Следующий день. Около девяти часов утра.

Погода не радует, хотя для кого-то в землях, где неутихающе, беспрестанно и без конца льют дожди солнце это благо, но не для этого места, которое изнывает от вечного солнечного диска, что ласково продолжает поливать светом и теплом эту часть полуострова. На небе, как и всегда практически нет облаков, только у горизонта, у самой грани касания с земной твердью проходит каскад белоснежных, но довольно грузных, туч наполненных водой и возможно несущие с собой долгожданный ливень. Лазурный свод поднебесья установился монументальным и грандиозным потолком, простёршись от запада на восток, а на небесном полотне восходит яркое и ослепляющее солнце, в свете которого золотая пирамида неистово заблистала, озаряя бликами десятки километров отсюда и символизируя яркий маяк, несущий свет главной звезды, подобно духовному маяку, который указывает путь всем страждущим и заплутавшим. Так кажется Приходу, а значит в этих краях это истина.

Солнце восходит и палящей рукой готово вновь угнетать людей и почти все готовы провести ещё один такой знойный день, но никто даже не подозревает, что на восходе совершенно другое светило, из ряда тех, которые указывают новый моральный путь, зажигаясь в десять раз сильнее, чем прежние светила идеи. Его свет настолько силён, что он обжигает всякого, кто не готов ему подчиниться и указывает дорогу, ведущую к спасению, и в то же время ослепляет, делая людей едиными в слепой преданности к тем, кто поднял на свои знамёна солнца. Новый порядок, идущий как тепло за светом яркой звезды, грядёт, совсем скоро, и принесут его воины Канцлера, воплотив тем самым пророчества и слова Сарагона Мальтийского о торжестве «Новых Солнц». Но прежде всего его глашатаями стали те, кого не видно, кто прячется в тени как змея и готовится совершить прыжок из мрака и впиться в цель. Они — воины на невидимой войне, сражаются на фронтах, которым только суждено здесь пройти.

И один из таких вестников нового порядка идёт по кривым улочкам и аккуратно ступает посреди разрушенных домов, тихо, практически незаметно крадучись, словно бы тень, которые исчезают с каждой секундой шествия солнца по небу. Этот воин, окутанный в вуаль мрака и непонимания, неясности и скрытых устремлений для врагов ясен и понятен для союзников. Его чёрная накидка лишь немножко касается пыли на земле, скрывая под собой чёрную военную форму в которой он доселе сражался на рубежах Корсиканской, Северной и Прованской войн и нёс смерть врагам. И сейчас он готовится сражаться, знает, что сегодня будет воевать за будущее этого края и вступит в ужасную сечу, но пока не время явить себя, не стал момент раскрытия карт, ещё немножко, ещё чуть-чуть придётся потянуть выступление, тот маскарад, который они устроили для власти Теократии. А пока нужно скрывать личину, чтобы всё удалось, всё свершилось.

— «Ястреб», приём, — прозвучало данное передатчиком в ухе воина, тенью крадущегося посреди разваленок.

Парень приложил палец к воротнику, зажав кнопку, и ответил в незаметный микрофон:

— Да, «Топаз».

— Доложи обстановку, — донёсся из передатчика в ухе сухой, грубый сиплый голос.

— Продвигаюсь в направлении позиции. На улицах полно людей, вооружённых ручным стрелковым оружием, без единой формы. Предположительно — наёмники.

— Что с гражданским населением?

— Не обнаружено. Квартал перед дворцом взят в оцепление. Меня пропустили только потому, что им был дан на это приказ.

— Хорошо, «Ястреб». Продолжайте.

Связь кончилась, и парень остался совершенно один в этом районе. Он видит, как с каждым шагом стена и ворота впереди становятся всё выше, могущественнее, монументальнее, являя свою древность и богатство, показывая силу Теократии. А там, за ними, за высокими башнями и укреплениями, ввысь устремляется пик, отлитый из золота и ставший символом веры для миллионов людей, которые думают, что здесь обитают духи и питают к дворцу только любовь и трепет, но подбираясь к месту всё ближе и ближе парень видит, что это не более чем уловка, трюк, которым дурят наивных и обездоленных, настолько ослепших, что всяк проходимец им вместо хлеба кладёт в десницу камень. Пирамида из золота настолько высока, что, кажется, будто бы она держит небо, упирается остриём в лазурную твердь, но на самом деле её суть пала настолько низко, что ничем не отмоешь это здание, его можно очистить только в искупительном огне.

На небе с рёвом пролетели два мимолётных блика в памяти, оставляющие только лишь воспоминание о себе в виде резкого мазка дымом по светлому небесному полотнищу.

— Данте, приём, — вновь зашипел приёмник.

— На связи, господин Конвунгар.

— Ты видел это?

— Самолёты. У противника имеется авиация у города. Что ж, становится неприятно.

— Это ещё не всё. Наши разведчики докладывают, что Лиссабонская Республика, Верхняя Португалия и Государство Свободной Лузитании привели свои войска в полную боеготовность.

