Винтер стояла в кухне ее старого домика. Косые лучи солнца проникали через полузакрытые ставни и освещали вазу с белыми маками на дочиста оттертом столе. Ей было очень страшно. Сердце так и колотилось в груди, в глазах мутилось.

Во дворе убивали ее кошек. Она слышала, как они кричат и зовут друг друга в боли и страхе. Она не хотела этого видеть, но ничего не могла поделать — только протянула руку и захлопнула ставню.

Поперек двора натянули бельевые веревки — от конька крыши до мастерской, через крышу конюшни. Кошек повесили за шею, они болтались черными силуэтами на фоне раскаленного добела неба, веревки дергались и качались под их весом. Кошек были десятки, они медленно умирали — били хвостами, царапали воздух лапами, рты их были открыты, розовые язычки и острые зубки сверкали на распухших мордочках.

Их страшный кошачий плач, пронзительные младенческие крики наполнили насыщенный солнцем воздух, к горлу Винтер подкатила тошнота. Но ей было слишком страшно, чтобы выбежать на двор и попытаться им помочь. Она знала — всего-то ей и надо, что перерезать веревки, и они могут выжить, но ей было слишком страшно, и она стояла неподвижно, пока ужасные, жуткие крики раздирали ей желудок и сердце.

— Ты никогда не сможешь быть другом королю, сестренка.

Она так и подпрыгнула, услышав этот голос. Обернувшись, она увидела, что за столом сидит Альберон, скрестив руки на столешнице.

Он вырос в красивого юношу, как две капли воды похожего на своего отца, столь же похожий на короля, сколь Рази от него отличался. Его рыжевато-золотистые кудри и ресницы, похожие на медную проволоку, огнем пылали в солнечных лучах. Он смотрел на нее с какой-то грустной теплотой. При виде его ей почему-то захотелось плакать — она вовсе не чувствовала радости от встречи, лишь горькую-горькую печаль.

Он отвернулся, посмотрел в окно и брезгливо скривился при виде кошек. Поднялся на ноги, чуть нагнувшись, чтобы не терять из виду весь двор. Он уже догнал Рази по росту, но в его широкоплечей фигуре была бычья напористая сила — вылитый Джонатон, больше силы, чем грации.

— И что мы такое творим? — проговорил он с печальным удивлением. — Что нам делать приходится? — Он махнул рукой на двор и глянул на Винтер своими живыми глазами. — Ну вот и последних несут.

Снова послышался жуткий визг. Из замка выносили все новых кошек, целые плетеные корзины, полные как попало запиханных кошек, бьющих лапами, мяукающих, перепуганных до смерти.

Винтер побежала в угол, закрывая рот рукой, — она чувствовала, что сейчас ее стошнит.

* * *

Она проснулась в кресле, одна. Но крики все звучали. Рази и Кристофер ушли, как только Рази оделся. Она села, дав себе зарок ждать их возвращения. Наверное, она задремала — свечи успели догореть. Сколько она спала, часа два? А теперь воздух звенел от крика. Крика глухого и тонкого, но все же реального. Она вскочила и бросилась к окну. Еще не успев выглянуть в апельсиновый сад, она уже знала, что увидит.

Между деревьями бегала Хезер Куинн — рот широко раскрыт, растрепанные волосы развеваются по ветру. Лунный свет поблескивал сквозь нее, почти придавая ей плотность, когда она порхала через стволы деревьев и проходила сквозь каменные скамьи. Она бежала на прозрачных ногах, подняв руки к окнам, выходившим на двор, умоляя хоть кого-нибудь услышать ее.

Винтер никогда еще не видела Хезер Куинн, но все знали, чего ждать ночью, если услышишь зов Хезер. Когда-то она была любовницей короля, а точнее, любовницей деда Джонатона и покончила с собой, бросившись с башни Сэндхерст. Она была в замке предсказательницей, предвестником смерти, и когда она глубокой ночью с безумными криками бегала кругами вокруг замка, все принимали это всерьез.

Рядом с конюшнями завыли в своих конурах охотничьи собаки — их высокий, заунывный плач музыкально слился с криками Хезер.

Винтер высунулась далеко из окна, ожидая, что ставни откроются и загорится свет, ожидая, что кто-то закричит, позовет, станет бегать из комнаты в комнату. Но она не заметила ничего, кроме почти незаметного движения у окон и нескольких тихо закрывшихся ставен.

