Не в силах заснуть, несмотря на жуткую усталость, Мелоди поднялась, едва забрезжил рассвет, и принялась беспокойно мерить шагами комнату, сжав виски пальцами.

— Это безумие, — пробормотала она, наконец, схватила жакет и тихо спустилась в пустынный вестибюль.

Вдали утренний туман окутывал горные вершины, воздух был влажным и свежим. Мелоди направилась к огромному зданию Этельского Аббатства, расположенному на дороге вниз. Построенное в 1330 году и населенное монахами-бенедиктинцами, аббатство стало центром паломничества туристов. Однако в этот утренний час здесь стояла необычная тишина, вселяющая покой в душу измученной Мелоди.

Под влиянием безмятежного утра чувства девушки несколько успокоились, и она вернулась в гостиницу, в которой к этому времени уже закипала жизнь. Из кухни доносился аромат свежеиспеченного хлеба, и Мелоди вдруг поняла, что безумно голодна.

Когда она вошла в ресторан, там было пусто, но любезная официантка в тот же миг возникла почти из воздуха и провела девушку к столику у окна, из которого открывался изумительный вид на цветущие поля. Через минуту официантка возвратилась с дымящимся чайником, плетеной корзинкой со свежеиспеченным, еще теплым хлебом, сливочным маслом и вазочкой земляничного джема. Все оказалось таким изумительно вкусным, что Мелоди с трудом удержалась, чтобы не облизать липкие, сладкие от джема пальцы. Было просто жалко вытирать такое лакомство о салфетку.

— Плачу пенни, чтобы узнать, о чем же это вы размечтались, мисс Адамсон, — вкрадчиво прошептал у нее над ухом знакомый низкий голос.

— О, мои мысли стоят гораздо дороже! — отозвалась она, повернувшись и встретившись глазами с ласковым взглядом Брэда.

Он медленно наклонился и, не отрывая своих глаз от нее, нежно поцеловал девушку в щеку.

— А что я могу купить за поцелуй?

Про себя Мелоди мгновенно подумала: все что угодно, но вовремя сдержалась и вслух ответила довольно едко:

— Сначала мне придется справиться о котировках поцелуев на международной бирже.

— О, уверяю тебя — мои ценятся страшно высоко! — шутливо ответил Уэйнрайт, подмигивая и усаживаясь напротив. — А кстати, что ты тут делаешь в столь ранний час? Я думал, что тебя теперь до полудня пушкой не разбудишь!

Мелоди пожала плечами.

— Ну а ты что тут делаешь? Ты ведь тоже нынче не особо выспался.

— Да, думаю, нам обоим кое-какие мысли спать мешали. Мне например, пришлось принять некоторые решения.

— Это по какому же поводу решения? — осведомилась Мелоди и заметила, каким неприступным вдруг стало лицо ее собеседника. — Или ты предпочитаешь пока держать их в секрете?

— Да, до поры до времени. Мне кажется, что время это еще не настало, — отвечал он, окидывая девушку многозначительным взглядом.

Выражение его лица, в котором читалось откровенное желание, смутило Мелоди, и ей пришлось отвести взгляд в сторону.

— Наверное, ты прав, — тихо произнесла она, не в силах скрыть внезапного волнения.

Пока девушка пыталась справиться с собой, над их столиком неожиданно нависла высокая, светловолосая фигура Ханса.

— Мелоди, малышка, надеюсь, я не помешал? — спросил он неуверенно.

Отчаянно залившись пунцовой краской смущения под его серьезным взглядом и, особенно от насмешливой ухмылки, скривившей губы Брэда, девушка, запинаясь, пробормотала:

— Ханс… я не ожидала… то есть хотела сказать, что в такую рань…

— Никак не мог дождаться утра, чтобы увидеть тебя вновь. Мне как, лучше подождать в вестибюле, пока вы позавтракаете?

— О нет, конечно! Пожалуйста, присаживайся. Ханс, познакомься, это мой шеф, Брэдли Уэйнрайт. Брэд — это Ханс Бринкерхоф.

Двое мужчин без особого энтузиазма вяло пожали друг другу руки, однако от природы открытый и дружелюбный Ханс заговорил первым:

— Герр Уэйнрайт, я читал ваши статьи. Просто замечательные! Ваши описания настолько талантливы, что сразу же представляешь себе все, как наяву. Меня всегда так и тянуло повидать те места, о которых вы пишете.

— Спасибо, рад слышать, — ответил Брэд, слегка смягчившись.