— Португальское Содружество в полном составе?

— Да. Но помимо этого есть новости намного хуже — Пиренейская Теократия предложила размещать войска союзников у себя. Государство Басков и Верхняя Кастилия уже направили сюда по бронетанковому полку, вместе со сводным корпусом. Национально-Демократическая Республика Андалусия, Южный Халифат и Конфедерация Андорры, Каталонии и Валенсии объявили о военном союзе.

— Страны стали объединятся. Что ж, через пару лет, возможно, они станут единым целым.

— И не без нашей «помощи». Они явно анализируют ситуацию и знают, что операция «Запад» поставит точку в их истории, поэтому они и готовятся к войне.

— Что наши?

— К Балеарским островам подошли наши корабли. Там было ликвидировано логово пиратов и теперь на его месте наш оперативный штаб, который будет руководить вторжением на всём восточном побережье, как только мы здесь всё выполним.

— Война?

— Да, она начнётся сегодня. Но самое худшее, что наши информаторы на севере докладывают — корпорации собирают военные грузы для стран бывшей Испании. К тому же они докладывают, что компании имеют планы на установлении там своего правления, сместив местных царьков. Данте, нам любой ценой нужно будет сегодня устранить эмиссара, если мы это не сделаем, то через пару дней тут будут грузы и воины от Корпорации.

— Хорошо, сделаем, всё, что потребуется.

— А что по заданию у тебя?

— Я всё доложил разведсержанту Юлию. Как обстоят дела с прикрытием и подземными работами? — но ответ Конвунгара прерван резким словом парня. — Обожди!

На встречу к воину в накидке идут два солдата, бряцая длинными клинками по наколенникам и щиткам на ногах. На их плечи закинуты ружья, которые покоится до поры до времени на мягкой ткани короткого алого пальто с высокими воротниками. Они злобным взглядом смотрят по сторонам и тут их глаза взором устремляются на фигуру агента Рейха.

— Эй! — закричали они, приметив Данте. — Стой! Тут быть нельзя!

Парень остановился, припустив губы, слегка открыв рот в наигранном удивлении, а тем временем ему патрульные, уставив дула в лицо, угрожающе говорят:

— Пошёл вон! А не то пристрелим, как собаку.

— Я к Приорам и Кумиру, — поднял руки вверх парень. — Мне назначено.

— Твоё имя, пёс?

— Я Данте, боец арене.

— А… ты… тогда проходи, — убрали винтовки от лица патрульные. — Тебе можно, что ж ты раньше не сказал? — и после вопроса солдат достал предмет, осветивший медным отблеском, повязанный на алую верёвку. — Вот, одень на себя, а не то все так будут цепляться.

Данте ничего не стал говорить, он лишь молча взял колокольчик, закинул на шею и продолжил путь, пробираясь в тени куч мусора и скошенных развалившихся зданий.

— Можете продолжить, — обратил парень речь в микрофон на воротнике.

— Патрули?

— Да, они самые… так как обстоят дела с моим прикрытием?

— Ещё не все на месте. Нужно минут десять, чтобы снайпера встали на позиции, а расчёты заняли удобные места. Под дворцом всё, как и планировали. А теперь отбой.

— Отбой.

Связь вновь прекратилась и Данте остаётся один в этом квартале. Его никто не прикрывает сейчас, так как люди не до конца разошлись по позициям и пока ему приходится надеяться только на себя. Его не интересуют виды трущоб вокруг и стойкий страшный их смрад отошёл куда-тио на второй план, сменившись волнением перед которым, кроме цели, всё становится неважным. Сердце переполняет волнение и тоска, которые только усиливаются, когда парень становится у массивных исполинских врат, ведущих на «землю благую». Всё то же самое, что и прежде — створчатые ворота, на которых вырезаны странные символы, объявленные «языком духом», но на самом деле являющиеся не более чем каракулями для обдуривания людей. Над головой парня из донжонов и надвратных помещений, окованных железом, простираются лазпушки, а небо закрыто ПВО. Всё так же на слабом ветру колышутся бардовые стяги с шестью золотыми ромбами на них. И, как и прежде Данте стоит на «золотой дороге», рассекающей надвое весь Град. Но теперь всё иначе, ибо он пришёл не играть в какого-то другого, он пришёл показать себя, явить дряхлым похотливым старикам и лживому божеству в лице Кумира, что они больше не власть, что их режиму пришёл конец, а на месте Прихода будет Рейх. Оттого парня и одолевают волнения, накатывают самые настоящие волны смятение и тревоги, которые присущи каждому человеку. Он, запустив руки под мантию, сжал ладони на прорезиненной ручке двух пистолетов, в любой момент, готовясь их сорвать.

