Они допивали шампанское в маленьком зальце аэропорта, сотрясаемом ревом самолетов. Згурский, долго молчавший, мрачный и опять небритый, наклонился к Овцыну, прошипел в ухо:

- Мне все известно. Я вам этого не прощу. Я буду жаловаться.

- В чем дело? - удивился подслушавший зловещий шип Згурского Соломон.

- Он обесчестил девушку! - громко заявил Згурский.

- Заткнитесь, Вадим, - сказал Овцын. - У девушки не убавилось чести оттого, что она стала моей женой.

- Чхт-то? - поперхнулся оператор.

- Запейте, - сказал Овцын и протянул ему бокал.

Згурский выпил до конца, спросил:

- Эра, это серьезно? Об этом можно сообщить Леночке?

- Всему свету, - сказала Эра.

Объявили посадку. Они пошли позади; и когда идти было уже некуда, он положил пуки ей на плечи.

- Наверное, зря улетаю, - сказала она.

Зябнувшая стюардесса торопила.

Он приподнял Эру, поставил на первую ступеньку трапа.

- Лети, - сказал он. - Ничего не бывает зря. Неужели ты думаешь, что жизнь так расточительна?

- А ты не застрянешь во льдах?

- Я постараюсь.

Стюардесса страдальчески устремила глаза в небо и сунула руки под мышки.

- Ты знаешь, как я тебя буду ждать? - спросила Эра.

- Знаю.

- Значит, ты позвонишь мне, когда придешь в Тикси?

- Нет. Я прилечу в Москву даже без телеграммы.

- Тогда я вышлю тебе в Тикси ключи. Нет, ты возьмешь их сейчас, у родителей где-то валяются вторые. Я отберу.

Она вынула из сумки два ключа на медном кольце и отдала ему. В проеме люка показался пилот. Стюардесса скрючила струнку рта в гиперболу и пожала плечами.

- Иди, - сказал Овцын. - Они не хотят улетать без тебя.

- Дураки, - сказала Эра, притянула к себе его лицо и прижалась к нему губами.

- Теперь уже скоро, - сказал пилот.

Они рассмеялись, даже вконец продрогшая в куцем френчике стюардесса улыбнулась. Эра побежала по трапу, все скрылись в люке, захлопнулась дверца, и аэродромные служители оттащили трап. Самолет заревел, задрожал, покатился, взлетел и скоро исчез, проткнув низкое пасмурное небо. Овцын перевел взгляд на ключи, подбросил их на ладони, покачал головой.

- Вот ведь как бывает, - пробормотал он и опустил ключи в карман. -А что, встретились бы мы в жизни, не случись этой ее командировки?

Он все думал об этом, добираясь с аэродрома к восемнадцатому причалу, где стояли сейчас два судна, на которых он был капитаном. На столе его кутузовской каюты лежал неподписанный еще акт сдачи-приемки, а на «Титане» лежал точно такой же, но уже подписанный акт. Завтра он подпишет первый - и с «Кутузовым» покончено. Все ясно, кроме того, как пристроить Ксению. Она получила расчет па «Кутузове», но не уехала, жила в той же каюте, ничем не напоминая Овцыну о себе. А он помнил о Ксении и не мог решить, что же делать.

Овцын пошел на флагманское судно, к начальнику перегона.

Георгий Сергеевич Левченко, мужчина добродушный, но строгий, благообразной внешности, хорошо откормленный и ухоженный, самый, пожалуй, авторитетный капитан в экспедиции, встретил Овцына, как издалека вернувшегося родного брата, широко раскинул руки, обнял и некоторое время ласково похлопывал по спине. Наконец спросил:

- Проводили своих?

- Проводил, Георгий Сергеевич, - сказал Овцын. - Только не всех. Один человечек застрял, хочет идти дальше.

- Что же это за такой настойчивый человечек? - прищурился начальник перегона, и Овцын ответил:

- Моя буфетчица.

- Штатов нет, - покачал головой Левченко.

- Я знаю, - сказал Овцын. - И все-таки надо ее взять. Давайте подумаем, Георгий Сергеевич.

- Ей что: заработать надо или другая причина?

- Другая. Вы ведь слыхали ее историю?

- Слышал, слышал... Подумаем, говорите? А что мы можем придумать? - хитро прищурился Левченко, и глаза его пропали в пухлых щеках.

- Я ничего не могу придумать, - сказал Овцын. - А вы можете, Георгий Сергеевич. Не было еще такого случая в истории северных перегонов, чтобы вы не помогли хорошему человеку.

- Такой молодой, а уже льстец, - засмеялся начальник перегона. - Ну, начнем думать. Установим исходные данные: какое у нее образование?

- Высшее филологическое.

- Видите - самое подходящее для арктического плавания, - закивал головой Левченко. - Но допустим, мы не знаем, что оно филологическое, а знаем только, что оно высшее.

- Допустим, - сказал Овцын.

- Теперь следующее исходное: у меня есть штат метеоролога, - сказал Левченко. - Человека на этот штат я ни в Ленинграде не мог раздобыть, ни в Архангельске. А здесь и подавно. Штат, конечно, вздорный, из пальца высосанный, опытный капитан в погоде разбирается лучше среднего метеоролога.

- Вы хотите сказать, что можно взять ее метеорологом? - удивился Овцын.

- Почему бы и не помочь человеку? - пожал плечами начальник перегона. - Разве она не сможет выслушивать метеосводки, наносить стрелки на контурные карты и определять силу ветра анемометром ? За академический час этому научится. Большего от нее не потребуется... И вообще, - он вздохнул, - подлинную нашу специфику ни один метеоролог не знает, а то, что они знают, нам ни к чему. Они у меня бывали на караванах. Насмотрелся.