Отчаяние Хезер росло по мере того, как никто ее не замечал, она лихорадочно бегала по всему саду кругом, обратив лицо к пустым окнам, умоляя о внимании. Она заметила Винтер, и рот ее раскрылся еще шире — страшная зияющая бездна в искаженном лице. Она повернулась под неестественно острым углом и отчаянно бросилась сквозь четыре апельсиновых дерева прямо к Винтер. Ее пустые глаза расширились, как блюдца, руки словно вытянулись вперед растущими пальцами, когда она молнией кинулась через лужайку.

— Не давай ей заговорить с тобой, девочка! Тебя повесят на дереве.

Винтер отскочила от окна, в некоторой мере от страха перед Хезер Куинн, но прежде всего от удивления — ведь кошачий голос послышался под самым ее ухом! Хезер Куинн отскочила прочь, резко повернув вверх и пролетев прямо под окном, как только Винтер скрылась из виду. Она вылетела из сада, проскользнув под аркой фонтана, и крики ее затихли вдали, в направлении реки.

На подоконнике примостилась маленькая рыжая кошка, прячась в тени ставни. Она глядела на Винтер фосфоресцирующими глазами. Винтер чуть попятилась, не понимая, что у нежданной гостьи на уме. Кошка подмигнула. Она, казалось, ждала. Винтер осмотрелась, сделала глубокий вдох и присела в реверансе, как в старые времена.

— Мое тебе почтение, гроза мышей, — проговорила она очень тихо. — Хорошо, что мы встретились этой ночью.

Кошка вздохнула, разогнула лапки и поднялась на ноги. Она спорхнула с подоконника, как разворачивающийся шелковый шарф, и с едва слышным стуком мягких лапок приземлилась на деревянный стол под окном.

— Закрой ставни, дурочка. На тебя уже смотрят.

Винтер так давно не слышала кошачьего голоса. Странный голос, протяжный, мяукающий, мурлыкающий, с долгими картавыми «р-р-р-р». Девушка не могла не улыбнуться знакомому нетерпеливому тону.

Кошка изучала ее со всей врожденной надменностью кошачьей породы и помахивала кончиком хвоста туда-сюда, туда-сюда, пока Винтер тихо закрывала ставни.

Когда Винтер зажгла другую свечу, кошка фыркнула, вздохнула и стукнула коготками по столу, с нетерпением требуя полного внимания к себе.

— Так ты готова, правда? — сказала она. — Уверена, мисс? Может быть, хочешь принять ванну? Или прогуляться?

— Прости, умелая охотница. Я не умею видеть в темноте так хорошо, как ты.

Кошка фыркнула «Пф!» и повернула голову, как бы говоря: «О, можешь не беспокоиться. От меня лестью ничего не добьешься».

Винтер снова присела в реверансе и, зная о присущем всем кошкам пристрастии к титулам, официально представилась:

— Леди протектор Винтер Мурхок, к вашим услугам, умелая охотница.

Кошка вскочила на ноги во внезапном гневе, и Винтер обескуражило ее яростное шипение.

— Я знаю, кто ты, девочка, которая когда-то была служанкой кошек, иначе зачем, ты думаешь, я здесь? Ты думаешь, после всего, что случилось, мы удостоили бы своим вниманием кого-либо, кроме тебя?

Кошка завертелась гибкой восьмеркой, тихо шипя себе под нос, но все же восстановила самообладание, села и снова устремила на Винтер суровый взгляд зеленых глаз.

— Серая Матушка послала меня предупредить тебя.

— Серая Матушка? Она еще жива? — Винтер засмеялась от радости, но кошка презрительно взглянула на нее и не отрывала взгляда, пока Винтер вновь не заняла место и не успокоилась.

— Серая Матушка жива, хоть и очень-очень стара теперь. Жив и Кориолан, хоть и очень-очень стар теперь и всегда плохо себя чувствует от яда.

— Мне так жаль, — прошептала Винтер, слезы снова выступили у нее на глазах при мысли о ее дорогих друзьях.

Кошка взглянула на нее, брезгливо сморщив нос:

— Какое мне дело до твоих печалей, человек? Я пришла, чтобы отомстить тому-кто-предал-наше-доверие. Вот и все. Я хочу воспользоваться тобой как орудием для его свержения. Не говори мне о своих скорбях. Я презираю их. Мы все презираем их, ибо они ничто.

