ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ К. Д. КАВЕЛИНЫМ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
240
ТАТАРСКИЙ ПОЛОН
У колодиза у холоднаго,
Как у ключика у гремучаго,
Красная девушка воду черпала.
Как наехали злы татаревы,
Полонили они красную девушку,
Полоня её, замуж выдали,
За младого за татарченка.
Как прошло тому ровно три́ года,
Полонили они старую женщину.
Полоня ее, стали делить,
Кому она достанется:
Как досталась тёща да зятю.
Он заставил ее три дела делать:
Белыми руками тонкой кужель прясть,
Ясными очами лебедей стеречь,
Резвыми ногами дитя качать.
Качаить дитя — прибаюкаваить:
— Ты, баю, баю, моё дитетко,
Ты, баю, баю, мое милое!
Ты по-батюшки млад татарченок,
А по-матушки — родной внучек мне. —
Как услышал зять тещины слова,
Он бежит к молодой жене:
— Ты послушай-ка, молода жена,
Как работница дитя качаить,
Качаить дитя — прибаюкиваить:
«Ты, баю, баю, моё дитетко,
Ты, баю, баю, моё милое!
Ты по-батюшки — млад татарченок,
А по-матушки — родной внук мне» —
Бежит, бежит молода жена,
В одной сорочке без пояса:
— Государыня моя матушка!
Для чего же ты мне давно не сказалася?
Ты б пила-ела с одного стола,
Носила б платье с одного плеча!
241
КНЯЗЬ ПОЖАРСКИЙ
Под Конотоповым было городом,
За рекою было Переправою,
Не черные вороны слетались, —
Татары поганые засвистали и захатхали,
И захватили, заполонили боярина Семена Романовича,
По прозванию Пожарскаго,
Воеводу Московского;
Сковали скорыя ноги в железы немецкия,
Связали белыя руки петлями шелковыми,
Очи ясныя завязали камкою хрущатою,
Повезли боярина ко тому царю Крымскому
Ко ево шатру белому.
Как взговорит Крымской царь, деревенской шишимора:
— Вор, ой еси ты, боярин князь Семен Романович!
Послужи ты мне верою-правдою,
Как царю к белому. —
Взговорит князь Семен Романович:
— Как у меня были скоро ноги не связаны
И белыя руки не скованыя,
Как была у молодца в руках сабля вострая,
Послужил я тебе верою и правдою —
Над твоею шеею толстою! —
Как возговорит Крымский царь,
Деревенский шишимора-вор:
— Повезите боярина в чистыя поля,
Изрубите боярина на мелкия части, на куски пирожные,
Размечите морешма по чистому полю!
242
«Ох ты, батюшка, светел месяц…»
Ох ты, батюшка, светел месяц,
Что ты светишь не по-старому,
Как во матушке в каменно́й Москве,
Во соборе во Успенском,
Молодой солдат на часах стоит,
На часах стоит, богу молится,
К сырой земле преклоняючи,
Тебя, царь, вспоминаючи.
И ты встань-проспись, православный царь,
Православный царь, Петр Федорович!
Как твоя сила собрана стоит,
Собрана стоит, дожидается,
Млад полковничек надругается…
243
«Поссорились-побранились два боярина…»
Поссорились-побранились два боярина,
Поссорился Голицын со Прозоровым:
— Уж ты с… сын, каналья, ты Прозоров генерал!
То не ваше-то пропало — государево:
Золотой казны затратил, — да и сметы нет! —
Да с вечера нам, солдатушки, приказ отда́н,
Чтобы ружьи были чисты, тесаки были востры́,
Протупеи с перевя́зом были вы́белены,
Как и пушечки-бунтареи были пу́качены [50] .
Уж мы первую бомбу бросили — не добросили,
Мы другую бомбу бросили — перебросили,
Уж мы третью бомбу бросили, — Кистри́н-город зажгли:
Как кистри́нские буватели заплакали — пошли!
244
«Во двенадцатом году…»
Во двенадцатом году
Объявил француз войну.
Объявил француз войну
В славном городе Данскаем.
Мы под Данскаем стояли,
Много нужды и горя приняли,
Всё приказа мы ждали.
Мы дождалися приказу
Во семом часу ночи,
Во семом часу темной ночи.
Закричали: всем во фрунт!
Повелитель с нами был —
Сам царевич Константин.
Господа-ли вы, наши бояры,
Всё полковнички мои… [51]
245
«Разорена путь-дороженька…»
Разорена путь-дороженька
От Можая до Москвы.
Разорил-то путь-дороженьку
Неприятель вор-француз;
Разоривши путь-дороженьку,
Во свою землю пошел,
Во свою землю пошел,
Ко Парижу подошел.
Ты, Париж мой, Парижечек,
Париж — славный городок!
Пославнее Парижочку распрекрасная жизнь Москва,
Всей России красота,
Государю честь, хвала.
246
ДЕВИЦА ОТРАВИЛА МОЛОДЦА
Как у нас было в зеленом саду,
Под грушею, под зеленою,
Под яблоней, под кудрявою,
Стругал стружки добрый молодец,
Подбирала стружки красная девушка,
Брамши стружки, она костер клала и змею пекла,
Пепел сбила, зелье делала,
Настойку делала в зеленом вине:
Ждала в гости себе друга милого, братца родимаво.
Едит брат, что сокол летит,
А к нему сестра, что змея сипит,
Встретила брата среди двора,
Чару зелена вина наливала она:
— Выпей, братец, чару моего зелена вина!
— Выпей, сестрица, поперед сама.
— Пила, братец, тебя дожидаючи,
Свою участь проклинаючи. —
Капнула каплю коню на гриву,
У коня грива загоралася,
Уста брата кровью запекалися,
Успел брат только сестре сказать:
— Умела, сестра, ты извести меня,
Умей схоронить брата!
Схорони меня между трех дорог,
В головах поставь поклонный крест,
В ногах привяжи ворона коня,
Обсей меня цветочками.
Стар пойдет — богу помолится,
Млад пойдет — на коне наездится,
А девушки пойдут — нагуляются.
Вечор ко мне милый пришел:
— Ты ходи, мой друг, теперь смелей:
Извела я твоего недруга, своего брата родимого.
— Когда ж ты извела брата своего,
Немудрено ж тебе и меня известь,
Оставайся ты, друг, теперь одна.
При том девушка слезна плакала:
— Извела я брата своего родного
И лишилася своего друга милого.
247
ДЕВИЦА ОТРАВИЛА МОЛОДЦА
Я ходила, я гуляла по сыром бору,
Уж я рыла, я копала злые корешки,
Я, парымши, накопамши, на Дунай пошла,
Уж я мыла злые коренья бело на бело,
Я крошила злые коренья дробно на дробно,
Я варила злые коренья в меду, в патоке,
Напоила, накормила своево друга милова,
Напоемши, накормемши, стала спрашивати:
— Каково же ти, друг сердечный, на ретивом сердцу?
— Уразумела, раскрасавка, напоить, накормить,
Уразумей же ты, разбестия, схоронить мине!
Схороните мине, братцы, между трех дорог,
Между Тульской, между Курской, на щот Киевской;
В головах мини поставьте ворона коня,
У ногах мини поставьте ворона коня [52] ,
У руках то мене дайте: во правую ручку,
Во правую ручку — мой булатной нож,
У левую руку дайте звончаты гусли;
Кто не идет, не едит — богу молится,
На булатный нож взглянет — приужашнется,
Звончаты гусли возмут — наиграются,
На ворона то коня сядут — накатаются!
248
БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И СЕСТРА
Возле Дону, Дону тихого,
Там жила-была молодая вдова.
Она породила себе девицыну,
Десятую дочь любимую;
Как два брата домами живут,
Как два брата хорошо служут,
Да пять братов на разбой пошли,
Сестру свою замуж выдали
За такова ли за торгашика,
За торгашика за молодинкова,
Молодинкова, хорошинкова.
Она породила сибе детище;
Уж я год жила, другой жила,
Как на третий год стошнилося,
Ко родной матушке захотелося:
— Ты, торгашик мой, молодинькой.
Запрягай-ка вороных коней,
Ты поедим ко родной матушки. —
Уж мы день едим, другой едим,
Как на третий день — пять разбойничков,
Они торгашика зарезали,
Милую детищу истратили,
Самыё ли сестру в полон взяли,
Заполонемши — стали спрашивать:
— Ты какова-ж роду-племени?
Ты какова отца матери?
Потом песня начинается снова и поется опять до конца. Вероятно, она от этого и называется круглою. После того поются следующие слова, вероятно приставленные после, ибо они переменяют эту песню из «круглой» в обыкновенную:
Ты, сестрица наша родная,
Что же ты нам не сказалася?
Мы б торгашика твово не резали,
Милова б детища не тратили,
И тибе в полон, сестрица, не брали!
249
ГОРЕ
Уж как шло горе
По дороженьке,
Оно лыками
Горе связано,
Мочалами
Перпоясано;
Привязалось горе
К красной девушке;
Уж я от горя —
Во чисто поле,
Горе за мной с косой бежит:
— Выкошу, выкошу все чисты поля
Сыщу, найду красну девицу! [53] —
Уж я от горя — во темны леса,
Горе за мной с топором бежит:
— Вырублю, вырублю я темны леса,
Сыщу, найду красну девицу! —
Уж я от горя — в монастырь пойду,
Горе за мной несет ножницы:
— И здесь найду красну девицу! —
Уж я от горя — во сыру землю,
Горе за мной с лопатою;
Стоит горе улыбается:
— Доканал, доканал красну девицу,
Вогнал, загнал во сыру землю!
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
250
«Много, много в’сыра дуба…»
Много, много в’сыра дуба,
Много ветвев наветвев:
Только нет в’сыра дуба
Золотой верхушечки.
Уж теперь было надобно,
Ко етому временю,
К лету, кы теплому.
Много, много в’Настасьюшки,
Много друзьев и приятелей,
Много роду-племени;
Только нетути в Настасьюшки
Родимова батюшки [54] .
И теперь было надобно
Кы етому случаю,
Благословенью великому:
Благословить ее некому.
Благословит её чужая матушка,
Благословит её чужой батюшка [55] .
251
«Летел сокол по поднебесью…»
Летел сокол по поднебесью,
Под межою черною галушку хватаит.
Просилась черная галушка на волю:
— Пусти меня, ясмень сокол, на волю. —
— Я тогда тебя пущу, когда крылья ощиплю,
А сизые перушки в чистое поле пущу. —
Просилася Настасья у Данилы на улицу:
— Ты пусти меня, Данила, на улицу.
— Я тогда тебя пущу, когда косу расплету,
И на двое заплету.
252
«За Доном, Доном…»
За Доном, Доном
Белая рыба играла.
По бережку перья слала
И сама себе дивовалась.
Что хорошо слала.
Настасьин батюшка
Ко обедне выходил
И становился он на приходе,
И глянет по народу:
И все девушки у винцах,
На мою Настасью белая илма [56] пала,
Белая сниговая
И виковая.
253
«Не разливайся, мой тихой Дунай…»
Не разливайся, мой тихой Дунай,
Не пущай ручья в чистое поле.
Случилось мимо Даниле ехать,
Стягнул ланюшку плеточкою;
Как взговорит ему белая лань:
— Не стегай миня, Данила, плеточкою,
Е в’кое время я гожусь тебе:
Станешь жениться, на свадьбу приду,
И всех твоих гостей развеселю;
Лучше всех Настасьюшка.
254
«Не мечись, рыба-щука, не мечися…»
Не мечись, рыба-щука, не мечися,
Хотят тебя, рыба-щука, изловити,
На двенадцать штук разрубити,
На двенадцать блюд становити,
На двенадцать столов становити.
Догадайся, Данила, догадайся,
Не пущай свою Настасью за ворота.
Зеновские ребята воровати:
Хотят твою Настасью поймати,
И хотят они её целовати
Через три платья парчевые,
Через три ченцы золотые,
Через низаное ожерелье.
— Догадался, ребятушки, догадался,
Догадался, товарищи, догадался!
255
«По сеням, по сенюшкам…»
Плясальная-самодерга
По сеням, по сенюшкам,
По новым да по новеньким,
Там ходила, выгуливала
Молодая боярыня
Настасья Семеновна.
’На будила, выбуживала
Своево друга милого,
Данилу Микитьевича:
— Ты устань, проснись, милой друг,
Пробудись, отеческой сын!
Оторвался твой ворон конь
От тово столба точенова,
От колечка серебрянаво;
Поломал он все вишенье,
И калинушку с малинушкою,
Черную ягоду со смородиною.
— Не печалься, мой милой друг,
Данила Микитьевич [57] ,
Поживем, поживем мы с тобой,
Наживем, наживем мы с тобой
Мы зеленый сад,
И калинушку с малинушкою,
Черну ягоду смородиною.
256
«На дубчику два голубчика…»
На дубчику
Два голубчика
И целуются,
Милуются,
Сизыми крыльями обнимаются,
Сизым перушком утираются.
На ева тереме,
На ева высоком
Сидит Данила
С Настасьею;
Целуются, милуются,
Белыми ручками обнимаются,
Шелковым платком
Утираются:
— Ана друг ты мой, Настасьюшка,
Я не смею тебе,
Друг, слово, промолвить.
Я хочу ехать
Во иной город
Торги торговать,
Деушек закупать.
Я куплю тебе
На трех деушек:
Первую деушку —
Постелюшку слать,
Другую деушку —
За дитей ходить,
А третью деушку —
Возголовье класть.
257
«Травушка, муравушка, лазоревой цветок!..»
Травушка, муравушка,
Лазоревой цветок!
Ах, ни топтаная,
Ни толоченая!
Ана хто траву ломал,
Кто шелковую топтал?
Топтали казаки,
Удалые молодцы.
А кто ж у нас вичор
Пьян пьянешенек пришел?
На ногах-то не стоит.
Он шатается, валяется
По горенке своей,
У Настасьи у ногах:
— Ты, Настасьюшка, разуй,
Семеновна, раздень.
— Я б рада тебя разула,
Да забыла, как зоуть;
Пойтить было к соседу,
Спросить, как зоуть.
Соседи-то сказали: Данилой зоуть.
А другие сказали: Микитичем зоуть.
Уж я ногу-то разула,
Данилой назвала,
А другую-то разула,
Микитичем назвала.
258
«Улица ль моя, улица…»
Улица ль моя, улица,
Улица широкая,
Озеро ль мое, озеро,
Озеро глубокое!
По том по озеру плавал
Лебедь с лебедкой.
По чему знать лебедя?
По чему лебедушку?
У лебедя золотая голова,
У лебедки позолоченая.
Просилась Настасьюшка
У Данилы на улицу,
На улицу у Данилы:
— Ты пусти меня, Данила, на улицу,
Поиграть на широкую.
— Настасья Семеновна,
Я тогда тебя пущу,
Когда девять сынов родим,
Десятую дочь милую. —
Она скажет ему:
— Тогда я стара буду,
Я тогда сына женю,
Тогда сноху пущу,
А за снохой дочь милую,
А за дочерью сама пойду, погляжу.
259
«Мимо мой зеленой сад пролетали чижечки…»
Мимо мой зеленой сад
Пролетали чижечки,
Молодые воробушки,
Моего соколика с собою забавили,
С собою закликали.
Молода соколушка,
Молода, догадлива,
Упередь залетала,
Соколика ворочала:
— Воротись, соколик мой,
Воротись ясменинкой!
Без тебя в саду
Пусто, невесело:
Все пташки
Приунымши сидят,
Приунымши, приугорюнимши. —
Молода Настасьюшка,
Молода догадлива,
У карету садилась,
Уперед заезжала,
Данилу ворочала:
— Воротися, Данила-свет,
Воротися, Микитьевич;
Без тебя у дому пусто,
Без тебя невесело:
Все гости приунымши сидят,
Приунымши, пригорюнимши,
Ни пьют, ни кушают
И бояр ни слушают.
Кабы был Данила-свет,
Кабы был Микитьевич,
И спила б и скушала,
И бояр послушала.
260
«У ворот сосенушка зеленая…»
У ворот сосенушка зеленая, —
У Данила жена молодая
На свадьбу собирала:
Она смур [58] кавтан надевала,
Часты пуговки застегала,
Золоту гривну завязала,
Завязамши, она ему приказала:
— Поезжай, мой друг, на свадьбу,
Ты дари игриц без щоту,
Чтоб тибе, мой друг, ни стыдно,
А моей головушке ни бесщо́сно!
261
«Там, там на Дону…»
Там, там на Дону
Тонка, гибка жердочка.
А кто ж по ней перешол?
А кто ж ково перевел?
— Перешол Данила-свет,
Микитьевич перешол,
Настасьюшку перевел.
Перевемши, он её целовал,
Целовамши, миловал:
«Ах, друг, моя Настасьюшка,
Живи ты, моя Семеновна,
Роди сына у’мине,
А дочерю у’сибе.
Учи сына в’грамоте,
А дочерю тонко прясть
И часто ткать». —
Намчил [59] сын грамотник,
А нажли наш сын лапотник.
Намчил дочь шолком шить,
А нажли нашу дочь тонко прясть.
262
«Константин Дмитриевич, не ходи по бережку…»
Константин Дмитриевич [60] ,
Не ходи по бережку,
Не ступай на камушек,
Не проломи сахьян сапог,
Не намочи шелков чулок,
Не срони своей шапочки
Семьсот золотничков.
Константин Дмитревич,
Кто вас шапкой дарил?
— Мне царь шапкой дарил,
Государь пожаловал.
Уж я сам царю служил,
Царскую дитю качал,
На коленях держамчи
В парчовой пеленочке,
В золотой колыбелочке,
Позолоченый лучок
И серебреный крючок.
263
«Ты заря ль моя, зорюшка…»
Ты заря ль моя, зорюшка,
Зорюшка вечерняя,
Солнушко восхожее!
Высоко всходила,
Далеко всветила —
Через лес, через поле,
Через синее море.
Там лежала жердочка,
Жердочка еловая,
Досточка сосновая.
По той по жердочке
Никто не хаживаит,
Никто не важивал.
Перешел Данила-свет,
Перевел Настасьюшку,
Перевемши, целовал,
Целовамши, миловал:
— Друг моя, Настасьюшка,
Ты меня состарела.
Ты меня состарела,
Без ума поставила.
264
«А кто у нас не женат?..»
А кто у нас не женат?
А кто ж у нас холостой?
Константин-свет не женат,
Димитревич холостой.
На нем шапка соболья,
Во шапочке платочек,
Во платочке три узла:
Первый узел — василек,
Другой узел — любовь цвет,
Третий узел — маков цвет.
Константин Димитревич,
На что тебе василек?
— Чтоб я, молодец, весел был, —
Константин Димитревич,
На что ж тебе любов цвет?
— Чтоб девушки любили,
Молодушки хвалили. —
Константин Димитревич,
На что ж тебе маков цвет?
— Чтоб я, молодец, цветен был.
265
«На горушке, на крутой…»
На горушке, на крутой,
На горушке, на крутой,
На горушке два терема стоят,
Во тереме две деушки сидят,
Промежу собой речь говорят
Про дородного молодца,
Константина Димитревича:
Константин Димитревич
Он богат-то, богат,
Он со гривны на гривну ступал,
Полтиною по городу шибал,
Рублем ворота запирал,
Сиротушек с неволи выкупал:
Вы, сироты, сироты мои,
Помолите Христу богу обо мне,
Об дородном молодцу,
Константину Димитревичу.
266
«Воробушек-воробей, сколь далеко отлетал?..»
Воробушек-воробей,
Сколь далеко отлетал?
— Я от сада до сада,
До красного вишенья,
До черной смородины. —
Ай, молодец-то, молодец,
Константин Димитревич,
Сколь далече отъезжал?
— Я от села до села,
До тестева до двора,
До тещинова терема,
До девичей комнатки:
Деушка, отопрись,
Красавица, отворись!
— Я бы рада отперлась.
Я батюшки боюсь,
Я матушки стыжуся. —
Ох, деушка, уеду,
Красавица, уеду:
Дробень дожжик плечи льет,
Красно солнце лице жжет,
А буен ветер шляпу рвет.
267
«Зимой-летом сосенушка зелена…»
Зимой-летом сосенушка зелена,
В пятницу Настасьюшка весела,
В субботу косу русу чесала,
В воскресной день шла к венчанью, плакала:
— Оставались мои цветики, батюшка, у тебя!
Вставай же ты, мой батюшка, пораньше,
Поливай же мои цветики почаще,
И утренними, вечерними зарями,
Послей того горючими слезами.
268
«За Доном, за Доном…»
За Доном, за Доном,
За тихим Дунаем,
За высоким курганом,
Дружинушка ходит,
В руках коня водит
За шелковый повод,
За тесменны узды,
Черкасские седла;
Он и кличет и свищет,
Никто не услышит.
Одна услыхала
Зеленая дубрава,
И та испужалась,
Ветви опустила,
Листья обронила,
И сестре заговорила:
— Сестрица-верхушка,
Подымай мои вети,
Бумажные листья. —
За Доном, за Доном,
За тихим Дунаем,
За высоким курганом,
Дружинушка ходит,
В руках коня водит;
Данилушка ходит,
В руках коня водит
За шелковый повод,
За тесменны узды,
Черкасские седла;
Он кличет и свищет,
Никто не услышит.
Одна услыхала,
Настасья услыхала,
И та испужалась,
Ручки опустила,
Золотые перстни обронила,
Сестре сговорила:
— Сестрицы-подруженьки,
Подымите мои ручки,
Золотые перстенечки.
269
«Темна, темна осенняя ночушка…»
Темна, темна осенняя ночушка,
Прождалася соколиная матушка:
— А что ж мово соколика долго нет?
Или ево соколушки сбаили,
Или ево в темны леса завели,
Или ево соколушкой дарили? —
Темна, темна осенняя ночушка,
Прождалася Данилина матушка:
— Что ж мово Данилы долго нет?
Или ево красны девки сбаили,
Или ево в высок терём завели,
Или ево винцом-пивцом поили,
Или ево красной деушкой дарили? —
270
«На горе дубок приклонясь стоит…»
На горе дубок приклонясь стоит,
Все веточки принагнулися.
Наша Настюшка в танок [61] пошла,
Наша Семеновна, распустя платок;
И туда махнет и сюда махнет:
— Князья-бояра, станьте к стороне,
По’бе слободе!
Миня батюшка хочет жаловать
Он не селами, не деревнями, —
Каменной Москвой с маскорадами.
271
«Господа за речкою, господа за быстрою!..»
Господа за речкою,
Господа за быстрою!
Перекиньте жёрдочку,
Пододвиньте лоточку,
Посадите деушку,
Деушку да Настасьюшку,
Погулять по садику,
Защипать малинушку,
Заломать калинушку.
Да и не быть калинушке
Да слащей малинушки,
Да и не быть люту свекру
Помилей батюшки:
Батюшка помилее,
А свекор постылее.
272
«В огороде конопля…»
В огороде конопля,
Конапелушка.
Красная деушка,
Да и Настасьюшка,
Да и Семеновна
Позвала братца
Играть на улицу:
— Братец миленькой,
Лебедь беленькой!
Ты пойдем играть на улицу,
Ты ж гуслями, я с ладонями. —
Тай не быть гуслям,
Звончей ладоней, —
Не быть свекру
Милей батюшки.
273
«Лучина-лучинушка березовая…»
Лучина-лучинушка березовая,
Ах, что ж ты, лучинушка, не жарко горишь?
Не жарко горишь, отсвечиваишь?
Или ты, лучинушка, в печи не была?
— Была я в печи вчерашней ночи,
Меня злая свекровушка водой подлила,
И мне, красной девушке, и спать не дала.
Сестрицы-подруженьки, ложитеся спать,
Ложитеся спать, ведь некого ждать,
А мне, красной девушке, во всю ночь не спать,
Во всю ночь не спать, постель убирать,
Убравши кроватушку, мила друга ждать.
Скрыпнули воротички дубовинькия,
Звякнули колеченки серебряныя,
На самой на зорюшке мой милай пришел,
На нем кунья шубушка
……………………………
Сапожки на ножках поскрипывают:
— Чего ты, мой сердечный друг, так поздно пришел?
— Сударушка-деушка, не время была,
Со угрюмой женой у нас побранка была,
Журила-бранила тебя и меня.
— Не бей, не бей, милай друг, угрюму жену,
Тебе с нею, милай друг, весь век вековать,
А со мной, с красной душкой, один час часовать.
274
«Лучина, лучинушка березовая…»
Лучина, лучинушка березовая,
Березовая поёрзывала,
Осиновая поскриповала;
А что-ж ты, лучинушка,
Не жарко горишь?
Не светло светишь?
Али ты лучинушка
В печи не была?
— Была я в печи
Вчерашней ночи,
Лютая свекровь
Водой подлила,
Всеё залила.
275
«Дочи, что у тя, дочи, во́ротцы скрыпели?..»
Дочи, что у тя, дочи, во́ротцы скрыпели?
— Матушка, скрыпели, сударыня моя, скрыпели.
Телят на двор загоняла,
То-то воротца скрыпели.
— Дочи, дочка мая хорошая,
Дочка моя пригожая,
Не было бы ти, дочка, прилуки,
Мне бы старухе присухи [62] .
— Матушка, я не знаю,
Сударыня моя, не знаю.
Что-то у вас за прилуки,
Все ваша бабья примета.
— Дочи, что у тя, дочка, в окошке стучало?
— Матушка, стучало, сударыня моя, стучало:
Кошку в окошко пущала,
То-то в окошко стучало.
— Дочи, дочка моя хорошая,
Дочка моя пригожая,
Не было б ти, дочка, прилуки,
Мне бы старухе присухи?
— Матушка, я не знаю,
Сударыня моя, не знаю,
Чтой-то у вас за прилуки,
Все ваша бабья примета.
— Дочи, что у тя, дочи, кроватка скрыпела?
— Матушка, скрыпела, сударыня моя, скрыпела:
Блошка за ножку кусала,
Ножка об ножку чесала,
То-то кроватка скрыпела.
— Дочи, дочка моя хорошая,
Дочка моя пригожая,
Не было б ти, дочка, прилуки,
Мне бы старухе присухи?
— Матушка, я не знаю,
Сударыня моя, не знаю.
Чтой-то у вас за прилуки,
Все ваша бабья примета.
— Дочи, что у тя, дочка, брюшко поприпухло?
— Матушка, поприпухло,
Сударыня, поприпухло:
В поле младенька гуляла,
Зеленого горошку объелась,
То-то брюшко и припухло.
— Дочи, дочка моя хорошая,
Дочка моя пригожая,
Не было б ти, дочка, прилуки,
Мне бы старухе присухи?
— Матушка, не знаю,
Сударыня моя, не знаю.
Чтой-то у вас за прилуки,
Все ваша бабья примета.
— Дочка, что у тя, дочка, ува прокричало?
Матушка, виновата, сударыня моя, виновата,
Вишь я тебе говорила,
Не нанимай батрака молодова.
Здравствуй, бабушка со внучком!
276
«Мы, бывалоца, были богатые…»
Мы, бывалоца, были богатые,
Имели у себя пять коров да девять лошадей.
Одна корова бура,
А другая дура,
А третья пестра,
А цетверта востра,
А пятая-та вовсе безумна.
Эта пестра
Доила с мосту
Вёдер по сту
И то мы никогда не хлебали молока,
А все хлебали квас с водой,
И то бы лошадей водили
На реку поить,
И то у нас оцинь лошади были справныя,
Но никак с ними сладить одному поить,
То мы их водили по шестера:
Цетери-та под бока ведут,
А пятой в поводу ведет,
А шестой с дубинкой идет.
Есть — како пустить ее без хомута,
Да напороть ли бока
По цетыре кнута,
То она маненько с горки побежит.
Имели мы у себя достаток велик,
И мы лавки соимали
Да пец-ту с полатими засевали.
И потому хлеба уродились очень хороши:
Колос от колосу —
Не слышно голосу,
А сноп от снопа —
День е́зду,
Потом мы поедим
На деветиром
И вдрук привезем мы с пеци сотою
И склали мы копну
На пешныем столбе,
И тут она у нас маненько свалилась.
И была у нас больша ложка,
И мы ей копну подперли.
И завелась в копне мышь,
И был у нас чорный большой кот,
И, взявши копну, и свалил в лохань.
И мы таскали рожь сухую на хлебы,
А мокрую — на солоду,
И сварили два пива:
Одно-то, как вода, густое,
А другое-то пожиже,
Есть — как ковшик поднести,
Еще же бы дубинкой поплести,
То ты и до дому не дойдешь.
277
«Уж как шли казаки из Азова…»
Уж как шли казаки из Азова,
Как навстречу им попались стары бабы,
Старые бабы, наши други, старые бабы.
Казаки бабам загадку загадали.
Загадали, наши други, загадали:
— Уж как что таково,
На Руси у нас давно,
Сверху зелено,
Посередь красно,
С конца востро,
В землю вросло,
Отгадайте!
Отгадайте, наши други, отгадайте! —
Стары бабы не умеют их загадки разгадати.
Уж как шли казаки из Азова,
А навстречу им попались всё молодки,
Всё молодки, наши други, всё молодки.
Казаки им загадку загадали,
Загадали, наши други, загадали:
— Уж как что таково,
На Руси у нас давно,
Сверху зелено,
Посерёд красно,
С конца востро,
В землю вросло,
Отгадайте! —
А молодки не умеют их загадки разгадати.
Уж как шли казаки из Азова,
А навстречу им попались красны девки,
Красны девки, наши други, красны девки.
Казаки девкам загадку загадали,
Загадали, наши други, загадали:
— Уж как что таково,
На Руси у нас давно,
Сверху зелено,
Посередь красно,
С конца востро,
В землю вросло,
Отгадайте! —
Красны девки их загадку отгадали:
«Это — свекла», — казакам они сказали.
278
«Ты взойди-ка, взойди, солнце красное…»
Ты взойди-ка, взойди, солнце красное,
Над горою ты взойди, над высокою,
Над дубравушкою взойди, над зеленою,
Обогрей ты нас, добрых молодцов,
Добрых молодцов, все воров-разбойников,
Солдат бедных, рекрут беглых.
Протекла тут река, речка быстрая,
Как на этой на реке плывет лодочка,
Изукрашена эта лодочка все ворами-разбойниками,
На корме сидит атаман с веслом,
На мысу сидит есаул с ружьем.
Среди лодочки стоит бел шатер,
Под шатром стоит дубовый стол,
За столом сидит красна девица,
Есаулова сестра ро́дная,
Атаманова полюбовница,
Перед ней стоит золота казна.
— Нехороший мне сегодня привиделся сон,
Как с правой-то с ручки спал золот перстень,
Из левого из уха золота серьга, —
Есаулу-то быть застреленному,
Атаману-то быть повешенному
Во чистом поле на трех столбиках,
На трех столбиках на дубовыих,
На трех петелках на шелковыих.
279
«Ах, вы, горы, горы крутые!..»
Ах, вы, горы, горы крутые!
Нечево-то горы, горы не породили,
Породили-та горы бел горючь ли камень.
С под камушка течет речка быстрая,
Из-под этой речушки ростет част ракитов куст.
Как на кустике сидит млад сизой орел,
Во когтях-то держи́т чернова ворона,
Чернаво ворона — ище свава недруга;
Он и бить яво не бьет, только спрашиваёт:
— Ты игде, ворон, был, где, черной, погуливал?
— Уж я был ли побывал, был на дику степе,
На дикой-ли степе, на Саратовской.
Уж я видел диво, дивное́:
Там лежит-то тело, тело белое,
Тело белое лежит, солдатское.
Да нихто ко телу, ко телу не приступится.
Солеталися к нему, к телу приступилися
Да три ластушки, да три все косатые:
Да первая ластушка — ево родная матушка,
Как другая ластушка — ево родная сестра,
Как и третья ластушка — ево молодая жена.
Где мать плачет, река пошла,
Где сестра плачет, тут колодези,
Где жена плачет, там роса пала.
280
«Я ишёл, молодец, дорогою…»
Я ишёл, молодец, дорогою,
Запала молодца долгая ночь;
И где ж молодцу ночевать будет?
Ночевать молодцу во сыром бору,
Во сыром бору, под сосною,
Под сосною, под зеленою;
Постелюшка — ковыл-трава,
В изголовьице — корешки,
Одеяльице — темная ночь,
Темная ночь, осенняя;
Я лежу, молодец, послушаю,
Не шумит ли зелена сосна,
Не тужит ли молода жена,
Не горюет ли родная матушка,
Молода жена с малыми детушками,
С малыми детушками, с малолетными?
281
«Долина ль ты моя, долина широкая!..»
Долина ль ты моя, долина широкая!
На долинушке куст малинушки выростает,
Как во кустике соловей поет,
Он поет-то, поет, громко свищет:
Во неволюшке добрый молодец слезно плачет,
Во слезах-то, слезах письмо пишет:
«Растоскуйся ж, моя сударушка, разгорюйся,
Что я сам по тибе стосковался;
После батюшки оставался я малешунек,
Родной матушки — сиротинушкою».
— Как на хто ж те, сироту, воспоил, воскормил?
— Воспоил, воскормил сиротину православный мир.
— Как на хто ж тебе, сиротинушку, повымолил?
— Как повымала сиротинушку матка Волга-река!
— Как на хто ж те, сиротинушка, возлелеяли?
— Возлелеяла молодца матка Волга-река!
— Как на хто ж те, сиротинушка, повыкачали?
— Как повыкачала сиротинушка легкая лоточка?
282
«Как отдал меня батюшка замуж…»
Как отдал меня батюшка замуж
Он далече-далече в иной город,
Он в иной город замуж за солдата,
Как солдатская горькая женитьба:
Ни одной ночки дома не ночуить,
А когда и ночуить, всю ночь протаскуить,
Он из горинки в горинку проходит,
На московскую дорожиньку присмотрит:
Ох, нейдут ли солдаты новобранцы?
Ох, как старые солдаты идут-пляшут,
Молодые новобранцы горько плачут.
— Вы не плачьте, солдаты новобранцы!
— Ой, как же нам, братцы, не плакать:
Наши домики новые запустели,
Молодые наши жены завдовели,
Малые детушки наши осиротели,
Батюшка с матушкой наши остарели.
283
«Погляди-ткась, мил, в окошечко…»
Погляди-ткась, мил, в окошечко,
В хрустальное стеколушко,
Как у нас на дворе непогодушка,
В красной девке зазнобушка;
Зазнобил девку детинушка,
Зазнобемши, — он в поход пошел,
Он в поход пошел во ины земли,
Во ины земли, в турецкие,
В турецкие, во шведские.
284
«Ты, поляна ль моя, полянушка…»
Ты, поляна ль моя, полянушка,
Ты, поляна ль моя широкая!
Заросла ль, моя полянушка,
Ты травой муравой шелковою;
Да на ту траву роса пала,
Роса-то пала стюденая,
Да стюденая, ядреная;
Как на деушку тоска пала,
Тоска пала с кручиною;
Сокрушил девку детинушка,
Да детинушка солдатской сын;
Сокрушёмши, он во поход пошел,
Во поход пошел в ины земли,
В ины земли, в турецкие,
В турецкие, во шведские.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ М. П. ПОГОДИНЫМ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
285
БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И СЕСТРА
Жила-была молода вдова,
Порадила себе девять сынов,
Десятую дочку Аннушку.
Четыре братца царю служат,
Пять братцев разбой держат.
Дочь Аннушку замуж отдала
По конец моря, за морянина.
Ана год живет, и другой живет,
На третий год скучилась:
— Морянин мой, морянин мой,
Морянин мой, боярский сын,
Поедем с тобой у гостьюшки,
К родной моей матушки,
Ко твоей тещи. —
Они ехали, становилися,
Раскладали жаркий огонь.
Повесили котел на жарком огню.
Наехали разбойнички,
Мужа моего зарезали,
Дитя моего в огонь бросили,
А меня молоду в полон взяли,
Стали спрашивать:
— Скажи ты, молодушка,
Какого ты отца-матери,
Роду-племени?
— Отца-матери, молодой вдовы,
Роду-племени — девяти братьев
Сестра Аннушка!
— Приедешь ты, сестрица, домой,
Не сказывай матушке,
Что мы мужа твоего зарезали,
А дитя в огонь бросили.
286
ЖЕНА МУЖА ЗАРЕЗАЛА
На заре было на зориньке,
На заре было на утренней,
Жена мужа патерила,
Острым ножичком зарезала,
Во холодный погреб бросила,
Желтым песком засыпала.
Прилетели два голубя,
Два голубя, два ясные,
Ажно ль два молодца распрекрасные:
— Ты, невестушка, голубушка,
Где наш брат Иванушка?
— Деверетики, мои голубчики,
Он поехал во чисто поле
За куницами, за синицами,
За серыми зайцами.
— Невестушка ты, наша голубушка,
Что ты нас обманываешь?
Что у тебя за кровь в сенях?
— Деверетики, мои голубчики,
Я голубя зарезала.
— Невестушка, голубушка,
Покажи ты нам хоть перушко.
— Деверетики, голубчики,
Я перушки в печи пожгла.
— Невестушка, голубушка,
Для чего ты нас обманываешь?
— Деверетики, голубчики,
Подите в новую клеть,
Возьмите шелковую плеть,
Разложите меня на четыре стороны,
Что хотите, то со мной делайте!
Подымитеся, буйные ветры,
Вознеситеся, желты пески,
Ты устань, мой милый друг!
287
МОЛОДЕЦ ЖЕНУ ГУБИЛ
Один был сын у отца-матери,
И тот на службу пошел;
Он год служил, другой служил,
На третий год он домой пришел.
Мать сына встретила середи поля,
Сестра встретила середь улицы,
Жена встретила середь горницы.
Мать сыну стала жаловаться:
— Ах, сын мой, сын мой,
Сын любезный мой,
Жена твоя приказа не исполняла,
Коней твоих поморила,
Соколов твоих пораспустила,
Вино и мед расшинкарила,
Дитя твой сын скончался. —
Взял молодец саблю острую,
Срубил жене буйную голову
По самые плечи ее белые.
Пошел молодец во конюшенку —
Кони стоят, овес едят.
Стал молодец, призадумался.
Пошел молодец во сокольню свою —
Соколы его подчищаются.
Стал молодец, призадумался.
Пошел молодец в погреба свои —
Вино у него запечатано.
Стал молодец, призадумался.
Пошел молодец в свою спаленку —
Дитя сын его в колыбели лежит.
Бай, бай, мое дитятко,
Съела тебя родная бабушка,
А моя ро́дная матушка!
Лирическая поэзия
288
«Валгалеты, валгалеты мои……»
Валгалеты, валгалеты мои,
Валгалеты — столбы точеные,
Виреюшки [63] позолоченые,
Подворики серебряные!
Подворотнем белый камушек лежит,
Из-под камушка ручейчик бежит,
По ручейчику суденушка плывет.
На суденушки немножко людей,
По моему счету семь человек,
Осьмой — куховарь молодой,
А девятый — удалой молодец,
Удалая головушка.
Он по горенке похаживает,
Калену стрелу заряживает,
Калене стреле приказывает:
— Ты лети, моя каленая стрела,
Выше лесу в поднебесточки,
Ты убей на полете ясного сокола,
Сизого голубя на каменной стене,
Серую утицу на Волге на реке,
Красну девку в высоком тереме:
Сера утица — яства моя,
А красна девица — невеста моя,
Нареченная, обрученная.
289
«Козушка, белоножушка…»
Козушка, белоножушка
По приволью гуляла,
Дразнивала, передразнивала
Серого волка:
— Волчушка мой серинькой,
Я тебя не боюся! —
— Козушка, белоножушка,
Постой, не хвалися,
Станем мы ранешенько,
Поглядим на утрях:
Ножки лежат, рожки лежат,
А козушки нету:
«Вот же тебе, моя козушка,
За твои за насмешки».
По двору девушка ходила,
Дразнивала, передразнивала
Доброго молодца:
— Добрый молодец,
Я тебя не боюся!
— Красная девушка,
Постой, не хвалися,
Встанем мы ранешинько,
Поглядим на утрях:
Девки играют, платки сияют,
Красной девушки нету:
«Вот же тебе, девушка,
За твои за насмешки».
290
«На Дону, на Доночку…»
На Дону, на Доночку,
На крутом бережочку
Сватьюшка сходатая [64]
Купену копала,
Зорюшку [65] ломала,
Со зари цветы рвала.
Где ни взялся сходатай-сват
На вороном коне;
Он шапку снял,
Коня унял,
Низко поклонился:
— Бог помощь тебе,
Моя сватьюшка,
Купену копати,
Зорюшку ломати,
С зари цветы рвати.
Поедем, моя сватьюшка,
Ко новому торгу.
