Эд сдержал слово. Почти всю дорогу он молчал. Земля постепенно становилась все более коричневой, деревья – голыми. Наконец, в десятке миль от Мемфиса, они пересекли границу снежного пояса. Поскольку опыт вождения по заснеженным дорогам у Эда был ограничен тремя ужасными месяцами, проведенными в Буффало, он попросил Хейли пересесть за руль.

Она предприняла это путешествие не только из желания познакомиться с семьей Эда и необходимости дать себе отдых от работы, хотя эти соображения тоже имели значение. Самой важной причиной – это Хейли осознала только теперь, когда увидела северный пейзаж, – было желание посмотреть, какова будет ее реакция на снег.

Скованная холодом природа казалась безжизненной. Суровая красота волновала ее, но боль, которую причиняла ей когда-то зима, уже не была такой острой – осталась лишь щемящая скорбь. Значит, она может вернуться домой, когда захочет, и будет там если не счастливой, то по крайней мере спокойной.

Почему бы не съездить туда вместе с Эдом? У него целая неделя отпуска. Хейли последовала совету Эда и взяла с собой ноутбук с дискетами, но работала в дороге мало.

Позднее она, возможно, предложит ему заехать в ее дом. Но не сейчас.

Они ехали до Сент-Луиса целый день. В отеле, который выбрал Эд, имелись бассейн и атриум – внутренний дворик под стеклянной крышей, украшенный к Рождеству елками и гирляндами, перевитыми красными лентами с белыми лампочками. Эд заказал двухкомнатный люкс, из которого был выход к бассейну.

– Здесь мне будет чем заняться с Уилли, когда я возьму ее из дома, – объяснил он. – А ты, если захочешь поработать, сможешь удалиться в отдельную комнату.

Пока Хейли разбирала чемоданы, Эд позвонил бывшей жене. Он разговаривал с ней без всякого напряжения, и Хейли избавилась от беспокойства по поводу их визита к Пег.

– Она приглашает нас к завтраку. После этого я смогу взять Уилли на весь день, – сообщил Эд. – Был бы рад, если бы и ты погуляла с нами.

– Нет, на завтрак я пойду, а потом ты отвезешь меня сюда – вам нужно побыть вдвоем.

– Да, ты права. Как бы мне хотелось видеться с ней чаще! Четырнадцать лет. Черт, я даже не знаю, о чем с ней говорить.

– Все будет хорошо, – успокоила Эда Хейли, целуя в щеку.

Поскольку Хейли видела фотографию Уилли и знала, что у той густые темные волосы, она думала, что бывшая жена Эда ирландка. Но Пег оказалась высокой смуглой женщиной испанского типа и суетилась вокруг Хейли так, словно они уже были родственницами.

Пег и Уилли О’Брайен занимали квартиру на третьем этаже сдвоенного кирпичного дома на унылой улице в западном предместье. Войдя в заднюю дверь, они миновали две спальни и, пройдя через кухню с небольшой столовой, очутились в той части квартиры, где находились соединенные друг с другом главная столовая и гостиная, в которой возвышалась задвинутая в угол огромная елка. Комнаты обогревались радиаторами, однако не были снабжены вентиляционными устройствами, поэтому в доме было жарко и влажно.

Уилли, в старых джинсах и вылинявшей майке, сидела в гостиной, поглощенная какой-то рождественской передачей. Когда их знакомили, она одарила Хейли мимолетной улыбкой, после чего снова уставилась в телевизор. Эд сел рядом с ней на диван, а Хейли и Пег вернулись на кухню.

– Дадим им побыть наедине, – предложила Пег. – Завтрак в духовке, я буду держать его на маленьком огне. Садитесь, где вам удобно.

Разговор вертелся вокруг того, как Хейли с Эдом доехали, и о предстоящих переменах. Пег была совершенно откровенна. Хейли, привыкшей скрывать свои чувства, манера ее поведения показалась очень располагающей.

Беседуя, женщины постоянно слышали голос Эда, Уилли лишь изредка коротко отвечала ему.

– Уилли, наверное, скучает по отцу? – спросила Хейли.

– Постоянно. И сейчас она злится.

– Может, мне не следовало приезжать?