Винтер почувствовала, как слезы покатились у нее по щекам от ужасной кошачьей ненависти.

— Но ведь я ничего не сделала… — прошептала она. Кошка встала и снова выгнула спину с хриплым раздраженным мяуканьем:

— Ааахх! Замолчи, заткнись ты, тварь. Мне наплевать. Выслушай то, что мне велено тебе передать, и выполни это! Вот и все, что от тебя требуется.

— Я не собираюсь делать что-то для свержения короля! — сказала Винтер, в ее голосе вдруг зазвучала сталь. — Я не стану помогать вам в уничтожении короны.

Кошка обратила на нее хитрые глаза и улыбнулась, показав острые, как иглы, зубы.

— Выходят призраки, — проговорила она. — Уже сейчас, в эту минуту, они готовы восстать.

Кошка шмыгнула по столу, и ее улыбающаяся мордочка оказалась почти вплотную к лицу Винтер.

— Они разрушат планы твоего друга, того, кто королю сын, но не наследник.

— Рази? — воскликнула Винтер, вскакивая со стула.

— Да, Рази.

— Отведи меня к нему! — воскликнула Винтер, и кошка улыбнулась чуть шире.

Следуя подсказкам, Винтер проскользнула через скрытую панель в приемную. Они прошли мимо двери в комнату Рази и пробрались дальше, в лабиринт, — там было темно, хоть глаз выколи. В проходах за стеной было очень пыльно. Кошка не разрешила Винтер взять с собой свечу, сказав, что свет может их выдать, так что Винтер пришлось следовать за ее голосом, ведущим ее через непроницаемую темноту. Кошка примостилась у нее на плече, шепча указания на ухо, — девочка чувствовала у себя на щеке горячее дыхание с запахом сырого мяса.

Она вела рукой по стене, чтобы не упасть, но иногда стена вдруг исчезала и ледяной сквозняк набрасывался на нее, когда она перебегала перекресток. В эти минуты ее охватывал леденящий страх, будто она ступала по краю бездны. Ей казалось, что рядом с ней зияет пустота и ее нога в полушаге от бездонной утробы тьмы, — девочка была убеждена, что если поскользнется, то будет вечно падать в бездонную тьму. Ее грызли сомнения, насколько можно было доверять этой кошке, которая, несомненно, горела ненавистью и даже не представилась. Но через несколько шагов стена снова появлялась под пальцами — осязаемая поверхность, похожая на якорь в темноте.

Казалось, они шли целую вечность по бесконечным, затянутым паутиной коридорам с деревянными панелями на стенах. Иногда они слышали голоса, чаще всего приглушенные, но иногда и громкие; иногда раздавалась музыка. Время от времени через трещину в дереве пробивался тонкий лучик света, и Винтер мысленно благодарила кошку за то, что та запретила ей взять свечу.

Они спускались по ступенькам. Они делали бесчисленные повороты. Воздух становился все холоднее и холоднее, и Винтер поняла, что они, наверно, спустились в погреба. Или в темницы под сторожевой башней.

— Пришли, — прошипела кошка, — теперь налево.

Винтер очутилась в очень коротком сводчатом коридорчике. Из главного коридора, который был всего в девяти-десяти шагах от них, пробивался тусклый свет факелов.

Они были глубоко-глубоко под землей, в самой тайной темнице дворца. Винтер колебалась, испуганная; воздух был такой холодный, что вместе с дыханием изо рта вырывался пар.

— В конце этого коридора поверни направо и спустись по лестнице, — приказала она кошке. — Скажи сыну-но-не-наследнику, что призраки расстроят его планы. Скажи, чтобы он поспешил со своим расследованием.

Откуда-то сверху эхом раздавались отдаленные вопли. Страшные вопли, вовсе не похожие на крики Хезер Куинн или кошек перед смертью. Вопли нестерпимых мук.

Винтер вдруг охватила паника. Что она здесь делает? Что ей придется здесь увидеть? Она попыталась отступить назад, в тайный коридор, чтобы убежать обратно в свои комнаты и забыть об этом дурацком поручении. Но кошка вдруг соскользнула с ее плеч и, не успела она повернуть, исчезла, мелькнув прочь, как дымок от задутой свечки. Не было больше пути назад, не было проводника в угольно-черной тьме коридоров. Теперь ей оставалось только идти вперед, что бы ни ожидало ее там.

