…а вот мой дом – из веток ивы… не очень прочный и красивый, но заслоняет наготу моих речей несовершенных, порывов ветренно-мгновенных, в окне не видно пустоту, а на стенах ковер зеленый, и кажется, что мир влюбленный во всех поэток, без затей. Но это ложная свобода и на поэтство вышла мода, и никаких тебе гвоздей… Я допишу еще полстрочки? Ну вот и все, поставлю точку…

Не забыть – забыться, не гореть – сгорать. Птица-небылица прочертила гладь и за нею следом, путаясь во снах, взвешивают беды стрелки на часах. Старая кукушка, отсчитай назад, невозможно слушать — слёзы не велят…

Уложены в портфели знанья, В ботинки вставлены шнурки, И белых фартуков дыханья, Как крылья бабочек легки. Готовы ленты, дремлют косы, Взведен будильник, как солдат. Смеются в вазе абрикосы, А куклы грустные сидят… А за окном рассвет вздыхает, И ждет девчонок целый мир, И жизнь… чудесная такая, Как с желтой розочкой пломбир.

О, как непростительно-стыдны, Деревья дрожат на юру. Их, ветром согнутые спины, Едва разогнутся к утру. Кому же земные поклоны, Скрипя, отбивают они? Посмотришь, сегодня – колонны, А завтра – корявые пни. Какое им дело до басен, Что люди слагают о них. А тополь? – Он ликом прекрасен, Не тополь – достойный жених. В задумчивой позе осина, В зеленой подпушке сосна. Какое им дело до чина? И премия им не нужна….

Подмигивает лампа – ни с чего, Запропастились новые очки. Спрошу у домового – Самого, Куда сволок вязальные крючки… Он – добрый, обязательно отдаст, А завтра спрячет мужнины носки. Ищу их под кроватью – как гимнаст. Вы, не видали, черненьких таких? Но шутка обретет серьезный вид: Вот если, аккурат, под Новый год, Он все же, /и хитер, и домовит/, Помашет тихо ручкой и уйдет…

Кто о́тнял слова и строку — бегущую легкую стаю? Листаю обрывки, листаю, А в рифму сложить не могу… Куда не взгляни, серый тлен, В глазах перевернуты лица. И надо такому случиться, Попасть в их заботливый плен. Практично, добро разделив, Накапают в мерные чашки — От этого взвара мурашки, Удушья внезапный прилив. Но время расставит флажки, Дорогу осилит идущий, От нынешних строк до грядущих, На посох взвалив башмаки.

То ли ночь скрипит половицей, То ли ветер свистит в дуду… Поброжу по старым страницам, Может там я себя найду: Пробегусь по берегу моря, Ноги тонут в теплом песке И услышу как чайки спорят На гортанном чудно́м языке, Взгляд отыщет усталую лодку И проводит за горизонт… Разлетелась записок стопка И светлеет уже небосвод.

Казалась призрачной вода, Казалась росной… Куда летят мои года, Забыв про вёсны? Как в отражении зеркал Качнется солнце, Его неистовый накал Пруда коснется. И превратившись в яркий блик, Скользит причудой. Как мир природы многолик! Я на этюды Смотрю из фотогалерей Знакомых копий — В безоблачной голубизне Из крыльев пропись. Зачем рассеянно гадать — (Смешно и поздно), Куда летят мои года Забыв про вёсны…

Когда не будет тех людей, Кто душ родство несли горстями, И станут «иноки» гостями, Когда не будет тех людей. Стерня до гладкости сойдет, Затеют новые угодья, Но до весны, до половодья Стерня до гладкости сойдет. Тогда и помощь ни к чему Тем семенам, что тьмой укрыты. Разбитому вовек корыту Тогда и помощь ни к чему…

Когда уйдешь, друзей не будет рядом — Не то что заняты, их, будто, нет. Умчались весело отряды Зашоренных счастливых лет. Где все друг другу братья, сестры: Всегда – на выручку, всегда – бегом. Необитаем… исчезает… остров, Как чертик, нарисованный мелком…

