Следующий день. Около полудня.

И снова дождя не было, облака к концу дня попросту рассеялись, а точнее их разогнали на самолётах, которые принадлежат целому конгломерату стран — Национальное Государство Басков, Королевство Арагонское, Андорра в составе Конфедерации Каталонии и Валенсии и Пиренейская Теократия. И причина подобного поступка весьма и весьма банальна, оттого и ужасающа — держа эту часть полуострова в вечной засухе, только изредка позволяя каплям пасть на землю, удаётся удерживать огромные цены на самый важный ресурс — воду и не давать им снижаться. Всё делается ради высоких, колоссальных сверхприбылей, а Приход только и рад исполнить планы обнаглевшей рыночной знати, ибо сам получает с этого огромные деньги и держит тем временем мирян в повиновении. Всем природным мошенничеством занимается тот самый Высший Капитул, который в «Святых Сентенциях» постановил, чтобы люди не роптали супротив таких акций, а только поддерживал их всеми силами души и фанатичный народ, доведённый до состояния полного рабства внутри секты, только радуется такому решению.

Для Данте такое положение дел уже кажется безумным, далеко выходящим за пределы той жадности, которую он видел на своей родине. Пусть там и дела обстояли не лучше, но хозяева положения не додумались лишать народ воды с небес, они просто загнали людей под пяту и ничего более, а здесь творится истинное сумасшествие. Парень, одеваясь, чтобы предстать на глазах «божественного правительства», раздумывает, как же грехи и ошибки далёких предков аукнулись в дне сегодняшнем ужасающим и страшным эхом. Тут люди построили самое настоящее сектантское общество, с ненормальными правилами и абсолютной продажей судьбы, воли и души в руки жадных культистов. И ноги за дом здесь не ступишь, чтобы тебя не обступили десятки «одухотворённых» жителей и с перекошенными мордами не стали обливать проповедями и предлагать вступить в ряды Помощников Прихода. Пихают книжечки, брошюрки и как надоедливая мошка способны преследовать до самого дома, лишь бы рассказать о милости Кумира. Тошно от самого присутствия, а когда они раскрывают рты, так окружающий мир заливается непонятным потоком бессвязных слова и предложений, среди которых можно разобрать единственный мотив — славьте Кумира.

«Правительство небесное» — сказал в уме Данте. Много о них сказано, и ещё больше легенд. Титаны мысли, светлые люди и славные воители, великие политики и грандиозные личности, кумироизбранный народ, что несёт с собой свет настолько яркий, что слепнут очи от одного пребывания рядом с ними — именно так их описывают обычные люди. Сериль о них ничего не знает, и сказать ничего не может, а Карлос называл их собранием развращённых стариков, «геронтократами паршивыми». Что ж, сегодня Данте выпала честь, узнать, кто они на самом деле.

— Данте! — слышится крик недовольства с нижних этажей. — Где ты там пропадаешь!? Быстрее!

Коммандер, натянув второй сапог, встал. Перед ним его с братом комнатка — деревянные стены, потолок из полуржавой жести и единственное окно, с тремя решётками — снаружи, внутри и в самой раме. Из мест для сна только пара лежанок на холодном бетонном полу. Жилище не самое лучшее, но раньше тут хранили всякий хлам, который шёл на перепродажу, поэтому грех жаловаться, иначе они втроём ютились бы в сыром подвале, как их разведсержант.

— Проклятье, где же ты там! — яростная реплика подгоняет парня вниз.

Спустившись, он не увидел девушки. «Сериль видимо ушла на работу» — подумал Данте и взгрустнул. Вчера он не смог с ней поговорить перед сном, а сейчас не застал утром, что вылилось в воздушную печаль, что легко касается настроения, добавляя в него толику горькости с утра. Но всё же исполнение задачи куда важнее, и загнав сожаления и расстройства с каменным лицом Данте пошёл, в гостиную, где стоит всё тот же стол, но вот людей за ним куда больше.

Всё тот же Яго, в тех же одеждах, что и пришёл, разведсержант Юлий в своей накидке и странная фигура, сгорбившаяся над столом. Только вот одежда на человеке не похожа на ту, что встречается в этих краях — с высоким воротником серая шинель, опускающаяся за колени, прикрывающая чёрные штаны и длинные сапоги. Со спины виден только чёрно-седой волос незнакомца, завязанный в хвост.

— А вот и коммандер Данте, — услышав шум шагов, выпрямившись, сказал незнакомый человек.

Парень обступил его смог разглядеть лицо — смуглый зрелый лик, с восточными чертами, а в карих глазах помимо строгости можно разглядеть и беспредельную печаль, глубокую скорбь.

— А вы собственно кто?

— Позвольте представиться. Я — Конвунгар Чжоу, Первоначальный Крестоносец и Великий Хан Орды… но второе, скорее, уже в прошлом.

— Простите, господин, не признал.

— Не нужно, не нужно. Сейчас мы примерно в равном статусе, по воле Канцлера.

«Сам Крестоносец» — торжествует в мыслях Данте и почувствовал неожиданный прилив сил, нахлынувшую гордость и бодрость от того, что придётся работать с такой знаменитой личностью и героем нескольких крупных войн. Битва за Этронто, Война с Аурэлянской Информакратией и Покорение Сардинии — вот небольшой список тех воин, в которых сумел отличиться Конвунгар, но что он забыл здесь?

— Отныне я командую вашей операцией, — сухо заявил Конвунгар. — Мне нужна вся информация, которую вы собрали.

— Кстати, а где Карлос?

— Он ещё с работы не вернулся, — послышался ответ от Бениты, копошащейся у печи.

— Не отвлекаться, — спокойно просит «Крестоносец». — Что вы можете сказать о ситуации, разведсержант Юлий?

Мужчина опустил взгляд и сложил руки на груди, тихо, холодно и сиповато отвечая:

— Ничего хорошего. Из проделанной работы только расчищенный путь во дворец и сможем проникнуть туда, сегодня. Ни одна из поставленных задач пока не выполнена.

— Я вам подкину ещё одну. У меня есть сведения, что противник обладает целой сетью поместных общин по всему полуострову и имеет ряд заключённых конкордатов с другими странами. Опасность всего этого заключена в том, что если враг задействует все ресурсы и силы, то сможет обратить все страны против нас разом, попросту воззвав к связям через сеть.

Голос «Крестоносца» статичен и тяжёл, сух и по странному преспокоен. Данте заметил, что его голос не безжизненен, как может показаться, скорее подавлен.

— Господин, а зачем нам карта? — вопросил Яго. — Не проще ли полностью разнести полуостров, когда мы ликвидируем влияние корпораций?