Купим, моя сватьюшка,
Два мыла белила,
А третье сурмила,
Будем мы, сватьюшка,
Бело умываться.
Будут нам, сватьюшка,
Люди дивоваться:
Хорош, пригож
Сходатай-сват,
А сватьюшка лучше.
Чем она лучше?
Лицом побелее,
Брови почернее.
Здесь идет повторение тех же стихов с переменою только свата и свахи на невесту и жениха.
291
«Во горах, во горах…»
Во горах, во горах,
Во крутых во горах,
Во желтых песках
Молодец ходил,
Двух коней водил,
Двух стоялых,
Государевых.
Проводил коней
Ко колодезю:
— Испивайте, кони,
Ключеву воду,
Мне на вас, кони,
В поезд ехать,
Мне за вдовкой,
За плутовкой;
А мне вдовушки
Не в душе пришли,
Мне не в совести,
Не в любовности. —
Во горах, во горах,
Во крутых горах,
Во желтых песках
Молодец ходил,
Двух коней водил,
Двух стоялых,
Государевых.
Приводил коней
Ко колодезю:
— Испивайте, кони,
Ключеву воду,
Мне на вас, кони,
В поезд ехать,
Мне за девушкой,
За красной,
А мне девушки
К душе пришли,
Мне к совести,
Любовности.
292
«Тепла вода во колодезе стояла…»
Тепла вода во колодезе стояла,
Теплей того, что по камушку бежала,
Все вишенки и орешеньки посмыла.
Под вишеньем, под орешеньем конь стоит.
Ой, конь стоит, ой, конь стоит вороной!
Подле ворона коня сват большой;
Он бьет коня по бедрам,
Гладит коня по гриве:
— Вставай, конь, не лежи,
Да пора коню ехать,
Да пора вороному ехати
Во дальнюю дорожку,
Под белую, под румяную свашеньку.
Ужель наша свашенька убралась?
Она по пояс в золото улилась,
По плечики в чистое серебро,
На головушке, на головушке ал платок,
На шеюшки, на шеюшки жемчужок.
Тяжела, тяжела сваха на перевоз:
Семь коней стоялых не везут,
Они буйной головушки не несут.
Здесь повторяются те же стихи с прибавкою жениха и невесты и переменою последних стихов на следующие:
Легка, легка девушка на перевоз:
Один стоялый конь перевез,
Буйную головушку перенес.
293
«У ворот трава шелковая…»
У ворот трава шелковая:
Кто траву топтал,
А кто травушку вытоптал?
— Топтали травушку
Все боярские сватья,
Сватали за красную девушку,
Спрашивали у ближних соседушек:
— Какова, какова красна девушка?
— Ростом она, ростом
Ни мала, ни великая,
Личиком, личиком
Бело-круглоликая,
Глазушки, глазушки,
Что ясного сокола,
Бровушки, что у черного соболя.
Сама девка бравая,
В косе лента алая.
294
«Выду я на улицу…»
Выду я на улицу,
Разыграю хоровод
Супроти своих ворот,
Супроти вереюшек.
Батюшка у ворот стоит:
— Дитятко, поди домой,
Милый, послушайся.
— Батюшка, нейду домой,
Родной мой, не слушаюсь:
Не доиграна игра,
Не допета песенка,
Не забавен мой милый друг.
295
«У нашего свата растет трава мята…»
У нашего свата
Растет трава мята,
Растет трава мята,
Ах, вся поломата!
В пуки повязата,
В гостинцы послата
Судьям, воеводам:
Судьи, воеводы,
Судите по правде
Еще по закону:
Ах, кто ж у нас любчик,
Беленький голубчик?
— Михайлушка любчик,
Васильевич голубчик.
Натальюшка любка,
Ивановна голубка.
Она его любит,
Она приголубит.
296
«Манул парень девушку…»
Манул парень девушку,
Манул во лесочик:
— Пойдем, пойдем, девушка, во лесочик
На единой часочик,
Найдем мы с тобой, девушка,
Рябины кусточик.
Станем мы с тобой
Рябинушку копать,
Посадим мы рябину
Во саду, в огороде,
При большой дороге.
Станем мы рябинушку
Часто поливати,
Песком засыпати:
Ты стой, моя рябинушка,
Ты стой, не шатайся,
Живи, моя сударушка,
Живи, не печалься;
Когда стошнится,
Выди, разгуляйся.
297
«У соловьюшки голова болит…»
У соловьюшки голова болит:
Чем голову лечить?
Лечить голову зеленым вином,
Сладкой водочкой, еще горелочкой,
Перетопленною, переваренною.
Николай в Москву едет
Петрович во дороженьку:
— Елизавета свет, собирай меня,
Степановна, в Москву еду,
В дороженьку.
Я куплю тебе золотой венец,
С алыми лентами, прозументами,
А еще тебе трех девушек,
Трех служивушек:
Первую девушку банюшку топить,
Другую девушку голову чесать,
Третью девушку дитя качать.
298
«Зимой, летом сосенушка была зелена…»
Зимой, летом сосенушка была зелена.
У пятницу Надеждушка была весела,
В субботу головушку гладила,
В воскресенье к венцу шла, плакала,
Родимой матушке своей сказывала:
— Не жалостлива, сударыня матушка, до меня:
Отдает меня молоду от себя;
Остаются три садика без меня,
Остаются три зеленые, все цветут.
Вставай, вставай, моя матушка, раненько,
Поливай все цветики частенько,
Утренней и вечерней зарею,
А сверх того горючею слезою. —
У нас нынче не похожая неделя,
У нас нынче все тайное сватанье:
Засылает Иван сударь все сватов,
Засылает Романович все послов
Запрягать семь коней вороных, осьмой воз,
А девятый повозничек,
Чтоб скорей лез,
А десятый скоморошничек,
Чтобы играл от села до села:
— Играй, играй, скоморошничек, от села до села,
Чтобы наша Надеждушка была весела,
Чтобы наша Васильевна завсегда.
299
«Во городе, во нистольном…»
Во городе, во нистольном
Ни сторожи были, ни сторожи молодые,
Ни стерегли, ни уберегли коня вороного.
Выводили, выводили коня вороного,
Подарили, пожаловали зятя молодаго.
Зять молодой этот дар не принимает:
— Этого дару, этого дару у батюшки много. —
Во городе, во нистольном
Ни сторожи были Ольгины братцы,
Романовны братцы.
Выводили, выводили сестрицу за ручку,
Подарили, пожаловали Петра молодаго.
Ай Петр, ай Петр Егорович
Этот дар принимает:
— Этого дара, этого дара у батюшки нету,
С этим даром, с этим даром
Ко батюшке поеду.
300
«Около колодочки молодые опёночки…»
Около колодочки
Молодые опёночки,
Только нет молодого груздочка.
Солнце глянет,
Дождик канет,
Молодой груздок выдет.
Около девушки
Все красные девушки,
Только нет молодаго парня.
В светлый день воскресенья
Молодой парень едет
С князьями, с господами,
С молодою свахою.
Глянула девушка
Из терема в окошко:
— Сестрицы мои, подруженьки!
Молодой парень едит
С князьями, господами,
С молодою свахою. —
Вдарила девушка
Золоты ключи по столу:
— Матушки не ключница буду,
Ключница, ларечница молодому парню.
301
«Между гор, между крутеньких…»
Между гор, между крутеньких
Дорожка лежала;
По той ли по дороженьке
Да не ходу, не ходу, не езду;
Ехали, проезжали
Девицыны братцы,
Ехали, проезжали
С яровою пшеницей;
Хвалятся, выхваляются
Своею сестрицей:
— Наша сестра девушка
Дородна, дородна,
В’нашей сестре девушке
Да богачества много:
Шубучки, обрядочки
Поломали грядочки. —
Сватался за девушку
Московский воевода;
Московскому воеводе
Отказ отказали.
Нашему парню-свет
С людьми приказали,
Чтоб ехал сударь
По утру раненько,
Вечером поздненько,
По зимнему путечку,
По белому снежечку.
302
«Плавала серая утка по морю…»
Плавала серая утка по морю,
Винная моя рюмочка по меду.
Ходила, гуляла девушка по саду,
Носила кунью шубу на плечах,
Сеяла да белой жемчуг из рукава,
Сеяла да белой жемчуг, говорила:
— Будь усхож, да белой жемчуг, будь усхож,
Будь весел, да, родимой мой батюшка, будь весел.
Не усхож да белой жемчуг, не усхож,
Не весел да родимой мой батюшка, да не весел. —
Следует повторение того же с прибавлением имени жениха и невесты и вместо: неусхож — усхож.
303
«Как восходит светел месяц…»
Как восходит светел месяц
Перед зорюшкою,
Величается молодец
Перед женушкою,
Перед молодицею:
— Ты, женушка, разуй
Молодая-свет, разобуй! —
— Я бы рада разобула,
Чимивед добре одет.
Я не знаю как зовут,
Позабыла величать;
Как пойтить было к соседям
Успросить, как зовут.
Как соседи-то сказали,
Что Иваном-то зовут,
А другие-то сказали,
Что Еремеевичем.
Мне стать разувать,
Бели рученьки марать,
Золоты кольца поломать.
— Женушка, не тужи,
Молодая-свет, не тужи,
Кузнецы у нас свои,
Золотари у нас свои,
Белы ручки смоются,
Золоты кольцы сольются,
А мне, молодцу, разуться.
304
«На наш на новый двор…»
На наш на новый двор
Съезжалися бари,
Сотнички, полковнички,
Еще сам воевода
Со своей воеводшей.
…………………… [66]
На ум воеводша догадлива,
Вперед она загадлива,
Всех гостей провожала,
Одного оставляла:
Воротись, мой милый друг,
Воротись, добрый молодец!
Без тебе пиру нет,
Без тебе беседушки,
Все гости приунывши сидят,
Все гости припечаливши,
Они не пьют, не кушают
И меня не слушают.
305
«Выду я на улицу…»
Выду я на улицу,
Разыграю хоровод
Супроти своих ворот,
Супроти вереюшек.
Батюшка у ворот стоит:
— Дитятко, поди домой,
Милое, послушайся!
— Батюшка, нейду домой,
Родной мой, не слушаюсь:
Не доиграна игра,
Не допета песенка,
Не забавен мой милый друг!
306
«Что вечор меня батюшка просватал…»
Что вечор меня батюшка просватал,
Ох, далече, далече за Волгу,
За малого ребенка-недоростка.
Недоросток по Волге гуляет,
В полуночи домой прибывает,
Поперек кроватушки ложится,
Невозможно к нему приступиться:
Я его хвать за сапог, а он меня в щеку,
А я хвать за другой, а он и в другую!
Залилась я молода слезою;
— Уж ты ляжь, недоросток, растянися,
Ни тебе бы мною поломаться,
Поломаться было бы иному,
Я которого в девушках любила,
Для которого хорошо ходила,
Бела умывалась,
Полотенчиком утиралась.
307
«Улица мала, коровод велик…»
Улица мала, коровод велик,
Муж играть велит:
— Поиграй жена, поиграй, душа!
Не начуй, жена, за воротами,
Что за пряслыми за широкими!
— Ой, не бось, ой, не бось, мой ревнивый муж,
Я приду к тебе, угожу тебе,
Постель постелю,
Что постель, что кроватушка,
А в изголовьица белый камушек,
Одеялица — темна ноченька,
Караульщики — серые волки.
308
«Ты живешь на горе, а я на горочке…»
Ты живешь на горе,
А я на горочке;
Ты сеешь ковуны,
А я сею дуни.
Нехай твои ковуны
Повыбили табуны!
Нехай твои дыни
Поели их свиньи!
Обещался мещанин
Мещаночку взять;
Она ему отказала,
Что не умею жать.
— А сделаю новый серп,
Пошлю ее жать.
— Я у батюшки не жала,
А у тебя не стану.
Сделай мне холодов,
Я буду сидети,
Как невестки встают,
По початочку прядут,
А я при светочку
Напряду сорочку.
А сорочки оснуют,
А вороны выткут,
Белые лебеди
На воде выбелют.
309
«Вылетела бедна пташка на долину…»
Вылетела бедна пташка на долину,
Выронила сизо перо на долину.
Быстрый ветер их разносит по дуброве,
Нежен голос раздается по пустыни.
Не скликай ты, мелка пташка,
Родных деток понапрасну:
Злой стрелок убил малюток для забавы,
И гнездо ее рассеял под тем дубом.
Темны ночиньки осенни,
Ходит несчастна красна девка,
Русы волосы свои вырывает,
Нежну грудь свою, голубушка, терзает;
— Пропадай ты, красота моя, злодейка,
Онемей, сердце нежно, как и камень,
Не судите, не браните меня, люди,
Я пропала не виною, простотою.
На чужбине я летела за бедою.
Или в радости живут за горами?
Или чужая земля темнее для могилы?
Для тебя я, тиран, с отцом с матерью рассталась,
От родных, от дому отказалась.
310
«Не ковыль в поле травушка шатается…»
Не ковыль в поле травушка шатается —
Шатался, завалялся добрый молодец,
Пришатнулся, принагнулся ко быстрой реке,
Вскрикнул добрый молодец громким голосом своим:
— Кто тут есть на море перевозчиком,
Перевезите меня на ту сторону!
Перевезите, мои братцы, схороните меня,
Схороните меня, братцы, промеж трех дорог:
Промеж Тульской, Петербургской, промеж Киевской.
В головах моих поставьте животворящий крест,
В ногах моих поставьте ворона коня,
В правую руку саблю вострую.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ П. И. ЯКУШКИНЫМ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
311
ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Во том во граде во Хлееме
Жила-была Софья Премудрая.
Родила она себе три дочери,
Четвертого сына — Егория-христотерпца.
А дознался царевища Демьянища-бусурманища,
Что родила она три дочери,
Четвертого сына, Егория-христотерпца.
То дознался царевища Демьянища-бусурманища:
— Кому же ты, Егорий, будешь веру веровать?
— Я буду веру веровать самому Христу,
Самому Христу и матери пресвятой Богородице,
Единой троице нераздельной.
К Демьянищу, к басурманищу
Хлеб-соль отплатить,
Кровь горячую отлить! —
Возглашает ему родна матушка:
— И где тебе, царю Демьянищу,
Хлеб-соль отплатить,
Кровь горячую отлить?
— Ни тужи ты, родная матушка,
Что я хлеб-соль не отплачу,
Кровь горячую не отолью —
А я ему хлеб-соль отплачу,
Кровь горячую отолью! —
Он садился на добра коня,
Приезжал Егорий во чисты поля,
Наезжал Егорий на стадо воловое.
Пасют то стадо воловое
Три девицы, все родные сестрицы.
Он возговорит, храбрый Егорий:
— Ох вы, девицы, вы родныя сестрицы,
Вы сходите на Ёрдань-реку,
Вы умойтеся водою ёрданскою,
Вы набралися духу бусурманскова! —
Эта застава Егорью миновалася.
Содился Егорий на добра коня,
Поезжал Егорий во чисты поля,
Нападал Егорий на стадо зверьиное.
— Ох вы, волки, зверья лютыя,
Разойдитесь вы по диким степям,
Разойдитесь един по единому,
Ешьте вы, пейте повелёное,
От господа бога бласловленное. —
Разошлись зверья лютые по диким степям,
Они пили, ели повеленное,
От господа бога бласловленное.
Вот и зачал Егорья во пилы пилить, в топоры рубить.
В пилах зубья поломалися,
В мастерах руки поотымалися,
У топорах лезвья завороча́лися,
Эта застава Егорью миновалася!
Стал Егорья царища Демьянища-басурманища
Во смоле варить.
Ничего Егорью не сдевлялося: а смола кипит,
А Егорий посверх смолы плывет.
Эта ведь застава-то Егорью миновалася!
Эта застава Егорью обращалася.
Роить царища Демьянища погреба глубокия,
Глубины сажень двадцати пяти,
Десяти сажень ширины.
Сажал Егорья в погреба глубокие,
Закутал Егорья досками чугунными,
Забивал Егорья гвоздями полужоными,
Засыпал Егорья песками рудожелтыми.
Ничего-то Егорью ни сдевлялося:
Со восточной со сторонушки
Поднимался буён ветер,
Разносил пески рудожелтыя,
Отрывал гвозди полуженыя,
Откутал доски чугунныи.
Выходил Егорий на белы Руси,
Приходил Егорий к своей матушке,
К Софии премудрыя.
— Ох ты, матушка, Сыфея премудрая!
Ты дай мне от своей руки благословеньице,
Ты дай мне свово добра коня.
Я возьму меч булатный, сбрую латную,
Я поеду во Хлиемий-град
Ко тому царю, ко Демьянищу, —
Эта вить застава Егорию миновалася!
Садился Егорий на добра коня,
Поезжал Егорий во чисты поля.
Наезжал Егорий на темны леса,
На темны леса, на дремучие.
Ни пройти Егорию, ни проехати!
Воскричал Егорий громким голосом:
— Вы леса, леса вы темные,
Вы леса, леса дремучие!
Уж вы леса, расшатитеся на обои бока.
Я из вас, леса, порублю церкви
Соборныи, богомольныи! —
И та застава Егорью миновалася!
Садился Егорий на добра коня,
Поезжал Егорий во чисто полё,
Подъезжал Егорий ко крутым горам.
Как гора-то с горой сойдется — ни разойдется.
312
ФЕДОР ТЫРЯНИН
Ва той земле во турецкия,
Во святом граде Иерусалимави
Жил себе некий царь Кастянтин Сауйлывич.
Малился у честныя заутрини,
Ходить ён к церкви саборныя, к заутрени ранния,
Служил молебны частыя, становил свиче поставныя,
Молится за дом присвятыя Богородицы.
Сы восточныя стороны
Приступаит царь иудейския со силаю жидовскаю.
Вылятала от них калена стрила.
Становилась супротив царской правой ноги,
Супрати яво серца ритиваго.
Возговорить царь Кастянтин Сауйлович:
— А вы, ой ли, князья-бо́яра,
Гости богатыя, люди почестныя!
Каму ехать супратив маво недруга,
Кому ехать супратив царя юдейскаго,
Супротив’ яво силы жидовския?
Тово бы я человека пожаловал
Городами, волостями, всякими царскими поместьями. —
Все князьё-баяре, люди пачёстныи,
Все молчошуньком отмолчалиси.
Ваступает яво чадо милое, млад Хведор [67] Тырянин,
От роду ему двенадцать лет:
— Батюшка, царь Кастянтин Сауйлович!
Дай мне сваяво добра коня неезженна,
Сбрую ратную, капьё булатная.
Я паеду супрати тваво недруга,
Я паеду супратив царя юдейскаго,
Супратив яво силы жидовския.
— А ты, ой еси, чадо милое, млад Хведор Тырянин!
На маем дабру каню ни езживал,
На сибе копьив-ран ни видывал,
Маим вастрым капьем ни шурмывал:
На каво, чадо, надеисся, на каво спологаисся?
— Я надеюсь, сударь-батюшка,
На Спаса на пречистаго,
На мать божыо Богородицу,
На всю силу нибесную, на книгу Ивангилья,
На ваше великое блаславеньица.
Вазговырит царь Кастантин Сауйлович:
— Князья-бояре, люди пачестныя!
Вывадите добра коня ниезжана,
Вынаситя сбрую ратную, копьё булатная, книгу ивангилья! —
Млад Хведор Тиран, двенадцати лет,
Садился на добра коня, яко ясный сокол возлитал,
Яко ясная сонца пы паднебисью пахаживаить,
Хведор Тиранин на дабру каню паезживаить,
Далеко во чисто поле на силу жидовскую.
Он бьется с ними двенадцать дён,
Ни пиваючи, ни ядаючи, сы стримян ног ни вымаючи,
С дабра коня ни слязаючи,
Побивает силу жидовскаю.
Топить яво кровь жидовская,
Ожа [68] по колена и по пояс, на яво груди белыя.
Он ударил копием во сыру землю:
— Мать сыра земля, хлебородница!
Расступися на четыре на стороны. —
Расступилась мать сыра земля на четыре на стороны,
Пожирала кровь жидовскую.
Паезжаит млад Хведор Тырянин ко граду Ирусалимову,
Ко свому родимому батюшке,
Приезжает на свои широкой царский двор.
Привязал свово добра коня
Ка кольцу сиребряну поводами шалковыми,
Вхадил в палаты белы каменны,
Садился за столы пачётныя,
За первыя тарелычки, за ества сахорныя.
Яво матушка радимая,
Сваяво чаду жалеючи,
Отвязала яво добра коня,
Повяла поить на синё моря.
Где ни взялся змей лютый огненный,
Аки горы великия, об двенадцати хоботов.
Он унес его матушку радимую
За моря за синия, за горы высокия,
Ва пищеры белы камянны,
Ка двинадцати змиенышав, на муку на змииную.
Вылазил млад Хведор Тырянин
Из-за стола пачестнава,
Из-за первыя тарелычки, из-за ества сахорнава.
Берет книгу Явангелья,
Сбрую ратную, копье булатное.
Он приходил ко синю морю,
Становился на крут красен биряжок,
Он стал честь книгу Явангелья,
Во слязах письма не видаючи,
В возрыданьях слова не молвючи.
За яво святое умоление, за вяликое притерпление
Выходила из моря Кит-рыба,
Становилась попирёк синя моря.
Пошел млад Хведор Тырянин
За моря за синия, за горы высокия,
Во пищеры белы каменны, ка двинадцати змиёнышав,
Увидала яво матушка радимая:
— А ты, ой еси, чада милая, млад Хведор Тырянин!
Таперя мы с табой, чадо, пагибнули!
— Ни пагибнем, мая матушка радимая,
Ни пагибнем, государыня:
С нами сила небесная,
И сбруя ратная, капье булатная. —
Он начал биться, бился день до вечира,
Пабиваит двенадцать змиенышав.
Топит яво кровь змеиная,
Ожа па колена и по́ паяс, по яво груди белыя.
Он ударил капием во сыру землю.
Расступилась мать сыра земля на чатыри стороны,
Пажирала кровь змеиную.
Брал сваю матушку радимую за ручку за правую,
Пасадил на галовушку, на темичко,
Пашел млад Хведор Тырянин,
Иде по мырю, аки по суху.
Что из града Ирусалимова
Увидели князья-бояре,
Гости богатыя, люди почетныя,
Христиана православныи:
— Царь Кастянтин Сауйлович!
Вон иде твой чадо милое, млад Хведор Тирянин.
Несе́т свою матушку на головке, на темички,
Иде по́ мырю, аки по́ суху. —
Возговорит царь Кастянтин Сауйлович:
— А вы, ой еси, князья-бо́яра,
Гости богатыя, люди почестныя.
Христиана православные!
Падымайто иконы местныя,
Встрячайте маяво чаду милаво
До́леко во чисто́м поле.
Покланяйтесь по двенадцати земляных поклонов
За яво святое умоление, за вяликое притерпление! —
Возговорит ли млад Хведор Тырянин:
— Гасударыня, моя матушка!
Стоить ли мае пахождение
Супротив тваво похождения?
— А вы, ой еси, чадо милае, млад Хведор Тырянин,
Твое похождение страшней мово похождения!
Возговорит млад Хведор Тырянин:
— А вы, ой еси, князья-бояра,
Гости богатыя, люди почестныя,
Християне православныи!
Не подымайтя иконы местныя,
Ни встричайтя миня до́лико во чисто́м поли,
Ни покланяйтесь по двенадцати земляных поклон.
Хто почитает отца и мать сваю маю ниделю первыю,
На первай недели паста великаго,
Тот избавлен будет муки привечныя,
Наследник к нибесному царствию!
Тем и славен бог, и прославилса.
Вялико имя господня, помилуй нас.
313
ДВА ЛАЗАРЯ
Жили-были два брата родные да два Лазаря:
Едный-то брат был Лазарь, богат человек,
А другой-то брат Лазарь был убог человек.
Приходит убогой к брату своему:
— А братия, братия, богат человек,
Создай ты мне, брат, три милостыньки,
Три милостыньки, три милостливы:
Первую ты мне милостыньку — попой, накорми,
Другую ты мне милостыньку — обуй и одень,
А третью ты мне милостыньку — с двора проводи.
Ох ты, нищий, убогий, какой ты мне брат!
У меня есть братия, такой-то, что я.
Еще лучше мене, богатый живет.
Богатый живет, в золотых петлях.
А вот твои братия — два лютые пса,
Два лютые пса, два гнездинника,
По подлавичьям лазиют, крошки собиривают,
Они тем твою душичку воспитывают,
Гнающие раночки зализывают!
Возьмите, телятники, гоните его с двора,
Гоните его с двора, гоните за ворота!
Пошел убогий брат с братняго двора,
Пошел убогий брат, слезно заплакал.
И узшел убогий на крутую гору,
И воскрикнул убогий громким голосом:
— О господи, господи, Спас милостивый!
Услышь ты, господи, молитву мою,
Молитву мою неправедную.
Сошли ты мне, господи, двух ангел с небес,
Нетихих, и немирных, и немилостивых.
Они бы вынули душу скрозь ребры мои,
Сквозь ребры мои железным жезлом.
Они б ударили душу мою об сыру землю,
Посадили б душу мою да на сковороду,
Понесли бы душу мою да на небесу,
Посадили б душу мою да в тьму крамёчную,
Во тьму крамёчную, в смолу кипучую,
Где смола кипит, аки гром гремит,
Где огни горят неугасимые.
Услыхал-то господи молитву яво,
Услыхал-то молитву всю праведную,
И пыслал ему господи тихих ангелей,
И тихих, и смирных, и милостивых по душу его.
И вынули б душу его честно, хорошо,
Честно, хорошо, и милостиво, и скрозь темя его.
Посадили ба душу его да на пелену,
Понесли ба душу его к Абрамию в рай.
Вот и скучилось богатому Лазарю во своем доме,
Выходил богатый Лазарь во зелены сады,
И сговорил богатый Лазарь такие словеса:
— Теперь я никово не боюсь: ни огня, ни пламя,
Ни огня, ни пламя, и ни лихова человека,
И ни лихого человека, и ни лютого зверя!
От огня, от пламя водой отольюсь,
От лихова человека казной отплачусь,
От лютова зверя мечью отобьюсь.
Приключилась к богатому лютая хвороба
И подымала богатого вельми высоко.
Вот ударила богатого об сыру землю —
То не успомнил богатый ни жены, ни детей,
Жены, ни детей, ни дому свово,
Ни дому свово, ни богачества.
И узшел богатый на круту гору,
И воскрикнул богатый громким голосом:
— О господи, господи, Спас Милосливый,
Услышь ты, господи, молитву мою,
Молитву мою, всю праведную.
Сошли ты мне господи, тихих ангелей,
Тихих ангелей — по душу мою.
И вынули б они мою душу честно, хорошо,
Честно, хорошо и милосливо.
Они вынули б душу скрозь теме мое,
Скрозь темя мое честно, хорошо.
Посадили б душу мою на пелену,
Понесли бы душу мою на небесу,
Посадили б душу к Абрамию в рай.
Выслышал господи молитву его,
Молитву его неправедную.
Ссылает господи грозных ангелей,
Не тихих, не мирных, не милосливых:
Они бы вынули душу скрозь ребра его,
Они вдарили б душу об сыру землю,
Посадили бы душу его на сковроду,
Понесли бы душу да на небесу,
Посадили б душу в тьму крамёчную,
Во тьму крамёчную, в смолу кипучую,
Где смола кипит, аки гром гремит,
Где огни горят неугасимые.
Увидал богатый брата своего.
— О братия, братия, убогий Лазарь,
Сходи-ка ты, братия, на сине море.
Обмочи-ка, братия, хоть единый пёрст,
Промочи-ка, братия, мои уста.
Мои уста запятналися,
Огнем они, пламенем загоралися!
— О братия, братия, богатый Лазарь,
Не умели мы с тобой, братия на белом свете жить.
А тут, братия, воля не наша с тобой,
Не моя, не твоя, а всё божецкая.
314
АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Во славном во городе во в Рыме
При том царю Онории
Молился, трудился Орхимиан-князь.
Он и так-то молился со слезами,
Умолял он у господа бога:
— О господи боже, Спас милосливый,
Создай ты нам единую чаду:
При молодости лет — на погляденье,
При старости лет — на призренье,
При последнем конце — на помин души.
Да ни от их то было подумления,
Ни от их то было помышления,
Молодая княгиня покосы покосила,
Покосы покосила, чаду породила.
Орхимиан-князь взрадовался,
Собирал попов, дьяков, патриархов
И всех князьев и боярев.
Нарекали ему имя — Еменуилы
Алексея, божья человека.
Да и хто ростет три годочка —
Алексей-свет три недельки —
Да ихто ростет три недельки —
Алексей-свет три денечка.
Да и хто ростет три денечка —
Алексей-свет ростет три часочка.
Да сровнялось Алексею ровно 8 лет —
Отдает его батюшка в школу
Грамоте божьей поучаться.
Он так-то грамоте изучался,
Что и ухаря [69] того не знают,
Что Алексей, вить, свет знает.
Сровнялось Алексею двенадцать лет —
Хочет его батюшка женити.
Он своему батюшке говорит:
— Батюшка, Архимиан-князь,
На что мне так рано жениться?
Я пойду во ины земли турецкия,
Буду я богу молиться и трудиться. —
А батюшка Архимиан-князь,
Он на это не удивляет,
А свое дело справляет.
Он засватал за него обрученную невесту.
Во первом часу было ночи
Стали Алексея собирати.
Во другом часу было ночи
Стали Алексея бласловляти.
В третьем часу было ночи
Стали Алексея за дубовый стол сажати.
Во четвертом часу было ночи
Стали Алексея на добрых коней сажати.
Во пятом часу было ночи
Стал Алексей со двора съезжати.
Во шестом часу было ночи
Стал Алексей к божьей церкви подъезжати.
Во семом часу было ночи
Стал Алексей в божью церковь входити.
Во осьмом часу было ночи
Стали на Алексея венцы надевати.
Во девятом часу было ночи
Стал Алексей к своему дому подъезжати.
Сустречает Алексея, божьяго человека,
Батюшка, Орхимиан-князь
И с хлебом, солью, с милостию господней.
И повел он Алексея в свои каменны палаты,
И сажал Алексея за дубовые столы.
И сидел он много ли, мало ли за дубовым столом —
И повели Алексея, божья человека, спать-почивать.
И говорит Алексей, божий человек,
Своей молодой княгине:
— Ох ты, молодая княгиня,
На тебе мой золот перстень и шелковый пояс.
Я пойду во те земли турецкие
Богу молиться и трудиться!
Вот приходит молодая княгиня
К своему батюшке Орхимиану-князю.
— Батюшка Орхимиан-князь.
Ушел твой сын, мой обрученный муж,
Во те земли во турецкие
Богу молиться и трудиться!
Вот он заплакал:
— Ох ты, мое чадо, мое чадо,
Алексей, человек божий! —
Через десять лет приходит Алексей из иных земель,
И приходит в божью церковь,
И говорит Орхимиану-князю:
— О, Орхимиан-князь, был ли у тебя сын
Алексей, божий человек? —
Он и говорит, Алексей, божий человек:
— Поставь ты келью позади каменных палат
Ни для ты меня, для свово сына
Алексея, божья человека. —
Он послухал и справил ему келью
Позади каменных палат своих,
Он много ль, мало время жил —
Помирает Алексей, божий человек,
И по всём городу, по в Рыму
Росным ладаном запахло.
Стали люди-то догадываться:
— Чтой-то у нас во городе во в Рыме
Росным ладаном запахло?
Надо разослать по церквам, по кельям:
Нет ли у нас святого человека? —
Вот и нашли ево в этой келье,
Позади каменных палат ли тех,
А в руках рукописанье.
То и глянул батюшка Орхимиан-князь,
Посмотрел князь на рукописанье,
Сам слезно заплакал.
— Ох ты, чадо мое, Алексей, божий человек,
Когда бы ты мне сказал про то,
Построил бы тебе келью
Впереди и повыше своих каменных палат.
315
БОРИС И ГЛЕБ
Востощная сдержавная
Как уж славным гради у Кееви
А жил себе Володимер князь,
Володимер князь Володимиравич;
Ен имел сибе двинадцать сынов,
Двинадцать сынов любезнейших;
Только взлюбил ён трех сынов:
Святова и Глеба, Бориса,
А третьива Святааполка,
Той имел сибе за большаго сына.
Делил грады на три части:
Что Кеев-град, Чернигов-град святому и Глебу, Борису
Привдавшан-град [70] Святополку.
Святой Полок пишет листы,
Пишет листы к меньшим братьям:
— «А вы, братья, вы и меньшия!
Выезжайте в чистоя поля,
В чистоя поля пир пировать,
Пир пировать, атца паминать».
Бяруть письмо, сильно плачуть,
Дабров конив сидлаивчи,
В чистоя поля воизжаевчи,
Белы шатры раскинаивчи.
Святой Полох наезжаивчи,
Глеба нажом зарезаивчи,
Бариса капием закаляивчи,
В топки болоты отволачаювчи
Под гнилу колоду подкладаивчи.
Ляжат мощи тридцать три года,
Ничаво мощам не врядиласи,
Ни ят солнца ни засохли,
Ни ят ветру ни заветряли,
Ни ят дожжу ни сатлели.
Святому Глебу славу поем!
Ва век слава яго ни минуитца,
Саздай нам, господь, сяму миру приукрасный рай!
316
ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
На Москве было на базаре:
Собиралися бояре
Выбирали бояре
Из бояр воеводу,
Выбирали Ивана Петрова,
Из того ли из роду Салтыкова,
Перед царския очи становили.
Как возго́ворит православный царь,
Алексей-то Михайлович,
Его царское величество:
— Ох ты гой еси, большо́й боярин,
Ты любимый мой воеводушка!
Ты ступай-ко, ко морю ко синему
Ко тому острову, ко большо́му,
Ко тому монастырю ко честному,
К Соловецкому;
Ты порушь веру старую, правую,
Поставь веру новую, неправую. —
Как возговорит большой боярин,
Любимый царский воеводушка:
— Ох ты гой еси, православный царь,
Алексей Михайлович,
Твое царское величество!
Нельзя об том и подумати,
Нельзя от том и помыслити:
Как порушить веру старую, правую,
Как поставить веру новую, неправую! —
Царь разозлился,
Царь распалился,
Воевода прогрешился.
Как возговорит большой боярин,
Любимый царской воеводушка:
— Ох ты гой еси, православный царь,
Алексей Михайлович,
Твое царское величество!
Уж и дай мне силу не малую не великую:
Сорок полков, да все тысячных,
Сорок пушек, да все медныих:
Зелья, пороху сколько надобно, —
Как и было в самый ли Петров-то день
Как на синем было морюшке,
На большом было на острове,
Во честном монастыре было,
Отошла честна заутреня
Пономарь звонил к обеденке.
Честны старцы пели молебены
Как бежит пономарь,
Наразумный звонарь:
— Ох вы гой еси, честны старцы!
Как идет сила немалая, невеликая,
Сорок полков да все тысячных,
Сорок пушек да все медныих,
Зелья, пороху сколько надобно,
Да все войско православное,
Не то идут они ратиться,
Не то идут они молитися. —
— Ох ты, глупой звонарь,
Неразумный пономарь!
Да то войско православное
Не идет оно ратиться,
Идет оно молитися!
На ту пору пушкари были догадливы:
Брали ядрушко калёное,
Забивали во пушечку медную,
Палили во тот во честной монастырь,
Во Соловецкий.
317
«Вы леса мои, леса, братцы-лесочики, леса темныя…»
Вы леса мои, леса, братцы-лесочики, леса темныя,
Вы кусты ли мои, братцы мои кусточки, кусты частыя!
Вы станы ли мои, вы мои братцы-станочки, все ны разореныи,
Как и все мои братцы-лесочки все порублены,
Как и все-та мои братцы-кусточки все повыжгены,
Как и все-та мои братцы-товарищи все половлены.
Как один из нас, братцы, товарищей не пойманный,
Не пойман из нас, братцы, товарищ наш Стенька Разин сын.
Выходил жа тут Стенька Разин сын на Дунай-реку,
Закричал же тут Стенька Разин сын своим громким голасом:
— Как и все-то вы, мои братцы-товарищи, все половлены!
Вы возьмите-тка, мои братцы-товарищи, свой тугой лук,
Натянитя-тка, братцы мои товарищи, калену стрилу,
Прострялитя-тка, братцы-товарищи, грудь мою бе… белую!
318
«Што за речкой была за Невою…»
Што за речкой была за Невою,
За Невою был я с переправаю.
Ни кавыль-трава ва поли шаталаса,
Што шатал-качал удал добрый моладец.
Он ни сам зашел, ни сваёй ахотаю,
Завяла ево, моладца, ниволюшка,
Яво нужда крайния, жизнь наша баярская,
Жизнь наша боярская, ишо служба царская.
Служба царская, жизнь наша солдатская —
Ишо царя белава, ишо Петра Первава.
319
«В нас за речкою право за Нивагаю…»
В нас за речкою право за Нивагаю
Ни кавыль-травка в поли зашаталаса,
Што ни добрай моладец загулялся,
Ён ни волею, права все йяхотаю.
Воля барская, служба царская,
Царя белава Пятра Первава.
Што в полюшку белы сняжки выпали,
Што па этим снежкам шли нивольнички.
Шли нивольнички, музыканчички.
320
«Эх, да как задумали солдат набирати…»
Эх, да как задумали солдат набирати,
Уж немного тысяч — сорок и четыре,
Сорок и четыре — казаченки молодые!
Дак как погнали солдат до Полтавы:
Вперед едут да все генералы,
А по бокам едут да все капитаны,
А позади едут да все с барабанами;
Бьют, выбивают, горе утешают,
Молодым солдатам жалоб не задавают.
Эх, да как погнали солдат до Полтавы,
Их заставили и рыть, и копати.
Видно, нам же, братья, усем пропадати.
Не будет знати ни отец, ни мати,
Ни отец, ни мати, ни радна радина,
Ни радна радна, жена молодая!
321
«Кулик куликует…»
Кулик куликует,
Ни молоденький князь Голицын по лужку гуляет,
Йон ни один князь гуляет, с своими полками,
Со любезными сы полками, больше с козаками.
Да он думает, князь, гадает, про все размышляет:
Вот и где князю Голицыну во Москву проехать?
Вот и полем князю ехать — полем было пыльно,
Вот и лесом князю ехать — ему было страшно,
Вот и полем ехать князю, полем — да все былья [71] ,
Вот Москвою ехать князю, ему было стыдно.
Отчего же князю стыдно? Что первый изменщик!
Вот и ехал князь Голицын улицей Тверскою,
Да все улицей Тверскойю, слободой Ямскою,
Слободою все Ямскою к новому собору.
Йон скидает, князь Голицын, шапочку соболью,
Шапочку соболью несет он с собою.
Йон снял, князь Голицын, стал богу молиться,
Вот и богу князь помолился да всем поклонился:
— Уж ты здравствуй, царь-государь, со своей царицей!
Уж ты жалуй, царь, господ разными чинами,
А меня, князя Голицина, малым городочком,
Да вот малым городочком, славным Ярославлем.
322
«Эх, да ни кулик-ат, братцы, во чистом поле куликаить…»
Эх, да ни кулик-ат, братцы, во чистом поле куликаить;
Ох, ажна молодой князь Голицын по лужкам гуляить,
Ён гуляить-разъизжаить на вороном кони.
Ни один князь гуляить — с своими с полками,
Што с сваими са полками — с донскими казаками.
Вот он думаить-гадаить, где жа пройтить-проехать:
Естьли лугом князю ехать — лугом очень мокро,
Естьли лесом князю ехать — лесом очень темно,
Вот и полям князю ехать — полем чернапыльно,
Что Москвою князю ехать — Москвой очень стыдно.
Вот он крался, князь, пробирался улицай Тверскою,
Што и улицай Тверскою, Охотнаим рядом.
Подъезжаить князь Голицын близка ка сабору,
Скидоваить князь Голицын шапочку соболью.
Вот он богу-то молился на все три сторонки,
На четвертую сторонку царю пакланился:
— Здравствуй, царь-государь, с своими с полками!
323
«Ю нас только вы балоти кулик куликаи…»
Ю нас только вы балоти кулик куликаи,
Вот наш-то князь Голицын сы палком гуляи.
Думал, думал князь Голицын, думал, где проехать:
Толькя лесом — толькя князю ехать лесом очень тёмна,
Толькя полим князю ехать — полём очинь пыльна,
Вот Масквою князю ехать — Масквою очень стыдна.
Толькя ехал князь Галицын, ехал все праулками,
Все правулками, закавулками низка в Москву въехать.
Подъязжаить князь Голицын кы церкви, кы сабору,
Он скинаеть, князь Голицын, он шапку саболью.