Когда-то превращусь в скрипучую старуху, когда-то разведу чердачных пауков и будет не страшна вчерашняя проруха — носить и не стоптать дырявых башмаков… …и плакать по ночам, покуда звезды меркнут: что сломаны очки и нет желанных слов, а старые стихи утеряны, наверно, да новых не дадут – нет для меня стихов…

У лета на макушке, На липовом суку Кукушка-хохотушка Сказала мне – ку-ку. А я и не просила Считать мои года. Уж я ли не красива, Уж я ль не молода? Несложно спозаранку Собраться в дальний путь, Иль, на манер испанский, Нарядами блеснуть. Без страха и сомнений Встаю на каблуки, А что до сочинений, Так, с лёгкостью руки. Послушала кукушка И, выкатив глаза, Решила – у старушки Ослабли тормоза.

Луна в полупрофиль позирует в небе, И множество раз повторяясь в стекле, Теряет серебряный сказочный гребень И ловит его в распростёртой ветле. Каким-то шестым неосвоенным чувством Владею и знаю, что каждую ночь, Ей кем-то поручено это дежурство — Остаться нет силы и бросить невмочь… Шепчу: «Отпускаю, иди себе с богом. Сегодня я вместо тебя часовой.» И плачутся мысли мои за порогом, Растоплены, вспороты мнимой весной…

Мне бы спеть, да нет гитары, Беззаботна, как луна. И кружат неспешно пары, Только я стою одна. Не весёлый и не грустный — Так…, заезженный мотив. И качают танец люстры, Очертания размыв. Раскачают и отпустят, Разгоняя волшебство, И под вечер кроме грусти Не оставят ничего. Рядом шепчутся девчонки, Повторяя имена — Эпизод на киноплёнке Недосмотренного сна…

За далёким чернеющим лесом, За кустами, что были в цвету, Под тенистым еловым навесом Я под вечер поляну найду — Где ленивое, сонное лето Осыпало с цветов лепестки, Где по самому краю рассвета Танцевали легко мотыльки, Где под утро от счастья и неги Замирала короткая ночь, Где искусно плели обереги Васильки, обещая помочь. Но сбивалась, петляя, дорога, Приближая холодный закат — Не представится раза другого И уже не вернуться назад…

Не возвращайтесь к старым берегам. Вас там не ждут. Минувший вечер тенью Мелькнёт меж равнодушием и ленью. Не возвращайтесь к старым берегам… Не разводите жертвенный костёр. Чужую душу, не согреет пламя, И символически не тронет память. Не разводите жертвенный костёр. Пусть фотографии хранят тепло, Им не страшны любви метаморфозы, И от забвения спасайтесь прозой. Пусть фотографии хранят тепло. Что было дорого вернётся сном — Знакомые мелодии и лица. Но жизни перевёрнута страница. Что было дорого вернётся сном…

Так рождались стихи впопыхах, Не успев опериться, обсохнуть. С детства мой подсознательный страх — Мне успеть бы сказать, не оглохнуть, По указке выдерживать строй, Ранним утром выглаживать галстук, Быть не первой, не пятой – «седьмой», Вечно лишней, во всём виноватой. Нету сил оглянуться назад, Только тянут подспудные гири. ………………………… Век двадцатый, живой экспонат — Прирождённый несбывшийся лирик…

Навалом вздымаются книги, Загнулся свечи фитилёк. Не комната – сумрачный флигель, Компьютер – тетрадный листок. И буквы лежат вензелями, И шепчут о чём-то впотьмах. И тень на стене от рояля — Волчица на тонких ногах. А вьюга призывною стаей Всю ночь осаждает окно. Я стих с монитора читаю. Представьте, и мне всё равно: Что снег черепицу обрушит, Мой дом, и часы на стене Разверзнут холодную душу, И вздрогнет кукушка во сне.

