Последние годы Великой Европейской Ночи. Где-то на территории Южных Апеннин.

Солнце? Его практически не видно. Тёмные, давящие грузные облака, отлитые синюшным свинцом, закрывают небосвод непроницаемой пеленой. Никакой луч не способен пробиться сквозь беспроглядную и густую пелену безликой облачной массы. Оттого в городе и стоит лютый холодок, промораживая каждого, кто посмеет сунуться на улицу.

Огромные промышленные монстры, исполинской величины, исторгают в небеса тонны чёрного смога, отравляя облака и делая их ещё гуще, оттого и страшнее. Обитые металлом, окружённые заборами и контрольно-пропускными пунктами, монументальные заводы, по производству всего, что только можно было бы, каждый день выпаливали из высоченных труб столько химикатов, что они потом оседали вместе со снегом и пылью, забиваясь в лёгкие и глаза людей. В сутки, подобные заводы пожирали порой не только природные ресурсы, но и несколько человеческих жизней, переваривая их в жадной утробе капитала.

Город, некогда бывший на пике своего могущества, сейчас представляет собой жалкое зрелище. Блистающий совершенством, пышущий богатством и манящий благополучием в прошлом город, сейчас стал воплощением кошмара, явившийся олицетворением ужаса кризиса, разразившегося многие лета назад.

Блистающие небоскрёбы, ровные дороги, строгость, но справедливость правосудия, роскошные сады и парки: всё это и многое было некогда визитной карточкой Сиракузы-Сан-Флорен. Но теперь, переносясь сквозь горнило кризиса, видные образы чудесного поселения стали отвратительными, извращёнными и ужасными. Высокие блистающие небоскрёбы сменились на исполинские, чёрные и мрачные заводы, парки, обладающие красочными видами, пали во прах.

Смех, радость и счастье сменились на плачи и стоны средь руин. Прах целых эпох витал над городом, взывая к унынию, и печальных воспоминаний о чудесах, которые навряд ли обретут вновь.

Никто не помнил, когда был заложен первый камень падшего града. Кто-то утверждал, что он был построен посреди Апеннин средь пустых мест, другие же говорят, что город старее, чем кажется, ибо он покоится на фундаменте более древнего города, жившего в стародавние эпохи всеобщего благоденствия и времён, когда о кризисе только помышляли, как о невозможном.

Но заводы стали не единственным бичом жизни населения, печально памятующих о былой славе. Огромный город уходил своими алчными корнями далеко вглубь, вгрызаясь в породу железными мандибулами, нещадно потроша землю, добывая с особой жадностью природные ископаемые. Шахтёры, каждый день отправлялись под пласты земли, но возвратиться суждено не каждому, ибо обвалы, обрушение конструкций, производственные травмы и ещё мириад возможностей для моментальной или долгой мучительной смерти.

Другой же ногой Сиракузы-Сан-Флорен уходил в морские пучины. Десятки рыбных заводов и предприятий усеяли берега, деля пространство вместе с многочисленными портами. Сотни и тысячи тонн рыбы проходят сквозь заводы, а остатки от переработки выбрасывали прямо на берега и разворошенные улицы города. И на свеженькую рыбку, слетались тучи бездомных, отчаянно вырывая шкурки, чешую, мясо из клювов остервенелых чаек. А не съеденное начинало моментально гнить, и большая часть города стонала от адских невыносимых запахов.

Всё это, лишь малая толика ужаса, нависшего над Сиракузы-Сан-Флорен, повергающая большинство горожан в пучину отчаяния, разгоняемой лишь тяжёлой работой, идущей день за днём, которые просто не отличимые друг от друга.

Но как говорил Сарагон Мальтийский – «Средь горнила земного ада смогут закалиться самые крепкие клинки, чья воля способна рассечь небесную твердь»…

Сквозь разбитые, заваленные мусором улочки пробирается человек, облачённый во всё чёрное, с накинутым на плечи плотным непроницаемым плащом с капюшоном. Пространство вокруг сжимали разбитые пятиэтажные постройки. Тут, на окраине города, практически в каждой квартире отсутствует отопление и не удивительно, что из труб домов клубится чёрный дым.