Ён богу, богу помолился, низко поклонился,
Низкя, низкя толькя покланилса, йюпал на коленка.
— Юж чем, государь-царь, чем жа нас пожалуишь?
— Я пожалую тибе, князь Голицын, мелким деревнями,
Мелким деревнями, новыми городами.
Ани тёсом не облажены, нёбом они накрыты!
324
«Собирался-то большой барин…»
Собирался-то большой барин,
Он со тем ли войском со Российским,
Что на Шведску на границу.
Не дошедши он границы, становился,
Становился в чистом поле при долине,
Российским войском поле изуставил,
Российскими знаменами поле изукрасил.
Как увидел шведский король:
— Чтой-то в поле все за люди?
Ни торгом приехали они торговати,
Или нашему городу глядети? —
Что приходили только и силы,
Что ни люты звери проревели, —
Что чугунныя ядры прогремели;
Сходилися туто и двои силы,
Что шибкие громы гремели,
Что не люты звери проревели, —
Прогремели чугунные ядры;
Что между их протекали реки, —
Протекали реки, реки кровавые;
Что и силы полягло, — что и сметы нету.
325
ГРАФ ЧЕРНЫШОВ В ПЛЕНУ
За Кистринскими воротами
Тут стояла нова горница,
По-российски темна темница.
Как во этой темной темницы
Посажен тут был нивольничик,
Что нивольничик росейской граф,
Чернышов Захар Григорьевич.
Он ни год сидел, ни два года,
А сидел ровно тридцать три года.
Отростил он себе рыжу бороду
До шелковаго до поясу,
Русыя кудри до могучих плеч.
Он сидел, бедный, посиживал,
Головой буйной покачивал.
— Голова ль моя, головушка,
Голова ль моя победная,
Што победна, безотецкая,
Безотецкая, молодецкая!
Ох, талан ли мой, талан такой:
Ни в роду ли мне написано,
Ни к смерти ли приговорен я! —
Как случилось прусу ехати:
— Ох ты, гой еси, прусско́й король,
Прикажи, сударь, поить-кормить,
Прикажи, сударь, на волю выпустить!
326
«Уж ты батюшка, светел месяц…»
Уж ты батюшка, светел месяц,
Что же ходишь понизёшуньку?
Что жа ты светишь помалёхоньку?
Не по-старому, не по-прежнему?
В новом городе во Смоленскому
Стоят вереи точеные,
Все точеные, раскрашенныи.
Дли верей стоит молодой солдат,
Молодой солдат, полковой серьжант.
Он не так стоит, слезно плачетца,
Он ни так плачет, что река льетца:
— Подымитесь, ветры буйные,
Разнесите все желты пески.
Распахнися, шелкава парча,
Разломися, гробова доска,
Подымися, наша матушка,
Милосердная государыня,
Катерина Алексеевна!
Без тебя нам жить похужело,
Всему царству почежелело
При твоем сыну любезному,
Что при Павлу при Петровичу:
Он загнал силу во Туретчину,
Поморил смертью голодною,
Познобил зимой холодною.
327
«Пишет султан турецкий…»
Пишет султан турецкий, пишет ко белому царю:
— Ты отдай-кася, отдай, царь, землю, не то я тебя разорю,
Разорю я да царя, разорю, всее землю отобью,
Порасставлю я своих гарнадеров по всей матушке Москве,
А сам я, салтан турецкой, в Межовьевом дворце!
Как востужит царь, возгорюет, сам он ходя по граду:
— Господа вы, купцы-енаралы, все помищички мои,
Вы придумайте, пригадайте, вы подумайте-ка мне.
Хочет, хочет вор салтан турецкий, хочет меня разорить.
Как возговорил енарал Бабынин, за дубовым седя за столом:
— Не тужи-ка, белый царь, ни об чем, не тужи, белый царь, ни об чем.
Ты изделай-ка три года набору, набери-ка три полка солдат,
Я пойду, я пойду, разорю я турецкого царя!
328
«Что ж это в каменной Москве за тревога?..»
Что ж это в каменной Москве за тревога?
Во призывный новый большой колокол прозвонили,
Во печальны славны барабанчики указы били?
Переставился наш родный батюшка Павел-император.
По всей матушке каменной Москве ладон спошибает.
Из палат несут его гробницу, несут золотуя.
Во перед-то идут самой гробницы попы, патриархи,
Позади идут самой гробницы все князья, бояре.
По правую руку идеть гробницы сам сын цареев.
Он ни так плачет, младый сын цареев, только что река льется,
Он ни так плачет, младый сын цареев, только что быстра льется.
— Ты не плачь-ка, младой сын цареев, не плачь, не печалься!
— Да как жа мне не плакать, да как не тужити?
Подошли-то года плохия, господа лихия:
Изведут-то меня, млада цареича, за младые лета,
Не дадут мне, младому цареичу, да мне спомужати.
329
«Ни спалось девки, ни дрималось…»
Ни спалось девки, ни дрималось,
Ничаво во сне ни видалось.
Тольки видилась сон бессчастной:
Как буйны вятры падымались,
Сы харом верхи сарывали,
Что па самыи па акошки,
Па хрустальныи па стекольцы.
Ни спалось девки, ни дрямалось,
Ничаво ва сне ни виделась.
Толька видилось красной девки,
Как француз Москву разаряе.
Красну девицу в полон взяли,
Генералушку падарили.
Красная девица слезна плача,
Гинирал девку унимая,
Шалковым платком утирая.
— Ты ня плачь, ня плачь, красна девка,
Я куплю табе три падарка.
— Ни хачу тваих трех падарков,
Ты пусти, пусти вы Рассею
С родом-племинам павидаться,
С атцом, с матерью распраститься.
330
«Ты Росея, ты Росея…»
Ты Росея, ты Росея,
Ты Россейская земля!
Про тибе, наша Росея,
Далеко слава прашла:
Про Платова казака,
Росейскава воина.
Вот как Платов-ат казак,
Он во Франции гулял,
Со французом воевал,
Француз ево не узнал.
Сам к парату подъизжал,
Ко паратному крыльцу,
Ен биз спросу, биз докладу
Сам к палатушке пошел,
Черный кивер скидавал,
Француз ево не узнал.
За купчика пачитал,
За белыя руки брал,
За дубовый стол сажал,
Рюмку водки наливал,
На подноси подавал.
Выпил рюмку наш казак,
В разговор он с ним вхадил:
— Я в Москве сколько бывал,
Всех судей ваших знавал,
Одново только не знал
Я Платова казака,
Росейскова воина.
Я бы сколько казны дал,
Кто бы мне яво юказал!
— Вам нашто казны терять —
Еве так можно узнать.
Посмотритя-тка на мине:
Точно таков, Платов я!
Эполеты с золотом,
Черный кивер са пером,
Перчатачки с серебром!
331
«Вдоль по речке, по реке…»
Вдоль по речке, по реке,
Вдоль по быстрой, широкой
Всколыхалася волна —
Подымалася война,
Вся французская земля.
В Москву-город увашли,
Много дела сделали,
Много крови пролили,
Все за белого царя.
У Платова казака
Обстрижена голова,
Обобривши борода.
Француз в гости к себе звал,
За дубовый стол сажал,
Сладкой водки наливал,
На подносе подносил:
— Да ты выпей-ка, купец,
Разудалый молодец!
332
«Через речку за реку взбушевалася волна…»
Через речку за реку взбушевалася волна,
Взбушевалася волна — подымалася у нас война:
Подымалась вся французская земля,
Сквозь Россиюшку она прошла,
Во Москву-город зашла.
В Москве мало стояла, много штурму сделала,
Кроволитья больше того пролила.
333
«Заплакали сенаторы все ясные очи…»
Заплакали сенаторы все ясные очи.
Вы не плачьте, сенаторы, авось бог поможить!
Пошли наши сенаторы во город Саратов.
Во городе Саратове речушка Вохлушка,
Как на этой на Вохлушке стоял вор-французик.
Француз рано уставаить, жандара взбужаить:
— Молодые жандарята, вы седлайте коней!
Поедемте, жандарята, во чистое поле.
Мы посмотрим-поглядимте российскую силу! —
Стоит сила в три ряда, еще во четыре,
Огонь горить, стрела летить, француз утекаить.
334
«Пареж ты мой, Парежок…»
Пареж ты мой, Парежок,
Пареж славный городок!
Не хвалися, не хвалися вор-хвранцуз,
Есть получше, есть получше Парежа:
Все в нас каменна Москва,
Да она ж камнем, камнем выслана,
Желтым, желтым пяском всыпана.
335
«Мы стояли на границе, мы ня думали ни об чем…»
Мы стояли на границе, мы ня думали ни об чем,
Толькя думали, гадали — нам убратца хорошо,
Нам убраться, вы паход скоро идтить.
Вы паход скоро мы пашли, к новой речки подошли;
Нисчаслив этот перевозец, подымался с гор туман,
Подымался с гор туман, француз силу забирал,
Француз силу забирал, сорок пушик зарижал,
Сорок пушик зарижал, путь-дорожку разорял.
Разорил эту путь-дорожунькю неприятель, вор-француз.
Разоримши путь-дорожку, он в свою землю жить пошел,
Он пошел, он пошел, к новой речки подошел.
Во свою землю нашел, кы Парижу подошел.
Ты Париж мой, Парижок, Парыж славный городок!
Есть получше, есть покраше Парижка —
Белокаменна Москва.
336
«За Кубаном огни гарять, а по полю дымно…»
За Кубаном огни гарять, а по полю дымно…
Пашли наши казачуньки — чуть росыньки видно.
Они идуть, маладыя, назад паглядають,
Назад, назад паглядають, чижало вздыхають.
Астаются наши дома маладые жоны,
Маладыя наши жоны, есть малыи дети.
Вот задумал казаченька в Грузей памирети.
Помир, помир наш полковник своей скорай смертью.
Палажили казачиньку на траву-муравку.
— Лижи, лижи, казачинька, с вечера да йютра,
Мы даложим палковничку, выраим магилу.
Лишь пазволь граф Паскевич — сделаим грабницу,
Мы сделаим грабницу, темнаю тимницу. —
Тело несуть, каня ведуть, конь галовку клонить;
— Проржи, проржи, конь вароный, против маво дома! —
Йюслышали яво люди в каминной палати.
Как была ба я кукушка, были б сизыя крылья,
Возлитела, политела в турецкую землю,
Во турецкую я землю, на край, на границу.
337
«Ни бяла заря, гусарушки, занималаса…»
Ни бяла заря, гусарушки, занималаса,
Ни ясна сонца, гусарушки, выкаталаса,
Ох, да сила выступала, сила вольская,
Сила вольская, гусарушки, царя белава,
Царя белава, гусарушки, Петра Первава.
Напиред идуть гусарушки сы знаменами,
Сы знаменами идуть гусарушки с пазлаченами.
Пазаду идуть гусарушки с барабанами.
Барабанушки прабили па-виселаму,
Эй, указушки прачитали па-тичальнаму.
Вы втором полку, гусарушки, урон сделалса,
Урон сделалса, гусарушки, генерал помяр.
Ни сваей смертью генерал помяр — вор-хранцуз убил.
Самово-то генералушку на плячах нясуть,
Маладую генеральшу шестерней везуть,
Маладая генеральша слезно плакала.
Вы несите генералушку через три поля,
Чирез три поля генералушку на круты гары,
Вы заройтя, закапайтя ва жалты пяски.
338
«Завродился-то вор Засорушка…»
Завродился-то вор Засорушка, Засорин в городе Ростове,
А теперича Засорушка, Засорин за Доном кочует.
Он не один-то вор, Засорушка кочует — с братом Ковалевым.
Вечеру поздно-позднешунько Засорин Яшка спать ложился,
По ютру рано Засорин Яшка подымался.
Он сы травки, сы муравушки Засорин росой умывался,
Он на восход красного солнушка Засорин, он богу милился,
Что на все четыре сторонушки Засорин Яшка поклонился,
Со Ростовом городочиком Засорин Яшка распростился:
— Ты прощай, прощай, Ростов, славный городочек, с частыми кобаками,
Оставайся кочевать, подлый городочик, с красными рядами.
Как по этим по рядочкам Засорин да Яшка гуляет.
Он ко всякому замочику Засорин ключик подбирает,
Он и красныи товары, Засорин Яшка, выбирает.
Он своему брату Ковалеву, Засорушка, товар отдавает.
Он про то, вор Засорушка Засорин, он думу гадает,
Он думушку все гадает, Засорушка, что никто не знает.
Вор Засорушка, Засорин. Вдруг его поймали,
Вдруг его поймали, Засорина, кнутом наказали,
Да кнутом наказали Засорушку, да и в Сибирь сослали.
339
КНЯЗЬ ВОЛКОНСКИЙ И ВАНЯ-КЛЮЧНИК
Было во городе, было на Митровке,
Тут жил-проживал тут Волхонский князь.
Как во князя Волхонского был Ваня-клюшничик,
Молодой его княгини полюбовничик.
Он и год живет, Ванюша, он и два года.
Как на третий годочик князь доведался
Через ту ли девку, девку сенную,
Через самую подлячку, черз последнюю.
Закричал князь Волхонский громким голосом:
— Уж вы слуги мои, слуги верные!
Вы подите, приведите Ваню-клюшничка,
Молодой моей княгини полюбовничка!
Все ведут, ведут Ванюшу к самому князю.
У него шубенка вся изорвана,
Его буйная головка располомана,
А миткалева рубашка вся с кровью помешана.
Приведут все Ванюшу к самому князю:
— Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи, Ванюшка!
С которых пор живешь со княгиньею?
— Уж я знать того не знаю, сударь, я не ведаю!
Как простил все Ванюше князь Волхонский.
Как пошел Ванюша прочь от князя ли,
Он пошел ли Ванюша вдоль и по двору,
Все запел Ванюша песню новую.
Как услышала княгиня Ванюшин голосок,
Выходила княгиня, выходила на балкон:
— Ты не вешай-ко, Ванюша, своей буйной голове!
Услышал ли князь Волхонский голосок княгиньи той,
Закричал ли князь Волхонский громким голосом:
— Уж вы слуги, слуги мои верные!
Вы берите-ка лопаты железные!
Уж вы ройте-ка, копайте ямы все глубокие!
Становите-ка столбы все дубовые!
Перекладину кладите все кленовыя!
Уж вы вешайте рели все шелковыя!
Уж вы вешайте Ванюшу, вора-клюшничка!
Все ведут Ванюшу, Ваню вешати —
Как и всем-то Ванюша, Ваня кланяется,
Он со всеми, Ваня, распрощается.
Распрощомшись, Ваня слово вымолвил:
— Вы позвольте ли, братцы, песню нову спеть!
То-то, братцы, было попито,
Было попито, поедено,
На тесовой на кроватке было полежано,
У сахарныя усточки было поцеловано!
Как повесили Ванюшу, удавить хотят.
Все висит Ванюша, висит, все мотается,
Молодая королевна все кончается!
Молодой ли Ванюша удовляется,
Молодая королевна по нем перставляется.
Все Ванюша удавился,
Молодая княгиня все перставилась…
Как и князь Волхонский по ней сумлеваится:
— Скверная девчонка! Начто ты донашивала?
Что и лучше бы того сам князь перенес бы я.
340
ТРИ ЗЯТЯ
У отца, у матери
Зародились три дочери,
Ей, али, лей, али,
Зародились три дочери!
Две дочери счастливые,
А третья несчастная!
Большая дочь говорит:
— Отдай меня, батюшка,
В Москву за посадского! —
А другая дочь говорит:
— Отдай меня, батюшка,
В Щигры за подьячего! —
А третья дочь говорит:
— Отдай меня, батюшка,
У Крым за татарина! —
Большая дочь приехала:
Не плачь по мне, матушка,
Не тужи, родный батюшка!
У моего посадского
Свечи неучасимые.
Всю ночь мастера сидят
И льют перстни золоты
На мои руки белые.
На мои руки нежные! —
Другая дочь приехала:
Не плачь по мне, матушка,
Не тужи, родный батюшка!
У моего у подьячего
Свечи неугасимые
Всю ночь мастера сидят,
Шьют платья шелковые
На мое тело белое,
На мое тело нежное!
Третья дочь приехала
— Поплачь по мне, матушка,
Потужи, сударь-батюшка!
У моего татарина
Свечи неугасимые
Всю ночь мастера сидят,
Плетут плети шелковые
На мое тело белое,
На мое тело нежное!
341
ОКЛЕВЕТАННАЯ ЖЕНА
Летит пава, она ронит перья,
Не жаль павы, жаль перушек,
Не жаль отца, жаль молодца:
Везуть молодца во солдатушки.
Йон и год служил, йон другой служил,
На третий год ко двору пришел.
Жена встретила его середи луга,
А мать встретила супротив крыльца.
— Сын ты мой, сын возлюбленный!
Моя сноха, а твоя жена,
Твоя жена — горькая пьяница,
Коней твоих пораспропила,
Соколов твоих пораспустила,
Меды твои пораскушала.
Сады твои позасушила.
Сын ты мой, сын возлюбленный,
Возьми ты свою саблю вострую,
Смахни ты у ней буйну голову,
Покатилась же буйна голова,
Покатилась же во конюшенку:
Кони стоять, сено-вёс едять,
Соколы сидять — очищаются,
Меды стоять — позаплесневели,
Сады стоять зеленешеньки.
— О мать ты моя, змея лютая,
Змея лютая, подколодная!
342
СЕСТРЫ ИЩУТ УБИТОГО БРАТА
Воспоил, воскормил отец сына,
Воспоя, воскормя, ни взлюбил сыну,
Невзлюбя сына, со двора сослал:
— Ты поди-ка, сын, со двора долой!
Ты спознай-ка, сын, чужую сторону,
Чужу сторону, незнакомую!
Как у молодца в него три сестры,
Три сестры; три родимыя.
Как большая сестра коня вывела.
Как середняя — седло вынесла,
Как меньшая сестра плетку подала.
Она, подамши плетку, все заплакала,
Во слезах братцу слово молвила:
— Ты када ж, братец, к нам назад будешь?
— Уж вы сестрицы мои, вы родимыя!
Вы подите-ка на сине море,
Вы возьмите-ка песку желтого,
Вы посейте-ко в саду батюшки.
Да када песок взойдет, выростет,
Я тогда ж, сестры, к вам назад буду.
Как прошло братцу ровно десять лет,
На десятый год сестры искать пошли:
Как большая сестра — в море щукою,
Как середня сестра — в поле соколом,
Как меньшая сестра — в нёбо звёздою.
Как большая сестра про братца не слышала,
Как середняя сестра про братца слышала,
Как меньшая сестра братца видела.
343
КАЗАК ЖЕНУ ГУБИЛ
— Вспомни, Донюшка, вспомни, душечка,
Про свово дружка — про Иванушку:
Да как наш Иван по ночам гулял,
По ночам гулял, по полуночам.
Йон не один гулял — с красными с девками,
С красными с девками, са елецкими.
— Сударь-батюшка, сударь родненький!
Усех девушек замуж вотдали;
Одна Дунюшка оставалася.
— Посиди, Доня, потерпи горя!
— Сударь-батюшка, мне не терпится!
Мне не терпится, замуж хочется,
Замуж хочется — за Иванушку.
Из-под камушка, камня белого.
Из-под кустика, с-под ракитова,
Там бежит речка, речка быстрая,
Речка быстрая, вода чистая.
На той речушки девка мылася,
Девка мылася, она белилася.
Она, умывшись, набелившись, на гору взошла,
На гору взошла, диво видела,
Диво видела, дивовалася:
Добрый молодец — он коня поил,
Он коня поил, коня сивова,
Коня сивова-сивогривова,
Сивогривого, белкопытаго,
Белкопытого, кругом кована.
Конь воды не пьет, он копытом в землю бьет.
Он копытом в землю бьет,
Из копыта руда йдеть.
Как и мой-то милой думу думаеть,
Думу думаеть, думу крепкаю.
Да и как же вить мне быть,
Как жену губить?
Загублю жа я жену рано с вечера —
Малы детушки спать уляжутца.
Ко белу свету детки проснутца,
Ны про матушку ны успросются:
— Родный батюшка, игде матушка?
— Уж вы, детушки, ваша матушка,
Ваша матушка в новой горнице,
В новой горнице богу молится.
— Уж ты, батюшка, тама нетути!
— Уж вы, детушки, вы, сиротушки,
Ваша матушка убита лежит.
344
МОЛОДЕЦ И КОРОЛЕВНА
Вот ходил ли я, молодчик, по чистом я полю,
Я бил, я побивал я гусей-лебедей.
Застрелил ли я, удалый, сизого голубя,
Опоздал ли я, молодчик, идтить-ехати.
Во всем городе воротички была заперты,
Караульщички молоденьки, они крепко спят,
Что одна ли не спала ли красная девушка,
Она такая Перекраса-королевишна.
Вынимала из комода золоты ключи,
Успущала добра молодца, все наказывала:
— Ты двором иди, молодчик, не закашляйся,
К новым сеням подходи, не застукайся!
Не услышал бы родимый сударь-батюшка,
Не сказал бы он родимой моей матушке.
Ты на утре ли, молодчик, не напейся пьян,
Во хмелю-та, разудалый, не похвастайся! —
Как на утре-та молодчик напивался пьян,
Во хмелю-та разудалый похваляться стал:
— Как вечор ли я, молодец, в гостях гостил,
Я в такой Перекрасы-королевишны. —
Что поутру про удалова дозналися.
Призывал король молодчика во палатушки:
— Ты скажи, скажи, молодчик, где в гостях гостил?
Я за то тебя, удалова, пожалую!
Я пожалую молодчика палатушками,
Вот такими ли палатами — на трех столбах.
Я сострою тебе релюшки точеные,
Я повешу тебе петельку шелковую! —
Уж как добрый молодец стал качатися,
Перекраса во саду стала кончатися.
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
345
«Деверечик, деверинушка…»
Деверечик, деверинушка,
И где твоя животинушка?
Коровушка во дубравушке,
Лошадинушка на плошадушке,
А свиньюшки по трясинушке,
Овечушки возле речушки.
346
«У ворот перепе́лушка лета́ла…»
У ворот перепе́лушка лета́ла,
У ворот ря́бая порхала.
Узувался сходатай-сват
Перепелушку ловить,
Узувался сходатай-сват на кони.
Сходатай-сват воронова коня уморил,
Рябую перепелушку не уловил.
У, ворот, у ворот перепелушка летала,
У ворот, у ворот рябая порхала.
Узувается Осипушка
Перепелушку ловить на кони.
Осипушка ворона коня не уморил,
Рябую перепелушку уловил,
Я мечала перепелушку у пушку.
Ажно это Агафьюшка у земчужику.
Я мечала перепелушку под лучком,
Ажно это Аграфенушка под бочком.
Я мечала перепелушку рябую,
Ажно это Агафьюшку младуя.
Я мечала перепелушку во перьях,
Ажно это Агафьюшка в жерельях.
347
«И кто ж у нас у́мен! И кто ж у нас разумен?..»
И кто ж у нас у́мен! И кто ж у нас разумен?
У нас Андрей у́мен, Прокофьич разумен.
Он хорошо ходит, манерно ступает,
Сапог не ломает, чулок не марает.
На коня садится, а конь веселится,
Плеткою машет, а конь под ним пляшет.
К лугам подъезжает — луга зеленеют,
К садам подъезжает — сады расцветают,
Сады расцветают, пташки распевают.
На двор въезжает — матушка встречает:
— Поди, мое дитятко! Поди, мое милое!
Что ты ходишь не весело, гуляешь не радостно?
— Сударыня, матушка, как же веселому быть?
Друзья, братья женятся, а я холостой хожу,
Еще не женатенький, белый, кудреватенький!
— Женись, женись, дитятко! Женись, женись, милое!
Возьми ж, возьми ж, дитятко, купецкую дочерь
С няньками, с мамками, с сенными с девками!
— Сударыня-матушка! То мне не жена будет,
То мне не работница, а в доме не кукобница! [72]
348
«Цвела, цвела вишенья алыми цветами…»
Цвела, цвела вишенья алыми цветами,
Опадала вишенья ра́ными зарями,
Все что-то Натальюшке на русую косу,
Все что-то Григорьевне на алую ленту.
То-то ж бы Натальюшка потише ходила,
То-то ж бы Григорьевна не бодро ступала,
Носила бы ключики, ими не звонила,
Родимаго батюшку ими не будила,
Сударыню-матушку ими не гневила!
Черные сурмила — Из Чернагорода,
Наша Лукерьюшка с высока терема.
Убравшись, Лукерьюшка, она заплакала:
— Как-то мне с матушкой да расставаться будет?
Как-то мне да с батюшкой распроститися? —
Приедет да Ефим-сударь на вороном коне,
Тут-то я да и с матушкой я расстануся,
Тут-то я да и с батюшкой распрощаюся.
349
«Летела-то галка, летела-то черна…»
Летела-то галка, летела-то черна
Через сад.
Эй, али-али,
Ляй-али, через сад.
Роняла она перья, роняла она черные
В зелен сад.
Эй, али-али,
Ляй-али, в зелен сад.
Вдарила правым крылом
Об терем.
Эй, али-али,
Ляй-али, об терем.
— Не пора ли тебе, Настасьюшка,
С терема долой?
Эй, али-али,
Ляй-али, с терема долой?
Не пора ли тебе, Тимофевна,
С высока долой?
Эй, али-али,
Ляй-али, с высока долой?
— Что тебе, галка, что тебе, черна,
Дело до меня?
Эй, али-али,
Ляй-али, дело до меня.
Есть у меня родной батюшка
Без тебя.
Ей, али-али,
Ляй-али, без тебя.
Когда велит, когда благословит,
Тогда я пойду.
Ей, али-али,
Ляй-али, тогда я пойду.
Расстелют шелковы ковры —
Я стану.
Ей, али-али,
Ляй-али, я стану.
Подвинут зелену карету —
Я сяду.
Ей, али-али,
Ляй-али, я сяду.
Посадят молодого кучера —
Поеду.
Ей, али-али,
Ляй-али, поеду.
Молодой кучер
В нас Виктор.
Эй, али-али,
Ляй-али, в нас Виктор,
Он швец, он кузнец,
Чеботарь.
Эй, али-али,
Ляй-али, чеботарь.
Сошьет своей Настасьюшке
Башмачки.
Эй, али-али,
Ляй-али, башмачки.
Сошьет своей Тимофевне
Алые.
Эй, али-али,
Ляй-али, алые.
С хохольчиком, с мохорчиком [73] ,
С пучком.
Эй, али…
350
«Сваха на свадьбу спешила…»
Сваха на свадьбу спешила,
Перед печкой рубашку сушила.
Передок у рубашки спалила,
Свет-Настасью замуж манила:
— А у нас жить приволье,
А у нас жить роскошье. —
Пошла я, спроведала,
Чужу сторону изведала.
351
«На море да и утушка да купалася…»
На море да и утушка да купалася,
На море да серая полоскалася.
Окупавшись да и уточка встрепенулася,
Встрепенувшись да и уточка да воскрикнула:
— Как-то мне с синим морем да будет расстаться,
Как-то мне с крутых бережков да подняться?
Захватит да и зимушка, зима лютая,
Выпадут да и снеги да глыбокие,
Вдарют ли морозы да крещенские!
Тут-то я с синим морем я рассталася,
Тут-то я с крутых бережков подымалася.
В тереме да Лукерьюшка убиралася,
В высоком Сергеевна умывалася,
Белыми белилами она белилася,
Алыми румянами она румянилась,
Черными сурмилами брови сурмила,
Белые белила — из Белагорода,
Алые румяны — из красной Москвы.
352
«Да рябина, рябинушка…»
Да рябина, рябинушка,
Да рябина кудрявая,
Еще качурявая.
Как тебе ж, рябинушка,
Как тебе не скучится,
На болоте стоючи?
Молодая молодушка,
Марфа Кузминична!
Как тебе не стошнится,
За старым жиемчи?
— Положу же я
Свово старово
Среди же я погреба.
Накрою соломою,
Подложу огонушку,
Зажгу я соломушку!
353
«Как нынче у нас ни порошица выпадала…»
Как нынче у нас ни порошица выпадала.
Аи, ляли, али-ляй-ляли, выпадала.
Натальюшка извощичков нанимала,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, нанимала,
Она семь пар коней, восьмой воз,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, восьмой воз.
А как бы кто ж скоморошничка да подвез,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, да подвез:
— Играй, играй, скоморошничек, с села до села,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, до села,
Уж штоб была Натальюшка весела,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, весела,
Уж штоб была Михайловна завсегда,
Ай, ляли, али-ляй-ляли, завсегда.
354
«Ой, был ли ты, да бело́й лебедь, на море?..»
— Ой, был ли ты, да бело́й лебедь,
На море?
Ой, видел ли, да бело́й лебедь,
Лебедку?
— Да и как же мне да и на море
Не бывать?
Да и как же мне да лебедушки
Не видать?
Да поплыла ж моя лебедушка
В тростничок,
Да за ней утушки
В три ряда,
Да и маленьки утеночки
В четыре.
— Да и был ли ты, Васильюшка,
У тестя?
Да и видел ли ты, Васильюшка,
Наталью?
— Да и как же мне да у тестюшки
Не бывать?
Да и как же мне да Натальюшки
Не видать?
Да пошла ж моя Натальюшка
Во терем,
Да за ней молодиц
В три ряда,
Да и красных, да и девушек
В четыре.
— Да и был ли ты, Васильюшка,
У тестя?
Да и видел ли ты, Васильюшка,
Да тестя?
— Да и как же мне да у тестюшки
Не бывать?
Да и как же мне да и тестюшку
Не видать?
Да што бырчатый [74] полушубок —
То тесть мой,
Да што дымчатое полотенчико —
То теща моя,
Да што набекрень шапка —
Деверь мой.
355
«Пайду по силу́ набяру овса…»
Пайду по силу́
Набяру овса.
Кисель мой кисель,
Авсяный кисель!
Набяру овса
Полтора зерна!
Кисель мой кисель,
Овсяный кисель!
Намачу я яво
Ва вчерашний ваде,
А вчирашния вада
Сукамышная.
Таракан налакал,
Просук [75] жопу напласкал.
Посылала Прасковья
Прокофья за дровами.
Она дала ему кабылу
Ниезженную,
Она дала ему секиру
Нисеченую,
Она дала ему сермяжку
Разнополинькяю,
Она дала ему шляпеночку
Глубокинькию.
А кабыла ни визеть,
А сикира ни сичеть.
Разнопольная сирмяжка,
Она ступить ни даеть.
А глубокинькя шляпеночка,
Она взглянуть ни даеть.
Вынасила Прасковья
Блинов горячих.
Ты и ешь — ни краши,
Да и завтра ни праси.
356
«Каравай, каравай, он валяется…»
Каравай, каравай, он валяется,
Каравай, каравай, он катается,
Каравай, каравай, он на блюдца глядить,
Каравай, каравай, он на блюдца сел,
Каравай, каравай, он на брусья глядить,
Каравай, каравай, он на брусик сел,
Каравай, каравай, на лопатку глядить,
Каравай, каравай, на лопатку сел.
Каравай, каравай, он и в печку глядить,
Каравай, каравай, как и печку полез,
Каравай, каравай, в печке ножки обжег:
Ты пекись-дерись, каравай.
Толще печки кирпичной,
Выше столбика дубового.
357
«Сокалы, вы, сокалы! Куда вы лётали?..»
— Сокалы, вы, сокалы!
Куда вы лётали?
— Мы летали, лётали
На синиё на моря.
— Вы что тама видели?
— Мы серую утицу.
— Вы что её не взяли?
— Мы взяти её не́ взяли,
Мы ей крылушки подшибли.
358
«Матушка! в соборе к вечерни…»
— Матушка! в соборе к вечерни,
Сударыня, в соборе к вечерни!
— Дититка, да по всем по приходам,
Свет милое мое, по всем по приходам.
— Матушка, во Троици нету,
Сударыня, во Троицы нету!
— Дитятка, во Троици свадьба,
Свет милое, во Троици свадьба.
Матушка, да чия ж эта свадьба?
Да сударыня, да чия ж эта свадьба?
— Дититка, Степанова свадьба,
Свет милая моя, Федорыча свадьба.
— Матушка, да што ж в поли пыльна?
Сударыня, да што ж запылилось?
— Дитятка, кони узыгрались.
Милая, вороныя узыгрались.
— Матушка, да чии ж это кони?
Сударыня, да чии ж вороныя?
— Дититка, Степановы кони,
Свет милая моя, Федорыча вороныя.
— Матушка, да по юлици едуть!
Сударыня, да по юлици едуть?
— Дититка, ни бось, ни пужайса,
Свет милая мая, не отдам в чужи люди.
— Матушка, на широкий двор взижжають!
Сударыня, на широкий двор взъезжають!
— Дититка, ни бось, ни пужайся,
Свет милая моя, ни ятдам в чужи люди.
— Матушка, на новое крылицо всходють!
Сударыня, на новое крылицо всходють!
— Дититка, не бось, ни пужайса,
Милая, ни ятдам в чужи люди.
— Матушка, во горницу всходють!
Сударыня, во горницу всходють!
— Дититка, ни бось, ни пужайся,
Свет милая моя, ни отдам в чужи люди.
— Матушка, за дубовый стол садятца!
Сударыня, за дубовый стол садятца!
— Дититка, ни бось, ни пугайся,
Свет милая моя, ни отдам в чужи люди.
— Матушка, образами бласловляють!
Сударыня, образами бласловляють!
— Дититка, ни бось, ни пугайся,
Свет милая моя, ни отдам в чужи люди.
— Матушка, в повозку сажають!
Сударыня, в повозку сажають!
— Дититка, ступай, бог с тобою!
Свет милая моя, ступай, бог с тобою!
359
«Ты труба моя, трубушка́…»
Ты труба моя, трубушка́,
Ты труба моя серебряная,
Воструби, труба, по-трубному,
Штобы в той трубе слышно было
Катерининой матушке,
Степановной матушке,
Как от ней дитя везут,
Как от ней чаду милаю!
Ты труба ль моя, трубушка,
Ты труба ль моя серебряная,
Воструби, труба, по-трубному,
Кой бы час она юслышала,
Тот бы час она заплакала.
Сы терема ларцы несут,
Сы высокова кованыя.
360
«Ну да как же мне, мать…»
— Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать.
Землю пахать,
Землю пахать?
— Вот и так, вот и сяк,
Вот и этак, и вот так!
Эй, мати, эй, мати! [76]
— Ну да как же мне, мать,
Лен-то сеять.
Лен-то сеять?
— Эй, мати, эй мати!
Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать,
Лен-то брать.
Лен-то брать?
Ну да как же мне мать,
Ну да как же мне, мать,
Лен-то стлать,
Лен-то стлать?
Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать,
Кучера любить,
Кучера любить?
Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать,
Повара любить,
Повара любить?
Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать,
Лакея любить,
Лакея любить?
Ну да как же мне, мать,
Ну да как же мне, мать,
Барина любить,
Барина любить?
361
«Веселитеся, подружки, к нам весна скоро придет…»
Веселитеся, подружки, к нам весна скоро придет,
Солнце глянуло, с гор снежки согнало, в лужки мороз!
Расцветай в поле цветочки и ракитовы мелки кусты,
Из-под тех ли из кусточков быстра речинька текет,
Как на ту я на реку гулять с милым выхожу,
Гулять с милым выхожу, свою горя выношу,
Пущу горюшко вдоль по речке по речке, по реке,
Как мое ли горюшко, оно не тонет, ни плывет,
Оно не тонет, ни плывет, прочь от бережка нейдет.
362
«Ты о чем, ты о чем, ты моя кукушечка, о чем ты кукуешь?..»
— Ты о чем, ты о чем, ты моя кукушечка, о чем ты кукуешь?
— Да ведь как же мне, кукушечке, как мне ни куковати?
Что один-то был зеленый сад — и тот стал засыхать,
Что одно у меня тепло гнездышко — и то разорили,
Что один-то был соловушко, да и тот вылетает,
Что один в меня мил сердечный друг — и тот отъезжает,
Что одноё красную девушку мене спокидает.
А я одна, красная девушка, дома остаюся,
Много горя-горюшка наберуся.
363
«Пойду я в рощу, погуляю…»
Пойду я в рощу, погуляю,
Белую березу заломаю,
Али-лей, заломаю! [77]
Белую, кудряву защипаю!
Я вырежу два пруточка,
Я сделаю два гудочка,
А третию балалайку.
Заиграйте вы, гудочки,
Разбудите моего мужа,
Разбудите вы старого:
— Вставай, старый, не ленися!
Вот тебе помои, умойся!
Вот тебе рогожка, утрися!
На заслонку, богу помолися!
На тебе сухарик, подавися!
Вот тебе батог, подоприся!
Вот тебе корыто, завалися!
364
«На речке-реке, на речке быстрой…»
На речке-реке, на речке быстрой
Купался бобер, черный, молодой.
Он не выкупался, только вымарался,
На берег узшел — обтряхивался,
На горку узшел — обсушивался.
Охотнички ездят, черного бобра ищут,
Хочут бобра бить, кунью шубу сшить,
Бобром опушить, жену снарядить,
К обедне отпустить, во след поглядеть!
365
«Соловей-птица на долинушки сидит…»
Соловей-птица на долинушки сидит,
Горьку ягоду калинушку клюет.
Мил по горенке, мил похаживает,
Калену стрелу мил заряживает.
Каленой стреле мил приказывает:
— Ты лети, лети, ты, калинова стрела,
Ты лети, лети ты на Волгу на реку.
Ты убей, убей серу птицу на воде,
Сиза голубя ты на каменной стене,
Красну девицу во высоком тереме.
366
«У меня ли, молодешеньки…»
У меня ли, молодешеньки,
Невелик мужичоночка,
Он увесь с кулачоночка,
Надо мною надругается,
Над отецкою дочерью,
Над великою боярынью:
Заставляет разувать, раздевать,
Часты пуговки расстегивати,
Его станет подергивати.
367
«Парашенька пашенку пахала…»
Парашенька пашенку пахала,
Широкие борозды метала,
Белую капустку садила,
Она садила, говорила:
— Родись, моя белая капустка,
Родись бела, кочениста.
Листом лопушиста, —
Со вечера тучи заходили,
С полночи дождь поливаить,
Белый свет градом усыпаить,
Грать девок на улицу не пускаить.
— Ох, тетки, молодки.
Не любите мово мужа,
Не любите мово мужа,
Нету в свете ево хуже!
— Да и черт с тобою,
Подцепи его себе на шею,
Волочи за собою.
— Уж и я ж его волочила.
Аж шея моя заболела,
Как котел, посинела!
368
«Уж я улицей — серой утицей…»
Уж я улицей —
Серой утицей,
Через зелен сад —
Перепелушкой,
Через барский двор —
Я холопушкой.
— Ах, рассукин сын холоп!
И где был ты, пробывал?
— Сударыня-барыня,
У тебя в тереме,
С твоей дочерью!
— Ах, рассукин сын холоп,
Я тебя с двора сошлю!
— Сударыня-барыня,
Я и сам сойду
Да три беды сорежу:
Как и первую беду —
Пару коней уведу,
Как другую беду —
Я карету заложу,
А и третью беду —
Твою дочерь увезу.
369
«Из боярских ворот выезжает тут холоп…»
Из боярских ворот
Выезжает тут холоп.
Ай, навстречу холую
Сама барыня идеть,
Сама спрашиваить:
— Уж ты где, холуй, был,
И где был-пабывал,
И где был-пабывал,
И где ночку начевал?
— Сударыня-боярыня,
Я у вас ва дому,
Ва высоком тиряму,
Ва высоком тиряму
С твоей дочерью.
— Уж рассукин сын холоп,
На што сказываишь?
— Сударыня-боярыня,
На што спрашиваишь?
Кабы ты ни спрасила,
Я бы повик ни сказал.
370
«Уж ты, Доня белая…»
— Уж ты, Доня белая,
На что глупость сделала,
Любить Ваню кинула?
— Как же его любить?
Душа, сердце не лежит…
Всегда пьянаво вижу
Во царевом кабаке
Во бумажном колпаке.
Он за сеткою сидить,
Зеленое вино пьеть,
С кабака пьяный нейдеть…
Молодая жена за ним идеть,
Шелковую плеть несеть,
Хочить мужа проучить:
— Ступай, пьяница, домой,
Распропоица, домой!
Распропил ты, размотал
Все твое житье-бытье!
371
«Из-за лесу, лесу темнаго…»
Из-за лесу, лесу темнаго,
Из-за садику зеленаго
Заходили тучки темныи,
Тучки темныи, непогожии,
Сы снегами, сы морозами,
Сы частым дожжичком.