От ханжества, от схимы чуждых слов Бежать, лететь, не ведая дороги. В белёную неряшливость садов, С восторженностью втаптываю ноги. И по крахмальным шторкам лепестков Скрипят шаги, их звук всё дальше, дальше — Уносит несравненности покров, Не зная фальши…

Оттого и сны взъерошены, Наступают на слова, Что лежишь, как на горошине И отдельно голова Варит ведовское варево, Знай, секреты собирай. Птицы фраз растают в мареве, Улетят в привольный край. Пересинены, прикормлены, Рвут сплетённые силки… Кыш, на все четыре стороны — Только перья да клочки Топчут каменные вороны…

Мне хотелось посерьёзнее эту песню дописать, А она лилась берёзовее И кленовее опять… Да и надо ли печалиться у извилистой реки, Если песня переплавится В пароходные гудки, Взмоет птицей-пересмешником За лихие облака, А пока сидит и тешится, Улыбается, пока. И мотив её задумчивый Удивительно родной, Как пластиночки прокручивает И меняет по одной…

…а ночь не приносит покоя И крутит немое кино, Стараясь задеть за больное, Как будто ей право дано: Хозяйничать в мире бессонном, Швыряться обрывками фраз. Пугать, в одеянии тёмном, Не пряча насмешливых глаз: «Глядите, какая Фемида! Я всех по шесткам рассажу». Накрасится цветом индиго И вылетит Ведьмой В трубу…

На границе небылиц, на границе фраз оседлых тьма пролистанных страниц прошуршала, облетела… и осталась в забытьи дотлевать бумажной пылью. Прежде – лёгкие ладьи, никогда не станут былью. И в зашторенном окне не ищи былого света, не ищи на стороне эпохального сюжета… Где-то возит почтальон неотправленные письма, в этих письмах только мысли тех, кто словом окрылён…

Да разве я стихи писала, Когда фонарь грозил клюкой. Да разве я покой искала В словах струящихся рекой. Зачем мне средство от ангины, Зачем мне средство от хандры, Но донимает писанина, Как донимают комары. Да разве ветер мне помеха, Когда на зонтике – в полёт, Когда манит окна прореха, Тут и лекарство не спасёт…

Отведите, отведите, жарким полднем в хладный лес, Утешеньем назовите пышной зелени навес И заботу не лелейте – здесь забуду слово «край» — Здесь тростник настроит флейту, отворит ворота в рай. Не шумите, не шумите, не пугайте райских птиц, Тихой поступью идите, не скрывая добрых лиц — Всем воздастся по крупице и откроют тайники — Здесь небесный свет струится у божественной реки.

Да кто я такая, себя излагаю — По капле, по строчке. По самому краю Пройду, не задену приятной беседы, Мой путь слишком прост, а другой мне неведом… Во след не качнётся, сгорая, рябина И не затрепещет, волнуясь, осина — Да кто я такая, себя излагаю — Что старый знакомый меня не узнает. И будет смеяться, недоумевая, — Кто это такая? Стихами, словами пестрит покрывало, Подхвачено ветром, и этого – мало. Слова, будто листья кружат, опадая… Да кто я такая!

Какое-то странное слово – родня… Вот метки на платья нашиты зигзагом, Как будто на смену отдали меня, И шествовать надо заученным шагом В строю из таких же, как я сорванцов. В три горла орать пионерские песни. Подкладывать в гнёзда упавших птенцов, А их не хотят принимать, хоть ты тресни. В хранилище утром стоять, не стыдясь, И полку найти, где лежат чемоданы. Почувствовать с домом незримую связь: И запах родной, и присутствие мамы. Что память хранит, по прошествии лет? Размытые в письмах, от слёз заморочки, Разбитые пятки худых сандалет, Конфеты, на случай, в газетном кулёчке. Какое-то странное слово – родня…

…а как же все эти люди — их лица добры и светлы, закроется дверь и не будет… А вдоль полисада полынь распустит седые космы, белёсой качнет головой… Какой сиротливый набросок, сюжет неприглядный какой! О чём ты? Смотри, светает, синица-проныра свистит. Ах, лестница слишком крутая — а кто-то тревожно звонит…

Ну так нельзя, серьёзней надо… Вот вышла женщина из сада, Несёт дырявую корзину, А сторож-дед толкает в спину: «Ты на чужой-то каравай С охотой рот не разевай!» И слов безумное стаккато, Но промолчала виновато… …и сада нет, и век другой, Но странный образ правит мной.