Пятиэтажные дома справа, пятиэтажные дома слева и весь квартал только из них состоял. Человек в плаще читал историю и знает, что тут раньше жили обычные рабочие. Теперь же это прибежище всякого сброда.

Таинственная личность лихо перепрыгнула через лежащего на земле, в собственной тошноте небритого мужчину, облачённого в рваные утеплённые одежды. Все проходили мимо развалившегося мужчины, и никто не спешит к нему подойти. Медицинские и городские службы давно практически канули в прошлое, и средь всего населения действует только один принцип: «помоги себе сам». Тысячи подобных напившихся или на грани смерти людей коврами усеивают улицы Сиракузы-Сан-Флорен.

Человек в капюшоне и плаще продолжает свой путь, идя по разбитой, покрытой свежевыпавшим снегом, улочке. Его окружают со всех сторон самые различные представители низового пролетариата города. Нищие, просящие подаяния у зданий, устроившись в коробках; наркоманы, одуревавшие от принятой дозы или уже дрожащие в конвульсиях и с пеной во рту; жрицы любви, заманивающие всех подряд отдаться за пару звонких монет, и обещающих доставить массу самых «возвышенных» ощущений, манипулируя самым низменным инстинктом.

Спустя какое-то время пятиэтажки отступили, и улочка столкнулась с полноценной дорогой, по которой разъезжают эпохальные автомобили. Рёв мотора, гул дикости, исходящий от глушителя, скрежет металла об асфальт и свист тормозного пути: смешение этих машинных звуков напоминает об ушедших временах, когда автомобиль не был предметом роскоши для самых богатых. Теперь же, некогда обычное средство передвижения, обернулось в предмет неписанной роскоши.

Фигура в капюшоне вынимает руку из-под плаща и в пальцах промелькнул золотистый блеск. Нищий, который мог только слышать, уловил чутким слухом звон и дрожь металла и прежде чем в коробочке раздастся бренчание, бедняк заранее говорит: «Спасибо».

Человек в чёрном спокойно пошёл сквозь дорогу. Последний автомобиль тут пронёсся минут десять назад, задавив двух кошек и опрометчивого мальчугана из местного приюта. Учитывая статус автомобиля и его символику, никто не осмелится сказать хоть что-нибудь водителю. Ни полиция, ни суды, ни подобие прокуратуры: никто не смеет выступать против воли самых зажиточных или управляющих, ибо в Сиракузы-Сан-Флорен воля соразмерна кошельку и чем он больше, тем весомее власть.

Впереди открываются виды самого примечательного в сие мире: огромный разросшийся рынок, уходящий прямиком в разрушенные кварталы, ставшие руинами и упираясь в пятиметровую стенку завода.

Перед человеком стелется целый трущобный рынок, своими габаритами раскинувшийся на многие километры. Представленный крытыми палатками и лавочками, накрытыми тканью, брезентом или сшитыми пакетами, рынок представляет широкое одеяло, пёстрое и сшитое из тысяч разноцветных лоскутов.

На подобных рынках, где кипит вся городская жизнь, можно найти и купить что угодно и кого угодно. Хотите оружие, или предпочтёте древние реликвии, а может быть нечто поэкзотичнее? Подобные торговые узлы могут достать всё, что угодно.

Шаг на рынок – шаг в отдельный мир, где царят иные законы, основанные на сращивание догматов подлости и законов союзов, правил хитрости и науки торговли. За красочными вывесками и торговыми объявлениями крылась истина денег, а точнее истинная цена товара, который тут лежит.

Человек в капюшоне как можно быстрее стал продвигаться сквозь узкие базарные улочки. Ото всюду несутся в уши заманчивые призывы купить вещь. Торговцы с особенным рвением, присущим только для них, спешат заманить покупателя в лавку и сбыть ему товар. Крики зазываний, шум переговоров покупателей и говоры всех со всеми по мере углубления в недра рынка превращаются в один протяжный гул.

Тысячи ароматов спешат забиться в ноздри. Запахи, источаемые от диковинных специй, различных химических веществ, наркотических масел, амбре табачных изделий и едких токсинов, смешивались в единую вонючую симфонию рыночного смрада.