— А сюда вы приехали, чтобы написать о Баварии?

— Да. Материал в основном уже готов, но, пока мисс Адамсон делает фотографии, я пытаюсь уточнить кое-какие детали.

— Так ты, оказывается, фотограф?! — ошеломленно спросил Ханс.

Его удивление задело Мелоди, и она вызывающе вздернула брови:

— А что, ты находишь в этом что-то странное?

— Да нет, что ты. Что ты сразу вскинулась? Просто вчера ты мне не сказала, что занимаешься фотографией.

— Да, занимаюсь. И, как мне кажется, довольно успешно! — вздернула подбородок Мелоди.

Во время этого диалога удивление Брэда все возрастало.

— Не обращайте внимания на резкость Мелоди, — вмешался наконец он. — Она у нас весьма болезненно относиться ко всему, что касается ее профессии. Очевидно, слишком часто на ее жизненном пути встречались мужчины, которые считали, что ее место, скорее на кухне, чем в фотостудии, — невозмутимо добавил Брэд, подмигивая Хансу.

— Но раз вы наняли ее, значит, она знает толк в своем деле!

Это бесцеремонное обсуждение ее качеств, словно она вообще не присутствует при разговоре, все более и более раздражало Мелоди. Она уже собралась было вставить сердитую реплику, как вдруг слова Брэда надолго повергли ее в молчание.

— Да, в своем деле она мастер, — ответил он Хансу. — Лучшего фотографа я, пожалуй, и не встречал. Все ваши похвалы моим скромным сочинениям смело можно отнести к таланту Мелоди, с каким она орудует своей фотокамерой… Обязательно попросите ее продемонстрировать свои работы — они действительно замечательные, особенно снимки людей. Каким-то непостижимым образом Мелоди умудряется схватывать на пленку нечто большее, чем просто внешность. Она умеет ловить момент, когда раскрывается душа человека.

Мелоди озадаченно воззрилась на Брэда:

— А я и не знала, что ты… — И голос ее беспомощно затих.

— Что я такого высокого мнения о твоей работе? Но неужели ты еще недостаточно хорошо знаешь меня, чтобы не понять, что такой человек, как я, не стал бы связываться с фотографом, если бы не считал его лучшим? Разве не ты сама яростно доказывала мне свое превосходство над собратьями по ремеслу? Одна твоя решительность уже сама по себе была способна преодолеть мои предрассудки против…

— Против моей половой принадлежности?

И в ответ на недоумевающий взгляд Ханса девушка пояснила:

— Брэд принадлежит к разряду мужчин, которые считают, что место женщины — дома, на кухне, а не на так называемой «мужской» работе.

Ханс усмехнулся.

— Что ж, я его, пожалуй, понимаю. Во всяком случае, в отношении тебя. Для мужчины была бы просто невыносимой мысль, что такая красивая женщина, как ты, находится вне поля его зрения.

— Твоя правда, Ханс, но боюсь, что тому безумцу, который влюбится в Мелоди, придется дать ей полную волю. Дело в том, что она — страшно независимое создание. И невероятно упрямое к тому же.

— Ловлю тебя на слове, Брэд: почему бы тебе самому не подать пример и не попробовать…

— Попробовать… что? — коварно усмехнулся Брэд, беря девушку за руку и целуя ее в запястье.

Мелоди торопливо отдернула руку в надежде, что он не заметит: как этот — столь мимолетный! — физический контакт заставил ее затрепетать. Последовавшие за этим громовые раскаты хохота ясно показали, что Уэйнрайт прекрасно осведомлен о ее чувствительности и откровенно наслаждается ее смущением.

Пока она старалась взять себя в руки, Брэд поднялся со своего места.

— Ладно, Ханс, мне пора идти. Надеюсь, вы сегодня присмотрите за Мелоди? А мне надо съездить в Мюнхен — это, наверное, займет весь день.

И в ответ на удивленный взгляд Мелоди пояснил:

— Мне нужно сделать кое-какие дела и заодно отвезти Лесли в аэропорт.

Первый взрыв отчаяния при заявлении Брэда об отъезде тут же сменился чувством облегчения при мысли, что Лесли Макдональд наконец-то уезжает!

— Но зато завтра нам предстоит весьма нелегкий денек, так что не задерживайся допоздна! — предупредил Брэд, строго глядя ей в глаза.

— О, я прослежу, чтобы она была доставлена домой вовремя и смогла хорошенько отдохнуть, — заверил его Ханс, не замечая легкого раздражения, отразившегося на лице Мелоди.