На что Конвунгар сухощаво ответил:

— С помощью неё мы сможем вычислить все поместные общины и ликвидировать Приход в полной мере, дезорганизуя связь между отдельными элементами их структуры, чем не дадим им и содействовать со странами и сможем быстро справиться со всей массой разрозненных государств. А если напасть, как вы предлагаете, то мы только положим сотни тысяч людей, прежде чем продвинемся за пределы побережья. Думаю, Канцлер не одобрил бы ваш план, Прим-кастелян.

— Понятно, господин.

— Господин у меня есть хорошие новости, — обратился Данте, — сегодня мне удастся проникнуть во дворец «Святых Духов» и провести внутри него разведку. Вчерашнее исследование выявило, что на юге от хребта, возле которого лежит город, устроена противовоздушная оборона, а в верхних кварталах живёт вся элита Теократии. Начиная от бизнеса и культурных деятелей и заканчивая наёмниками, содержателями внушительных банд.

— И что вы предлагаете, коммандер?

— Нанести авиаудар или артиллерийский налёт на верхние кварталы и тогда вы парализуете обеспечение Теократии и лишите её военной силы. Банды тут же начнут грызться за власть, и это посеет неразбериху.

— Я вас понял, коммандер. Вы говорите, что идёте сегодня во дворец? Это непременно хорошо, может даже сам Господь этому поспособствовал, потому что сейчас мы сможем опробовать одну из разработок учёных Рейха.

— То есть? — диву дался Данте. — Что вы хотите на мне опробовать? Какой-то препарат?

— Нет-нет, что вы. Идея этого устройства была взята из… Информократии, — выговорив подавленно название страны, Чжоу еле слышимо шёпотом добавил — «прокляни её имя на все времена», продолжив. — Это небольшие камеры и сканеры. Они будут снимать всё происходящее, и создавать модель, макеты помещений, в которые ты войдёшь. Рентген, инфракрасные и другие спектры встроены.

— Это я так понимаю не единственное, чем вы меня снарядите? — спросил Данте, уже предвкушая, как нарядится в самые технические и современные приспособления.

— Конечно, — бесстрастно ответив, Конвунгар поднял большую сумку, которая доселе валялась у него под ногами, и выложил два предмета, похожих на жёлтые батарейки. — Вот два ядерных заряда с таймером. Они мощнее любой взрывчатки, так что используй их с умом, — снова запустив руку в сумку, Конвунгар вытащил чёрный кожаный ремешок с массивной пряжкой, на которой изображён символ геральдического солнца.

— Какой модный ремень.

— Он мог им быть, если бы не генератор помех в пряжке. Только нажми на солнце и любая электроника, и связь начнут глохнуть в радиусе десяти метров. Время беспрерывной работы — пять часов, — и, опустив руку в недра сумки, мужчина достал оттуда аккуратно сложенный толстый плащ.

— Красивая накидка… у какого Киберария вы её отобрали?

— Это наша разработка. Тебя не смогут распознать телевизоры, а так же она изнутри прошита броневым покрытием из арамида и вольфрамовых колец, так она довольно тяжёлая.

— Спасибо. Думаю, это мне пригодится, — поблагодарил Данте «Крестоносца», став запихивать накидку в свою сумку и рассовывать устройства по карманам.

— А, вы знаете, где искать карту? — проронил вопрос Юлий. — Или нам полагаться на интуицию?

— Хм, — задумался Яго, приложив руку к подбородку. — Карлос как раз вчера рассказал про Приорат по Связям. Думаю, что карта может быть там, в кабинете приора или приоров.

Все обратили взгляд на Конвунгара, который снова сгорбился над картой, став её внимательно разглядывать, и повисло неприятное густое ожидание, которое растягивалось с каждой секундой, обращаясь в неприятное состояние всеобщего и неуклюжего молчания.

— Я не знаю, где искать карту, — изумил всех ответом Конвунгар. — У меня от людей в Кастилии есть информация, что она просто есть и не более того.

— Так зачем вы тогда здесь? Какова истинная цель вашего прибытия, господин «Крестоносец»?

— Прим-кастелян, я здесь, чтобы возглавить вас и привести к успешному исполнению задачи, а так же обеспечить технической поддержкой, — строго сказал Конвунгар.

— А почему тогда не с армией? — спросил Данте. — У вас же были огромные людские силы? Почему вы не с ними, а к нам не отослали своего агента?

Губы Конвунгара искривились в болезненной то ли улыбке, то ли проявлении внутренней боли. Он выровнялся и запустил руку под шинель, вынув оттуда серебристую фляжку, и прильнул губами к горлышку, откупорив сосуд. Этой же секундой нос Данте уловил дурманящие нотки крепкого спирта, очень крепкого алкоголя, который клубами аромата исходит от Чжоу.

— Вот именно, что были, — удрученно заявил мужчина, убрав флягу. — После войны с Информакратией всё пошло не так… я… я не мог командовать. На Сардинии было ещё одно поражение, а затем в Монако.

— Но мы же выиграли те битвы.

— Однако какой ценой? — убито спросил Чжоу. — Какой?! Там остались почти все мои солдаты… для меня это поражение. Я потерял товарища во Флоренции, моего собрата по оружию убили на Корсике, а я жив.

— А что с Ордой?

— Её больше нет, — с комом в горле ответил Чжоу. — Из части моих воинов создали семнадцатый мотострелковый полк, а Нуккеров и ветеранов преобразовали в Орден «Косы Смерти». Я отслужил своё и это факт.

— Вы один из военачальников Империи, вас просто так не могли отпустить.

— Сам Канцлер, благослови его Бог, отправил меня сюда. У меня больше нет армии, мне некем командовать, а все те, кого я знал, уже на небесах. Я тут, потому что… должен быть здесь. Это моё предназначение, последнее задание, если хотите знать. После него только на покой.

Сломленный, ослабленный и впавший в печаль, но всё ещё опасный и полезный — таким видит сейчас «Крестоносца» Данте, восхищённый поступком Конвунгара. Конечно, сам парень тоже много лишился и терял друзей, но тут человек утерял практически всё… друзей, армию, приближённых и даже расположение самого Императора. Конвунгар прожил долгую жизнь и взошёл на пик власти, пробыв на нём сравнительно недолго. И сейчас Чжоу добровольно нисходит с пьедестала «Крестоносца», отказывается от власти и могущества, но только для того, чтобы показать, что он ещё способен во имя общего блага принести себя в жертву. Он отжил своё и знает это… понимает, что время его и таких как он прошло, миновало. Возможно, Первоначальные Крестоносцы, поддержав Канцлера, сами приговорили свою эпоху к завершению, своими руками заставили механизмы времени двигать мир к прогрессу, а они из прошлого бытия, и в новом им не место.

