Как он и предполагал, начальник конторы надолго задумался о выгоде экономии и опасности риска.
В обеденное время он прислал человека, который сказал, что никаких новшеств не будет. К концу рабочего дня тот же человек пришел снова, нагруженный книгами и схемами ограждения речных фарватеров. Следующим утром Крутицкий сказал:
- Раз уж затеяли это богоугодное дело, так поторапливайтесь. Я договорился с Речной инспекцией, чтобы через неделю у вас приняли экзамен.
- Дело затеял не я, - сказал Овцын. - Идея совмещения морской и речной профессии принадлежит капитану Архипову.
- Архипову... - поморщился начальник конторы. - Ах, да... Вы же
вчера говорили.
- Во всеуслышание, - подтвердил Овцын.
- Какая разница! - махнул рукой Крутицкий. - Действуйте. Занятия будет вести капитан-наставник Галкин у вас на «Кутузове».
Первое занятие капитан-наставник Галкин начал с заявления, что река - это ни в какой степени не море и что если у кого есть по этому поводу сомнения, тот вправе покинуть аудиторию. Его заверили, что сомнения не возникают. Капитан-наставник продолжил:
- В море вы можете своим плавсредством хоть балет танцевать. Па-деде, адажио и вальс цветов. Акватория позволяет. А что есть река? Река есть провод, и пароход должен бежать по нему, как электрон. Путь на реке один-единственный, и от того, насколько точно вы его придерживаетесь, зависит ваш успех, ваша безопасность, покой и благополучие вашей семьи.
Манера капитана Галкина вести урок понравилась. Шесть часов, три до обеда и три после, не утомляли. На четвертый день занятий капитан Галкин раздобыл речной буксир и устроил практику. Отрабатывая маневры и правила, дошли вверх по пустынной еще Неве почти до Петрокрепости и тут встретили Ладожский лед. Он двигался сплошной стеной, скрежеща, вспучиваясь, выкарабкиваясь на отлогие берега. Люди оттаскивали повыше черные лодки.
- Лед молодец, - сказал капитан-наставник Галкин. - Пошел очень вовремя. Пока он сойдет, отшлифуем полученные знания. Устрою вам зачет, а потом достойных допущу к экзамену.
Буксир повернул обратно. Вернувшись в Ленинград, застали там сырой туман, холод и северо-восточный ветер. Потом всей компанией пообедали на «Кутузове». Хоть время обеда давно прошло, у Ксении все было наготове.
- Гаврилыч опять гуляет? - спросил у нее Овцын.
- Мы через день, - сказала Ксения, и Овцын усомнился, потому что помнил, что вчера она тоже работала.
- Устаете? - спросил он.
- Не смертельно.
Утром Овцын, как обыкновенно, зашел в контору, и Крутицкий поздравил его со вскрытием Ладоги.
- Дней через пять выпущу вас, - сказал он. - Нечего зря место занимать. Правда, на Онежском озере еще лед, но это, бог даст, не надолго. Если что, в Вознесенье отстоитесь. Как ваши занятия?
- К финалу, - сказал Овцын. - Думаю, уже можем сдавать.
- А все сдадут? Ведь я надеюсь.
- Сдадут. Хитрого в этой науке ничего нет.
- Еще одно, - сказал Крутицкий, когда Овцын поднялся со стула и собрался прощаться. - Центральная кинохроника интересуется нашей экспедицией. Возьмете двух корреспондентов?
- Почему бы и нет? - сказал Овцын. - Посмотрим, каковы мы на экране. На весь рейс или до Архангельска?
- На весь, естественно. Самое интересное - Арктика. Если до нее не добраться, так нечего огород городить. На днях приедут, я пошлю их к вам. Устройте.
- Пусть будет кинохроника, - кивнул Овцын.
Он пришел на теплоход, отсидел три часа занятий, пообедал и отправился навестить Бориса Архипова - тот почему-то не был на занятиях. Капитан «Шального» ходил по своему буксиру в праздничном виде, помолодевший, необыкновенно свежий и глаженый, в тужурке с галунами и орденскими планками, из-под рукавов которой спускались на кисти рук белоснежные манжеты.
- Какие новости в конторе? - спросил Борис Архипов.
- Дней через пять выйдем. Мне грузят двух корреспондентов кинохроники. На Онеге еще лед. - Овцын, прищурившись, оглядел Бориса Архипова. - Ты приглашен на дипломатический прием?
- Просто по Неве идет ладожский лед. - улыбнулся Борис Архипов.
- Странная связь.
- Для непосвященных, - подмигнул ему Борис Архипов, взял под руку и повел в каюту.
- Опять пить кофе? - спросил Овцын.
- Сделаем передышку. Сегодня будем пить шампанское.
- Человек-загадка, - вздохнул Овцын и уселся на диван.
Борис Архипов отодвинул вентиляционную решетку, достал из трубы бутылку, осторожно откупорил и налил шампанское в бокалы. Уже подняли их, когда зашел вахтенный матрос и доложил:
- Товарищ капитан, к вам буфетчица с «Кутузова». Пустить?
- Олух царя морского! - рявкнул Борис Архипов и, оттолкнув матроса, выбежал из каюты.
Матрос, не обидевшись на «олуха», протянул руку в сторону стоящего в углу спиннинга, сказал:
- Знаете, это команда подарила.
- Борис Никитич не увлекался рыболовным спортом, - заметил Овцын.