Каблуки сапог таинственного человека стучали об отчищенный от снега асфальт. Но стук никак не доходил до ушей и ореол красивого цоканья отпадал сам собой. Внезапно смуглая рука касается чёрной ткани плаща и нащупывает нечто похожее на конечность.

– Молодой человек! Извольте взглянуть на товар!

Капюшон спал сам собой, от неожиданности голова мотнулась и скинула кусок ткани, закрывающий лик. На обзор явились черты лица: это длинный чёрный волос, снисходивший до плеч, аккуратный нос, тонкие холодные губы, и глубокие очи, в которых сияет изумрудный блеск, излучавший свет и задор самой души. А на вид парнишка кажется только подростком, лет девятнадцати. Совсем молодым для такой жизни.

– И что же вы хотите? – Игривая, но удерживаемая в строгости интонация, для чернокожего торговца послужила сигналом.

– Ох, позвольте, – высокий мужчина, одетый в серые утеплённые, набитые мехом и войлоком «убранства», повёл к своей лавке, – посмотрите, какие у меня есть кинжалы. – Рука незнакомого торговца касается покрывала и отверзает его и сию секунду в тусклом свете блеснул металл.

– А откуда товар?

Чернокожий торговец широко растянул рот, да так, что аж зубы зловеще блеснули, и стало непонятно, он улыбается или оскаливается в злобе.

– Коммерческая тайна.

– Ага… ага.

Рука паренька водит по металлу и буквально щупает ручки и ножны оружия. Парень мельком заметил, что за прилавком у него стоит пара мешков с размельчённой и сушёной коноплёй. «Торговля наркотиком как отвод для глаз? Но от чего?»

Всё тихо и мирно, пока пальцы юноши не учувствовали на алой, вырезанной из дерева рукояти, значок, выплавленный из серебра, в виде папского креста. Как только зрительные и тактильные нервы донесли до мозга образ значка, руки и мышцы парня налились энергией, идущей от глубинного чувства злобы.

Несмотря на солидное количество людей, шныряющих средь торговых лавок, магазинчиков и киосков, юноша схватил руку торговца и за пару секунд её заламывает. Визг чернокожего парня никого не привлёк, ибо рыночные разборки стали более чем обыденностью и нормой. Зеваки уставились на картину и чуть менее сонно наблюдали за потасовкой.

– Откуда у тебя этот кинжал! – в гневе орёт парень, заламывая продавца всё сильнее. – Откуда ты его взял, гнида!

– Я его купил по поставке! – стонет и оправдывается торговец и, ощутив хруст, и болезненные ощущения взвыл ещё сильнее. – По поставке! Мне его поставили! А-а-а-а!

– Откуда?! – вопросительно взревел юноша.

– Новые Сиракузы! А-а-а! Ты мне руку сломаешь!

– Врёшь, сука!

– А-а-а! Отпусти! Иначе… а-а-а! – юноша заломил руку ещё сильнее.

– Лжёшь! – парень едва ослабил давление и приник к уху торговца. – Такой же кинжал носил мой друг, а потом я его нашёл мёртвым и без него. – И вновь приложив силу, юноша обращается с требованием, одним единственным. – Откуда!

– А-а-а! Я скажу! Только отпусти! – мольбы не подействовали на парня, и он вновь зажимает руку до такой степени, что суставы на грани того, чтобы порваться. – У Салима! Я купил его у Салима! – словно пытаясь оповестить весь рынок, кричит торгаш, снисходя до мольбы. – Только отпусти.

Имя получено, новая цель определена. Юноша мгновенно отпустил торговца и потянулся к прилавку, забирая длинный кинжал, с позолоченной рукоятью. Торговец остаётся в стонах и понимает, что вряд ли дойдёт сегодня до дома живым, так как сдал авторитетного человека, стремящегося остаться в тени.

Прицепив холодное оружие к поясу, юноша продолжает путь по рынку, накинув капюшон и продолжив путь в недра рыночного коллапса. Через пару секунд юноша скрылся в рыночной фантасмагории торговли, растворившись средь многотысячного народа.