— Простите, — всё продолжает Конвунгар, — я хочу доказать себе и остальным, что всё ещё могу послужить делу Рейха. Я вы, вместе, покажем Приходу, что его время прошло, и что свет истин Канцлера сильнее, чем они, думаю, и что он вскоре покончит с ними раз и навсегда. Я здесь, чтобы собственноручно, во славу Бога и будущих поколений положить начало концу Теократии и всего разброда, что здесь твориться.

«Может, ищет искупления» — такие мысли посетили Яго, который в отличие от брата не питает особого впечатления от слов человека перед ним. Да, Яго видит перед собой отработанного полководца, который растеряв всех воинов, ищет искупления, причём в смерти. Это высший пик отчаяния, выродившееся в мнимое благородство — так думает Яго. Он чувствует, что Конвунгар, некогда великий «Крестоносец», отличавшийся тактическим гением и поразительным стратегическим планированием, попросту упал духом, став рыскать в поисках искупления. Ещё вчера этот человек в самых роскошных храмах славил веру и проклинал в призывах к покорённым народам их идеи национальной свободы и вчерашнего сепаратизма, взывая к единству с Рейхом и хулению либерального прошлого, которое и привело мир к кризису. А сегодня, облачившись в плащ из личной скорби, он сам идёт в тень войны, которая ещё не развязана, чтобы оттуда громогласно заявить о своём искуплении. «Эгоизм чести, подаваемый в благородстве смертельного откупа» — поставил вердикт Яго, всё же отметив полезность прибытия Конвунгара. — «Но именно этим он и будет полезен».

— Так, что у нас с планом? — просипел Юлий, развеяв всеобщую тишь и ступор.

— Я проникаю во дворец. Там, скорее всего, будет общая «программа» — нас проведут, покажут красоты и направят к Кумиру. Нужен будет маленький саботаж.

— Можем тут помочь, — вторгся в разговор Яго. — У нас есть возможность… перенаправить поток содержимого канализации… мы сможем утопить его в…

— Не нужно, — поднял ладонь Конвунгар. — Я понял.

— Когда во дворце поднимется тревога, и нас попытаются вывести я смогу устроить диверсию уже внутри и ускользнуть с помощью плаща в Приорат, а оттуда я отсниму карту и «обнаружусь». Но до этого я попытаюсь определить эмиссара корпорации и его положение.

Конвунгар нахмурился. Этот план для него кажется слишком наивным, простым и на каждом шагу их могут раскрыть. Даже та «диверсия» может быть решена по иному — парня расстреляют, возьмут под стражу, как возможного преступника и всё, finita la commedia.

— А как вы найдёте Приорат по Связям?

— Карлос говорил, что он расположен где-то в… «третьем секторе», но её копии в кабинете каждого Приора. Окажусь на месте, разберусь.

— Карлос… это человек, который сдаёт вам жильё?

— Да.

— Раз больше добавлений нет, предлагаю приступить к началу операции. Данте, — Конвунгар протянул парню небольшую пуговицу, точнее предмет похожий на элемент одежды. — Держи, будешь держать с нами связь. Как только окажешься внутри их дворца, мы увидим, камеры поставлены на тебе так, чтобы получить полную картинку на все триста шестьдесят градусов.

Мельком Данте пощупал воротник, на который ему закрепили прозрачные пластинки, и коснулся такие же устройства у кармана на груди. Полный контроль над происходящем вокруг коммандера.

— Ступай, брат, и не бойся ничего, не поддайся тому, чему тебе там наобещают, — напутствует Яго. — Да прибудет с тобой Бог.

— Идите, коммандер, — тихо и слабо кивая, приказывает Конвунгар. — Идите.

Лёгкий кивок ознаменовал волю «Крестоносца», которой Данте повинуется и выходит из дома, отправившись на встречу правительству «небесному». Он покинул совещание и остался один на один с задачей, теперь всё зависит только от него. Не достоверной информации, не планов дворца — у него ничего нет, кроме его умений, притворства и только что наспех сделанного плана. Лёгкая дрожь берёт конечности и сердце парня, волнение и содрогание от неизведанности и возможности провала неприятным чувством лезет под кожу. «Так, Данте, соберись, всё будет в порядке. У них от наркоты мозг съеден, они не заметят ничего» — успокаивает себя Данте.

Коммандер пытается отвлечься, но только сейчас он ловит себя на мысли, что только когда Сериль рядом, ему удаётся успокоиться в этом страшном месте, и так было всегда — перед ареной и вчера тоже. Девушка с чёрными, как воронье крыло, волосами и светлыми голубыми очами, яркими как звёзды, он чувствует себя умиротворённее. Там, на руинах Италии, дома и в Риме, против Лиги Севера и на Корсике, да и в Провансе он сражался на передовой, в окружении боевых братьев, он знал, кто противник и против кого выставлять оружие, а здесь, в неизвестном мире, только общими чертами напоминающими его дом, он ощущает себя неуклюже и чуждо.

«На передовой всё намного проще… стреляешь туда, куда смотрит ствол твоего автомата, ты знаешь, что люди в другой форме и под иными знамёнами — враги, которых нужно уничтожить, а всё остальное неважно. Не важны цели командования, ибо знаешь, что стреляешь и убиваешь, во имя идей всеобщего блага и единения. На фронте легче, враг ясен, задачи чётки и механизм их исполнения предписан до мелочей. А здесь? Кто враг? Кумир или Приход? Или же те, кто всем заправляют, вроде «правления-с-небес», а остальные лишь тянутся за ними. А может они вместе ничем не лучше тех “небожителей”? Или сами люди, тот “несчастный” народ отдаётся с радостью в цепи хозяев, будоража души в религиозном экстазе? А цели? Они хоть и известны, но их исполнение висит на волоске, неизвестность и недостача информации только создают вуаль мрака и отчуждённости от артефакта, карты, схем оружия и эмиссара. Мы оказались далеко за пределами излюбленной передовой, играя роль глашатаев грядущей кровавой бури. Всё странно и необычно. А почему всё же я и брат?

Данте, мысля, даже не может понять, зачем сам Канцлер его выбрал в роли агента, но это не те мысли, которыми можно себя взбодрить, успокоить, ступая средь утопающего в нищете и отходах Граде. Нос коммандера чует отвратительные запахи разлагающихся тел, которыми сейчас город усеян до краёв, ведь вчера был «Новый Пейсах». Парень вспомнил, что о нём ему рассказывала Сериль, и это был весьма необычный и местами отторгающий рассказ, от которого Валерона накрыла волна непонимания и гнева.