Винтер медленно шагала по коридору, и крики звучали все громче. От визгливых, заходящихся в рыданиях бесконечных воплей тошнота подступала к горлу, колени подгибались, а в животе бурчало.

Девушка повернула за угол и оказалась на верхней площадке короткого лестничного пролета. Она прижалась к стене, словно пытаясь слиться с камнем. Крики слышались здесь так ясно, в них было море человеческого страдания. Она задыхалась от ужаса и отвращения. Она поняла, что всхлипывает, но не могла сдержаться.

Лестница вела вниз, в какую-то каморку. Нижние ступени заливал тусклый свет, тени шевелились, ползя вверх по стенам пролета, чертя на камне отвратительные узоры. Узник — несчастная, кричащая, измученная жертва, испускавшая эти звуки, — был совсем рядом к подножию лестницы.

Стоит ей спуститься на три — пять ступеней — и она увидит его. Она увидит, что с ним делают и кто это делает.

Она чувствовала запах огня, дыма, горящей плоти и волос.

Она разобрала отрывистые, захлебывающиеся слова среди сплошного потока нечленораздельных воплей. Просьбы, обещания, мольбы.

Как может человек слышать такое и при этом продолжать причинять такую боль? Как может кто угодно, по какой угодно причине?

— Что, во имя Бога, ты здесь делаешь?

Хриплый, испуганный шепот с той стороны коридора. Она повернула голову и встретила взгляд огромных испуганных глаз Кристофера. Утопая в сумраке, он прислонился к стене напротив так, будто едва мог стоять. Лицо у него было осунувшееся и испуганное, от него несло рвотой.

— Ты не должна быть здесь! — воскликнул он высоким от тревоги голосом. — О господи! Ты не должна быть здесь!

Вопли на минуту стихли, сменившись стонами и рыданиями, — и они повернулись на свет. Послышался короткий разговор вполголоса. Тонкая лента неразборчивых умоляющих причитаний. Жесткие, нетерпеливые слова. И снова просьбы, растущие до умоляющих криков: «Сжалься, сжалься, о господи, сжалься». И затем — снова тот же ужасный страдальческий вопль, те же захлебывающиеся, булькающие крики, от которых ноги у Винтер подкосились и она упала на колени.

Вдруг свет заслонила тень, размытая и клубящаяся, будто шла через дым, а потом вверх по ступеням к ним быстро приблизилась высокая фигура. Это был Рази. Винтер его едва узнала. Углы его рта опустились так низко, что лицо стало безобразным. Глаза были похожи на раскаленные угли в глубине смоляных ям. Он был весь измазан сажей и кровью и лоснился от пота. Он был похож на вылитое из бронзы чудовище: страшная и испуганная горгулья, которую вынудили смотреть на ад.

Крики все не смолкали за его спиной, когда он загрохотал вверх по лестнице. Он бросился на Кристофера, который зарыдал, когда Рази схватил его за плечи и оторвал от стены.

— Ну ладно, — хрипло бросил Рази. — Ладно, твоя взяла! Отдай теперь. Отдай мне!

Кристофер рычал сквозь слезы, и Винтер показалось, что он не слышал, что говорит Рази. Он все оглядывался вниз. Жертва обезумела от боли — непрестанные высокие ритмичные вопли разрывали воздух.

— Надо мне было его убить! — простонал Кристофер. — Я должен был его убить! Он ничего не скажет! Ты должен был позволить мне…

Рази встряхнул Кристофера изо всех сил. На плече его показалось пятно крови, просочившейся через бинты и рубашку.

— Прости меня!!! — проорал он прямо в лицо Кристоферу, рывком приблизив его к себе. — Прости! Ты был прав! Отдай мне чертов нож!

Будто внезапно поняв слова Рази, Кристофер стал рыться в сапоге, чтобы вытащить кинжал.

Винтер стояла на коленях на полу прямо у ног обоих, но они не обратили на нее никакого внимания. Она заметила в воздухе какое-то изменение, тусклое свечение света, низкое недовольное жужжание, вторящее звукам пытки.