«Сколько же здесь ритуальных убийств было, сколько невинных и бедных людей пали под ударами Прихода, были принесены в жертву и съедены за обрядовыми застольями», — нагнетает ненависть к культу и Теократии в мыслях Данте, отгоняя тем самым страх. Его изумрудные очи разглядывают местность, анализируют ситуацию, а мысли так и продолжают виться веретеном злобы — «Проклятые сектанты и еретики, жестокие, похотливые засранцы, возомнившие, что их культ достоин попирать священные законы, решившие, что их воля выше жизни человеческой. Твари, готовые заключать богопротивные пакты с содомитами севера и даже демонами. Язычники. Они называют это место “Городом Бога”, приписывая ему библейские черты, но отсюда давно упорхнул последний ангел. Ну, ничего, сегодня придёт вам конец, сегодня завершится ваше гнилое правление и сгорите в огне, как и подобает законченным мразям».

Данте оглядывается — налево и право. Всё чисто, хотя он чувствует, что за ним наблюдают сверху. Он напряжён, как и всё вокруг. Сегодня утром началась реализация операции «Красный закат», которая должна положить начало другой, более крупной кампании — «Запад» на Иберийском Полуострове. Городок за городком, селение за селением стали полыхать пожаром бунтов и восстаний, за которыми стоит Империя. Люди, ведомые имперскими агентами, громили и крушили Храмы культа, пленили и убивали его служителей, выгоняли торговцев с рынка, уничтожали поля, жгли мелкие производства и всячески мешали вести бизнес ставленникам «небожителей». Приход и буржуи отреагировали быстро, когда поняли, что дело пахнет потерей власти и прибылей — войска, тысячи наёмников и фанатиков выдвинулись к бунтующим селениям, надеясь на лёгкую победу в войне против обычного населения, но встретили яростное сопротивление, ураганный огонь и захлебнулись кровью в первой волне. Таким образом, агенты Рейха приковали часть сил Теократии к малозначительным стычкам и мятежам, которые отвлекли наёмные части и фанатичную приходскую мешанину. Но и Теократия смекает, что к чему и поэтому стянула к Граду все возможные силы, став его превращать в один сплошной укреплённый район, который сможет выстоять против любого штурма. Но всё ещё только впереди, и основной увертюре только предстоит разыграться.

— Ещё десять минут, — тяжко вдохнул Данте, опустив глаза на часы.

Он чувствует, что помимо волнений из-за операции его одолевает тремор по Сериль. Ещё вчера его одолевали высокие эмоции, ещё вчера он был готов ей всё рассказать о своих чувствах и пойти куда дальше, но сейчас она очень далеко, и никто не знает, вернётся ли Данте из дворца или же сгинет в его коридорах. Его огорчает невозможность всё сказать или доказать, печалит, что он может больше её никогда не увидеть и больше всего его душа скорбит о том, что вчера не сделал. Конечно, с утра у них был короткий, перед тем как она с семьёй покинули Град, разговор, смысл которого заключался только в одном — они удостоверились, что всё порядке. Но хватает ли этого, чтобы успокоится? Нет, и Данте продолжает вспоминать и жалеть о дне вчерашнем и мог продолжиться сегодня утром, но всё накрылось подготовкой.

Коммандер это принял относительно спокойно, понимая, что главная его цель сейчас — эмиссар и нужно приложить все усилия, чтобы устранить эту фигуру. Представитель интересов корпорации «Республики», стал не просто двигателем экспансии сил нового «свободного» порядке, но ключевой персоной, которая возымела власть намного больше, чем все иерархи вместе взятые. С одной стороны предлагая культистам безграничную власть, вместе с защитой от огня Рейха в лоне нового государства он заигрывает со всей «знатью» Теократии. И получая поддержку сразу от двух источников власти, эмиссар превратился в едва ли не самого воротилу дел внутри Града и без него не обходится. «Город Бога» стал «городом корпорации», влияние которой становится всё сильнее и сильнее. Эмиссар стал второй фигурой после Кумира, Данте видел, как Приоры сложили руки, когда представитель компании их об этом попросил, они из взломанных переписок видели, что все представители рыночных элит вольются в лоно корпорации, когда наступит час, а сейчас в его власти обрушить на Рейх милу частных военных подразделений вместе с применением ядерного вооружения. И чтобы избежать такой возможности убить эмиссара нужно сегодня.

Данте находится на фоне нескольких трёхэтажных строений, на которые должны забраться снайперы, так же тенью ползущие по улочкам. Они и Данте возьмут на себя миссию по устранению главной цели этого часа, а звонкий голос миномётов из других кварталов их подержит, сливаясь с криками и залпами готовящегося мятежа. Тысячи человек подготовлены лишь для одной только цели — вгрызться в армию Теократии на улице и парализовать весь Град. Они займут бастионы, в тени которых сейчас стоит Данте и будут его держать столько, сколько нужно Конвунгару, Яго и Данте для выполнения задачи внутри дворца.

Парень чувствует, как под ним дрожит земля, и местность наполняется звуками техники, как будто где-то за стеной трактор ползёт к воротам или на много метров под дорогой ведутся работы. Данте исподлобья направил взгляд на пирамиду и дворец, стараясь запомнить его, ибо через час или два он перестанет существовать в таком виде, ибо взрывчатка, заложенная под ним выбьет из-под него все опоры, уничтожив нижние этажи и весь фантасмагорический символ веры Прихода, рухнет аки башня Вавилонская, падёт как памятник гордыни, спеси и греху.