Новый Пейсах это праздник, установленный по рекомендации той власти, что зовёт себя «правлением духов», который отмечается в честь «исхода» народа Теократии из рабства «ересей», иначе говоря, он отмечается в честь знаменитого кровопролития, когда Храмовая Гвардия по приказу Изафета утопила в крови сотни тысяч человек других вероисповеданий, подчинив себе Теократию и выковав новое государство в железе и огне. Но массовым убийствам всех «неправоверных» придали символ очищения, избавления от шелухи народа «Кумироизбранного». И на этот праздник после наступления трёх часов дня принято в больших количествах приносить жертвы, а поэтому вчера Данте не знал, куда деться, чтобы не слышать воплей, стонов, криков и выкликов, которые врывались прямо в душу, льдом разбегаясь по телу. Из окошка Данте видел и ужасался, наблюдая за тем, как люди потрошат крыс и кошек, рвут на части собак и порою набрасываются на «братьев» и «сестёр» по ритуалу, которые проводятся у Храмов, а делается это ради того самого «очищения», ибо считается, что через кровопролитие народ сможет перед Кумиром вычистить грехи. Но это ещё не конец безумству, так как глубокой ночью, когда культисты добудут достаточное количество мяса, начнётся ритуальная обедня — люди примкнут уста к только что убитым и начнут поглощать всех, кто был умерщвлён в бойне, и этому было придумано объяснение Приходом — «миряне, поглощая святую пищу и исторгая её вон, чистят организм свой от скверны и хулы» — так приказали иерархи, значит, так люди и будут поступать лишь потому, что им сказали люди, которым они беспредельно верят и вверяют им души.

«Какое убожество» — думает коммандер, проходя через улочки, заляпанные кровью. Сапоги то и дело натыкаются на обглоданные кости и отшвыривают в стороны недоеденные куски тел. И что вызывает у Данте неподдельное омерзение, так это что прошлой ночью тут процветал каннибализм и всюду ему на глаза попадаются руки и ноги людей, органы и лентой развешенный кишечник.

Чем дальше он углубляется в город, тем больше растёт желание, чтобы этот город авиация Рейха залила напалмом от верхних кварталов, до самой забытой улочке. Тут почти никто не достоит спасения, никто не старается быть похожим на человека, а зачем? Свобода действий, разнузданность морали таковы, что дозволено всё, что не запрещено Сентенциями Прихода. И такое положение дел провоцирует приносить огорчение Данте, он предчувствует, что надолго запомнит путешествие в Пиренеи.

Квартал за кварталом, улочка за улочкой парень вышел к огромной, высоченной стене, которая массивным возвышением преградила путь. Трудно сказать, из чего она сделана, для Данте только лишь проглядывается кирпичная кладка средь незашитых дыр на металлическом полотне тонких листов то ли жести, то ли обычного железа, которым обшита вся поверхность укрепления. Монументальная стена возвышается на полсотни метров над остальным городком, как бы утверждая власть Прихода и подчёркивая ничтожность остального народа, а украшения в виде флагов и свисающих «приходских» баннеров, символов культа показывают, кто истинный повелитель этих мест. Коммандер, идя по «золотой» дороге уткнулся прямиком в деревянные створчатые ворота, в двадцать метров шириной. Стоя возле них и обратив взор наверх, Данте увидел, что на предвратном помещении и на башнях, которые сдавили врата, поставлено вооружение, а по стенам расхаживают часовые, с ружьями и винтовками на плече.

— Как же можно такое строить, когда люди бедствую? — сам у себя вопросил Данте.

— Что-о? — послышался подавленный голос. — Удивлён?

Из тени вышел Илья, потряхивая при каждом шаге местами надорванным балахоном. Данте инстинктивно сделал шаг назад, бросив мимолётный взгляд на товарища, и крайне подивился. Одухотворённое «приходскими истинами» лицо Ильи пропало, исчезло как утренний туман, а вместо него, на Данте уставлено мрачное и угрюмое выражение внутреннего и глубокого разочарования серыми красками расписавшее физию. Два уставших потухших жизнью глаза смотрят на Данте, и оттого парню становится не по себе, он аккуратно прикладывает ладонь к месту, где у него спрятан нож. И чем ближе подходил служитель Прихода, тем сильнее воздух стал насыщаться парами и запахами алкоголя, который быстро вытеснил все остальные запахи.

— Илья, что с тобой случилось? С тобой всё в порядке?

То ли бессильная ухмылка, то ли оскал злобы дотронулся до уст Ильи, а проблеск безумия поселился нездоровым светом в его глазах.

— Со мной?! Не-ет, со мной не всё в порядке! — разошёлся мужчина и, осмотревшись, поняв, что так кричать нельзя, чуть тише продолжил. — Всё пропало, всё ложью оказалось.

— Только спокойнее, — убрал с поясницы руку Данте, — нам не нужно внимание.

— Хорошо, — успокоился мужчина и тяжко выдохнул, положив правую руку на пояс. — Когда мы спустились с верхнего квартала, я не мог найти себе место. Как… скажи, как столь просвещённый люд мог так себя вести? Работорговля и похоть, полный срам и разврат… я думал, что только мы, здесь внизу, можем ползать в грязи разврата, ибо не обладаем праведностью «небожителей»… я ошибся.

— И ты пошёл в ближайшую… эм… где у вас наливают?

— Питейные… там подают хорошую брагу и самогон. Я не мог понять, почему «небожители» так поступают и срамятся, они же должны быть мудрее и святее. Может они это делают во благо? Но кому? И тут я понял, что они такие же люди, как и мы, только хуже… много хуже. Они, прикрываясь верою в Кумира, и положением своим, пытаются дурманить нас, хотят, чтобы мы поклонялись им, как ангелам у подножья трона Его… они ничем не лучше нас.

— Но это не единственное, почему ты вчера напился так, что даже здешние ароматы не могут заглушить твой перегар?

— Нет… всё случилось уже под вечер. Я уже собирался идти, но тут в питейную пришли служители культа нашего. Они потребовали жертву для Нового Пейсаха и владелец решил им дать собаку, которую вырастил ещё щенком.

— Мрази, — полушёпотом сорвалось с уст парня. — Но они остались недовольны?

— Ещё бы. Они взяли собаку на заклание, но заголосили, что им мало того, что Кумир недоволен и требует больше. И тут их жажда заклания пала не на животное, а на человека. На… на девочку лет десяти, что была со сродницей своей, — Илья ещё сильнее поник, его лик стал мрачнее грозовой тучи, глаза он устали на левую руку, ладонь которой сжал в кулак, что-то с хрустом раздавив. — Ты бы слышал, как она кричала и звала матушку, как билась в истерике. Это не передать.

— А ты?

