Однажды вечером, за партией в вист, один друг Гулда рассказал нам эту историю.

«Это произошло лет тридцать тому назад, — может, чуть поменьше, не важно. Я был тогда коммивояжером, колесил по городам, предлагая конторское оборудование. Ездил я, как Бог на душу положит, в отличие от моих коллег, никогда не планируя заранее свои поездки. Но благодаря моему чутью у меня получалось не хуже, чем у них, — иногда и лучше. Ну так вот. Однажды весенним днем (это было тринадцатого мая, поскольку я точно помню, что слушал утром по радио передачу о восстании в Алжире) я приехал в Сент-Эрмье, городок с населением пятнадцать тысяч человек, где собирался пробыть три дня. Я снял номер в гостинице — не помню, как она называлась, — и поужинал там с двумя другими постояльцами — дальнобойщиком, который вез уж не знаю, какой груз, в Испанию и должен был отправиться в путь на рассвете, и неким Леру, жителем Сент-Эрмье, временно проживавшим в гостинице, потому что дом его рухнул. После ужина хозяин угостил нас ликером, и мы попивали его, мирно беседуя.

Номер был старенький и без излишеств, типичный для провинциальных гостиниц. Казалось, я попал в ушедшую эпоху: обои в цветочек, кружевной абажур, допотопный душ. Такое перемещение во времени было даже приятно. Постель оказалась мягкой, и я, прочитав несколько страниц какого-то романа, погасил свет и уснул.

* * *

Я проснулся в шесть тридцать пять без будильника — сон мой всегда был отлажен, как часы. Тишина вокруг сразу показалась мне необычной — ведь мое окно выходило на главную улицу городка. Но я не придал этому особого значения. Умывшись, я спустился к завтраку. Внизу не было ни души, ставни закрыты, темно. Я сел в пустом зале, дожидаясь, что кто-нибудь придет; прождал четверть часа. Неужели все еще спят? Я покашлял, скрипнул стулом, посмотрел на часы: без пяти семь. В раздражении я вернулся в номер. Через двадцать минут снова спустился. По-прежнему никого! “Есть тут кто-нибудь?” — крикнул я. Тишина. Я вышел, так и не позавтракав.

На улице тоже было тихо. Слишком тихо. Никакого движения; машины, аккуратно припаркованные у тротуара, выглядели брошенными. Витрины магазинов были зашторены, вывески не горели. Казалось, было воскресенье или день всеобщей забастовки. Я снова посмотрел на часы: восемь утра.

Я прошел немного, встревоженно озираясь: что же случилось? Я строил разные догадки: это розыгрыш, и весь город участвует в заговоре; или, может быть, все население ночью эвакуировали, а я спал и не слышал сирен? Или четырнадцатое мая здесь выходной?

Я шел по безлюдному центру в надежде найти открытое бистро, услышать наконец живой голос. Сколько времени я так шагал? Я вышел на площадь, посреди которой был фонтан, — изо рта каменного ангелочка не лилась вода. Даже фонтаны спали! В растерянности я присел на скамейку. На меня вдруг навалилась сильная усталость. Я сладко зевнул; мне хотелось лечь и уснуть прямо здесь, но лучше было все же вернуться в гостиницу. И я отправился в обратный путь. Как я дошел — почти не помню. Я то и дело давил зевоту, будто не спал трое суток. Может быть, я заболел? Неужели подцепил грипп? Ничего не соображая, я доплелся до гостиницы, по-прежнему пустой и тихой, с трудом поднялся по лестнице. Часы показывали десять минут десятого. Не раздевшись, даже не сняв ботинки, я рухнул на кровать.

* * *

Я проспал двадцать два часа. Когда я проснулся, снова было утро, семь часов, за окном рассвело. Собравшись с мыслями, я вспомнил свои вчерашние злоключения. В ванной я умылся холодной водой; вид у меня был больной, одежда помята.

Я спустился вниз. Еще с лестницы я услышал голоса и вздохнул с огромным облегчением: если бы город по-прежнему спал, я бы этого не вынес. Хозяин усадил меня за накрытый к завтраку столик, болтая без умолку: Леру рано утром ушел на работу, газету вот-вот принесут, жарковато сегодня для мая и так далее. Мне подкатили столик на колесах, уставленный выпечкой и фруктами, — это неожиданное для такой скромной гостиницы изобилие порадовало меня, ибо я люблю хорошо поесть.