Ты не читай стихов моих — Счастливые в тетрадь не пишут, И подпирает неба крышу Ещё невысказанный стих. Ещё несёт потоком дней Его усталую усмешку, Но с каждым выдохом верней — Успеть, сказать, довольно мешкать! Успеть за словом, за строкой Увидеть то, что всем не видно. Не снится, что-то, мне покой, И быть не понятой – обидно. Обидно – глупое словцо, А лучше – «не по Сеньке шапка»! Когда сажаешь деревцо, Не бойся, что слетела шляпка…

Уйти в себя, уйти до лета Или уехать в тишь да гладь, Забыть про то, забыть про это, Себя по капле наверстать, Блеснуть мороженным на солнце, Взорваться «тыщей» пузырьков, Испитых дней своих до донца, В конце-концов… В конце-концов… Забыть вопрос – «что люди скажут» И в океане с головой Смотреть подводные пейзажи Сама с собой… Сама с собой…

Оближет волна песок, Горячие камни. А чаек полёт высок И я буду крайней — Я буду одной из них И хищницей моря. Сорвётся гортанный стих Как парус проворен. И если захватит вдруг Поток восходящий, Замкнется за мною круг Из крыл настоящих. Я знаю, настанет срок, На гомон прощальный, А чаек полёт высок И я буду крайней…

Что нарисует художник? По-летнему сняв башмаки, В зелёный прямой подорожник Закинет кривой треножник — Под голову кулаки. С небом поссорились ветки, И Солнца торжественный шар Гоняют, со свистом, ракетки, Бренчат рассыпаясь монетки — Их собирает клошар… … По белому – голубая, Зелёная – станет листком, Мелькает стрижиная стая, Где туча скользит дождевая Пуховым платком…

Всё забытое отболевшее, Как копытами на яру. Мне не быть святой, кану грешною И грехи с собой заберу. И на камушках, на тропиночке Не останется и следа. Где ты, жизнь моя – под косыночкой Прядей снежная череда. Что отмерено, то и сбудется, А не сбудется – не беда. Хрупкий месяц с рекой целуется Покатилась в ладонь звезда…

«И умолк ямщик Кони ехали, А в степи глухой Бури плакали.» Слишком поздно, Рассыпались звёзды — Не собрать ни одной. Мне бы раньше… Остатки подкрашу Неумелой рукой. Ночь – в рогозы… Становятся прозой, Не поются стихи. Мне б гитару, Романсово-старый Позабытый мотив. Зарыдает… Подруга былая, Остановится миг — Степь да кони, Звонят колокольни, Умирает Ямщик…

Не прозрачно, не хрустально — просто-вылепленный слог — я пишу горизонтально, приближая эпилог. Только что-то не спокойно, видно, нынче не с руки, дописать стихи достойно — от строки и до строки. Задержусь на полуслове и увижу – на Луне лунный мальчик хмурит брови и подмигивает мне…

Окно зашторенное небом, и черепичные ломти впитали солнечную небыль, и пришлый ангел во плоти резвился на краю бассейна, развесив крылья на забор, и перья плавились кисейно, и бугенвиллеи узор, казалось плыл с другой планеты, цвета зашкаливали грань. …он обсыхал на парапете, и пил вино в такую рань. Ладони бережного лета едва скользили по нему, он тихо пел, слагал куплеты, не сознавая, почему…

Я вовсе не поэт, не праведный отшельник. Но мысли, иногда, уводят далеко — Там буду я гулять в ближайший понедельник, Когда в забытый сад прольётся молоко. Перебирая сны, щекочут нос травинки, Кузнечиковых ног запутались следы, В туманном дежавю стою посерединке И собираю слов незрелые плоды. Отчаянно малы зелёные комочки, Их тяжко собирать, теряются в листве, /Нашедшие приют в моей последней строчке/, Покоя не дают нескладной голове…