— Мне стало тошно. Я не мог не вступиться и меня, мои же братья предали анафеме, за то, что я настоял, что собаки достаточно. Они только сказали: «Ты идёшь супротив Кумира, супротив его празднества великого, так будь ты проклят и отлучён от Прихода». Затем всё как в тумане. Вот я стою, а потом пелена багровая и руки мои в крови братьев. Я…я…я убил их, двух.

Данте положил руку на плечо Ильи, по-дружески похлопав, пытаясь успокоить мужчину, направивши мягко к нему вопросы:

— А почему ты раньше не ушёл? Ты же не мог не знать, что творится.

— Я не знал, ничего, абсолютно. Служил только во Храме, но поиском жертв не занимался, а когда доходили слухи, что не все были согласны отдаться под нож, я их принимал, как скверну и клевету, злостную крамолу на Приход. Пойми, раньше я не видел, что творится, раньше я не мог распознать, где зло, а где добро, ибо они смешались у меня по воле Кумира, но теперь я прозрел и отказываюсь нести службу Приходу.

— И что ты будешь делать?

— Не знаю, — надевая капюшон, шваркнул Илья. — Я пришёл сюда, лишь чтобы тебе сказать, что ты в чём-то прав. Я должен впасть в раздумья.

Ворота загромыхали и стали бурно скрипеть, а механизмы заскрежетали, давая открыться вратам.

— Скажи, что я пропал или умер, — на развороте говорит Илья, — соври. Но больше ноги моей не будет в пределах Храмов.

— Мы ещё увидимся?

— Может быть, Данте «кумироборец». — Скрываясь во мраке леса трущоб, ответил Илья и перед тем, как пропасть окончательно сказал. — Определённо встретимся.

Данте обратил взгляд полностью к распахивающимся воротам, сделав на всякий случай пару шагов назад. Люди в предвратном квартале все как один услышали, как закряхтели старенькие механизмы, а потому стали восторженно улюлюкать и кричать, ожидая, как оттуда выйдет цвет Прихода — главные чины «единственно-святой» власти. Мало кто проигнорировал стоны дерева и железа, что громом разнеслись по кварталу и каждый считающий себя «правоверным» обратил голодный взор к стене, дабы узреть духовных пастырей и усладиться одним лишь видом их.

Только вот, сколько бы людей посмотрели на ворота и не подошли к ним, аккуратно обступая парня, столпившись за секунду в мешанину в несколько сотен голов, Данте себя чувствует представленному самому себе. Только где-то на другом конце «провода» есть командир и брат, но тут он в полном одиночестве. Всё вело к этому моменту — пришествие во Град, битва на арене и вчерашнее восхождение в квартал «небожителей». И теперь остаются считанные секунды до того, как он ступит на землю, где работает «правительство небесное» и посмотрит, чем на самом деле является Приход, который восхваляют и славят.

Сотни человек обошли Данте и взяли в полукруг, и кто-то даже пытается прикоснуться к нему, как к символу веры, но строгим взглядом коммандер предостерегает, чтобы они не делали этого и фанатичной толпе остаётся только смотреть на него и пускать слюни.

Ворота открылись и «на люди» явились иерархи Прихода. Но вместе с ними всё вокруг заполнилось музыкой хорала, будто бы тут один большой храм и неведомых колонок полилось пение духовных мелодий, настаивающих нужную атмосферу. Всё в красивых багровых рясах, расшитых золотом и подпоясанных ремнями с позолотой и драгоценными каменьями. Все пятеро — обросшие бородами и в солнцезащитных очках культисты, а охраной служат облепленные бронёй солдаты роты «броненосец». Народ, как только увидел высших служителей Прихода, членов правительства, упал на землю, все как подкошенные рухнули на колени и стали молиться и только Данте стоит прямо гордо.

— Вот она паства славная! — начал проповедовать один из культистов. — Нищая в собственности и крепкая в духовности! Вот он, народ кумироизбранный и духами любимый! Так почему же ты, мальчишка, не хочешь нам поклониться?

— Я лучше постою.

— Что ж, видно дух твой силён, что так просто его на колени не поставить, — уже спокойно говорит другой старик. — Так может, проследуешь за нами в землю окроплённую святостью?

— А где ещё один? — вопрошает другой старик. — Где наш человек из Прихода, что колотился плечом к плечу с тобою во имя Кумира?

— Не знаю,… может слёг, может, умер. Здесь, только я, — волнуясь, ответил Данте.

— Тогда ступай за нами, и помни, как только преступишь порог и до самых ступеней храни молчание, ибо сказать слово на земле духовной — грех.

Данте молча кивнул и пошёл вперёд. Музыкальное звучание только усилилось, уже силой тембра давя на сознание, а за пределами ворот ароматы благовоний только усилились, ударяя в голову сладким настойчивым бризом, упоив сознание ощущением лёгкости и ветрености, как от опьянения. Музыка хорала, проникающая в уши коварной змеёй и юркие запахи наркотических настоев, опрокидывающих разум в опьянение, смешались в монотонную атмосферу ликования и возвышенности. Данте кажется, что он захлебнул алкогольного зелья, на пару закурив каннабисный табак, и его тело начинает парить, глаза исполняются образами небес, словно он оказался на пути к Престолу Господа и вот-вот он совсем сгинет в иллюзиях, но всё же его размягчённая бесчувственная рука касается запястья и маленький шприц впрыскивает что-то вроде противоядия. Когда Данте миновал десять метров ширины бастиона и ступил на «землю благую» его отпустило, и он может на всё смотреть здоровыми глазами, в отличие от его спутников, что идут, покачиваясь, взяли с рук помощников огромные штандарты и хоругви, с которых свисают полотна багровой ткани, на которой золотом вышиты шесть золотых ромбов.

Как только Данте увидел, что собой представляет подножье дворца, он ужаснулся тем, на что способен человек. Раньше, столетия назад тут росла злёная трава, соседствуя с седыми вершинами, укутавшимися в покрывала из снега, но теперь нет этого, нет зелени и изумрудных долин, на их место пришла пожухшие жёлтые ростки, пробивающиеся сквозь сухую мёртвую землю, слабо покачиваясь на ветру. Земля под ногами стала безжизненным покрытием, пылью, которая при каждом шаге клубится и пытается улететь из этих проклятых мест. Хуже стало только с горой. Монте-Пердида изъедена и прогрызена человеком, как трухлявый пень червями, отступив низинами на несколько сотен метров. Человек углубился в неё, с жадностью, с рвением и бессердечием и теперь в нижней части горы красуется величественный и могущественный дворец, сияющий блеском ушедших времён, окружённый парой сводов, тем, что осталось от скалы в этом месте. Колонны — неотёсанные и широкие, гротескные держатели потолка горы, упираются в вершины скалы, чтобы она не надломилась и не похоронила под осколками всех самонадеянных и развращённых людей. Тем не менее, на колоннах устроены жилища — они как полипы усеяли каменную породу кусками дерева, пластика и металла, образованных в сумбурные и косые домики, которых с каждым метром в высоту становится всё больше и больше. «Видимо жильё для военных и обслуги» — подумал Данте и направил сияющий гневный взор на дворец. Это настоящая цитадель, уходящая вглубь скалы. Над главным входом распростёрлись прямые крылья золота, блистающие золотым сиянием, распахнутые над геральдическим солнцем, что освещает здешние места, став мачком веры для заблудших душ — именно так пытаются это зрелище преподнести. Колонны, особо приближённые к дворцу, возле которых в кучу мусора свалены горные выработки, слипаются с дворцом коридорным переходом, присосавшись к его величию. К главному входу ведёт долговязая лестница, ступеней которой не счесть.

