвых и вернулись в Мирквуд, у границ которого обнаружили то, что осталось от животной боевой машины. Много скотины погибло, столкнувшись с деревьями, а выжившие животные, похоже, забрели далеко в лес.

Воины забили несколько коров и всю ночь ели говядину – столько, сколько могло поместиться в их животы. Затем Горм пришел к костру Стирбьорна.

– Хочу присягнуть тебе, Стирбьорн, – сказал йомсвикинг. – Я – и все мои братья. Мы видели, что ты сделал. Прости, что сомневался в твоем достоинстве.

– Ты прощен, – сказал Стирбьорн, пока Тира, сидевшая рядом, зашивала рану на его бедре.

Горм продолжил:

– Сегодня они будут петь песни о твоих подвигах, а завтра йомсвикинги будут сражаться и умирать рядом с тобой, все до последнего, если богам будет угодно. Такой обет мы даем.

Шон обозревал течение воспоминания как бы со стороны, и вдруг его осенило, что Стирбьорн добился непоколебимой преданности йомсвикингов, не прибегая к помощи кинжала.

– Обеты – завтра, – сказал Стирбьорн. – Сейчас есть раненые и умирающие воины, которым нужен их командир. Иди к ним, Горм, мы с тобой еще поговорим.

Горм склонил голову – на сей раз в знак истинной преданности – и ушел от костра Стирбьорна. Когда он скрылся, Стирбьорн уставился в огонь, в самую глубокую, самую жаркую его часть между бревнами и углями. Для завтрашнего боя ему нужна была стратегия. Эрик все еще превосходил числом, к тому же он еще не отправлял в бой личную дружину.

– Ты соврал, рана была куда серьезнее, – сказала Тира.

– Я сказал, ничего особенного. Так и есть.

Она покачала головой и нахмурилась.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Думаю, я взяла бы тебя в мужья, – ответила она.

Он резко поднял взгляд на нее. Огонь освещал красным ее румяные щеки, ее волосы и глаза.

– Ты издеваешься?

– Нет, – ответила она. – Почему ты так думаешь?

От волнения и неуверенности в себе он отвернулся.

– Ты собираешься жениться? – спросила она.

– Я женюсь, – ответил он. – Когда отомщу за смерть отца и заберу то, что принадлежит мне, тогда и женюсь.

Она кивнула, хотя все еще немного хмурилась.

– Ты первый человек из всех, что я встречала, который, как мне кажется, стоит того, чтобы стать моим мужем. А я, как мне кажется, первая из встреченных тобой женщин, достойная стать твоей женой.

Она говорила с полной уверенностью, будто знала, что права насчет его отношения к ней. Но он старался держать подобные мысли отдельно от остальной части своего сознания, по крайней мере, до тех пор, пока не сможет все трезво оценить. Теперь было совсем не время для таких мыслей. Его ждали война, которую нужно было выиграть, и дядька, которого нужно было убить.

– Подождем пока обсуждать это, – сказал он.

– Не думаю, что стоит ждать, – ответила Тира. – Я выйду за тебя сегодня же.

– Сегодня? – он смотрел на нее в упор, пораженный ее прямотой, но и восхищенный ею. – Почему сегодня?

– Потому что послезавтра ты станешь королем, а я не хочу, чтобы ты или кто-либо еще думал, что я выхожу замуж за твою корону. Я не хочу выходить за Стирбьорна Сильного. Я хочу, чтобы годы спустя, когда наши внуки будут сидеть у твоих ног, ты рассказал им об этой ночи. Ты расскажешь им, что я хотела тебя в мужья, еще когда ты был в изгнании. Я хотела выйти замуж за Бьорна.

Стирбьорну было приятно услышать, как она произносит его настоящее имя, и у него не было никакого желания поправлять ее. Он еще некоторое время разглядывал ее, и она больше ничего не говорила, вероятно, желая дать ему время, чтобы подумать. Это правда, он собирался однажды жениться, правда и то, что он предпочел бы Тиру любой другой женщине из тех, кого когда-либо встречал. Но сегодня? Почему нужно непременно сегодня?

С одной стороны, ее слова были сущим безумием. С другой стороны, она значила для него больше, чем что-либо, с чем ему доводилось сталкиваться в безумном мире.

– Каким образом ты хочешь жениться? – спросил он.