– Нет, что вы! Я благодарна за то, что вы приехали. Надеюсь, это поможет ей понять: у каждого из нас теперь своя жизнь и я вовсе не бросаю ее отца ради Пита. Я же очень рада, что у Эда тоже кто-то есть. Вероятно, если он устроит свою жизнь, я перестану за него бояться – будет кому тревожиться за него, кроме меня. Вы понимаете меня?

– Да, конечно.

– Уилли тоже за него переживает. Даже теперь, если Пит звонит поздно вечером, просто чтобы пожелать доброй ночи, мы обе замираем: вдруг это звонят из Нового Орлеана, чтобы сообщить, что Эд ранен или того хуже?

– Но ведь множество полицейских благополучно доживают до пенсии, – возразила Хейли.

– Наверное, я просто пессимистка в душе.

– Эд рассказывал мне, как вы ненавидели его работу.

– А он рассказывал вам о том, как его ранили?

Хейли покачала головой. Интересно, куда он был ранен – она не заметила никакого шрама.

– Невероятно, но пуля прошла вот здесь. – Пег провела пальцем чуть выше уха. – Еще бы дюйм – и ему конец.

– Когда это случилось?

– Около десяти лет назад, в Лейк-Чарлзе.

– Его напарником был тогда Джо Морган?

– Да. Они преследовали человека в заброшенном доме, полагая, что тот безоружен, но пистолет у преступника, наверное, был где-то спрятан. Он ранил Эда, и Джо застрелил его.

– И после того случая они с Джо перестали быть напарниками, да?

Пег улыбнулась:

– Эд говорил мне, над чем вы сейчас работаете.

– Извините. Для вас это, конечно, было ужасно.

– Ничего. Я даже рада, что вы меня об этом спросили. Да, они перестали быть напарниками. Джо начал пить, то есть пить еще больше. Я не уверена, было ли это связано с тем, что он убил тогда человека, ведь раньше он уже застрелил двоих. Думаю, Джо считал, что сделал глупость, но ведь Эд чуть не погиб. Джо был очень честным, маниакально честным человеком.

– Эд сказал, вы знакомы с его бывшей женой.

– Да, поскольку они были напарниками, мы дружили. Когда Эда ранили, Дениз сидела с Уилли, чтобы я могла ездить в больницу. Еще несколько месяцев назад она жила в Лейк-Чарлзе – я получила от нее письмо оттуда, – но собиралась переехать. Если вам повезет, вы ее там застанете. Я дам вам адрес.

Пег как раз передавала Хейли листок с адресом, когда в кухню вошли Эд и Уилли. В свои четырнадцать лет Уилли доставала отцу до плеча, и Хейли видела, что под старенькими джинсами и майкой скрывается стройное, тоненькое, длинноногое существо. У нее были полные губы, как у матери, и синие глаза, как у отца. Лишь темные круги под глазами немного портили ее удивительно красивое лицо. Теперь девочка, судя по всему, чувствовала себя с отцом свободнее, но на Хейли не посмотрела ни разу на протяжении всего завтрака.

Однако, как только они оказались в машине, она стала вести себя вполне дружелюбно, словно прежде ей мешало присутствие матери.

– Папа сказал, что вы писательница.

– Это правда. У меня вышло пять книг.

Как выяснилось, Уилли тоже хотела стать писательницей.

Пока они добирались до отеля, Хейли успела узнать, какого рода рассказы хочет писать девочка, а также то, что она собирается поступать в колледж в Милуоки, «потому что у них там самый лучший литературный факультет».

Услышав, что Хейли из Висконсина, Уилли обрушила на нее град вопросов. Хейли, тронутой таким вниманием, не хотелось расставаться с девочкой, но надо было поработать. Уилли сделала вид, что понимает, и, пока машина отъезжала от отеля, все время махала ей на прощание рукой.

Рабочее место Хейли устроила себе на круглом столике в спальне, где стояла лампа. Рядом с компьютером она положила распечатку первых двухсот страниц рукописи, а также план романа. Обычно она выстраивала эпизоды в соответствии с хронологической последовательностью развития сюжета, но поскольку ее сны имели хаотичный характер, разрозненные фрагменты пока не складывались в цельную картину. В раннем периоде жизни Линны еще оставалось много белых пятен.