Пролегала там дорожунька
Широка, торна, все раскатиста,
Раскатистая, разухабиста.
Да никто по ней ни хаживал,
Никто следу ни накладывал,
Только ехала, проехала
Единая дочка к матери,
К отцу, к матери поехала.
В ней кобыла уморилася,
Серед лесу становилася,
Серед лесу, серед темнаго,
Серед садика-то зеленаго.
С соловьями думу думала,
С молодыми думу крепкую:
— Соловей ты мой, соловеюшка,
Залетная, вольна пташечка.
Полети-кася, соловеюшка,
На родимую на сторонушку.
Ты скажи, скажи, соловьюшка,
Моей матушке да низкой поклон,
А батюшке — челобитьице.
Это, матушка, неволюшка,
Осударушка, боярщина!
Посылают меня, молоду,
По стюденую по ключ — по воду.
Налетели гуси серые,
Возмутили воду свежаю!
372
«Во садику во зеленинькям, во зеленом гуляла…»
Во садику во зеленинькям, во зеленом гуляла,
Я хорошава, я пригожива ждала.
Ни дождавши его, возле садику пошла.
Навустречу да мне мил-хороший друг идет:
— Здрастуй, милая, ты хорошая моя,
Сы чего же-ты худа, бледна стала?
— Как же мне худой, бледной не быть?
Завсегда я, молода, сокрушаюся по табе!
Меня с горя, сы тоски мои ножиньки по сырой земле нейдут.
Мои ручушки ко работушки не льнуть.
Мои ручушки ко работушки не льнуть.
Я пойду ли, молода, во зеленыя луга,
Я сорву, молода, с ярой травушки цветок,
Я совью ли, молода, сибе легинький венок!
373
«Из-под гор погодушку ветер дует, подувает…»
Из-под гор погодушку ветер дует, подувает,
У нас на синем море весь ледочек узломало.
Посередь моря студенушки усплывали,
Вастраханские бурлаченьки взрадовались,
Во легкие студенушки побрасались,
Во легиньки студенушки разъездные.
Во красной девке живот, сердце замирало
По своему горюшку, по миленьком по дружочку.
Выходила девушка на крутинькой бережочик,
Становилась красная на желтенький песочик,
Она журила, она прикащика суднавова:
— Ты, вор, злодей, судновой, подлец прикащик!
Ты на што, почему суденушко занимаешь!
Ты на што, почему красных девок сажаешь?
Ты на што, почему в ины земли отсылаешь?
374
«Вы заводы ли мои, заводы…»
Вы заводы ли мои, заводы,
Вы хвабришные, горемышныи!
Что завел-то заводы добрый молодец,
Разорила заводы красная девушка,
Красная девушка Палагеюшка.
Разорёмши, она сама в лес пошла,
Сама в лес-то пошла, в лес по ягодки,
В лес по ягодки, в лес по красные.
На рябинушку девка загляделася:
— Ты рибина ль моя, ты рябинушка,
Ты рибина моя, ты кудрявая!
Ты не стой, ты, рибина, близко к речушки
Близко к речушки, рибина, близко к бережку:
Что вясна-то придет, с гор вода польеть,
Все подмоет твои злы корешики!
375
«Матушка моя, головка болит…»
— Матушка моя, головка болит,
Родная моя, головка болит.
— Дитятко мое, платочком свяжи,
Милое мое, платочком свяжи.
— Матушка моя, платок короток,
Родная моя, платок короток.
— Дитятко мое, возьми весь холсток,
Родное мое, возьми весь холсток.
— Матушка моя, животик болит,
Родная моя, животик болит!
— Дитятко мое, поди на печь ляжь,
Милое мое, поди на печь ляжь.
— Матушка моя, на печи батрак,
Родная моя, на печи батрак.
— Дитятко мое, батрак не чужой,
Милое мое, батрак не чужой.
— Матушка моя, ребенок кричит,
Родная моя, ребенок кричит.
— Курва, б…, на кого сказать?!
Подлюга, на кого сказать?
— Матушка моя, скажи на себя.
Родная моя, скажи на себя!
— Курва, б…, да я-то стара,
Подлюга, да я-то стара!
— Матушка моя, скажи на сноху,
Родная, скажи на сноху!
— Курва, б…, сноха молода,
Подлячка, сноха молода!
— Матушка моя, иди за попом.
Родная моя, иди за попом!
Матушка моя, возьми пять рублей,
Родная моя, возьми пять рублей!
Курва, б…, иде их узять?
Подлюга, иде их узять?
— Матушка моя, в чулке под лавкой.
Родная моя, в чулке под лавкой!
376
«В нас по морю, в нас по морю, по синю морю…»
В нас по морю,
В нас по морю, по синю морю
Плыло стадо.
Плыло стадо лебединое.
Отколь ни взялся
Млад сизой орел,
Убил, расшиб
Лебедушку белую.
Под правое,
Под правое под крылушко
Пустил руду,
Пустил руду по синю морю,
А перушки,
А перушки — по дубровушке,
А мелкай пух,
А мелкай пух по поднебесью.
Пила руду,
Пила руду бела рыбушка.
Брала перья,
Брала перья красна девушка
Свому дружку,
Свому дружку на подушечку,
Сердешному,
Сердешному на сголовьица.
Отколь ни взялся,
Отколь ни взялся добрый молодец-душа:
— Здравствуй, девушка!
Здравствуй, девушка красная, душа!
Она ему ж,
Она ему ж не споклонится.
Грозил парень,
Грозил парень красной девке:
— Помни, девка,
Помни, девка, это словечко себе!
Будешь, девка,
Будешь, девка, во моих белых руках!
Будешь, девка,
Будешь, девка, во краватушки стоять.
Будешь, девка,
Будешь, девка, горючи слезы ронять!
Удруг девка,
Удруг девка схомянулася,
Назад девка,
Назад девка повернулася:
— Прости, мой друг,
Прости, мой друг, виновата пред тобой!
Я-то думала,
Я думала, что не ты, мой друг, идешь,
Не ты идешь,
Не ты идешь, низко кланяешься.
377
«Из-под камушка течет речка, не шумит…»
Из-под камушка течет речка, не шумит,
Зеленой садик стоит.
Во том ли во садику там девчоночка сидить.
Сидела бы тут девчоночка под грушею зеленой,
Под грушею зеленой заливалася слезой.
Неродная свекры-матушка рано будит поутру,
Посылает меня, молоду, полночь по воду с вядром,
Полночь по воду с вядром, по морозу босиком.
Признобила свои ноженьки, по морозу ходимчи,
По морозу ходимчи, свежу воду черпамши.
Почерпнувши свои ведерки, на плечушка подняла,
На плечушка подняла, на круту гору взошла,
На круту гору взошла, к родной матушке зашла.
— Родимая матушка, зачем замуж отдала?
Зачем замуж отдала за стараго старика,
За стараго старика, за сядую бороду,
За сядую бороду, за табачную ноздрю!
378
«Лител воран чирез поля…»
Лител воран чирез поля,
Кричал ворон: «Сею-вею,
Сею-вею бел ляночек!»
Уродился бел ляночик,
Тонок, долог, волокнистай,
Волокнистай, лен прядистай!
Стал мой лен поспявати,
А я, млада, горявати:
С кем мне будя лен-ат брати?
Свекор молвил: «Я с табою,
Со снохою с маладою» [78] .
— Эка горя-горяванье,
Чорт — ни бранья,
Все ворчанье!
379
«Вичор на вечеру сидел Денис вы терему…»
Вичор на вечеру
Сидел Денис вы терему,
Чесал русы кудри,
Чесал, приговаривал:
— Пора, пора ехать!
Я сам ни поеду,
Девять послов пошлю,
Десятава батюшку.
Вичор на вечиру
Сидел Денис во терему,
Часал русы кудри,
Часал, пригаваривал:
— Пара, пара ехать!
Я сам ни паеду.
Девить паслов пашлю,
Десятую матушку.
— Пойдем, пойдем, Палагеюшка!
— Нийду я, ни думаю!
Вичор с вечиру
Сидел Денис в терему,
Часал русы кудри,
Часал, приговаривал:
— Пара, пара ехать!
Я сам ни паеду,
Девять паслов пашлю,
Десятай сам пайду.
— Пойдем, пойдем, Палагеюшка!
Пойдем, послушаем,
Что люди говорят.
Говорят люди:
— Пропойница, пьяница,
Палагеин батюшка!
Пропил свою дитятку,
Он пропил свою милую
За виннаю чарочку,
За пивную чашичку.
380
«Живароночик мой молодинькяй…»
Живароночик мой молодинькяй,
Мой малодинькяй, расхорошинькяй,
Ты зачем, зачем рано вылятал,
Рано вылятал сы тяпла гнязда,
Сы тяпла гнязда на пратаинку,
На пратаинку, на пригрев солнца,
На пригрев солнца, на жалты пяски?
Как йю нас, братцы, вы святлой Руси,
Вы святлой Руси, в каминной Маскве,
Там стоить, стоить башня славная,
Башня славная, семиглавная.
На восьмой главе крест серебринай,
На кресте сидить живароначик,
Высако сидить, даляко глядить,
Даляко глядить на синё моря.
На синем мори девки мылися,
Девки мылися и белилися,
И белилися, и румянились.
381
«Мы хадили, мы гуляли…»
Под новый год авсени кличут. Наряженые бабы, мужики, девки наряженые ходят по дворам и поют или, как здесь говорят, грают.
Мы хадили, мы гуляли
Па святым вячерам.
Ей, авсень, ей, авсень! [79]
Мы искали, мы искали
Мы Ульянова двора.
Сиреди яво двора
Стоить горинка нова,
А у этай ва горенке,
Ай, три окна!
А и первое акно —
Светел месяц в окне.
А другое акно —
Красна солнушка.
А й третье акно —
Часты звездушки.
Как светёл-то месяц —
То и сам-ат Ульян.
Што и красно солнушка —
Што Авдотьюшка.
Часты звездушки —
Яго детушки.
Дайте нам ножку
На краснаю ложку!
Ни дадите пирога —
Мы корову за рага!
Ни дадите пышки —
Хозяйку за сиськи!
Кишки да желудки
В печи-та сидели,
На нас-та глядели.
Авсень каледу
Павалял на льду,
Валачил, валачил,
Сарафан намачил.
Ей, авсень, эй, авсень!
382
«Йя, вдоль-та па речке, йя, вдоль-та па Казанке…»
Йя, вдоль-та па речке, йя, вдоль-та па Казанке
Серый силезень плыветь.
Йя, вдоль-та на бережку, йя, вдоль-та по крутому
Добрый моладец идеть.
Сам са кудрями сам со русыми
Разгавариваить:
— Кому ж май кудри, каму ж май русы
Дастанутся расчесать?
Доставались кудри, доставались русы
Старой бабе разобрать.
А сколько ни чешить, сколько ни гладить,
Лишь пуще спукловаить [80] .
или:
Красной девке расчесать.
Сколько ни чешить, сколько ни гладить,
Волос к волосу кладеть.
То-то младцу радость, то-то и веселья
Удалому молодцу!
383
«На улице дождь, дождь…»
На улице дождь, дождь,
На улице сильный.
Вот долина, долина,
Вот широкая моя! [81]
Не ситицем сеить,
Вядром поливаить.
На гори дива —
Варил чирнец пива.
Чирнецкае пива
Разымчиста была!
В голову вступила —
Всиё разламила.
Нильзя тарахнутца,
Нильзя варахнутца.
Сём-кась, тарахнуси,
Сём-кась, варахнуси!
Как братиц систрицу
На ручках лилеить.
— Родима сестрица,
Расти паскарея!
Атдам тибе замуж
В большую деревню,
В большую деревню,
В согласнаю семью.
384
«Вот и мине, младца, таска-горя абуяла…»
Вот и мине, младца, таска-горя абуяла,
Йю мине, йю мине хозяюшкя больно захворала.
Ты хворай жа, ты хворай, хозяюшкя, пабальнея,
Ты йюмри, йюмри, умри, жана, паскорея.
Развяжи ты-то, развяжи жа ты мою буйную головку,
Отпусти жа, атпусти на чужу сторонку,
На легку только, на легкую на работку.
Я страю́, я страю́, я страю-страявую,
Я пайду жа, я пайду да в рощу зилянуя,
Я ссяку, я ссяку, ссяку белаю бирезу,
Я срублю только, я срублю горинку навуя,
Я складу только, я складу печкю муравуя,
Я возьму толькя, я возьму за сибе жану маладуя,
Я сваим я детям мачиху лютуя.
Вот мои, вот дети па горинки ходють,
Йяни сами сабе богу молють:
— И юж ты встань, юж ты встань жа ты, матушка родная,
Ты йюмри, ты йюмри, мачеха лихая,
Ты сгори, ты сгори, горенка новая!
Развались ты, развались, труба золотая,
Юж ты встань жа, встань, матушка ты радная.
385
«Ой, матушка, не могу…»
Ой, матушка, не могу,
Сударыня, не могу!
Э-э-э-ха-хо,
Э-э-ахти мне!
Хочу хлеба да меду!
Отдавали молоду,
Э-э-э-ха-хо,
На чужу сторону,
Не в сваютную семью:
Только свекор, да свекровь,
Да четыре деверья.
Три невестушки,
Две золовушки
Да две тетушки.
Как ведут молоду,
Уговаривают.
Да и свекор говорит:
— К нам медведицу ведут! —
А свекровья говорит:
— Людоедицу ведут! —
А деверья говорят:
— Разори домок ведут! —
А невески говорят:
— К нам непряху ведут. —
А золовки-колотовки
Подкалачивают!
А две тетушки стоят,
Все про то же говорят!
— Позволь, батюшка родимый,
Позволь в горницу войти,
Мне по горнице пройти,
Правду выговорить:
А медведица, батюшка,
Во темном лесу!
Людоедица, матушка, —
Лютая свекровь!
А вы, братья-соколы,
У вас жены таковы!
Вы, невестушки,
Сами в людях живете!
Вы, золовушки,
Сами в люди пойдете!
А вы, тетушки,
Вы не вказывайте
Во чужом дому!
Как поставлю на порог —
Да в три шеи до ворот!
Как за то ль меня муж
Да и больно бил:
Привязал нитку
На соломинку!
Я со этого побоя,
Э-э-э-ха-хо,
Э-э, ахти мне,
Три нидели лежала.
Три без памяти была!
386
«Уж вы бабы, уж вы бабы…»
Уж вы бабы,
Уж вы бабы,
Уж вы бабы молодые!
Вы сходитесь,
Вы сходитесь,
Вы сходитесь в одну хату.
Говорите,
Говорите,
Говорите в одно слово:
— Мы пойдемте [82] ,
— Мы пойдемте,
Мы пойдемте к воеводе!
Воевода,
Воевода,
Воевода — господский сын!
Дай нам волю.
Дай нам волю,
Дай нам волю над мужьями!
— Нет вам воли,
Нет вам воли,
Нет вам воли над мужьями.
Уж вы бабы,
Уж вы бабы,
Уж вы бабы молодые!
Вы сходитесь,
Вы сходитесь,
Вы сходитесь в одну хату.
Говорите,
Говорите,
Говорите в одно слово:
— Мы пойдемте,
Мы пойдемте,
Мы пойдемте к воеводе!
Воевода,
Воевода,
Воевода, господский сын!
Дай нам волю,
Дай нам волю,
Дай нам волю на три года!
— Вот вам воля.
Вот вам воля,
Вот вам воля на три года,
Чем хотите,
Чем хотите,
Чем хотите — колотите:
Поленом,
Поленом,
Поленом — по коленам,
Кирпичищем,
Кирпичищем,
Кирпичищем — по плечищам,
Головешкой,
Головешкой,
Головешкой — по головке.
387
«Три дня бани не топила…»
Три дня бани не топила.
Три дня бани не мела.
Накопила сору до верхнего полу,
До красных окошек.
Приехали гости — узяли по горсти.
Приехала попадья — в ней завистливы глаза —
Полну юбку нагребла!
Пойду я к соседу, пойду к молодому,
К дядюшке родному:
— Ты соседик молодой,
Ты мой дядюшка родной,
Дай ты мне санок сору повозиться.
— Невестка, невестка, сноха молодая,
У нас так не водится —
На санках не возится.
У нас так нейдется — веником метется,
В охапочку берется, под гору несется. —
Гуси-лебеди летели,
В степи баню становили,
Коростель в бане мост мостил,
Муха банюшку топила,
Гнида щелок щелочила.
Блоха парилася, да запарилася,
Об пол вдарилася.
Закричала блохам:
— Вы подайте мне попа
Да запечного клопа
Причастить божью рабу —
Черну блоху во гробу! —
Совка ль моя, совка, бедная удовка!
Где ж ты бывала, где ж ты живала?
— Была я, совка, была я, псовка,
Во темном лесище на старом дубище.
Никто ж то про совку, никто про удовку,
Никто не знает, никто не спознает.
Спознали про совку,
Спознали про удовку
Все добры люди, все милые други.
Стали совку сватать,
Сватов засылати.
Засылали свата, совиного брата:
— Сова ль моя, совка,
Пойдешь ли ты замуж
За белого луня, за милого друга?
— С чего мне не йтити,
С чего не ходити?
Али я кривая, али я слепая,
Али я безносая, али я безрукая?
Совсем сова бравая, зарецкая барыня
Татьяна Ивановна, красная княгиня! —
Стали убирати: лапти, ошмётки,
Онучи, отопки, оборки, веревки.
Сова засмеется — хохол затрясется.
Синицы-игрицы сидят на полице,
Песни играют, сову величают:
Ворона-то — свахой, галка — стряпухой,
Сорока — плясухой, воробей — дружком,
А ворон-повар по двору летает,
Кур-то собирает:
— А куры, вы дуры, ничего не знаете:
Идите к совице, к сове-то на свадьбу!
Как нашу-то совку повезли венчати
Ко синему морю, ко старому дубу.
Сустрелись со совкой синельки, мале́ньки,
Крылушки рябе́ньки, ножки тоне́ньки,
Ноготки востре́ньки,
А носики длинные, а жопки глиняны.
Стали сову рвати, на клоки метати.
Сова сторонилась, назад полетела.
В куст головой, кверху ногой.
Ногами-то топ, топ! глазами-то хлоп, хлоп!
Прилетела ко двору, узвалилась на полу,
Расплакалася, раскудахталася
А лунюшка белый, друг ты мой милый,
Что это за люди, что за татаре?
Синеньки, маленьки, крылушки рябеньки,
Ножки тоненьки, ноготки востреньки,
А носики длинные, а жопки-то глиняны?
— Сова ты дурища, это люди наши,
Наши крестьяне.
За морем бывали, сено косили,
В стоги пометали, домой прибегали.
У мово-то у тестя да и есть что поести:
Сорок кадушек соленых лягушек,
Сорок анбаров сухих тараканов,
Сорок бочонков свежих мышонков.
388
«Таракан дрова рубил…»
Таракан дрова рубил,
Комар по воду ходил,
В грязи ноги увязил.
Он не вытащил,
Глаза вытаращил.
Блоха подымала —
Живот надорвала.
Муха банюшку топила,
Гнида щелок щелочила,
Блоха парилася,
Она запарилася,
Об пол вдарилася.
Закричала блоха:
— Вы подайте мне попа
Да запечного клопа
Причастить божью рабу —
Черну блоху во гробу. —
Уж ты, жор-журавель,
Завдалой молодец,
По мельницам ездил,
Диковинки видел:
Козел муку мелет,
Коза подсыпает,
Молодые козляточки
Себе не гуляют,
Во скрипочку играют.
Две вороны снаряжены
По горнице ходят.
Две сороки-белобоки
Под скрипочку пляшут.
Два кочета, два рябые
Горох молотили.
Две курицы, две красные
С току волочили,
Попадью кормили.
Как и наша попадья
Зародила воробья
Тонконогонького,
Длиннокогтинького.
Как ушел воробей.
Как ушел молодой.
Как нашли-то воробья
Под погребицею
С красной девицею.
Повели воробья
Да на барский двор,
К Капитону в дом.
Капитон, Капитон,
Капитонщичик,
Ты не бей меня жгутом,
Обстриги меня кругом,
Три косички оставь,
У попы меня поставь.
При дороге при большой
Кто ни едет, кто нейдет
Воробья попом зовет:
— Уж ты батюшка-попок,
Что ты служишь без порток?
— Я поеду во полки
Закупать себе портки!
389
«Как Фома-то да Ерема…»
Как Фома-то да Ерема
Они ладно живут,
Ох, братцы мои!
Они ладно живут,
Они сладко едят,
Ох, братцы мои!
Как Фома-то купил телку,
А Ерема-то бычка,
Ох, братцы мои!
390
«Ох, да слабада ты ли мая, слабодушка…»
Ох, да слабада ты ли мая, слабодушка,
Слабада ты ли мая, сяло новая,
Сяло новая, разореная.
Разорил-то сяло степной стараста,
Степной стараста, горький пьяница.
Ён вина-та ни пьет, с кабаку ни йдет-ь,
С кабаку-то ён ни йдё, всегда пьян живё.
На кабак-та идё, пьян шатаетца,
С кабаку-та идё, ён валяица,
За шалковай-то ён травушку, мил, хватаица.
391
«Рожок ты мой, рожок, миленький дружок…»
Рожок ты мой, рожок, миленький дружок,
Бить тебя, не бить?
— За что ж меня бить?
Я три года компан водил, и то цел бывал!
Выскочил такой скоморох, узялся за нас —
И потекли зеленые возгри, и посыпался табак,
И пошел мужик у кабак.
Выпил рюмку, выпил две и на народ вышел, поотважился
— Ох ты, дядюшка Лапухин,
Кто тебе носик облупил?
— Я и здесь мороза прогневил,
Я такую печаль получил,
Гусиным сальцем носик излечил.
Санчурка да Нестерка
Поехали у Орел на семером,
Туды с возами, а оттоль со слезами.
Возы-то повалились, а падры [83] постановились.
Оборки порвались, а лапти порастрепались.
Бежит, бежит Лакала, стычные ребра,
Лозовые кишки, сосновая требуха,
Еловая шкура, семь пудов голова!
— Мужик, ты мужик,
Ты бы 7-ею (?)дал,
Возы-то бы поднял,
Падров-то накормил,
Лапотки б сплел, оборочки свил!
Ох ты, холопе Лакало, ни до тебе дело!
Ох ты, ворона, ворона,
Широкое твое горло,
Ты наше богатство пропила-проела!
Как у нашего купца
Много было богачества:
Полтораста коров, девяносто быков,
В поле идут — насилу ноги несут,
С поля идут — насилу шкуру несут.
Создай, господи, нашему голому голячку, табашничку
Полтораста коров, девяносто быков.
В поле идут — помыкивают,
С поля идут — побрыкивают.
Наш голый голячок-табашничик
Пошел в масляную избу,
Сел на коржачку и рожечком постукивает,
Табачок понюхивает,
Христа бога восхваливает.
Да при мне это дело было,
Снег горел, соломой тушили,
Много народу покрутили,
Однако дело порешили.
Как волки озорничали, себя величали.
Сходила свинья со двора,
За собой сводила махыньких и белиньких.
Он — у колос, у овес.
У ней были зубки ловки,
Усе схватывали головки.
Подходила к волку близко
И поклонилась ему низко.
— Здравствуй, волк-волчок,
Не будет ли с тебя махыньких и белиньких?
— Эх ты, свинушка, я глазами окину
И тебя не покину.
Взял за щетину, и повалил на спину,
И стал косточки объедать,
А мясушко у кучку собирать.
Бежала непорочная лисица:
— Ох ты, кум-куманек,
Некупленное у тебя, дешевое,
Не поделишься ли мясца?
— Эх ты, кумушка, ведаешь, Ермак
Запердел натощак,
И тебе того не миновать!
Лисица видит — нерадостныя речи!
Назад, назад да и бежать!
Прибежала во город во Козельск.
Во городе во Козельске
Сидит красный чадо-петух на дубу.
— Ох ты, петух-петушок,
Спущайся ты на низящее,
С низящего на землящее,
Я твою душу на небеси взнесу.
Петух сдуру лисицу послухал,
Слезал на низящее,
С низящего на землящее.
Лисица стала петушка вертеть,
Петушку невмочь стало терпеть,
Петушок начал пердеть.
— Ох ты, лисица, желтая княгиня,
Как у нашего вы батюшки
Маслицем блинки поливают,
Тебя в гости поджидают.
Там-то не по-нашему — пироги с кашею.
Помяни, господи, Сидора и Макара,
Третьего Захара,
Трех Матрен да Луку с Петром,
Деда-мироеда, бабку-бельматку,
Тюшу да Катюшу, бабушку Матрюшу.
392
«Свет мои ластушки…»
Свет мои ластушки,
Гололобовски сударушки,
Беспятовски клешницы.
Воронежски чулошницы,
Мишински сводницы!
А свет город, светом свет,
Душа-радость, дорогой снаряд.
Примутилася вода с пяском,
Подралася Булдариха с Болдырем,
Побился баран с козлом,
Подралася кочерга с помялом.
Кочерга-та разгнездилась,
Помяло-то раскудахталась.
А и курычка-та бычка радила,
Парасеначик яичка снес,
Безрукай клеть окрал,
Голопузаму в пазуху наклал,
А глухой падслухивал,
А слепой падглядывал,
Безъязыкай караул закричал,
Безногий за сотским пыбижал.
393
«Уж вы ночи ль вы мои, ночи мои темнаи…»
Уж вы ночи ль вы мои, ночи мои темнаи,
Ночи мои темнаи!
Усе-то я ночи, ночушки просиживала,
Как юсе-то я юсе думушки придумала.
Как одна-то мне дума-думушка с ума нейдеть,
Как с ума-то нейдеть, с крепкаго разума.
Кабы были у меня, молодца, крылушка,
Я взвился, полетел на свою сторонушку,
А еще б я поглядел на свой на высок терём…
Как во тереме сидит молода жена.
Что ни одна она сидит — сы малыми детками.
— Уж вы дети ль мои, дети мои малаи,
Уж и кто ж вас, дети, да вас вспоил-вскормил?
— Воскормил, воскормил да нас православный мир,
Воспоила да нас Волга-матушка.
394
«Сы мокрой погодушки перья осыпалися…»
Сы мокрой погодушки перья осыпалися,
Во доброго молодца кудри завивалися,
На доброго молодца девки вздивовалися.
Молодым молодушкам парни полюбилися:
— Распроклятая наша жизнь замужния!
— Разлюбезная наша жизнь девичья!
Ты воспой, воспой, младой жавороночик!
Ты воспой, сидя весной на проталинке,
Вить еще воспой на зеленой травушке!
Еще подай голос, младой жавороночек,
Ты подай голос, голос через темной лес,
Еще подай голос, младой жавороночек, через синий бор,
Еще подай голос, младой жавороночек, в каменну Москву,
В каменну Москву, к мому милому дружку.
Как и мой-то милой сидит во неволюшке,
Во такой во неволюшке — в темном остроге!
395
«Живароночек, живароночек, ну мой молоденькяй…»
Живароночек, живароночек, ну мой молоденькяй,
Мой молоденькей, ну расхорошенькяй,
Ты на што жи, для чаво рано вывился?
Ты на што жи, дли чаво молод вылятал,
Молод вылятал из тяпла из гнязда,
Из тяпла из гнязда вы тямны вы ляса,
Из тямных лясов ны праталинку,
Сы праталинки слятал ны дарожунькю,
Сы дарожуньки на круты горы,
Сы крутых-та горов на жалты пяски,
Сы жалтых-то са пясков на дарожунькю.
Што па то ли пы дарожуньки тут шли плотнички,
Тут шли плотнички-бистапорнички.
Они строили, ну, церкву славнаю,
Церкву славнаю, семиглавнаю.
На васьмой-то на главе хрест сиребряный,
На хрясту вот сидить вольныя пташечкя,
Вольныя пташечкя, живароначек.
Высако-то он сидить, далеко глидить,
Чириз лес глядить на сине моря.
По синю-то вить по морю два кораблика,
Два кораблика, третья лотачкя,
Третья лотачкя изукрашина,
Изукрашина залатым сукном.
396
«Зашаталась, замоталась в поле травушка…»
Зашаталась, замоталась в поле травушка…
Замотался, замотался добрый моладец.
Пришатнулса, примотнулса к тихому Дону.
Ён васкрикнул, йон возгаркнул громким голосом:
Йюж вы братцы мои, братцы-пиривощики!
Пирвизитя мине, братцы, чириз тихай Дон,
Пиривизити мине, братцы, вы калясочку,
Вы визитя мине, братцы, вы сабор-церкву,
Причаститя мине, братцы, исповедайте!
Схаранитя мине, братцы, между трех дорог:
Промеж Киевской, Московской, промеж Питерской.
397
«Юж ты степь моя, степь Моздокская!..»
Юж ты степь моя, степь Моздокская!
Атчего ж ты далеко ты, степь, протянулася?
Протянулася степь до самаго Царицына.
До Царицына, степь, ты до князя Голицына.
Чем же ты, степь, степь, изукрашена?
Изукрашена ж ты, степь, большима дорогами, все широками.
Как по этим дорожунькам, по этим широкиньким
Там ишол, там прошол там обоз извощичков,
Все извощичков обоз — ребята коломенцы.
Кык изделалась у них в обозе несчастьица все нималое,
Захворал-то, занемог молодой извощучик,
Заболела ю него буйная головушка.
— Ох вы, братцы мои, вы, братцы, вы, товарищи,
Не попомните моей прежней грубости!
Вы подите-ка на круту гору,
Соведите-ка коней, коней со крутой горе.
Поклонитеся там: матушки низкай поклон,
А жене-то скажи, скажи на две волюшки:
Хочет — замуж, шельма, идет, хочет — во вдовах живет
Застуюся, молодец, на большой степи,
На большой я степи, степи на Саратовской…
А постель у меня — сама ковыль-травушка,
Да в главах-то в мине — самой бел-горюч камень!
398
«Вы бродяги, вы бродяги, беспачпортны мужики!..»
Вы бродяги, вы бродяги, беспачпортны мужики!
Да вы полноте, бродяги, полно горе горевать,
Настает зима, морозы, мы лишаимся гулять.
Только нам, братцы, страшненько скрозь зеленую пройтить,
Батальён солдат стоит порядком, барабаны по концам,
Барабанушки все забили, под приклад нас повели,
Белы рученьки подвяжут, за прикладом поведут,
Спереди стоят и грозятся, без пощады сзади бьют.
Спины, плечи, братцы, настегали, в гошпитали нас ведут,
Разувают, братцы, раздевают, спать на коичики кладут,
Травкой мятой прикладают, видно, вылечить хотят.
Мы со коичик слезали, выходили на лужок,
Во лужку, братцы, гуляли, стали службу разбирать,
Который прусской, который турский, а мы белаго царя,
Которых били, да били, а мы песенки поем,
А мы песенки, братцы, поем, господам честь воздаем.
399
«Вы брадяги, вы брадяги…»
Вы брадяги, вы брадяги,
Беспачпортные молодцы!
Уж не полно ль вам будет, брадягам,
Свае горе гаревать?
Трудно вам, трудно вам будет, брадягам,
Вам под лесом пастаять.
Идут зимы, идут марозы,
Мы лишаемся своей гульбы,
Хоть ище того трудея
Скрозь зеленый луг пройти.
Батальон солдат порядком,
Барабаны по концам.
Барабанщики прабили,
Под приклад нас провели.
На нас спереду гразятся,
Без пощады сзади бьют.
Спину, плечи простегали,
В гошпиталь нас повяли.
Разувают они, раздевают,
Спать на коички кладут,
Травкой-мятой их окладают,
Знать, что вылечить хотят.
Поутру в нас застановили,
Выводили на лужок.
Во лужку долго стояли,
Стали службу разбирать.
Которой турский, которой прусский,
А мы — белого царя.
400
«Вы брадяги вы брадяги…»
Вы брадяги вы брадяги,
Беспашпортны молодцы,
Вам ни полно ли, брадягам,
По лясам ходить-гулять.
Настаёт зима, морозы,
Вы лишилися гульбы.
— Трудно, трудно нам, ребятушки,
Вы солдатушки пойтить,
А ишо будить труднея
Скрозь зиленаю прайти. —
Гарнизон стаить нарядно,
Барабаны па канцам.
Барабаны все прабили,
Нас, молодцав, павили.
Ва ряду на нас грозятся
Биспащадно задубить.
Спину, плечи прастябали,
В лазарет павили.
В лазарет нас павили,
Нас и выличать хатят.
Нас на конички кладуть,
Нам ликарствица дають.
Сы кончика надымали,
Вывадили на лужок.
Вывадили на лужочик,
Раздилюция пашла:
Каму Руцкый, каму Прутцкаму,
А мы беламу царю,
Ища Ильинскому сваиму.
401
«Ты взайди-кася, взайди, красная солнушка…»
Ты взайди-кася, взайди, красная солнушка,
Над долиною над широкаю,
Над гарою над высокаю.
Над дубраваю над зиленаю!
Йябагрей-кася ты нас, добрыя моладцов,
Добрых моладцов, сирот беднаих,
Сирот беднаих, салдат беглаих!
Мимо ехати мима горада,
Мима горада, мима Сарязнева,
Мимо частава бирезничка.
Пратякала тут речка быстрая,
Речка быстрая, вада чистая.
Выплавали здесь два корабляка,
Два кораблика, третия лотачка.
Харашо лодка изукрашина,
Пушками, ружьями изукладина,
Добрами моладцами йюсажина.
Впериди сидит атаман с вяслом,
Назади яво ясаул с багром,
Всириди сиди красная девушка.
Ана плачи, что ряка льетца,
Вазрыдае, что вална бьетца.
— Што приснился мне нихорошай сон:
Коса русая расплятаитца,
Шалков пояс распоясался,
Залот перстень распаён лижить.
402
«Заря моя, зорюшка, что ты рано узошла?..»
Заря моя, зорюшка,
Что ты рано узошла?
Калина с малиною
Рано, рано расцвела.
На ту пору матушка,
Мати сына родила.
Не собравшись с разумом,
Во солдаты отдала!
Не чаяла матушка
Своего сына избыть —
Сбыла, сбыла матушка
За единый за часок!
Поехал мой батюшка
Во новенький городок,
Купил, купил батюшка
Легкое суденушко,
Пустил, пустил батюшка
На сине море гулять.
Увидала матушка
С высокого терема,
Возгаркнула матушка
Громким голосом своим:
— Дитя ль мое, дитятко,
Воротися, милое!
— Сударыня-матушка,
Теперь воля не моя,
Против воды, матушка,
Суденушко не плывет,
Против ветру буйного
Белый парус не стоит!
403
«На заре то было, на зорюшке…»
На заре то было, на зорюшке,
Во Москве то было во городе,
На Щепной то было на площади:
Собирался в круг казацкий полк.
Во кругу стоит виноходный конь,
Виноходный конь, подкованный,
Конь подкованный, оседланный.
На коне сидит добрый молодец,
Добрый молодец, казак плакался.
Он не так плачеть — что река льется,
Шелковым платком утирается,
Он на все стороны покланяется,
Со полками устревается:
— Да вы здравствуйте да солдатушки!
Не с одной ли вы со сторонушки?
Вы скажите-ка поклон батюшке,
Челобитьице родной матушке,
Что погиб, пропал добрый молодец
Что под силою под шведскою,
Что под армией под турецкою.
404
«Не бела заря, гусары, заря занималася…»
Не бела заря, гусары, заря занималася,
Занималася, выкаталася вся сила солдатская.
Как пошли наши гусары, пошли со знаменами,
Со знаменами гусары, еще с барабанами.
Во втором полку гусарском погром сделался,
Погром сделался, гусары, енарал помер.
Енарал помер, гусары, своей скорой смерточкой.
Подняли же енарала — на главах несуть.
Понесли же енарала через три поля,
Через три поля, гусары, через сине море.
Енаральского конечка во трех поводах ведуть,
Енаральскую шляпку во руках несуть.
Схоронили ж енарала промеж трех дорог:
Промеж Курской, промеж Тульской и Воронежской.
405
«Не студен, холоден ветерок поносит…»
Не студен, холоден ветерок поносит,
За ветром-та мне, младу, ничаво не слышно,
За туманом мне, младцу, ничаво не видно.
Только слышна-то, видна милой голосочик.
Ни донской-то казачек по роще гуляет,
Ни донской ли казачек в гусельки играет?
Ни душу-то он душу, девку забавляет.
— Ты не плачь-ка, не плачь, раскрасавушка, не плачь, не печалься!
Что не быть, вить, не быть твому разлюбезному, не быть во солдатах!
Только быть не быть твому разлюбезному во донских казаках!
Как чесал, вот чесал казак кудерки, чесал казак русы.
406
«Вы солдатушки манерны…»
Вы солдатушки манерны.
Мы под Питером стояли,
Под Можаем воевали,
У Россию пришли,
Всю веселость принесли.
Во Белев город вступили,
По квартирам становились.
Нас хозяева любили,
На базар часто водили,
Чаем, кофеем поили.
Што мещане, что купцы —
Сказать правду, что глупцы!
Дочерей своих скрывали,
Во чуланы запирали.
Девки плачут, говорят,
Отца с матерью бранят.
Дураки их отцы.
Солдаты — молодцы.
Волос долог — лицо белей,
На постели всех милей!
Он киват, моргат усами:
— Вы пойдемте, девки, с нами,
Да вы с нами, молодцами,
Все с солдатушками.
407
«Што пад крутинькай гарою…»
Што пад крутинькай гарою,
Што пад каминнаю стяною
Пралягала тут в Крым дарожка.
Вот па етай па дарожки
Нету ходу, нету езду.
Толька ехала здесь павозка,
За павозкаю шли салдаты,
Салдатушки маладыя,
Маладыя новабранцы.
Все салдатушки идуть, плачуть.
Вот йядин салдат ни плача,
Напирёд всех забягая,
Сам во скрыпачкю играя,
Маладых салдат забавляя.
— Вот аб чем жа, братцы, плачтя?
— Вот и как жа нам ни плакать:
Наши домы апустели,
И ятцы с матерьми йястарели,
Малады жены йавдавели,
Малаи детушки асиратели.
408
«Только, братцы, знать нам Машею-душой не владать…»
Только, братцы, знать нам Машею-душой не владать,
Нам во веки Маши не видать!
— Как была я пташкой, я могла весь день лятать,
Я туда бы пошла, где Бутырский полк стоить,
Во угожия вы миста, где ракитовы куста,
Где ракитавы куста, где мой милый убит лежит.
Я бы косточки яво собрала, вы дубовый гроб яво склала,
К сырой земле яво придала, три словечка яму сказала:
— Зарастай все, мая могилка, все травою еще муравой,
Еще и лазоревым цветом. —
Я бы все по цветикам гуляла, все я те цветики рвала,
Вянок милому спляла, на головку надела.
409
«Кабы были у Машуньки крылья…»
Кабы были у Машуньки крылья.
Я магла бы па свету лятать.
Я туда-сюда полятела,
Где Бутырской славный полк стаить.
Где Бутырской славный полк стаить —
Там мой милинький убит лижить.
Я бы косточки ево собрала,
Вы шелковой платок связала,
Вы шалковой платок связала.
Вы сасновай гроб склала,
Вы сасновай гроб склала.
Зарастай-кась, Машина могилка,
Все травою-муравою
Все травою-муравою,
Ище горьким полыном.
410
«Сабирался добрый моладиц на добрава каня…»
Сабирался добрый моладиц на добрава каня,
Садился жа добрый моладиц в черкасском сидле,
В черкасскаем ва сёдлышке, тисмённа йюзда,
Тисмённая йюздечка, шелков поводок.
Спала с добрава моладца галовушка с плеч,
Галовушка с плеч, пирчаточки с рук.
Знать-то мне, доброму молодцу, йюбитому быть,
Маладой маей хазяюшке салдаткою жить.
Маем малым детушкам сиротами быть.
411
«Вот как нонишни худые вримяна…»
Вот как нонишни худые вримяна,
Что жена мужа йябманула, правяла!
Йябманула, яво в салдаты йятдала,
Йятдамши мужа, биседу сабрала.
При биседушки стала плакать, гарявать:
— Хто ба, хто ба маму горюшку памог?
Хто ба, хто ба мае серца соукратил?
Хто ба, хто ба маво дружка назад варатил?
Варатися, варатися, мой милой,
Биз тибе, мой друг, пастеля халадна,
Йядеялица пралижала вы нагах,
Вазгаловьецо патанула вы слязах.
412
«Да што болить-то, болить буйная голоушка…»
Да што болить-то, болить буйная голоушка,
Што щемить-то щемить мое ретивое серцо
Ни па батюшке, ни по матушки,
Па сваму-то горю велекаму,
Пра сваво дружка, дружка сердешнава.