Данте заметил, что тут «золотая дорога» кончилось и есть лишь земля. Он кинул взгляд налево, и ему предстала двухэтажная прямоугольная постройка, с округлыми углами, выкрашенная в бежевые тона обтянутая тёмно-коричневыми ржавыми листами металла у подножья и на крыше, которая уставлена, антеннами. От неё чёрными змеями тянутся провода к цилиндрическому строению с широкой спутниковой тарелкой на крыше. «Пункт связи» — догадался коммандер и продолжил шествие.

Идя дальше и подбираясь к дворцу, парень узрел, и удивился, что даже в таком месте есть свои невзрачные и бедные кварталы. У ступенчатой дороги, у самого его основания, возвышаясь друг над другом, растёт целый лес бедных маленьких домиков, которые обросли исполина покровом целого квартала. Пока ветер настойчивыми потоками трепещет сотни флагов и хоругвей багрового оттенка, которыми усеяна лицевая сторона дворца, там внизу у подножья ветряные мотивы обволакивают полу рваные куски тканевой материи, которую трудно назвать знаменем… скорее пародией на него, попыткой что-то скопировать.

Но люди… тысячи, десятки тысяч человек собрались вокруг дворца, чтобы только посмотреть на процессию. Они, надышавшись «благовоний» впали в экстаз — дико, на надрыв кричат и вопят, орут и слёзно плачут, катаются по земле и всем им кажется, что они на обетованной земле. Кто-то даже есть это самую землю, дабы освятить себя изнутри. А их ритуалы? Массовые совокупления и ритуальные жертвоприношения, пляски до изнеможения и увечья — всё это заполнило место у дворца на широкой поляне, где народ, утонув в блаженстве. И нет тут ни одного, который был бы похож на человека, а не на куклу, за нити которой дёргают умелые владетели в багряных рясах.

И что же увидел тут Данте для себя? Каждый его шаг по пыли, каждый вздох густого сладкого-пьянящего воздуха и секунда, которая заполнилась хоровым пением, ознаменовались только растущим ожесточением, исторгая всякое сожаление к народу Теократии. Природа тут мертва, убита алчностью и жестокостью человека, которые не собирается останавливаться; Приход, который ставит себя как «правительство небесное» только и занимается, что тащит к себе всё что можно, и даже не думает, не секунды ни тратит, чтобы сделать жизнь вокруг лучше, предпочитая проповедями и оружием ломать волю человека и делать его покорным; «небожители», что потворствуют режиму Кумира и ещё сильнее налегают на здешнее общество, как клещи, высасывая и высасывая из него всё больше прибылей. Данте и раньше это видел, но здесь всё приняло апофеозный масштаб и величественность секты, которая даже и не пытается скрыть своё превосходство, только играет на его нервах, распаляя его. Если в Сиракузы-Сан-Флорен и Риме люди сами взяли в руки оружие, чтобы свергнуть с престола нечестивцев, то что здесь? Никто им и слова не скажет, лишь бы продолжалась песня во имя и слав Кумира. «Во истину правительство “небесное” тут устроило маленький отдел ада на земле» — сказал себе Данте.

Спустя время, пройдя по ступеням и поднявшись во дворец, Данте оказался в широком коридоре, облицованном гранитной плиткой. Позади остались хоралы и вопли, а запахи «благовоний» стали чахлее, почти не ощущаемы. Коммандер, идя за процессией, вышел в огромную, не вмещающую взгляд залу, устроенную по типу половинчатого амфитеатра, разделённую на пять секций. Её стены облицованы уже мрамором, таким белым, что парню кажется, словно он посреди белоснежных облаков, а с потолка свисает роскошная и яркая люстра, от которой глаза коммандера щурятся и болят, будто бы он смотрит на солнце. Данте как смог осмотрелся и увидел, как перед ним на шесть рядов уходят вниз по сотне мест на каждой секции, выполненные из белого камня… три тысячи мест, и каждое похоже на трон.

Парень удивлённо посматривает на Приоров и размышляет, а почему его не никто не схватил или всякий, кто сюда приходит нормально выдерживает веяния наркотической атмосферы? Или может они настолько привлекли окунаться в «дух» на улице, что попросту не забыли, что неподготовленный человек может от этого уйти на покой?

— Дальше мы не пойдём, ибо это будет оскорбление чувств Кумира. Тут останемся, в секторе первом, — сказал кто-то из иерархов.

— Позвольте узнать, — осторожно заговорил Данте, — а вы кто?

Иерархи переглянулись между собой и хором ответили:

— Мы — правительство небесное. Мы есть Верхний Капитул и всё, что творится в Граде и за его пределами делается по воле Духов, Кумира и нашей! Приораты — Гостей, Дела, Слова, Лекарства и Силы.

Вот они, перед ним. То самое «правительство, поставленное духами». Они не титаны мысли и даже не святые люди. Это просто кучка стариков, мнящих себя великими, но из великого они только устроили грандиозную секту и породили адский город. Ничего, кроме омерзения, которая одолевает душой Валерона, к ним испытать нельзя, ибо ни, и только они повинны в безумии, которое примерили миллионы людей; виноваты в тотальной разрухе, которая встречается на каждом шагу. «Они не люди, они не “небесные ставленники”, они зверьё, слуги Диавола, и не более того» — убедился Данте.

Данте помнит, что о них рассказал Карлос и полностью согласен, но ещё он напоминал и о Приоратах. Приорат Гостей — регистрирует всех вновь прибывших в Град и направляют орды проповедников, чтобы обратить в веру новых горожан, Приорат Слова — полный контроль над информацией и пропагандой, Приорат Дела регулирует экономику, на пару с этим выжимая из людней всё, что можно выжить, Приорат Лекарства хоть как-то поддерживает здоровье и населения, а Приорат Силы это управление всеми войсками Теократии. Такая нехитрая структура власти сетью Храмов окутала Теократию, обернувшись россыпью опухолей, что убивают этот край, — таковым они кажутся Данте, который думает, как можно проникнуть в кабинет Приора по Связям и не находя ничего лучше, кладя руку на сумку за спиной, взволновавшись, вопрошает:

— А когда прибудет Кумир?