Но вот размышления отброшены в сторону, ибо механизмы ворот заскрипели, застонали, стали рыдать скрежетом ржавого металла, который ещё полвека и станет пылью и врата просто бы отвалились. Парень касается кончиками пальцев прохладного металла гранат и думает «А может сейчас? Просто закидать их и дело с концом?». Но вот он берётся за рукоять своего гладиуса и успокаивается, переводя ладонь к генератору помех на поясе.

— Открывайте ворота скорей! — кто-то прокричал сверху, и механизмы застонали пуще прежнего, грызя ухо парня жутким лязгом и стоном металла.

Врата распахнулись до конца, и выпустила «земля благая» из не двоих владык здешних, мастеров над человеческой душой. Данте одолевает желание каждого из них придушить собственноручно, за всё то, что они сотворили со здешним народом, ибо всё безумие творится с их лёгкой руки и по указке эмиссара, направляющего ненасытность и похоть этих людей. Именно «Божественное Правительство» с радостью поощряет нищету и голод, отравляя тем временем пищу и разгоняя облака, чтобы продавать воду задорого, только с их настояния тигры на арене это кровавое зрелище, где люди рубят друг друга за эфемерную возможность победить, и лишь эти пять стариков обеими руками за то, что во время «Нового Пейсаха» народ жрал себя, как дикие крысы с голоду. «Божественное правительство» повинно во всём, что здесь творится, а значит, ему не будет спасения.

Данте оставил мысли и устремил взгляд вперёд, сделав лик каменно-безжизненным, словно его лицо вытесали из холодного камня. Пятеро пожилых человек поднимают пыль с каждым шагом, расшаркиваясь красными балахонами, а возле них роится целое шествие из знаменоносцев, а колонки заиграли женским и мужским хоралом, создавая храмовую возвышенную атмосферу. За спинами «багрянников» грузно возвышаются силуэты воинов, закованных в сшитые из мусора доспехи с ног до головы. Каждый из них настолько силён, что тащит пулемёт вместе с гранатомётами за спиной, и не горбится от нагрузки. Вместе с ними на улицу хлынул поток того самого наркотического аромата, но нет сильно, не так резко, как в первый раз. Целая волна разодетых в пёстрые алые и багряные одежды людей нахлынула и среди них Данте видит серебряное бельмо, чужого средь своих, которой спокойно идёт наравне с Приорами, но пропустив перед собой двух человек, несущих карминовые штандарты, обозначая как равного им по статусу, а то и выше. По очам бьёт безумно-серебристое покрытие плаща и сапог, в которые облачился эмиссар, сильно контрастируя с чёрной кофтой и джинсами, тем самым напоминая какого-нибудь сумасшедшего или дешёвого певца древности. А выкрашенные в пепел волосы, вместе с подведёнными глазами и накрашенными синей помадой губами вызывают эстетическое исступление.

«Приготовься Данте, всё начинается» — утвердительно говорит себе парень, с отвращением смотря на ало-багряную стену и серебряной отблеск на ней, вырывающийся вперёд.

— Здравствуй Данте, — заговорил один их иерархов, простирая руки вперёд. — Кумир духов и дух Кумира!

— Данте, приём, — разошёлся шипением передатчик. — Приём, ты меня слышишь?

Коммандер коснулся пальцами щеки и аккуратно повёл ладонью по воротнику, шёпотом спрашивая:

— И что же вам нужно?

— Что ты говоришь? — не расслышав, спрашивает один из Приоров. — Во имя Кумира и духов, с тобой всё в порядке?

А тем временем Данте слышит только слова из устройства:

— Говорит, Конвунгар. У нас небольшая накладка вышла — один из стрелков, ответственный за устранение эмиссара, не занял своей позиции, поэтому необходимо растянуть время, чтобы мы были готовы. Минута и не более.

Данте ощутил, как смешанные чувства — тревога и гнев подступают и не дают ему мыслить, но всё же необходимо потянуть время призывает что-нибудь делать, требует действа, и с губ срывается вопрос:

— Уважаемый Приор, а к чему такой концерт? — вопрошает Данте и описывает дугу рукой. — Вон сколько народу согнали? Неужто всё это ради одного меня? Я, честно признаться, польщён.

— Те, кто поют и славят духов, наделённые священным правом носить мантию багряную приветствуют того, кого Кумир избрал в гвардейцы. Они воздают тебе похвалы Данте, зачитывая праведные и написанные самим Кумиром псалмы, — вдохновлённо отвечает Иерарх. — А войны в броне это охрана благой земли и дворца, чтобы дать нам и тебе защиту достойную от супротивников окаянных. Благость Кумира это, которую мы обязаны ценить и славить.

— А почему Кумир не пришёл меня встретить?

— Он тебя там ждёт в священном месте, где сами духи с ним говорят.