- Спиннинга не было, - рассудил матрос и ушел, не закрыв дверь.
Борис Архипов, сияя, ввел в каюту Ксению. В руках у нее был торт и
пакет, перевязанный розовой ленточкой. Овцын встал.
- Теперь ясно, - сказал он.
Достал из тужурки мозеровский полухронометр, самую драгоценную свою вещь (Борис Архипов это знал), покачал его на стальной цепи перед Борисовым лицом и опустил тяжелую чечевицу в его верхний карман, под орденские планки.
- Владей, - сказал он и поцеловал его в щеку. - И да живешь ты не меньше, чем дед твой, архангельский архиерей. Что ж ты, злыдень, даже Ксению Михайловну предупредил, а мне ни полслова?
- И четверть слова не говорил, - замотал головой Борис Архипов.
Он взял из ее рук пакет и торт, торт поставил на стол, пакет бросил на диван, потом поцеловал руки.
- Говорили, Борис Никитич, - улыбнулась Ксения. Помните, в Ясногорске: «Придем в Ленинград, и стукнет сорок». Выяснить подробности не представляло труда.
- Однако этот тип не выяснил. - Борис Архипов ткнул пальцем в Овцына. - Тем не менее за хронометр спасибо, сынок. Не жалко?
- Еще как жалко! - сказал Овцын. - А иначе какая же в подарке ценность?
Он усадил Ксению на диван и разрезал торт. Борис поставил на стол третий бокал, бережно налил вина.
- За ваше счастье, Борис Никитич, - сказала Ксения серьезно и немножко печально. - Пусть все ладится у вас в жизни. У вас еще будет много хорошего. У вас будет много радости.
- Да... Сорок лет... - проговорил Борис Архипов. - Дата. Цифра.
- Небольшая, - сказала Ксения.
Они выпили вино, сели. Все понимали, что сорок лет - это порядочно и что единственная радость, которая нужна сейчас Борису Архипову, недоступна ему. Поэтому было грустно. Овцын дотянулся до блюдечка, положил на него кусок торта и поставил перед Ксенией. Она ела торт и говорила о том, как ей нравится Ленинград, и вообще все это плавание, и ее работа, и люди, и какое это счастье - не сидеть на одном месте, и как ей было тоскливо, когда она знала только дорогу от дома до техникума, где преподавала английский язык юнцам, которым он был совершенно неинтересен...
Борис налил еще вина, и опять выпили за его успехи.
- Мыть каюты вам тоже нравится?- спросил он.
- Нравится, - сказала Ксения.
- Особенно одну. Капитанскую. - Борис вздохнул, повернулся к Овцыну. - Подай-ка мне, сынок, этот изящный пакетик.
Он порвал розовую ленточку и развернул бумагу.
- Галстуки... - улыбнулся он и ласково посмотрел на Ксению. -Ксюшенька даже заметила, что я таскаю засаленные галстуки... Вот и обновка капитану Архипову. Вы, Ксюшенька, золотая женщина. Переходите ко мне. Честное слово, вас здесь будут больше ценить, чем на том плавающем пансионате.
- Тебе нельзя пить по два бокала шампанского, - сказал Овцын. - Ты начинаешь бредить.
- Возможно, - сказал Борис Архипов. - Попробую выпить третий. А вдруг от него вернется рассудок?
Он добыл из вентиляционной трубы еще бутылку, откупорил, разлил
вино.
- Это выпьем за Ксюшу, - сказал он. - Пусть она всегда будет такой же доброй и прекрасной, как сейчас. Пусть желания ее сбудутся.
- У меня нет несбывшихся желаний, - засмеялась Ксения. - Все равно я
выпью, раз уж Алексей Гаврилович сегодня командует на камбузе.
- Вот мы и сделали из вас моряка, - сказал Овцын. - Представляю, как охнет ваша мама в Рязани, когда вы вернетесь домой и скажете: «А ну-ка, старуха, смотайся па камбуз, пошуруй в бачках, нет ли чего горяченького порубать?»
- Не исключено, - сказала Ксения.
- Не надо, Ксюша, - попросил Борис Архипов. - Не привыкайте к жаргону. Кто бы знал, как мне надоело это заразное соленое словцо! Ну его к аллаху!
Овцын допил вино, сказал:
- Вы народ вольный, а мне пора на занятия. А то капитан-наставник Галкин рассердится.
Он вышел из жаркой каюты, спустился на набережную, и в голове чуточку шумело шампанское. Резкий холодный ветер отогнал от «Кутузова» любопытных, остались лишь стойкие пенсионеры в зимних шапках и длиннополых, застегнутых на все пуговицы габардиновых плащах. По ртутному небу неслись рваные коричневые облака. С каждым глотком воздуха в легкие вливалась сырость. Странно было, что нет дождя. Льдины плыли и плыли по Неве. Из одной, как пушка из борта линкора, торчало черное бревно. На него опустилась чайка, но тут же взлетела, покружилась и села на воду меж льдин.
Овцын подошел к трапу «Кутузова», остановился. Представил, как капитан-наставник Галкин, насупливая седые брови, провозглашает для сведения беззаботных моряков, избалованных широкими акваториями: «От того, насколько точно вы придерживаетесь фарватера, зависит ваш успех, ваша безопасность, покой и благополучие вашей семьи!» Интересно, что сказал бы капитан-наставник Галкин, если бы его попросили пройти от Таллина до Ленинграда?
Овцын засмеялся, махнул рукой и пошел в кино.