При мысли, что эти двое мужчин так бесцеремонно распоряжаются ее судьбой, словно она малый ребенок, Мелоди злилась до невозможности. Она готова была сказать Хансу что-нибудь резкое, поскольку Брэд оказался вне пределов досягаемости, однако кое-какие соображения относительно мотивов такого ее поведения удержали девушку от опрометчивых высказываний.

Может быть, ее злила та дружеская непринужденность, с какой эти двое мужчин беседовали о ней? Может быть, ей больше хотелось бы, чтобы они соперничали, проявляли какие-нибудь неожиданные признаки ревности? Да, может быть, призналась она себе.

Впрочем, теперь она почти до конца убедилась, что Брэд ею нисколько не интересуется. Иначе он вряд ли оставил бы ее наедине с Хансом. Парочка-другая интимных шалостей не в счет! Что касается Ханса, то он чрезвычайно легко принял Брэда в той роли, в какой она ему представила его: как своего босса, и не более. Так что у них нет никаких причин враждовать друг с другом, призналась себе Мелоди.

Однако… однако, если быть абсолютно честной, то ей очень хотелось бы, чтобы у них были причины неприязненно относиться друг к другу. А точнее — чтобы Брэду было больно видеть ее с другим мужчиной, причем весьма и весьма привлекательным.

— Мелоди, крошка, ты чего такая сердитая? — спросил Ханс с такой неподдельной заботой, что Мелоди устыдилась своих мыслей. Она попыталась слабо улыбнуться в ответ.

— Ну вот, а теперь ты опечалилась… Ладно, брось — я тебя развеселю. У нас будет сегодня очень интересная прогулка. Отвезу тебя на курорт, где я работаю, и мы поднимемся в горы. Снег сейчас почти весь уже сошел, но воздух такой потрясающе свежий и чистый, что твоим бедным городским легким дышать — не надышаться!

— О, вот такой радости я действительно своим легким давно не доставляла! — наконец не выдержала и рассмеялась Мелоди. — Ладно, поехали. Мне переодеться?

— Обувь у тебя для ходьбы удобная?

Девушка кивнула.

— Ну тогда ты хороша и так, — решил Ханс, беря Мелоди за руку, и повел ее из гостиницы к своему ярко-красному спортивному автомобилю, припаркованному у входа.

К удивлению Мелоди, машину окружала толпа подростков, хотя ничего необычного или выдающегося в ней не было. Более того, это была самая обыкновенная малолитражка, которые тысячами встречаются на дорогах Германии. Один из парней заметил, что они идут к машине.

— Ханс! — завопил он. — Это Ханс Бринкерхоф!

Его крик привлек внимание остальных ребят, и в мгновение ока Мелоди и ее спутник оказались в плотном кольце. Девушка совершенно растерялась среди оглушительных голосов, что-то стремительно выкрикивающих со всех сторон по-немецки. С трудом выбравшись из толпы, она молча, со смесью любопытства и восхищения, наблюдала, как Ханс терпеливо отвечает на многочисленные вопросы. Наконец он тоже выбрался из толпы, чтобы усадить девушку в машину. При этом мальчики вежливо — почти благоговейно — расступились.

— Слушай, что все это значит? — спросила Мелоди, когда размахивающие на прощание руками подростки окончательно скрылись из виду. — Что за машина у тебя такая необыкновенная — я ничего такого не заметила… Или дело в тебе?

Казалось, ее невинный вопрос поверг Ханса в мгновенное замешательство.

— Да нет, они просто заинтересовались олимпийской символикой на машине.

— Но они явно узнали тебя! Слушай, как это я сразу не догадалась? Ты же знаменитость, верно?

— Нет-нет, какая там знаменитость! — смутился Ханс. — Вовсе нет, во всяком случае — не в американском смысле этого слова. У меня совсем немного поклонников — в основном лишь среди местной молодежи, которая восхищается спортсменами-олимпийцами. А вообще же слава спортсменов недолговечна — не дольше их появления на экранах телевизоров во время репортажей. Так что теперь я скромный тренер на горнолыжном курорте.

— По-моему, это совсем неплохо.

— Конечно! Однако с точки зрения славы — совсем не то…

— Может быть. И все же раньше я никогда не встречала такого обаятельного инструктора по горным лыжам, — сказала Мелоди и лучезарно улыбнулась немцу.