- Зачем же штат? - спросил Овцын.

- Не я же его вводил... Скажите этой вашей утопленнице, пусть придет ко мне. Кстати, она симпатичный человек?

- Мне нравится, - сказал Овцын.

- Вот и прекрасно, - улыбнулся начальник перегона своей хитроватой улыбкой. - Знаете, Иван Андреевич, скажу вам, как родному, только вы уж меня не выдавайте...

- Не выдам.

- Самая большая мне, старику, радость в жизни - пообщаться с симпатичным человеком... А здешний капитан мне ох как несимпатичен! Проныра, жадина, кулак, подхалим. И фамилия у него неблагозвучная: Жолондзь. Можно, я к вам на «Титан» со своим штабом перейду? Штаб не так уж велик - замполит, доктор и бухгалтер. Примете?

- С радостью сердца, Георгий Сергеевич, - сказал Овцын.

- Ну, радости вам от меня будет мало, - пригрозил Левченко. - Во-первых, я только на берегу такой добренький. Во-вторых, займу вашу каюту. Вам придется жить в каюте старшего. В-третьих - Вы уже не единоначальник.

- В море капитан судна всегда единоначальник,- сказал Овцын. -Пусть хоть сам министр присутствует.

Начальник перегона обрадовался, потер руки.

-Жолондзь со мной так не смел разговаривать. С вами не соскучишься, Иван Андреич. Словом, завтра я к вам и переселюсь. Только уж вы меня почитайте.

- Я вас давно почитаю, Георгий Сергеевич, - серьезно сказал Овцын, потому что и в самом деле давно уважительно относился к капитану Левченко.

Решив судьбу Ксении, он вернулся на «Кутузов». Там было суетно и весело. Речники готовились к выходу. Овцын поднялся в свою каюту. Капитан Седых сидел у стола, обложившись техническими описаниями.

- Вроде все в порядке, Андреич, - сказал Седых. - Давай подпишем

акт.

- Давайте подпишем, если все в порядке, - сказал Овцын.

Седых взял перо и принялся выводить в нужных местах аккуратные подписи. Овцын подписался небрежно, но тоже разборчиво. Потом стоя выпили по рюмке водки, крепко пожали руки.

- Счастливо вам плавать, капитан Седых, - сказал Овцын. - Это хороший теплоход.

- Я вижу, - сказал Седых. - И тебе счастливо. На Лену идешь?

- На Лену.

- Дойдешь.

- Постараюсь.

Овцын положил в карман копию акта и спустился в каюту Ксении. Она лежала на койке, подложив руки под голову, в красивом платье - она была в нем, когда ездили в Ясногорск, вспомнил Овцын, и утром, когда провожали

Бориса. Борис увел «Шального» вверх по Енисею, как проводили его, так она с тех пор, наверное, и лежала. Черные модные туфли валялись у койки.

- Это вы, - сказала она, не двинувшись. - Садитесь.

Он присел рядом, спросил:

- Грустите?

- Грущу.

- Может быть, пора к маме?

Она скосила на него глаза, проговорила:

- Я уже в таком возрасте, когда мама не спасает от грусти.

- А что спасает?

- А надо ли спасаться? - усмехнулась она.

- Пожалуй, надо. Вам нашлось место.

Ксении приподнялась на локте, взглянула ему в лицо, спросила:

- А как же буфетчица с «Титана»?

- Пойдете метеорологом.

- Забавно! - произнесла Ксения, снова легла и засмеялась. - Почему же не штурманом? Хватит у вас могущества, чтобы взять меня штурманом?

- Не хватит, - покачал головой Овцын.

- А метеорологом - это на «Титане»?

- Да. Получилось так, что «Титан» пойдет флагманом.

- И вы будете самым важным на караване?

- Важнее меня будет начальник перегона... Ксана, может быть, не надо? Может быть, поедете домой? Сколько это может длиться? Я ведь не чурбан с ушами, мне не сладко смотреть на ваши муки, мне не радостно чувствовать себя злодеем...

- Какие муки? - перебила она его. - Какое злодейство? Вы смешной человек! Не думайте об этом.

- Я не могу не думать об этом. И в конце концов, - он повысил голос, -если вы не мучаетесь, то мучаюсь я.

- Да... - произнесла она, приподнялась, прислонилась щекой к его плечу. - У вас хорошая душа. Но в глубине. Очень дальней...

И когда он ласково обнял ее плечи, она отстранилась, сказала: - Не жалейте меня. Что вы выдумали? Поверьте, что я не пропадаю. И не пропаду. Идите, Иван Андреевич.

Он встал, напомнил ей:

- Начальник перегона ждет вас, - улыбнулся, - хочет посмотреть, симпатичный ли вы человек. Когда будете заполнять листок по учету кадров, в графе образование поставьте одно слово «высшее». Графу «профессия» не заполняйте.

- Спасибо, - сказала Ксения. - Какую-нибудь пользу я принесу и в этом качестве. Смешно... Метеоролог!

- Только уж обо мне заботиться вам не придется, - сказал он. - Это может быть истолковано превратно.

- Наивный вы человек, - вздохнула Ксения. - Есть вещи, которые невозможно истолковать превратно. У них только один смысл.

- Это вы наивный человек, - сказал он. - Потому что есть люди, которые и эти вещи истолковывают превратно.