Николая Евгеньевича поднял на ноги не обычный сигнал будильника, а звонок служебного сотового.
– Лапушкин слушает! – не совсем ещё проснувшись, откликнулся он.
– Дежурный сержант Мардохеев, – представился голос.
– Докладывай, Яша.
– По-моему, ваш вчерашний фокусник сбрендил. Он требует встречи с вами и городит какую-то чушь. Мы его отселили в отдельную камеру – гражданин явно неадекватен. Что прикажете делать?
– Он не буйствует?
– Буйствует. Плачет, бранится не по-русски и мечется, молотя кулаками о стены.
– Дайте ему валерьянки и ждите. Скоро буду!
Жена с детишками, Дашей, Машей и Пашей, находилась за городом, и быт капитана носил холостяцко-спартанский характер. Лапушкин быстро умылся, побрился, глотнул растворимого кофе с сэндвичем, разогретым в микроволновке, надел милицейскую форму и отправился на работу, хотя сегодня по графику он был должен явиться туда во вторую смену и очень надеялся выспаться.
Взяв у Мардохеева ключ от камеры, Лапушкин приказал автоматчику сторожить снаружи и вошёл к заключённому.
– Наконец-то! – бросился к нему едва ли не с объятиями Гроссмагус. – Я всё расскажу! Только выпустите меня, это дело жизни и смерти!
– Вы желаете сделать новое заявление и внести его в протокол? – поинтересовался Лапушкин.
– Как вам будет угодно! Только выслушайте! А то мне никто тут не верит!
– Присядьте, гражданин Гроссмагус, – приказал ему Лапушкин. – И успокойтесь. Я слушаю вас.
И тут началось…
«Я – великий маг!.. Я двенадцатый год служу при дворе Её величества Килианы, королевы Мидонии!»..
Извержение этого бреда длилось, вероятно, не менее часа. Какие-то двойники принцесс, какой-то оборотень-человекопёс, какие-то исчезнувшие короли и – вот это совсем уже дичь – козни некоей «суверенной имперской республики», наводнившей своими шпионами в черных куртках все магазины, школы и даже парки Москвы…
Наркоман или просто псих?..
Лапушкин осторожно коснулся плеча Гроссмагуса: «Знаете что? Посидите немного, мы скоро всё выясним, а пока я велю, чтоб вам дали попить и покушать».
И тихонько так вышел, мгновенно закрыв за собою железную дверь.
Через пару минут он сидел у себя в кабинете и набирал телефонный номер психиатрической неотложки.