Капюшон вновь опускается практически до носа, бросая таинственную тень на лик. Руки, ладони, пальцы напряжены в ожидании подлого нападения. В каждом попутном человеке парень усматривает потенциального человека, способного накинуться на него. Но пока всё обходится и в ответ на его взгляд, полный паранойи, являются только лицо, либо омрачённые от тяжести жизни, либо исполненные радостными выражениями, от облегчения.

Минута за минутой, и юноша вышел на небольшую, одну из нескольких десятков рыночных площадей, которую стал заваливать снегопад Аромат масел и запахи горелого металла и сожжённых микросхем с избытком заполняют небольшую площадку. Под подошвой сапога стопа почувствовала небольшой бугорок. Парень сделал шаг назад и на его взгляд попался комок проводов алого и синего цвета, испачканных в грязном снегу, валяющихся на серой плитке.

Парень поднял взгляд, осмотрел пространство и направился вперёд. Фигура, облачённая в плащ, изрядно запорошенный пошедшим снегом, переместилась от входа на площадь к одному из прилавков.

Настойчивая рыбная вонь, и жужжание мух с каждым шагом становятся всё настойчивее, а покупатели роятся возле лавки, словно насекомые над гнилушкой. Перед глазами предстают образы деревянного стола, на котором валяется куча разной по видам и величинам рыбы. Сам стол накрывается нечто похожим на плотный целлофан, скреплённый на каркасах, чтобы снег или дождь не заливали товар.

– Адис, подай покупателям! – прозвучало несколько отдалённо. – Ох, здравствуй. – С крапинами радости, и толикой удивления послышался голос, и юноша увидел, как от прилавка отстранилась плотная женщина. – Как же я давно тебя не видела. – Разведя руками, в попытках заключить юношу в объятия чёрного пуховика, покрытого рыбной слизью, стала подходить черноволосая широколицая девушка. – Иди сюда.

– Простите, тётушка Мария, – указав длинными худыми пальцами на нечистоты пуховика, попытался отстраниться юноша. – Вы на работе.

– Ах, да, – лик женщины тут же сбросил малую долю улыбчивости, голова едва припустилась. – Прости, всё время забываю.

– Ничего страшного, – ободрительным тоном изрёк паренёк. – Дядюшка говорил, что вы предпочитаете всех обнимать вместо приветствия.

– «Предпочитаете», – в голосе Марии мельком пробежало недовольство, сменившись на глубокую печаль, – мы же одна семья, точнее, то, что осталось от неё. Ладно, говори, зачем ты пришёл?

– Ты же всё знаешь про рынок. Скажи, где тут можно найти таверну «Чёрная Гарпия». Я уже не помню, где она находится.

– Как не помнишь, – мышцы лица сократились, выдавая картину непонимания и глубинного удивления на лике. – Туда же постоянно твой брат ходит, Яго, чтоб его непутёвого. – Женщина подняла руку и вытянула её, попутно говоря. – Возле мастерской по сбору роботов и дронов, ты найдёшь разрушенную церковь. Прямо за ней и будет таверна.

– Спасибо.

– Данте, будь только острожен.

– Со мной всё будет в порядке, – бровадно заявляет юноша. – Нечего за меня беспокоится.

– Прости, конечно, но так и говорила твоя мать. И до чего дошло? Сам помнишь, никто не знает, где её могила…

– Всё нормально будет, – отчуждённо кинул Данте и направился прочь от рынка, покидая рыночную площадь.

Вновь скрывшись за прилавками, уйдя на несколько метров прочь от прилавка, юный парень наткнулся на невысокое двухэтажное здание. Первый этаж обит нечто тем, что похоже на куски металла, в то время, как второй стоит «голый», непокрытый ничем и только холодный серый кирпич виднелся.

Практически все окна закрыты специально приделанными металлическими пластинами, полностью покрывшими оконное пространство. У массивной металлической двери, открытой нараспашку, гордо вытянувшись взирает яркими алыми очами странное существо. Позади него, из недр здания вырываются звуки настойчивого стука молотков, жужжания пил и стрекотание работающей сварки. А само существо, представленное механизмом с четырьмя руками собранном из всякого мусора, а голова вообще отчётливо даёт понять, что её сняли с робота-богомола, предназначенного для гладиаторских ям.

