Боюсь навязчивости слов, Меня окликнут – не услышу. От тех дерев, от тех лесов, Что подпирают неба крышу Бегу по скользкости травы, Ловлю репейник рукавами, Не поднимая головы, Ступая мокрыми ногами На деревянные мостки. Река качает лепестки — Тончайший запах водных лилий… Ты помнишь, Как его любили? Как были ночи коротки?

Было жарко, по-летнему звонко И крутили пластинку «сто лет»: Будто кто-то влюбился в девчонку И глядит ей задумчиво вслед. И казалось мечтою заветной: На исходе июльского дня Затеряться в толпе, неприметной, И тогда ты заметишь меня… Этой девочки нет и в помине, А пластинку сменил интернет. Солнце, лето… нет чувства наивней, Что ты смотришь задумчиво вслед…

Звездный вечер накинет прохладную шаль, Море глянцем блеснет вдалеке… Ничего из прошедшего нынче не жаль, Отпущу без обид, налегке. Упорхну, отложу суету и печаль На потом, на отсроченный день, И останется с «носом» промокший февраль И московской толпы канитель…

Как это было, где это было… Помню – летела, помню – любила. Крылья по ветру, мысли вразнос, Кудри крутила, пудрила нос. Как это было, с кем это было… Солнце заботливо небо умыло, Запах сиреневый дразнит упрямо, Туфли с собой, /чтоб не видела мама/. Пяток не чуя, зонтик под мышкой, /Ждёт у подъезда с билетами Мишка/, Счастливы, дерзки, шагаем в кино. Может, придумала? – Было давно…

Когда настанет час Быка, Сверчок отложит скрипку, Укроют небо облака, Своей периной зыбкой, Присядут тени на крыльцо И в ожиданьи утра, Луны прозрачное лицо В туманном перламутре Склонится грустно надо мной И, сна не растревожив, Покинет тёмное окно — Мы чем-то с ней похожи…

Ночная птица прокричит и не отпустит, И перепрятаны ключи от давней грусти, Но возвращаюсь в сотый раз, как в сон под утро, Где я тонула – ты не спас – забыл… как будто… И снова прячу я ключи от давней грусти, Ночная птица замолчит, но не отпустит. И мне наверно повезло, ведь я услышу, Как ночь расправила крыло, взлетев на крышу.

Из букв слова, из слов ручей, И драмы нет, и только вечер Идёт по Невскому – ничей, Как Челентано безупречен. Сметаю в кучу дребедень, А следом – тень голодной кошкой. Горчит сердечная сирень Однажды в мае под окошком. А помнишь: лето, знойный Рим, И жизнь к ступеням Пантеона, И мы, как ангелы парим Без притяжения Ньютона. И всё же – май. Берёт разбег: И много лет, и много вёсен… …и человек, как человек — Ужасно мил, но так несносен…

Оставлю немножко: соленые брызги, смеющийся рот и все повторится в какой-нибудь жизни, в какой-нибудь год, и солнце раскроет ракушечьи створки весеннего дня, и ты прочитаешь от корки до корки, земную меня.

Перевязаны тонкой ленточкой — И духами, какой пустяк, Пахнут, исподволь, письма девочки И не выдохнутся никак. В них дожди не флиртуют с лужами, А снежинки, какой пустяк, Ладят бережно чудо-кружево, На ушанки и грудь зевак, Стонет майской пургой черёмуха… Ах, девчонка, какой пустяк, Безоглядно влюбилась в олуха И не выскажется никак.

Нарисую парусник в штрихах, Это не гордыня, не величье, Но стучится клювиком, по-птичьи, Сердце, как зарянка в лопухах. И тогда держи его, держи — Нет ему, родимому, покоя — Полетит на исповедь прибоя, Медленно считая этажи…

Сердце к сердцу катится. Где же моё платьице, Где мои ботиночки — Счастье на картиночке… Нежность к другу хрупкая. Голубь за голубкою Семенит…, милуется — Не тебе я спутница… День за днём, по зернышку Соберу на донышке, Не уйти – распутица. Помоги, Заступница!

Мы спокойны, забыли о ссоре, И довольны друг другом вполне, Но никак не уляжется море, Поднимает раздор на волне. Неуёмною страстью ликует, К небу тянется множеством крыл, И разбиться о скалы рискует, Подчиняясь восторгу ветрил. Прошепчу: «Это ветер и только, Обещали на завтра тепло…» И взлетает порывисто чёлка, И уже от души отлегло.

О чём вы, люди? Жизнь вечностью не будет И счастия на блюде Вам здесь не поднесут — За ним шагать устало, А если перепало, Закройте «Книгу жалоб», И ангелы вздохнут: – Один пристроен… – Их сразу стало Двое! – Берут в ладони Божественный этюд.»