В ответ Ханс сжал ее руку чересчур пылко для чисто дружеского пожатия. Нежность, сквозившая в его поведении, вызывала у Мелоди чувство неловкости. Прежде всего, она боялась, что ухаживание Ханса может быстро перерасти в нечто более серьезное. Словно ощутив ее беспокойство, Ханс отпустил руку девушки и стал рассказывать о живописной деревне, мимо которой они в этот момент проезжали.

Узкая, петляющая дорога поднималась в гору. Хотя с самого Этеля солнце сияло вовсю, только редкие просветы голубого неба мелькали сквозь густые кроны гигантских сосен, обступивших дорогу и бросающих на нее черную, непроницаемую тень.

Ханс оказался потрясающим гидом и развлекал девушку отрывками из местного фольклора. После очередной легенды Мелоди смерила своего спутника скептическим взглядом.

Поймав ее взгляд, он неуверенно переспросил:

— Ты что, мне не веришь?

— Знаешь, все твои рассказы очень напоминают мне сказки Ханса Кристиана Андерсена или братьев Гримм! — с упреком произнесла девушка.

— Нет, Мелоди, клянусь тебе! Говорят, что так было на самом деле!

— Кто говорит?

— Люди. Местные жители. Спроси любого — и тебе ответят, что кто-нибудь из их знакомых видел гномов в лесу.

— Ха-ха! — торжествующе рассмеялась Мелоди, словно вынудила у него признание. — Стало быть, их знакомые обязательно видели в лесу гномов, но сами они никогда не видели их собственными глазами! Так, Ханс?

Ханс беспомощно улыбнулся.

— Так, — подтвердил он. — Но легенда-то замечательная, правда?

— Замечательная, — согласилась она.

Через минуту Ханс уже свернул на ухабистую проселочную дорогу, едва заметную среди деревьев.

— Если это и есть главный въезд на твой курорт, — заметила Мелоди, отчаянно подскакивая на сиденье, — то похоже, администрация не очень-то заботится о сохранности автомобилей своих постояльцев. Или у них тут свой транспорт?

— Это боковой въезд, — пояснил Ханс. — Он короче и совсем не плох, если едешь медленно.

Когда они наконец, выбрались на открытое место, Мелоди невольно прикрыла рот ладошкой, не в силах сдержать по-детски изумленный возглас. Закашлявшись, она принялась рыться в своей сумочке, стараясь избежать торжествующего взгляда Ханса. А он пытался заглянуть ей прямо в глаза.

— Ну, как, малышка, впечатляет? — осведомился он, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

— О, Ханс! — только и могла выдохнуть Мелоди. — Это чисто… чисто…

— Чисто немецкий стиль? — гордо предположил Ханс.

— Не совсем. Скорее, живая иллюстрация к тем сказочным легендам, о которых мы только что говорили, — сказала Мелоди, так и впиваясь глазами в волшебный расписной домик, яркий, богато украшенный деревянной резьбой.

— Верно. Мне этот дом всегда напоминал пряничный рождественский домик. Когда я впервые увидел его, мне показалось, что сейчас из дверей выскочат настоящие Хансель и Гретель. Пойдем, я все тебе покажу.

Внутри дом был отделан на тот же сказочный лад. Изразцовый камин, в котором потрескивали поленья, дубовые резные балки подпирали стены и потолок. Две парочки расположились в глубоких, уютных креслах, тихо переговариваясь и потягивая чай или кофе из дымящихся чашек. За конторкой молодой человек в зеленых панталонах, кружевной рубашке и богато расшитой жилетке отчаянно пытался умиротворить чем-то раздраженного постояльца и одновременно ответить по телефону. Несмотря на свою крайнюю загруженность, юноша каким-то непостижимым образом умудрился еще и поприветствовать вновь прибывших веселой улыбкой.

— Это Эрик. К концу следующей зимы из него получится великолепный лыжник. Он уже и сейчас лучший среди спортсменов своего возраста. Ему повезло — и работает здесь, и тут же тренируется до изнеможения.

— На вид он совсем еще мальчик. А где живут его родители?

— Они живут здесь же, присматривают за гостиницей. Ты права — он еще очень юн, только пятнадцать лет.

— Но ведь он должен где-то учиться!

— Слушай, Мелоди, да за кого ты нас тут всех принимаешь? Разумеется, мы не такие невежды, чтобы лишать ребенка нормального образования! — фыркнул Ханс. — И в школу он ходит регулярно, не беспокойся. Каждый день пробегает на лыжах пять миль туда и пять — обратно.

