После скоропостижной кончины супруги Тимофей Костров, не долго думая, женился на ее любвеобильной дочери. Со стороны этот жест выглядел вполне разумным — никто и не догадывался, что страсть соединила их еще до смерти Анфисы Спиридоновны. Но, как оказалось, соединила ненадолго! То ли Тимофей осознавал свою вину, то ли вина угнездилась в подсознании и точила его душу помимо воли и разума, так или иначе, но с того самого момента, как Маша родила в конце ноября ему второго сына, он стал все чаще и чаще прикладываться к бутылке. Юная Мария, в сердце которой жар страсти не угасал, а, напротив, ширился и крепчал, к «греху» мужа относилась не просто терпимо, с пониманием, а даже с толикой одобрения. Нередко видя недовольную гримасу на лице вернувшегося с работы Любимого, она не единожды выставляла на стол чакушечку, и пока муж с ней расправлялся, сидела перед ним и ласково сверлила его лоб своими синими очами. Но однажды муж не вернулся!

А под утро его разрезанное на несколько частей тело нашли на полотне железной дороги — после смерти Машиной матери молодожены переехали в более перспективное Мамоново, где Тимофей и служил на железной дороге электриком. Что стало причиной гибели так и осталось загадкой. Люди говорили всякое — то ли сам он пьяный попал под поезд, то ли кто-то его ограбил (в тот день давали зарплату, а денег при нем не обнаружили) и полуживого положил под стальные колеса очередного товарняка, — но достоверно правды не знал никто! Тем не менее, это не мешало Маше винить себя. «Вот она расплата за грех! — корила она себя в минуты слабости. — За желание получить чужого мужа! За нелюбовь к матери! За разврат! Хотела счастья? Ну, вот и получила, милая!»

Только с уходом Тимофея, вслед за которым тут же умерла и бабушка, Маша поняла, что осталась одна, осталась без работы, значит, без средств к существованию, с двумя мальчишками на руках, первого из которых она тихо ненавидела, а второго, собственного, любила всем сердцем…

Ничего ей не оставалось другого, как идти работать на железную дорогу, где как раз вовремя появилась вакансия товарного кассира. А ребятишек пришлось поручить сердобольной соседке, у которой своих было трое, но, в отличие от нее, Маши, был живой и хорошо зарабатывающий муж. Впрочем, большую часть времени братья были предоставлены сами себе, и пока их мать за жалкие 400 рублей в месяц следила каждый день с утра до вечера за разгрузкой-погрузкой вагонов, они выживали сначала в голодные 40-е, а потом и в более мягкие 50-е…

Несмотря на то, что Виктор был старше Ивана почти на целый год, старшинство между братьями довольно скоро перешло к младшему. В немалой степени поспособствовала этому Маша, старавшаяся то явно, то незаметно подсунуть Ванечке более толстый кусок, нет, не мяса, а простого хлеба, и вместе с тем внушить братьям, что именно Ваня — старший, главный, что именно он и ее надежда, и опора, и наследник, и будущий глава семьи. Со временем появилась в хозяйстве коровка — уж кто-кто, а Маша умела ухаживать за буренками! И тогда повзрослевший Витя понял, что брату Ване достаются и самые жирные сливки, и сметанка, и маслице, а ему, почему-то, порой не достается ничего, кроме кислой простокваши…

Быть может, достанься Вите иное сочетание генов, вылившееся в другой, более сильный и твердый характер, то смог бы он восстать против несправедливости, смог бы начать борьбу за первородство, за главенство, за старшинство, но природа поскупилась и, казалось, в компенсацию за все напасти, выпавшие на юные плечи Марии, отдала все лучшее, что было в неизвестном ей костровском роду, именно ее сыну, любимому Ванечке…

А в роду этом было намешано всякого, о чем Маша и не догадывалась, и только когда Ваня стал взрослеть, превращаться из малыша в мальчика, отчетливо поняла, какого талантливого сорванца родила на свет! А после случайно увиденного эпизода, когда в свои семь лет Ваня выказал себя одновременно и мужчиной, и воином, задумалась о силе костровской крови!

В тот летний вечер она возвращалась домой уверенной и энергичной походкой, в прекрасном расположении духа, вызванном удачным рабочим днем и хорошей погодой, но за несколько десятков метров от дома вдруг увидела что-то непривычное. Маша остановилась и стала ждать развития событий, и хотя из-за расстояния она не слышала слов, ей и без них стало ясно, что ее сын вступил в неравную схватку с двумя соседскими пацанами, которые были на голову выше его! Она и раньше замечала, что ее Ваня всегда впереди — будь то налет на чужой палисадник за овощами или катание на крышах вагонов местных поездов, но вот чтобы так!!! Ее сын, которого она привыкла видеть послушным и добрым, в этот раз неистовствовал, будто и не мальчик был перед ней, а волчонок, точнее, настоящий волк! В какой-то момент ей показалось, что более сильные противники подомнут его под себя, и она даже сделала несколько шагов вперед, чтобы спасти, защитить свое чадо, но нет, тут же Ванечка сбросил сначала одного, потом ударил другого, да так, что тот, схватившись за живот, беспомощно присел… Наконец, битва была закончена — «враги» ее сына позорно улепетывали с поля боя под залихватское улюлюканье тех, кто поддерживал ее наследника.