– Эй, – донеслось из мастерской, – айда ко мне и закрой дверь!

Через секунды на половину ржавый, собранный из мусора, робот запахнул за собой металлическую дверь и скрылся за стенами.

«Мастерская тут, значит, церковь рядом» – пронеслось в мыслях парня и он направился дальше.

Ещё несколько раз ему попадались самые разнообразные механизмы. В таком городе-государстве, как Сиракузы-Сан-Флорен можно встретить всего несколько десятков человекоподобных дронов, наделёнными практически разумом гоминида. Все остальные механизмы в городе-государстве играют роль разве что рабочей силы, или инструментов удовлетворения самых низменных похотей. Сеть борделей, где свою ревностную службу несут не обладательницы плоти, а сконструированные из металла существа, способных предложить самый широкий спектр удовольствий.

Парень быстренько минует разрушенный храм. Церковь, исполненная мрамором и камнем в готическом стиле, блиставшая великолепием, излучая золотую роскошь на пике расцвета города, сейчас представляет собой жалкое явление. Средь груд камней влекут жалкое существование ещё не потерявшие веру в Бога. Единственный, и последний на весь город, священник, ревнитель старокатолических идеалов, несёт каждый день свою горестную и мрачную службу. Под руинами церкви, сделав маленький туннель для доступа на нижние уровни, священник хоронит всех тех, кто погиб, продолжая веровать. В изодранном балахоне, покрытый липкой грязью и пропитанном потом стихаре, под проливными дождями или в снежную бурю, святой отец ни на один день не прекращает нести службу.

– Данте! – окликнул парня священник. – Постой!

Юноша тут же остановился. Он повернулся и тут же его глаза усмотрели картину, как священник прыжок за прыжком, пытаясь как можно быстрее подойти к парню, бежит по камням разрушенной стены. И через секунды, преодолев расстояние от того, что осталось от алтаря до юноши, священник заключил парня в дружеские объятия.

– Благослови тебя Господь, Данте. – Исполнив крестное знамение на парне, вымолвил служитель погибшей церкви.

– Здравствуйте, святой отец, – чуть склонив голову, в почтении изрёк парень. – Как у вас дела?

– Как тебе сказать, – высокий, кареглазый черноволосый мужчина, с неаккуратно подстриженной бородкой, мужчина окинул взглядом храм, обращённый в развалины; в ответ виднеется лишь груда камней, единственная оставшаяся стена и площадка под мессы; возле церкви и на её развалинах живут люди, в палатках, шалашах и посреди кучей мусора, умирая от болезней и закашливаясь до крови от инфекций. – Не очень хорошо. – Мрачно продолжает священник, приложив два пальца к соляным озёрцам у глаз. – Я несколько раз писал в Департамент Обращений Городской Республики, что бы нам выделили хоть что-то для жизни. Десять писем. Один ответ.

– Что говорят?

– А ничего. Отписываются, чтобы я молился своему Богу, может он что-нибудь нам и подкинет.

– Вот подонки! – в гневе вырвалось у Данте.

– Тише, мой мальчик. Не гневайся, ибо гнев это плохое чувство, ведущее нас к страхам и страданиям. Не дают и не дают, будем уповать на милость Божию.

– Конечно, а они тем временем будут жиреть за счёт поборов, сверхдоходов и роскошных подарков от банд, удерживающих наш родной Сиракузы-Сан-Флорен. Это печально.

– Я понимаю твоё уныние и твой гнев, но не смей дать им захватить власть в твоём сердце. Наш дом стал оплотом для шакалов и прочей нечисти, прости меня Господи. Но мы должны оставаться верны Богу и благу родины, какой бы она не была.

– Вы, несомненно, правы. Что ж, советую в вашем положении обратиться к Регенту Республики. Говорят, он временами, если может, то помогает.

– Конечно, сын мой, но я тебя окликнул по другой причине.