В романе Линна и Луи были жертвами насилия со стороны опекуна, а сестра, обладающая более сильным характером, чтобы защитить брата, вызывала огонь на себя.

Поначалу Хейли намеревалась оставаться в границах вымысла, но то немногое, что удалось узнать о юности Линны, заставляло ее существенно увеличивать долю правды.

Какого рода насилию подвергся Луи? Физическому, разумеется.

Сексуальному? Ответ был очевиден.

Хейли никогда не избегала трудных тем, но этой прежде не касалась. Тем не менее, включив компьютер, она нашла соответствующее место и начала писать.

По сюжету Анри де Ну когда-то, много лет назад, был женат. Однако и в браке его похоть мешала установлению нормальных отношений между любящими супругами, поэтому он нисколько не страдал, когда его жена умирала. К тому времени ее некогда стройная и гибкая фигура начала оплывать, на лице появились морщины. А он жаждал молодой плоти.

Сон одолевал Хейли, она клевала носом и, закрыв глаза, чтобы немного отдохнуть, опустила голову на скрещенные руки…

Чистая суббота. Линна становится на колени, холодный шершавый каменный пол церкви царапает кожу. Она протягивает к огромной статуе Михаила-архангела фотографию отца и с последним «аминь» рвет ее на части, потом собирает клочки в кучку и поджигает.

– Что ты делаешь? Прекрати! – кричит кто-то.

Она оборачивается и видит, как старая монахиня – Маленькая Сестра, как все ее называют, – бежит к ней. Линна стоит не шелохнувшись, снова и снова шепча имя отца над догорающими клочками фотографии.

Монахиня пытается затоптать огонь. Линна хватает ее за щиколотку, монашка беспорядочно машет руками, стараясь сохранить равновесие. В конце концов цепляется за край скамьи.

Костерок угасает, превращаясь в горстку пепла. Линна разбрасывает его по полу. Прежде чем увести ее в кабинет директрисы, монашка вынуждена затоптать искры.

Линна отказывается извиняться, что-либо объяснять, вообще разговаривать. Они звонят ей домой. Там никто не отвечает. Решают позвонить отцу на работу и оставляют ее в кабинете одну. Воспользовавшись случаем, Линна убегает, прихватив учебники. По дороге она думает о том, как ненавидит школу и как ей не хочется туда возвращаться. Исключение – а она надеется, что теперь-то ее исключат, – означает, что на будущий год она пойдет в обычную светскую школу и будет сидеть за партой рядом с цветными детьми, у которых хватит ума уважать ее религиозные убеждения…

Нашарив спрятанный под ковриком ключ, Линна входит в дом. Там темно и тихо. Наверное, Жаклин куда-то ушла. Луи спит. Она идет в кухню, чтобы поесть, двигается бесшумно, не желая тревожить эфемерный покой этого дома.

Потом, поднимаясь по лестнице, слышит из ванной шум льющейся воды и тихий голос брата.

Она знает, как он ублажает себя, доводя до экстаза, и не осуждает его, но находит некоторое удовольствие в том, чтобы застать его врасплох.

Луи всегда и во всем настолько выше ее, что увидеть его с красным лицом и торчащим вперед «прутиком» льстит ее самолюбию. А если он разговаривает с собой, воображая, что его подростковую похоть удовлетворяет мнимая любовница, будет еще один повод подразнить его.

Линна кладет учебники на пол и на цыпочках подкрадывается к ванной.

Луи даже не закрыл дверь. С чего это он так беспечен?

В ванной много пара, стоит терпкий запах ароматического масла. Занавеска задернута неплотно. Линна видит, что брат стоит на коленях спиной к крану и ритмично двигается…

Неужели он и впрямь нашел себе любовницу? Незамеченная, Линна пробирается вдоль стены и различает в клубах пара широкие плечи, обтянутые землистого цвета кожей, и темные волосы. С минуту она ничего не понимает, потом до нее доходит смысл происходящего, и она громко кричит:

– О Боже! Это же Белли!

Вода выплескивается из ванны через край. Брат смотрит на нее, на его лице отражается дикая ненависть.