Секунда за секундой минута подходит к концу, но никого оповещения нет, однако тут о себе дал знать сам представитель интересов северной «рыночной акулы»:

— Данте, — мягким голоском со «сладкой» противной улыбкой заговорил эмиссар. — Ты же понимаешь, что участие в этом маскараде и служба какой-то непонятной вере тебе не даст финансовых выгод. Поверь, я смотрел бой на арене и мне бы понадобился такой воин как ты. Умелый, смышлёный, и красивый… ты станешь идеальным дополнением к коллекции телохранителей высшего правления нашей Корпорации.

Глаза парня заметили, как возле человека в серебристой одежде что-то изогнулось, как будто сам воздух сгустился и поломался, искажая пространство. Это не те размытые пятна, вроде Киберариев, это что-то иное и взгляд от мутного пятна переходит дальше, и он снова заметил, как уже у лица собеседника искажается бытие.

— Ты смеешь пытаться забрать воителя Кумира? — возмутился один из Приоров. — Ты, смеешь выступать против его воли праведной, нас направляющей светом немерцающим и дающим истины?

— Ой, — отмахнулся эмиссар, — помолчали бы лучше, и ты в частности, Приор по Слову или может, вспомнишь, кто тебе вчера прислал шикарный кортеж… «элитных дев»? А ты, Приор Войны, думаю, не забыл, что только благодаря мне, тебе поставляют лучший гашиш с севера, — эмиссар слабо надсмеялся. — От меня зависит, кто вы и что вы, и без меня, ваши желания так и остались… восполнением больной психики.

И снова Иерархи замолчали как отчитанные дети, опустив головы, а эмиссар не упустил возможности подчеркнуть, что именно он заправляет этим стадом развращённых старичин.

А Данте тем временем догадался, что это может быть, он уже видел подобный трюк, но в ухе раздался помехами, шипением и передатчик заголосил, лишая возможности предупредить, отчего Валерон сплюнул на дорогу и потянулся за пистолетами, резко закинув руки под мантию, скидывая её, чем вызвал всеобщий ступор и суматоху — иерархи в страхе попятились назад, а эмиссар сердито нахмурился, делая шаг в сторону.

— Всё готово! — обратил слово в ухо коммандера Чжоу. — Начинаем!

Где-то поодаль Валерон уловил, как воздух сотрясся от звонкого хлопка, и спустя мгновение место в двух метрах от посланника воли севера озарилось яркой вспышкой и осветилось фонтаном искр. Данте увидел, что пуля не долетела до цели, остановилась в сущих метрах и смог разгадать, что защищало эмиссара. Металлическая погнутая пластина с перезвоном и грохотом пала на землю, её больше не держат в два несущих стяги, которые стояли перед посланником корпорации. Это было защитное поле, которое проецировало на передний экран, всё, что происходит позади, оставаясь при этом невидимым. И именно оно остановило пулю, которая должна была положить конец тлетворному влиянию «Республики».

Но сейчас не до пустых сожалений. Всё вокруг заиграло новой реальностью — «благая земля» озарилась вспышками разрывов снарядов, которые раскидали пехоту позади Приоров. Десятки тайно проникших мятежников повылезали из каждой двери и окна, рассекая всё вокруг беспорядочной стрельбой и свист пуль, на пару с громыханием миномётов заполнил это место. Впервые за долгие столетия Теократия оказалась на пороге вечного забвения.

В руках Данте задёргались приятной отдачей два пистолета — массивные, чёрной расцветки они с каждым выстрелом выплёвывают по разрывной пуле, коими забиты первые обоймы. Приоры далеко убежать не смогли, как и вся процессия, а поэтому главы Прихода один за другим лишились частей тела, которые отлетали при попадании, словно рваные куски мяса, кропя алой кровью землю. Но возможность получить ответ принудила парня уйти в сторону, подобрав с воротника накидки рацию, и как только он сошёл с дороги и прислонился к стене, ураганный огонь последовал от дворцовых войск.

— Приём, Данте.

— Да! — ответил парень, перезаряжая оружие.

— Что случилось с эмиссаром, почему он не убит?

— Оборонительное медиа-поле.

— Что будешь делать?

— Следую за ним! — криком ответил Данте, переселяя звуки пальбы. — Я ликвидирую цель и присоединюсь к вам! Отбой!

Как только парень засобирался ринуться вперёд, нал ним прогудел страшный рёв — лазпушка разорвавши пространство, раскалив воздух, ударила по мятежникам и целый дом из бетона и трущобы вместе с ними на один только миг вспылили ярким сиянием и обратились в пыль, кроме бетонного остова, ставшего чёрным. Но повстанцы не остались в долгу — над головой Валерона пронеслись сиятельные снаряды, ведущие за собой шлейф дыма и, соприкоснувшись с башней, лазпушка взметнулась в воздух вместе с крышей и вся груда металла и камня поднялась салютом вверх.

— Проклятье! — выругался парень.