— У него есть дела важности священной, а поэтому нам придётся его обождать, прежде чем начнётся заседание правительства духов.

— Есть… одна проблемка, — осторожно начал Данте, поминая сумку, — дело в том, что… я не зарегистрирован.

— Что? Как так? Как ты мог?

— Вот так вот, — пожал плечами Данте.

Один из иерархов почесал бороду, сверля взглядом парня, после чего приблизился к нему вплотную, овеяв Данте запахами немытого тела, скрываемого под сильными духами от которых заболел нос.

— У меня тут есть кабинет,… я собственноручно впишу тебя в наши списки святые, дабы люд просвещённый смог облагородить словом истины. Ступай за мной.

Коммандер и Приор вернулись в коридор, и в ладони иерарха сверкнула пластинка, которая уже через секунду касается гранита, кусок стены тут же с грохотом, сотрясающим плиты, опускается, позволяя войти двум людям. Данте оказался в зеркальном лифте и по ощущениям они едут вниз. Пара секунд путешествия и двери распахиваются, давая войти в большое помещение.

Довольно просторно и прохладно. Стены обклеены синими обоями, и заставлены трёхметровыми шкафами, возле которых покоятся лестницы.

— Это ваш кабинет? — спросил Данте.

— Не напускай хулы таким словом на это место, — рассерчал иерарх. — Это обиталище записей священных.

Ни компьютеров, ни какой-либо техники тут нет, так как Приор по Связям любит всё записывать на бумаге, да и такое дорогое оборудование явно ему не нужно. Поэтому он обходится только лишь бумагой и ручкой, которых у него на обширном столе пруд пруди. Но для Данте не это главное, впереди он видит огромное полотнище, на котором очертания полуострова Иберийского, расчерченного десятками линий и черт. Миновав огромный стол, забитый бумажками и канцелярией Данте вплотную приблизился к карте, и каждый её сантиметр стал записываться на камеру, что прикрепилась к воротнику.

«Имперские замашки» — дал едкий комментарий в мыслях Данте, смотря как на карте сотни, если не тысячи багровых точек, разбросанных по всему полуострову. Сильнее всего этой чумой поражены Кастилия, Старая Испания, Баски и Андорра, а так же север Окситанской Федерации. Если Рейх тронет один их Храмов Прихода, то пылким словом и деньгами, которыми будет подкуплена местная власть, целые толпы огромными волнами будут направлены против Империи.

— Так, где ты обитаешь? — спросил Иерарх. — Покажи на карте.

Конец пальца Данте прикоснулся к шероховатой карте в случайном месте. Он не собирается говорить, где живёт и тем более подпускать к себе фанатично настроенных идиотов. К тому же всё катится к завершению, а потому скоро будут скинуты все маски и тогда Данте сможет показать иерархам, кто он и ради чего сюда пришёл.

Настала пора возвращаться и двое снова в зале, при входе в который Данте начинает щуриться и потихоньку ненавидит Верхний Капитул, который в полном составе нацепил солнцезащитные очки. Всюду — и средь рядов и у входа и на сцене, вымощенной плитами из начищенной стали, ходят люди с оружием. Они в болтающихся светло-красных рясах, а поверху тело стягивает бронежилет, оружием им служат автоматы или плазменные винтовки. Данте предположил, что это Храмовая Гвардия.

Внезапно из колонок, встроенных в стены, ударила громогласная музыка, которая акустическим ударом едва не выбила парня из себя. Громкая и резкая она встряхнула его, а затем донёсся голос неизвестного человека:

— Первый акт Святого Присуда, открыт!

— Свят, свят, свят! — пропели иерархи.

Данте пихнули на сцену — два солдата его повели и через некоторое время он уже стоял перед колоссальным амфитеатром, где на каждой секции сидит по одному человеку. Его переполняет волнение и готовность действия, парню хочется сорваться и уйти отсюда куда подальше, он должен оставаться здесь, должен свершить всё, что они попросят. Вот он и божественное правительство, пятеро человек на одного.

— Данте, пёс арены, «кумироизбранный» воитель, — доносится певучие слово от Приора, сидящего на фоне стяга с изображением раскрытой книги. — Я повелитель Приората Слова, старший в Верхнем Капитуле, открываю, Святой Присуд, дабы мы, в глоссолалии могли решить, чего достоин сей воин. Кто первый будет молвить слово?

— Я начну, — заговорил в микрофон человек на фоне знамени с клинком и его слова разлетелись громким эхом. — Я водил вчера эту душу средь народа поднебесного, показывал палаты верхние, дабы привлечь его в ряды Кумира. Так пусть душа ответит, хочет ли она примкнуть к воинству Кумира?

Данте замешкался. Что будет, если он скажет, что согласен? Его же прям сейчас могут забрать, одеть и выдать оружие, отправив в ближайший театр войны или приставить к какому-нибудь высшему чину Прихода. Он не знает, что говорить, оттого и его глаза уставились в одну точку, и он молча вертит головой.

— То есть ты отказываешься служить Кумиру? — с нагнетающим недовольством спросил Иерарх.

— Позвольте я с ним поговорю.

Взгляд парня устремился на хозяина реплики, и он увидел, как сверху по ступеням, меж секций спускается высокий человек. Его лицо у Данте вызывало чувство холодка, лёгкого онемения — оно грубо и безжизненно, а два глаза оба светло-фиолетовые диоды, смотрящие на Данте угольками из ада и тем более подведённые тушью. Губы покрыты серебряной помадой. При каждом шаге волос человека, достающий кончиками локон до пояса, содрогается и трясётся, в унисон с длинным пальто, что трётся об красную майку и тёмно-синие джинсы, чуть скрывающие туфли.

— Я должен представиться, — снова заговорил странный человек, и уши Данте словно резанули, так как этот голос… он словно и мужчины и женщины одновременно, причём прогнанный через электронные связки. — Я Ульрих, представляю интересы корпорации и Либеральной Капиталистической Республики здесь.

— Уважаемый эмиссар, — запротестовал иерарх, сидящий над флагом с изображением пера и карты. — Это наше дело.