И я паласи, пирипаласи,
Я давно с дружком ни видаласи.
Я юувидилася, я взрадаваласи,
Ох, да начавать дружку свово йюгаваривала:
— Йюж ты миленькай, мил сердешнай друг,
Ты начуй, миленькяй, начуй хушь адну начку!
— И ты глупая, ты ниразумная,
Ох, да ниразумная красная девушка,
И я рад бы начавал хушь ба две ночи,
Я баюсь-та, я баюсь я всиё ночь прасплю.
— Ты ня бось-та, ня бось, мил сердешнай друг,
Я сама-та встану, тибе, мой друг, разбужу.
— Ты вставай, вставай, мил сердешнай друг,
Вот и все-та палки, палки сы Масквы пашли,
То твая рота, рота ва пирёд пошла,
То тваво-то коня в паваду вядуть,
Што тваю-то сядло, сядло на вазу вязуть,
Што тибе-то, мой друг, во мяртвых пишуть.
— Ни пишитет в мяртвых мине, пишите в живности.
413
«Сторона ль ты моя, сторонушка…»
Сторона ль ты моя, сторонушка,
Сторона моя чужая!
Ты кручина, ты моя кручинушка,
Кручина большая!
Что не сам на тебе, сторонушка,
Не сам я зашел, заехал.
Что зашел, зашел добрый молодец
Не своей охотой,
Что охотою добрый молодец,
Большою неволей!
Что пойду, пойду со кручинушки,
Младец, разгуляюсь,
Что зайду, зайду ко сударушки,
В гости побываю.
Да вспрошу, вспрошу во сударушки
Об ее здоровье:
— Что здорова ль ты, моя любезная,
Спала-почивала?
Что на новинькой на тесовинькой
Новой короватке,
Что на мягкинькой, было, на пуховинькой
Мягкой на перине,
Что под тепленьким, под шелковеньким
Теплым одеялом?
— Что ложись, ложись, разлюбезный друг,
Ложись спать со мною!
— Ни за тем пришел, разлюбезная,
Чтобы спать ложиться,
Я пришел к тебе, разлюбезная,
Пришел успроситься?
Что позволишь ли, разлюбезная,
Позволишь мне жениться?
— Что женись, женись, разбессовестный,
Женись, черт с тобою!
414
«Што за речкою за быстрою…»
Што за речкою за быстрою
Не ковыль-трава зашаталася,
Зашатался добрый молодец
По чужой дальней сторонушке.
Сторона ль ты моя, сторонушка,
Чужедальняя, незнакомая!
Да не сам же я на тебя зашел,
Да не ворон меня конь занес:
Завела ж меня нужда крайняя,
Нужда крайняя, служба царская,
Служба царская, государская.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
415
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И АЛЕША ПОПОВИЧ
Ох далече, ох далече во чистом поле,
А еще того подале — во раздольице,
Выбегало тут стадечко звериное,
Что звериное, звериное-змеиное.
Наперед-то выбегает Ски́перь зверь:
На Ски́перу зверю шерсть бумажная,
Круты роги и копытички булатные.
Отбегает Ски́перь зверь ко Непре реке:
В Непре реке вода вся возмутилася,
Круты красны бережёчки зашаталися,
Со хором, братцы, вершёчки посвалялися.
Как зачуял вор-собака нарожденьице:
Народился на Святой Руси, на богатой,
Молодёшенек Добрыня сын Никитьевич.
Ох далече, ох далече во чистом поле,
Еще того подале — во раздольице,
Что не белая берёза к земле клонится,
Что не сын-то перед матерью склоняется:
— Отпусти же меня, матушка родимая,
Да на все на четыре на сторонушки.
— Ох дитё ли, ох дитё ли чадо милое!
На кого ж ты покидаешь свою матери?
— Покидаю свою матушку на́ бога.
— На кого ж ты покинаешь молоду́ жену?
Через девять лет в десятый день за-муж иди,
Не ходи, моя Настасья, за Олёшеньку:
Как Олёша-то Попович вор насмешлив был,
Он охочь был смеяться чужим женам,
Что чужим женам, молодым вдовам,
Молодым вдовам, красным девушкам.
416
ЛАЗАРЬ УБОГИЙ
Жили два брата Лазаря:
Один богатый, другой убогий.
Пришел убогий к брату своему,
Просил убогий милостинку:
— Братец мой, братец,
Богатый Лазарь!
Создай мне, братец, милостинку!
— Что́ я тебе за братец,
Убогий Лазарь?
Твои братья — псы:
Под стольем похаживали,
Сахарные крошечки подбирывали,
Гноючие раны зализывали. —
Пошел убогий от брата свово,
Вышел убогий за ворота,
Взглянул убогий на небеса:
— Господи, господи, бог милосливый!
Сошли, господи, скорую смерть.
Пошли мне, господи, ангелов,
Не тихих, не смирных, не милосливых!
Вынимай душу скрозь ребра мои,
Посадите душу на копье,
Вознесите душу высоко,
Высоко — прямо в ад,
В смолу кипичую. —
Пошел богатый в зеленый сад гулять;
За ним несут пиво и вино.
Сладкие меды́.
Сказал богатый брату своему:
— Вот мои братья — князья, бояре.—
Послышал богатый скорую смерть,
Взглянул богатый на небеса,
Сказал богатый: — Господи,
Господи, бог милосливый!
Пошли мне, господи, скорую смерть,
Пошли мне, господи, тихих ангелов,
Тихих, смирных, милосливых!
Выньте мою душу во сахарные уста,
Положите душу на пелены,
Вознесите душу высоко,
К Аврааму в рай, —
Услышал господи молитву его,
Послал ему господи скорую смерть,
Сослал ему господи ангело́в.
Не тихих, не смирных, не милосливых:
Вынули его душу скрозь ребра его,
Посадили его душу на копье,
Вознесли его душу высоко,
Посадили его душу прямо в ад.
Увидел богатый брата своего:
— Братец мой, братец, убогий Лазарь!
Обмокни, братец, хоть единый перст…
………………………………………………
417
ГОЛУБИНАЯ КНИГА
Во из тучи было из грозные,
Подымалася погода божия,
Во той во погоде божия
Выпадала со небес Голубина Книга.
Во ко евтой книги сыходилися, сыезжалися
Сорок царей сы царевичем,
А сорок князей сы княгиничем,
Да не ма́ла книга, ни великая:
Долины книга сороку́ сажо́н;
Поперечины двадцати сажон;
Во эту книгу кругом ходить — не 'бойтить будет,
Во руцех держать — не сдержать будет,
Читать книгу — не прочесть будет.
Проговорил Володимир князь Вовладимрович:
— Ты еси премудрый царь, Давыд Евсеевич!
Прочети́ нам Книгу Голубиную,
Расскажи ж ты нам про весь белый свет,
Про все мудрости господнии:
Вот чего зачался в нас и белый свет,
Вот чего зачалось солнце красное,
Вот чего зачался млад-светёл месяц,
Вот чего ж да взя́лись зори ясные,
Вот чего ж да взя́лись ветры буйные,
Вот чего ж узя́лись ночи тёмные? —
Во премудрый царь Давыд Евсеевич
Он ответ держал, он по памяти напа́че грамоти:
— Не могу же я честь Голубину Книгу,
Я же вам проповедаю
По памяти напаче грамоти:
У нас белый свет от свята духа,
Солнце красное от лица божьего,
Млад-светел месяц от грудей божьи́х,
Зори ясные от очей божьи́х.
Звезды частые от риз божьи́х,
Ветры буйные от кровей божьи́х,
Ночи тёмные от сапог божьи́х. —
Во проговорил Володимир князь Вовладимрович:
— Ты еси премудрый царь, Давыд Евсеевич!
Прочти нам Голубину Книгу, параповедывай,
Расскажи ж ты нам про весь белый свет,
Про весь белый свет, про все мудрости господние:
Который царь над царями царь,
Который город городам мати́,
Есть церковь всем церквам мати́,
И который зверь зверьям мати́,
И которая гора всем горам мати́,
Которое море морям мати́,
Которая река рекам мати́,
Которая птица птицам мати́,
Которая рыба рыбам мати́,
Которая древа древам мати́,
Есть у нас трава всем травам мати? —
Го премудрый царь Давыд Евсеевич
Он ответ держал по памяти напаче грамоти:
— У нас белый царь над царями царь;
Почему ж да вон над царями царь?
Он стоит за дом Богородицы,
У-в-него вера вся крещёная,
Православная, христианская:
Потому ж да царь над царями царь.
Ерусалим город всем градам мати;
Почему ж да вон всем градам мати?
Вон стоит тот город посреди земли,
Посреди земли, што ни пуп земли;
Есть ву нём церковь соборная, богомольная,
Во той во церкви во соборные
Стоит гробница на возду́хах белокаменна.
Почивают мощи самого Христа, царя небесного:
По том церковь церквам мати.
Ещё Индрик зверь всем зверьям мати:
Почему ж да вон всем зверьям мати?
Он живет-то евтот зверь во святой горе,
Он и пьет и ест из синя моря.
Никому победы [84] он не делает.
Он и ходит рогом по подзе́мелью,
Аки солнце по поднебесью;
Когда этот зверь рогом поворотится,
Все зверья земные к нему приклонятся.
Хвангур гора всем горам мати;
Почему ж Хвангур гора горам мати?
Преобразился на ней сам Исус Христос,
Сам небесный царь,
Показал он веру-славу вченико́м своим.
Ердань река всем рекам мати;
Почему ж д' она всем рекам мати?
Во крестился в ней сам Исус Христос,
Наш небесный царь,
Со Иваном отцом со крестителем,
Со всею со силою со небесною:
Потому река всем рекам мати.
Во Страфиль птица всем птицам мати;
Почему ж д' она всем птицам мати?
Во живет да евта птица во синём морю,
Она пьет и ест из синя моря;
Когда пёрушком вострепе́нется,
Вся синяя моря всколеба́ется,
Побивает гостя на ко́раблях,
Потопляет судны поморские,
Побивает птица неприятеляв.
Киёнь моря всем морям мати;
Почему ж д' она всем морям мати?
Сирёдь моря сирёдь Кияни
Выходила церковь божественная
Самого Клима попа рымского:
По том моря всем морям мати.
Китра рыба всем рыбам мати;
Почему ж д' она всем рыбам мати?
Воснована на ней мать сыра земля, вося вселенная,
Побликовано [85] — весь и белый свет:
Потому рыба всем рыбам мати.
Купарис древо всем древам мати;
Почему ж д' она всем древам мати?
Распят был на ней сам Исус Христос,
Сам Исус Христос, сам небесный царь,
Промежду двумя разбойников, душегубцев,
Пошел от ней святой дух,
Святой дух и ладан:
Потому древа всем древам мати.
Во Плакун трава всем травам мати;
Почему ж д' она всем травам мати?
Шла мати божия Богородица,
Плакала по своём по сыну по возлюбленном,
Ронила слёзы на сыру землю;
Вот тех вот слёз вот пречистеньких
В-у-рождалася Плакун трава:
Потому Плакун трава травам мати.
— Гу-во-сне много сна мне спалося,
Вы-во-сне много сна видилося, —
Будто Кривда с Правдой побивалася,
Будто Кривда Правду одолеть хочет,
Правда Кривду переспорила,
Пошла Правда на небеса,
К самому Христу царю небесному,
Оставалась Кривда на сырой земле,
Понесло Кривду по всему царству — мытарству небесному.
Когда старым лю́дям на послу́шанье,
Младым людя́м вечно памяти.
Ещё славен бог и прославися,
Велико имя господнее.
418
ТАТАРСКИЙ ПОЛОН
Как за той-то, за той за Дарьёй рекой,
Татары-то полон делят.
Кому злато, кому се́ребро досталося:
Доставалася тещея́ зятюшке.
Он привез ее на дику́ю степь,
На дику́ю степь к молодой жене:
— Еще вот тебе, молода жена,
Вековечная работница,
А вам, детушки, нянька-мамушка.
Ты заставь ее, жена, три дела делать:
Перво дело — дитю качать,
Друго дело — бумагу прясть,
Третье дело — гусей пасти. —
Полоняночка ногами-то дитю качат,
Руками бумагу прядет,
Глазами-то гусей пасет.
Дитю качат да прибаукиват:
— Ты, баю, баю, мое дитятко,
Ты, баю, баю, мое милое!
Ты по батюшке татарчёночек,
А по матушке русёночек,
Моих черёв урывочек:
Твоя-то матушка мне родна доченька,
У нее на правой груди родимо пятношко. —
Услыхали няньки-мамушки,
Доложили они своей барыне:
— Ох барыня, сударыня!
Полоняночка дитю качат,
Дитю качат, прибаюкиват:
«Ты, бау, бау, мило дитятко,
Ты по батюшке татарчёночек,
А по матушке русёночек,
Моих черёв урывочек». —
Стучит-бренчик, по сеням бежит,
По сеням бежит дочь родная,
Упала она ей во резвы ноги:
— Ох матушка, сударыня!
Что ты мне давно не скажешься?
Не заставила бы я тебя три дела делать,
Ни дитю качать, ни гусей пасти,
Ни гусей пасти и ни бумагу прясть.
Вот тебе золоты ключи,
Отмыкай-ко ты дубовы́ ларцы,
Бери себе золотой казны,
Золотой казны сколько надобно,
Ступай-ко ты на конюшною,
Бери себе коня до́браго.
Поезжай на святую Русь,
На святую Русь к малым детушкам.
— Дитя ли мое, дитя милое!
Не надо мне золотой казны,
Не еду я на святую Русь:
С тобой, мой друг, не расстануся!
419
«Как во городе во Вереюшке…»
Как во городе во Вереюшке,
Во селе было Корочарове,
Все квартирушки порасписаны,
Все солдатушки порасставлены,
Как солдатушки полку Тульскаго,
Роты первыя, гренадерския.
Вдруг песчастьице в полку учинилося:
Как со вечеру приказ отдан был,
Со полу́ночи ружья чистили,
Ко белу свету во строю стоят,
Во строю стоят, по ружью держат.
Капитан стоит перед ротою,
А майор стоит середи́ полку́,
Сам полковничек под знамёнами.
Капитан кричит: «На плечо ружье!»
А майор кричит: «Во поход пошол!»
Сам полковничек: «Во ины земли,
Земли шведския и турецкия!»
Из-за гор было — гор высокиих,
Из-за лесу — лесу темнаго,
Не бела́ зоря занималася,
Не красно́ солнце выката́лося,
Выходила тут наша армия,
Наша армия государева,
Государева царя Белаго,
Царя Белаго Петра Перваго.
420
«Говорил-то мне мил-сердечный друг…»
Говорил-то мне мил-сердечный друг,
Говорил-то, крепко приказывал,
Честью-лестью уговаривал:
— Посмирнее живи, моя лебёдушка! —
Я приказу его мало слушалась,
Со иным дружком повадилась;
Повадимши разбранилася,
Разбранимши слезно всплакнула,
Во слезах я слово молвила:
— Ты взойди, взойди на мой на двор,
На мой на двор, на высок терём,
Погляди-тко ты в окошечко:
На моем ли на дворе туман-туман,
На синём море непогодушка. —
Есть у девушки зазнобушка:
Зазнобил сердце детинушка,
Детинушка дворянский сын,
Зазнобимши сам в поход ушол,
В чужи земли — земли шведския.
421
«Выходила-выступала сила войская…»
Выходила-выступала сила войская,
Сила войская, гусары царя Белаго,
Царя Белаго гусары, Петра Перваго,
Наперёд идут гусары со знамёнами,
Назади идут гусары — барабаны бьют,
Барабанный бой пробили по печальному,
Славно песенки запели по веселому.
Как у нас ли во ширинге урон сделался:
Урон сделался, гусары, генерал помёр.
Генеральского конёчка в поводу́ ведут,
Генеральского сыночка на руках несут,
Генеральское седельце на возу везут,
Самого генерала шестернёй везут:
— Вы везите ли, гусары, через три́ поля,
Через три поля на четвертое!
422
«Что не стадичко из черных галочек подымалося…»
Что не стадичко из черных галочек подымалося,
Подымалася наша армия государева:
И не много, и не мало, — семьдесят семь полков.
Вперед бежит молодой почтарь,
Молодой почтарь, сам не трёхнется,
По плечам бежат русыя кудерьки,
Русы ку́дерьки не воро́хнутся.
Подбегает к матушке каменно́й Москве,
На устречу московские целовальнички;
Целовальнички испугались, все разбе́галися:
— Вы не бойтесь, целовальнички, не пугайтесь ничего!
Отпустите вы сладкой водочки на пять сот рублей,
Зелена́ вина, на всю армию государеву! —
На ограде сидел прусской король — черным во́роном,
По подне́бью летал прусской король — ясным соколом,
Под столом-то сидел прусской король — серым котиком.
Как возго́ворил прусской король:
— Ты укрепа-ль моя, укрепушка,
Славный Берли́н-город!
Ты кому же, моя укрепушка, достанешься?
Доставалась моя укрепа царю белому,
Царю Белому, генералу Краснощокому.
Я строил тебя, укрепушку, ровно тридцать лет:
Разорили тебя, укрепушку, в три́ часа!
423
ПОЖАР МОСКВЫ
Ты хозяин, ты хозяин,
Свому дому господин!
Нам не дорого, хозяин,
Пиво пьяное твое,
Дорога нам, хозяин,
Пир-беседушка твоя.
Во беседе сидят люди,
Люди добрые сидят,
Они бают-рассуждают,
Речь разумну говорят:
— Отчего это, братцы,
Каменна́ Москва загоралась? —
Загоралась от князей от бояр,
От большаго господина
Шереметьева:
Ходила его верная ключница
Вы новы́ подвалы,
Заронила она, заронила
Воску яраго свечу.
От того каменна́ Москва
Загорелась.
424
«Расейская наша земля…»
Расейская наша земля
Разарёна до конца
До Платонова казака.
Как Платов енарал
Йон под армией гулял,
Ко хранцузу заизжал.
Хранцуз иво не узнавал,
На скоры ноги уставал,
За белы руки хватал,
У палату уводил,
За дубовой стол сажал,
Рюмки водки наливал,
На подноси подносил,
Иво милости просил:
— Што выкушай, купчина,
Ты масковский маладчина!
Я и во Москве бувал,
Многа сам людей знавал,
Одново вора не узнал,
Што Платова казака.
Кабы хто мни указал,
Многа дених-казны дал,
— А на што казну тирять?
Иво так можна признать:
Йон лицом, лицом тобой —
Словна братиц родный твой:
Русы кудирьки на нём
Што на братци на твоем, —
Выходил душа Платов
На широкой двор гулять,
Закричал душа Платов
Своим громким голосом:
— Вы ребята, вы ребята,
Вы донскии казаки!
Вы падайте мне каня,
Словна ясна сакала,
А шта падайте чернильницу со пером:
Напишу я письмецо
На хранцузское лицо,
Пошлю я письмецо
Ко хранцузу королю:
Ты — ворона, ты — сорока,
Хранцузский королек!
Не зумела ты ворона,
Ловить сакала в хоромах,
Не зумел ты, сава,
Ловить ясна сокола.
425
КНЯЗЬ МИХАЙЛО
Собирался князь Михайло
Он во царскую во службу,
Он приказывал свою молоду княгиню
Своей матушке родимой:
— Не покинь мою молоду княгиню
Да при нужном при време! —
Как съехал князь Михайло
Со широкаго подворья,
Велела она банюшку топити,
Горюч камень разжигати:
Молодой княгине
На белые груди клала;
Она первый раз закричала,
А в другой-то застонала,
А в третий замолчала.
Воротился князь Михайло
Со пути ли со дорожки
Ко широкому подворью;
Его матушка встречала,
Во сахарныя уста целовала:
— Ох ты, мать ты мне родная!
Да где ж моя молода княгиня?
— Твоя молода княгиня
С няньками-мамками играет, —
Как кинулся князь Михайло
Свою молоду княгиню искати:
— Ох ты, матушка мне родная!
Ты скажи, не утой,
Где же моя молода княгиня? —
Как взговорят князю
Красны девушки:
— Мы б сказали тебе,
Где твоя молода княгиня,
Да мы боимся
Твоей матушки родимой?
— Ох вы девушки-голубушки!
Вы скажите, не утайте,
Где ж моя молода княгиня?
— Твоя молода княгиня
В грановитой [86] во палате:
Там твоя молода княгиня! —
Как кинулся князь Михайло:
— Уж не мать ты мне, злодейка!
Три души ты загубила:
И ты сына со невесткой,
И младенца во утробе!
426
КНЯЗЬ РОМАН ЖЕНУ ТЕРЯЛ
Как князь Роман — он жену терял,
Он жену терял, он тело терзал,
Во Смородину бросал, во калинник.
Как встревожится и всплачется
Любезная дочка Аннушка:
— Родимый мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
— Твоя матушка во чистом поле,
Во чистом поле цветочки рвет,
Цветочки рвет, веночки вьет, —
Вскидалася-взбросалася любезная дочка Аннушка
— Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
— Твоя матушка во чистом поле,
Во чистом поле цветочки рвет,
Цветочки рвет, веночки вьет. —
Вскидалася-взбросалася любезная дочка Аннушка
— Родимой же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
Цветочки растут нерватые,
Веночки лежат невитые!
— Твоя матушка во высоком тереме,
Белится-румянится, в цветно платье одевается. —
Вскидается-взбросается любезная Аннушка:
— Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
Белилы стоят небеленые.
Румяны стоят нерумянные! —
Как летит тут орел-птица,
Он несет в когтях праву руку,
Он кричит звонким голосом:
— Как князь Роман — он жену терял,
Он жену терял, он тело терзал,
Во Смородину бросал, во калинник. —
Как вскидается любезная дочка Аннушка:
— Родимый же мой батюшка!
Куда девал мою матушку?
— Не плачь, не тужи, дочка Аннушка:
Сострою тебе высокий терем,
Складу тебе хрущатую печь,
Солью тебе золотую цепь,
Приведу тебе молодую мать. —
— Сгори, сгори, мой высокой терем,
Упади, упади, хрущата́я печь,
Растопись, растопись, золотая цепь,
Ты умри, умри, молодая мать,
А ты встань-проснись, моя матушка!
427
КАЗАК ЖЕНУ ГУБИЛ
Из-под бережку из-под кру́това,
Из-под камушка из-под белого
Течет речка быстрая.
Во той речке девка мылася,
Во цветно платье одевалася,
Она белилася и румянилася,
Набелёмши она, нарумянивши, на гору взошла,
Диво видела-дивовалася:
Как донской козак коня поил,
Он коня поил, с девкой речи говорил,
С девкой речи говорил, как жену погубить:
— Не губи жену рано с вечера,
Погуби жену ко полуночи:
Малы детушки спать поляжутся. —
Малы детушки расплачутся:
— Государь батюшка, где наша матушка?
— Ваша матушка на Дунай пошла — утопилася.
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
428
«Растопись, банюшка…»
Растопись, банюшка,
Разгорися, каминка;
Ты рассыпься, крупён жемчуг,
По атласу он, по бархату,
По серебряну блюдечку.
Ты расплачься, свет Домнушка,
Перед своим родным батюшкой:
— Государь ты мой, батюшка!
Ты на что пиво варишь,
Ты на что зелено вино куришь?
Государыня-матушка!
Ты на что холсты режешь,
Ты на что дары кроишь?
— Ты дитё-ли, мое дитятко!
Ты не знаешь, не ведаешь:
Я хочу тебя замуж отдать
За большого за барина,
За Якова Васильевича.
429
«На поле, на поляне…»
Когда коровай сажают, у жениха
На поле, на поляне,
На высоком на кургане
Цвели цветы лазоревые.
Ходил-гулял доброй молодец,
Сорвал цветок, завил венок,
Завил венок, сам заплакал:
— Кому венок носить будет?
У меня матушка старёшенька,
А сестрица малёшенька,
А сам молодец холост хожу,
Холост хожу, не женатой.
Мне матушка говорила:
«Женись, женись, мое дитятко,
Женись, мое милое!»
— На что, матушка, жениться?
Меня так девушки любят,
Молодушки выхваляют.
430
«Солнушко котом, котом!..»
Солнушко котом, котом!
Ехали князи рядом, рядом;
Всех наперёд Яков сударь,
Крутаго коня заворачивал,
На тестя двор чаще взглядовал:
— Тесть ты мой, тесть ласковой!
Отдай-ка мою сужену,
Отдай-ка мою ряжену.
Вынесли ему золоту казну:
— Это моя не сужена,
Это моя не ряжена, —
Вывели ему ворона́ коня:
— Это моя не сужена,
Это моя не ряжена. —
Вывели ему красну девицу,
Свет Домну Миколовну.
431
«Кто у нас холост? Кто не женатый?..»
В семик завьют венки и величают
Кто у нас холост?
Кто не женатый?
— Яков свет, холост,
Васильич не жанатый.
Люшиньки, люли, не женатый!
По городу ходит,
Плавны выступает,
Люшиньки, люли, выступает!
Сапог не ломает,
Чулок не марает;
Люшиньки, люли, не марает!
На добра коня садится,
Под ним конь веселится.
Люшиньки, люли, веселится!
К саду подъезжает,
Соловьи распевают.
Люшиньки, люли, распевают!
К крыльцу подъезжает,
Девушки встречают,
Люшиньки, люли, встречают.
За белы руки примают,
В горницу вводят,
Люшиньки, люли, вводят!
За дубовой стол сажают,
За скатерти бранны,
За кушаньи сахарны.
Рюмку вина наливают,
Якову подавают:
— Я не пью простого
Вина зеленого, —
Выпью не простого
Заморского дорогого. —
Люшиньки, люли, дорогого!
432
«Яблонка кудрявая…»
Для сирот
Яблонка кудрявая,
Все ли у тебя веточки?
Все ли у тебя сроднички,
Свет Дарьюшка?
— Все у меня сроднички,
А нет ни батюшки, ни матушки
Подымитесь, ветры буйные,
Со восточной со сторонушки.
Разнесите мать-сыру землю!
Ты востань-ка, родной батюшка,
Ты востань-ка, сударыня-матушка,
Благослови-ка меня горькую,
Благослови-ка меня несчастную,
Ко суду божью ехать,
Золот венец принять!
433
«Чирик, чирик воробей…»
Чирик, чирик воробей,
Чирик молодой!
Залетел мой воробей
На чужу-то сторонушку.
В Чернечкую.
И кто у нас холост,
Ище кто не женат?
Кузька холост ходит,
Кузька не женатый;
Он далече отъезжал,
От Калуги до Москвы,
До тестева до двора.
До тёщева терема,
До девичьей светёлки:
— Девушка, отворись.
Красавица, отопрись!
— Я бы рада отперлась, —
Я голову чесала,
Косу русую плела,
Приговаривала:
Кузьма-сударь, воротись! —
— Я бы рад воротился, —
Мой добрый конь не стоит,
Буён ветер шляпу рвет,
Красное солнце лицо жжет.
434
«Хмель, ты мой хмелюшка…»
Хмель, ты мой хмелюшка,
Веселая головушка!
Родись, родись, хмелюшка,
На моей на сторонушке:
На моей на сторонушке
Приволье хорошее.
Раздолье большое.
По тому по раздольецу
Ходил-гулял добрый молодец,
Нефедушка,
Связал буйную голову
Тафтою зелёною.
Увидала матушка
С высокого терема:
— Не мое ли это дитятко?
— Твое, твое, матушка!
Сударыня-матушка,
Друзья-братья женятся,
А мне, молодцу, хочется. —
— Женись, женись, дитятко,
Возми, возми, дитятко,
Боярскую дочь.
— Она мне не работница,
Она мне не пособница.
— Возми, возми, дитятко,
Крестьянскую дочь.
— Она-то мне помощница,
Она мне пособница.
435
«Я лугами шла, я болотом шла…»
Я лугами шла, я болотом шла,
Я цветы рвала я лазоревые;
Я сорву цветок, я совью венок
На головушку на буеного
На Александрину.
На головушке золот венок,
Шляпа черная с лентой алой,
С лентами алыми, с позументами.
436
«Летала гусыня, летала…»
Летала гусыня, летала,
Серая летала, летала,
Крылья примахала,
Мозоли потирала,
Столбы сколыхала.
Бояр пробужала,
Бояре вставали,
Варенуху [87] согревали,
В чарки наливали,
Марье подносили:
— Выпей, матушка,
Скушай, Харитоновна!
— Не пью, не кушаю,
Бояр не слушаю;
Кабы был Симион,
Я бы спила, скушала,
Бояр послушала.
437
«Не чарочки по столикам гремят…»
Для почету гостя
Не чарочки по столикам гремят,
Не ендовки походя говорят:
— Уж ты умная-разумная моя,
Афимья Миколовна! —
Она ходит, убирает,
В цветны платья наряжается,
Убрамши, она в гости просится
У своего-ли друга милого,
У Никиты Лексеевича:
— Уж ты миленькой, миленькой мой!
Ты пусти меня в гости побывать;
Я давно, сударь, в гостях не была,
От весны, сударь, до осени.
От осени до масленицы.
— Уж ты умная-разумная!
Уж и ты у меня пивушка не пьёшь,
Зелена́ вина в рот не берёшь,
Только пьёшь один сладкой мёд,
Калачом в душу закусываешь.
438
«Ты река ли, моя реченька…»
Ты река ли, моя реченька,
Ты река ли моя быстрая!
Ты течешь, не колыхнешься,
С берегов вон не выльешься,
С желтым песком не смешаешься.
Уж ты умная девушка!
Сидишь, не усмехнешься,
Говоришь ты, не улы́бнешься,
— Уж вы девушки-голубушки,
Вы сестрицы подруженьки!
Чего же мне смеяться,
На что глядя радоваться?
У нас полон двор повозок стоит,
Полны горницы гостей сидят;
Одного гостя нет, гостя милого,
Батюшки родимого.
Государь ты, мой братец!
Ты поди ко божьей церкви,
Ты ударь в большой колокол,
Пробуди моего батюшку:
Снарядить-то меня есть кому
А благословить некому.
439
«Ой, на полях, на курганах…»
Ой, на полях, на курганах,
Люли, люли, люли, люли, люли, люли!
Растет былка — чернобылка.
На той былки твяли тветы,
Твяли твяты лазоревыи.
Никто к твятам не падайте,
Ни падайте, ни падъеде;
Озвался тут удалой молодец,
Удалой молодец Афанасьюшка,
Афанасьюшка Васильевич,
Скачил с коня, сарвал твяток,
Сорвал твяток, завязал в платок,
Завязал в платок, во шолковой:
— Кому мой твет достанетца?
Маладой жаны в мине нету-ти,
Была сестра — замуж пошла,
Достался твет меньшой сестры,
Меньшой сестры Пелагеи,
Пелагеи Васильевны:
— Носи, сестра, не жалей твета,
Не жалей твета лазоревава.
440
«Жил-был курилка…»
Жил-был курилка [88] ,
Жил-был голубчик.
Не умри, голубчик!
Шейка тоненька,
Не умри курилка,
Душа коротенька.
У голубя золотая голова,
У голубки позолоченая.
У Якова хороша была жена,
Свет Домнушка душа.
Съезжались Якова друзья,
Дивовались Якова жене:
— Кабы, братцы, да моя была жена,
Я бы летом во колясочке возил,
А зимою студяною во писаных санях,
На ямских кучерах, на донских лошадях.
441
«Леса мои, леса темныи…»
Леса мои, леса темныи,
Ой да как во тех лесах грибы-ягоды,
Ой да грибы-ягоды.
Ой да брали девушки,
Ой да понабрали,
Понабрали чаны, при-аукнули:
— То яву, яву, мил сердечный друг!
— Ой да мне нильзя,
Ой нильзя при-аукнуться:
Ах да нада мной младом три сторожа:
Ай да первай сторож — родной батюшка,
Ай да другой сторож — то родна матушка,
Ай да третий сторож — то молода жена,
Ай да молода жена, змия лютая.
Ай да ты зайди, зайди туча грозная,
Ай да расшиби, убей жену молоду,
Эй да жену змею только лютую-подколодную!
442
«Ой верная, манерная сударушка моя!..»
Ой верная, манерная сударушка моя!
Ой-люли — ой юли, ой ляли-лели!
Ой не ты меня, сударушка, повысушила,
Без морозу, без лютова сердце вызнобила,
Напустила сухоту по моём животу.
Как рассыпалась печаль по моим ясным очам,
Как чужие-то жены — лебедушки белые,
А моя ли жена — полынь, горькая трава,
Во сыром бору росла.
443
«Как поехали холо́пи за охотою гулять…»
Как поехали холо́пи за охотою гулять,
Ой да! и чечётка моя!
Белая лебёдка моя! и т. д.
Поймали холо́пи чечётку [89] ,
Посадили чечётку в клетку.
Как и вывела чечетка семь дочерей:
Арину, Марину, Дарью, Марью,
Акулину, Солмониду, а седьмую Катерину,
Что поехала чечётка во торг торговать,
Во торг торговать, зятьёв выбирать;
Как и выбрала чечётка семь зятьев:
Андрея, Бабрея, Дементея, Клементея,
А седьмого Матвея.
444
«Дорога ли моя дороженька…»
Дорога ли моя дороженька,
Торная дорожка, раскатистая.
Никто по тебе не хаживал,
Никто за собой не важивал.
Только шел — прошел табун коней,
Табун коней государевых.
Наперед-то идет чубарый [90] конь,
На коню-то сидит добрый молодец,
Он коню-то говорит чубарому:
— Что ты конь, не весел идешь,
По лугам ты идешь — травы не рвешь,
По озерам идешь — воды не пьешь.
Тяжела ли во мне кручинушка,
Что чует ли сердечушко,
Что не тужит ли по мне батюшка,
Что не плачет ли по мне матушка,
Что не быть ли коню убитому,
Что не быть ли молодцу зарезану?
445
«Из-за лесу, лесу темного…»
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за садику зеленого
Выходила туча грозная,
Туча грозная — непроносная,
Со снегами, со морозами,
Со дождями непогожими.
Дочь у матери в гостях была,
Поехамши не простилася,
Серёдь лесу становилася,
С соловьями думу думала,
С молодыми думу крепкую:
— Полети ж, мой соловьюшко,
На родимую сторонушку,
Поклонись мому батюшке,
А матушке — челобитьице. —
Мне-то ночесь доброму молодцу
Спалось-то спалось, много виделось,
Нехорош-то мне сон привиделся,
Привиделась-то мне мать крута-гора,
Будто я хожу по крутой горе,
Будто я гляжу на свою сторону.
Сторона ли ты моя сторонушка,
Незнамая, незнакомая!
Я не сам-то я на тебя зашел,
Занесли-то меня неволюшка,
Власть господска, воля царска.
446
«Девушки призадумавшись стоят…»
Девушки призадумавшись стоят,
А молодки про гулянья говорят:
— Ты гуляньица моя,
Довела до горя до конца. —
Хвалюсь, хвалюсь, и что во солдатах хорошо:
Салдатское невольное житьё. —
По три денежки во сутки дають,
По сту лозанов [91] у спинушку кладут.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
447
АЛЕША ПОПОВИЧ
У попа была беседушка, у дьякона другая,
У дьякона другая — хвалились два брата,
Хвалились два брата: «Што есть у нас сестрица,
Што есть у нас сестрица, из терема не ходит,
Из терема не ходит, белил с лица не ронит,
Белил с лица не ронит, бела лица не кажит,
Бела лица не кажит». Как выискался сын Попович,
Как выискался сын Попович: «Не хвалитесь вы, два брата,
Не хвалитесь вы, два брата, я вашу сестру знаю:
Я в вашей сестрицы два ужина ужинал,
Два ужина ужинал, третий завтрак завтракал».
Как брат брату взговорил: «Пойдем, братец, ко двору,
Пойдем, братец, ко двору, свернем снегу по кому,
Свернем снегу по кому, бросим ко сестре в окошко,
Бросим к сестре в окошко, што́ нам сестра сговорит?»
Сговорила им сестрица: «Не дури, сударь, Попович!
Не дури, сударь, Попович, пойди ко мне во терем
Во терем во высок, моих братьев дома нет,
Моих братьев дома нет: поехали на базар,
Поехали на базар, тветно платье покупать,
Тветно платье покупать, меня сестру снаряжать».
Как брат брату взговорил: «Пойдем, братец, во кузенку
Мы и сделаем по ножу, ссекем сестре голову,
Ссекем сестре голову: обесчестила бороду!»
448
АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ
Уж давно-то христианска вера
Во Россеюшку взошла,
Как и весь-то народ Русский
Покрестился во нее;
Покрестился, возмолился
Богу Вышнему:
— Ты создай нам, боже,
Житье мирное, любовное;
Отжени ты от нас
Врагов пагубных;
Ты посей на нашу Русь
Счастье многое! —
И слышал бог молитвы
Своих новых христиан:
Наделял он их
Счастьем многиим своим.
Но забылся народ Русский
В счастии живя;
Он стал бога забывать,
А себе-то гибель заготовлять.
И наслал бог на них
Казни лютые,
Казни лютые, смертоносные:
Он наслал-то на святую Русь
Нечестивых людей,
Нечестивых людей,
Татар Крымскиих.
Как и двинулось погано племя
От севера на юг,
Как сжигали-разбивали
Грады многие,
Пустошили-полонили
Земли Русские.
Добрались-то они до святого места,
До славного Великого Новагорода.
Но в этом-то граде
Жил христианский народ:
Он молил и просил
О защите бога вышнего.
И вышел на врагов
Славный Новгородский князь,
Новгородский князь Александр Невский.
Он разбил и прогнал
Нечестивых Татар:
Возвратившись со войны,
Во иноки он пошел;
Он за святость своёй жизни
Угодником бога стал.
И мы, грешнии народы,
Притекаем к нему:
— Ты, угодник божий,
Благоверный Александр!
Умоляй за нас
Бога вышнего,
Отгоняй от нас
Врагов пагубных!
И мы тебя прославляем:
Слава тебе,
Благоверный Александре,
Отныне и до века!
449
ТАТАРСКИЙ ПОЛОН
Не шум шумит, не гром гремит,
Молодой Турчин поло́н делит:
Да и кто кому достанется?
Достанется сестра брату,
Сестра брату, тёща зятю:
А брат сестру на Русь пустил,
А зять тещу в полон узял,
Заставил ее три дела делать:
Первое дело — кудели прясть,
Второе дело — лебедей стеречь,
А третье дело — дитю качать.
— Я ручками кудели пряду,
Я глазками лебедей стерегу,
А ножками дитю качаю:
«Баю, баю, боярской сын,
По-батюшки злой татарчонок!
Дитёй назвать — мне вера не та,
А бить тебя — мне грех будет:
Твоя ли мать мне дочь была.
По матери ты внук и мне.»
— Ах мать моя родимая!
Ты снимай шубу сыромятную,
Надевай шубу соболиную.
Не хочу я шубу соболиную:
Отпусти меня в свою сторону.
450
КАЗАНЬ-ГОРОД
Соловей кукушку подговаривает,
Подговаривал, всё обманывал:
— Полетим, кукушка, во темны́ леса́,
Мы совьём с тобою тёпло гнёздушко. —
Молодец девицу подговаривал:
— Поедем, девица, во Казань-город:
Казань-город на красе стоит,
На красе стоит, на крутой горе,
Казаночка речка медова́ течёт,
Мелки ключики — зелено́ вино,
По лугам-лугам трава шёлкова,
По горам-горам цветы алые,
Цветы алые, всё лазоревы.
— Не обманывай, добрый мо́лодец:
Я сама давно про то ведаю,
Что Казань-город на костях стоит,
Казаночка речка кровава́ течёт,
Мелки ключики — горючи слезы,
По лугам-лугам всё во́лосы,
По крутым горам всё головы,
Молодецкия, всё стрелецкия.
451
«После Покрова на первой неделе…»
После Покрова на первой неделе
Выпала пороша на талу землю;
По той по пороше ехала свадьба:
Семеро саней, по семеро в са́нях,
Семеро верхами, все с бердышами,
Семеро пешками, все с палашами.
Встречу той свадьбы шёл поп Семён —
Крест на ремени, полутора сажени.
— Бог же вам в помощь, духовные дети,
Красть-воровать, на разбое стоять!
452
«С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!..»
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Как ехала свадьба на семерых санях,
На семерых санях, по семеро в санях.
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
А поп-ат Емеля, крест у него на ремени,
Крест у него на ре́мени, в полторы сажени;
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Он по полю едит, им благословляет,
Им благословляет, кнутом погоняет!
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
— Дети мои, дети, давай свадьбу пети,
Давай свадьбу пети, ступай, тетка, в клети!
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
Коли бог поможет — меня не забудьте,
Коли чорт порушит — меня не клепите [92] .—
С Дону, с Дону, с Дону, с Дону, с-за Дунаю!