— Ты шутишь?!

— Нисколько. Да это не так уж и далеко, в общем-то.

— А, по-моему, даль несусветная!

— Ты просто не привыкла к таким расстояниям. Кроме того, — добавил Ханс с легкой улыбкой, — когда летишь на лыжах с горы, оглянуться не успеешь — и ты уже на месте.

— Летишь с горы? — все еще с недоверием в голосе переспросила Мелоди. — А как насчет обратного пути — в гору?

— Ну, это, конечно, посложнее, — согласился Ханс. — Но зато ноги можно накачать — будь здоров! Лучшей тренировки для горнолыжника и не придумаешь.

Разговор сам собой резко оборвался, когда они вошли в просторную, наполненную паром кухню, где витали густые ароматы пекущихся пирогов и кипящих бульонов. Мелоди не смогла побороть искушения и приподняла крышку одной из кастрюль.

— Пахнет страшно аппетитно, — с восхищением заметила она.

— Вам нравится? — раздался позади нее дружелюбный голос с сильным немецким акцентом.

Мелоди обернулась и увидела полную, широко улыбающуюся женщину.

— О да! Что это такое?

— Гуляш. Из мяса, овощей и целой кучи разных специй. Присаживайтесь — я угощу вас.

Мелоди вопросительно посмотрела на Ханса — тот одобрительно кивнул.

— Тебе в любом случае придется присесть и отведать стряпни нашей Марты — от нее еще никому не удавалось так легко отделаться. При виде твоей стройной фигурки она, видно, решила поправить дело, так что не отпустит нас, пока не убедится, что тебе уже больше не грозит голодная смерть.

— Ах ты болтун! — укоризненно покачала головой Марта. — Если тебе моя кухня не по вкусу — ничего не получишь! Вот подружку твою я покормлю, а тебе и ложки не дам.

Ханс со смехом обнял повариху за необъятную талию.

— Ох, Марта, да я обожаю все, что ты готовишь! Кстати, фрау Кранц, позвольте представить вам мою знакомую, Мелоди Адамсон.

— Зовите меня просто Мартой, как Ханс. Вы американка?

Мелоди утвердительно кивнула.

— Вы у нас остановились?

— Нет, в Этеле. Я фотограф и работаю здесь по поручению одного журнала.

— Ого, значит, на этот раз Ханс нашел себе приятельницу не только красивую, но и талантливую! Твой вкус заметно улучшился, — ласково поддела Ханса Марта. — А вот с ее стороны — не слишком удачный выбор. Такой верзила, как ты, да и разума-то маловато… Будьте с ним поосторожнее, фрейлейн Адамсон. Он у нас, что называется, немножко бабник…

— Ох, Мелоди, не слушай ее! Марта просто ревнует — сама она уже сто лет как замужем, вот и завидно, что со мной ей погулять уже не удастся.

— Вот ты сейчас получишь у меня! — грозно потрясла поварешкой Марта. — Я шучу, фрейлейн. Ханс у нас парень славный, я-то его с детства знаю.

Не переставая болтать, Марта вновь и вновь подливала жаркое в тарелку Мелоди и подкладывала остро пахнущие ломти свежеиспеченного хлеба. После третьей порции девушка решительно отодвинулась от стола.

— Хватит! — взмолилась она. — Я уже так объелась, что и передвигаться не могу. Набросилась на ваше угощение, как голодный волк… но все действительно так вкусно. Вы мне расскажете, как готовить такой гуляш?

— Конечно! — кивнула польщенная Марта. — Сейчас схожу, запишу вам рецепт, — и повариха направилась прочь из кухни.

— Какая славная женщина, — улыбнулась Мелоди, когда Марта ушла.

— О, в детстве она для меня — да и для всех ребятишек в округе — была словно вторая мать. Свой ребенок, один-единственный, у нее умер. И все мы отчасти заменяли ей его. Марта могла часами решать наши детские проблемы, и ей не надоедало. Она кормила нас до отвала разными вкусностями и отчитывала, когда мы шалили. В этой кухне я провел счастливейшие часы моего детства. — Ханс оглянулся по сторонам, на какое-то время целиком погрузившись в приятные воспоминания.

Когда он заговорил вновь, голос его был едва слышен и в нем стояли с трудом сдерживаемые слезы.

— А после того как умерла моя мать, Марта стала мне еще дороже. Не знаю, что было бы со мной, если бы не ее заботы.