– Какой? – вкрадчиво прозвучал вопрос.

– Насколько я помню, у тебя вчера было девятнадцатилетние. Я знавал твою матушку ещё в бытность свою слугой при церкви в те времена, когда у нашей церкви стояла ещё одна стена. Как то ночью, когда хлестал промораживающий дождь, она пришла ко мне с одной просьбой. Тогда, перед тем, как сгинуть в вихре бандитских разборок, она передала мне эту шкатулку, когда тебе станет девятнадцать лет. – Протянув окованную начищенным железом, похожую на маленький сундучок, шкатулку, выговорил священник. – Она сказала, что лучше будет тебе это передать в девятнадцать лет. – Протягивая и ключ от неё.

– Спасибо, отец Патрик. Как же я могу вас потом отблагодарить? Вы столько сделали для нас.

– Никак. А теперь прости, мне нужно возвращаться к службе.

Священник отстранился от разговора и направился к себе в церковь, устраивать мессу. Парень же не стал долго тут стоять. Он убрал шкатулку под объёмный плащ и направился дальше. И через минут пять прогулок среди мусора, разбитых улочек и разрушенных домов, юноша натыкается на сравнительно целую постройку.

Одноэтажное, собранное из красного и белого кирпича, как лоскутное одеяло состоит из различных кусков материи, здание больше напоминает бараки, нежели таверну. Юноша подошёл к стенам, заваленными мусором и нечистотами, припорошенными обильно идущим снегом. Походив пару минут, Данте натыкается на вход, представленный каменной лестницей, уходящей вниз, будто в подвал. Парень решается спуститься.

Пройдя за порог, перед парнем предстают далеко не ресторанные виды. Кучи недоеденной еды на полу, которой лакомятся крысы и тараканы. А что ещё съедобно подбирали с пола и вновь кладут в тарелки, подавая на корм гостям. Вонь стоит страшная и, причём неописуемая. Ароматы нечистот, запахи гнили, амбре от варева смешались в единый смрадный каскад породив то, что даже описать нельзя.

Антураж таверны явил собой образ далеко постапокалиптической забегаловки, выдержанной в стиле тёмных веков. Чёрный, грязный пол из бетона; обшарпанные стены, измазанные в субстанции, ставшей смешением крови, льющейся литрами на драках и тошнотой, вызываемой от постоянной передозировки алкоголем. Всего десяток квадратных столиков и по четыре стула за каждом. Где-то в углу расположилась нечто похожее на барную стойку, где еле держась за бочонок с пивом, стоит пьяный в стельку владелец.

В потолке пробита огромная дыра, а к ней приставлена лестница. Оттуда периодически спускались люди в обносках, чтобы подать пищу на столы и принести выпивку. Внезапно имя парня, произнесённое в крике, отрывает юношу от созерцания «прекрасных» видов таверны:

– Данте! – прозвучал задорный призыв. – Давай к нам!

За столиком, расположенного возле большущей дыры между стыком первого этажа и подвала у самой стены, сквозь мрак проступают две фигуры. Юноша осторожно направился туда, а как увидел знакомое лицо присел на табуретку, сев по центру, выполняющую роль стула.

– Проклятье, долго мы тебя ждём. – Вымолвил парень, сидящий под самой дырой, что заставляет его постоянно отряхиваться от снега.

– Яго, зачем ты привёл меня в это место?

– Познакомить тебя с человеком, который поможет нам решить все проблемы.

Данте повернул голову, и образ незнакомца тут же отдался в душе волной недоверия. Кожаное пальто закрывало тело, широкая шляпа едва сползла на лицо, отчего тусклый свет озаряет только мощный подбородок. Ладони покрылись кожаными перчатками, а в кобуре, хорошо видневшейся, блистает револьвер.

Другой юноша, коротко подстриженный, с выдающимися крупными чертами лица, носящий рваную кожаную куртку, с такими же изумрудными глазами, похожим характером, но более энергичным, вновь заговорил:

– Брат, нам нужно кончать то дело. Ты нашёл торговца?