Данте отбежал в сторону, чтобы не быть придавленным рухнувшей массой, услышав, как ствол орудия перепахал подножье бастиона. Но сейчас агенту Рейха не до этого. Он, ощущая свист пуль у ушей и чувствуя как яркие светлые лучи жаром энергии ласкают пространство возле него, бежит к цели. Дождь миномётного огня прикрывает его, а снайперы давно рассеяли сопротивление у порога врат и на стенах, а толпы лёгкой мятежной пехоты, взрывая укрепления, и прорезая дыры в кладке, ринулись в бастион, сцепившись с противником внутри укреплений.

— Куда же делся, паскуда! — не довольствует Данте, осматриваясь, куда мог скрыться эмиссар и видит, как серебристая ткань юркой змеёй скрылась в глубинах пункта связи, к которому тянутся провода от другой постройки — с тарелкой.

Валерон метнулся разу туда, держа во взгляде только эту цель — бежевую двухэтажную постройку, только вот незадача по её углам расставлены балки, тянущиеся к толстому металлическому пруту на плоской крыше. Секунда и выдав сноп искр, пункт связи защитился силовым полем, через которое не пройти никому и даже снаряды миномётов его не возьмут. Но Данте продолжает к нему бежать, несмотря на вихрь беспорядочного огня, который его поливает с каменных колонн удерживающих свод пещеры. Один из пистолетов оказывается в кобуре, на поясе, а вместо него в правой руке сверкнуло лезвие гладиуса, засветившееся синевато-лазурным цветом букв, выточенных на лезвии.

Как только Данте оказался у силового поля, справа загрохотала тяжёлая очередь, едва не скосившая голову парня и он обернулся, увидел, что из постройки с тарелкой на крыше по нему дал выстрел тяжёлый пулемёт. Парень присел и ответил огнём из пистолета и половина обоймы, устремившим свистящим возмездьем разбила лицо стрелку, но его место спешит занять другой, но всё кончилось очень быстро — групповой залп миномётов угодил точно в здание, и оно разлетелось в вихре огня, разметав осколки и куски от себя в разные стороны. Пришлось полностью лечь, чтобы не пришиб какой-либо осколок.

— Доложи обстановку, коммандер, — разразился сипом сквозь статику передатчик. — Отвечай!

Данте, опираясь на сухую землю, поднялся и тут же присел, дабы его не достали те, кто на колоннах.

— Я преследую эмиссара, разведсержант. Вступил в бой с превосходящими силами противника.

— Поторапливайся. Мы перехватили его сообщение, и он пишет, что в «Теократии неразбериха. Поднялся мятеж. Прошу подмогу». Если ты его не устранишь, всё пойдёт в бездну. Это сообщение удалось блокировать, не знаю, удастся ли ещё раз.

— Слушаюсь.

Парень хотел бы сейчас ворваться вовнутрь, закинуть пару гранат и со всем покончить, но он был остановлен ещё одним врагом. Земля затряслась, и уши заложил страшный рёв, и на поле боя оказалась странная машина — толстые крепкие ноги, ещё более широкий корпус, смахивающий не коробку и длинные мощные руки, увенчанные двумя двухлезвийными топорами. Тварь лениво выбралась из-за пункта связи и сразу же ринулась на парня, сильно покачиваясь и кряхтя металлом и пыша паровыми выбросами и языками пламени, рвущимися из труб на спине. Она выкрашена в бордовый цвет и складывается впечатление, что она омыта кровью, и засечки на топорах и засохшая кровь на лезвиях только подтверждает этот образ. Небольшая прорезь у самого верха коробку торса вспыхнула адским красным цветом и выдав фонтан огня тварь ударила и лезвие её топора жадно вгрызлось в землю, раскидывая её в стороны. Ещё удар и металл перекапывает землю, не попав по ловкому парню, который поливает пистолетным огнём корпус существа, но все пули с лязгом отскакивают в сторону и механизм только надсмехается над жалкими попытками его убить.

— Эту броню даже не стоит, и пытаться пробить! — взревела тварь механическим голосом.

Данте, истратив все патроны, загоняет ещё одну обойму, только с реактивными патронами и его дуло вновь вспыхнуло огнём выстрелов и ревущие пули летят прямо в прорезь у коробки. Первый отскочил, второй заставил треснуть стекло, а третий и последующий разбили смотровую щель, и устройство наблюдения лопнуло и разлетелось на куски.

Боевая машина Теократии издала жуткий рёв и стала махаться топорами направо и лево, стараясь хоть как-то задеть Данте, но коммандер быстрее, ловчее и умнее, а поэтому отошёл в сторону, чтобы сталь не рассекла его. Спустя пару секунд машина остановилась, и передняя панель отсоединилась, гремя, подняв клубы пыли на земле, являя свету под бронированным стеклом человека, в багряной рясе, сидящего за рычагами и пультом управления на фоне серой обшивки. Данте коснулся металла на груди и сорвал две гранаты и одну за другой они отправились в полёт, а сам парень лёг на землю. Одна упала под ноги механической твари, а вторая зацепилась у стекла, и последовали взрывы, первый исцарапал и разодрал ноги механизма, а второй сокрушил бронированное стекло и оно пошло сетью трещин и сколов, чем и воспользовался Валерон, который резко встал и выпрямил руку с пистолетов, что сию секунду дёрнулся и реактивный патрон прошиб защиту, прошив грудь пилоту. Робот слегка покачнулся, накренился и пал на землю, очистив путь для Данте, который миновал огромную кучу металла и встал напротив поля.