— А где вы были вчера? — спросил я хозяина.

Тот вздрогнул.

— Вчера? Здесь, где же еще.

— Я хочу сказать, вчера утром. Когда я спустился, все было закрыто. И в городе никого.

— Но... вы же приехали вчера вечером! — Он пожал плечами. — Вы, верно, шутите!

С этими словами он ушел. Я призадумался: возможно ли, что мое вчерашнее приключение было сном? Недоумевая, я съел два круассана и несколько тостов и отправился продавать свое конторское оборудование.

* * *

Только позже, у одного клиента, я увидел на календаре сегодняшнюю дату — пятнадцатое мая. Значит, я все-таки приехал позавчера. Я даже пошатнулся: стало быть, все правда, вчера было четырнадцатое мая, и прогулка по пустому городу мне не приснилась. Меня охватила паника, но я все же взял себя в руки. Худо-бедно завершив рабочий день, я вернулся в гостиницу и долго лежал в ванне. Спустившись к ужину, я застал в зале Леру, который подсел ко мне за столик и с забавными подробностями рассказал, как рухнул его дом. Мне хотелось поделиться с ним вчерашней историей, но я боялся, что он поднимет меня на смех. Мы расстались около десяти часов. Мне было по-прежнему тревожно, и я очень устал; у лестницы я встретил жену хозяина, которая чуть заметно улыбнулась, увидев, как я зеваю, едва не сворачивая челюсть. В номере я сразу бросился на кровать. Наверно, я все-таки заболел. С этой мыслью я провалился в сон без сновидений.

* * *

— Просыпайтесь. Уже полдень.

Жена хозяина тихонько трясла меня за плечо. Я сел в постели: полдень?

— Но...

— Полдень, — повторила она. — Суббота, полдень.

— Вы хотите сказать, пятница.

— Нет, суббота. В пятницу вы спали. Мы все спали.

— Что, простите?

— Пора вставать. Если вы снова заснете, Бог знает, когда проснетесь.

Хозяйка раздвинула занавески; солнечный свет залил комнату. Она присела на край кровати.

— Сейчас я вам все объясню. — Помедлив, она вздохнула. — В Сент-Эрмье, — начала она, — мы живем через день; каждый второй день уходит в ночь, и мы спим. Мы все спим очень много. Мы просто обожаем спать.

— Но, значит, вчера...

— Позавчера, — поправила она.

— Да, позавчера: я встал, и...

— Вот это очень странно, — перебила она меня. — Обычно это передается и приезжим, они спят столько же, сколько и мы. — Она взглянула в окно. — Иной раз мне думается, не портим ли мы нашу жизнь? Вы все живете вдвое больше нас. А иногда, наоборот, я говорю себе, что нам повезло, ведь мы избавлены от половины жизни. Может быть, еще лучше было бы жить через два дня на третий, а то и вовсе раз в неделю? — Она поднялась, отряхнула юбку. — Теперь вставайте. Берегитесь снотворного действия этого города. Если вы сейчас заснете, мне вас не добудиться.

И она тихонько затворила за собой дверь.

Я покинул Сент-Эрмье в тот же день, ужаснувшись при одной мысли, что могу снова уснуть. Увидев, как я спускаюсь с чемоданом, хозяин хотел было приготовить мне завтрак. Я отказался и попросил счет. Две строчки в нем были вычеркнуты. “Две ночи бесплатно, подарок от заведения”, — объяснил он. Я без лишних слов расплатился».

* * *

Друг Гулда несколько мгновений помолчал, задумчиво глядя на свой коньяк.

«Вот такая история. Я уехал из Сент-Эрмье в субботу восемнадцатого мая. Шел дождь. Я включил радио. Поверите ли? Я вновь услышал ту же самую передачу от тринадцатого мая тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Ничего не понимая, посмотрел на часы: календарь показывал тринадцатое мая! Я провел в этом городе два дня, превратившиеся затем в пять, и вернулся к отправной точке. Не схожу ли я с ума? Но самое невероятное — на моих часах, прекрасных золотых часах, оказалось сорок восемь делений вместо двенадцати! И, как я заметил в дальнейшем, по ночам они отстают».

И он показал нам на своем запястье эту диковинку, на которой из-за позднего часа секундная стрелка и вправду ползла до странного медленно, отчего вдруг возникало ощущение вечности и очень хотелось спать.