Осмотревшись по сторонам, поняв, что в заведении никого кроме них нет, Данте спокойно отвечает:

– Да, он сказал, что купил кинжал у Салима. Откуда ты вообще знал, что кинжал у торгоша?

– Увидел как-то, но был слишком занят, чтобы его… м-м-м… допросить.

– Так ребятки, мне никто не расскажет, зачем меня позвали сюда? – Звучит вопрос от загадочного мужчины.

– Это кто? – ткнув пальцем в мужчину, вопрошает Данте. – Что он вообще тут делает?

– Это тот, кто нам поможет. Данте, пойми, мы должны отомстить за смерть друзей. Я поговорил с некоторыми парнями, они согласились подтянуться и рассчитаться за убийство.

– Хорошо, тогда давай я нашего помощника посвящу в детали.

– Буду рад. – Криво улыбнувшись, произнёс мужчина.

– Всё началось месяц назад, когда стали поступать первые угрозы о том, чтобы мы пошли прочь с «Серого Рынка». Мы с нашими друзьями занимались торговлей тем, что ещё можно было назвать едой. Кому-то не понравилось, что мы нарушаем монополию на их торговлю. И тогда владыки того рынка устроили самосуд и казни. – Внезапно Данте слегка хлопает по столу, высвобождая злобу, шум удара разнёсся по всей таверне. – Пятеро наших друзей погибли от рук тех мразей. Я и сам едва не погиб от рук убийцы.

– Мы не собираемся оставлять это просто так. – Заговорил Яго. – Мы заставим отплатить убийц.

– Тише, ребятки. – Говоря, чуть поднял руку мужчина. – Я работаю на рынке услуг наёмников несколько лет и знаю всех глав рынков. Я вам немножко помогу. Вам нужен не Салим.

– Тогда кто?

– Ну, Салим это всего лишь исполнитель. Вам нужен заказчик, а сами понимаете, кто им может быть.

– Глава рынка. – На выдохе молвит Яго. – Но как нам…

– Его найти? Победить? – Перебил наёмник Данте. – Никак. Я могу помочь вам найти его особняк, но не буду это делать, пока не заплатите. У меня даже есть парни, но работать они тоже будут за деньги.

Данте взглянул на Яго, копошащегося у себя в карманах. Через секунду он вытаскивает несколько десятков помятых серых купюр с номиналом «10000» и протягивает их наёмнику. В ответ послышался лишь смех, переходящий в иронию:

– Этого хватит только на то, чтобы я вам указал сторону, в которой находится особняк. Не более того.

Юноша в плаще прикоснулся к небольшой шкатулке и поставил её на стол. Звучание ключа, поворот замка и ларчик отворился, демонстрируя содержимое. Микросхемы для человекоподобных роботов, перемешались с блистающими маленьким слитками золота, украшения и драгоценные камни перемешались с купюрами с номиналом «1000000».

– Хм, за это можно целую армию нанять. Откуда у тебя всё это, паренёк?

Внезапно спокойную обстановку разрывают тяжёлые шаги с постукиванием металла и странные визги. Данте молниеносно оборачивается и видит, как двое широких мужчин, облачённых в странные одежды с металлическими элементами, держат за шиворот негра-торговца.

– Это он! Он меня зажал! – Указывая на Данте, верещит торгаш.

– Смерть тебе! – Крикнул кто-то из бандитов.

Негра тут же отбросили в сторону с такой силы, что послышался хруст костей. Данте отлично понимает, кто это такие и что с ним хотят сделать. Он быстрым движением руки достаёт вытянутый гидравлический пистолет футуристической конструкции и сжимает курок. Глухой звук плевка, прозвучавший два раза, ознаменовал две выпущенные иглы, пробившие глаза и вошедшие в мозги. Двое верзил тут же рухнули наземь, без чувств.

На звук падения высунулась одна разносчица еды и выпивки. Она не кричала, просто тяжко выдохнула от осознания того, что ей придётся оттаскивать три тела.

– Прирождённый воин! – Вскликивает незнакомец, пару раз хлопая в ладоши, и обращает взгляд затемнённых глаз прямо на Данте. – Хорошо, я помогу вам. Можете позвать даже ваших парней. Будет веселее.