Пальцы Данте дотронулись до солнца на пряжке ремня, и голубоватое поле замерцало, стало прерываться и пары секунд отсутствия хватило, чтобы коммандер юркой змеёй проник за его пределы. Гранат нет, взрывчатки тоже, поэтому парень, смело открыл дверь и вошёл вовнутрь двухэтажной постройки.

Его встретили грядой холодных и неодобрительных взглядов люди, сидящие у чёрных компьютеров. Данте аккуратно ступил подошвой сапог на керамическую серую плитку, грязную и запятнанную, рассечённую сетью проводов, тянущихся по всей площади пола. Каждый человек, раньше уткнувший взгляд в компьютер сейчас неодобрительно смотрит на Данте, грызя и сверля его взглядом и в любой момент, готовясь сорваться и разорвать пришельца голыми руками. Сам коммандер чувствует волнение и лёгкий страх, он не убирает оружия, держа его так, чтобы в любой момент применить, но всё же, у него нет желания убивать этих людей, а поэтому он к ним громогласно обращается:

— Добрые люди, я не желаю вам зла, поэтому просто попросту уйти и сказать мне, где человек в серебристом пальто?

Никто не ответил. Все лишь молча поднялись, затянули пояса на светло-алых, пышущих ярким кармином рясах, став подгонять парня к стене. Данте медленно отошёл самой стенке, когда на него стали надвигаться двадцать человек и как только его спина упёрлась в выцветшее покрытие, понеслась.

— За Кумира! — хором вскрикнули культисты и накинулись на Данте.

С первой десяткой он справился быстро — груды и головы слуг Прихода окропились их же кровью, когда пистолет взревел, его дуло стало плеваться свинцом, подкашивая каждого. Даже не добегая до противника, они падали ниц, в лужу крови, но когда обойма закончилась, в дело вступил клинок. Острым лезвием Данте рассёк шею первому нападавшему, отступил, чтобы не получить по лицу клавиатурой и проколол грудь второму сектанту. Резко сев, чтобы избежать атаки палками сразу трёх противников, он моментально поднялся и ударом подошвы откинул противника перед собой, схватил компьютерщика по правую сторону и закрылся им как щитом, который принял удар монитора по голове и, откинув тело, мечом разрезал горло ещё одному нападающему. Потеряв четверых товарищей, пыл врагов только усилился и они ещё рьяней кинулись в драку и Данте провёл широкую дугу перед собой, выпотрошив острием двух сектантов, и подпрыгнул к третьему, ударом под дых выбил его из себя и движением руки направил сверкающее окровавленное лезвие в сердце противника, тут же вынув и отшвырнув тело. Троих, не собирающих сдаваться, ждала та же участь — Данте сделал шаг назад, движением снизу-вверх разрезал грудь культисту, рубящим ударом перерубил ключицу второму и третьему, приложив максимум силы, раскроил позвоночник и отсёк голову.

Расправившись со всеми, парень увидел, что заляпался кровью, его броню полностью покрыла алая жидкость, пошёл вперёд и ощутил подошвой сапога, а затем и увидел, что он вымазал вес пол и стены красным. Парень лишь слегка ощутил скорбь и сожаление от содеянного, но это была необходимость и, откинув все мысли он поднялся по небольшим ступеням, которые где-то в углу, на второй этаж.

— Вот ты и добрался до меня! — крикнул парню человек, восседающий на кресле в конце второго этажа, освещаемый тусклыми лампами.

Данте осмотрелся и не заметил особой разницы между первым и вторым этажом кроме той, что тут у стен столы со стульями идут линией, вместо компьютеров, а по углам расставлены пожаловавшие беловые тарахтящие двухметровые великаны — холодильники.

— Да, я тут, — ответил человеку в серебряном пальто Данте, медленно к нему приближаясь.

— Я смотрю, ты убил «Великого Стража».

— Кого?

— Ох-ох-ох, бедный же Саввой, говорил я ему, что он ни удержит Данте, предупреждал этого идиота, что бы он не садился за кресло пилота, но послушали ли меня? — риторически вопрошает Эмиссар. — Нет. Молодец, браво, ты убил заместителя главы Храмовой Гвардии, который был уверен, что тот старый драндулет сможет тебя удержать.

Данте почти сблизился с эмиссаром, а тот, явно понимая, что ему скоро придёт конец, всё продолжает заливаться словами:

— Вот скажи, парень, как так, а? Вот бы мог сейчас быть у меня в охране и получать огромные деньги и довольствоваться всеми желаниями плоти. Что тебе не так? Я тут главная сила и мы скинем этого Кумира к чёрту. Я и моя корпорация «Южный Поток» смогли бы сделать тебя великим человеком, поднять вплоть до статуса короля испанского.