453
СТРЕЛЬЦЫ И КРЕСТЬЯНИН
Шли стрельцов молодцов
Пятьдесят человек,
Сами сговорились, сами смо́лвилися:
— Ежели бы нам, ребятушки,
Кобылушку соловую! [93]
Нам бы только экипаж везла:
Сами бы мы пешком шли! —
Едет крестьянин, дуб своло́к:
Под крестьянином кобылушка соло́вая.
Взглянули они, сами сме́хнулися:
— Что в Христа молили, то господь нам дал!
Ну-ка, сем-ка мы, ребятушки,
Нава́лимся! —
Видит крестьянин неминучее свое,
Распрягает кобылушку соло́вую,
На колено дугу распрямливает:
Всех перебил, будто волк переел,
Спи́ны понабил, как сычуг [94] снарядил.
— Ну-ка, ребята, челобитную писать,
Челобитную писать, к Москве посылать,
К Москве посылать, ко царю подавать!
К Москве нам итить, —
Нам и правыми быть,
Правыми быть, виноватыми слыть.
Ну-ка, ребята, по своим домам!
Заставим мы жон банюшки топить,
Банюшки топить, свои спинушки лечить.
Раны на нас не ко ейчатыя:
Раны на нас — всё дубиный шлях!
454
«Што за речкой было за Невою…»
Што за речкой было за Невою,
За Невою было с переправою,
Нн ковыль-трава во по́ле шаталаси:
Што шатал-качал удал-добрый молодец.
Он ни сам зашол, ни своей охотою:
Завела его, мо́лодца, неволюшка,
Его нужда крайняя,
Жизнь наша боярская,
Ещо служба царская,
Жизнь наша солдатская,
Ещо царя белаго,
Ещо Петра Перваго.
455
«Ты дорожка ли моя, дорожка торна-широка́я!..»
Ты дорожка ли моя, дорожка торна-широка́я!
Долиною ты, дорожка, конца-краю нету;
Што нихто ли, вить, по этой дорожке не ездить,
Только ездить-проезжаить один король Шведский.
Закричал ли король Шведский громким голоском:
— Поглядите, вы, ребята, на свою сторонку, —
Вот на нашей на сторонке всё темно́ и чо́рно:
У нас только, братцы, чо́рно: жить младцам невольно.
Поглядите ж вы, ребята, в Русскую сторонку, —
У как там ли, во России,
Ясно всё и кра́сно:
Ясно все и красно, жить младца́м прекрасно.
456
«Не кули́чушки в поле куликали…»
Не кули́чушки в поле куликали:
Не Голицын князь по роще гуляет;
Про все думает и гадает, про все размышляет:
Где же князю ехать, где ему проехать?
Чистым полем князю ехать, — ему будет пыльно;
Темным лесом князю ехать, — ему будет темно;
Улицею ехать, — ему будет стыдно;
Уж и лугом князю ехать, — трава спавелика,
Уж и ехать ему, не ехать, — глухим переулком,
Что глухим переулком, улицей Москвою,
Улицей Москвою, славною Тверскою.
Подъезжает князь Голицын, к церкви ко Собору,
На коленях становился, сам богу молился:
— Уж ты батюшко, государь, вся наша надёжа!
Уж ты жаловал всех господ всеми городами:
А меня пожалуй одним городочком.
— Я пожалую тебя, вор собака, во поле хоромы,
Что в чистом поле хоромы, ни крыты, ни мшёны,
Ни крыты, ни мшёны, столбы не твержёны.
457
«Бежит речка по песку…»
Бежит речка по песку
Из Казани во Москву,
Как по этой по речонке
Выплывало полтораста кораблей,
Как на всяком на кораблике
По пяти́-ста человек,
Они едут и гребут, —
Весело песни поют,
Други́ речь говорят,
Всё Гагарина бранят:
— Ох Гагарин, ты, Гагарин,
Расканалья господин!
Заедаешь-пропиваешь
Наше жалованье.
Он на эти же на денежки,
Граф, палаты себе склал,
Из чистого стеко́лушка —
Из хрусталя потолки́.
По самому по конёчку
Быстра реченька бежит,
Не сама она взошла, —
Фонтанами взведена;
У этой же у реченьки
Кровать но́ва смощена́;
Как на этой на кровати
Перинушка пухова́;
Как на этой на перинушке
Подушечки парчевы;
На этих подушечках
Одеяльцо новинькое лежит;
Как под этим одеялом
Князь Гагарин тут лежит,
Белу рыбицу глядит.
458
«Во саду было, во вишенью…»
Во саду было, во вишенью,
Что под белою березою,
Там стояла но́ва све́тлица,
Нова светлица королевская.
Что во той во новой светлице,
Новой светлице королевския,
Засажон сидит росейской граф,
Чернышов Захар Григорьевич,
Со росейскими солдатами,
Со росейскими офицерами.
Он по све́тлице похаживает
Белым ручками помахивает,
Головкою покачивает:
— Ой талан ли мой, талан плохой,
Иль несчастье мое горькое!
На роду́ ли мне написано,
Или же́ребьем мне выпало,
Что сидеть молодцу в неволюшке,
Со росейскими солдатами,
Со росейскими офицерами?! —
Лучило́сь ли туто ехати
Мимо той ли новой све́тлицы
Самому королю прусскому:
— И ну что́ тут часовой стоит,
Или кто тут посажон сидит? —
И как взго́ворит росейской граф:
— Ты-но о еси, пруской король!
Прикажи графа поить-кормить,
Иль на волю графа выпустить!
— Ты-но о еси, росейский граф,
Чернышов Захар Григорьевич!
Послужи-ка ты с верой с правдою,
Как служил ты царю Белому,
Катерине Алексеевне!
— Ты-но о еси, пруской король!
Отпишу я своей матушке,
Катерине Алексеевне:
Наша матушка рассердится,
Вся Росеюшка подымется,
Все коза́ки возвоюются,
Твой Кистри́н-Берли́н наскрозь пройдём,
Самого пруса в полон возьмём!
459
«Как у нас было на святой Руси…»
Как у нас было на святой Руси,
На святой Руси, в каменной Москве,
В каменной Москве, в Кримле, в славном городи,
У собора было у Успенского,
У Ивана было у Великово,
Молодой солдат на часах стоить,
На часах стоить, богу молится,
Богу молится, низко кланитца;
Он и плачить, што рика льетца,
С возрыданьеца — што волна бьетца;
Выходил ли сам Голицын князь,
Закричал своим громким голосом:
— Уж ты ой еси, молодой солдат,
Молодой солдат, полковой стержант,
Ты йя чем плачишь, йя чем слезы льешь?
— Ну и как жа мне ни плакати,
Ну и как жа мне горьких слез ни лить?
Што померк, померк наш свител месяц,
Потускнело солнцо красноя,
Почижелила служба царская,
Што ни стало в нас царя белава,
Царя белаво, Петра Первава!
Подымайтися вы, буйны ветры,
Разниситись жа вы, жолты писки,
Ты аткрой-кася, гробова даска,
Развирникася, золота парча,
Ты йюстань, проснись ты, наш батюшка,
Ты, наш батюшка, православный царь,
Пагляди-ка ты на всю армию,
На всю армию — сваю гвардию,
Как и все палки ва страю стаять!
460
«В том городе в Вереюшки…»
В том городе в Вереюшки,
В селе было во Купелюшки,
Там фатерушки порасписаны,
Солдаты порасставлены,
Солдатушки полка Тульскаго,
Полка Тульскаго мушкатерскаго.
Как сы вечера во полк приказ пришол,
Сы полу́ночи ружья чистили,
Со бело́й зарёй во строю стоять,
Во строю стоять, по ружью держать.
Перед ротою стоял молодой капитан,
Середь роты стоял молодой маиор;
Капитан вскричал: «На плечо ружьё!»
Маиор все вскричал: «По ремням спущай,
По ремням спущай, во поход ступай!»
Все солдаты призадумались,
Призадумавши они слово молвили:
— Уж вы братцы товарищи!
Хорошо было нам свыкатися,
Теперь как же нам расстатися?! —
Из того, города из Вереюшки,
Из села-т из Купелюшки,
Ни бела заря занималася,
Ни красно́ солнце выката́лося:
Выкаталася там русска армия,
Русска армия императорска,
Нашего царя белаго.
В том полку молодой солдат,
Молодой солдат, молодой сержант,
У руках несет знамя царское,
Знамя царское, государское.
Он не пьян идёт — шатаетца,
С своим с отцом с матерью прощаетца,
С молодой женою с шельмой, не прощаетца:
Через нее он пошол в службу царскую,
У заботушку великую.
461
«Молодой ли Алешинька он по табору ходит…»
Молодой ли Алешинька он по табору ходит, (2)
Молодых солдатушек он пробуживает: (2)
— Уставайте, солдатушки молодешенькие,
Оседлайте вы конёчков воронешенькиих,
Мы поедем, солдатушки, во чисто поле гулять,
Во чисто поле гулять и с турком воевать. —
Узошел ли Алешинька на крутую на гору,
Посмотрел ли Алешинька во подзорную трубу,
Ударился Алешинька об сырую мать-землю:
— Земля наша турецкая, да ты мать наша!
Много войска приняла, — прими меня молодца,
Прими меня молодца, что один сын у отца, —
Закопаем Алешиньку глубоким-глубоко́,
Укопаем клён-дерево высоким высоко́.
Расло, расло клён-дерево, да стал лист опадать:
Видно, нам ли солдатушкам тут всем пропадать.
Не дай, боже, заболеть, когда некому присмотреть!
Не дай, боже, умереть, когда некому поховать!
462
«Да не пыль в поле пылит…»
Да не пыль в поле пылит,
Меж дубравушек шумит, —
Француз армию валит,
Француз к мосту подъезжает,
Генералам он грозит:
— Уж вы братцы, генерали,
Мы войдем в вашу Москву,
Во ногах вас потопчу,
Золоты кресты сорву. —
Не достанется собаке
Во ногах нас потоптать,
Золотых крестов сорвать!
Не ясен сокол летает, —
Граф Паскевич разъезжает
На своем борзом коне,
Он приказывает:
— Уж вы бейтесь, братцы, не робейте,
Кровь до капли проливайте.
463
«Разбесчастненькой, бесталанненькой…»
Разбесчастненькой, бесталанненькой
Француз зародился!
Он сы вечера рано спать ложился,
Долго почивать;
Ничего ж ли то я, французик ли,
Ничего не знаю:
Што побили его, его армию
Донские коза́ки.
— Што мне жаль-то, мне жаль свою армию, —
Есть еще жалчея:
Что вот сняли мому, мому родному,
Да родному братцу,
Что вот сняли ему, сняли ему головку,
Да головку!
Што мене ль то, мене, всё французика,
В полон мене взяли;
Посадили мене, всё французика,
Во темнаю темницу:
Што вот тошно ли мне, всё французику,
В темнице сидети.
Если б знал-то бы, знал, французик ли,
Я б того не делал!
464
КНЯЗЬ ДАНИЛО
Князь Данило ходит,
По дорожиньке он бродит,
На красных поглядывает,
На них он посматривает,
Сладки речи говорит,
Фаты шелковы сулит:
— Ой вы, красныя девицы,
— Ой вы, молодицы!
Спойте вы мне песенку
Про голову горемышненку,
Про удалаго молодца
Про Илью Муромца,
Да про Егора царевича,
Молодца молодцевича,
Как он с турком воевал,
Как султана в полон взял,
Как его он засмолил,
Всю Турещину изрубил.
— Нет не станем
Мы петь песенку
Про голову горемышненку,
Про удалаго молодца
Про Илью Муромца,
Ни про Егора царевича,
Молодца молодцевича,
А споем мы тебе песенку
Про Данилу про каналью,
Про разбойника-бусурмана,
Про мерзавца-нехристиана. —
Тут Данило взбеленился
И велел их всех казнить,
Белы головы рубить.
Тут народ весь подымался
И стражей гонять пускался:
Разогнали всех стражей,
До Данилы добралися
И его колоть пустилися.
465
КНЯЗЬ МИХАЙЛО
Как поехал князь Михайло
Во царскую во службу,
Во царскую во службу,
На великую нужду.
Покидал свою княгиню,
Молоду Катерину;
Он приказывал княгине,
Своей матушке родной:
— Ох ты матушка родна!
Береги молодую княгиню
Береги ты мою княгиню,
Молодую Катерину:
Ты корми мою княгиню
Крупичатыми калачами,
Ты пой мою княгиню
Сытою медовою. —
Не успел князь со двора съехать,
Его добрый конь споткнулся,
С него бархатная шапочка
Свалилась,
Уж как тут-то князь Михайло
Он вспомнил,
Как вспомнил ли,
Горько князь восплакнул:
— Ахти, дома у меня не здорово,
Моей матушки родной не стало,
Либо моей молодой княгини,
Молодой княгини Катерины! —
Его матушка родная
Жарко банюшку топила,
Горючь камень разжигала,
Молодую княгиню погубила:
Белы груди ей разрезала,
Молоденца вынимала,
На горючий камень клала.
Как приехал князь Михайло,
Его матушка встречает,
За белы руки примает,
За дубовый стол сажает:
— Ах ты матушка моя родима,
Где моя молодая княгиня?
— Молодая твоя княгиня
Пошла богу молиться.
466
БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И СЕСТРА
В городе было в Киеве, жила-была молодая вдова;
У вдовушки было девять сынов, десятая дочь возлюбленная;
Её братья вазлилеяли, возлилеямши замуж отдали;
Они думали: за боярина, на места таво — за мирянина;
Они год жили, другой жили, на третий гадок расставалися:
— Ты мирянин, мирянин, ты поедим в гости,
Ты к тешши своей, а я к матери.
Ты к шуринам сваим, а к братцам радным! —
Они день едуть, и другой едуть, на третий денек становилися.
Агонь клали, кашу варили.
Наехали злые разбойники, мирянина зарезали,
Мирянинька в реку бросили, а миряночку в полон взяли;
Приехали домой, стали ужинать,
Поужинали спать лажилися;
Бальшой-то брат всию ночь не спал, —
Свеча горит, богу молитца;
Памолёмши богу, стал он спрашивать:
— Ты скажи, скажи, мирянычка, ты каково роду-племени? —
— Ох, я роду-племени ни царскава, ни боярскава,
Я роду-племени халопоскава:
В гароде было в Киеви, жила-была молодая вдова,
У вдовушки было девять сынов, десятая дочь вазлюбленная:
Её братья вазлелеяли, вазлилеямши замуж отдали,
Ани думали: за боярина, на места таво — за мирянина! —
Как вскричал брат громким голасом:
— Ох вы, братцы мои, братцы радимаи!
Уж какую жа мы беду сделали,
Мы зятя сваво зарезали,
Племянничка в реку бросили,
А радную сестру в палон взяли!
467
СЕСТРА-ОТРАВИТЕЛЬНИЦА
Как у нас-то было, было в зеленом саду,
Под грушею, под зеленою,
Под яблоней было, под кудрявою:
Стругал стружки добрый молодец,
Сбирала стружки красная девица;
Бравши стружки, она в костер клала,
В костер клавши, она змею пекла,
Змею пекла, пепел веяла,
Пепел веяла, зелье делала,
Состав составляла в зеленом вине.
Ждала к себе друга милого,
Своего она братца родимого.
Едет братец, что сокол летит,
Сестра к братцу, что змея сипит.
Встретила братца посреди двора,
Чару зелена вина наливаючи,
Свое горе, горе проклинаючи.
Уж как капнула каплю коню на гриву,
У коня грива загоралася,
Уста у брата кровью запекалися;
Успел братец он сестре сказать:
— Схорони ты меня между трех дорог,
Обсей же меня ты цветочками,
В головах поставь поклонный крест,
А в ногах привяжи ворона коня:
Стар пойдет — он богу помолится,
А млад пойдет — на коне поездится,
А девушки пойдут — нагуляются,
А сестра-то пойдет, слезно наплачется. —
Как вечор ко мне мой милой пришел:
— Ходи, мил друг, теперь смелей,
Извела я твоего недруга,
Своего братца родимого.
— Коль умела ты братца известь,
Изведешь и меня молодца.
Оставайся ж ты теперь одна! —
При том девушка слезно заплакала:
— Извела я брата родимого,
И лишилася друга милого.
468
МОЛОДЕЦ ЖЕНУ ГУБИЛ
Летела пава через три двора,
Уронила перо на подворьецо.
Мне не жаль пера, а жаль молодца,
Мне и жаль молодца, — один сын в отца,
Один сын в отца, и тот в службу идет.
Он и год служит и другой служит,
На третий год сын домой пришел.
Сустрела его мать середи поля,
Сестра встретила середи двора.
Жена встрела, сенцы о́тперла.
Повела его мать к себе в горницу,
Ну и стала ему мать все рассказывать:
— Твоя жена распутная,
Твоя жена шельма-пьяница,
Меды-вины все распропила,
Коней твоих всех распродала,
Соловей твоих всех распустила. —
Взял-то сын саблю вострую,
Срубил жене, жене голову,
Голова ль моя с плечь свалилася,
К коню в ноги покатилася.
Пошел-то сын у холодный погреб:
Меды-вины все целы стоят.
Пошел-то сын в конюшенку:
Кони стоят, сено-овес едят.
Пошел-то сын во зеленый сад:
Соловья сидят — вычищаются,
Женой его выхваляются.
Пошел-то сын к сыну в горницу:
— Молчи, баю, мое дитятко!
Теперь у тебя матери нетути,
У меня, молодца, молодой жены;
Только есть у тебе одна бабушка,
Да и та змия, змия лютая.
469
«Как у нас было в воскресенье-день…»
Как у нас было в воскресенье-день,
Как свекровь пошла ко заутрене,
Сноху послала во чисто поле:
— Ты стань, сноха, там рябиною,
Там рябиною да кудрявою,
Отростками малы детушки. —
На ту пору муж от службы шел,
Пришел домой, стал он сказывать:
— Уж и сколько я ни хаживал,
Такой девушки не нахаживал:
Уж и что это за рябинушка,
За рябинушка за кудрявая,
Что без ветру она да качается,
Ко сырой земле приклоняется!
— Ах ты, сын ты мой, сын возлюбленный!
Ты возьми свою саблю острую.
Сруби эту ты рябинушку. —
Он раз секнул — она вздрогнула,
Он другой тюкнул, — кровь ли брызнула.
От третий тюкнул, — слово молвила:
— Не рябину сечешь ты, — молоду жену,
Не кудрявую, — с малыми детками, —
Пришел домой, стал он спрашивать:
— А где моя молода жена?
— Твоя жена, она гулять пошла. —
— А где мои малы детушки?
— Малых детушек с собой взяла.
— Не мать ты мне, не ро́дная,
Змея ты мне, змея лютая,
Ты мышь ли, мышь подкопённая!
470
МОЛОДЕЦ И КОРОЛЕВНА
Крапива, крапивушка, крапива стрекучая,
Одолела крапивушка поле чистое!
Охочь был молодец по полям ездить,
Он охочь был стрелять гусей, лебедей;
Опоздал же молодец домой ехати.
В чистом в поле было три дорожуньки:
Первая дорога к отцу, к матери,
Вторая дорога к роду, к племени,
Третья — к своему городу.
В городе вороты были заперты,
У ворот караульщики крепко спять, да не проснутца.
Выходила королевна на ново́ крыльцо,
Отпирала королевна вороточки,
Она впускала удалова, доброва молодца:
— Ты иди со мной полегоничку,
Говори со мной потихоничку. —
Королева на утри стала спрашивати:
— Уж ты дочь моя, дочь любимая,
Уж с кем же ты нонча ночью разговаривала?
— Уж ты милая моя, мать родимая,
Мне спалось малось, во сне много виделось:
Бутто ты, моя мать, во гробу лежишь,
Пред тобой стоят попы, дьяконы,
Они поют память вечную. —
У стола, стола государева
Служил доброй молодец.
Доброй молодец хмелён напиваитца,
Во хмелю королевской дочерью похваляитца:
— Уж я спал, ночевал с королевской дочерью
На одной краватушки. —
Были люди-донощики,
Доносили самому королю.
Как вскричал король громким голосом:
— Уж вы слуги мои, слуги верныи,
Вы подите, приведите доброва молодца. —
Стал король у него спрашивати:
— Сколько же ты с моей дочерью?
— Я ни мало, ни много, ровно три года. —
Как вскричал король громким голосом:
— Уж вы слуги мои, слуги верные,
Вы подите в чисто поле,
Копайте вы ямы глубокие,
Становите два столба еловые,
Кладите перекладины дубовые,
Вешайте петелку шелковую;
Вы возьмите, подведите доброва молодца;
Не водите молодца переди дворца,
Вы ведите молодца позади дворца, —
Молодец в петолки качаитца,
Королевская дочь в терему кончаитца.
471
МОЛОДЕЦ В ТЕМНИЦЕ
Ты запой, запой, сиротина, с горя песенку!
— Хорошо песни петь, кто паужинал;
Я встал маладец, не завтракал;
Харош был абед,
Што хлеба-соли нет,
Нет ни соли, ни хлеба,
Нету кислых щей, —
Я лег-то, маладец, не ужинал!
Я пайду с горя в сырой бор,
Я вазму себе ножичек,
Вырежу себе иголачку [95] ,
Я пайду шить, краить
На чужой старане!
И я раз стебнул, —
У мене сто рублей;
Я в другой стебнул, —
У мене тысяча;
И я в третий стебнул, —
Казны-денег сметы нет!
Пристигала маладца
Темна ночь асенняя;
Где же маладцу начевать будить?
Начевать будить в сыром бару,
В сыром бару, пад сасною;
Сырой-то бор шумить, шумить,
Зеленая сасна шатаитца,
Маладец слезьми заливаитца:
Уж мне ли, доброму маладцу,
Завтра в дапроси быть;
Уж станет мене
Царь-гасударь дапрашивать:
— Ты скажи, скажи, детинушка,
Детинушка, крестьянский сын,
Ты с кем варавал?
Ты с кем разбой держал?
— Первай са мной товарищ —
Конь — добрая лошадь,
А другой-то таварищ —
Сабля вострая,
А третий-то таварищ —
Я сам маладец!
— Спалать, спалать, детинушка,
Крестьянскай сынок!
Ты умел варавать, детинушка,
Умел ответ держать;
Я за то детинушку пажалую
В чистом поли харомами —
Не мшонами, ни свершонами! [96]
472
КОРОЛЬ-КОРОЛЕВИЧ
Поехал королевич
На разгуляньице,
Оставил он королевну
На гореваньице.
Пускал своего добра коня
В зеленые луга,
А сам пошел королевич
На круту гору;
На крутенькой на горушке
Раскинул бел шатер,
Ложился спать королевич
Под белым шатром.
Пригрезился королевичу
Дивнехонек сон:
Из-под правой из-под ручки
Соколик вылетел,
Из-под левой из-под белой
Серая утушка.
— Пойду, пойду, королевич,
Ко старушеньке:
— Скажи, скажи, старушенька,
Про мой дивной сон?
— Твоя жена королевна
Сына родила,
На утренней на зорюшке
Сама померла. —
Ворочался королевич
К своему двору;
Не дошедши до своего двора,
Тяжело вздохнул;
Широкие воро́течки
Растворены стоят,
Щекольчаты окошечки
Повыставлены;
Все солдаты, офицеры
В черном платьице.
— Королевна, моя жена,
В белом убрана.
Пойду, пойду, королевич,
В нову горенку,
Вдарюсь, вдарюсь, королевич,
Об дубовый стол:
Бывало ты, дубовый стол,
Приубранный стоишь,
А ныне ты, дубовый стол,
Разубранный стоишь!
473
ВАНЯ-КЛЮЧНИК
Воздалече, воздалече во чистом полю
Стояли там хоромы высокие;
Во тех ли во хоромах жил-был младой князь
Сы младою своею сы княгинею.
Улюбился ли у княгиню Ваня ключничик;
Он и жил год сы княгинею, он и два живет;
Вот на третий ли годочик князь доведался.
Посылаить он хлопца сы новых сеней:
— Ты поди-ка ты, хлопец, пошли клюшничка,
Ты скажи же ему, что я жаловать хочу, —
Приходил же ли хлопец сы новых сеней,
Говорил ли он Ванюше громким голосом:
— Ты поди-ка ты, клюшник, тебя князь зовет,
Вот и хочет тебя ли князь жаловать,
Он такой же казною все несметною. —
Вот идет же ли клюшник, убирается:
Двумя мылами клюшник умывается,
У сафьянные сапожки обувается,
Он зеленый свой кафтан на распашичку,
Соболью он шапку набекрень держить.
Приходил же ли клюшник на новы сени;
Вот как стал-та его ли князь жаловать,
Он во три во кнута во ременные,
Во четвертою плетку калмыцкую,
Закричал ли ведь князь та громким голосом:
— Отведите вы его, шельму, на конюший двор. —
Вот идет отыль клюшник, утираится,
Свой зеленый кафтан, за рукав тащить,
Сафьянные сапожки полны крови,
Он соболью он шапку под мышкой несет,
Заограл же ли клюшник громким голосом:
— Не водите вы меня, братцы, на конюший двор, —
Вы сведите вы меня, братцы, в приворотную избу,
Ну, подайте мне гусельки звончатые,
Заиграю я песню заунывную:
Што и то-то и попито и погуляно,
Сы младою то княгиние поезжено,
За белы груди княгинины подержано.
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
474
«По выходам, выходам…»
По выходам, выходам
Выходила, погуливала
Молодая барышня.
Сговорила ее матушка:
— Отдаю тебя на́ люди,
Молодцу на руки;
Отдаю да приказываю:
Ты нежь мою дитетку,
Как я ее нежила;
Не дала ветру дунути,
Солнцу глянути!
475
«У варот разливам разливаитца…»
Величальная
У варот разливам разливаитца,
Ляли, ляли, ляли,
Разливаитца широкае озеро;
Ляли, ляли, ляли, широкае озеро,
По том озеру три лебедя плавають,
Ляли, ляли, ляли, три белые плавають.
Либидёк, либидёк, Иванушка либидёк,
Ляли, ляли, ляли, либидек,
Белинькай Сергеевич,
Ляли, ляли, ляли, Сергеевич,
Другой-то либидёк — Сергей либядёк
Ляли, ляли, ляли, либядёк
Белинькай Никифравич,
Ляли, ляли, ляли, Никифравич.
Третий либидёк — Васильюшка либедёк,
Ляли, ляли, ляли, Васильюшка
Белинькай Лавонывич.
Ляли, ляли, ляли, Лавонывич.
Либёдка, либёдка — Федосья
Ляли; ляли, ляли, либёдка,
Белая, белая Родивонавна,
Ляли, ляли, ляли, Родивонавна.
Другая либёдка — Прасковья,
Ляли, ляли, ляли, Прасковья.
Белая, бедая Лавонавна,
Ляли, ляли, ляли, Лавонавна.
Третья либёдка — Авдотья.
Ляли, ляли, ляли, Авдотья,
Белая, белая Михайловна.
Ляли, ляли, ляли, Михайлавна.
Они сойдутца, промеж себе поцелуютца.
Ляли, ляли, ляли, поцелуютца.
476
«Летал голубь, летал сизай, летал по задворью…»
Летал голубь, летал сизай, летал по задворью,
Искал голубь, искал сизай, искал галубку.
Не нашел голубь галубки ни в долинах, ни в лугах,
Нашел только голубь галубку ва зеленам в саде,
В зеленом саде садочку, ва ракитавам кусточку.
В высоком терему сидит Маша пад акном.
Приходили к душе Маше подруженьки ее:
— Ах, что же ты, Маша, да не весела сидишь?
Ты бывала с милым говорила,
Ты поешь, как соловей.
— Я бы рада распевала, да многа горя у меня,
Многа горя и кручины повстречалася со мной.
Ах, любил меня милой, любил, да покинул.
— Не тужи, душа Маша, очень в летах молодых:
Тебя всяк будет любить.
— Пускай меня люди любють, а я в свете никаво,
Я в свете никаво, однаво дружка сваво.
477
«Каравать моя — караватушка…»
Каравать моя — караватушка,
Каравать моя новотесаная.
Высока кровать взграмощена!
Грамастил мне каравать
Мой пастылый муж.
Он пастыл, пастыл,
Курвин сын — резбестия —
Посылал мене в полночь
По воду, по студеную;
И я в первом часу за водой пашла,
Ва втором часу воду черпала,
И я в третьем часу дамой пришла.
478
«В саду яблонь кудрявая…»
На вечеринке
В саду яблонь кудрявая,
Кора золотая. (2)
Я мимо шла, я мимо шла,
Кору колупала. (2)
Я той корой, я той корой
Ковер вышивала. (2)
Я тем ковром, я тем ковром
Я свекра дарила: (2)
— Прими, прими вот, свекрушка,
Не гребуй ты мною, (2)
А ты мною, я тобою,
Буйной головою. — (2)
В саду яблонь кудрявая,
Кора золотая. (2)
Я мимо шла, я мимо шла,
Кору колупала. (2)
Я той корой, я той корой
Платок вышивала. (2)
Я тем платком, я тем платком
Свекровь дарила: (2)
— Прими, прими, свекровушка,
Не гребуй ты мною, (2)
А ты мною, я тобою,
Буйной головою. (2)
479
«У нас на горушке, на горушке крутой…»
На вечеринке величальная
У нас на горушке, на горушке крутой,
На горушке два терема стоят;
Ой ли, ой люли, люли, люли! [97]
Во тереме две девчоночки сидят,
Между собой они речи говорят
Про дороднаго молодца,
Николая да Митревича:
Николаюшка богат, богат, богат,
Да Дмитревич достаточный человек;
Он с гривенки на гривенку ступал,
Рублем ворота запирал,
Червонцами по городу шибал,
Из неволи красных девок выручал:
— Уж вы, девушки, красавицы мои,
Помолите, попросите обо мне,
Помолите, попросите обо мне,
О дородном добром молодце! —
Как приехали казаченьки на двор,
Взяли, взяли Николушку во полон,
Мне не жалко, что его то взяли,
А мне жалко, что не крепко связали:
Развяжется, раскуется, утекет,
Со меня же буйну голову ссекет.
480
«Матушка, да чьи ж это кони…»
Песня, когда приезжают за невестой везти ее к венцу
— Матушка, да чьи ж это кони
Государыня, да чьи вороные?
— Дититко, Ивановы кони,
Милое, его вороные.
— Матушка, к двору подъезжают,
Государыня, в новы сени входят.
— Дититко, не бось, не пугайся,
Милое, не бось, я не выдам.
— Матушка, в горницу входят,
Сударыня, в новую входят.
— Дититко, не бось, не пугайся,
Милое, не бось, я не выдам.
— Матушка, за убраный стол садятся,
Сударыня, за дубовый садятся.
— Дититко, не бось, не пугайся,
Милое, не бось, я не выдам.
— Матушка, за руки берутся,
Сударыня, за белые берутся!
— Дититко, господь бог с тобою,
Милое, господь бог с тобою!
481
«Вейся, вейся, хмелюшко…»
Вейся, вейся, хмелюшко,
Через тын на улицу,
Ко мне во зеленый сад:
Во зеленом садику
Привольице вольное,
Раздолье широкое.
По том по раздольицу
Ходил, гулял молодец,
Склонил свою голову
На правую сторону.
Увидала матушка
С высокого терема:
— Дитя ль, мое дитятко,
Дитя, чадо милое,
Что ходишь не весело,
Гуляешь не радостно?
— Сударыня-матушка,
Товарищи женются,
И мне младцу надобно.
— Женись, мое дитятко,
Женись, мое милое,
Возми себе, дитятко,
Княгиню боярыню.
— Сударыня-матушка,
Та мне не жена будет,
Тебе не невестушка.
В соседа есть девушка
Она мне понравилась:
Она мне жена будет,
А тебе невестушка.
482
«Раскасатый мой селезень…»
Раскасатый мой селезень,
Ой ли, ой ляли, селезень.
Да где же ты был, пробывал?
Ой ли, ой ляли, пробывал.
— Да я был, был, пробывал.
Ой ли, ой ляли, пробывал.
Уж я был на море:
Ой ли, ой ляли, на море.
Как все утушки хороши,
Ой ли, ой ляли, хороши,
Раскасатые пригожи.
Ой ли, ой ляли, пригожи.
Одна утушка лучше всех,
Ой ли, ой ляли, лучше всех.
Раскасатая лучше всех. —
Ой ли, ой ляли, лучше всех.
Разудаленькой добрый молодец,
Ой ли, ой ляли, добрый молодец.
Да где же ты пробывал?
Ой ли, ой ляли, пробывал.
— Уж я был, был, пробывал,
Ой ли, ой ляли, пробывал.
Уж я был у тестя,
Ой ли, ой ляли, у тестя.
Я у ласковой у тещи.
Ой ли, ой ляли, у тещи.
Как все девушки хороши,
Ой ли, ой ляли, лучше всех.
Одна красная лучше всех,
Ой ли, ой ляли, лучше всех.
483
«В'нас при вечере, вечере…»
Поется на девичнике
В'нас при вечере, вечере,
При Авдотьином девичнике,
При великой было радости,
Прилетел к ней и ясен сокол;
Ён садился на окошечко,
На серебряну причаленку,
И сломал, сломал причаленку,
Што разбил, разбил окошечко.
Как услышала ея матушка:
— Ты дитя-ль мое, дитятко,
Ты дитя-ль мое милое!
Приучай ты, приучай ты сокола,
Ясного сокола залетного,
Доброго молодца заезжего.
— Я бы рада приучила молодца,
Мое сердце ни’брачается,
В головушке ум мешается,
Белы ручки опускаются.
484
«Луга мои, вы зеленые…»
Сговорная
Луга мои, вы зеленые, (2)
Полны воды налилися; (2)
Куда вода сотекать будит? (2)
Стекать воде во колодезь, (2)
С колодезь в быструю речку. (2)
Города мои строильные, (2)
Полны господ понаехали; (2)
Они думушку думали: (2)
Кому у нас воевать будить? (2)
А и хто у нас воителем будить? (2)
— Воителем сходатой сват. (2)
Подвойщицей свашинька. (2)
485
«Улица, моя улица…»
Хороводная
Улица, моя улица,
Улица широкая!
Ой ляли, ой ляли, улица широкая!
Мурава моя, мурава моя,
Мурава зеленая!
Озеро мое, озеро,
Озеро глубокое!
По том ли по озеру
Плавал лебедь с лебедушкой.
Лебедек — Сергей сударь,
Сергей Андреянович;
Лебедка — Татьянушка,
Татьяна Григорьевна.
Просилась Татьянушка
Поиграть на улицу:
— Ты, Сергей Андреянович,
Пусти грать на улицу!
— Я тогда тебя грать пущу,
Когда девять сынов родишь,
Когда девять сынов родишь,
Десятую себе дочерь,
Десятую себе дочерь,
За дочерью сама пойдешь.
486
«Да не темная, не зеленая дубрава…»
Да не темная, не зеленая
Дубрава,
Ой ляли, али ляй, али, дубрава.
Да не гордая, не спесивая
Палагея.
Не знала она, што с гордости
Затеять.
Затеяла 'на затеюшку
Большую:
Запрудила 'на широки пруды
Перстнями,
Запрудила 'на широки реки
Платками,
Поставила ’на стороженек
На броду:
— Вы стойте, мои стороженьки,
Страженьку;
Тут будить ехать сходатой сват
С поездом. —
Не доехавши, с ворона коня
Слезаить,
Не дошедши, он востру саблю
Вымаить.
Он и хочить ли стороженьку
Срубити.
— Не для тебя стороженька
Стояла,
Не для тебя, Палагеюшка
Рождена,
Не для тебя Григорьевна
Вскормлена, —
Да не гордая, не спесивая
Палагея
Не знала она, што с гордости
Затеять.
Затеяла ’на затеюшку
Большую.
Запрудила 'на широки пруды
Перстнями;
Запрудила 'на широки речки
Платками,
Поставила ’на стороженек
На броду:
— Вы стойте, мои стороженьки,
Страженьку;
Тут будет ехать Сергей сударь
С поездом;
Тут будить ехать Андреянович
С красным. —
Не доехавши, с ворона коня
Слезаить,
Не дошедши, он востру саблю
Вымаить;
Он хочить ли стороженьку
Срубити.
— Вот для тебя стороженька
Стояла,
Вот для тебя Пелагеюшка
Рождена,
Вот для тебя Григорьевна
Вскормлена.
487
«Вдарили, вдарили, вдарили гусли по чисту полю…»
Тоже
Вдарили, вдарили, вдарили гусли по чисту полю,
Вдарили гусли по чисту полю,
Пролились, пролились, пролились слезы по синем морю,
Пролились слезы по синем морю.
Я ль молода, я ль молода, я ль молода думу думала одна,
Я ль молода думу думала одна;
Думала, думала, думала, подумала сама себе одна,
Думала, подумала сама себе одна:
Как же мне, как же мне, как же мне быть на чужой стороне?
Как же мне быть на чужой стороне?
Как привыкать, как привыкать, как привыкать ко чужой семьи?
Как привыкать ко чужой семьи?
Как назвать, как назвать, как назвать свекра батюшкой?
Как назвать, как назвать, как назвать свекровь матушкой?
Как назвать свекровь матушкой?
Научил меня, научил меня, научил меня миленький дружок,
Научил меня миленький дружок:
Назови свекра, назови свекра, назови свекра батюшкой,
Назови свекра батюшкой;
Назови свекровь, назови свекровь, назови свекровь матушкой,
Назови свекровь матушкой.
От горя, от горя, от горя свекор батюшка,
От горя свекор батюшка;
От тоски, от тоски, от тоски не родной мой отец,
От тоски не родной мой отец;
От горя, от горя, от горя люта свекровь матушка,
От горя люта свекровь матушка,
От тоски, от тоски, от тоски неродная моя мать,
От тоски не родная моя мать!
488
«Павлова матушка всюё ночушку не спала…»
Когда отпускают жениха на сговор
Павлова матушка
Всюё ночушку не спала,
Али ляй ляли, не спала,
Да и Павлушку собирала:
Да и поедем мы, Павлушка,
Али ляй ляли, Павлушка,
Да и поедем жениться!
Шурья-братья сустренуть
Али ляй ляли, сустренуть,
Со свинами, со медами,
Будут тебя угощать,
Али ляй ляли, угощать.
Будут тебя потчивать,
Будут тебе винца подносить.
Али ляй ляли, подносить,
Да не пей винца из корца,
Вылей коню на гриву
Али ляй ляли, на гриву,
Сивогривому на сиву,
Сивогривому на сиву.
Али ляй ляли, на сиву.
У коня грива колесом,
А Павлушка молодцом.
Али ляй ляли, молодцом.
489
«У ворот конопелка, у ворот зеленая…»
Поется на сговоре
У ворот конопелка,
У ворот зеленая,
Ай ляли, али ляй ляли, у ворот зеленая,
У ворот зеленая,
Тонкая, высокая.
Ай ляли, али ляй ляли, тонкая высокая.
Да на той конопелке
Да сидят легки пташки,
Ай ляли, и проч .
Сидят, распевают.
Они прочь улетают.
Да сидить, сидить, отлетаить
Дорогая гостенька,
Авдотья у батюшки;
Да живет, отживаить,
Она прочь отъезжаить
Во иную деревню,
Не в суютную семью,
Ко и лютому свекру,
Ко лютой свекровьи.
490
«Уж мы тебе, Авдотьюшка, говаривали…»
Тоже
Уж мы тебе, Авдотьюшка,
Говаривали,
Ай ляли, али ляй ляли, говаривали.
Уж тебе, Андреевна,
Приказывали:
Не вставай, не вставай, Авдотьюшка,
Раненько;
Не гладь, не гладь головушку
Гладенько;
Не ходи, не ходи раным рано
По воду;
Не черпай, не черпай рано ’з пролуби
Да воды:
Да на пролуби, да на пролуби
Два голубка;
Да один голубь, да один голубь
Та гудеть,
От батюшки, от матушки
Отведеть;
Да другой голубь, да другой голубь
Та гудеть,
Ко люту свекру да свекровушки
Приведеть.
491
«Уж ельник, мой ельник…»
Уж ельник, мой ельник.
Часто́й мой березник,
О ло, ло, ло, ло, ло, частой мой березник!
Колодезь, колодезь,
Колодезь студеной!
Разлился колодезь
По лугам, по болотам,
По стежкам, дорожкам.
По той по дорожке
Мне к батюшке ехать,
Мне пир пировати,
Мне братцы женити,
Сестру сговорити.
Братца я не женила,
Сестры не сговорила.
Колодезь, колодезь… [98]
Я братца женила,
Сестру сговорила.