– По-старому, – ответила она. – Пред ликом богов.

– А выкуп за невесту? Традиции?

– Это меня не волнует.

Он кивнул и снова задумался, пока не пришел к решению, которое фактически уже принял, хотя и не сразу осознал это.

– Я женюсь на тебе сегодня, – сказал он. – Но попрошу кое о чем, что тебе не понравится.

Она улыбнулась, и, взглянув на нее в этот момент, он понял наконец, до чего она красива.

– О чем? – спросила она.

– Я прошу тебя не сражаться завтра, – сказал он. – Ты должна уйти с поля боя.

– Что? – ее улыбку как рукой сняло. – Мой муж не попросил бы меня…

– Завтра я могу погибнуть, – сказал он.

Это был первый раз, когда он сказал такие слова кому бы то ни было – в том числе себе самому. Единственным, что заставило его признаться себе в этом, была любовь, но любовь не к Тире (хотя он и был уверен, что когда-то полюбит ее), а к Гирид – его сестре.

– Я не хочу умирать, – сказал он. – Но норны уже отмерили нить моей судьбы, и если завтра она закончится, я попрошу тебя кое-что передать моей сестре. Она будет и тебе сестрой. Я попрошу утешить ее, занять мое место рядом с ней.

Тира смотрела на него с тем же отсутствующим выражением лица, которое он уже видел чуть раньше, и он задавался вопросом, сможет ли когда-нибудь понять, что за ним скрывается. И если сможет, сколько лет на это уйдет.

– Я знаю, что не заставлю тебя уйти, – продолжил он. – Я и не пытаюсь. Но я прошу тебя. Будешь ли ты так добра?

Тира очень долго не отвечала, но он понимал, что лучше не давить на нее.

– Хорошо, – наконец ответила она. – Хотя я и не думала, что соглашусь.

Он рассмеялся.

– Я и сам не думал.

Затем Стирбьорн кивнул в сторону леса.

– Теперь нужно соорудить алтарь.

Вдвоем они вышли из лагеря и углубились в Мирквуд, и вскоре дошли до огромного валуна, в два раза выше, чем Стирбьорн. Он треснул прямо посередине и напоминал голову ледяного великана, которую Тор проломил своим молотом. В сумерках Стирбьорн собрал несколько плоских камней и сложил их в кучу перед валуном, соорудив алтарь. Пусть у них и не было зерна и меда, он поместил на него золотой браслет. Когда все было готово, Стирбьорн дал Тире свой меч и поклялся быть ее мужем, чтить ее больше всех прочих и не позволять никому сказать слово против нее. Затем она дала Стирбьорну свой меч и принесла те же клятвы, и тем самым они скрепили свой брак перед богом Фрейром, который был прародителем всех королей свеев.

– Теперь кровавая жертва, – произнес Стирбьорн. – Я найду животное…

– Нет, – Тира взглянула на его пояс. – У нас уже есть подношение, которое должно понравиться богам.

Стирбьорн опустил глаза, снял с пояса ножны и извлек из них кинжал Синезубого. Пару мгновений он разглядывал его, а затем поместил на алтарь и принес христианскую реликвию в качестве подношения Тору. Он попросил громовержца о помощи в предстоящем бою и воткнул кинжал в трещину, рассекавшую валун. Прикрыв его камнями, он скрыл кинжал от постороннего взгляда. Завершив обряд, Стирбьорн и Тира вернулись в лагерь как муж и жена. Кинжал остался в укромном месте. Если он все еще был там, Шон с легкостью отыскал бы его.

– Исайя, – позвал Шон. – Меня слышно? Вы видели?

– Да, – ответил Исайя. – Отличная работа, Шон. Превосходная.

– Вы определили место?

– Да. Я могу отключить тебя от «Анимуса» прямо сейчас. В любом случае, воспоминания Стирбьорна подходят к концу.

– К концу? – Шон, хотя и выполнил свою задачу в симуляции, не был готов оставить предка позади. – Почему?

– Похоже, Стирбьорн вскоре передаст свои генетические воспоминания ребенку, зачатому с Тирой. У нас нет ДНК его воспоминаний после этой ночи.

– Значит, детей у него больше не было?

– Нет. Разумеется, нет.

– Почему «разумеется»?

– Я… Я думал, ты в курсе. Это исторический факт: Стирбьорн погиб в битве у Полей Фюри.