— Рази… — позвала она, повернувшись к двум верхним ступенькам, неотрывно глядя на свет. Он притягивал ее, засасывал, как водоворот. — Рази… призраки… — Она оперлась рукой на ступень ниже, будто хотела сползти вниз по лестнице.

Рази повернулся к ней, сжимая кинжал Кристофера в руке. Он нерешительным шагом поднялся на несколько ступеней и остановился. Кристофер опустился на колени рядом с ней. Он упал головой на руки, лицо его было повернуто к свету, глаза стали пустыми.

Крики умолкли. Свет из оранжевого превратился в белый. Весь воздух вокруг них гудел, как пчелы в улье.

— Призраки, Рази… — проговорила она. — Призраки идут!

И свет, казалось, лопнул.

Винтер почувствовала, как ее руки скользят по каменному полу — ее толкнули назад в коридор. Она остановилась, с глухим стуком налетев на каменную арку, и распласталась по полу, безвольная, как каменная кукла, но все еще в сознании.

Свет обливал ее, как разбавленное молоко.

Что-то большое скользнуло мимо нее по камням, коснувшись ног. Позднее она поняла, что это Рази, которого сбили с ног и протащили по коридору, как мешок муки.

Огромные цветы белого света распустились и рассыпались по потолку и стенам. Все звуки были вытеснены из воздуха, их оттолкнули, для них не осталось места. Винтер понимала, что, если она откроет рот и завопит, ничего не будет слышно.

Свет был похож на комету, которая пролетала, протекала, распускалась над головой. Винтер не могла оторвать от него глаз, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, немая и неподвижная, как камень.

И вдруг все закончилось. Камень снова был камнем, плоть плотью, и она опять видела, слышала и дышала, как ни в чем не бывало.

Она медленно перевернулась на бок — по всему телу бегали мурашки, волосы потрескивали, как летний костер. По одежде бегали искорки, словно светлячки, порхая по каждой складке и шву. Зубы болели. На губах чувствовалась пульсация.

Рази лежал посреди коридора, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Она увидела, как он медленно согнул правую ногу. Поднял левую руку и снова опустил ее. Моргнул.

Она услышала, как на другом конце зала Кристофер сделал дрожащий вдох.

Они медленно поднялись на ноги и спустились по лестнице — поглядеть, что случилось внизу. Несколько секунд все трое стояли в ряд, молча. Затем Рази первым шагнул в камеру пыток.

Огонь погас, угли и сажа были разбросаны по всему полу толстым черным ковром. Зола летела из-под ног при каждом шаге, холодная, как камень, хотя лишь несколько минут назад она была обжигающе горяча.

Узника и инквизиторов можно было различить только по одежде и положению в камере. Кровавое месиво, в котором едва можно было узнать людей — с них словно содрали кожу, а потом аккуратно одели.

Винтер смогла бросить лишь один взгляд на то, что осталось от заключенного; ей пришлось отвернуться. Страшный стул, ремни, вывихнутые ноги и сломанные руки — все это она увидела лишь мельком, но это преследовало ее всю жизнь. Вокруг стула стояли столы с ужасными инструментами, теперь покрытыми золой и пеплом. Грозные железные клинья, молотки, зажимы, клейма, винты, щипцы и еще какие-то орудия, о назначении которых она не смела и догадываться.

Кристофер не захотел войти в камеру. Он спустился вместе с ними по лестнице, она слышала, как он подобрал с пола свой нож там, где он выпал из руки Рази, остановился у входа и не сделал ни шага дальше. Он стоял, неподвижно глядя на окровавленные останки одного из инквизиторов. Его труп швырнуло к стене у двери — кровавый след протянулся от самого пыточного стула. Лицо Кристофера было непроницаемо, но Винтер не показалось, что он слишком озабочен судьбой этого человека.

Рази бродил по комнате — его шаркающие по пеплу шаги отдавались эхом. Принесенный из зала факел разгорелся, когда Рази поднял его повыше и переносил от тела к телу. Он проверял, остались ли признаки жизни в трех инквизиторах и пленнике. Прижав испачканные сажей пальцы к последней окровавленной шее и не обнаружив пульса, он выпрямился и побрел обратно к лестнице.

Кристофер с Винтер остались в кромешной темноте. Встряхнувшись, они заперли комнату, задвигая засов в ужасном мраке, и без споров последовали за шагами Рази, которые привели их по еще одному тайному коридору в кухню.