Дарил миленький дружок.
С него перстень потускнел?
Носил перстень смирный сын.
492
«Добрый молодец по горницы похаживает…»
Добрый молодец по горницы похаживает,
Калену стрелу заряживает,
Калена стрела приказывает:
— Ты лети, лети, калена стрела, на быстру реку.
Ты убей, убей, калена стрела, сизого селезня,
На каменной стене убей белого голубя,
В высоком терему — красну девушку-душу:
Сизой селезень — кушанье моё,
Белый голубь — охота моя,
Красная девушка — невеста моя.
493
«Долина-долинушка, раздолье широкое!..»
Долина-долинушка,
Раздолье широкое!
На этой долинушке
Выростала рощица,
Рощица зеленая.
Белая, кудрявая.
Из-за этой рощицы
Заря занималася,
Солнце выкоталося,
Светит, светит солнышко
Зимой не по-летнему:
Любит парень девушку,
Любит не по-прежнему.
Любил, все обманывал,
Замуж уговаривал:
— Пойди, пойди, девушка,
Пойди за меня замуж
За доброго молодца,
За горького пьяницу.
— Нейду, нейду, молодец,
Нейду, не подумаю,
И чужого разума,
Девка, не послушаю.
494
«На улице то дождь, то снег…»
На улице то дождь, то снег,
Вью-вью то дождь, то снег,
То дождь, то снег, то вьялица,
То вьялица-мятелица,
Крутит-мутит, в глаза несет,
Меня, младу, свекор кличет,
Для свекорушка, для батюшки,
Сама с места не тронуся,
Не тронуся, не ворохнуся.
На улице то дождь, то снег,
То дождь, то снег, то вьялица,
То вьялица-мятелица,
Крутит-мутит, в глаза несет.
Меня, младу, свекровь кличет.
Для свекрови, для матушки,
Сама с места не тронуся,
Не тронуся, не ворохнуся.
На улице то дождь, то снег,
То дождь, то снег, то вьялица,
То вьялица-мятелица,
Крутит-мутит, в глаза несет.
Меня, младу, мил друг кличет,
Ддя милого для дружочка
Иду-иду скорешенько,
Скорешенько, торопнешенько,
Вью-вью торопнешенько.
495
«Девушка лесом шла…»
Девушка лесом шла,
Красавица темным шла,
Своего дружка не нашла.
Показалось девушке:
Во лесу листья шумят,
Белая березынька
К сырой земле клонится.
На эту березоньку
Слеталися пташечки:
Соловей с кукушкою;
Кукует кукушка
По своем теплом гнезду,
Горюет горюшечка
По своем она горю.
496
«Несчастному деревцу бог листу не дал…»
Несчастному деревцу бог листу не дал,
А мне, красной девушке, бог доли не дал:
Отдал меня батюшка далеко замуж.
Я скинуся, горькая, кукушечкою,
Полечу я, горькая, к батюшке во садок,
Сяду ли я, горькая, в саду под окном.
Как большой-то брат сказал: «Ружье заряжу»,
А средний брат сказал: «Пойду застрелю»,
А меньшой-то брат сказал: «Пойду погляжу,
Не наша ли, горькая, с чужой стороны?»
497
«Мужик пашеньку пахал…»
Мужик пашеньку пахал,
Сам на солнышко глядел:
Еще попашу,
Еще погляжу!
Как чужи-то жены
Мужьям завтракать несут,
А моя шельма жена
И обедать не несет.
Уж я выпрягу лошадку,
Я поеду во луга,
Пущу коня во росу,
А сам вырежу лозу
На свою курву жену.
Приезжаю ко двору, —
Жена ходит по двору,
Да набеленная,
Нарумяненная.
Уж я брошу лозу,
Поцалую жену:
— А где, жена, была,
Где, сударыня моя?
— Я была, сударь, была,
У соседа на пиру.
— А и что жена, пила,
Что, сударыня, пила?
— Я пила, сударь, пила,
Я и мед и вино,
За твое, сударь, здоровье
Стакан меду выпила.
— Да спасибо же, жена:
Не забыла про меня;
Не могу тебя забыть,
Я не знаю, как избить.
498
«Ни бушуйтя, ветры, ветры, ветры, в чистом полю…»
Ни бушуйтя, ветры, ветры, ветры, в чистом полю,
Ни валяй, ни шатай, мороз, сосну,
Што сосне ли в бору стаеть тошно,
Што ни так тошно, стоеть нивозможно;
Ни водой-то корень, корень подмываить, —
Молодой горностай к корню подбигаить,
Молодой-то корень, корень подъидаить;
С Волги-матушки вода протикаить,
Молодой-то корень, корень подмываить.
Как сосёнушки мокушичка засыхаить;
Над мокушичкой пчелки вьютца, —
Как у молодца кудри вьютца.
499
«Ой, куда мне недоросточка куда дети?..»
Ой, куда мне недоросточка
Куда дети?
Положу я недоросточка
Спать от стенки, —
От стенки недоросточек
Он озябнет;
Ой куда же мне недоросточка
Куда дети?
Положу я недоросточка
У середечку, —
У середечке недоросточек
Задохнется.
Ой, куда ж мне недоросточка
Куда дети?
Положу я недоросточка
Спать от краю, —
Да от краю недоросточек
Он убьется,
Он убьется недоросточек,
Расшибется.
Ой, куда ж мне недоросточка
Куда дети?
Заверну я недоросточка
В дерюженку,
Положу я недоросточка
В тележенку,
Запрягу я недоросточку
Лошаденку,
Повезу я недоросточка
В чисто поле,
Во чисто поле,
На раздолье,
Привязу я недоросточка
Ко березе.
500
«Ой, матушка, не могу…»
Ой, матушка, не могу,
Сударыня, не могу!
Э-э-э-ха-хо,
Э-э-э-хти мне!
Хочу хлеба да меду!
(Припев)
Отдавали молоду
На чужу сторону,
Не в сваютную семью:
Только свекор, да свекровь,
Да четыре деверья,
Три невестушки,
Две золовушки,
Да две тетушки.
Как ведут молоду,
Уговаривают,
Да и свекор говорит:
— К нам медведицу ведут!
А свекровья говорит:
— Людоедицу ведут! —
А деверья говорят:
— Разори-домок ведут! —
А невестки говорят:
— К нам непряху ведут! —
А золовки колотовки
Подкалачивают!
А две тетушки стоят,
Все про то же говорят!
Позволь, батюшка родимый,
Мне по горнице пройти,
Правду выговорить:
— А медведица, батюшка,
Во темном лесу!
Людоедица, матушка,
Лютая свекровь!
А вы, братья соколы,
У вас жены таковы!
Вы, невестушки,
Сами в людях живете!
Вы, золовушки,
Сами в люди пойдете!
А вы, тетушки,
Вы не вказывайте
Во чужом дому!
Как поставлю на порог,
Да в три шеи до ворот! —
Как за то ль меня муж
Да и больно бил,
Привязал нитку
На соломинку;
И со этого побоя
Три недели лежала,
Три без памяти была!
501
«Уж ты, роща моя, роща темная и зеленая!..»
Уж ты, роща моя, роща темная и зеленая!
Ты с чево, роща, засохла,
С чево, зелена, поблёкла.
Не дождамши поры-время.
Поры-время, теплава лета?
Разбессчастная кукушка нигде гнездушка ни совьить,
Нигде ни совьить, ни сагреить;
Распрабедная салдатушка нигде местушка не найдить,
Нигде местушка не найдить, ни сживетца.
Ах диверья,
Всё кабелья,
По подлавичьям лежали,
На меня, младу, рычали.
А золовки,
Калатовки,
Нипокрытаи головки,
Ат стала прочь атганяли,
Из рук ложку вырывали,
Са двора долой сганяли,
На работу пасылали.
Адна матушка свекровья за вороты выходила,
Ва след мне громким голасом кричала:
— Воротись, мая салдатка,
Ты па сыну мне невестка;
Сын приедить, он и спросить:
Ой ты, матушка родная,
Где жена мая младая?
502
«Ах, утушка лугавая…»
Ах, утушка лугавая,
Малодушка маладая,
Где была, побывала,
Где ночуньку ночевала?
— Я первую ночку
Ва лесочку,
Другую ночку
Ва садочку,
Ва малиновам кусточку.
Тут ишли, прошли удалые
Два малодчика маладые;
Они вырезали па пруточку,
И сделали па гудочку.
Эх вы, гудки, ни гудитя,
Мене, младу, ни будитя!
503
«Ржевские прикащики злы, лукавы…»
Ржевские прикащики
Злы, лукавы; (2)
Они думали, гадали
В чистом поле: (2)
— Мы скинемся, ребятушки,
По полтине, (2)
Мы купимте, ребятушки,
Да новый струг, (2)
Поплывемте, ребятушки,
Вдоль по Волге. — (2)
Плыли, плыли, ребятушки,
Становились, (2)
Что под славной под губерньей
Под Калугой.
У кунца-то у богата
Дочь хороша,
Просилася у батюшки
Погуляти,
А ржевских-то прикащичков
Поглядети.
А ржевские прикащички
Злы, лукавы,
От бережка на стружочек
Мост мостили,
А во скрипочку играли
Во новую,
Красную девушку манили
Молодую.
Переманули красавицу
На новой струг,
Посадили красавицу
За дубов стол,
Напоили красавицу
Пивом, медом,
Пивом, медом, красавицу
Сладкой водкой.
Где сидела красавица,
Там уснула,
Проснувшися красавица
Взговорила:
— Я думала — у батюшки
В теремочке, —
У ржевского прикащичка
На стружечке,
Я думала — у батюшки
На перинах, —
У ржевского прикащичка
На коленях.
Ты прости, прощай, мой батюшка,
Заочно!
Вы простите, вы прощайте,
Белы палаты!
Вы простите, вы прощайте,
Цветни платья!
Ты прости, прощай мой
Зеленой сад!
Уж и мне ли по садику
Не гуляти,
Сладких яблочек, наливчатых
Не рвати.
504
«За горами, за долами…»
За горами, за долами,
За судейскими крючками
Весь народ пропал!
Как крючки-то нынче ловки,
В них совести нет,
У них совести не стало,
Правосудие пропало,
От белых бумаг;
А Бориска-то горбатый
Гребет денежки лопатой,
Черт знает, за что,
Подбирает все бумажки,
Да кладет их возле ляшки
Для выгод своих;
Бирюков был при разряде,
А душа его во аде
Пламенем горит;
Он поставил себе столик,
И сидит словно разбойник
В железных очках!
505
«Из-за лесу, лесу темного…»
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за садику зеленого
Заходили тучи грозные,
А другие непогожие
Со дождями, со морозами,
Со снегами со глубокими.
Собиралась дочка от матери,
Она ехала, не доехала,
Среди леса становилася,
Ко дубочку приклонилася,
С соловьями думу думала,
С молодыми думу крепкую:
— Соловей ты мой, соловушко,
Соловей ты мой, вольна пташечка!
Полети же, мой соловушко,
На родимую сторонушку,
Ты скажи, скажи, соловушко,
Мому батюшке низкой поклон,
А матушке челобитьице:
То-то, матушка, неволюшка,
Да, сударыня, боярский дом!
Посылают меня, молоду,
В полночь с ведром одну по воду,
И разутую и раздетую,
И холодную и голодную.
На мое ли на несчастьице
Налетели гуси серые,
Возмутили воду свежую;
Уж я той ли воды час ждала,
А другой час слезно плакала,
А на третий час домой пошла,
Ко белу свету ко двору пришла.
506
«Не студён-холоден ветерок поносит…»
Не студён-холоден ветерок поносит.
Дуняша!
По чистому полю,
Дуняша!
По чистому полю,
В зеленой дуброве,
Дуняша!
В зеленой дуброве.
Не дубровушка в лесе расшумелась, Дуняша!
Во бую́, во шуму́ ничего не слышно, Дуняша!
Только слышен один голос человечий, Дуняша!
Не простого человека — казака донского, Дуняша!
Как донской казак пашеньки не пашет, Дуняша!
Посеву не сеет,
Дуняша!
Посеву не сеет:
Только козак по роще гуляет,
Дуняша!
Он по рощице гуляет, во скрипку играет, Дуняша!
Он во скрипочку играет, Дуню забавляет, Дуняша!
507
«Рябина, рябинушка, рябина кудрявая…»
Рябина, рябинушка, рябина кудрявая,
Ишшо моложавая!
Как тебе, рябинушке, как тебе не скучитца,
На все луга глядючи!..
Молодая молодушка, как тебе не скучитца
За старым за мужем,
На стараго глядючи!..
— Кумушки, голубушки,
Сестрицы, подружуньки,
Пойду ли я по солнушку,
Сбираю ли по зернушку:
Наварю пива пьянова,
Напою мужа старова;
Положу ево середи двора,
Середи двора широкова;
Накрою соломою,
Соломою гречишною,
Зажгу пук лучинушки.
Выйду я на улицу,
Закричу я громким голосом:
— Люди добрые! моево мужа гром убил,
Моево мужа гром убил,
Маланьёй сожгло.
508
«Атдають мене младу…»
Атдають мене младу
На чужу дальню старану,
Не за ровнюшку!
Не с дабром мене встречають,
Все абгаваривають;
Свекар батюшка гаварить:
— Нам медведицу ведуть! —
А свекровья гаварить:
— Лютаедицу ведуть! —
Диверья-то гаварять:
— Нам неткаху ведуть! —
А заловки гаварять:
— Нам непряху ведуть! —
Тетушка у печи стаить,
Пра меня же гаварить;
А немилай-то на палатях лежить,
Искосясь на меня глядить.
Мне малчать молоденьки, —
Мене дурай назовуть;
Ты касись — не касись,
Не баюся я тебе,
Не побьёшь ты мене!
Медведица, батюшка,
В берлоги живеть;
Лютаедица, матушка,
Ва дремучих лесах;
Диверья-то галубчики,
Неткахи — всё жены ваши!
А непряхи-то, матушка,
Это всё — дочери тваи!
Ах и черт ли тебе,
Тетушка, спрашиваить
К нам хадить,
Да пра мене гаварить!
Я наставлю на парог,
Да в три шеи да варот:
Ты не станешь к нам хадить,
Про мене гаварить!
509
«Через леса, леса темные…»
Через леса, леса темные
Пролегала дороженька,
Широки́м она не широ́ка.
По той по дороженьке
Мать дитя провожала,
Мать дитяти приказала:
— Ты живи, живи, мое дитятко,
На чужой дальней сторонушке,
Держи голову поклонную,
Ретиво сердце покорное!
— Сударыня, моя матушка,
Со поклону голова болит,
С терпения сердце высохло!
510
«Калина с малиною, что ты рано расцвела?..»
Калина с малиною,
Что ты рано расцвела?
В ту ль пору-времечко
Мать сына родила.
Не чаяла матушка
Сына милого избыть,
Сжила, сбыла матушка
За единый за часок;
Построила матушка
Сыну легкое судно,
Сама вышла матушка
На крутенькой бережок,
Воскликнула матушка
Своим громким голоском:
— Вернись, вернись, дитятко,
Воротися ты назад!
— Нельзя, нельзя, матушка,
Воротиться мне назад:
Легкое суденышко
Против волны не стоит.
Против волны не стоит,
За волной шибко бежит.
А вернусь я, матушка,
Через двадцать пять годов,
Я скинуся, матушка,
Мелкой пташкой соловьем,
Прилечу я, матушка,
В твой зеленый сад гулять;
Там сяду я, матушка,
На ракитовом кусте,
Запою я, матушка.
Своим звонким голосом:
Воротился, матушка,
Твой возлюбленный сынок!
511
«Заря моя, зорюшка…»
Заря моя, зорюшка,
Да заря белая,
Игра девичья!
Играть хочется,
Слезы котятся, —
Играть не велят,
Все заказывают,
Заговаривают.
Я украдуся,
Наиграюся,
Я тишком,
Лужком,
Со милым дружком,
Вечеринкою,
Со лучинкою.
По мосту, мосту
По калиновому,
По другому мосту
По малиновому,
По третьему мосту
Бояре ехали,
Да бояре глупые,
Неразумные,
Нерассудливые,
Беспорядливые,
Недогадливые.
512
«Ой, по морю, морю синему…»
Ой, по морю, морю синему,
По синему, по волнистому,
Плыла лебедь, лебедь белая.
Ни встряхнется, ни ворохнится,
Сине море не всколыхнится.
Пришло время — встрепенулася,
Сине море всколыхнулося.
Где ни взялся там ясен сокол,
Убил лебедь, лебедь белую,
Он кровь пустил по синю морю,
А пар пустил по поднебесью,
А пух пустил по чисту полю.
Ту кровь пила бела рыбица,
Тот пар пропал в по поднебесьи,
Тот пух брали красны девушки
Милу дружку на подушечку.
Где ни взялся добрый молодец,
Все девушки поклонилися, —
Одна девка не поклонится,
Своим сердцем не покорится.
Грозил парень красной девушке:
— Ну, добро ты, красна девушка,
Вот дай дожить мне до осени,
Возьму тебя за себя замуж, —
Будешь знобить резвы ноженьки. —
Красна девка поклонилася,
Своим сердцем покорилася.
513
«Уж вы, горы мои, горы Воробьевские!..»
Уж вы, горы мои, горы Воробьевские!
Ничего-то горы, горы не породили,
Породили горы один бел горюч камень;
Из-под камушка течет, течет речка быстрая,
По прозванью речка, речка-то Смородинка,
Как на той ли речке стоит част ракитов куст,
На кусту-то сидит млад сизой орел,
Во когтях-то держит, держит черного ворона,
Он не бьет, не дерет, только его спрашивает:
— Ты скажи, расскажи, гдо гулял, погуливал?
— Уж я был-побывал в широкой степи,
Что в той ли степи, степи Саратовской,
Уж я видел, видел диво-дивное:
Что лежит-то, лежит тело белое,
Что никто-то к телу, к телу не приступится.
Прилетали к телу, к телу да три ластушки:
Как и первая-то ластушка — его родная матушка,
А другая ластушка — его молода жена,
Уж как третья-то ластушка — его родная сестра.
Уж как мато-то плачет, плачет, как река льется,
А жена-то плачет, плачет, что ручей бежит,
А сестра-то плачет, плачет, как роса росит.
514
«При долинушки стоял куст калинушки…»
При долинушки стоял куст калинушки,
Ай да на кусте-то сидит млад соловьюшек;
Он сидить, сидить и громко свищет.
Доброй молодец сидить в неволюшки,
Сидить, слезно плачить;
Во слезах разудалой письмо пишеть:
«Растоскуйся ты, моя сударушка,
По мне растоскуйся;
Што я сам по тебе стосковался, сгоревался.
А малёшуник после сваво батюшки остался;
А родную матушку свою чуть запомню».
— Кто же тебе, маво сиротинушку, вспоил, вскормил?
— Вспоил мене православный мир;
А взлелеяла Волга-матушка;
А кудри завила ты, сударушка,
Она вила, вила, приговаривала:
Когда кудри разовьются,
Тогда мысли разойдутся.
515
«Ты взойди-тка, солнца краснае…»
Ты взойди-тка, солнца краснае,
Над горой над высокою,
Над поляною над широкою,
Над дубравыю над зиленыю,
Подогрей ты нас, добрых молодцов,
Людей бедныих — солдат беглыех,
Солдат беглыех, безбилетныех,
Безбилетныех, беспачпортнаих!
Мы ни воры были, ни разбойнички,
Государевы были плотнички,
Да мы плотнички, мы топорнички;
Да мы строили церковь Знаменья,
Церковь Знаменья осьмиглавую,
Как на осьмой главе крест серебреной,
Што на том кресту соловей сидить,
Высоко сидить, далико глидить,
Далеко глидить на сине моря;
На синем море два кораблика,
Два кораблика, третья лоточка;
Хорошо лотка изукрашина,
Ружьями, саблями лотка йюставлена,
Молодцами лотка усажена,
Молодцами все рабятами,
Гренадерами все солдатами;
На носу лотки атаман с ружьем,
На корме сидел есаул с веслом,
Посеред лотки бел шитер стоить,
Под белым шатром золота казна,
На казне сидить красна девушка,
Атаманова полюбовница,
Есаулова сестра родная;
Приюснула красна девушка,
Приюснула, тут жа про́снулась, —
Нихорош-то сон ей привиделся:
Атаману быть повешену,
Есаулу быть застрелену.
Как со вечеру было притуманило,
Со полуночи припорошило,
Ка белу свету заморозило, —
Увидала я братца роднова!
516
«Уж вы, горы мои, горы крутыя!..»
Уж вы, горы мои,
Горы крутыя!
Ничего вы горы
Горы не породили,
Породили вы горы
Один бел-горюч камень.
Из-под камушка течет,
Течет речка быстрая,
Речка быстрая,
Еще бережистая,
Как на той ли речке
Стоит част ракитов куст,
Как на том ли на кусту
Сидит млад сизой орел,
Во когтях он держит,
Держит сизова ворона,
А еще он держит,
Держит сиза голубя,
Он не щипит, не дерет,
Только в нево спрашивает:
— Уж ты где, ворон, был.
Где сизой погуливал?
— Уж я был-побывал,
Был я на донских степях,
Уж я видел там,
Видел диво дивное,
А еще там видел,
Видел чудо чудное,
Что лежит там тело,
Лежит тело белое,
Что никто-то к телу,
Никто не приступится,
Приступились к телу,
К телу да три ласточки,
Да три ласточки,
Три белы касатушки:
Первая ластушка —
Его родная матушка,
Другая ластушка —
Его родная сестра,
Третья ластушка —
Его молодая жена.
Вот как мать-то плачет,
Плачет, как река течет,
А сестра-то плачет,
Плачет, как ручей бежит,
А жена-то плачет,
Плачет, как роса падет.
517
«Ты о чем, о чем, Маша, плачешь…»
Ты о чем, о чем, Маша, плачешь,
Понапрасну слезы льешь?
— Ну и как же мне, Маше, не плакать,
Ну и как горьких слез не лить?
Что один, один был зеленый сад,
Да и тот стал засыхать!
Что один в саду был соловейко,
Да и тот стал вылетать!
Что один, один был любезный,
Да и тот стал забывать!
Я пойду с горя я на башню,
Весь день там просижу.
Я на все четыре стороны,
Я на все буду смотреть:
Что по Питерской по дороженке
Да не пыль столбом пылит, —
Со Московской ли со сторонке
Молодой курьер бежит.
— Ты, курьерчик мой, голубчик,
Ты куда скоро бежишь?
— Ты голубушка, душа Маша,
Я из армии в Москву!
— Ты, курьерчик, мой голубчик,
Ты какую весть несешь?
— Голубушка, душа Маша,
Я не радостную весть:
Твоего дружка любезного
На свете давно нет.
— Ты, курьерчик мой, голубчик,
Ну, который тому день?
— Что девятый день в проходе,
А десятый настает.
518
«По славной, славной Питерской дорожки…»
По славной, славной Питерской дорожки,
Там шли-прашли салдаты маладые,
Што за ними идуть матушки родные,
Во слизах пути-дорожиньки ни видють,
За рыданьицами словечка ни промолвють.
Што возговорють солдаты молодые:
— Ни сходить вам на белу свету за нами,
Ни смачить-то вам сырой земли слизами. —
Ни сизой голубь по воздуху литаить,
Ни сизу голубь голубушку шукаить,
Ни ясен сокол с тепла гнезда слитаить,
Он ни малых своих деток оставляить, —
Молодой солдат с квартерушки съизжаить.
Што ни отец ни мать солдата провожають, —
Уважила, уважила красна девка,
Красна, красна девка Катерина,
Катерина, Катерина сиротина:
— Када б мне, када б мне, красной девки,
Красной девки, красной девки прежния воля!
Прежня воля, прежня воля — быстрые крылья!
Быстрые крылья, быстрые крылья голубины!
Я взвилась бы, молоденькя, полетела,
Игде милава хватера, там бы села,
Там бы села, краватка, там бы пала,
Там бы пала да пропала!
519
«Горе, гореванье…»
Горе, гореванье,
Чежалое ваздыханье!
Чежалей таво не будить,
Што жена мужа не любить,
Не любить, ненавидит.
Я паеду с горя в горад,
Я возму денег не мала,
Я наймуся ва салдаты,
Атслужу я с годам двадцать!
520
«За рикою за Нивой было, за Нивагою…»
За рикою за Нивой было, за Нивагою,
За другою за рикой, речкой Пирибрагою,
Ни ковыл ли трава-травушка шитаитца,
Што шитался, валялся за душа моя,
Што за душичка — мил-сердешный друг;
Што ни сам зашол, ни сваей охотою,
Занисло ж мине, моладца, ниволюшкой,
Што ниволюшка — жизь боярская,
Жизь боярская, еще служба царская;
Што ни звёзды, звёзды с нёба сыпались,
Они сыпались, рассыпалися,
Рассыпалися они по синю ли морю.
521
«Не кукушка, братцы, во сыром бору, бору куковала…»
Не кукушка, братцы, во сыром бору, бору куковала,
Не соловьюшка, братцы, в зеленом саду громко, звонко свищет, —
Добрый молодец только в неволюшке слезно, горька плачет:
— Никогда ж то в мене, раздоброго молодца, тоски-горя не бывало,
А вот нынешний день, братцы, денечек тоска-горе меня обуяла!
Что куют, куют меня, доброго молодца, куют во железа,
Что везут, везут меня разудалого, везут во солдаты,
Что никто, никто по мне, молодцу, не плачет, не тужит —
Ох, поплакала по мне, порыдала матушка родная,
А еще по мне завдалому — красная девица!
522
«Шли-прошли обозы…»
Шли-прошли обозы,
За обозами матросы.
Они шли, прошли слободою,
Звали Дунюшку с собою:
— Пойдем, Дунюшка,
Пойдем с нами!
У нас, Дунюшка, жить привольно,
Работать у нас охотно;
У нас домы всё каменные,
Текут речки медовые;
У нас горы восковые,
В горах камни дорогие.
— Не обманывайте, солдаты,
Я сама про то, про все знаю:
У вас домики — палатки,
У вас горы земляные,
В горах камни всё простые,
Текут речки слезовые!
523
«Деревня большая…»
Деревня большая.
Ва той ва деревни стояли салдаты,
Салдаты маладые,
Три братца радные:
Первай брат Ивашка,
Другой брат Федюшка,
А третий Андрюшка;
У Андрюшки жена Клюшка,
Акулинушка бурлива,
Ана три ества варила:
Первое ество — малошная каша,
Другое ество — тесто салажона,
Третье ество — пираги пшенишны.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В КАЛУЖСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
524
«Соболями Прасковьюшка все леса прошла…»
Соболями Прасковьюшка все леса прошла,
Соболями Лукиньишна леса тёмные.
Крыла леса, крыла леса алым бархатом,
В путь катила́, в путь катила́ золотым кольцом;
Прикатила, прикатила ко синем морю,
Закричала Прасковьюшка громким голосом:
— Есть ли здесь на море перевощички,
Кто б перевез меня молоду на тое сторону,
На тое сторону, на тос сторону, на Козельскую? —
Николай сударь Васильевич из-за гор соколом:
— Я по тебе, Прасковьюшка, корабль пришлю,
Корабль пришлю со боярами.
— Не присылай, не присылай,
Николай сударь, корабля по мне,
Не присылай, Васильевич, со боярами:
Корабль — судно́ качливое,
Я дитя у матушки пугливое;
Бояре твои, бояре твои насмешливые,
Я дитя у матушки стыдливое.
— Я по тебе, Прасковьюшка, сам приеду.
Я тебя на руках перенесу.
525
«У поля соловьюшка кричала…»
У поля соловьюшка кричала,
В чистом молоденькой кричала.
В тереме Прасковьюшка плакала,
Гнев клала на родимого батюшку:
— Молоду в чужи люди отдают;
Останется зеленый сад без меня,
Завянут цветочки в саду:
Аленькой, лазоревой цветочик,
Беленькой, любимой мой василек.
Воставай, мой батюшка, раненько,
Поливай цветики частенько,
Утренней, вечернею зарею,
Сверх того горючею слезою [99] .
526
«Матушка, с чего в поле пыльно…»
— Матушка, с чего в поле пыльно,
Сударыня, с чего запылилось?
— Дитятко, кони разыгрались,
Милое, вороные разыгрались.
— Матушка, чьи ж это кони,
Сударыня, чьи это вороные?
— Дитятко, Николаевы кони,
Милое, Васильича вороные.
— Матушка, на двор они едут!
— Дитятко, не бось ты, не бойся,
Милое, не бось, не пугайся,
Не отдам в чужие люди.
— Матушка, на двор въезжают,
Во горницу гости идут!
— Дитятко, не бось ты, не бойся,
Милое, не отдам в чужи люди.
— Матушка, за рученьку меня берут,
Сударыня, за дубовый стол сажают!
— Дитятко, пойди, бог с тобою,
Милое, господь над тобою.
527
«Не трубушка трубит рано на зари…»
Не трубушка трубит рано на зари:
Аннушка плачит по русой по косы,
Ивановна плачит по девичьей красы:
— Свет моя косынька, русая коса,
Вечер тебя, косынька, девушки плели,
И золотом русую перевивали,
Жемчугом русую перенизали.
Как и бог судит Николы Ивановича:
Прислал ко мне сваху немилосливую,
Не милосливу, не жалосливу;
Взяла мою косыньку рвать, порывать,
Золото на косыньке все изорвала,
Земчуг на русой весь рассыпала.
528
«Ты река ли моя речинька, река моя быстрая…»
Ты река ли моя речинька, река моя быстрая,
Что ты тичешь не колыхнешься,
Желтым песком не взмутишься?
Душа красная девушка, что ты сидишь не усмехнешься,
Говоришь речи, не улыбнешься?
— Сестрицы-подруженьки, чему мне смеятися?
На что глядя радоватися?
Моего батюшки нетути:
Собрать мине есть кому,
Благословить меня некому,
Вы сестрицы-подруженьки,
Вы пойдите на колоколенку,
Вы ударьте трожды в колокол,
Пробудите маво батюшку.
529
«Не пава, не пава по сеням ходила…»
Не пава, не пава по сеням ходила,
А и не пава по новым гуляла,
Не павлиныя перья роняла;
Тут ходила, тут гуляла красна девушка круг терёма,
Она ронила, выроняла горючи слезы у платочик,
Отпирала, отпирала, свой немецкий замок отпирала,
Говорила, говорила она, таки слова говорила:
— Отоприся, отоприся, мой немецкий замок, отоприся!
Отложися, отложися, полуженая цепь, отложися!
Отворись, отворись, кипарисова дверь, отворися:
Распахнися, распахнись, шиб-бран положок, распахнися!
Встань, проснися, пробудися, ты мой батюшка родимой!
Ой ни год мне в тебе годовати,
Ни неделюшку гостевати, —
Одну ночушку мне у вас ночевати,
И тоё мне во тоске, во слезах не видати,
На молитве всю ночь простояти,
Чтобы дал мне бог добрую долю.
530
«По бережку я хожу…»
По бережку я хожу,
По крутеньком гуляю.
Плывут, плывут три челно́чка,
Три рыболова.
Один скажет: девица,
Другой скажет: красная.
Третей скажет: душа моя,
Садись в мой челночик,
Всегда будь весела.
— Тогда я была весела,
Как от матушки увезена;
Тепереча душа моя
Кручина обняла,
Кручина обняла,
Великая тоска.
531
«На́ дворе дождик накрапливает…»
На́ дворе дождик накрапливает,
С правой руки перстень спадывает,
Николай в Прасковьюшке спрашивает:
— Скажи, скажи, Прасковьюшка, правду всю,
Правду всю истинную:
Кто тебе, Прасковьюшка, из роду мил?
— Мил мне, милешенек, батюшка родной.
— Прасковья моя, неправда твоя,
Неправда твоя, не истинная,
Не дело ты баишь, не речь говоришь,
Мое молодецкое сердце гневишь. —
На дворе дождик накрапливает,
С правой руки перстень спадывает,
Николай в Прасковьюшке спрашивает:
— Скажи, скажи, Прасковьюшка, правду всю,
Правду всю истинную:
Кто тебе, Прасковьюшка, из роду мил?
— Мил мне, милешенек, ты господин.
— Правда твоя, истинная,
Дело ты баишь, речь говоришь,
Мое молодецкое сердце веселишь.
532
На ковре было на зо́лотом,
На черном на бархате,
Не утушка взлеталась,
Прасковьюшка взметалась,
Она из горницы в горницу,
Красным девкам за занавесушку:
— Схороните меня, девушки,
Схороните меня, красные;
Вон он едит погубитель мой,
Вон он едит расплети-косу,
Вон он едит потеряй-красу. —
Что возговорит Николай сударь,
Что взговорит Васильевич:
— Ты не бойся, Праскофьюшка,
Не пугайся, Ивановна;
Не я погубитель твой,
Не я раззоритель твой;
Погубитель твой — батюшка,
Раззорительница — матушка,
Расплети-косу — свашенька,
Потеряй-косу — друженька.
Я сухранитель твой,
Сухранил твою головушку,
Находил тебя молодушку.
533
«Растопися жарко, банюшка…»
Поется на девичнике
Растопися жарко, банюшка,
Разгорися, да и каменка,
Рассыпься, бел жемчуг,
По столу, по скатерти,
По серебряному блюдечку!
Расплачется да и Верушка
Перед своим родным батюшкой:
— Государь ты мой, батюшка!
Ты на что вино куришь,
Ты на что пиво варишь?
— Ты дитя мое, дитятко!
Да твоих гостей поить,
Да твоих полюбовныих.
534
«Ты ручей, ты мой ручей…»
Ты ручей, ты мой ручей,
Ладо, ручей!
Бел, серебряный!
Как по том ли по ручью
Съезжалися гости
К Сергею на свадьбу.
Востужит, востужит
Сергеева матушка:
— Чем же ведь нам будет
Гостей потчивать? —
Возмолвит, возмолвит
Сергей своей матушке:
— Не тужи-ка, матушка,
Не тужи, родимая!
Наварил я, матушка,
Девять бочек полпива,
Десятую вина;
Напёк я, родимая,
Девять печей пирогов,
Десятую хлебов.
Упоим, укормим
Гостей полюбовныих.
535
«Не во трубушки трубят по заре…»
Поется, когда жених приедет за невестой, чтобы ехать к венцу. В это время невесте чешут голову.
Не во трубушки трубят по заре, —
Свет Марьюшка плачет по русой косе:
— Коса ль моя, косынька русая!
Вечор тебя косыньку матушка плела,
Серебряным колечком матушка вила.
Приехала свашенька не милостива,
Что не милостива и не жалостива,
Начала косыньку и рвать и щипать,
И рвать и щипать, на две заплетать.
536
«Уж ты елка, ты елушка…»
Если жених или невеста сирота
Уж ты елка, ты елушка,
Зеленая сосёнушка!
Все ли у тебя, ёлушка,
Да и все сучки, веточки,
Да и все ли на макушечке?
— Да и все в меня сучки, веточки;
Одного сучка нетути.
Да что самой верхушечки. —
Да и все ли в тебе, Сергей сударь,
Да и все ли гости съехались,
Да и все ли полюбовные?
— Да и все в меня гости съехались,
Да и все полюбовные;
Одного гостя нетути,
Что родимаго батюшки.
537
«Выглянь, матка, во стекольчато окошко…»
Поется, когда, воротясь от венца, поезжане въедут на двор
Выглянь, матка,
Во стекольчато окошко,
Как сын-сокол едет,
Соколушку везет,
Не бывалаго гостя,
Что век не бывала,
Двора не знавала.
Посади лебедку
Под святые на лавку;
Начнет же лебедка,
Начнет гурковати,
К дому привыкати.
538
«Выйди, мати!..»
Постся в доме невесты, когда молодых везут от венца
Выйди, мати!
Выйди за вороты,
Ладо, выйди за вороты, ладо.
Припань, мати,
Припань ко дороге:
Не звенят ли подковы,
Не стучат ли колёсы?
539
«Легай, легай, зайка!..»
Поется, когда приедут от венца к невестину дому
Легай, легай, зайка!
По чисту полю,
Ладо, по чисту полю,
По зеленой дуброве;
Ты зачем середь двора
Проявился?
— Алексей сударь
Женился.
540
«Виноград расцветает…»
Величальная
Виноград расцветает,
А ягода поспевает:
Виноград — Сергей сударь,
Ягода-то — Верушка;
Им люди дивилися,
Что хороши уродилися:
Ой хорош Сергей сударь,
Ой хорош Петрович,
Хороша да Верушка,
Хороша Григорьевна.
541
«Кто в роду хорош у нас?..»
Величальная. Эта песня называется «рядовая»; ею величают всех, кто сидит в ряду из женатых
Кто в роду хорош у нас?
Кто в роду пригож у нас?
Вот хорош Павел сударь,
Вот пригож Иванович:
Он охочь в полку ходить,
Он горазд царю служить.
Царь его пожаловал
Что конем, что езжаным,
Плеткою не стебаной,
Красной Марьей Карповной
За его за выслугу,
За его молодецкую.
542
«Гусыня летала, серая летала…»
Величальная, рядовая
Гусыня летала,
Серая летала.
Али лёли, али лёли, али лёли.
Наш чёл, это гусыня,
Наш чёл, это серая, —
Ан это Аксиньюшка,
Ан это Ивановна,
На сени ступила,
Сени проломила,
Бояр разбудила;
Бояре вставали,
Чары наливали,
Аксиньюшке подносили:
— Испей ся ко, Аксиньюшка,
Испей ся ко, Ивановна!
Не пью я, не кушаю,
Бояря не слушаю;
Кабы был Иван сударь,
Кабы был Михайлович,
Спила б я и скушала,
Бояр бы послушала.
543
«Шелко́вая ниточка к стенке льнёт…»
Поется, когда молодых положат спать
Шелко́вая ниточка
К стенке льнёт,
Сергей-то Верушку
К сердцу жмёт:
— Скажи-ка мне, Верушка,
Всю правду свою:
Кто тебе, Верушка,
Из роду мил?
— Мне милёшенек
Родной батюшка.
— Вот это, Верушка,
Неправда твоя,
Неправда твоя,
Не истинная. —
Шелковая ниточка
К стенке льнёт,
Сергей-то Верушку
К сердцу жмёт:
— Скажи-ка ты, Верушка,
Всю правду свою:
Кто тебе, Верушка,
Из роду мил?
— Мне мила милёшенька
Родна матушка.
— Вот это, Верушка,
Неправда твоя,
Неправда твоя,
Не истинная. —
Шелковая ниточка
К стенке льнёт,
Сергей-то Верушку
К сердцу жмёт:
— Скажи-ка ты, Верушка,
Всю правду свою:
Кто тебе, Верушка,
Из роду мил?
— Мне мил милешенек
Ты государь!
— Вот это, Верушка,
Правда твоя,
Правда твоя,
Да и истинная!
544
«Не разливайся, мой тихий Дунай!..»
Не разливайся, мой тихий Дунай!
Не заливай зелены́е луга!
В зелены́х лугах есть ковыль трава,
В той во травушке белый олень,
Белый олень — золотые рога.
Мимо ехал свет Фома господин,
Мимо ехал Пантелеич сударь;
Он стегнул его плёточкою.
Взговорит ему белый олень:
— Не стегай, сударь, плёточкою!
В некое время сгожусь я тебе:
Станешь жениться, на свадьбу прийду,
Всех твоих гостей развеселю;
Стану, олень, середи я двора,
Золотыми рогами весь двор освещу,
Всех твоих гостей развеселю,
Польше я всех Степаниду твою,
Больше я всех да Степановну,
Чтобы она да не плакала,
Не слезила б свово белаго лица,
Не темнила б своих ясных очей!
545
«Долго-то, долго до ве́чера…»
Долго-то, долго до ве́чера,
Долго-то, долго соко́л не летит!
Али соко́л за леса залетел?
Долго-то, долго до ве́чера,
Долго-то, долго жених не едет!
Али жених за города заехал?
По́годя немножко, жених на дворе:
Сам на коне, что соко́л на руке;
Грива у коня, что кольцём сведена;
Хвост у коня, что люта́я змея;
По́ сторону пятьдесят человек,
По́ другую еще пятьдесят.
Взговорит жених господин:
— Есть ли у меня слуги верные?
Есть ли кого мне к невесте послать?
Если она спит, не будите её;
Если во пиру, вы не сказывайте;
Если в саду, я и сам к ней пойду! —
Вышла к нему невеста его,
Пала ему в резвы́я ноги:
— Право, сударь, всю ночь не спала!
Шила чепрак на твово коня,
Твоему коню на всю красоту,
Тебе, мой друг, на честь-похвалу.