И, словно испугавшись собственной откровенности, Ханс поспешил сменить тему разговора. Но Мелоди успела догадаться, каким, видимо, одиноким и впечатлительным мальчиком он рос. Она особенно хорошо понимала его, потому, что ее собственный душевный опыт одиночества был очень похож на судьбу Ханса.

Окликнув Марту, молодой человек рывком поднял Мелоди из кресла.

— Пойдем, пойдем, ленивица. Надо растрясти калории, которые ты сейчас здесь набрала.

Когда Марта вновь показалась в дверях, Ханс объявил:

— Поведу Мелоди на прогулку. Может быть, к старому дому пройдемся…

Марта удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала и молча кивнула в знак согласия.

— Вы еще зайдете перед отъездом?

— Обязательно. Приготовишь для нас немножко горячего шоколада, ладно?

— Слушай, парень, я тебе что — персональный повар?! Сам и готовь свой шоколад, сладкоежка! — заворчала Марта. — У меня тут и так голодных ртов невпроворот — только успевай поворачиваться. Кто будет постояльцев обедом кормить?

— Ладно, ладно, — примирительно замахал руками Ханс. — Увидимся позже.

Воздух вокруг гостиницы действительно был необыкновенно чистым и свежим, как и обещал Ханс. Мелоди дышала полной грудью, упиваясь сосновым ароматом. Тропинка полого поднималась в гору, но девушка легко поспевала за Хансом, который тактично старался подладиться под ее шаг. Перебравшись через узенький, но бурный ручеек, они внезапно оказались на поляне. В глубине ее виднелся небольшой деревянный дом. Покосившееся крыльцо и буйно разросшаяся трава служили немым упреком забросившим жилище хозяевам. В глазах Ханса появилось странное, страдальчески-отсутствующее выражение, которое встревожило Мелоди.

— Ханс, — она слегка коснулась его руки, — может, лучше пойдем отсюда?

Молодой человек посмотрел на девушку сверху вниз, печальная улыбка тронула уголки его губ и тут же исчезла, оставив неизменным скорбное выражение в глубине его глаз.

— Все в порядке, малышка, — заверил он девушку.

— Но у тебя такой печальный вид! — не унималась Мелоди.

— Просто вспомнил, как выглядел этот дом когда-то давным-давно… Здесь я провел свое детство. И потом долго не мог заставить себя вернуться сюда, было слишком тяжело. Между прочим, — Ханс выдержал многозначительную паузу, — я еще никогда не приводил сюда никого из посторонних…

Только тут Мелоди поняла, почему у Марты был такой встревоженный вид, когда Ханс сообщил ей о маршруте их прогулки. Добрая женщина сразу же догадалась, насколько важна и дорога Хансу его новая знакомая — настолько, что он решился приоткрыть перед ней уголок своего прошлого, до сих пор бережно хранимого от посторонних.

Наконец Мелоди собралась с духом и сочувственно произнесла:

— Спасибо, что привел меня сюда. Я понимаю твои чувства, Ханс. Помню, как мне было трудно и больно увидеть вновь родной дом после того, как погибли мои родители. Все вокруг казалось таким безжизненным и пустым, как будто вместе с родителями ушла из дома и вся радость жизни, смех, который, бывало, звучал в этих стенах… Но потом, со временем, я приучила себя относиться к этому месту спокойнее, просто как к обычному жилищу, одному из многих, никак не влияющих на мою нынешнюю жизнь. Зато теперь, как бы сильно ни изменился мой родной дом — моя память ему неподвластна. Но мысленно я всегда смогу себе представить, как все там выглядело в те времена, когда родители были еще живы.

Ханс в порыве благодарности положил ей руки на плечи:

— Слушай, малышка, а у тебя, оказывается, отзывчивое сердце!

И вместо того, чтобы ослабить это мимолетное объятие, он еще ближе привлек к себе Мелоди. Поцелуй его был нежным и осторожным, словно робкий вопрос о чем-то сокровенном, и когда девушка не ответила на него, Ханс не стал настаивать, хотя в глазах его появилась затаенная боль.

— Извини, — прошептала Мелоди и спрятала лицо у него на груди, обтянутой толстым шерстяным свитером.

Ханс приподнял ее голову за подбородок и заставил взглянуть ему прямо в глаза. Потом легко коснувшись кончиком пальца полураскрытых губ девушки, он добился того, что слова, уже готовые сорваться с них, замерли на ее устах.