— Пожалуйста, умолкните, Приор по Связям, — грубо отвечает эмиссар, испытывая разболевшиеся уши своим противным голос. — В конце концов, наша корпорация дала вам технологию выведения болезни, что вы нарекли «Шпанской Гадостью» и подаёте как «Проклятие Кумира», — точно надсмеялся эмиссар над всей властью Прихода, показав, кто подлинная власть здесь, унизив Приход, издевательски продолжив. — Вы ещё корпорации должны огромные суммы… или не скажите, что ваши прибыли выросли в десять раз?

«Правительство небесное на побегушках корпорации земной. Вот ирония» — посмеялся Данте.

— Это угодное духам дело, ибо люди стали больше тратиться на пропитание, стали славить «небожителей» и их труд, воздавая за него по праву. Быстрая порча пищи не во имя прибыли сотворена, но для веры в Кумира и его люд правый.

— Я не спорю, Приор Слова, мы уважаем свободу веры и инициативу предпринимателя, но помимо угоды духам вы и свои кошельки набили, и веру укрепили и бизнес развили. Все довольны, все молодцы.

— Что вы хотите? — спросил человек, на фоне полотна с чашей.

— Я, Приор по Лекарству, хочу убедить парня, что поступить на мою службу это экономически выгодно, что только под прикрытием корпорации он станет солидным членам общества свободного.

— Хорошо, — выдохнули в унисон все иерархия и сделались отстранёнными, больше не проявляя интереса к Данте, будто для них он больше не существует.

«Вот оно “правительство небесное”, преклоняется перед деньгами и влиянием земным», — снова съехидничал Данте и понял, что всем тут теперь заправляют корпорации и этот эмиссар только вестник одной из немногих. Всё, что творится несколько дней, недель, а может и месяцев по воле корпорации, а Приход медленно превращается во власть номинальную. Картинка из политических интриг и влияния сильных на слабых становится всё отчётливее и коммандер уже предвидит, как этим местом будут править корпорации, как они станут «правительством духов», но глубинной сути Теократии от этого не изменится, всё останется на своих местах, ибо компании и Приход есть проявление «господина» фон Мамон.

— Скажи, — заговорил эмиссар, отчего у Данте кольнуло уши, подняв руки изображая весы. — Хочешь ли ты каждый день просыпаться в роскоши и достатке, желаешь ли ты быть обласканным теплотой работниц «ремесла квартала красных фонарей», хочешь покупать и продавать любою вещь и обладать недюжинным могуществом? Я могу одарить тебя и серебром, и златом. Ты будешь наделён властью над людскими судьбами. Сражайся во имя корпорации, стань её агентом, и мы дадим тебе право владеть… Королевством Испанским. Только представь, Данте — Король Испании, собиратель земель Пиренейских. Так каков будет твой положительный ответ?

Данте молчит. Он не дурак и знает, что эти россказни не более чем лапша на уши, красивая ложь которую ему пытаются преподнести, как истину. Красивые обещания, ничем не подкреплённые, которыми его пытаются обольстить. Предложение денег и богатства, за ним разжигание похоти и даже попытка надавить на тщеславие. Это сработало на другом человеке, но не на парне, который не хочет и не может стать тем, кого ненавидит… да, именно ненависть, сопряжённая с чувством справедливости не даёт пасть тлетворным семенам на сердце Данте и он снова молча кивает, отказываясь от предложений.

Кто-то из иерархов посмеялся над эмиссаром, увидев, как с ошарашенным выражением лица он к ним обернулся.

— Давая с тобой, поговорю! — разразился громом божественный голос, и зала облилась ярким, сумасшедшим светом, от которого Данте пришлось зажмуриться и упасть на колени, уткнувшись в пол.

— И вот опять ты склоняешься перед моим ликом. Я истинно велик, раз второй раз ты преклоняешь колени, ты и грешен, ибо грехи дают тебе всмотреться в моё лицо. Данте, аренный пёс, моя мудрость привела тебя сюда, так скажи, почему ты противишься мне? — мягкий ангельский мужской голос упоением ласкает слух. — Примкни к моей страже, стань воином избранным и преодолеешь тяжесть собственных прегрешений. Ты будешь делать, что захочешь, станешь, кем хочешь, выберешь в спутники кого хочешь.

Данте, не обращая внимания на слова Кумира, еле как нащупал солнце на пряжку и со всех надавил на металл, обратив лицо наверх, не открывая глаз. Свет, яркий и неестественный пропал на секунду, пока коммандер не выключил

— Что… что это было!? — задал оглушительно вопрос Кумир и впал во что-то среднее между проповедью и молением. — О духи, не оставляйте нас! Прошу вас, не покиньте это место святое, не покидайте обиталище своё здесь и дайте нам шанс исправиться! — и более спокойно продолжил. — Вы видели, как свет небесный оборвался, это символ, что духи нас оставляют.

— Данте, чёрт окаянный, ирод антидуховный, приди к вере нашей, иначе изобьём до смерти тебя! — вопят иерархи. — Скот ты проклятый, примкни к воинству Кумира!

И только эмиссар спокоен. Отвернулся в сторону и чуть прикрыл глаза, чтобы не ослепнуть. Его дело тут меньшее — медленно втираться в доверие Прихода, передавать технологии и убеждать вступить в «Республику», оценивая экономическую ситуацию. Он попытался получить на благо компании умелого бойца, но потерпел фиаско, а потому, его присутствие тут боле не нужно и он медленно покидает зал.

Свет, яркий и до боли насыщенный, как будто ещё одно солнце зажглось рядом, бьёт в глаза и Данте скрывают очи, чтобы не обжечь их. «Ещё минута промедления и меня прикончат, заподозрят, что не так тут дело и тогда всё кончится». Коммандер шарит в мыслях, рыскает в уме, рыщет, чтобы сказать и продлить эту игру.

— Да, святейший Кумир, — наигранно вежливо заговорил Данте. — Я готов примкнуть к вам, только мне нужно два дня, чтобы приготовиться и с родными попрощаться. Надеюсь, духи милостивы к этому прошению?

— Конечно, — обрадовался Кумир, — силы небесные готовы дать тебе время. Это чудо небесное, что духи направили тебя по правильной дороге, дали мысль правильную. Послезавтра, в девять утра, и будет решена твоя судьба. Готовься!

И когда покинул Кумир залу, махнув эфемерными одеждами, и сверкнул ликом, скрывшись за пределами амфитеатра, Данте смог подняться с колен и осмотреть залу. Перед ним только пять иерархов, которые продолжают бить поклоны в честь Кумира, напевая молитвы, и эмиссар на них с презрением смотрит, шаря в карманцах серебристого плаща.

«Правителей ли я вижу?» — вопросил Данте сам у себя и прежде чем покинуть залу и уйти домой сам ответил. — «Нет, только цирк и главных клоунов его, служащих истинному повелителю Града и всего полуострова — Мамону».