Только потом, спустя годы, наведя справки, найдя родных Тимофея, разбросанных по всей стране, Маша поняла, что все дело в крови, в костровской крови, которая имеет одно свойство — дремать до поры до времени, но в самые важные роковые минуты вскипать так, что способна смыть на своем пути любые стены, любые препятствия и преграды! Выяснилось, что отец Тимофея, сгинувший в Гражданскую войну неведомо где и как, на фронтах Первой мировой не раз отличился сначала неумеренной отвагой, граничащей с безрассудством, за что получил Георгиевский крест, а затем, в начале семнадцатого года, увел, подобно легендарному Чапаеву, свой полк в тыл, расстреляв попутно нескольких запротестовавших офицеров. Мало того, вернувшись к себе на Полтавщину, отец Тимофея сподвиг крестьян на экспроприацию нескольких помещичьих хозяйств, сопровождавшуюся сожжением двух или трех дворянских усадеб, а затем возглавил местный ревком. Но его «любовь» к «красным» длилась недолго — весьма скоро он понял, куда они ведут страну, потому его уход к махновцам выглядел довольно понятным и логичным… А вот дальше следы Федора Кострова затерялись, остались лишь его жена и двое сыновей, одним из которых был Тимофей, а другим — Петр, тоже участник Великой Отечественной, трижды раненый кавалер трех орденов Славы, продолжавший жить в Малороссии, — он и просветил Машу по поводу особенностей костровской крови…

Выяснилось и то странное обстоятельство, что если у одного из братьев эта кровь проявляла себя во всей красе, то у другого текла много медленнее, кипела много реже и вообще едва ли напоминала истинную костровскую кровь. Так было с отважным Федором и его безвестным братом, ничем себя не проявившим, то же самое случилось с храбрецом Петром и вполне заурядным Тимофеем, и вот, наконец, эту особенность Маша во всей полноте лицезрела у своих сыновей, впрочем, истинным сыном был лишь Иван, а вот Виктор формально оказывался братом, что ее премного удивляло…

Действительно, Витя мало того, что был нелюбим, он и по природе своей, по своему существу был замкнутым, нелюдимым, временами робким и тихим, но иногда злым и мстительным. Ваня же был открыт, смел, решителен и, несмотря ни на что, любил брата, относился к нему хотя и свысока, но при случае всегда стоял за того горой, а со временем стал даже бороться с его дискриминацией со стороны матери… Тем не менее, Витя продолжал чувствовать себя чужаком, пасынком, байстрюком, продолжал спрашивать себя, почему все лучшее, вся полнота материнской любви, все тепло ее сердца достается Ване, а ему — только жалкие крохи, и, не находя ответа, скупо плакал по ночам…

Но слезами горю не поможешь, и однажды, в поисках истины, руки двенадцатилетнего мальчугана раскрыли метрику, в которой к своему удивлению в графе «мать» он прочитал неведомые ему имя и отчество — Анфиса Спиридовна! Сначала он подумал, что мать могла сменить имя, потом решил, что это ошибка, но когда, наконец, нашел свидетельство о рождении брата, где матерью значилась Мария Еремеевна, понял, почему к нему так относились, почему отравили неприязнью все его детство, единственное и навеки омраченное дефицитом любви!

Маша не стала ничего скрывать и на вопрос сына о различии в метриках откровенно пояснила, что его мать умерла во время родов и что она, Маша, ее дочь, а он, Витя, приходится ей, Маше, родным братом, пусть и сводным, и таковым же он приходится и Ване, но не по матери, а по отцу. На следующий день после такого шокирующего признания Витя не вернулся из школы, но он не сгинул, просто пропал… Как выяснилось позже, он сел на поезд и отправился в ближайший крупный город, где бесцельно бродил по улицам несколько дней, ночуя неизвестно где, питаясь непонятно чем, пока не был схвачен с поличным во время кражи на рынке и только после этого в сопровождении милиционера вернулся под крышу родного дома.

Закончив семь классов, Витя поступил в политехнический техникум в соседнем Святогорске и с тех пор появлялся в Мамонове только раз в несколько месяцев, обычно по праздникам. Внешне он, казалось, простил свою мать-сестру, стал более весел, более общителен и терпим, но внутри, как ни старался, простить не мог. Мало-помалу в голову его стали приходить крамольные, но близкие к правде мысли о том, уж не поспособствовала ли Мария Еремеевна кончине его матери, уж не из-за любви ли к его отцу случилось то, что он остался сиротой, пусть формально и имел мать? И чем больше он об этом думал, тем сильнее уверял себя, что именно так и есть, и желание справедливой мести все глубже вонзалось в его сердце, все плотнее окутывало его душу… Скоро желание стало страстью, стало требованием его самости, и, уступив его напору, Виктор сказал себе, что как только появится момент, он накажет тех, кто отравил его единственное детство…

Но годы шли, а подходящего случая все не представлялось. Вот уже и завершилась его учеба в техникуме, в тот же год брат Ваня закончил школу и поступил в летное училище, а у него, Вити, начались трудовые серые будни в должности мастера на вагоноремонтном заводе… Через год он встретил девушку, но она почему-то оставила его уже через два месяца… Работа нравилась все меньше, а водка все больше… Но однажды в дверь его комнаты постучали… Открыв дверь, Витя увидел своего брата Ивана! Тот был в синем парадном офицерском мундире, на плечах горели золотом лейтенантские погоны, а рядом с ним скромно стояла ухоженная и красивая девушка… И оба просто сияли счастьем! От похотливых глаз Виктора не укрылась и та пикантная подробность, что девушка была уже на сносях, и срок беременности, судя по плавному овалу живота, заметно проступащему под простеньким платьем, похоже, был приличным. И в тот самый момент, когда Витя увидел все это, кто-то из глубин подсознания сказал ему: «Час мести пробил! Действуй, Витёк!»

Иван же пожаловал в общагу, где жил Виктор не просто так, а для того, чтобы пригласить брата на свою свадьбу, справлять которую молодые решили в родном доме Марии Еремеевны, в недалеком Мамонове! А через две недели после торжества они уже должны были отправиться к месту службы молодого офицера — в далекую Латвию, на берега холодной Балтики…