— Тс-с! Не волнуйся, малышка. Все в порядке. Тебе не за что извиняться. Это я должен попросить у тебя прощения — я поторопился. Но нам отпущено не так уж много времени, вот в чем дело… — Ханс вздохнул. — Ладно, может быть, и за этот короткий срок мне удастся сделать максимум возможного. Вдруг мне даже повезет и я смогу убедить тебя остаться здесь подольше, а? Ну ладно, пошли обратно, нас ждет горячий шоколад.

Мелоди была рада возвращению, но при этом не могла не ощущать в душе какой-то щемящей пустоты, уже не отпускавшей ее в течение всего оставшегося дня. И хотя в воздухе разливалась вечерняя свежесть, она догадывалась, что холод, пробирающий ее до самого сердца, вызван не вечерней прохладой, а идет изнутри, из ощущения какой-то пустоты и потери. Да, Ханс — замечательный парень, и Мелоди страшно сожалела, что не в силах ответить на его чувство. Просто он отчего-то совсем не волновал ее и не повергал в смятение так, как это делал Брэд.

На время девушке удалось развеять свою печаль, когда они сидели в кухне у Марты, но по пути обратно в Этель ее вновь охватили невеселые раздумья. В результате множества сомнений Мелоди все же решила, что ей нужно чистосердечно признаться Хансу в своих истинных чувствах. Его искренность и прямота заслуживают ответной откровенности. По крайней мере, тогда они хотя бы смогут остаться друзьями.

Девушка искоса поглядела на красивый мужской профиль слева от нее, подавляя мгновенно вспыхнувшее желание откинуть назад белокурую прядь, спадающую на его ровный загорелый лоб. Она скользнула взглядом по мускулистой руке, легко, без видимых усилий удерживавшей в повиновении руль автомобиля, и вдруг так же неожиданно в голову ей закралась мысль: интересно, а как бы отреагировала она, если бы эта красивая рука уверенно и властно касалась бы ее, Мелоди, обнаженного тела?

Она вспомнила, что ловила себя на точно таких же мыслях и во время поездки с Брэдом — всего лишь днем раньше! Однако на сей раз подобные мысли так же быстро развеялись, как и возникли, не свидетельствуя о чем-то более серьезном и глубоком, чем мгновенно вспыхнувший интерес к случайному соседу по столику на какой-нибудь вечеринке, особенно если этот сосед обладает неоспоримой сексуальной привлекательностью. Короче — сейчас это было лишь любопытство, а не истинное желание. А Брэд — напротив, возбуждал в ней томительную и глубокую страсть, властно требующую удовлетворения и потрясающую все ее существо.

Неожиданный поворот, который приняли мысли Мелоди, заставил ее покраснеть до корней волос. Она была рада, что уже наступили сумерки и лицо скрывает маска темноты. Девушка усилием воли вернулась к тому месту в своих рассуждениях, где ее внимание отвлеклось так неожиданно. Итак, откровенный разговор с Хансом необходим, хотя она предпочла бы избежать его. Впрочем, уклоняться от подобного объяснения не только невозможно, но и несправедливо по отношению к этому славному немецкому парню.

Так что когда Ханс аккуратно подрулил к гостинице, Мелоди заговорила:

— Спасибо за удивительный день, Ханс. Горная гостиница просто замечательна, а Марта — чудесный человек. Понятно, почему ты так любишь ее.

— А ты ей тоже понравилась, насколько я знаю нашу Марту… Обычно она всегда ворчит, если ее отвлекают от дела, но тут же готова была проболтать с тобой чуть ли не весь вечер. Кажется, она догадалась, что наше знакомство много для меня значит…

— Ханс, — прервала его Мелоди и неловко замялась. Собравшись с духом, она все же продолжила: — Ханс, мне надо кое, что тебе сказать. Зайдем, выпьем по чашечке кофе?

— Кофе — с удовольствием. А насчет разговора — сдается мне, что особого удовольствия он мне не доставит, я угадал?

— Может быть, и угадал, — честно призналась Марта. — Но я просто обязана сообщить тебе кое о чем. Я не имею права умалчивать…

— Что ж, тогда я готов тебя выслушать, — обреченно вздохнул Ханс.

Он помог девушке выйти из машины и последовал за ней в кафе при гостинице.

Мелоди с порога обвела глазами зал в поисках свободного столика, и вдруг взгляд ее наткнулся на Брэда, сидящего спиной ко входу. В ту же секунду и Ханс заметил журналиста.