– Пошла отсюда, пока я… – Но тут голос его стихает и выражение лица меняется на хорошо знакомое. Она оборачивается. В дверях стоит отец.

Линна понимает, что он вернулся домой из-за нее. Но то, что он здесь неожиданно обнаружил, вызывает у него еще большую ярость. Она ныряет ему под мышку и бежит, не останавливаясь, пока не оказывается в нескольких кварталах от дома, в парке, где может рассчитывать на защиту прогуливающихся людей.

Есть множество способов попасть отсюда в зоопарк. Линна выбирает ближний путь и проводит остаток дня, сидя перед клетками, в которых огромные дикие кошки рычат над кусками мяса, воображая их своей добычей.

Зоопарк уже давно закрыт, когда охранник находит в кустах спящую Линну. Полиция привозит ее домой. Слава Богу, машины отца не видно.

Жаклин принимает девочку из рук полицейских, обещая не спускать с нее глаз.

– Иди поешь, – говорит она и ведет Линну в столовую, где сидит Луи. Один глаз у него опух, под глазом – огромный синяк. Губы тоже распухли. На столе перед тарелкой лежит пустая оправа от очков.

– Ты не должна была оставлять нас, – упрекает он, когда Жаклин выходит за тарелкой для Линны. – Он не только меня побил.

Но если бы Линна осталась, чем она могла ему помочь? Луи слишком многого требует. Причем всегда.

– Он нарочно разбил мои очки, – продолжает Луи и начинает плакать. – Сказал, что хочет лишить меня зрения.

И наверняка лишил еще кое-чего. Линна видит синяки на руках брата и понимает, что отец хватал его сзади. Так же, как однажды схватил ее, грязно ругаясь и повторяя, что она никогда не сможет ничего доказать.

Порой в пьяном виде он называл ее именем матери.

Линна садится рядом с Луи, берет его за руку и прикладывает ладонь брата к своей щеке.

Когда возвращается Жаклин с едой для Линны, где-то открывается дверь, слышится смех.

Это Эд привез Уилли обратно.

– Хейли? – позвал он.

Она проснулась и подавила тяжелый вздох. Нет, Линна живет не в комнате, где когда-то умерла, она поселилась в самой Хейли.

Эд с Уилли уже побывали в торговом центре, где Эд позволил ей самой выбрать рождественский подарок, и на утреннем представлении в театре. Сейчас они собирались поплавать в бассейне.

Теперь, когда девочка подколола волосы и сменила мешковатую одежду на черный купальный костюм, она выглядела ужасно худой. Круги под глазами, на которые Хейли обратила внимание утром, стали еще темнее.

Во время плавания Хейли заметила на запястье Уилли медицинскую татуировку и спросила, что она означает.

– У меня астма, – ответила Уилли.

– Аллергическая?

– Да, у меня аллергия на все, как говорят врачи.

Поскольку Уилли, похоже, не испытывала никакой неловкости от обсуждения этой темы, Хейли задала следующий вопрос:

– Зимой твое состояние ухудшается?

– Раньше ухудшалось. А теперь у нас в доме есть радиаторы. У Пита – электрическое отопление. Так что все будет в порядке.

Однако уверенности в ее голосе не слышалось. Позднее, когда Эд пошел в номер, чтобы принести всем содовой воды, Хейли взяла девочку за руку и сказала:

– Я понимаю, что мы еще слишком мало знакомы, но знай: если тебе когда-нибудь понадобится помощь или ты просто захочешь с кем-нибудь поговорить, ты всегда можешь позвонить мне. Поняла?

– Пит такой дурак! – выпалила Уилли. – Лучше бы мама его никогда не встречала.

Интересно, была ли Хейли так же склонна к мелодраматизму в четырнадцать лет?

– Пит, – продолжала Уилли, – похож на некоторых книжных персонажей: у него много лиц, а настоящего вы никогда не видите.

Хейли молчала, стараясь понять, что имеет в виду девочка.

– Но все же он не круглый дурак, – возразила она наконец. – Ведь он любит твою маму. Думаю, это уже кое-что.