546
«Ты камочка, камочка моя…»
Ты камочка, камочка [100] моя,
Ты камочка узорчатая!
Не давайся развертываться,
Ни атласу, ни бархату,
Ни той парчи на зо́лоти.
Парча волю взяла,
Взяла камку, развернула,
Все узоры высмотрела,
Все узоры узорчатые,
Все цветы позолоченые.
Что Настасья Семеновна,
Не давайся глядеть на себя,
Ни князю, ни боярину,
Ни тому сыну гостиному,
Что Даниле Никитьевичу.
Как Данила-то волю взял,
Он взял за правую руку,
Повел за дубовый стол.
Спросил в’ своей матушки:
— Мила ль вам эта гостюшка,
Дорогая невестушка?
547
«Не вылетывай, утушка…»
Начальная на девичинке
Не вылетывай, утушка,
Из зеленаго тростничка.
— Не сама я вылетывала:
Прилетали два ястребца.
Выпутали серу утушку
Из зеленого тростничка, —
Не выходи, Настасьюшка,
Из высокого терема:
— Не сама я выходила,
Выводила меня матушка,
Выдавал сударь батюшка.
548
«По тропинке галка шла…»
По тропинке галка шла (2)
За галкою соколина:
— Постой, галка, не бежи!
— А ты, сокол, не держи
За то крыло правое,
За те перья рябые. —
По сенюшкам, сенюшкам,
По новеньким, новеньким
Настасьюшка гуляла;
За ней вслед Данила свет:
— Постой, Настасья, не бежи!
— А ты, Данила, не держи
За ту руку правую,
За мои перстни златые.
549
«По саду, по садику…»
По саду, по садику
Ходил, гулял молодец,
Чесал кудри русые,
Чесал кудри, приговаривал:
— Прилегайте, кудри русые,
К моему лицу белому;
Привыкай, душа Настасьюшка,
К моему уму-разуму
И ко нраву молодецкому! —
Уж как мне, красной девушке,
За досаду показалося;
Уж и знать, привыкати стать,
Спеси-гордости убавить,
Ума-разума прибавить,
Держать голову поклонну,
Ретиво сердце покорно.
ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В РЯЗАНСКОЙ ГУБЕРНИИ
ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
550
«Не белы́е-то снежки забелелися…»
Не белы́е-то снежки забелелися,
Забелелася у ста́рого седая борода.
Уж как старый на коне оправляется,
Своей храбростью выхваляется:
— Не лучи́т ли мне бог в Царе-граде быть?
Вот я Турочек всех повы́рублю,
А Турчаночек во поло́н возьму! —
Выезжает ли старый во чисто́е поле.
Что навстречу старому злые встре́чнички:|
Да что сорок их четыре разбойничка,
Что хотят они стараго ограбити.
— Ох вы гой еси злые мои встречнички,
Да что сорок вас четыре разбойничка!
Вам снять и взять с меня не́чего:
Что одна на мне серьмя́жка и то серая,
Но и той ли серьмя́жке цена веданая:
Что и сто́ит ли серьмяжка шестьдесят рублей.
Во колчане у меня стрел до пяти сот есть:
Что и ка́жняя стрела стоит пять рублей,
А чистых со мной денег сорок тысяч есть,
А коню-то, животу́, — ему сметы нет, —
Вот и тут ли разбойнички рассмехну́лися:
— Что сколько мы по белу свету ни ха́живали,
Мы такого дурака не наха́живали!
Будто что мы у ста́раго про что спрашивали,
Что и сам ли старый дурак правду сказывает!
Принимайтесь-ко, ребятушки, за ста́раго! —
Что снимает ли старый свой ту́гий крепкий лук,
Он пускает ли калену стрелу во сы́рый толстый дуб:
Расколол он этот дуб на четы́ре гра́ни.
Вот и тут ли разбойнички испугалися,
По чисто́му они полю разбежалися.
551
РУССКАЯ ПОЛОНЯНКА
Не буйны ветры подымались,
С палат верхи посметало,
В теремах двери растворяло,
На столах кушанья расплескало;
За столом сидит злой лихой татарин,
Перед ним стоит красная девица,
И не так девка стоит:
Она стоит — слезно плачить.
Злой лихой татарин девку унимал,
Платком слезы утирал:
Ты не плачь-кась, красная девка,
Русская белополынянка!
Я сошью тебе конью шубу.
552
ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ
Как не из-за лесов-то дремучи́х стая воронов слеталася,
Соходился весь московский народ на площадь Красную,
На тою ли площадь Красную, на Ивановскую.
Уж на той ли на высокой колокольне
В большой колокол зво́нили.
Ох, и братцы, что-то у нас делается,
Уж не чудо ли какое совершается?
Во дворце что-то все взволновалися,
Все лакеи, все прислужнички взсуетилися!
Уж не бояре ли взбунтовалися,
Уж не злыя ли собаки повзбесилися,
Уж и жив ли наш православный царь,
Православный царь Василий Иванович?
Уж и что, братцы, во дворце его не видно,
Что косящеты окошечки все завешаны?
Как и взго́ворит в народе удалой молодец:
— Ох, вы братцы, вы не знаете беды-горести,
Что царя нашего Василья злы бояре погубили,
Злы собаки погубили, во Сибирь его послали;
А уж сделали царем какова басурмана,
Что Петрушку самозванца злаго боярина! —
Уж все люди перьпугалися,
В разны стороны побросалися.
553
СТЕПАН РАЗИН И ТОВАРИЩИ
Вы леса мои леса, братцы, лесочики, леса темные!
Вы кусты ли мои, братцы, мои кусточки, кусты частые!
Вы станы ли мои — вы, мои братцы, станочки все поразорены!
Как и все мои, братцы, лесочки, все порублены;
Как и все-то мои, братцы, кусточки все повыжжены,
Как и все-то мои, братцы, товарищи, все половлены!
Как один из нас, братцы, товарищей не пойманный,
Не пойман из нас, братцы, товарищ наш Стенька Разин сын;
Выходил же тут Стенька Разин сын на Дунай-реку,
Закричал же тут Стенька Разин сын своим громким голосом:
— Как и все-то вы, мои братцы товарищи, все повыловлены!
Вы возьмите-тко, мои братцы товарищи, свой тугой лук,
Натяните-тко, братцы мои товарищи, калену стрелу,
Прострилите-тко, братцы товарищи, грудь мою бе-белую!
554
«Отъезжает королевич на разгуляньице…»
Отъезжает королевич на разгуляньице,
Покидает Марусеньку на гореваньице.
Пустил своего доброго коня во зеленые луга,
Ложился спать в белом шатре на крутой горе.
Привиделся королевичу дивношунёк сон:
Из-под руки, из-под правой сокол вылетел,
Из-под левой, из-под ручки серая утица.
Сказали весть королевичу — и радость и печаль:
Твоя жена Марусенька сына родила,
По утру ранёшенько сама померла, —
Воротился королевич к дому своему,
Широкие ворота растворены стоят,
Косячетые окошечки повыставлены,
Генералы, полковнички в черном убраны,
Твоя жена Марусенька в цветном убрана, —
Ударился королевич об дубовой стол:
— Ах свет, моя Марусенька, опустел домок,
Очи ее прекрасные не узрели меня,
Ножки ее резвёшуньки не встретили меня,
Ручки ее белёшуньки не обняли меня,
Уста ее сахарные не промолвили.
ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
555
«На бугорчики ельничик…»
Сговорная
На бугорчики ельничик,
Под бугорчиком свителочка,
Ва светелочки беседушка,
Ва беседи красна девушка,
Палагея Даниловна;
Она белитца, румянитца,
В цвитное платья снарижаетца;
Приходил родной батюшка,
Ей маменькя Константин сударь:
— Ты пойдем, пойдем, Палагеюшка,
Ты пойдем, пойдем, Даниловна!
— Я нейду, нейду, не слушаю:
Леса темны, караульщиков нет,
Реки быстры, перевозов нет.
или:
Я иду и слушаю:
Леса темны — караулы есть,
Реки быстры — перевозы есть.
556
«Весёл, весёл ходит…»
Попойная песнь
Весёл, весёл ходит
И Федёр Тихнавич.
Нашел золот перстинь
3 дарагим сы камяням.
Юныв, юныв ходит
Палагей Спанович:
Потерял золот перстинь
3 дорогим сы каминям.
557
«Каровай, каровай, он валяитца…»
Накануне свадьбы жениховы отец и мать посаженые приходят к нему и пекут три коровая. Когда начнут валять коровай, то поют при каждом коровае:
Каровай, каровай, он валяитца,
Каровай, каровай, он катаитця,
Каровай, каровай, он на блюдца глидит,
Каровай, каровай, он на блюдца сел,
Каровай, каровай, он на брусьи глидить,
Каровай, каровай, он на брусьи сел,
Каровай, каровай, на лапатку глидить,
Каровай, каровай, на лападку сел,
Каровай, каровай, он и в печку глидить,
Каровай, каровай, он и в печку полез,
Каровай, каровай, в печки ножки абжег:
Ты пекись — дерись, коравай,
Толще печки кирпичной,
Выше столбика дубовава.
558
«Из ларца ды из кованава…»
Посадивши коровай и одних только посаженых, отца с матерью, посадят за стол, потчуют вином и начнут обыгрывать песню:
Из ларца ды из кованава,
Из плащи ды из золата
Свитлитса, иснитса дарагой камень.
Будь над табой, Антон, ды божия милость!
Будь над табой, Фёдорович, да божья милость!
На жане твоей да кунья шуба,
Под сынам под твоим винаходный конь,
На дочери на твоей залотой винок.
559
«Вичор са вечеру…»
К вечеру назначаются: тысяцкий, дружки, полудружья, сваха и два боярина. Дружко назначает, кому быть повозником, кому готовить седло жениху, и расходятся.
На другой день дружко идет убирать жениха. Убравши, собирает весь поезжанин на дворе, куда выводит и жениха за правую руку. Потом идут в избу жених с дружком, который говорит: «Батюшка с матушкой, благословите!» и опять выходят вон. Потом все идут в избу, жених с дружком — напереди. Дружко опять просит благословения. Отец с матерью отвечают ему: «Бог вас благословит, в добрый час!» — и все садятся за стол. Опять начинают всех обыгрывать, после чего отец с матерью благословляют образом жениха и выходят из избы, жених с дружком опять впереди. Когда ведут жениха в избу и из избы, не позволяют переходить дорогу; в противном случае дружко не жалеет своей плети. Все выходят на двор и садятся в повозки: впереди всех едут дружко с полудружьем верхами; потом два боярина тоже верхами; потом жених с тысяцким на паре, а потом с повозником сваха.
Назначивши поезд, отец с матерью жениха идут в дом к невесте и несут ей подарки от жениха: коты, чулки, шубу. Невеста отдаривает их платками и посылает с ними жениху рубашку, портки, кушак, и все садятся за стол. Родственники жениха ставят на стол пироги, убоину, вино; от вина этого отделяется часть для невесты, которая сидит в другой избе с девками. Потом начинается пир, после которого расходятся.
На другой день, т. е. в день свадьбы, невесту убирают, благословляют и сажают за стол, на котором стоит хлеб, соль, пироги и убоина. Невесту покрывают полотенцем. С левой руки садится прогонятка, т. е. сваха с невестиной стороны, а с правой брат, который продает косу.
Жених с поездом выезжает с своего двора с следующими песнями:
Вичор са вечеру
Сидел Денис ва териму,
Сидел и Федорыч,
Чесал русы кудри,
Чесал, приговаривал:
— Пора, пора ехать,
Я сам ни паеду,
Дивить паслов пашлю,
Дисятыва батюшку:
Пойдем, пойдем, Авдотьюшка,
Пойдем, пойдем, Палагевна.
— Нейду, ни думаю,
Нейду, ни слухаю.
Второй раз поют: десятую матушку. Третий раз:
— Десятый я сам пайду:
Пойдем, пойдем,
Авдотья Палагевна.
— Иду, иду и думаю,
Иду, иду и слухаю.
560
«По лагу трава расстилаитца…»
По лагу трава расстилаитца,
По рики вада разливаитца,
Вьюн над вадой ювиваитца:
Денис ю ворот убиваитца:
Ён просит своё суженое,
Своё ряженоё:
— Дайте мое сужаноё,
Моё ряжоноё! —
Тесть-ат идеть,
Он коня в седле ведеть.
— Это не моё сужаноё,
Да ни ряжаноё. —
Теща идеть,
Кунью шубу несеть
……………………………
Свашенька идеть,
Авдотьюшку видеть,
— Это мое сужаноё,
Это моё ряжаноё!
561
«Темные облака на Дунай бегут…»
Когда невесту повезут к венцу
Темные облака на Дунай бегут,
Девушка Авдотья на думах сидить,
Думаить думушку, думу крепкую;
Как-та мне быть, в чужи люди итить,
Как-то назвать да и свекра батюшку?
Назвать яво да и Степан Федорович,
………………………………
Дениса-душу Денисом назвать?
Стыдно будет, стыдно от людей будет.
562
«Ни трубушка трубит рано по зари…»
Поезд взъезжает на двор. Дружко идет в избу, бьет по столу плетью, приговаривая: «Вон, лишний народ!» Продающий косу отвечает, что надо осеребрить место; ему подносит дружко стакан вина, в который кладет несколько денег. Тот выпивши встает. Дружко идет за женихом (их встречает прогонятка в вывороченой шубе) и сажает его за стол рядом с невестой, закрытой. Бабы начинают обыгрывать жениха с невестой, причем поют только следующую песню, под которую сваха расплетает невестину косу:
Ни трубушка трубит рано по зари:
Авдотьюшка плачить па русой касе:
— Каса мая, косунька, русая каса!
Вичор тибе косунькю девушки плили,
По утру ранешинькё сваха распляла.
На дви запляла.
Ни сколькя виночку …….. висеть,
Ни долго Авдотье в девушках сидеть,
Осталси Палагевне один вичарок.
563
«Вот тибе жана, от бога саждана…»
После обыгрывают весь поезжанин. Дружко говорит: «Пора ехать» и выходит из-за стола. Невестин отец вручает дочь жениху со словами:
Вот тибе жана,
От бога саждана.
Сей лен да канапли,
Спрашивай рубашки да партки,
Руби драва,
Спрашивай щи,
Люби, как душу,
Триси, как грушу.
564
«Летел сокол из Киева…»
Потом вместе с матерью благословляют их образом и выходят на двор: впереди дружко, за ним жених с невестой, а потом весь поезд, и подходят к лошадям. Дружко с полудружьем обходит три раза с образом кругом лошадей и всего поезда. Потом жених сажает невесту, с которой садятся сваха женихова и прогонятка, и с сговорными песнями едут к венцу: впереди дружко с полудружьем, бояра, тысяцкий с женихом, невеста.
Когда едут к венцу, поезжане играют:
Летел сокол из Киева,
Другой летел из Новагорода.
Ён крылышком машит из-под обалака,
Ён другим та машит, — расстворяй ворота.
В те поры Авдотьюшка по новым сеня шла,
Рукавчиком машет напереди сибе:
— Станьте-ка, бояре, вы к одной староне,
Слушайте, бояре, что я вам сговорю:
Сулил-та мне батюшка семь гарадов
Таперича батюшка аднаво ни даёт… [103]
Сулила мне матушка семь сундуков,
Таперича радимая аднаво ни даёт.
565
«Соколы, вы соколы!..»
Поезд возвращается (из церкви) с простыми песнями.
Их встречают у жениховых ворот бабы с песнею:
Соколы, вы соколы!
Куда вы лёта́ли?
— Мы летали, летали
На синиё на моря́. —
Вы што тама видили?
— Мы видали, видили
Мы сераю утицу. —
Вы што иё не взяли?
— Мы взяти иё не взяли,
Мы ей крылушки падшибли.
566
«Што свитёл месиц…»
Отец с матерью посаженые, при возвращении от венца, разрежут хлеб пополам, возьмут по половине и встречают жениха с невестой у ворот. Когда они взъедут на двор, посаженый отец возьмет у посаженой матери половину хлеба, сложит с своею, и поцелуются. На дворе все слезают с коней, жених высаживает невесту и ведет ее к крыльцу, на котором стоят отец с образом, а мать с хлебом-солью, которыми благословляют, идут в избу и садятся за стол. Бабы заигрывают:
Што свитёл месиц —
То Динис ю нас,
Красная солнушка —
То Авдотьюшка яво,
Белая зорюшка —
То и свашинькя,
Чорныя варанья —
Паижанья яво,
Частый звёздушки —
То игрицы и вы.
То Денису песенка и проч .
567
«Тысыцкой, тысыцкой, воеводской сын…»
Тысяцкого величают, как от венца приедут:
Тысыцкой, тысыцкой, воеводской сын,
Любишь ли, любишь ли пашеницы скирд?
— Как ни любить, кагды бог зырадил? —
Тысыцкой, воеводскый сын,
Любишь ли адоньи ржи?
— Как не любить, кагды бог зырадил? —
Тысыцкой, воеводскый сын,
Любишь ли да супругу свою?
— Как ни любить, кагды бог сычатал?
568
«Дружинькя харошанькяй!..»
Дружку величают как от венца приедут:
Дружинькя харошанькяй! [104]
На дружуньки шапочка коломенковая,
На друженьки кушак шолковый,
На друженьки коты с искрами,
На друженьки чулки с напусками,
На друженьки кафтан сир-немецкая сукно.
569
«Дародная галовушка…»
После этой песни начинают обыгрывать жениха, а после и все семейство его:
Дародная галовушка,
Широкая бородушка,
Григорий Пятрович!
На нем ряд полажон,
Ему игрец дарить
Ни рублем палтиною —
Залатою гривнаю.
Вы гароди капуста — вилой кочанок,
У Антона жану́шка милой живаток,
У Антона Ермиловича милой живаток;
Ён цалуить, милуить, на ручку кладёт,
На ручку кладё, кы сирдечку жмё:
— Уж и душка, жанушка Аграфенушка,
Пыживем мы с табою хорашеничку,
Штоба люди нам завидывали.
570
«Ты ряка мая, речунькя…»
Ежели жених сирота или невеста
Ты ряка мая, речунькя,
Ты ряка ль мая быстрая!
Ты тичошь — ни шалохнишьси,
Становишься — не калыхнишьси.
Ты юмныя дитятка,
Иван да Андреевич!
Ты сидишь ты смирнехунькя,
Гаваришь, не улыбнишься.
— Да чаму мне смиятиси,
Да чаму мне радаватсася?
Полон двор карет наехало,
Полна горница гостей нашло,
Ой, маво гостя нету, нет,
И а нету гостя милава,
Маво батюшки родимава:
Ни просить был у батюшки,
Ни просить был у родимова
Мне ни злата, ни серибра;
Папрасил был у родимова
Мне божьива бласловления:
Бласлови мине, радимой мой,
Ка суду мине ка божьему!
571
«Звонкая дерива купарисова…»
Эту песню поют, когда жениха хотят благословлять ехать за невестой пред венцом. Ежели и матери нет, то поют два раза, только вместо: «батюшки» — «матушки».
Обыгравши всех родственников, посадят за стол и начинается обед. Песни прекращаются. После обеда встают и опять заигрывают.
Звонкая дерива купарисова,
Нету яво звончея да во всем бору:
Умная дитятка да Денис у нас,
Нету яво юмнея да во всем роду.
Тучаю пыдхадил ён ка гораду,
Громкаим громам ва широкай двор,
Сокалом ва акошечкя да залётавал.
Захватывал Денис Авдотью в тириму,
Захватывал Федорович Палагевну в тириму:
— Шта жи ты, Авдотья, одна в тиряму? —
— Права, сударь Денис, я одна в тириму,
Поверь богу, Федорович, однёшинькя.
Батюшка с матушкой к обедни пашли,
Родимые братцы за охотою,
Любимаи сестрицы на гульбу пошли.
572
«Вот Антону песинка…»
После каждой обыгрывальной песни
Вот Антону песинка,
Во Ермиловичу свету,
Што лебидю белому,
Што соколу ясному;
На нём ряд положон,
А яму игрец дарить
Ни рублем полтиною —
Золотою гривною.
573
«Антон сударь, догадайса…»
Антон сударь, догадайса,
Ефимович, дамекниса:
Што в кармани шивилица,
Рублем, гривной становица?
Отдай бабам ны билилы,
Красным девкам ны румяны,
Старым бабам ны сурмилы;
Пускай девки нырумятса,
Молодушки ныбилятся,
Стары бабы нысурмятца.
574
«Спасибо, Антон сударь…»
Здесь отдаривают игриц
Спасибо, Антон сударь,
Спасиба, Ефимович,
На твоем большом дару,
А мы дар твой принили,
Мы мед твой выпили.
575
«Клён да береза…»
Когда кладут спать жениха с невестой
Клён да береза,
Чем ни дрова?
Авдотья Денису
Чем ни жана?
Постелюшку стелить,
В головы кладеть.
Шелковая нитка
К стенки льнет,
Денис-ат Авдотьюшкю
К сердцу жмет:
— Скажи, скажи, Авдотьюшка,
Кто мил вы раду?
— Мне мил, милешенко
Батюшка родной.
Мне мила, милешенко
Матушка родима.
— Ни правда твоя,
Ни истина.
— Мне мил, милешенко
Да и ты Денис.
— Вот правда твоя,
Да истинная.
576
«Просит вас князь са княгнняю…»
Все начинают пить и есть, кроме молодых. Когда обыгрывают всех, все вылезают из-за стола в левую сторону. Дружно с свахой ведут молодых спать на постель, на которой лежат посаженые — постелю греют. Клеть, в которой постель, заперта. Дружко и проч. подходят, стучатся, им отпирают. Посаженым подносят по стакану вина, покормят молодых и уложат спать. В это время поют: «Клён да береза». Снаружи запирают замком клеть и идут кончать пир, после которого расходятся.
Около вечера приезжают родственники с приданым невесты и с дарами. Их встречают родители жениха. Невестины родители говорят: «Вот мы товар привезли; нет ли у вас купца?» Дружко с свахой, поднявши молодых, в это время вводят их, говоря: «Не этих ли купцов вам надо?» — «Этих, этих!» — И отдают приданое, а дары берут с собою за стол. Тут начинают обыгрывать всех, кроме молодых. После обыгрыванья дружко надрежет каравай, родственники невесты накроют каравай полотном или платком, и дружко разломит его на голове полудружья (а полотно возьмет себе). Полудружье после нарежет его на части и передаст дружку, который станет подносить всем, начиная с отца и матери жениховых, приговаривая:
Просит вас князь са княгнняю
Сыром с караваим;
Сыр, каравай принимайтя,
Зылату гривну вынимайтя,
Наша дела ………………..
Всяво много надыбно,
На ………….. виритенцы,
На тонкие пылатенцы,
Надыбна выла купить,
Воду вазить,
Баню тапить.
Ножки наши с подходцим,
Ручки с подносцим,
Ручки с подносцим,
Сердечушка укорна,
Головушка пакорна.
577
«Ни сама ж матушка…»
Каравай подают закусывать вино, которое тут же подносит молодая, а наливает молодой. Гости по обыкновению говорят: «Горько, голуби насолили» и проч. Молодые целуются. Пир идет и кончится свадьба.
Ни сама ж матушка
Волга речинька затветала:
Затветала Волга речька
Теми цветами —
Легкими суднами.
На суднах сидят бурлачушки маладыя,
Они думают думушку сабча заедино:
Собиремтесь, братцы, все за единый круг,
Подумаим думушку сабча заедино.
Мы сложимся бурлачушки
Все по полтинушки,
Мы купимтя сибе васплывной струх;
Поплывемтя мы вниз па матушке па Волги,
Станемтя братцы
Против Строганова прикащичка окошка.
У Строганова прикащичка была дочка.
Прасилась дочь у матери
Вытить на улицу — погулять,
На молодых бурлачушков пасматреть.
578
«Как при вечере, вечеру…»
Как при вечере, вечеру,
Как при ясной при лучинушке,
При ( имя невесты ) девишничке
Прилетал к ней млад ясен сокол.
Он садился на хрустальное окошечко,
На серебряну причалинку.
Никто сокола не видывал,
Увидала его матушка Свет ( имя отчество ),
Так возговорит дитятке:
— Ты поди, мое дитятко,
Ты примолвь ясна сокола,
Ясна сокола залетного,
Добра молодца заезжего. —
— Ах ты матушка, сударыня моя!
Мне примолвить-то его не хочется;
Мое сердце не воротится,
Уста кровью запекаются,
А вся внутрення терзается.
579
«Вот червонная кралечка…»
Вот червонная кралечка,
Налитое сладко яблочко,
Да и походка павлиная,
Еще речь лебединовая.
Не за то ль тебя царь полюбил,
А царица много жалывала:
На головку бралиатичко,
Круг подолу алу ленточку,
А круг пазушки стежечку,
Да на белую грудь поцепочку.
580
«Как во садичке, садичке…»
Как во садичке, садичке,
Во зеленом виноградничке,
На ракитовом на кустичке,
На малиновом на прутичке
Не соловушко песенки поет,
Холостой парень насвистывает,
На свисточке выговаривает:
— Вы гуляйте-кя, девушки,
Вы гуляйте-кя, голубушки,
Вы покамеся у батюшки,
Вы родимыя у матушки.
Не ровна весна выгуляться,
Не ровен жених подкажется,
Либо старой удушливой,
Либо молодой недужливой,
Либо вор, либо пьяница-дурак,
Не отпустит на улицу гулять.
581
«Поди, голубь, поди сизый…»
Поди, голубь, поди сизый,
Золотая голова,
У голубушки его
Позолоченая.
У (имя жениха) молодая-то жена,
Молодёшенькая:
Кабы нам, молодцам, молодая-то жена,
Мы бы летом, мы бы летом
В колясочке возили,
А зимою, а зимою
Во писаных санях,
На ямских лошадях,
Чтобы кони не стояли,
Молоду жену везли.
582
«Самодуровские девушки…»
Самодуровские девушки,
Бесскромные глазушки,
Не по промыслам завод завели,
По изгуменьям быка провели,
Белобокого с покримью,
Князя Дмитрия Ивановича.
Ах, и солнушко низешенько,
Наше стадушко близешенько.
Ах, и все наши коровушки пришли,
Ах, и все наши буренушки пришли,
Одного лишь нету бынюшку.
Одного нет Ромодановского.
На быке, мати, не бычья стать:
На быке, мати, зелен кафтан.
Ах, и кто ж у нас на ногу легок,
Ах, и кто же на посылочку резов?
Ах, ты мать ли, моя матушка,
Степанида Афонасьевна!
Ах, ты мать, ты родная моя,
Степанида Проторасьевна,
Покорми мово бынюшку,
Мово Ромодановского,
Наклади ему щей с чесноком,
Положи ему каши с молоком.
583
«Как на улице репей…»
Как на улице репей,
На широкой репей!
Ой, дида, мой репей!
Репей стелется, расстилается.
Уж не быть тебе, репью, вровню, вровню,
Со частым плетнем.
Тут шли, прошли
Три родных сестры;
Сестра-то сестре
Стала спрашивати:
— Ну, каково тебе, сестрица,
За старым мужем жить?
— Мне за старым мужем жить,
Лишь состариться. —
Как на улице репей,
На широкой репей!
Ой, дида, мой репей!
Репей стелется, расстилается,
Уж не быть тебе, репью, вровню, вровню,
Со частым плетнем.
— Каково тебе сестрица,
За ровнею жить?
— За ровнею жить
Лишь ровничкою. —
Как на улице репей,
На широкой репей!
Ой, дида, мой репей!
Репей стелется, расстилается.
Уж не быть тебе, репью, вровню, вровню,
Со частым плетнем.
— Каково тебе, сестрица,
За малым мужем жить?
— За малым мужем жить,
Лишь век коротить.
584
«Ай почто б на Дунай ходить…»
Ай почто б на Дунай ходить,
Для чего было соловья будить?
У соловушки одна песенка,
У меня, младой, один батюшка,
У тот со мной не вместе живет,
Не вместе живет, не часто ездит,
Не долго гостит; встречу я батюшку
Середи двора, середь свекрова,
Провожу я батюшку за Дунай реку,
За Дунай реку, за быстру реку.
Уж меня батюшка домой воротил:
— Воротись, дитятко, воротись, милое!
Тебе, дитятко, трава спутала,
Роса смочила. — Меня, батюшка,
Не трава спутала, не роса смочила,
Спутала меня шелковая плеть,
Шелковая плеть очень больно бьет!
По белу телу жметь;
Не роса меня смочила,
Горьки слезы меня смочили.
585
«Выду я на улицу…»
Выду я на улицу,
Выду на широкую,
Ударю в ладони,
Ударю в звончатыя.
Не звонки ладони,
Звонки златы перстни.
Услышит мой свекор,
Услышит мой лютый:
— Тихонько, невестка,
Тихонько, голубка!
Не разбей ладони,
Не переломай златых кольцев!
— Не лопай-ка, свекор,
Не трескай-ка, лютый!
Не ты купил те перстни,
Не сын твой золотые, —
Купил мне батюшка,
Купил мне родимый
Себе для чести-хвалы,
А мне для прикрасы:
Красуйся, дитятко,
Красуйся, милое!
586
«Пришла матка, весна красна…»
Пришла матка,
Весна красна,
Дни теплые;
Добры кони
В луга пошли,
А красныя девушки
На улицу вышли.
Молодушки заплакали:
Воля, воля красным девкам,
А нам, молодкам, и воли нет!
У молодки три заботки:
Первая заботка — горшок кипит,
Друга заботка — дите кричит,
Третья заботка — старый муж кличет.
Дитя уйму белою грудью,
Горшой уйму — вон выставлю,
Старого уйму — поленом с гряд.
Береза ли не тесеными
Сошью люльку о семи лубков,
Совью веревку о семи сажен.
Повешу люльку посередь двора на жердочке,
Положу в люльку старого чорта,
Стану старого я баюкати:
Ты бай-бай, старый чорт,
Либо усни, либо умри,
Меня, младу, гулять пусти,
Гулять пусти на улицу!
587
«На горе, горе шелковая трава…»
На горе, горе
Шелковая трава,
На той траве,
Утрення роса;
На той росе
Стар коня седлает,
Красную девицу уговаривает:
— Красна девица, ты поди за меня:
Я тебя стану калачами кормить,
Я тебя стану сытою поить,
Я тебя не стану ни бить, ни журить.
— Хоть ты меня, старый,
Калачами корми,
Хоть ты меня, старый,
Сытою пои,
Хоть ты меня, старый,
Не бей, не жури,
Я нейду за тебя! —
На горе, горе
Шелковая трава,
На той траве
Утрення роса;
На той росе
Млад коня седлает,
Старую бабу уговаривает:
— Не ходи за меня,
Я тебя стану
Сухарями кормить,
Я тебя стану
Водою поить,
Я тебя стану
И бить и журить.
— Хотя ты меня, младой,
Сухарями корми,
Хоть ты меня
Водою пои,
Хоть ты меня
И бей и жури,
Ну, я пойду за тебя!
588
«На речке на Дунае…»
На речке на Дунае,
Матушки,
Пришли девки умываться,
Матушки.
Они вздумали купаться,
Матушки,
Они скинули рубашки,
Матушки,
Тонки белы полотняныя,
Матушки,
Голубы сарафаны,
Матушки,
Шелковы подпояски,
Матушки,
Золотые повязки,
Матушки.
Подкрался к ним Ивашка,
Матушки,
Он украл у них рубашки,
Матушки,
Тонки белы полотняны,
Матушки,
Голубые сарафаны,
Матушки, Золотые повязки,
Матушки,
Шелковые подпояски,
Матушки.
Пошли наши девки,
Матушки,
К Ивашкиной бабке:
Матушки,
— Ты Ивашки бабка,
Матушки,
Ты уйми свово Ивашку,
Матушки,
Он покрал у нас рубашки,
Матушки,
Тонки белы полотняны,
Матушки,
Голубые сарафаны,
Матушки,
Шелковые подпояски,
Матушки,
Золотые повязки,
Матушки! —
Как Ивашки бабка,
Матушки,
Взяла в руки розгу,
Матушки;
Как Ивашка
Матушки,
Как Ивашка забожился
Матушки:
— Подними меня, Микола,
Матушки,
Ниже облака ходячего,
Матушки,
Ты ударь меня, Микола,
Матушки,
На пуховую перину,
Матушки,
Подави меня, Микола,
Матушки,
Пшеничным пирогом,
Матушки,
Утопи меня, Микола,
Матушки,
Во густой самой сметане,
Матушки,
Озноби меня, Микола,
Матушки,
На печи в угле под шубой,
Матушки!
589
«Уж ты мать ты моя, маменька…»
Уж ты мать ты моя, маменька,
Ты на што, на што хорошу родила?
Мне нельзя, нельзя к обедне ходить,
Мне нельзя богу молитися, —
Поп он выедет — усмехается,
Дьякон в книги зачитается,
Пономарь звонит — мешается:
Уж как вон наша хорошая идет,
Уж как вон наша пригожая идет,
Щастливая, таланливая,
Шутливая, забавливая.
590
«Как во садичке, садичке…»
Как во садичке, садичке,
Во зеленом виноградничке,
На ракитовом на кустике,
На малиновом на прутике
Не соловушко песенки поет, —
Холостой парень насвистывает,
На свисточке выговаривает:
— Вы гуляйте-ка, девушки,
Вы гуляйте-ка, голубушки,
Вы покамеся у батюшки,
У родимыя у матушки;
Не ровна вестна выгуляться,
Не ровен жених подкажется;
Либо старый, удушливой,
Либо младой, недужливой,
Либо вор, либо пьяница-дурак,
Не отпустит на улицу гулять.
591
«Позадь гуменьев тропинушка лежит…»
Позадь гуменьев тропинушка лежит,
По тропинушке удаленькой бежит;
Он всю травыньку-муравыньку примял,
Он комоченьки аршинчиком отмерял:
Вы комочки, комочки мои,
Мелкотравчаты, узорчатые!
Не давайтеся развертываться
Вы тому сыну гостиному купцу!
Гостиной купец волюшку берет,
Он берет, берет девку за правую руку, —
Красна девка не примала молодца,
Во глаза голыдьбой назвала.
У голыдьбы ни кола, ни двора,
А у меня-то столбы точеные,
Подворотенка стекольчатая,
Под воротенкой бел камушек лежит,
Из-под камушка быстра речка бежит.
Как по речиньке суденышко плывет,
Во суденушке немножко людей
По рассчету всего семь человек,
А осьмой кашевар кашу варит,
А девятой водолей воду лил,
А десятой красну девицу любил.
Вот и песня до конца, до конца,
Нам по рюмочке винца.
592
«Долина, долинушка, долина широкая!..»
Долина, долинушка,
Долина широкая!
Как на этой на долинушке
Выросла рощица
Частая, березовая.
Как из этой ли рощицы,
Солнце выкаталося,
Заря занималася.
Грело, грело солнышко
Зимой не по-летнему;
Любил парень девочку,
Любил не по-прежнему,
Любил, все обманывал,
Замуж красную девицу,
Замуж подговаривал:
— Поди, поди, девица,
За меня замуж,
За меня доброго молодца,
Удалого Ванюшку!
593
«Ах яры, яры, яры!..»
Ах яры, яры, яры!
Сатана идет с горы
С рукомойником,
С уповойником!
Ах, я муж жену любил,
Любил, любил,
Серги-яхонты купил.
Жена мужа любила.
В тюрьме место купила:
— Вот тебе, муженек,
Угомонный уголок.
Не толки, друг, не мели,
Только ручку протяни,
Христа вспомяни.
594
«Пошли девки марену копать…»
Пошли девки марену копать,
Накопамши запотели
И есть захотели и купаться захотели;
Купаться не купаться — белым мылом умываться.
Где ни взялся вор Ванюша,
Он покрал у них рубашки
Тонки белыя, альняныя.
Одна девка маленька да смышленинька
За Ванюшей увязалася:
— Ты подай, Ванька, рубашки тонки ( и проч .)
Ты, Ванюша, побожися,
К иконе приложися!
— Ты бей меня ни колом,
Об обмет, об солому.
Белая моя, белотелая,
Не ты ль меня, лапушка, высушила.
Без морозу лютого
Сердце иззнобила.
Как рассыпалась печаль
По моим ясным очам,
Рассыпалась сухота
По моему животу.
Как заставила сударушка
Вдоль улицы ходить, (2)
Гостиньчики носить, (2)
Пряники, орешки коленые,
Смоквы привезеные,
Уж к тебе, касатушка,
Ни один разик приходил,
Трое котиков [106] избил,
Изодрал я синь кафтан
По заборам, по плетням,
Изорвал я перчаточки,
За колья хватаючи.
Испортил я шляпочку
Под капелыо стоючи.
Капелюшка капала,
По нас девки плакали,
Капелюшка перестала,
Любить девушку не стали.
595
«Самодерга молодая…»
Самодерга молодая,
Самодерга молодая,
Ой, таки молодая!
Ой, таки молодая!
Самодерга у соседа,
У соседа во беседе,
Во беседе, в большом месте!
Кума к куме приходила,
Рубашеночку просила:
— Кума, кума, дай рубашку,
Хоть худую, олляную.
Со долгими рукавами,
Со красными поликами!
— Кума, кума, провалися,
Сама пряди, не ленися!
— Кума, кума, гребня нету!
Гребень на базаре!
— Кума, кума, донца нет!
— Донцо в Рязани!
— Кума, кума, лена нету!
— Лен то в агороде!
596
«Торокан дрова рубил…»
Торокан дрова рубил,
Себе голову срубил,
Комарь воду носил,
В тине ноги увязил.
Муха банюшку топила,
Блоха щелок варила,
Вошка парилася,
С полка вдарилася.
Гнида подымала,
Живот надорвала.
Ах, ты жура-журавец,
Разудалый молодец!
На мельницу ездил,
Диковинку видел:
Козел муку мелет,
Коза подсыпает,
Маленьки козлятки
И те не гуляют,
Муку выгребают,
В скрыпочку играют!
А савища из углища
Глазами-то хлоп-хлоп!
Ногами-то топ-топ!
Как и наша попадья
Диковинку родила,
Совсем воробей,
Совсем молодой.
Как поймали воробья
Под погребицею
С красной девицею,
Повели воробья
На боярский двор;
Стали воробья
Разувать, раздевать,
Распоясывать,
Кнутом меня не секите,
Кругом меня обстригите,
Одну маковку оставьте.
На ноги меня поставьте!
597
«Под горою диво…»
Под горою диво:
Варил чернец пиво.
Как братец сестрицу
По головке гладил:
— Сестрица Прасковея,
Расти поскорее,
Отдам тебя замуж
В чужую деревню;
Куда ни поеду,
К сестрице заеду, —
У нас на базаре
Били в барабаны,
Указы читали,
Полки набирали.
598
«Вы раздайтесь, расступитесь, добрые люди…»
Вы раздайтесь, расступитесь, добрые люди,
Что на все ли на четыре сторонки,
Поколь батюшка-сударь замуж не выдал
За таво за детину за невежу!
К широку двору подходит, плачет, вопит,
За колечушко берется, восклицает:
— Еще дома ли жена молодая?
Отпирала бы широкие ворота! —
Я скорёшенько с постелюшки вставала,
Я покрепче ворота запирала,
Но смело с ним говорила:
— Ты ночуй, ночуй за воротами!
Тебе мягкая перина — белы ворота,
А высокое сголовьице — подворотня,
Да как тёпло одеяло — темна ночь,
Шитой браной положёк — буйной ветерок.
Каково тебе, невежа, за воротами,
Таково-то мне молодёженьке за тобой,
За твоей дурацкой головой.
599
«В чистом поле, полюшке елочка стоит…»
В чистом поле, полюшке
Елочка стоит.
Как под той под ёлачкой
Детинка лежит,
Думу думает:
Собирается молодец
В путь дороженьку,
Оставляет дома
Молодую жену.
Возле его конь стоит,
Удила грызет.
Встает добрый молодец,
Садится верхом,
Отправляется в дороженьку,
Не простясь с женой.
600
«Ты дорожка моя, ты дороженька…»
Ты дорожка моя, ты дороженька,
Ты широкая, пораскатиста,
На все стороны поразвалиста!
Что никто-то по ней не прохаживал,
Никто следа не накладывал;
Только шли-прошли два полка солдат,
Веселы полки, очень радостны.
Как первый полк — полк Тарутинской,
Как другой-то полк — Черной Егерской,
Как Тарутинской полк со знаменами,
А Чорной Егерской с барабанами;
Как Тарутинской полк песни гаркнули,
Черной Егерской слезно сплакнули,
Свою сторону воспомянули:
— Сторона ли ты моя сторонушка, ты гулливая,
Уж мы жили в тебе, прохлаждалися,
Чужими женами похвалялися.