— А вот и герр Уэйнрайт! Может, сначала с ним побеседуем, прежде чем переходить к нашему неприятному разговору?

Мелоди в растерянности двинулась вслед за Хансом к столику Брэда. Только подойдя ближе, она заметила, что тот не один. Мальчик — точная копия Уэйнрайта — сидел рядом и смотрел на подходивших сонными глазами. На лоб его спадали симпатичные темные кудряшки. Сердце у Мелоди упало при виде этого миниатюрного портрета любимого ею мужчины. Нет, в данный момент она никак не была готова к появлению ребенка и каким бы го ни было разговорам об их с Брэдом родственных связях…

— Герр Уэйнрайт! — окликнул журналиста Ханс, не обращая ни малейшего внимания на Мелоди, которая отчаянно дергала его за рукав, пытаясь остановить.

Брэд вскинул глаза, приветливо улыбнулся… Отступать было поздно!

— Мелоди, Ханс! — оживленно приветствовал он обоих, причем при взгляде на девушку глаза его особенно потеплели. — Как провели время? Рад, что последовали моему совету и вернулись достаточно рано. Сейчас я раздобуду для вас еще парочку стульев, и мы посидим все вместе.

Ханс попытался было отклонить предложение, но Брэд игнорировал его вялый протест и быстро подтащил два стула от соседнего столика. Мелоди уселась с неприятным, тошнотворно-сосущим ощущением где-то под ложечкой, в отчаянной надежде, что ее подозрения по поводу ребенка, которому на вид было лет шесть-семь, все-таки не подтвердятся… Напрасные мечты! Ее сомнения развеялись, как дым, при первых же словах мальчугана.

— Папа, — заявил он, встревоженно и вопросительно хлопая глазами, — это что, та самая тетя, о которой ты мне рассказывал?

Брэд кивнул.

— Ой, а она и вправду красивая, как ты и говорил!

— Не просто красивая, сынок, — чудесная! — уточнил Брэдли тоном, явно предполагающим ответную реакцию со стороны молчавшей до сих пор девушки. Однако Мелоди словно в рот воды набрала, более того — упорно не желала даже встречаться взглядом с журналистом, поэтому тот решил перейти сразу к делу:

— Мелоди! — многозначительно объявил он. — Ханс! Знакомьтесь! Это мой сын — Вильям Брэдли Уэйнрайт.

— Я Билли, папочка! — возмущенно пискнул малыш.

— Ах, прости, прости: конечно, Билли!

Пока Мелоди пристально разглядывала свои ногти, упрямо отказываясь верить собственным ушам, Ханс постарался сгладить неловкость ситуации и с самым серьезным видом пожал руку Билли. Мальчик обрадованно засмеялся, когда его крохотная ручонка утонула в сильной, но бережной ладони такого большого мужчины. Спустя несколько секунд они уже стали закадычными друзьями, потому что Ханс сразу же пообещал по первому снегу поставить Билли на лыжи.

Видя, что сын его увлеченно и счастливо болтает, Брэд ближе придвинулся к Мелоди.

— Что случилось? — спросил он с искренним недоумением.

— Случилось? — почти шепотом откликнулась Мелоди, выдавая свое волнение еле сдерживаемой дрожью в голосе. — Что же такое могло случиться?

Первоначально озабоченное выражение лица Брэда грозило вот-вот превратиться в гримасу внезапного раздражения, поэтому Мелоди постаралась взять себя в руки и произнесла как можно спокойнее:

— Прости. Не знаю, что на меня нашло. Просто ты раньше никогда не говорил, что женат и у вас сын.

— Разговор как-то не заходил.

— А где же его мать?

— Возвращается самолетом в Лондон, насколько мне известно, — с удивительным безразличием ответил Брэд.

И тут вдруг все части головоломки встали на свои места.

— Лесли?! — пролепетала девушка срывающимся голосом.

Брэд кивнул. Лицо его вдруг стало холодным и отчужденным.

— Ах, Боже мой! Ты и Лесли… — едва слышно повторила Мелоди, чуть ли не со стоном, словно умоляла Уэйнрайта опровергнуть ее слова.

Неожиданно она встала, вся дрожа, готовая вот-вот разрыдаться.

— Ханс, прости, но я должна… — беспомощно пробормотала она опешившему от неожиданности немцу.

Выскочив из-за стола, она бегом бросилась вон. Мужчины проводили ее изумленными взглядами: один — встревоженно и недоумевающе, другой — в отчаянии от того впечатления, какое произвели на нее его слова.