– Представляете, они решили пожениться всего через три недели после знакомства! Мне кажется, чтобы на это решиться, нужны годы. Как вы думаете, папа позволит мне остаться у него, пока они будут проводить свой медовый месяц? – Она сморщила носик, словно сама мысль о том, что мама и Пит будут спать вместе, была ей отвратительна.

Интересно, как отнесется к этому Пит?

– А тебе разве не нужно ходить в школу?

– У меня два свободных дня в неделю. Могу прихватить еще три.

– Ну, спроси у отца.

После рождественского ужина Уилли спросила. К тому времени Хейли уже успела предупредить Эда, тот посовещался с бывшей женой и понял, что ей такая перспектива чрезвычайно нравится.

Пит тоже согласился, промямлив что-то насчет полного отсутствия у него опыта общения с подростками.

– Она замечательная девочка. Ты легко со всем справишься, – заверила Эда Хейли и заметила, как он просиял от комплимента.

На следующий день после Рождества Эд и Хейли отправились обратно в Новый Орлеан и приехали туда вечером. К тому времени Хейли уже не могла думать ни о чем, кроме работы; у Эда тоже нашлись кое-какие дела. Они попрощались перед входом в «Сонину кухню», и Хейли, нагруженная чемоданом и огромным декоративным деревом, которым наградили ее Пег и Пит, стала подниматься по лестнице.

Дверь ее комнаты оказалась распахнута, компьютера не было, вещи, вываленные из гардероба и ящиков стола, в беспорядке разбросаны на кровати. Водрузив растение на пустое место, где раньше стоял компьютер, Хейли проверила тайник. Коробка с дискетами тоже исчезла.

Грабители нашли то, что искали, со спокойствием фаталиста подумала Хейли. Пропажа компьютера не остановит ее работу. Хотя она испытывала привязанность к старичку, другой, который она купит на деньги от страховки, будет служить не хуже, а пока можно пользоваться портативным.

Тем не менее Хейли заметила, что дрожит – от гнева и страха.

Неужели она действительно надеялась, что новый замок остановит грабителей? Дверь была открыта, не взломана. У профессиональных жуликов есть свои слесари. Она выглянула из окна на улицу. Старик, живший через дорогу, улыбался и махал ей рукой. Он больше не казался ей просто назойливым соглядатаем. Интересно, не был ли он замешан в деле – может, наблюдал за квартирой, чтобы подать сигнал, когда Хейли уедет?

– Фрэнк приносит свои извинения, – послышался сзади такой тихий голос, что можно было подумать, будто говорящий хотел испугать ее.

Хейли резко обернулась и увидела в дверном проеме Нормана. Его смуглая кожа сияла на фоне белоснежной униформы, выражение лица было привычно надменным, хотя и несколько иным, чем всегда.

– Фрэнк послал меня, так как сам сейчас очень занят. Он обнаружил, что в комнате кто-то побывал, сегодня днем. Мы думаем, кто-то вломился сюда в обеденное время. Фрэнк просил передать, что заплатит за новые замки.

– В этом нет необходимости. Старые в порядке.

– Он спрашивал, не вызвать ли полицию.

На этот раз придется сообщить о взломе, иначе она не получит страховки и не сможет купить новый компьютер.

– Я сама позвоню, – ответила Хейли.

– Думаю, вам следует отсюда съехать. Это не самое безопасное для вас место, – сказал Норман.

– Было бы жаль – мы с вами только-только подружились, – заметила она.

– Вы уж меня извините, но Фрэнк хорошо к вам относится и сильно нервничает из-за всего этого. И потом, то, что происходит, напоминает ему о тетушке. Я никогда не видел его таким расстроенным.

Хейли с удивлением поймала себя на мысли, что Норман действительно любит своего толстого хозяина, а не только его деньги. Она была несправедлива к Фрэнку: пусть он толстый и далеко не красавец, но он всегда был добр к ней. И к Норману она тоже была несправедлива.

– Простите меня, – сказала Хейли. – Но я не могу уехать отсюда, пока не закончу книгу. Скажите Фрэнку, что я постараюсь как можно реже выходить из дома.

– Не исключено, что в следующий раз именно вы им и понадобитесь.

Та толика симпатии, которую она только что почувствовала к Норману, мгновенно улетучилась.

– Знаю. Постараюсь проявить бдительность, – ответила Хейли.