— Меня так просто не купишь.

— Ах, ты из идейных, — безумная улыбка расписала лик эмиссара, — Тебе необходима идея, да? Так как тебе, идя свободы, а?

— Меня не интересуют твои ценности, приведшие мир к упадку. Твоя свобода — рабство плоти и тлен духа. Как-то уже в мире стояла такая «свобода» и к чему же это привело?

— Нет, значит, — припустил голову Ульрих и занёс руку за спинку кресла. — Что ж, ты сам выбрал свою судьбу.

Представитель корпорации резко вскочил, а в его руках сверкнула сталь, но он тут же успокоился, когда ему в лицо уставилось дуло пистолета, готовое озариться пламенем и сделать дырку в голове.

— Вот и конец тебе, подонок, — грубо отсёк рвение Ульриха словом Данте и сжал крючок.

Но глухой звук, пустой щелчок, предательски ознаменовал бессодержательность обоймы и, расплывшись в слащавой улыбке, Ульрих атаковал. Данте отступил назад, отбросил пистолет и принял град яростных ударов изогнутого ятагана. Сталь об сталь, и выдавая металлический перезвон, сцепились насмерть два воина. Валерон с трудностью отбивает беспорядочные удары, которые засыпают вихрем парня и он еле как успевает ставить блок за блоком.

— Ну что?! Ах-хах-ха! — рассмеялся эмиссар. — Не подумал сдаться! — и, сделав выпад, удар и снова укол завершил фразу. — Если сдашься, я тебя помилую! Станешь рабом моим, будешь лизать подошвы сапог моих!

Но Данте не обращает внимания на безумие соперника и его реплики. Он, молча и стоически отбивает удары, которые свистящий и с лёгкостью рассекающий воздух ятаган наносит с ошеломительной скоростью. Вместе с клинком Ульриха безумно сверкает и его трепещущееся пёстрое одеяние, отвлекая от самого меча, и Данте приходится отходить к ступеням, чтобы не быть порубленным. Парень убирает ногу, когда острие оказывается рядом со стопой и бьёт, но попадает в пустоту и переходит на колющий удар, однако Ульрих быстр и хитёр и острие гладиуса вновь утыкается лишь в пустоту. И вот Данте отпрыгивает и ставит блок, чтобы ятаган и его не коснулся, затем ещё один шаг назад и выпад не достаёт его, и переход в стремительное наступление путём нанесения мощных ударов. Ятаган и гладий столкнулись со звоном лезвие об лезвие, затем снова сцепились у самого лица эмиссара, который отскочил назад и сделал укол, который Данте отбил.

— Ещё не устал, шваль тиранская! — закричал в гневе эмиссар. — Я тебя зарублю во имя свободы и славы корпорации. Ты не поработишь эти земли.

Данте в ответ лишь снова бьёт, но промазывается и вынужден наклониться назад и холодная сталь миновала его у самой шеи, пройдя в сантиметрах от кожи, но эмиссар не сдаётся и обхватив меч двумя руками рубит со всей силы и вперяется лезвием в плитку. Данте не замешкался, он сильным ударом ноги прижимает ятаган к полу и пытается зарубить, ударяя как топором наотмашь по эмиссару, но тот оставляет меч и отскакивает назад.

— Скотина! — выкрикивает эмиссар и хватается за нож, спрятанный под плащом, и кидается на Данте, метнув в него какой-то мусор.

Клинок Валерона отбил летящие вилку с ложкой, но проморгал момент, когда эмиссар набросился на парня и повалил его с ног. Гладиус выскользнул из рук и с перезвоном откатился куда-то в сторону, а Ульрих прижал Данте к полу, потянувшись к его горлу острым клинком изогнутого ножа.

— Вот я тебя и прирежу, как свинью! Всё, закончили! — безумно заревел эмиссар.

Но Данте не сдаётся, пыхтит и брыкается, прикладывает все силы, чтобы не быть с рассечённым горлом. Он приложил все силы, чтобы хоть как-то отпихнуть эмиссара, на секунду и выиграть момент пространства. Пыльцы хватаются за алюминий, тянут к ладони которая сжимается и рука наносит удар. Три зубца вилки впиваются в глаз эмиссара и он, завопив, отринул от Данте, став держаться за кровоточащее око. Валерон поднялся и вынул из кобуры второй пистолет и без промедления открыл огонь. Три пули угодили в голову Ульриха и разворошили её, заставив бездыханное тело эмиссара обагрить белый грязный пол алой кровью и рухнуть на него, как подкошенная трава.

Теперь никто не придёт на помощь Теократии, никто не сообщит хозяевам, что их план близок к провалу. Но радоваться рано, хоть первый после Кумира валяется в луже крови, всё самое главное ещё впереди и судьба этой части света только начала вершиться.